Текст книги "Пожиратели таланта. Серебряная пуля в сердце (сборник)"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

17

На кладбище к Кате Желтковой подошел незнакомый ей молодой мужчина в черном костюме. Она заметила его во время погребения – он стоял поодаль от могилы, и складывалось такое впечатление, будто он не хочет, чтобы его увидели.

Катя искала среди пришедших проводить Вику того парня, который был у нее дома и представился женихом сестры, Виталием, но так и не нашла. Видимо, он решил не искушать судьбу и забыть о своей невесте, не говоря уже о том, чтобы принять участие в судьбе Ларочки.

– Вы Катя Желткова? – спросил мужчина и кашлянул в кулак. От него пахло хорошим одеколоном. Хотя сейчас, на кладбище, этот запах казался неуместным, вульгарным.

– Да, а вы кто? – Ей так и хотелось спросить этого красавца-брюнета, уж не очередной ли он жених сестры или любовник, явившийся, чтобы вернуть себе очередное кольцо или вообще – деньги! Какая-то агрессия появилась в Катиной натуре после всех этих похоронных хлопот, после разговоров с родственниками, которые сейчас уже прямо в лицо выговаривали ей свое возмущение из-за того, что она все еще не удочерила Ларочку.

– Поговорить надо.

– Знаете, я спешу. Меня машина ждет. Мне надо домой.

– Хорошо, тогда поговорим по дороге. Я провожу вас…

Ей было неприятно, что именно в тот момент, когда ей захотелось остаться одной у могилы сестры, какой-то Викин любовник собирается пристать к ней со своим разговором. Да и о чем можно вообще с ним говорить, когда Вики уже нет?!

– Хорошо, пойдемте, – сердито ответила она и в последний раз поправила венки на могиле. – Вы кто и что вам от меня нужно?

– Меня зовут Виталий. Я, можно сказать, жених… Вернее, был женихом вашей сестры Виктории.

– Что-что?! – Катя даже остановилась, чтобы взглянуть в лицо этому прохвосту. – Мне вот даже интересно, и сколько же женихов с именем Виталий было у моей бедной сестры? Может, еще и фамилия ваша Юдин?

– Ну да… – Он ошарашенно посмотрел на нее. – А вы откуда знаете мою фамилию?!

Ей даже показалось, что он испугался.

– Да просто несколько дней тому назад у меня дома уже был один мужчина, который назвался точно так же, как и вы, – Виталием Юдиным.

И тут этот Виталий номер два как-то нехорошо улыбнулся и покачал головой, ухмыльнувшись:

– Вот гад, опередил меня… Значит, он успел застать вас еще в вашей квартире, да? У меня и адрес ваш есть, он был записан вот здесь, – и он достал из кармана листок с написанным на нем почерком Вики телефоном и адресом Кати. – Это страница из тетрадки вашей сестры, той, что она держала в салоне. Узнаете?

– Ну да, узнаю. И что же?

– Тот парень, назвавшийся Виталием, был такой высокий, крупный, с худыми ногами, да? Ну, у него еще скулы такие широкие и глаза тоже широко расставлены…

– Да, это он. И что? Кто же из вас настоящий Виталий? Кстати говоря, он плел мне что-то о деньгах, которые якобы оставались в машине Вики…

– Каких еще деньгах? – нахмурился «Виталий».

– Ну, о тех, которые он якобы дал для того, чтобы Вика готовилась к свадьбе, на кольца там… Он сказал, что у нее должно было быть что-то около ста тысяч рублей..

– Вот как? Странно… Что ж, он явно человек с фантазией.

– Послушайте, оставьте меня наконец в покое! Я не хочу знать ни о каких женихах своей сестры! Ее нет, и все остальное уже не имеет смысла. Может, у нее в машине и были какие-то деньги, но мне в полиции сказали, что денег там не было. Вам, мужикам, от нас только одно нужно, и все эти разговоры о свадьбе и подарках… Все это чушь собачья! Потому что, если бы вы или тот, другой Виталий, любили Вику по-настоящему, то знали бы, что у нее есть дочка и что она сейчас в детском доме. Может, я и удочерила бы Ларочку, да мне ее не отдадут – по той простой причине, что у меня нет денег, а вот другой дамочке, с деньгами, отдадут… Точно отдадут! Непонятно, откуда она вообще взялась?! Позвонила, попыталась со мной поговорить, нахалка! Мол, девочке с нами будет лучше! Да почем она знает?! Конечно, когда деньги есть, все проблемы решаются сами собой! Вы все смотрите на меня как на захватчицу Викиной квартиры… – вдруг не выдержала она, – …и не понимаете, что я – ее единственная наследница, и ничего нет особенного в том, что ее квартира досталась мне!

– Да мне по фиг, кому досталась ее квартира, – от голоса мужчины повеяло холодом. – И дочка ее мне по фиг. Просто там, в ее машине, были важные документы. Мои документы. Поняла? Я дал их ей на хранение. А тот, другой, который застал тебя, видимо, когда ты жила еще у себя, пришел к тебе, назвавшись моим именем, чтобы выяснить, где они. Вот и вся история! И мне до лампочки, веришь ты мне или нет. И никаких денег в машине не было и быть не могло. Потому что, если бы потребовалось покупать кольца или что-то там к свадьбе, то я сам бы это купил или с ней вместе. И вообще забудь все. Живи себе спокойно… А вообще-то суки вы все, бабы, вот что я хочу сказать!

И он, сплюнув себе под ноги, быстрым шагом бросился от нее прочь.

18

На какое-то время – минуту или несколько секунд – она почувствовала, что выпала из реальности. Вот так, вероятно, люди и разбиваются в машинах. И это не киношное клише, когда показывают главного героя, находящегося в крайней степени нервного расстройства, да еще и за рулем… Мгновение – и машина летит куда-то в тартарары.

Представить себе такого любящего и надежного, как ей казалось, Гурьева на даче в объятиях другой женщины – да так вообще можно сойти с ума!

Но факт оставался фактом, и все, что она рассказала недавно Глафире, было чистой правдой! Гурьев собрался и отправился за город. И это сразу после того (она уже не верила в совпадения), как она сообщила ему, что летит в Москву. То есть что ее пару дней минимум не будет в городе, а потому его некому будет контролировать.

Он просто забыл, этот Гурьев, что у нее в Москве есть друзья, которые, как она надеялась, помогут ей с информацией о господине Мещерском, причем результаты должны появиться уже ближе к вечеру. Ее интересовало буквально все: его семейное положение, чем он занимается, круг общения, связь с литературными кругами, достаток, связи с провинциальными друзьями, в частности с Северцевым, и, наконец, один из самых важных вопросов: пересекались ли когда-либо жизненные пути Любови Гороховой и Мещерского.

Она отчаянно обгоняла машины, на дороге постоянно прибавляя скорость и понимая, что рискует не справиться с управлением и разбиться в пыль. И только мысль о дочери как-то сдерживала ее, придавала сил.

Она неслась к зеленому, пронизанному солнцем горизонту, успевая, как это ни странно, обращать внимание на зеркальные блюдца маленьких озер, дубовые, со свежей листвой, рощицы, бархатные пшеничные зеленые одеяла по обеим сторонам шоссе… Как если бы подсознательно сравнивала величественную невозмутимость и спокойствие природы со своим теперешним нервным состоянием и обступившими со всех сторон ее страхами.

Она окончательно пришла в себя уже в лесу, когда увидела – еще издали, возле забора, – машину мужа. Она не хотела, чтобы он увидел или услышал, как она подъезжает к этой избушке. Ей важно было застать его врасплох. Поэтому она заглушила мотор, вышла из машины и тихо, стараясь не производить никакого шума, двинулась к домику.

Убогий, страшненький, похожий на ведьмину избу домик. Дача! Слово-то какое! Избушка на курьих ножках. Нашел куда привозить любовницу! Интересно, и где это он ее подцепил, да еще и напрочь лишенную претензий?! Может, это какая-нибудь служанка, продавщица, библиотекарша? Но тогда что же такого он нашел в ней, чего нет в Лизе?

Она приблизилась к дому. Было тихо. Она открыла покосившуюся калитку, поднялась на шаткое крыльцо и открыла дверь. И, только уже находясь в темных сенях, пропахших сыростью, лесом и керосином, услышала голос своего мужа.

– …тебе нужно есть, а то ты растеряешь последние силы. И не раскисай! Говорю же тебе – все устроится лучшим образом. Нет, гарантий здесь никаких не может быть…

Ба! Девушка «раскисла»! Расстроилась, что ее любовничек не сообщил жене о намерении развестись с ней? Или забеременела, милая? «Тебе нужно есть!» Ну надо же, какая забота! Вот не услышала бы своими ушами, ни за что бы не поверила, что ее Гурьев так заботится еще о ком-то, кроме жены и дочери.

Слезы вдруг полились обильным весенним дождем, а в горле образовалась опухоль, мешавшая ей дышать. Это была физическая реакция на измену мужа.

Не в силах больше слушать всю эту бредятину Гурьева по отношению к своей пассии и не желая так вот просто покидать поле брани, Лиза со всей своей решимостью вдруг распахнула тяжелую, словно отлитую из чугуна, а на самом деле просто невероятно толстую дубовую дверь и шагнула, зажмурившись, в чужой тайный мир теперь уже бывшего мужа.

– Лиза?! Ты?! – услышала она первое, что произнес Гурьев, увидевший ее. – Откуда?!

Лиза смотрела на устроившегося на маленькой тахте в глубине узкой кухни человека, больше похожего на скелет, чем на соблазнительную женщину, небритого, в несвежей клетчатой рубахе, и ничего уже не понимала.

На языке вертелся один-единственный вопрос: «Дима, ты что, гей?»

– Что вы здесь делаете? – строго, обретя голос, спросила она, медленно переводя взгляд с растерянного Гурьева на небритого незнакомца.

– Вероятно, я должен был тебе объяснить раньше… Пойдем, Лиза, выйдем, не станем смущать моего гостя… Как видишь, он и так отнюдь не блещет хорошим настроением…

Лиза позволила вывести себя из дома и, оказавшись на свежем воздухе, в окружении высоких елей и непрекращающегося щебета птиц, услышала то, чего меньше всего ожидала:

– Лиза, это же Миша Тайлер! Я его здесь прячу!

Лиза закрыла глаза. Вот это да! Значит, дело настолько опасно, что он спрятал Тайлера в лесу, на даче, а она, вместо того чтобы оценить его желание уберечь ее от тайлеровского дела, понапридумывала себе один бог знает что!

– Дима, я думала, что у тебя здесь любовница, – сказала она, вновь собираясь заплакать.

– Какая еще любовница! – уже не на шутку разозлился Гурьев.

Он был такой красивый в эту минуту, растрепанный, сверкавший синими глазами, такой немного чужой и родной одновременно. Ведь еще несколько минут тому назад она была готова расстаться с ним навсегда, готова была отдать его другой женщине, а сейчас вдруг в ней проснулись ее прежние нежные чувства, и она поняла, как же он, верный и преданный, нужен ей!

– Значит, это ты взялся найти этих «гаишников», укравших у него кучу денег?

– Ну да!

– А ты не хочешь, чтобы мы объединили наши усилия? И никто, ни одна душа, ну, кроме Глаши и Сергея, не узнает об этом?

– А что, у тебя есть информация?

– Может, и есть, а может, и нет… Словом, надо поговорить. Пойдем, прогуляемся по лесу…

– Ну, пойдем… – Дима обнял ее, они вышли со двора и двинулись вдоль лесной, посыпанной гравием дороги, в глубь леса.

– А куда вы спрятали перевозчика? – спросила Лиза. – Случайно не в соседней комнате?

– Нет, что ты!

– А почему Тайлер так плохо выглядит?

– Да он перепуган насмерть! Я его давно знаю, он вообще-то такой нетрусливый парень, я бы даже сказал, отчаянный!

– Отчаянный… – усмехнулась Лиза. – Между прочим, он свою жену постоянно терроризирует, может, даже и бьет! Не уважаю я таких.

– Да ладно тебе. Все мы, люди, разные. Но сейчас его, видно, так прижало, что он никак не найдет в себе силы не то чтобы решить как-то свои вопросы, он даже есть ничего не хочет! Или не может. Я уж не говорю о том, чтобы он хотя бы побрился. Удивительно, что он нашел в себе силы и более-менее вовремя обратился ко мне за помощью.

– И первое, что ты сделал, – привез его сюда?

– Да.

– У тебя есть что-нибудь по этому делу?

– Мои люди осмотрели местность рядом с аэропортом, как раз там, где, по словам перевозчика, его и остановили эти бандиты. Ну, и нашли там зарытую форму, лопату…

– Лопату?

– Да, маленькую такую лопатку, саперную. Они с ее помощью зарывали яму, куда прятали куртки дэпээсников.

– Дима, на ней должны были остаться отпечатки пальцев!

– Нет. Думаю, они были в перчатках, все-таки…

– Знаешь, я сейчас занимаюсь одним делом, на первый взгляд никак не связанным с тайлеровским. Убита молодая поэтесса, очень талантливая…

И Лиза рассказала Гурьеву об убийстве Гороховой и о предположении Глафиры, что эти два дела связаны и Шторин и Юдин могут быть как раз теми самыми гаишниками, укравшими у перевозчика миллион евро!

– Я понимаю, конечно, что предположение Глаши скорее интуитивное, но, с другой стороны, согласись: погибшая Виктория Желткова не просто же так снимала номер в той же гостинице, и для чего-то она смазывала петли окон машинным маслом? Думаю, что, пока упившиеся на радостях «гаишники» спали, Желткова могла украсть у них – предположительно – сумку с пачками евро, занести ее в свой номер и оттуда уже спокойно, не боясь, что ее кто-нибудь увидит-заметит, выбросить ее на улицу, чтобы потом забрать и с денежками отправиться на море, в Адлер!

– Вполне возможно. Но какую же тогда роль сыграла во всем этом Горохова?

– В том-то и дело, что никакую. И это – самое обидное. Понимаешь, если бы она была замешана в этой краже, то ее достаточно было бы просто напугать, и она все-все рассказала бы. К тому же если бы она была соучастницей преступления, то есть была бы заодно с Желтковой, то после такой кражи, понимая, что деньги немалые и за ними обеими начнут охотиться, она уж никак не появилась бы в том ресторане и уж точно не подозвала бы к себе Шторина!

– В самом деле, – согласился Гурьев. – Во всяком случае, эту пытку, которую ей устроил, как ты говоришь, Шторин, можно было объяснить исключительно тем, что она знала что-то очень важное… Если бы речь шла о какой-то сравнительно простой информации, к примеру, она была свидетельницей чего-то важного, опасного, криминального… А так больше похоже на то, что у нее элементарно пытались узнать, куда она дела деньги. Если Желткова погибла, деньги могла присвоить Горохова, тем более что никто не знает, находилась она в то утро в машине Желтковой или нет. Но думаю, что не находилась. Думаю, Желткова провернула все в одиночку. А Горохова, проснувшись утром и обнаружив, что она лежит в постели незнакомого мужчины, просто оделась и молча ушла. А спустя некоторое время отправилась в Париж, так?

– Ну конечно! – вдруг дошло до Лизы. – Она вернулась из Парижа, и, когда Шторин встретился с ней в ресторане, она наверняка, ни слухом ни духом не ведая ни о чем, похвалилась тем, что была в Париже. И Шторин подумал, что она поехала туда на украденные деньги, а теперь просто издевается над ним! Я уверена, что Люба не имеет отношения к этой краже. Но вокруг нее образовалось еще одно криминальное кольцо…

И Лиза рассказала мужу об убийстве Северцева и Мещерского.

– Они оба были отравлены атропином, который можно купить в любой аптеке. И трупы их мы нашли в квартире Гороховой.

– Думаешь, ее хотели подставить?

– Однозначно! Возможно, это сделал кто-нибудь из ее друзей-литераторов. Из зависти, понимаешь? Дима, сейчас, в наше время, литераторам приходится очень туго. Я попыталась собрать материал о местных поэтах и писателях и кое-что нарыла. Смотри: вот раньше, если ты, к примеру, – писатель или поэт, то, если ты талантлив, тебя печатают. Тебя, понимаешь? То есть издательство издает тебя за свои деньги, а тебе, автору, выдают гонорар. И гонорары были вполне приличные. Да и тиражи, как ты понимаешь, не в пример сегодняшним. Поэтов и писателей уважали, любили, государство предоставляло им дополнительные метры жилья, дачи в престижных местах, выдавало им стипендии, давало возможность отдыхать в домах творчества на Черном море, в Коктебеле, например, или в знаменитом Переделкине, в Подмосковье. К тому же тогда было довольно много литературных журналов, альманахов, а еще писателей и поэтов приглашали на творческие встречи в различные государственные учреждения, на заводы, фабрики, в колхозы-совхозы, и за это им платили денежки. А еще давали с собой какие-то продукты, подарки. Помимо этого…

– Лиза!

– Ты подожди… Они время от времени могли зарабатывать на рецензиях! Ты вот, к примеру, начинающий поэт, приходишь в Союз писателей и говоришь, что хотел бы узнать мнение профессионала о своем творчестве. Ты оставляешь свои рукописи и через некоторое время получаешь официальный ответ, рецензию маститого автора: мол, ты – талантливый, и тебя ждет большое будущее или, наоборот, мол, вам, молодой человек, надо бы обратить внимание на то-то и на то-то, а еще лучше приходите к нам в студию, поучитесь у ваших коллег…

– Это ты все к чему?

– Да к тому, что сейчас всего этого нет. Весь Литфонд разграблен, писатели и поэты никому не нужны, они нищенствуют, многие спиваются, если, конечно, не пишут на заказ детективы и прочее. И многие ищут возможность напечататься. Это называется «за свой счет». Но на самом деле они редко платят из своего кармана. Как правило, у них есть спонсоры. И вот таким спонсором был Северцев. Мало того что он был богатым, он еще и неплохо разбирался в литературе. И это он, как я понимаю, «открыл» Любу Горохову. Поддержал ее, помог издаться и вообще оказывал ей всяческую поддержку. Думаю, что он оказывал такие вот финансовые, я бы сказала, знаки внимания далеко не всем поэтам или писателям, и те, как вполне можно предположить, завидовали Любе и люто ненавидели удачливого богатого Северцева.

– Думаешь, кто-то из них плеснул в спиртное атропин?

– Мне звонил Сережа, атропин действительно был обнаружен в двух рюмках. И Северцева с его другом на самом деле кто-то отравил, но вот кто? Это вопрос! Как ты думаешь, Люба, находясь в ясном уме, сделала бы это? И когда? Ведь вся компания перебазировалась к Саше Горевому, уехал туда и Северцев.

– Это не факт!

– Пусть. Но Любы-то точно там не было. Она после того, как все ушли, поехала в ресторан «Милан», где у нее, между прочим, была назначена встреча с Северцевым!

– Но он на встречу не пришел, потому что был уже мертв. Что ж, остается предположить, что он, отправив на такси всю эту компанию, позвонил Мещерскому и пригласил его в гости к Любе. Возможно, у него был ключ от ее квартиры!

– Легко. Она запросто могла ему дать ключ, просто как другу.

– Или любовнику?

– В том-то и дело, что они не были любовниками! Люба вообще до недавнего времени не жила половой жизнью. И невинность она потеряла совсем недавно…

– Может, тогда, ночью? Когда она ночевала в гостинице, со Шториным или с Юдиным?

– Свидетели утверждают, что она была со Шториным. Что ж, могу предположить, что именно в то время, когда – если следовать нашей версии – Желткова украла деньги из гостиничного номера, Горохова и потеряла свою невинность… – объяснила Лиза. – А что мешало Северцеву воспользоваться ее благосклонностью на правах мецената?

– Может, он гей?

– Ладно, Гурьев, подумаем над этим вопросом. А пока что я предлагаю тебе следующий план. У меня есть составленный барменом фоторобот Шторина. Думаю, его надо в самое ближайшее время показать «перевозчику».

19

Иногда он спрашивал себя: почему Аркадий так легко дает ему деньги? Ведь он почти никогда не интересуется, зачем они ему нужны, и ни разу еще не упрекнул его. Да и денег дает столько, сколько он попросит, или даже больше. Что это, любовь брата или что-то другое, о чем Шторину не хотелось думать?

Ему было удобно думать, что Аркадий испытывает чувство вины за то, что он так хорошо сумел устроиться в этой жизни. Нашел золотую жилу – акупунктуру и так поверил в нее, что заставил поверить и всех остальных, и все теперь просто жаждали, чтобы он воткнул в них длинные тонкие иглы.

У самого Шторина, за что бы он ни брался, как-то ничего не получалось. Много раз он пытался открыть свое дело, занимался разведением орхидей, кактусов, выращивал у себя во дворе, в Балашове, нутрий и кроликов, но никакого особого дохода все это ему не приносило. Ему хотелось больших денег, которые позволили бы ему переехать из скучного деревянного дома, пропахшего молоком и яблоками, в большой город, где бы он мог затеряться, жить в чистой уютной квартире, обедать в ресторанах, пить виски и курить дорогие сигареты, встречаться с красивыми женщинами. Но никакие кролики или нутрии ему этого дать не могли. Помнится даже, он пытался обогатиться продажей тюльпанов, которые сам вырастил в теплице и даже «выгнал» точно к Восьмому марта. Но и это позволило ему прожить всего лишь неделю в городе – деньги улетали, как пепел по ветру…

Однажды, будучи пьяным, на даче у одного своего приятеля, когда все перепились и крепко спали, Николай проснулся, когда еще не начало светать, чтобы отлить, вышел во двор и увидел, что машина одного из гостей, какого-то бизнесмена, не заперта. И внутри, на сиденье, лежит борсетка. Он и сам не понял, как так случилось, что он достал ее, открыл и, увидев деньги, много денег, забрал их, не оставив ни рубля.

Чувство, которое он испытал, зарыв их поблизости, в лесу, было поистине непередаваемым. Ему казалось тогда, что он всех перехитрил. Что он – самый умный. И, что самое удивительное, он не испытал при этом никаких угрызений совести, ни на йоту.

Понятное дело, утром был скандал. Этот бизнесмен мало того что болел с похмелья, так еще и чувствовал себя униженным, ограбленным, оскорбленным в своих самых лучших чувствах, ведь он никогда, по его словам, не был жадным и сам, лично, привез на дачу «два ящика бухла и закусь». И какой «сучий потрох» посягнул на его честно заработанное бабло?!

Хозяин, разволновавшийся так, что с перепуга и от отчаяния молниеносно напился, приказал, еле ворочая непослушным языком, всем гостям вывернуть карманы или признаться. Короче, праздник был испорчен наглухо. Зато Коля, моргая честными глазами, вместе со всеми недоумевал по поводу ночной кражи и несколько раз выворачивал собственные карманы и тряс ими, идиотски при этом хихикая.

Поскольку репутация у него была кристальная, ведь он до этого ни разу не был замечен в крысятничестве, на него так никогда и никто не подумал. И не заподозрил его.

Спустя несколько дней он вернулся в этот дачный поселок. Пробирался от станции густыми посадками и огородами. В сумерках его невозможно было заметить ни со стороны дач, ни со стороны станции. Светя себе фонариком, он разыскал место, где закопал пакет с деньгами, достал их, отряхнул от земли и хвои и спокойненько вернулся на станцию.

И дома, запершись в своей комнате и разложив на кровати добычу – новенькие голубенькие тысячные рублевые купюры и красненькие пятитысячные, нежно-фиолетовые пятисотенные евро, испытал редкостное наслаждение. Он был богат. У него – в целом – оказалось около ста тысяч рублей! Целое состояние!

И на этот раз он их уже не тратил. Опасался, что мать что-нибудь заподозрит. Он по-прежнему горбатился в своей теплице, выращивая помидоры, откармливал поросят и лишь в выходные позволял себе расслабиться в большом городе.

Аркадий к тому времени уже перебрался в город, женился на девушке с квартирой (ему и тут повезло!) и устроился в престижную частную клинику специалистом по акупунктуре.

Николай же, открывший в себе талант с легкостью втираться в пьяные компании на свадьбах или других торжествах (он уже знал практически все рестораны и кафе в городе, специализировавшиеся на подобных мероприятиях), чистил карманы и борсетки подвыпивших гостей, зарабатывая этим на безбедную жизнь.

Юдин же, друг детства, нашел себе тоже непыльную работу – альфонса. Все женщины, у которых он жил, с удовольствием содержали его. Когда же ему хотелось экстрима, он, щекоча себе нервы, околачивался возле валютных обменников, обдуривая доверчивых граждан и находя в этом свое особое удовольствие. Поскольку ему хватило ума делиться с местными ментами, то и проблем в его маленьком «бизнесе» практически не возникало.

Сколько раз они с Юдиным пытались придумать что-нибудь вместе, чтобы «сорвать банк», как любил повторять он эту фразу, и заработать разом на всю дальнейшую жизнь, пока наконец не придумали…

– У тебя проблемы? – спросил Аркадий, отсчитывая деньги и протягивая их Николаю.

– С чего это ты взял?

– Не знаю. У тебя вид какой-то встревоженный. Вот ты приходишь ко мне, вроде как обращаешься за помощью, и никогда, никогда еще не рассказал, как и чем живешь, брат. Может, тебе другая какая-то помощь нужна, не только деньги? Ты мне только скажи, у меня есть хорошие связи.

– Нет, Аркаша, все в порядке.

Они стояли на крыльце клиники, как и всегда, где их никто не мог услышать, и разговаривали вполголоса.

Неужели Аркадий почувствовал что-то?

Николай вдруг представил себе реакцию брата на его признание: знаешь, брат, а ведь я убил ни в чем не повинную женщину, поэтессу… Сначала пытал, а потом – убил.

Аркадий выразил бы свое отношение к этому одним лишь убийственным взглядом. Пригвоздил бы Николая, уничтожил бы его своим презрением и, конечно же, непониманием. Одно дело – если бы Николай признался ему в том, что он случайно сбил пешехода и теперь скрывается, боится правосудия. Но совсем другое – когда он признается в том, что он бандит, ограбил перевозчика, убил женщину… Аркадий тотчас вычеркнет его из своей жизни. Он такой – правильный, принципиальный. Возможно, он и сейчас догадывается о чем-то, но не решается спросить. Ну и пусть! Возможно, когда-нибудь случится такое, что он окажется в зале суда, как единственный родственник Николая, и тогда сам узнает всю правду о брате, но пока что…

Ему не хотелось даже думать об этом, так сразу становилось тяжело, невыносимо.

Он взял деньги, молча кивнул, вроде поблагодарил брата, и быстро покинул тихий двор клиники. Он знал, чувствовал, что Аркадий все еще стоит на крыльце, возможно, надеется, что Николай обернется, помашет ему рукой или вовсе вернется, скажет, что надо бы встретиться, поговорить, выпить, наконец… Хотя Аркадий почти не пьет.

Купив в ближайшем киоске газету с городскими объявлениями, он нашел то, что ему нужно, и позвонил.

Он сидел в сквере, в прохладной тени вековых дубов, прижав телефонный аппарат к самому уху, и чувствовал, как по вискам его струится пот… Прямо перед ним раскинулась клумба с анютиными глазками. По аллеям сквера мамаши катили коляски с младенцами, маленькие дети бегали, оглашая все вокруг счастливым детским смехом…

– Алле? Я по объявлению. Вы – частный детектив? Хорошо. Где мы можем встретиться?

Через полтора часа ему наконец удалось встретиться с весьма занятым, как он понял, человеком, зарабатывавшим деньги тем, чтобы за кем-то следить, кого-то фотографировать, добывать информацию. Невысокий, плотный человек в светлых джинсах и черной тенниске. Лицо умное, глаза смотрят прямо в душу.

Разговор их происходил в маленьком кафе, на самом краю центрального городского бульвара. Николай заказал пиво.

– Его фамилия Юдин. Я должен знать, где и с кем он встречается.

Николай достал из кармана фотографию бывшего друга и заготовку – листок с написанным на нем адресом и телефоном Юдина.

– Хорошо. Будем работать, – сказал детектив, бережно пересчитывая аванс и пряча деньги в карман джинсов. – Я буду держать вас в курсе.