Текст книги "Дама из Амстердама"
Автор книги: Анна Данилова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Анна Данилова
Дама из Амстердама
1
Если бы она знала, что ее уже к вечеру не станет, стала бы она с самого утра тщательно готовиться к тому свиданию? Стала бы укладывать в просторную красную сумку вместе с бухгалтерскими документами еще и свежевыглаженную простыню и привезенную (выкраденную, иначе не назовешь) из итальянского отеля коробочку с розовым мылом и пачку презервативов?
Ее звали Оксана. Ей было двадцать восемь лет. Она была разведена и встречалась со своим пожилым и очень респектабельным любовником на Пушечной улице, за Кузнецким Мостом. Они редко ходили в рестораны и старались вообще не появляться вместе в людных местах. Ее мужчина был женат, у него были смуглое полноватое тело, покрытое густой темной шерстью, спокойные карие глаза и круглая лысина, обрамленная благородной сединой. В его жилах текла смесь армянской и украинской крови, и он был необычайно привлекателен.
Утром Оксана приняла душ, позавтракала поджаренным хлебом с ветчиной, выпила большую чашку кофе, собралась и, бросив последний взгляд на окно, за которым она увидела унылое, затянутое серо-фиолетовой тучей ноябрьское небо, вышла из квартиры. На метро она добралась до работы и с нетерпением ждала, когда же замурлыкает особым, кошачьим, мурлыканьем телефон – так звонил ей только он. Мужчина, который заполнял собой всю ее одинокую женскую жизнь, был дорог ей, Оксане даже казалось, что она любит его. Он должен был позвонить и сказать точное время их встречи. И он позвонил. В три часа. Она в тот день была почему-то нервна, ее раздражали все, кто находился рядом с ней, кто наблюдал такую перемену в ее настроении. И никому бы и в голову не пришло, что она предчувствует свою смерть, но не может осознать это предчувствие. Что ей, ее сущности, запрятанной глубоко от посторонних, очень тяжело расставаться с этой жизнью и что, несмотря на то, что она складывалась у нее тяжело – она рано осталась одна, нелепо развелась и нашла замену своему мужу лишь спустя три года, – все равно, она слишком любила жизнь, чтобы спокойно, без предчувствий, с ней расстаться. В тот день она как-то особенно, с каким-то неистовым наслаждением замечала и ценила ее обычные, казалось бы, проявления: прохладный ноябрьский воздух, сладко пахнувший утренним морозцем, теплый и уютный кабинет с чисто вытертым рано утром уборщицей новым столом, на котором пышно цвели хризантемы… Работа никогда не утомляла ее, она уже привыкла к этим столбцам цифр на экране компьютера, запрятанного в специальную угловую нишу, к постоянному хлопанью дверями, радовалась утреннему, в десять часов, чаю с печеньем и шоколадом и обычным женским разговорам о семейных проблемах, о мужьях и детях, таких капризных, требующих от женщин особого внимания, но все равно родных, своих… Но это были разговоры о чужих семьях. У Оксаны-то, кроме женатого любовника, никого и не было. Зато была тайна, была съемная маленькая квартира на Пушечной улице, находящаяся как раз возле станции метро, рядом с ее работой. И хотя в этой квартире было все для нее тоже чужим и она никак не могла заставить себя ложиться на чужие простыни (поэтому ей приходилось время от времени приносить свою простыню), все равно ей нравилось бывать там, пить вино из синих хозяйских фужеров, закусывая яблоками или персиками, и, чувствуя приятное утомление и дрожь в ногах, сидеть на коленях своего любовника.
В тот день на ней было красивое кашемировое платье, новое белье, и вообще она чувствовала себя необыкновенно возбужденной, нервной и сама не могла понять, что же с ней происходит. После работы, голодная (она специально не пошла в столовую, чтобы быть перед свиданием легкой, готовой опьянеть уже от первого глотка вина и от первого поцелуя), она помчалась на квартиру, чтобы встретиться с мужчиной, и провела с ним несколько часов. Потом любовник привез ее домой…
Оксану Музрукову обнаружила соседка, возвратившаяся с работы. Она лежала в подъезде, на лестничной площадке, как раз перед дверями своей квартиры, с простреленной грудью. Еще дышала. Но в машине «Скорой помощи» скончалась, так и не придя в сознание. При ней не обнаружили ни сумочки с кошельком (в котором было три тысячи восемьсот пятьдесят рублей и двести долларов), косметикой, ключами и порванными колготками, ни пакета с простыней, которую она собиралась постирать, ни коробки с пирожными и черным виноградом – остатками недавнего пиршества, которые она несла домой, ничего… Пальто ее было распахнуто, как если бы она успела его расстегнуть уже перед тем, как открыть ключами дверь своей квартиры, белое кашемировое платье в области груди напиталось кровью…
Никто из соседей выстрела не слышал, из чего можно предположить, что пистолет, которым застрелили девушку, был с глушителем. Кто-то сказал, что ее убил любовник, невысокий господин в темно-синем пальто, с которым она встречалась вот уже три месяца и который иногда приезжал к ней на белой нарядной французской машине… «Рено» или «Пежо», не помню…»
2
Лариса Стрешнева возвращалась из спокойного, нежаркого лета, каким был ноябрь в Турции, в Мармарисе, в холодную промозглую Москву с чувством глубокого сожаления. Нет, она все-таки ненормальный человек, совершенно не умеет отдыхать, вместо того, чтобы из Мармариса отправиться в Измир или Демре-Миру, где можно сквозь прозрачную морскую воду полюбоваться на затопленный каменный город или просто со вкусом побездельничать, валяясь на пустынном в это время года пляже, или же перенестись по воздуху в Египет, в Шарм-эль-Шейх, она возвращается домой. Ее не ждала никакая работа – после того, как ее муж объявил ей о своем уходе, она сразу же уволилась с работы и заперлась дома, чтобы никого не видеть, никого не слышать и не отвечать на дежурные ахи и вздохи знакомых. Ну, ушел и ушел. Что дальше? А дальше надо было как-то жить. Как-то просыпаться и встречать новый день, умываться, что-то есть, слушать хорошую музыку, смотреть хорошие фильмы и читать хорошие книги. Жизнь не могла заключаться в человеке, который никогда не любил ее и женился из жалости или из привычки видеть рядом с собой ее, Ларису, некрасивую, в общем-то, женщину, с рыжими от природы волосами и, что самое ужасное, с немного искривленным носом. Он говорил ей, что этот чудесный, слегка смещенный утиный носик придает ее внешности шарм и она настолько оригинальна, что ему нравится появляться с ней на людях, словом, нес всякую чушь, лишь бы успокоить ее, внушить ей мысль, что он любит ее и с таким носом. А сколько раз он целовал ее нос, постепенно опускаясь к губам, а оттуда к шее, груди, животу… Может, он и любил ее когда-то, но свою одноклассницу все равно любил больше, раз ушел к ней. И вообще уехал в Петербург.
Нос. Она давно хотела сделать пластическую операцию, но страшно боялась. Зато теперь осталась совершенно одна. С носом… И дома ее никто не ждет.
Муж откупился от нее квартирой, двухъярусной, ничего, что почти пустой, с минимальным набором мебели, но зато устланной коврами. Такой тихий, спокойный муж по имени Кирилл оказался талантливым финансистом, а потому и разбогател, как считала Лариса, необычайно легко и быстро и как будто усилий больших к этому не прикладывал. Вот что значит хорошие, способные на жертвы родители, престижный финансовый вуз и, главное, гены…
Он уехал в Питер, к своей пассии, летом, но уже в октябре Лариса узнала, что он от нее сбежал, чуть ли не в прямом смысле слова, поселился в какой-то съемной квартире на Мойке и открыл в этом благословенном городе филиал своей московской фирмы. Словом, Кирилл окунулся в работу и теперь тоже зализывал свои раны. Он как-то позвонил ей и быстро, неловко попросился обратно, но Лариса, услышав его голос, тотчас бросила трубку. «Умерла так умерла», – сказала она, обращаясь к своей ухоженной, разросшейся дивно пальме. Она не могла позволить себе пережить заново стресс. И, понимая, что Кирилл жив и здоров, а также одинок и потому может в любой момент вернуться в Москву, чтобы попытаться вымолить у нее прощения, сорвалась с места и улетела в Мармарис…
Машину, старенький «БМВ», она водила неважно, боялась встречного движения, шарахалась от сверкающих новых иномарок, прикидывая всякий раз в уме, сколько ей будет стоить одно неверное движение руки, ноги… Но все равно ездила, нервничала, переживала, но продвигалась в потоке машин, втайне радуясь тому, что она хотя бы надежно защищена от ветра, холода и дождя в теплом и заполненном приятной музыкой салоне и что рано или поздно научится водить более уверенно. Старый, намеренно грязный «бумер», который она оставила на свой страх и риск неподалеку от аэропорта Шереметьево, благополучно дождался ее возвращения, и вот теперь на нем она ехала домой. Чувствовала ли она себя отдохнувшей? Пожалуй, да. Главное, думала она, оставив за плечами две недели отчаянного отдыха и безделья, не напороться на Кирилла, не застать его случайно в их, теперь, правда, ее, квартире. Слава богу, Кирилл успел оформить квартиру на ее имя, а потому она хотя бы в этом плане чувствовала себя в безопасности от его поползновений.
Кирилл, как заботливый отец, бросивший дочку ради мачехи, положил на счет Ларисы десять тысяч долларов, не очень большие деньги, но на первое время ей бы хватило. И вот теперь, когда часть денег была растрачена, она не чувствовала в себе силы начинать жизнь заново, искать работу (фирма, где она являлась менеджером по рекламе, благополучно развалилась сразу после того, как Лариса уволилась, надо же, какое стечение обстоятельств!), думать о том, как бы выжить… Правда, знала, что стоит ей лишь набрать номер телефона бывшего мужа, как у нее появятся и деньги, и все, что ей захочется, такой был этот Кирилл, заботливый и ответственный (вот только взял да и бросил ее ради какой-то там одноклассницы или однокурсницы, ей это было неинтересно, стервы, чего уж там!), она хотя бы в этом не прогадала, выходя за него замуж.
Лариса заметно нервничала, у нее даже руки дрожали, когда она заруливала к своему подъезду. Чуть не столкнулась с еще одним «бумером», только новеньким, сверкающим, выползшим ей навстречу из арки. Подумала даже, что это Кирилл, он постоянно менял машины, но за рулем она разглядела вместо белобрысого и худого Кирилла упитанного господина в очках и с сигаретой во рту. А Кирилл не курил. Сразу от сердца отлегло.
Она поставила машину на свое место, под ивой, как раз напротив подъезда, поднялась к себе и, перекрестившись, открыла дверь. Раз замок, два замок… Она тщательно заперла квартиру, отправляясь на курорт. А как же иначе?
И все равно ее колотило. Быть может, от холода? Ведь на ней была тоненькая курточка, джинсы… Все тонкое, легкое, такое, в чем удобно путешествовать.
На пороге она остановилась. Запах. Чужой запах в ее квартире. Кирилл? Он все же вернулся. Не позвонив, не предупредив.
Лара поставила чемоданы и тяжело вздохнула. А ей так хотелось встретить пустую квартиру, тихую и надежную от посягательств кого бы то ни было… Она еще в самолете размечталась о горячей ванне, приятной душистой пенной головомойке, видела себя уже лежащей и блаженствующей с бокалом вина в руке… На бокале с темно-бордовым пьянящим напитком испарина в виде влажного налета…
Он находился наверху. Она слышала, как постукивают его бессовестные пальцы по клавиатуре – это Кирилл блуждал по Интернету или же подсчитывал миллионы долларов будущих баснословных сделок…
Лариса медленно, обреченной походкой поплелась к лестнице, ведущей на второй этаж квартиры. Запах, чужой запах, замешенный на аромате свежеразрезанного апельсина и табака, ударил в нос, едва она поднялась на несколько ступеней.
То, что она увидела в комнате, которую они с Кириллом называли студией, повергло ее в шок, из которого она выйдет еще не скоро…
Спиной к ней за компьютером сидел мужчина. Но не Кирилл. Другой, незнакомый ей мужчина словно играл на клавиатуре, быстро, даже виртуозно… Рядом с ним, с левой стороны на столе, стояла хрустальная пепельница, полная окурков, и дымилась сигаретой… Справа стояло блюдце с разрезанным апельсином. Мужчина вдруг перестал стучать по клавишам, Лариса успела опустить голову, сойти на ступень вниз, прежде чем он, как ей показалось, понял, что в квартире не один. Пауза, длившаяся несколько секунд, для Лары растянулась на минуты. И вот снова раздался стук пальцев по клавишам. Слава богу, он подумал, что ему почудились посторонние звуки.
Лариса сошла на первый этаж, подхватила чемоданы и забилась с ними в кладовку. Ей надо было прийти в себя, чтобы понять, как действовать. Звонить по телефону в милицию? А что, если это друг Кирилла, которого тот решил приютить по какой-нибудь вполне объяснимой причине? Она должна была непременно увидеть его лицо, а так, со спины, что она могла о нем сказать? Что шатен, волосы длинные, плечи широкие, вот, пожалуй, и все. Негусто. Сердце колотилось, когда до нее дошло, что стук снова прекратился. Раздались шаги на лестнице – новый жилец, имени которого она не знала, спускался, ступени скрипели под его тяжелым телом. Вот он остановился где-то совсем рядом. Лара качнула головой, скользя взглядом по щели, специально оставленной для того, чтобы иметь возможность из кладовой наблюдать за частью пространства на первом этаже. И вот промелькнула тень, затем в кладовку потянуло сигаретным дымом, и она поняла, что незнакомец закурил. Вдруг он остановился прямо перед ней, всего в полуметре от нее, от кладовки под лестницей, где она обмирала при мысли быть замеченной. Она по-прежнему могла видеть лишь его спину, крепкие ягодицы, обтянутые черными потрепанными и мягкими джинсами, часть розовых стоп в плетеных шлепанцах. Струя дыма, и неожиданно поворот головы… У Ларисы перехватило дыхание – этот мужчина с лицом кроткого ангела смотрел прямо на нее… Она понимала, что он не видел ее, он просто задумался о чем-то, но его лицо, совсем близкое, было прекрасным. Ларису бросило в жар, ей стало не по себе, но и пошевелиться, чтобы что-то предпринять, она была не в силах. Кирилл, муж, с которым она жила, с которым спала два года и который никогда не вызывал в ней никакого эстетического чувства, превратился просто в бледную тень, исчез, растаял, вот как эта струя сигаретного дыма… Рядом с ней, всего в нескольких шагах от нее, находился мужчина, ради которого можно было вытерпеть не только духоту тесной кладовки, но и развязать войну и проиграть ее, лишь бы только быть с ним рядом, видеть его, дышать одним с ним воздухом. Такое сильное впечатление на нее не оказывал еще ни один из виденных ею мужчин. Разве что Ричард Чемберлен?.. Она даже произнесла это имя вслух, словно сравнивая стоящего напротив нее мужчину с известным актером… Быть может, это тоже актер, да только начинающий, или киношники еще не добрались до него, не заметили… А что, если она все еще находится в самолете и видит сон, что вот она прилетела в Шереметьево, села в свой немытый «бумер», приехала домой и застала в квартире этого красавца? Да если с ним появиться там, где бывают знакомые Кирилла, то половина Москвы сочтет своим долгом сообщить ее бывшему мужу о том, что «твоя Лариса подцепила такого парня, что закачаешься, ты уж извини, старик, но это так»…
О какой милиции может идти речь? Путь побудет здесь, пусть поживет, вот только как самой объявиться, как предстать перед ним, когда она так замешкалась, так запоздала со своим торжественным выходом? Понятно, что теперь звонить и представать перед ним в облике грозной хозяйки она уже не сможет. Этот новоиспеченный Чемберлен настолько гармонично вписался в декорации ее огромной современной квартиры, что лишать ее такого украшения она просто не имеет права. Он должен здесь жить. С ней ли, без нее… Вот такие странные мысли зароились в ее утомленной и распаренной в духоте кладовки голове. А потому, как только ее незваный гость, выкурив сигарету, поднялся и снова принялся стучать по клавиатуре, она тихонько выскользнула из кладовки и с чемоданами благополучно, не замеченная, покинула квартиру, села в машину и покатила куда глаза глядят… Ей надо было прийти в себя и все хорошенько обдумать.
3
Непогода, усталость и голод загнали ее в кондитерскую в Оружейном переулке. Лариса, дрожащая от нервного возбуждения, поставила на поднос пирожные, чашку горячего шоколада и чайник с зеленым чаем. Все это она планировала не спеша съесть и выпить за раздумьями о своей удивительно несчастной жизни. Она забралась в самый угол второго зала и принялась сразу за шоколад, приторный, тягучий и обжигающий. Нежные бисквиты и корзинки с марципанами оставила на десерт. Конечно, можно было позвонить маме и рассказать ей все. Или просто приехать к ней, распаковать чемоданы и сказать, что она пока, временно, не может жить в своей квартире, потому что все в ней напоминает о разрыве с Кириллом, что рана, вызванная его уходом, еще свежа, что никакие «мармарисы» на свете не смогут ее заживить в столь короткий срок. Но мама скажет, чтобы она не дурила и возвращалась к Кириллу, что то, что случилось с ним, иногда случается с мужчинами, и что его следует простить. Простить и забыть его измену, как страшный сон. Потому что с Кириллом ей, Ларисе, будет всегда спокойно и что при всех его недостатках он все равно остается для нее человеком достойным, добрым и любящим. Потом намекнет, конечно, об операции, о том, что следует ей наконец подумать и о своем носе, что она уже не девочка и должна понимать, что современная пластическая хирургия достигла таких высот, что ей не только выправят кривой от рождения нос, но и придадут ему любую форму. Мама хороший человек, она по-своему любит Лару, но все же они не настолько близки, чтобы дочка призналась ей в том, что, вернувшись из Мармариса, она обнаружила в своей квартире незнакомого мужчину, которого ей не хочется выселять уже потому, что ей как бы даже льстит (!), что у нее, у такой «красавицы» со сдвинутым носом, в квартире поселился такой вот Ричард Чемберлен. Но самое грустное то, что не только мама не поймет ее. Ее не поймет вообще никто из тех, кто ходит по улицам с нормальными носами.
Она облизала ложечку и отодвинула от себя перепачканную шоколадом чашку. Итак. Каким образом в ее квартире мог поселиться этот мужчина? Первый вариант: его привел Кирилл. Он мог узнать, от мамы же, от своей любимой тещи, с которой он остался в прекрасных и доверительных отношениях, что Лариса покинула Москву на месяц и что вернется ближе к Новому году, квартира свободна. Вот и позволил своему приятелю или сотруднику пожить временно в этой квартире. Возможно также, что Ричард Чемберлен поссорился с женой и ушел от нее и чувствительный Кирилл, войдя в его положение, не мог отказать приятелю из чисто мужской солидарности – где еще переждать семейную непогоду, как не на квартире у друга?!
Вариант второй. Соседка, Катя Цыркун, дала ключи, которые оставила ей Лариса, своему приятелю или даже, что просто невозможно себе представить, сдала ее первому встречному-поперечному. Ради денег. И хотя на Катю это не похоже, но в данном случае речь идет о Чемберлене… Катя – ей, как и Ларисе, под тридцать – разведена, время от времени встречается с женатыми мужчинами, а тут вдруг подворачивается такой красавчик, Чемберлен, и просит ее подыскать ему квартиру. Но тогда почему бы ей не сдать свою квартиру, вернее, комнату, ведь у нее их две? Вопрос остается открытым.
Вариант третий…
Мужчина, небритый, со впалыми щеками и взглядом, как у больной собаки, в отличном дорогом шерстяном пальто до пят, забрызганном грязью, и нечищеных ботинках, садится за соседний столик и на глазах у Ларисы принимается за недоеденную булочку, оставленную только что парочкой веселых сытых студентов… Нет, положительно, сегодня не ее день, раз ей приходится видеть, как этот несчастный допивает и еще не успевший остыть кофе… Душераздирающее зрелище. И ведь не похож на бомжа, хотя вид еще тот… Денег нет, другого объяснения быть не может. Бедолага.
Чтобы как-то отвлечься от своих собственных переживаний, она вдруг пересаживается к нему за столик вместе со своими тарелочками-чашечками, переселяется, словно на всю жизнь. Она еще не знает, что ее судьбоносная встреча с Лукой…
– Салют. Знаете, я могу одолжить вам немного денег, чтобы вы поужинали. Здесь, помимо кофе и пирожных, можно купить и бутерброды, а неподалеку отсюда есть отличная пиццерия…
Ей вдруг захотелось плакать, глядя на его огромные, прозрачные, цвета морской волны, глаза. Он был такой несчастный со своим идеальным носом, густой, посеребренной и вызолоченной небрежной щетиной и дрожащими руками.
– А знаете, у нас с вами одна масть, – вдруг сказала она, – у вас волосы чуть потемнее, но в детстве вы наверняка были рыжим, как и я, вот и в бороде много рыжего осталось… Что с вами случилось? Вы извините, что вмешиваюсь, но не могу смотреть, как вы допиваете чужой кофе…
Он молча смотрел на нее, а она пыталась понять, доходит ли до него смысл сказанных ею слов, или же он, как и многие блуждающие сегодня по дорогам России оборванные и несчастные люди, потерял память?
– Вы ничего не помните? Вы потерялись?
Ей вдруг захотелось, чтобы он потерялся, а она его нашла. Она, еще несколько минут тому назад чувствовавшая себя несчастной, встретив существо более несчастное, захотела ему помочь.
– Вы не помните, как вас зовут? Ну? Не молчите же!
Он слабо улыбнулся и ответил ей:
– Салют.
– Хорошо, что вы хотя бы не немой и можете говорить, – вздохнула она с облегчением. – Это ничего, что вы такой заторможенный, это временно, потом вы полностью восстановитесь, это я вам обещаю… Так вы помните свое имя? У вас такое пальто грязное…
Ее снова начало трясти.
– Лука.
– Как? Как вы сказали? Лука? Это что, правда ваше имя или я чего-то не поняла? Девушка, – вдруг крикнула она, обращаясь к женщине, убиравшей со столов, – подойдите к нам, пожалуйста, вот, уберите эти грязные чашки и принесите нам кофе и минеральной воды, а еще – валидол, у меня что-то сердце расшалилось!.. Я вам заплачу… Так вас зовут Лука? Чудесное имя. Хотите, я почищу вам пальто?
Она поняла, что сейчас разрыдается. Что все слезы, накопленные ею на заморском курорте, готовы выплеснуться здесь и сейчас.
– Имя как имя. А денег у меня действительно нет. Кажется, они у меня дома… – проговорил мужчина усталым голосом. – Я давно ничего не ел, знаете, как-то не хотелось…
– Вы поссорились со своей женой? У вас неприятности и вам негде жить?
– Да нет, почему же, я живу здесь неподалеку… А жена… Я расстался с ней очень давно, еще в прошлой жизни, и дело не в ней…
– А в чем же? – Ей хотелось быть назойливой, хотелось вмешаться в его жизнь и принять в ней участие, стать героиней его сегодняшнего вечера. – Да что с вами такое? Вы хотя бы видели себя в зеркало?
– Нет, вот тут вы правы. – Он махнул рукой, как если бы хотел сказать: со мной все кончено, я через минуту умру…
– Хотите, я провожу вас домой?
– Наверное, хочу.
– Давайте выпьем кофе… – Слезы подступили совсем близко. – А знаете, мне муж изменил, бросил меня и уехал в Питер к своей однокласснице, это его первая любовь… А потом сбежал от нее, не смог с ней жить. Решил ко мне вернуться, но мне-то он зачем? И вот теперь я совсем одна… Господи, что я такое говорю… наверное, вот так и сходят с ума… посмотрите на мой нос… Вам он нравится?
– Нравится, – неожиданно быстро, словно он был готов к этому вопросу, ответил Лука. – У вас очень красивый нос. Я бы тоже хотел такой иметь…
– Вы извините меня… – Она встала и, чувствуя огромное облегчение после того, как произнесла, озвучила болезненные для нее фразы, убивающие в ней всякую радость, направилась к выходу. Этот Лука не был болен, определенно. Просто забыл деньги дома… Но зачем же пить чужой кофе?
Она вдруг остановилась, обернулась и взглянула в его зеленые глаза.
– Лука, а это правда, что у вас есть деньги?
– Правда, просто я не помню, куда их положил…
Может, он сумасшедший?
– Мы можем пойти вместе ко мне и поискать… Знаете, я устал. Я так устал, что у меня нет сил даже искать деньги… И мне ужасно стыдно, что я выпил чужой кофе…
– Вы приглашаете меня к себе? – покраснела она. – Но зачем я вам?
– Выпьем чаю… правда, если он есть.
И они вместе вышли из кафе. Лара купила по дороге чаю и хлеба с маслом.
– Я живу тут недалеко, за углом… – И он взял ее за локоть.