Текст книги "Там"

Автор книги: Анна Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

0.9

УОЛФОРД ЭШЛИ -

он же Тарик бин-Вахф, он же Троц, он же Ястреб. Диспетчер, 300 ЛЕТ

В этот благословенный день даже ядовитое зелье слаще меда, – ответил Ястреб на цветистом языке Корана. И не соврал. Ничего лучше паршивого «Чивас-Ригала» в этом паршивом баре не нашлось, но никакой «Макаллан миллениум» по две тысячи фунтов бутылка не доставил бы ему столько наслаждения. Такого кайфа от обычного глотка виски Ястреб не получал за все триста лет своей гребаной экзистенции.

По обычному человеческому исчислению ему было в десять раз меньше, но протяженность земного бытия измеряется не календарными годами, а количеством исчерпанных жизней. Уолфорд Эшли, появившийся на свет Тариком бин-Вахфом, потом ставший Троцем, а ныне известный соратникам под кличкой Ястреб,на своем веку состарился четыре раза. Если считать, что у среднестатистического двуногого засранца от рождения до старости проходит семьдесят пять лет, в сумме выходило аккурат три сотни годков.

Первая жизнь прошла в мраморном дворце, где журчали фонтаны, благоухали тенистые сады и все вокруг было белое либо зеленое. Мальчик с утра до вечера постигал Божественную Премудрость, ибо дед Абдалла свято верил в спасительность религиозного воспитания. Учили маленького Тарика не так, как этого пешаварского обсоска в его захолустной мадраса. Во дворец приходили лучшие богословы, истинные светочи Ислама. Никаких живых людей, кроме этих почтенных старцев, Тарик не видел, слуги не в счет, и потому вскоре сам тоже превратился в юного старичка. У него не было друзей, не было родителей. Зачем? Все мироздание заполняли две величественные тени: Аллаха на небе и деда, Его Наместника, на земле.

Вторая жизнь.

Она бурно началась, бурно шла и бурно закончилась. Однажды, когда Тарика везли домой из мечети,на "роллс-ройс" напали люди в масках и увели восемнадцатилетнего старца с собой. Он подумал, что его похитили ради выкупа, и вяло сказал себе: "На все воля Аллаха". Но один из похитителей сдернул с лица черную ткань, на худом лице горели воспаленные глаза. "Здравствуй сынок. Жаль, мать не дожила до этого дня". Оказалось, что у Тарика есть родители: парочка полоумных леваков, причем мамаша, немка из группы Баадера-Майнхоф, к тому времени уже завершила свой шумный земной путь. Еще оказалось, что настоящее его имя не Тарик, а Троц, в честь знаменитого русского революционера. Никакого Аллаха, как выяснилось, не существует. А все зло на земле от американских империалистов и их прислужников вроде деда Абдаллы. Жизнь, которую Троц бин-Вахф провел с отцом, была короткой. Но такие жизни длинными и не бывают, а старятся от них еще быстрей, чем от изучения священных книг. Троц видел, как умирают те, кто хочет умереть. Видел, как убивают тех, кто умирать не хочет. Убивал сам. От всего этого он снова стал стариком. На последнюю акцию, с которой живым никто не вернулся, отец его с собой не взял.

Третья жизнь.

Самая тоскливая из всех. Узнав о гибели своего непутевого единственного сына, Абдалла умер. Его миллиард достался внуку, который из Троца снова превратился в Тарика. Он получил все, что могут дать человеку деньги. И лишился всего, чего они человека лишают. Становиться стариком в третий раз было мучительно. Он не умер только потому, что боялся смерти. Черт ее знает, что в ней было такого уж страшного, но боялся, и все тут. Должно быть, перед той последней акцией отец прочел этот страх в его глазах, потому и сказал: "А ты с нами не идешь. Прощай".

Третью жизнь вытеснила четвертая, когда Тарик понял, почему он боится смерти, и понял, что боится ее напрасно.

Это произошло 11 сентября 2001 года. До того дня он относился к воинствующим исламистам с презрением. Это было что-то из его позавчерашней жизни. Но когда увидел, как самолет врезается в небоскреб, на Тарика снизошло озарение.

Он боялся не Смерти, он боялся Жизни! Боялся, что со смертью все не закончится, а начнется новая тягомотина, какая-то другая форма бытия, пускай не похожего на земное, но такого же неотвязного и нескончаемого.

Тарик смотрел на телеэкран в гостиной своего кенсингтонского особняка и не мог оторвать взгляд от черного дыма, что поднимался к небу из горящих зданий-близнецов. Это жизней бывает много, а Смерть она одна! Она не обманет, прикидываться ничем не станет. Она – Черное Ничто.

Ему неистово захотелось влиться в эту Черноту, раствориться в ней без остатка.

Но откуда-то возникло твердое знание, что сделать это не так просто. Чтобы смерть оказалась Смертью, нужно принести ей жертву, сделать вступительный взнос.

Он стал про это думать. Так пришло новое озарение.

Для того, чтобы Чернота была абсолютной, ей нужен ореол из ослепительных искр. Когда самолеты Ангелов Смерти врезались в небоскребы, во все стороны разлетелось три тысячи искорок, по числу погибших баранов, пожертвованных во всесожжение. Черному дыму необходим яркий огонь. Ибо дыма без огня не бывает. Ведь сколько раз слышал эту поговорку, я истинного ее смысла не понимал!

Так родился Ястреб. Прочее было вопросом техники.

Деньги деда плюс имя отца плюс знание исламской премудрости, засевшее в голове с детства, помогли обзавестись соратниками и вступить в контакт с Организацией.

Четвертая жизнь по силе ощущений была интенсивней секса и пронзительней кокаина. Главным образом из-за того, что она была последней.

Ястреб возглавил автономную ячейку, которая координировала свои действия с Организацией, но никому не подчинялась. Сегодняшнюю операцию с кодовым названием "Гром Небесный" он разработал и подготовил сам.

На это ушло полгода.

Все было тысячу раз проверено и перепроверено. Любые теоретически возможные ситуации и неожиданности смоделированы и просчитаны на компьютере.

В двенадцати аэропортах, расположенных в разных точках планеты, диспетчеры одновременно навьючивают верблюдов. Предположительно треть из верблюдов струсит или сделает что-то не так. Вторая треть завалится на досмотре. Но третья исполнит все как надо. Минимум четыре самолета взорвутся в один день. Эффект будет сравним с 11 сентября. И это еще только предварительная иллюминация. Не более чем зарница перед настоящим ударом Молнии.

Ястреб еще не готов стать Чернотой. Когда он устроит свой финальный фейерверк, весь мир ослепнет от этого сияния.

Сначала Уолфорд Эшли, пресыщенный яппи, доучится в летной школе. Но его начиненный взрывчаткой самолет врежется не в глупый небоскреб, вместо которого выстроят новый, еще выше прежнего. Во всесожжение будет принесено здание-символ, который ничем не заменишь и заново не выстроишь. Капитолий, Биг-Бен, Кремль, собор Святого Петра, Лувр, Эйфелева башня. Что-нибудь в этом роде.

В последний миг Ястреб увидит великолепный сполох. И больше ничего. Настанет Чернота.

Верблюд все лепетал что-то на своем смехотворном арабском. Ястреб не особенно вникал, отделывался междометиями. Но на вопросительную интонацию среагировал.

– Брат, грех ли, коли я исполню волю Аллаха над зерцалом вод?

– Что ты вопрошаешь, брат?

Оказывается, парнишку волновало, может ли он взорвать бомбу над океаном.

– Не должно того творить, брат. Обломки "железной птицы" да падут на град неверных. Сотвори праведное дело, егда птица начнет спускаться.

Смуглая физиономия "брата" омрачилась. Ястреб же ободряюще улыбнулся.

Он мог прислать сюда с бомбой кого-нибудь из помощников, но разве тогда показалось бы ему виски таким вкусным? Ястребу нравилось быть диспетчером.

Эту миссию он исполнял уже в третий раз. Первая попытка закончилась пшиком. Верблюд от нервов лишился чувств, так и не приведя взрыватель в действие. Хорошо хоть мину не обнаружили. Во второй раз самолет был уничтожен, но произошло это на российской территории, и местные власти при расследовании замяли дело, свалили крушение на ошибку экипажа. Весь эффект пропал.

С "Громом Небесным" такого не произойдет. Взрывов будет несколько, их не спрячешь. Вопрос лишь, какая именно из лошадок, то бишь верблюдов, дойдет до финиша. Тарик готов был поставить на своего.

Аэропорт тут очень хороший. Служба безопасности многочисленна, но не слишком ретива. Терагерцевых детекторов, способных обнаруживать пластиды, пока не установлено. Тарик несколько раз проходил через здешний контроль в жилете, и ничего. Правда, с его внешностью и паспортом на имя Уолфорда Эшли это нетрудно.

Единственно, верблюд что-то совсем уж дикий. Не выкинул бы от дремучести какой-нибудь фортель. По правилам, передав мину, диспетчер должен немедленно отваливать, но Тарик решил довести придурка до самого гейта. Если выдаст себя и попадется, нужно будет отойти подальше и нажать кнопку дистанционного пульта. Взрыв в аэропорту, прямо в очереди на рейс, это, конечно, не падение самолета, но на худой конец сгодится.

И тут Тарика как ударило.

А что если… А что если попробовать нажать на кнопку, когда самолет только-только оторвется от взлетной полосы?!

Вдруг сработает?

Радиус действия пульта пятьсот метров. Должно хватить!

Даже голова закружилась.

Международный аэропорт одной из мировых сто лиц парализован. Все пассажиры самолета погибли. Если повезет, машина еще и рухнет на жилые дома, здесь вокруг довольно густая застройка.

Главное же, это сделает не какой-то там верблюд, а сам Ястреб, собственной рукой! И увидит все не на видеозаписи, а своими глазами!

Верблюд опять что-то пробормотал, но Ястреб не услышал, потрясенный величием идеи.

– Что ты молвил, брат?

С верблюдом что-то происходило. Он весь напрягся, глаза с ужасом смотрели в одну точку.

Обернувшись, Ястреб увидел у входа двух мужчин в форме. Один, повыше ростом, держал на поводке собаку, рыжего боксера. Охранники молча оглядывали помещение, словно еще не решив, заходить или нет.

Ничего особенного. Обычные пешки из аэропортовской службы безопасности. Серьезные люди, кого следует опасаться, в форме да с псиной на поводке не ходят.

– Упокой трепет своей души, брат, – вполголоса сказал Ястреб. – Эти неверные просто желают утолить жажду.

0.10

КОЛЫВАНОВ

старший контролер службы безопасности, 27 ЛЕТ

Ну, чё встал? – сказал Колыванов. – Заходим или чё?

Губкин сказал:

– Кузя чего-то напрягся.

– Хуюзя, – сказал Колыванов и вошел в бар первым.

Это у них в отделе так заведено было, неважно кто с каким напарником. Каждый час, когда обход участка, можно минут на пять, на десять зайти, попить чего-нибудь. Не то чтобы разрешается, но в принципе нормально.

Губкин, понтярщик дешевый, взял кофе "экспресо". Хрен его знает, почему так называется. Кофе как кофе, только чашка маленькая и без молока. Барбосу своему, как обычно, Губкин заказал колы. Себе Колыванов взял пива. Вслух сказал: "Дай-ка безалкогольного". На дежурстве алкоголь ни в коем случае нельзя. Бармен Влад, ему объяснять не надо, налил нормальной "Балтики". Запах-то один, хрен кто разберет и докажет, какого пивка выпил Колыванов, алкогольного или нет.

Кладя на стойку деньги и забирая сдачу, Колыванов ощутил привычное раздражение. Не полтинника сраного жалко, другое ломало. На прежней работе нипочем бы он не стал на собственной территории за пиво платить, это себя не уважать, конкретно.

Собака Губкина со свистом и хлюпом лакала колу из блюдца, рыжая задница с обрубком хвоста от удовольствия ходила туда-сюда. Сам кинолог, оттопырив мизинец, сосал свое кофе. Ну а Колыванов после первого, самого сладкого глотка по привычке тренированным взглядом осмотрел граждан. А то на этом припухалове все профнавыки растеряешь.

Рядом у стойки сидела очкастая телка в возрасте, хорошо бухая. Звенела кусочками льда в бокале. Ладно.

В углу дед-япошка. Или китайса. Сейчас стало много китаез, которых от джапов не отличишь. Богатеют, суки косоглазые. По телику говорили, у китайцев больше всего долларов накоплено. С каких, интересно, шишей? На нашем Дальнем Востоке они все рынки под себя взяли, русскому человеку не сунься. Вот и варят бабло тоннами. Ладно.

За столиком посередке кобел иностранный, один, но с двумя коктейлями. Ждет кого-то. Ладно.

Дальше чуднАя пара. Прикинутый мистер с чуркой азиатским. Чурка косился на людей в форме как положено: с опаской. Этот взгляд Колыванов хорошо знал по прежней службе, патрульно-постовой. Поймаешь у чурки на улице такой взгляд, можно смело брать. Или документы не в порядке, или еще что. Железно. Но в аэропорту свои замороки, тут все по инструкции. Опять же чурка не один. Такие парочки Колыванов уже видывал. В городе встретишь, подумаешь, мажор снял пидора вокзального. А на самом деле это крутые иностранцы, когда путешествуют, слугу с собой возят. Батлер называется. Чаще всего батлером как раз чурка – пак или индус. Ладно.

Чернорылая лярва с киндером. Что лярва, без вопросов. Уж этих-то Колыванов на старой работе научился сходу распознававать. По походке, по тому как башкой вертят, по глазам.

Эх, были денечки. Когда Колыванов за старшего наряда попадал и в тачке подбирались нормальные пацаны, обязательно личный состав "субботником" баловал. Подвал у них такой был, специальный. Набьют полный "кузов" шалав уличных, кто без крыши. Отвезут и давай пялить. Колыванов силу всегда на конец приберегал, к десерту. Порядок у него был такой, девки знали: кто меньше всех стараться будет, попадет в "ведьмы". Это значит в очко метлу обрезанную вставят и прикажут по полу ползать. От того, как лярвы Колыванова стремались, как перед ним лебезили, он больше всего заводился.

Золотая была работа. Весело, башлево. И коллектив хороший. Грех жаловаться.

С улицы в такое место хрен попадешь. Но Колыванова будто сила какая-то по жизни вела, не давала пропасть, всегда выводила на правильный путь.

Он в патрульно-постовую как попал?

Нетипичным, можно сказать, образом.

После дембеля завис без дела. Расслабился. Работать нигде не работал, пару раз с ребятами ларьки грабанули, по мелочи. Нутам магнитолу из тачки вынешь. Мужика поддатого в переулке тряханешь. Запросто мог, как говорится, по кривой дорожке пойти. Все к тому шло.

В конце концов запалились всей командой, по крупняку.

Наварили на Плешке одному черножопому. Не из-за денег, а чисто из патриотизма. Чтоб знал свое место. А он возьми и перекинься. Тут, блин, началось. Вони до небес. Газеты, телевизор. Короче, взяли всех, без разбору. И стали трясти по-взрослому.

Тогда-то Колыванов с "батей", с Сергей Сергеичем, и познакомился.

Сергей Сергеич во время допроса сидел тихонько в углу. Следователь на Колыванова и матом, и кулаком в печень, и по-всякому, а Сергей Сергеич молчок. Типа журнальчик листает. Потом подсел культурно, галстук поправил и по-хорошему, по-человечески с Колывановым поговорил. Ломится тебе, Толик, восемь лет строгого, без вариантов. Такое сверху получено указание. Парень ты вроде неглупый, поумней дружков своих. Жалко тебя. Это ты сейчас перед ними красуешься, а сидеть вам поврозь придется. Дай показания, не губи себе жизнь.

Ну он и дал. Пацанов всех по полной упаковали, а Колыванова "батя" не обманул. Отпустил. Походишь, говорит, у меня пока на поводке. Если задуришь, посажу с прицепом. "Прицеп", Толя, это когда в зону про человека дают объяву, что он стукач. Ну а будешь стараться, получишь путевку в жизнь.

И после испытательного срока направил Колыванова на работу в правоохранительные органы, на передовой край борьбы с лярвами, уродами и нарушителями паспортного режима.

Жил Колыванов как бог. Раз в две недели или когда что чрезвычайное давал "бате" информацию по своему отделению. У Сергей Сергеича людей вроде Колыванова много где было, в самых разных местах, не только в ментуре.

Что сгорел, не удержался на хорошей работе, сам виноват. Хача одного, административно задержанного, уделал крепче нужного. Не нарочно, от нервов. Психанул немного.

"Батя" сказал: "Увольняйся сам, так лучше будет. Пока разруливать буду, посидишь в тихом месте. А там посмотрим".

И пристроил в аэропорт. Тоска тут. Работа вроде чистая, и зарплата приличная, но кого она парит, зарплата? Прибашлять не на чем, душу отвести тоже. Если б не Сергей Сергеич, Колыванов давно бы уже отсюда свалил.

Пиво кончилось. Колыванов дососал пену, вздохнул.

Напарник Губкин опустился на корточки, взял пса за брыли, повернул ему башку кверху.

– Кузнечик, ты чего нервничаешь? Болит что?

Дурдом, блин. Еще поцеловался бы со своим уродом слюнявым.

Что Колыванова больше всего тут напрягало – на новой работе кругом были одни козлы. Процентов семьдесят как минимум, просто поговорить не с кем, А Губкин-Залупкин из всех придурков самый первый, с этой своей улыбочкой. Не то пидор, не то стебануый на всю голову. А скорей всего, стебанутый на всю голову пидор.

– Хорош, пора уже, – поторопил он Залупкина.

0.11

АЛЕКСАНДР ГУБКИН

кинолог, 32 ГОДА

– Погоди.

Что сопишь? Что ухом дергаешь? Что тебе не так? Это Губкин у Кузьки уже без слов спросил. Хозяин и собака, если у них правильные отношения, друг с другом глазами говорят.

Взгляд у Кузи был неуверенный. Видно, сам не очень понимал, отчего нервничает. Но вставать явно не хотел.

– Еще колы?

Боксер оскалился. Коричневую бурду с пузырьками он мог дуть в неограниченных количествах. На последний День пограничника, Кузин профессиональный праздник, Губкин ему два литровых жбана поставил.

Рыжий потом полдня рыгал. Зато был счастлив.

Собаку легко сделать счастливой. Угостил чем-нибудь, поиграл, пузо почесал. Еще лучше – похвалил или просто поговорил ласковым голосом. Бесхитростная душа всякой радости открыта.

Правда, отец Кирилл сомневается, что у собак душа есть, а Губкина обвиняет, что он животное больше ближних любит. Но любовь ведь бывает разная. Одно дело христианская, другое личная. Так сказать, Большая и Малая. Хотя отец Кирилл и с этим не согласен. Малая любовь, говорит, от малой веры.

А вот другой умный человек, старший инструктор Зайченко, сказал как-то, что у Губкина семейная жизнь не сложилась, потому что бабы христосиков не любят. Женщине нужна любовь конкретная, персонально для нее. И еще чтобы любовь эту из мужика требовалось клещами вытягивать. Те, кто готов и так сразу все отдать, женщинам неинтересны.

Губкин много про это думал. Наверное, Зайченко прав. Ни с кем у Губкина прочных отношений не получалось, и некоторые девушки примерно что-то такое ему на прощанье и говорили, в сердцах. Что он ни рыба ни мясо, что не мужик, а размазня. Но это не потому, что они плохие, женщины. Просто так их воспитывают. Кино, телевизор, матери, старшие подруги. Все наше общество. Что секрет жизненного успеха очень прост: нужно к мужчине пристроиться и тянуть из него все, что можно. Женщин, которым приходится самим чего-то добиваться, у нас даже жалеют. А мужчину, если из него тянуть особенно нечего, презирают.

Какой, к примеру, из Губкина муж? Он, может, и рад бы все отдать, да что отдавать-то? Однокомнатная квартира в драной пятиэтажке. Ползарплаты отцу Кириллу на нужды прихода жертвует, потому что зачем одинокому, здоровому человеку в месяц целых пятнадцать тысяч? Он бы себе и меньше оставлял, но Кузьку надо хорошо кормить.

–  Ну ты меня достал, козлина, – выругался Колыванов, когда Губкин взял ещё одну банку колы. – Блин,я твоему кабысдоху в хавку булавок насыплю!

А Губкин промолчал. Жалко ему было Колыванова. Ему вообще людей было жалко. Потому что ведь умрут все. Бывало, встретится какой-нибудь совсем уж пропащий. Ну просто дрянь человек, вроде того же Колыванова. Но тоже живая душа, беззащитное тело. Чем злее сердце, тем оно несчастней. Как не пожалеть? Наверное, Господу, Который неуязвим и бессмертен, каждого из нас еще в тысячу раз жальчее.

Что Губкин на грубость не ответил, напарник, конечно, по-своему истолковал. Как признак слабости. Такое у злых людей устройство. Будто у дворняжек беспризорных. Кто их по носу палкой, перед тем они хвост поджимают. Кто не огрызается, того они зубами за лодыжку.

Чтобы не расплескать колу, Губкин присел на корточки. Так Колыванов его нарочно носком ботинка задел, по щиколотке, и сказал:

– У, мелочь занюханная.

Вот уж мелочью Губкин себя нисколько не ощущал. Свою должность втайне именовал красиво: Хранитель Неба. Гордыня, конечно, и нескромность, но ведь не вслух же.

В юности, когда выбирал жизненный путь, пришло в голову, что имя человеку при крещении дается не спроста, а по Промыслу. Если тебя нарекли Алекс-Андр, твое дело оберегать людей. Так на роду написано.

Работа у Губкина была хорошая и очень ответственная.

Вот из Колыванова какой хранитель, какой защитник? Только и смотрит, где бы напакостить, кого бы побольней обидеть, что бы урвать. Губкин нарочно попросил Михалыча, старшего смены, чтоб почаще ставил в пару Колыванова. За ним присмотр нужен.

Что-то Кузька вел себя странно. Понюхал блюдце, но пить не стал, а поднял морду и вдруг тихонько заскулил. Такого с ним не бывало со щенячьего возраста.