Текст книги "Корпорация Деда Мороза"

Автор книги: Анна Бербеницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8

Глеб задумчиво разглядывал в зеркале собственное лицо, периодически отпивая из фляжки коньяк. Последний год, с тех пор как он понял, что делать, стал часто смотреть на себя в зеркало. Словно пытаясь запомнить, как выглядит сейчас, как идет ему эта вертикальная морщина над переносицей, добавляя и так жесткому лицу мужественности, и словно пытаясь представить, как будет выглядеть скоро. Совершенно по-другому. Впрочем, достаточно вспомнить. Полистать старые альбомы с фотографиями, которые не брал в руки уже много лет, однажды спрятав на чердаке отцовской дачи. Просто физически не было сил посмотреть на снимки, казалось, что сердце не выдержит и разорвется, если увидит ее. А он и так увидит. Уже совсем скоро.

Отследить чертова старика не было возможности, тот не отображался на карте. Зато когда Глеб пришел в технический отдел убедиться в этом собственными глазами, Алексей Захарович сделал ему просто царский подарок. Рассказал все про новое свечение. Про то, что Мария Морозова в курсе. И отдал распечатку с графиком, где, когда и как сильно светилась неустановленная снегурочка. Глебу хватило одного взгляда на бумаги, чтобы все понять. Адреса! И французские Альпы, и квартира, где проживала та самая девка, из-за которой переполошились доманские старики. Куски головоломки моментально встали на место, и в этом были и плюсы, и минусы. Очень хорошо, что сейчас он один из первых все понял. Осталось только получить доказательства, в которых, по сути, Глеб особо не нуждался, настолько все было явным. Просто давно привык все проверять и подтверждать документально. Поэтому сам лично просмотрел газетный архив, нашел адрес больницы, где все произошло, и отправил людей за информацией. Вскоре Антон перезвонил и сообщил: акушерка не пустила их на порог и категорически отказалась беседовать. Неужели придется ехать самому? Как же все надоело! Эта суета и детективные истории. Когда до Нового года осталось около трех месяцев, уже невозможно думать ни о чем другом, кроме самого главного, кроме того, что скоро, совсем скоро все изменится навсегда. И он снова будет счастлив.

Глеб приблизился к зеркалу и аккуратно потрогал пальцами носогубные складки. Так странно. Скоро и этих, созданных временем отметок всех его бед не станет. Он уже никогда не будет страдальчески кривить губы и строить гневные гримасы, а значит, и на гладко выбритых щеках не появится морщин. Да и вообще, у молодых не бывает морщин. Так странно…

На дисплее зазвонившего телефона снова определился Антон.

– Вы не поверите, но не кто иной, как Арсений Морозов, только что зашел в дом. Через окно видно, как они с Воронковой беседуют. Прослушку установили, так что скоро все узнаете!

– Арсений Морозов? – Глеб побледнел. – Он что, здесь? Антон, у тебя мозги имеются? Почему раньше не сказал? Старик не должен был общаться с акушеркой, ни в коем случае. Черт подери!

В ярости пнув дверь ванной, он выбежал в комнату и вдруг резко остановился. Это уже становилось слишком серьезным, нужно было немедленно все прекращать.

– Значит, так. С тобой сколько людей? Двое? Прекрасно, трех лбов достаточно, чтобы справиться с семидесятилетним стариком. Он не должен выйти за пределы Ключей.

– Но… – Антон замялся на несколько секунд и нерешительно продолжил: – Что вы имеете в виду, Глеб Александрович? Я никогда… никогда не смогу отдать распоряжение… то есть причинить вред здоровью человека! А тем более уж… я вообще считаю, что мы поступаем неправильно. Я больше не хочу…

– Идиот! О чем ты говоришь? Арсения не надо убивать, ты меня за кого принимаешь? Нужно просто убрать на некоторое время, чтобы та информация, которую он сегодня узнает, никуда не ушла! А всего через три месяца это уже никому не будет интересно. Просто свяжите его и посадите в машину. Я перезвоню и скажу, что делать дальше и куда везти.

– Но…

Нельзя было посылать Антона, для этого дела нужно было нанять обычных людей, которые не ощущают родовой магии. Но ведь Глеб не мог предположить, что Мороз внезапно очнется и станет буянить, устроит похолодание, тряхнет силой. А значит, каждый, у кого есть ледяной ген, почувствует что-то. После того урагана все снегурочки преобразились, словно на крыльях летали по коридорам компании, светились, излучали счастье и энтузиазм. Все до одного почувствовали Деда Мороза, их сущность проснулась и встрепенулась. И хоть снегуры-мужчины, у которых тоже есть этот ген, не так сильны, не умеют половины из того, что дано женщинам рода, и они изменились. Почти двадцать пять лет Мороз не заявлял о себе, и Глеб управлял сотрудниками как ему вздумается, виртуозно играя на самых темных сторонах личности, используя только нужные ему чувства. Такие как алчность, жадность, злость. Антон же был самой преданной пешкой и мог сделать что угодно, но вот Мороз ударил посохом, пошли волны магической силы, и все изменилось. Глеб единственный, кто ничего не почувствовал. Просто его собственная ярость, боль и жажда мести разрослись так сильно, пустили корни, опутавшие каждую клеточку тела, и многотонными стальными цепями держали его, не давая магнетической силе Мороза перетянуть на сторону добра. А всех остальных притягивало. И Антон поддался. И гениальный план вдруг оказался под угрозой срыва. Ни в коем случае нельзя допустить, чтоб Арсений встретился с Владимиром и открыл правду!

– Ты не знаешь всего. Я пытаюсь сделать так, чтобы Владимиру было лучше. У него последнее время очень плохо со здоровьем, его нельзя волновать, это чревато необратимыми последствиями. Арсений долгое время не общается с братом и ничего не подозревает. Мой долг уберечь Мороза от потрясений и тем самым сохранить ему жизнь. Так что действуй. Посадите старика в машину и отвезите на мою дачу, ты знаешь дорогу. Как только все сделаешь – звони, встретимся там. И, обещаю, я все объясню!

* * *

– Так уж совпало, что в ту ночь в больнице почти не осталось пациентов, всех кого можно было, отпустили по домам на Новый год. В интенсивной терапии лежало около шести человек, а родильное отделение и вовсе пустовало. Да и во всех Ключах не было ни одной беременной на сносях, я ведь знала наших жителей. Только Любка Соколова должна была родить в скором времени, единственная, да и то срок определили только на конец февраля. Поэтому акушера-гинеколога и не вызывали на службу. Только два дежурных врача на все палаты да медсестры. Я вообще не должна была в тот день работать, но судьба распорядилась иначе и привела меня в больницу. – Зинаида протяжно вздохнула, не глядя, нащупала на столе бутылку и снова сделала два коротких глотка.

– Может быть, лучше чаю? – предложил Арсений.

– Сама знаю, что лучше. Хочешь слушать – не вмешивайся, моя жизнь, что хочу, то и делаю.

Она еще немного помолчала, беззвучно шевеля губами, и все так же, не глядя на гостя, продолжила.

– Я ведь влюблена была в Гришу Милоцкого, одного молодого врача, вот и поперлась в больницу 31 декабря за пару часов до Нового года. Знала, что он на дежурстве. Даже торт испекла. Надеялась побыть с Гришей в компании, посидеть за каким-никаким, но все-таки праздничным столом. Часам к десяти вечера в ординаторской уже накрыли. В общем, выпили, проводили старый год. В палатах было спокойно, «тяжелые» давно спали, а те, кто порезвей, собрались у телевизора смотреть праздничные программы. И ничего не предвещало беды.

Пора было домой возвращаться, и примерно в половине одиннадцатого я сказала какой-то сентиментальный тост и собралась уходить. Ночь выдалась, как сейчас помню, чудная! Я вышла на улицу и какое-то время просто стояла, на снег глядела.

Как вдруг вижу: к крыльцу больницы подходит женщина! Идет, прихрамывает, еле ноги переставляет. Руками огромный живот придерживает. «Помогите! – прошептала она. – Рожаю, уже не могу терпеть, до города не доеду, воды отошли».

Потом оказалось, что дамочка приехала на Новый год в Ключи к родне, что до срока еще две недели было и она рассчитывала второго числа вернуться в Москву и лечь в предродовую. И как не побоялась ехать в такую даль в гости? В общем, вечером будущая мамашка внезапно почувствовала схватки, перепугалась не на шутку и решила возвращаться в Москву. Да только поздно было! Добралась до трассы, а пока пыталась остановить попутку, воды отошли, и схватки, ясное дело, усилились. Поняла – не доехать ей до столицы. Первый же водитель оказался местным, знал, где находится наша больница, и довез дуреху до ворот. Это ж надо было на тридцать седьмой неделе черти куда из дома умотать!

Ну, я недолго думая схватила ее под руки и повела внутрь. Сообразила, что, кроме меня, акушерок сейчас в больнице нет, врача в родильном отделении тоже нет, только дежурные. Поняла, что придется остаться и помочь нашим принять роды. Посмотрела бабу на кресле, а у той, мать моя женщина, полное раскрытие и потуги вовсю! Еще ведь, помню, уточнила, правда ли она всего два часа назад почувствовала схватки? Оказалось, это стремительные роды. Я с таким делом в своей недолгой практике еще не сталкивалась. Акушера-гинеколога поздно было вызывать, ведь пришлось бы за ним отправлять кого-то, телефонов-то в большинстве домов в деревне не было. А на это не осталось ни единой минуты. Мобильные ведь еще не изобрели. Эх, были б тогда мобильные, наверное, удалось бы избежать трагедии! Или обойтись меньшими жертвами…

Да еще и дама оказалась старородящей, первая беременность в сорок лет. С таким я тоже не сталкивалась. В тот миг и промелькнула тень нехорошего предчувствия – не справиться мне! И стремительные роды, и возраст пациентки, и отсутствие врача-акушера…

Дежурные уже были слегка под хмельком, как-никак целый час старый год провожали. В родильное примчался Григорий, и мы взялись принимать роды. Но тут что-то пошло не так. Баба та почему-то никак не могла разродиться, хотя, по логике, должна была максимум на третьей потуге вытолкнуть плод. Я старалась изо всех сил, понимала, что еще немного, и ребенку может непоздоровиться. Ирина (так ее звали) стала «проваливаться» и терять сознание, Гриша возвращал ее как мог. Я судорожно соображала, смогу ли вытянуть ребенка щипцами, ведь ни разу не делала такого. Кляла все на свете, что рядом нет опытного врача. И вдруг дверь родильного зала с грохотом распахнулась и забежала бледная как смерть Танька, одна из сестер. Глаза по полтиннику, на лице ужас, губы трясутся. Еле выговорила новость: в приемное поступило три человека. Автомобильная авария. Серьезные травмы. Один при смерти, другой с открытыми переломами, а третья, девушка, в родах.

Как потом оказалось, авария случилась на трассе, по направлению к Устюгу и как раз у развилки, что на Ключи. До полуночи час оставался, никого на дороге-то и не было. По счастливой случайности мимо таксист наш Сашка проезжал, к семье торопился, задержался на работе. Он и…

– Остановился, увидев в кювете автомобиль, вытащил нас всех, пересадил к себе в машину и довез до больницы в Ключах. До Устюга могли не дотянуть, потому что у Володи кровоточила рана на голове и он уже потерял сознание, а у Светочки от удара и стресса начались схватки, хотя до срока еще месяц оставался. А я… у меня были сломаны рука и нога, но к тому времени, когда Александр, таксист тот, нас пересаживал, я уже очнулся.

Зинаида, застыв, в шоке смотрела на Арсения.

– Господи, так это был ты? Тот мужчина, который в момент аварии сидел за рулем?

– Я.

– А как все произошло? Говорят, ты пьяный был, заснул на минуту и слетел в кювет. Правда, что ли?

– Я был абсолютно трезв. Как выяснилось гораздо позже, у меня случился микроинсульт, я потерял сознание, и на скорости автомобиль сошел с трассы, перевернулся несколько раз и улетел в кювет. Очнулся уже от болевого шока, рука сильно пострадала. А Володя и Света, они… они… – Арсений откинулся на спинку стула, выдохнул и прикрыл глаза. Столько лет прошло, а боль, оказывается, не отпустила ни на грамм.

– На, хлебни моего напитка, полегчает сразу. Почему, ты думаешь, я пью? Так лучше. Гораздо лучше. – Зинаида протянула Арсению бутылку, и он сделал большой глоток. Самогон обжег горло и пищевод, и все чувства и мысли сразу устремились туда, в желудок, который горел огнем. Отвлекло.

– Володя, значит. Это тот парень молодой, который скончался, не приходя в сознание, от травмы черепа? Кем он тебе приходился?

– Племянник. Единственный сын старшего брата.

– Так вот кто ты? И тоже, значит, олигарх? Как и Владимир Морозов?

– Нет, я пенсионер, только живу в Европе. У нас с супругой ресторан свой. На жизнь хватает. Рассказывай дальше. Что произошло в родильном зале?

Женщина покачала головой, еще раз внимательно и жалостливо глянула на собеседника и снова отвернулась к окну.

– А дальше начался ад. Натуральный кромешный ад. Григорий убежал в приемное, посмотреть, что там происходит, велел мне справляться с родами самой. Второй врач, Афанасьев, повез в операционную парня. Еще надеялись спасти ему жизнь. Ирина все никак не могла вытужить ребенка, гоняла его туда-сюда, я начала всерьез опасаться за жизнь плода. И вдруг в зал завезли каталку с девушкой. Светлана, говоришь? Так вот, Светлана была вся в крови, лицо в порезах от разбившегося стекла. И вдобавок ко всему еще и в родах. Но через десять минут она потеряла сознание, и приняли решение делать кесарево. К тому моменту, когда вытащили ребеночка, у девушки остановилось сердце. Гриша сунул мне в руки младенца и принялся реанимировать мать. Я выбежала в коридор, стала орать и звать медсестер, а все были в другой операционной, спасали парня. В этот момент Ирина завопила, что рожает, и родила наконец. Я перерезала пуповину и взяла на руки второго младенца. Прибежала Танька, сообщила, что парня не спасли, и забрала детей на обработку. Я кинулась к Грише, но было поздно, девушку не откачали.

Все, что было дальше, помню, как в тумане. К тому времени подмога прибыла. Как только вы поступили к нам, кто-то из персонала дозвонился в область. Приехали две кареты «Скорой помощи». Куча людей. Крики. Суета. Нам пихали какие-то бумаги, которые надо было срочно подписывать. Я узнала, что один ребенок тоже, оказывается, не выжил. От стресса потеряла сознание. А когда пришла в себя, увидела, как надо мной склонились какие-то люди и все спрашивали, спрашивали, кого родила Ирина. Девочку или мальчика. А я не знала. Просто не обратила внимания на пол! Сам подумай! Когда Григорий сунул мне в руки младенца Светланы и принялся реанимировать ее, разве ж я разглядывала что-то? Кинулась звать подмогу. А тут и Ирина орет, что рожает. Ребенок мог упасть, я пулей к ней. В одной руке один, положила его на стол, кинулась ловить другого, еле успела! Стресс, я как в тумане, ничего не соображаю, кровь в висках пульсирует. А УЗИ ведь в то время у нас еще не было, Ирина не знала, кого носит. На меня все смотрят, ждут ответа. И в этот момент в ординаторскую врывается ваш Владимир Морозов и требует показать ему внука. А умер как раз новорожденный мальчик. Тогда я и решила, мне даже показалось, что вспомнила, будто у моей роженицы девочка была. Морозов ведь все твердил и твердил, что в его роду появляются на свет только мальчики, да так убедительно говорил… У детей разница всего две недели, а УЗИ тогда не было…

Арсений не двигался и, кажется, даже не дышал. События того дня, каждая минута той страшной трагедии ожила в нем и голову словно сдавило тисками, а в горле натужно заплескалось сердце. Надо успокоиться. Иначе до еще одного, третьего инсульта, недалеко. Он дрожащей рукой нащупал в кармане пиджака пузырек и положил в рот таблетку. Через несколько минут сердцебиение успокоилось. Зинаида тем временем почти допила бутылку и, кажется, прилично опьянела.

– Да подожди ты пить, не надоело? Что дальше было? Как поняла, что ошиблась?

– Не боись, расскажу. Такого не забудешь и после трех бутылок.

Она пьяно хохотнула, встала из-за стола и вышла из кухни. Вернувшись, достала из холодильника колбасу и принялась откусывать прямо от палки. Арсений молча сидел и ждал.

– Я ходила в ту ночь в детское к девочке, перед тем как домой отправиться. Час сидела и смотрела на нее. Поверить не могла, что справилась. Что удалось миновать еще одну смерть. Держала счастливицу на руках и качала. Трогала за щечки и пальчики. Тогда и увидела родимое пятно. Такое необычное, на снежинку похожее. Ма-а-а-аленькую такую снежинку, малюсенькую. Крошечное розовое пятнышко на запястье. Какой-то знак. Я слышала, что родимые пятна неспроста появляются, что каждое имеет смысл.

А больше девочку увидеть и не пришлось, за Ириной приехал отец из столицы и увез их с дочкой в московскую клинику. На следующее же утро.

А через месяц, как раз в мое дежурство, в больницу снова явился Владимир Морозов. Хотел поговорить со мной и Григорием, услышать подробности той ночи. Тогда-то я и узнала, что в аварии он потерял единственного сына, невестку и новорожденного внука. И остался один, поскольку супруга его давно уже на небесах была.

– Да, у Валентины оказалось слабое сердце, она скончалась за пять лет до трагедии. И слава богу. Нет ничего хуже, чем пережить собственного ребенка. Валя была нежным, трепетным цветком, она не перенесла бы такого.

– Дела-а-а! И зачем я только пришла в ту ночь в больницу? Дура! Молодая влюбленная дура! Если б не Григорий, который потом окончательно сломал мне жизнь, ничего этого бы не было, я была бы непричастна, – выдохнула Зинаида и пьяно протяжно завыла, обхватив руками плечи и раскачиваясь из стороны в сторону.

– Ну хватит, хватит! Ничего не изменишь. Все случилось так, как случилось.

– Не изменишь… В общем, когда Гриша разговаривал с Владимиром, у того от переживаний случился приступ. Ему сняли рубаху, и тогда я увидела… и чуть не померла на месте. Родимое пятно! Такое же, как у новорожденной девочки. Один в один, только больше и темнее!

– Ну? – не выдержал Арсений. – Почему не рассказала?

– Почему, почему? По кочану и по капусте. Молодая была да неопытная. Всего боялась. Когда Морозова увезли из больницы, я сразу кинулась к Грише. Ревела, билась в истерике! Требовала срочно разыскать Ирину и забрать девочку, отдать ее несчастному мужчине, потерявшему все. А Григорий приказал молчать. Сказал, что сам поговорит с главврачом. А потом огорошил: никто ничего делать не будет. В больницу и так нагрянули с проверкой, сначала одни, потом другие. И почему персонала в новогоднюю ночь не хватало? И почему медсестры навеселе были? И то почему, и другое. Тряхнули всех по полной. Много кого уволили. Главный трясся как осиновый лист, боялся, что и его снимут. Приказал Григорию молчать. Сказал, что у него имеются доказательства того, что мы оба были пьяны. Какой там пьяны… пару рюмок выпили. Но даже эта пара рюмок грозила… сам понимаешь чем. Гриша боялся до такой степени, что со временем ушел из больницы и уехал. Больше его никогда не видела.

А я кто? Девчонка, сцыкуха, четыре месяца как после медучилища. Что я могла? Никто не поддержал, все только запугивали. Такой шум после трагедии поднялся, все журналисты приезжали, расспрашивали. Главного в результате все же сняли. И я поняла, что остается только забыть. Да вот не смогла. Со временем только становилось все хуже и хуже. И хуже, и хуже. Стала ждать Морозова в гости, все думала, что однажды он явится ко мне за доказательствами. Что всплывет то родимое пятно на руке у девчонки. И пойдет дед искать доказательства, найдет меня. Григорий-то давно в Израиле живет. А я тут, рядышком, всю жизнь под боком почти. Я думала, что если он меня простит, то смогу жить дальше. А то сил никаких больше нет держать в себе.

Арсений вздохнул и тяжело поднялся со стула. Положил руку на плечо женщине и легонько похлопал.

– Думаю, он простит. Ты хороший человек, Зинаида. Плохой бы не мучился. Обещаю, что приведу сюда брата и вы поговорите. Уверен, что он простит. Ты б не пила так. Хорошо ведь рассказываешь, значит, мозги еще работают. Да, здоровья и молодости не вернуть уже, но сохрани хоть голову ясной! А сейчас мне пора, скоро ночь. Прощай.

Морозов торопливо вышел из дома и направился в сторону остановки, понимая, что в такое время уже вряд ли ходит автобус. Он глубоко задумался, пытаясь переварить услышанное, надеясь, что железный обруч, до сих пор сдавливающий виски, ослабнет и станет проще дышать. Поэтому не сразу заметил, что рядом остановилась машина с затемненными окнами и открылась дверь.

– Далеко тебе, отец?

– На станцию.

– Так автобус последний ушел и больше не будет. Садись, подвезем!

– Спасибо, ребята! – обрадовался Арсений и сел в салон.

В следующее мгновенье его схватили за руки, в шее кольнуло что-то острое, и через несколько секунд в глаза врезалась темнота. Абсолютная, густая темнота, без единого звука и шелеста.