Текст книги "Избавь-трава (СИ)"
Автор книги: Анна Белкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Насилу Ветров приподнялся на локте, огляделся и увидел перед собой замаранный белый подол.
– Что вы здесь делаете? – спросил очень строгий голос женщины, которая его явно не ждала.
Ветров вздрогнул: нашел-таки Ингу… И валяется теперь перед ней, как последний дурак.
– Так, что вы здесь делаете? – повторила Инга еще более строго и наклонилась к нему, буквально, испепелив взглядом.
Бледная она такая, и под глазами – синяки, как у человека, который ночами не спит. Что-то ее лицо показалось Ветрову знакомым – он ее определенно видел. Только вот, где и когда?
– Участковый уполномоченный Ветров, – прокряхтел он, неуклюже водворяясь на ноги. Вся одежда на нем – драная, грязная: увидь он сам такое чудо – никогда не поверил бы, что это мент. Заломал бы и в обезьянник забил.
– Документы! – бездушно потребовала Инга, выпрямившись во весь рост. Она высокая, повыше самого Ветрова будет.
– Вот, глядите… – Ветров поднес удостоверение к ее сердитым глазам – темным таким, почти черным.
– Чего драный такой? – пригвоздила его Инга, и Ветров счел благоразумным соврать.
– Да, оступился, в балку упал, – прогудел он, стыдясь признаться, что познакомился с местным «химородником», да только знакомство не зашло.
– Ладно, идемте в дом, – позволила Инга, повернулась спиной и пошла…
Толко сейчас Ветров заметил здесь тропку и высокий забор, поставленный частоколом из толстых бревен. Ясно, что эта худая женщина строила такую крепость не сама: тут понадобилась бы хорошая бригада.
– На отшибе живу, звери рыщут, – словно оправдываясь, проронила Инга, отперев тяжелую калитку длинным ключом. Замок у нее стоит такой, какие раньше «новые русские» ставили в стальные двери своих коттеджей. Да, хорошо укрепилась, танк не пройдет.
Едва участковый, глупо озираясь, сделал шаг за калитку – с громовым лаем кинулся к нему здоровенный косматый кавказец, разинув клыкастую пасть.
– Стой! – негромко сказала Инга, выставив вперед раскрытую ладонь, и псина замерла за секунду до того, как перекусила бы Ветрова напополам. – Место, Джульбарс!
Псина, скуля, завиляла кудлатым хвостом и, повинуясь хозяйке, потрусила вглубь двора, где оказалась ее крепкая будка. Какая, однако, дрессированная – даже служебно-розыскные собаки не всегда такими бывают!
– На цепи надо держать, – пропыхтел Ветров, пережив страх смерти. – Видите, кидается на людей? Штраф могу выписать!
– А если волк? – парировала Инга, даже не взглянув в сторону потного от страха участкового. – Как он задавит его, если на цепи будет сидеть? У меня нет никого, кроме сына, и не бывает гостей!
Двор Инги казался идеальным: ровные дорожки, ухоженные грядки с какими-то побегами, колодец под крышей, постройки поодаль от хаты. Да и хата неплохая: пониже, конечно, чем у жуткого деда, но тоже сделана на славу. Ставни раскрашены – сложные узоры: птицы, звери и лучистые солнца переплетаются крыльями, лапами, лучами…
– Ну, чего вы стоите? – надменный голос Инги вывел Ветрова из ступора. – Идемте в дом!
– Тапки наденьте! – приказала странная хозяйка, прежде чем повела участкового в кухню. – Я не люблю грязь!
– Ладно, – кивнул Ветров, стаскивая обляпанные ботинки и влезая в разбитые, разношенные серые тапки. Огромные, даже ему, с его сорок пятым, велики.
Да, у Инги очень чисто: половые доски светлые, нигде ни пятнышка. Даже печь – здоровенная русская печь – белая, будто только побелена. И всюду вышитые полотенца висят, да нарисованы эти узоры: звери, птицы, солнца. Странно в глуши такое жилье отыскать, тем более, Инга одна здесь, без мужа… В селе куда худшие хаты, хоть и с мужиками – у той же Никишиной – хлам, грязь, да копотью и куревом всюду воняет.
В кухне жар стоял – недавно печь истопили. Вон и котелок на припечке, завернутый в узорное полотенце. На лавке, за накрытым столом, сидел упитанный сорванец лет семи, и за обе щеки уписывал галушки, смачно макая их в пиалу домашней сметаны.
– Николенька, поздоровайся, – мягко попросила Инга. Очевидно, это и есть ее сын, но как непохож: мать замученная жизнью, а Николенька холеный такой.
– Привет! – не очень-то и вежливо буркнул мальчишка и продолжил есть.
Где же, все-таки, Ветров, видал эту Ингу? Он присмотрелся еще раз, как она берет котелок, подкладывает сынку еще галушек, стаскивает полотенце и ловко отправляет сей глиняный предмет ухватом в печь.
Да, точно же! Ветрова, будто бы этим ухватом хватили по башке. Он еще практику проходил на третьем курсе, когда газеты подняли бучу: жена бизнесмена Анисимова бесследно исчезла. Дело вел как раз Крольчихин – матерый следак, у которого он, Ветров, в практикантах бегал. Однако, так и не раскрыл, жену не нашел, и дело повисло в «глухарях». Все думали, что навсегда.
– Инга… Анисимова? – уточнил Ветров, вспомнив ее фото, которые по всем каналам крутили тогда, да постоянно перебирал Крольчихин.
– Цыплакова! – холодно поправила Инга, сцепив в замок тонкие бледные пальцы. – Сколько вы хотите?
– За… Что? – опешил Ветров, неловко шаркая огромными тапками.
– За то, чтобы вы отцепились от меня и моего сына! – злобно процедила Инга, специально сделав акцент на слове «моего».
– Послушайте… – начал, было, Ветров, однако Инга свирепо перебила:
– Да, я сбежала от этого тирана! Да, это не его ребёнок! Но, это не ваше дело! Сколько вы хотите?
– Послушайте, гражданка! – Ветров ее перекричал, и она заглохла, наконец. – Я к вам совсем по другому делу! Меня ваши мужья и дети не интересуют!
– Да? – округлила глаза Инга, а потом рванула к своей печи, закопошилась, залязгала ухватом. – Галушки будете? – она полную тарелку навалила и поставила на стол со слащавой улыбкой взяточника.
Ветров с утра ни крошки не видал, и в пустом желудке гавкали собаки. Однако он взял себя в ежовые рукавицы и вежливо отказался от еды.
– Мне некогда, – выдавил он, проглотив голодную слюну, ведь аромат на кухне Инги стоял просто колдовской. – Вы, наверное, слышали, что в селе пропали люди? Я должен у вас спросить, когда вы в последний раз видели Яшкина?
– Кого? – Инга выглядела удивленной.
– Мирона Яшкина, плотника, – уточнил Ветров, опасаясь сесть на лавку, а то потеряет разум и все галушки сожрет. – Говорят, он мог ходить к вам…
– Да что вы слушаете этих гадюк? – взвилась Инга, сжав кулаки на черенке ухвата. – Это же сплетни все! Мы живем с Николенькой тихо-мирно, никому не мешаем, никто к нам не ходит!
В голове Ветрова уже зародилась безумная догадка: Яшкин пошел, таки, к Инге, его загрыз ее Джульбарс, а Инга избавилась от тела. В лесу это нетрудно сделать.
«А кто тогда эти хоромы построил, черт?» – злобно подумал про себя Ветров, но промолчал: доказать невозможно, что Яшкин, или Максаков, или еще кто из пропавших. За этой Ингой надо следить, сходить к Авдоткину – он ей ближайший сосед. Да и про Аггеича этого потолковать – Авдоткин разумный должен быть, не станет байки травить про колдовство.
– Николай, в школу ходишь? – поинтересовался Ветров у мальчишки напоследок. – Читать-писать умеешь?
– Маленький он еще, семи нет! – Инга сейчас же вступилась – пикнуть сыну не позволила. Обняла его за голову, стала наглаживать. – А грамоте я и сама научить могу!
– У педиатра-то состоите на учете? – проворчал Ветров, подозревая, что Инга – какая-то темная сектантка, и сына задержит на уровне маугли из-за своих идефиксов.
– Далеко до педиатра, – вздохнула Инга, отпустила сына и пинялась делать вид, что вытирает припечек. – Аггеич у нас и за педиатра, и за терапевта, и за скорую, и за ветеринара заодно: травами и настоями всегда выручит.
– Послушайте, Инга! – серьезно сказал Ветров. – Если вы не поставите ребенка на учет в поликлинике и не определите в школу – я вынужден буду сообщить в органы опеки. Это не потому, что я желаю вам зла, а потому что это – моя работа.
– Ладно, хорошо, – проскрежетала Инга сквозь зубы – ясно, что для того, чтобы Ветров отцепился. Обязательно надо будет связаться с опекой – не хватало еще на участке чекнутых фанатиков и малолетних дикарей.
– Вы смотрите: без справки от педиатра в школу не возьмут, – напутствовал Ветров на прощание.
– Тапки снимите! – со злостью приказала ему Инга и пошла вперед, наверное, чтобы собачину свою запереть.
***
Полуденный зной уже начинал докучать, когда Ветров выбрался к пасеке. Зря он у Инги ничего не съел, а главное – воды не попросил. Желудок уже к горлу подъехал. К пересохшему горлу. Недалеко от пасеки сторожка Авдоткина – надо заглянуть: воды попросить и одежду нормальную. К тому же, завтра лес прочесывать, а соваться в глушь без лесничего – самоубийство.
Пчелы летали над ульями, как темные тучи – время у них такое, сбрасывают собранный нектар и улетают за новым. Ветров побоялся идти напрямик, а пошел в обход, огибая опасные ульи. У него нет ни дымаря, ни сетки на лицо – еще облепят. Из головы участкового не шел Аггеич – что за дед такой, с котячьим глазом? В селе на него не нарадуются, а он – перепугался… А может, и никакой у него не котячий глаз, а болячка такая? Глаукома там, или еще что-то? Или вообще – линза – маскируется, как шарлатаны из девяностых? Надо будет обязательно заглянуть к этому «народному целителю» и поговорить «с пристрастием», мало ли, кого он уже залечил?
И снова Ветров углубился в прохладную сень лесных деревьев. Шел он строго по тропе, которую уже успел хорошо изучить, когда ходил сюда с самим Авдоткиным. Тут сыро, и узкий ручеек течет, журчит, а вода в нем чистая, совсем прозрачная. Осока торчит по илистым берегам неопрятными пучками, да кружат над искрящейся водой большие стрекозы.
У кустов ежевики тропа сделала крутой поворот – она должна была привести участкового к сторожке, Ветров ускорил шаг. Да, вон и постройка виднеется: забор и сруб – наконец-то, добрался. Приблизившись, Ветров начал бухать в калитку… В ржавую какую-то, странную – у Авдоткина новая калитка стояла, а тут какой-то хлам, проеденный ржавчиной до дыр. Ветров еще раз машинально стукнул, и эта непонятная калитка сама собой отворилась, петли повернулись с хриплым, низким скрежетом.
– Авдоткин? – негромко осведомился Ветров у зябкой и сырой пустоты. Двор совсем пустой перед ним лежал, покрытый мокрым черноземом. Ни грядок Авдоткинских, ни пса Рогдая… И не дом даже во дворе, а куча черных, гнилых бревен с зияющей темной дырой на месте двери. Что-то там, в дыре, шумно завозилось, зашуршало, заскребло чем-то твердым по дереву.
Ветров попятился и быстренько зашагал прочь отсюда – страх куснул под ложечкой, погнал обратно, к пасеке. Выбираться надо к «Хозтоварам», да в опорный пункт тащиться, Авдоткина и по телефону можно достать. Нечего бродить по лесу, где могут попадаться пустые зимовья, которые облюбовали дикие звери.
Тропинка петляла между вековых стволов – кусты зеленеют справа и слева, да течет ручеек, журчит. Птицы только умолкли, да холодом очень неприятно повеяло. Участковый завернул за куст, который казался ему знакомым, и наткнулся на тушу. Крупный олень был сурово растерзан – будто медвежьими когтями – и уже наполовину съеден. Однако, еще теплый – Ветров тронул его рукой и принялся обтирать перепачканный кровью палец о брюки. И воронье не успело налететь, а значит, зверь близко, только что убил его и ел. Может быть, даже таится в тех кустах, которые в шаге от Ветрова… А может, в этой избухе чертовой медведь и возился? Слопал пол-оленя и влез? Но Ветров шел здесь только что – не было никакого оленя, черт подери!
Ветров судорожно выцарапал табельный пистолет, нацелил на куст, на другой куст, на зеленое, рябое пространство между древесными стволами. Лихорадочно крутясь, держал он на курке дрожащие пальцы, а потом – кинулся отсюда сломя голову, пока медведь не задрал и его.
Медведя не было. Убегая, Ветров поминутно оглядывался, но никого не видел, не слышал ни топота, ни тяжелого дыхания зверя. Запыхавшийся и вспотевший, Ветров остановился на краю какой-то поляны. Оперевшись грязными руками о колени, переводил он дух, понимая, что здесь он точно раньше не бывал. В кулаке участкового оставался зажат пистолет – Ветров поставил его на предохранитель и забил в кобуру.
– Да черт, черт с тобой! – принялся он орать, пинать траву ногами, расшвыривая комья земли. Да какой же он непроходимый дурень! Зачем вообще потащился в сторожку, когда уже вышел к пасеке? Нет, чтобы к «Хозтоварам» идти и пихаться в свой чертов «запорожец»!
– Черт! – воплем огласил он тихие лесные окрестности, и ответили ему крикливые кукши, вылетая из густой кроны деревьев.
– Нет, нет, стоп… – пропыхтел Ветров сам себе, стремясь усмирить медленно наползающую панику. – Успокойся, Ветров, вспомни спортивное ориентирование…
Участковый старался глубоко и мерно дышать, глядеть вокруг себя спокойней, чтобы понять, как забурился он в эту дыру, и куда ему следует идти. Какая, все же, необычная поляна – покрыта плотным ковром неизвестной Ветрову темной травы и мелких синих колокольчиков, среди которых торчат грузные серые камни. Не просто торчат – их штук восемь, или десять, и стоят они так, словно кто-то специально установил их ровным кругом.
В середине круга нечто белело – небольшой предмет, вроде, округлый. Ветров с опаской подобрался поближе и замер, не в силах оторвать глаз. Не предмет это вовсе – в густо сплетенных стеблях травы он заметил маленький череп. Человеческий череп, череп младенца – и остатки костей. Неизвестная трава обвила каждую мелкую косточку, точно обнимала брошенное дитя, из пустых глазниц черепа синие колокольчики выглядывали особенно пушистыми гроздьями.
Черт, да чье же это «счастье» тут осталось? В Ветрове уснул глупый паникер, и наконец-то, включился мент. Он не встретил хищных зверей, зато посреди леса онаружил труп. А значит, не обойтись без криминалиста и судмеда, нужно давать в Докучаевск заявку, чтобы они прислали группу, которая установит родителей… Хотя, в скелетированных останках вряд ли найдутся ткани, пригодные для экспертизы ДНК…
Участковый попытался распутать прочные, гибкие стебли и освободить кости, но укололся о длинный и острый шип.
– Черт! – он сунул в рот окровавленный палец и тут же сплюнул, чтобы заразу не подцепить.
– Так, – буркнул он сам себе и вытащил мобильник. Решил Петьке звонить, чтобы тот шевелил плавниками, гнал дружину да Авдоткина вызванивал скорей. Вот, напасть – кроме пропавших и всего остального, свалился еще и этот скелет, который, скорее всего, безнадежный глухарь.
«Только 112», – нагло сообщил экран телефона, и участковый злобно затолкал его обратно в карман. Такое впечатление, будто в чащобу зашел – раз покрытия нет. На пасеке – прекрасная связь, в сторожке Авдоткина – тоже. Он, ведь, недалеко от сторожки? Или далеко? Где же он тогда?
Паника вновь накатила, Ветров заметался по проклятой поляне, закричал, зовя на помощь.
– Авдооооткин!! – ревел он, распугивая вокруг все живое. Птицы вспархивали в небо, крутились над поляной и свистели да каркали на разные голоса.
– А-уууууу! – чем громче орешь – тем выше шанс. – Помогитееее!!!
В горло врезалась боль, и Ветров закашлялся, рухнув на колени. Из глаз потекли слезы, он размазал их кулаком.
Чуть отдышавшись, Ветров сел, привалившись потной спиной к одному из камней – холодному и сырому. Сырость сразу пробрала, однако участковый не сдвинулся с места. Он снова выковырял телефон, поднес к глазам трясущимися руками. «Только 112», – ничего не изменилось, здесь не ловят сеть мобильные телефоны. Но Ветров ткнул на вызов, чтобы хоть на «сто двенадцать» позвонить и сказать, что он заблудился в лесу, и его нужно спасать.
Тихо, глухо, как в старом глубоком колодце – Ветров не услышал даже гудков, сколько ни сидел он с трубкой у уха. Время вызова вышло, и телефон сбросил звонок.
– Да что за черт, а? – фыркнул Ветров. Заблудился в трех соснах, черт подери! Ну, на сколько он от пасеки отошел? Ну, на полкилометра, не больше, и… что? Хорошо хоть, репеллентами набрызгался досхочу – хоть, комары да мошкара не донимают, а то бы он сбрендил уже.
Кряхтя, опираясь на камень, поднялся Ветров с земли. Сырая земля – брюки почти насквозь промокли, хотя он совсем недолго сидел. «Так, вспоминаем спортивное ориентирование», – мысленно говорил он, обойдя камень кругом. Где мох должен расти? С севера? Да, с одной стороны камень весь зеленый, покрыт пушистыми мхами. Хорошо, север нашли… Только компаса у Ветрова нет, не знает Ветров, с какой стороны пришел, и что к северу отсюда – он тоже не знает. Может, там леса на километры тянутся, и он до старости будет тащиться? Вообще не собирался Ветров по лесу плутать – только к Куркину и назад – и компас не взял, дубовый пенек.
– Черт! – он злобно пнул камень ногой и решил действовать по правилу Тесея: оставлять следы, по которым сможет вернуться назад, если опять пойдет не туда.
Ветров оборвал полоску со своего и так вдрызг измочаленного кителя и повязал на низкую ветку, которую хорошо видно. Так, один след уже есть. Продираясь сквозь нижние ветви и кусты, участковый прошел еще немного и повязал вторую полоску. Еще прошел – еще повязал. Хорошо, все-таки, что он догадался «превратиться» в Тесея, только вот, поздновато дотумкал… Грибов тут полно – боровики так и просятся в… лукошко, которого у Ветрова нет. Огромные, сочные, и даже шляпки не рваные – целыми семействами торчат боровики из-под земли. Сразу видно, что в этом месте нет грибников, иначе бы давно порезали такой «клад». Стоп. Ветров замер и огляделся. Грибов полно, нет грибников – значит, определенно он идет не туда, не к людям, а забирается в лес.
– Черт, – ругнувшись, Ветров решил не медлить, а повернуть назад и вернуться к поляне по своим меткам, пока не забурился куда-нибудь в логово волчье.
Над головой скакала по высоким веткам белка, сбрасывала сухую, отслоившуюся кору, метнулась в куст ярко-рыжая лисица. Солнце сверкало в просветах крон, журчали лесные ручьи. Ветров тащился назад, сдирая с веток свои полоски, набивал ими карманы. Жажда мучила ужасно – сорвав очередную метку, Ветров бросился к одному из ручьев. Припал к нему, холодному, рот раскрыл… Но, жучки какие-то копошатся в прозрачной воде, козявки, улитки, да берег грязный такой. Не решился Ветров пить сырую воду – подхватит холеру и сгинет точно. Нельзя, надо терпеть. Зачерпнув пигоршню из ручья, участковый умыл поцарапанное лицо, обтер потную шею да руки помыл. Стало легче, хоть и не сильно – тянет его напиться ручей. Однако Ветров пересилил себя, встал и сейчас же нашел глазами метку – это последняя, он должен сейчас попасть на поляну.
Приблизившись, он сдернул эту полоску серой ткани, развязал узел… Взглянул перед собой и не поверил глазам: дерево то же, кусты те же, но поляна – другая маячит впереди. Трава на ней совсем не такая – какая-то желтая, да длинные болотные камыши, и нет заметных каменюк – только коряги кривые точат, а еще – хилые и скрюченные деревья. Да что за черт вообще творится? Как поглумился кто-то: специально метки перевесил.
– Эй! – Ветров рявкнул, стиснув в кулаке последнюю полоску. – А ну, выходи! Аггеич? Куркин? Эй?!
В траве за спиной Ветрова зашуршало, послышались частые шаги. Догадка пулей пробила голову: а вот и убийца, который заманивает в лес!
– Стоять! – Ветров обернулся в прыжке, с пистолетом наперевес… Никого.
Шаги и шуршание теперь слышались слева, Ветров снова прыгнул – никого.
– Вылазь, или буду стрелять! – зарычал участковый, приготовившись к схватке с преступником. А может, и с несколькими сразу.
– Ветров! – откуда-то слева раздался мелодичный насмешливый голос, и девичий смех колокольчиками зазвенел где-то над сплетенными ветвями деревьев.
– Кто здесь? – Ветров повернул ошалелую голову, и тут его взгляд зацепило яркое красное пятно.
Изящная девичья фигурка в коротком красном платье оказалась на желтой поляне. Повернулась вокруг себя среди тонких ветвей и корявых деревьев, прошлась она туда-сюда по травяному ковру. Опешил Ветров: как она сюда попала, да еще и на высоких каблуках?
– Ну, что же ты, Ветров? – капризно протянула девушка и словно приблизилась, сделалась отчетливее.
Ветров глядел на нее неотрывно – со страхом узнал он свою одногруппницу Макушину, Ленку-Пенку, в которую влюбился еще на первом курсе и с которой так ни разу и не поговорил… Но уже потерял: отец «продал» ее замуж за какого-то большого прокурора, как только Макушина получила диплом.
– Ленка? – выжал из спертого горла Ветров, спрятал пистолет и шагнул к ней, но Ленка вдруг сорвалась и бросилась наутек.
– Ветров! – ее удивительно громкий в лесной тиши голос манил, и участковый как обезумел. Кинулся за ней, очертя голову.
Ботинки вляпались в холодную вязкую жижу, и Ветров отскочил назад. Черт, да это и есть Русальная елань – здоровенное и страшно топкое болото, скрытое травою так, что кажется поляной. Нет там Макушиной, и не было никогда – почудилось – и звонкий смех обернулся ревущим воплем выпи.
– Черт… – плюнул Ветров, пытаясь отчистить комья вонючей, торфяной грязищи с подошвы веткой.
Пить хочется… Ветров понял, что куда-то исчезли ручьи – ни одного не течет, только пересохшие неровные русла, и земля под ногами сухая, потрескалась, как в пустыне Атакама. Изо всех сил Ветров старался не поддаться панике: только что здесь было сыро, под ногами грязища чавкала, а что же теперь? Воздух стал сухим и душным, жарким, как в полдень в центре города, среди стекла и асфальта. Еще какой-то гарью потянуло, дымом – говорят, тут есть торфяники, которые горят сотнями лет – наткнулся, видать, на один.
Ветров решил не мешкать – закрыл лицо воротником рубашки и зашагал пошире, чтобы поскорее убраться. Торфяной дым ядовитый, как дьявол – можно до смерти им надышаться. Да, недаром говорят, что здесь гиблое место, только не монстры губят людей, а сама природа. Надышался, наверное, Ветров, вот и увидел Ленку-Пенку в болоте.
Ветров шел за солнцем – видел его игривые отсветы среди широких листьев дубов и осин, да шагал побыстрее. Он уже не цеплял «метки Тесея» – возвращаться в горящий торфяник не станет все равно. Здесь полно деревень кругом – не только Красный Партизан: Сорочанка где-то тут, и Нижинцы, и еще какая-то… Бандерлог… Нет, Лог какой-то – только какой именно – забыл Ветров.
Шагая, вспоминал он карту местности, что висела в его кабинете – прикрывала дыру в стене, как любил шутить Петька. Лес обозначен зеленым, да самопальная бурая клякса с толстым красным контуром посередине зеленого – Петька рассказывал, что это капитан Порох сам Русальную елань обозначил. Ближайшее село к елани – Нижинцы, пятнадцать километров от Партизана. Пятнадцать километров? Да как он на пятнадцать чертовых километров забурился? Пешком-то? За пару часов?
Чертыхнувшись в стотысячный раз, Ветров глянул перед собой, и в хаосе листвы вдруг заметил некое сооружение. Он даже замер, чтобы присмотреться: за последнее время его подвели уже и глаза, и уши. Но, нет, не кажется ему – мелькают среди ветвей прямоугольные контуры чего-то рукотворного.
– Люди! – из горла сам собой вырвался этот сиплый крик, и Ветров бросился вперед.
Шорох леса ответил на его крик. Проскакав метров пятьдесят, вырвался участковый на большую прогалину. Людей не водилось здесь, и не было жилья – над короткой и чахлой травой сиротливо высился серый, растрескавшийся монумент. Когда-то давно установили на монолитном постаменте высокую стелу, под которой в скорби склонила голову скульптура солдата, обняв кладбищенский крест. На стеле раньше была советская звезда, но она от времени обвалилась и валялась под постаментом грудой камней. От местных Ветров уже слышал, что в лесу есть памятник погорелым Чижам – деревушке, от которой в сорок первом фашисты оставили одно пепелище.
Ну, молодец, Ветров – нашел деревню. Да, до сорок первого года тут была деревня. А сейчас – только эта аляповатая советская статуя, да из грязи на прогалине выглядывают замшелые остатки неких кирпичных стен да кривые, щербатые обломки плит – такие же замшелые.
Ветров вдохнул сырой воздух – землей пахнет, грибами. Торфяники остались позади, и это хорошо, он спасся от ядовитого дыма. Ветров еще раз проверил телефон. Да, «сто двенадцать» можно позвонить. Но заряда почему-то всего девять процентов осталось, и уже мигает красная лампочка, хотя из опорного пункта Ветров выходил с полной батареей и толком никому не звонил.
Равномерный, глухой гул Ветров услышал, когда снова набрал «сто двенадцать». Такие звуки и не издают телефонные трубки – либо гудки, либо робот говорит. Интересно, к памятнику Чижам туристы ходят? Хорошо бы тут был какой-то маршрут.
***
Ветров вновь превратился в Тесея – вязал полоски, да шел в одном направлении. Кажется, лес начинает редеть – и деревья уже не такие толстые, и травянистых прогалин больше. Всмотрелся Ветров в даль – и накатил на него дурацкий щенячий восторг: различил он в мареве деревенские хаты. Все равно, что за село: Нижинцы, Сорочанка, или этот «Бандерлог» – там люди, которые дадут ему воды и помогут попасть в Красный Партизан.
– Эге-ге-ге-геееей! – заорал что было мочи Ветров и помчался вперед, через прогалину, прямо к хатам.
Казалось, что они близко, однако Ветров уже запыхался, а не добежал. Отдышавшись, пошел он шагом, зорко всматриваясь в горизонт. Но чем ближе подходил – тем размытее казались хаты, неясные какие-то…
А пройдя еще метров двести, Ветров понял: нет тут села – шумят впереди незнакомые березы, клонятся, будто на сильном ветру. Хотя там, где застрял участковый – мертвый штиль и тишь. Нужно поворачиваеть назад, находить свои метки и опять идти в другую сторону. Но Ветров больше не захотел кружить.
– Ну, все, не обманешь! – Ветров разозлился на лес, крикнул в небо и попер напролом через гадкий березняк. Он старался шагать побыстрее, и холодный сильный ветер хлестал его, трепал одежду и волосы. Стволы очень часто торчали, местами непроходимо, Ветров огибал их широкими крюками.
На один ствол Ветров с размаху аж пузом налетел, и он под его напором переломился. Трухлявой оказалась береза – белая сверху, а внутри уже сточена жуками, да гнилью. Перепрыгнув через свалившийся кусок ствола, Ветров дальше попер – шумно сопя и размахивая кулаками, чтобы придать себе уверенность. Он нарочно сшибал сухие березы, чтобы не обходить их лишний раз, под ногами чавкала мокрая лесная подстилка.
Ветров сделал еще один злобный шаг, и его нога вдруг угодила в сухой и легкий пепел, чёрное облачко взлетело из-под подошвы. Ветер внезапно утих – снова эта мертвая тишь.
– Что за черт? – Ветров испугался не на шутку, разом встал, как вкопанный.
Березняк оборвался внезапно – ни одной березы участковый больше не видал. Вместо них торчали повсюду черные, как погорелые, стволы – голые, с кривыми и тонкими ветками. Оглянулся назад – и позади такие же головешки… Как же не заметил Ветров, что прошагал весь березняк и попал на это пожарище? Землю зловещим одеялом укрыл толстый слой черного пепла, из которого жутко глядели гротескные яркие мухоморы. Большущие такие, и растут не просто так, а широкими, почти ровными кольцами.
Это не торфяник – гарью здесь совсем не пахнет, хотя и стелится между стволами серый туман, похожий на дым. Густой – шагов на двадцать вперед уже почти не видать. Вот уж, чертово место – слышал от Федоры Ветров байку про Черный лес – наверное, это он и есть. Бежать бы Ветрову назад – страх уже хватает за горло липким спрутом. Но он и сейчас решил не сдаваться – пошел только вперед сквозь туман, топал по мухоморам, свирепо сминая их в лепешки. Некоторые, особо здоровые, Ветров сбивал ботинками и громко ругался, на чем свет стоит.
– Получай! – он занёс ногу повыше, нацелившись снести мухоморище, что нагло выступил из тумана. Но туман вдруг рассеялся, открыв то, что скрывал.
Мухоморище был частью одного из колец – особо широкого, в котором без движения лежал человек. Ветров медленно и осторожно поставил ногу, не задев мухомор, всмотрелся в лицо, подернутое мертвенной бледностью. И будто молния пронзила его – в кругу лежал пропавший пасечник Семен Варюхин, невредимый, ничуть не истлевший, словно бы спал.
– Варюхин! – Ветров легонько пнул пасечника в бок, но тот не шевелился и казался твердым, будто манекен. Участковый попытался нащупать пульс, но так и не сумел: мертв Варюхин, но… законсервирован.
Криминалист, судмед, оперативная группа! Ветров выдрал мобильный, но… «Только 112» – отсюда никуда нельзя позвонить, чертов, чертов лес!
Где-то дальше, в тумане что-то тихо шуршало, стрекотало, как стрекочут кузнечики – Ветров прислушался и понял, что этот звук докучает ему уже давно, однако он разобрал его только сейчас.
Ругаясь, поднялся участковый с корточек, шагнул на звук и чуть не наступил на второе тело – Аглая! Да они же все здесь: Варюхин, Аглая, Ядвига, Максаков, Порох и Яшкин – по порядку, как пропадали, так и лежат нетленными в мухоморовых кольцах. Вот они, Ветров нашел всех пропавших, Ветров раскрыл дело – пора-таки возвращаться назад и привести сюда оперативную группу, а потом и найти того, кто их убил.
Нечто стрекотало уже не вдали, а под самыми ногами, но Ветров наплевал – взяв хорошую спортивную скорость, направился он против солнца, откуда пришел. И вдруг наткнулся на невидимую преграду, будто тюкнулся в стеклянное полотно.
Ветров рефлекторно попятился, не в силах понять, что происходит, и его спина встретила такую же преграду – твердую, непроходимую.
В ужасе участковый развернулся и побежал в первую попавшуюся сторону – там среди черных деревьев замаячил просвет. Жуткий стрекот преследовал, нарастая, но еще пару шагов и… На полном скаку Ветров вбился в прозрачную стену – так сильно, что аж отлетел и с размаху уселся в грязь. Где-то в глубине души появился безотчетный страх смерти и придушил, заставляя судорожно глотать воздух. Лоб покрылся испариной, несмотря на холод. Едва-едва заставил себя Ветров сунуть руку в кобуру, с трудом удержал он табельный пистолет, вес которого увеличился в несколько раз.
Поднатужившись, Ветров нажал на курок и стрельнул вперед, туда, где встретила его стена. Выстрел прозвучал глухим, эфемерным хлопком, а пуля улетела вдаль, ни на что не наткнувшись.
– Что за черт? – Ветров поднялся, чувствуя во всем теле слабость и боль. Нет никакой стены – как она ему почудилась-то?
Сжав пистолет, он небыстро потянулся вперед, но и двух шагов не сделал, как его нос столкнулся с необъяснимой, невидимой массой. Преграда сдвинулась вперед, и Ветров почувствовал, как она продолжает двигаться, теснит его обратно, к мухоморовым кругам, но земли не трогает, не разрушает кочки, не ломает грибов. В панике Ветров выставил перед собой похолодевшие руки, уперся в стену, попытался остановить, однако чертовщина ехала с неумолимым напором, и ноги участкового прорыли в мягкой земле две колеи.
