Текст книги "Избавь-трава (СИ)"
Автор книги: Анна Белкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
========== Пролог ==========
Старший лейтенант милиции Артем Ветров перебирал кипу папок без энтузиазма. Морщил нос и скреб затылок в попытках сосредоточиться и делать дело… Открыл одну папку, однако кособокие блошиные буквы мерзко прыгали перед глазами.
В сельский опорный пункт его только на прошлой неделе перевели – из Донецка – не привык старший лейтенант к тому, что на рабочем месте нет компьютера с готовой базой.
Напротив него ерзал на скрипучем стуле помощник – сержант Петр Кубриков… Хотя, какой он Петр? Петька, не дорос до Петра: после армии только мальчишка. При прошлом участковом он всего месяц поработал, однако был у Петьки несомненный плюс: он родился и вырос здесь, в деревне Красный Партизан.
– Максим Ильич ведь, тоже пропал, – осторожно заметил Кубриков, подняв чубатую голову от мобильника. – Там и про него заявление есть…
– Угу, – буркнул Ветров, отыскав ту самую папку, с кипой на Максима Ильича.
Из папки на Ветрова строго «взглянул» его предшественник на месте участкового: пожилой и матерый, со свирепыми рыжими усами, с хитрым прищуром. Фото с доски почета открепили: украшено дубовыми листьями, да так и подписано: «Капитан милиции Порох, Максим Ильич. Лучший участковый уполномоченный Докучаевского района Донецкой области».
– Он Максакова ходил искать, – прошептал Петька, нервно елозя пальцем по экрану телефона. – И с концами, Артем Геннадьич.
– Так, а Максаков – что? – осведомился Ветров, выбрав папку с Максаковым, но поленившись перечитать. Он уже про всех раз по десять прочитал, и они в голове участкового успели перемешаться в кашу.
– Утоп, – буркнул Кубриков, затолкав телефон в карман форменных брюк. – Тело не нашли.
– Утоп, – вздохнул Ветров, с тихим и грустным шелестом отложив бумажки. По исцарапанной, испорченной кругами от горячих кружек столешнице вальяжно прополз рыжий прусак.
Странное дело прижало плечи Ветрова с самого первого рабочего дня – в селе непостижимым образом пропали пять человек. Началось все с полгода назад, при Порохе – пропал Варюхин, пасечник. Прямо у себя с пасеки исчез, и не видали его до сих пор. За ним, как по лыжне, еще трое испарились, а потом – и сам Порох.
Ветров же «унаследовал» это совсем не легкое дело – упревал над тем, чтобы нащупать между всеми пятью хоть какую хлипкую связь, однако попытки летели в тартарары. Да, все они местные, да, знакомы были с пеленок, однако все по-разному пропали, в разных местах – и общего врага Ветров тоже не определил.
Про Максакова шептали «Утоп», потому что в последний раз видали этого пьяницу на Чистом озере. Рыбачил со «звездой» местного розлива Куркиным – глушили горькую да песни орали, покидав снасти на берегу. А на утро – снасти нашли, бутылки нашли… Куркин валялся в кусту, да лыка не вязал. А вот, Максакова – как черт унес: ни на озере, ни в озере, ни дома, ни у любовницы не нашли. И на работу не вышел – ни на следующий день, ни через неделю, и нет его до сих пор.
Кстати, супруга Куркина, Аглая, тоже пропала – ушла с сестрой Ядвигой с утра по ягоды – и месяц уж прошел, как обе канули. Петька рассказывал, как начальник из Докучаевска капитана Пороха разносил, будто бы тот, как квашня сидит, когда люди из-под носа исчезают. Бегал тогда Порох, как угорелый – и по хатам опрашивал, и с лесничим Авдоткиным прочесывал местные дремучие леса, но не нашел никого, ничего, ни единой зацепки.
Старый кипятильник в литровой банке отвлек – нагрел воду, и она забулькала, выплескиваясь на крышу сейфа. На стол больше не ставили банку: и так испорчен.
– Кофе заварю, ты будешь? – пробурчал Ветров, отключил кипятильник, вынул его из банки и запрятал подальше в ящик стола. По пожарной безопасности не положено в кабинете такие вещи держать. Но, не роботы же – кофе хочется.
– Ага, Артем Геннадьич, – зевнул Петька, сонный какой-то, растрепанный.
Ветров схватил с подоконника кофейную банку и чашки, принялся насыпать… В мутное, заросшее паутиной окно весело заглядывало летнее солнце, да птички-бездельницы звенели где-то в густых кустах. Август радовал погодой: нет проклятой жары, и можно хоть как-то работать.
Только Ветров успел кофе залить кипятком, как белую дверь тесного кабинета сотряс мощный стук, похожий на удары кулаком, или каблуком… А то и молотком.
– Входите, – выдохнул Ветров и чуть кофе не расплескал – успел вовремя поставить на стол.
Дверь распахнулась с треском, будто сбитая ногой, и в кабинет ураганом ворвалась тетка – рослая такая, крепкая, да голова в бигуди. Наверное, что-то страшное у нее стряслось, раз выскочила из дому, не закончив прическу.
– Ты – участковый? – пригвоздила Ветрова тетка и стукнула кулаком по его столу.
– Я… – Ветров хотел сурово, по-милицейски отчеканить, однако не вышло: пискнул, как мышь.
– Мямля какая-то, ей-богу! – рыкнула тетка, обмахивая багровое лицо каким-то желтым полотенцем. – Не знаю, кого ты найдешь тут? Тьфу!
– Так, давайте по делу! – участковый, наконец-то, взял себя в руки и отрубил эти вопли, зыркнул на тетку, чтобы заткнулась и объяснила, наконец, для чего ворвалась.
– Муж мой вчера-ся канул, – скрипучим голосом выплюнула та. – Мирошка, плотником халтурил по селу!
Ветров скис: еще один пропал – так же, «из-под носа», как и у Пороха. Придется забыть о кофе – старший лейтенант смиренно взял двойной бланк, копирку и ручку, принялся надписывать шапку для протокола… Кофе остынет, пока он будет беседовать с теткой.
– «Мирошка» – это как? – уточнил он, повинуясь своему еще студенческому страху допустить ошибку в протоколе.
– Мирон Алексеич! – бросила тетка и расселась на свободном стуле, широко расставив полные колени, едва прикрытые цветастым платьем. – Яшкин… Фамилию, хоть, правильно написал? – она бесцеремонно заглянула в довольно корявый протокол Ветрова.
Участковый только шапку успел надписать, стараясь отвлечься от ехидного хмыканья тетки. Не воспринимает всерьез новичка – ну да ладно, все когда-то начинали…
– Фамилия, имя, отчество? – рабочим тоном уточнил у нее участковый, не поднимая головы от бумаги. Ручка у него писала неважно: пропускала и царапала – приходилось обводить буквы по два-три раза, черт.
– Ишь! – фыркнула тетка, закинув полотенце на могучее плечо. – Ну, Никишина я, Дарья Поликарповна! И не глазей! – она в который раз испепелила несчастного Ветрова взглядом ведьминских глазищ. – Не расписанные мы, так живем! Не бог ты – не тебе судить!
– А причем тут бог? – не выдержал Ветров, нехорошо предчувствуя, что из-за сумбура Никишиной придется портить протокол. Он ведь, поставил галочку в графе «замужем», а черкать и мазать корректором нельзя. В Донецке, по крайней мере, нельзя было…
– Есть юридические формулировки, в конце концов! – Ветров хотел, было, блеснуть высшим образованием, однако натолкнулся на огненную стену презрения в «ведьминских глазищах». – Да и вообще, у вашего… кхм… супруга, кроме вас, еще семья есть?
– Да ты чего? – взвилась Никишина, взмахнув крепким, мужицким кулаком. – Я б с него сразу всю дурь вышибла! Сковородой!
– Успокойтесь, Никишина, иначе я у вас заявление не приму, – Ветров выбросил все эмоции и превратился в робота. – Вот, – он сунул ей чистый лист и ручку. – Опишите все обстоятельства его исчезновения, которые вам известны.
– Хм! – Никишина громко хмыкнула в ответ на его нарочитый официоз и схватила хлипкую китайскую ручку мощными пальцами, закаленными на грядках. – Ну, так, значится, так… – буркнула она.
Никишина опустила злой горбатый нос, низко склонившись над бумагой, и начала увлеченно выводить крупные, округлые буквы. Участковый Ветров обидеть никого не хотел – но подобный почерк считается признаком недостатка интеллекта.
Никишина довольно долго карябала, а после – подала бумагу Ветрову. Как-то слетела с нее воинственная спесь – тетка выглядела какой-то задушенной, всплакнула даже.
– Боюсь… – проронила она. – Нечистый куражится…
– Успокойтесь, гражданка! – буркнул Ветров, с каменным лицом перечитывая ее заявление. – Мы – милиция, и в чертей не верим. Сейчас, я задам вам пару вопросов, а вы постарайтесь ответить поточнее!
Оказалось, что Яшкину приспичило вчерашним утром отправиться капканы проверять – ловил он зайцев каких-то в чащобе, и уходил в самую глухомань, чтобы лесничий Авдоткин не засек.
– Ну, да, браконьерствовал Мирошка! – в который раз взвилась Никишина. – А ты сам посуди, какой доход у плотника на селе! Есть нечего месяцами бывает!
– Так, дальше, – пробормотал Ветров, чья голова уже раскалывалась от визга и рева. – Вы знаете, где Яшкин расставлял свои капканы?
– Куркин знает, – фыркнула Никишина. – Чертяка, пьянь, приперся назад, как ни в чем не бывало, а моего сокола и нет!
С Максаковым – Куркин, с Яшкиным теперь – тот же Куркин… И жена Куркина пропала. В голову настойчиво затесался зубастый образ Куркина-убийцы, который Максакова утопил, и сгубил в лесу Мирошку, да женку прихлопнул с горячей руки.
Ветров записывал тщательно и старался сделать почерк получше. Три раза проверил ошибки: не хотелось портить бланк и переписывать заново. В Донецке бланки протоколов шли под строгую отчетность, и за испорченные вычитали из зарплаты… А тут?
– Так, подпишите здесь: «С моих слов записано верно», – Ветров указал ей на пустую графу, когда Никишина закончила рявкать ему в лицо и умолкла, отирая полотенцем слезы вместе с темной косметикой.
– А ну, дай, прочитаю! – задернув носом, Никишина выхватила у Ветрова протокол и едва не порвала. – Знаю я вас, напишешь вам «верно», а вы наклепаете!
– Авдоткину звони! – стальным тоном приказал Ветров Петьке. – Снова прочесывать пойдем…
– Э, как это – Авдоткину? – вскочила Дарья, отшвырнув протокол, который так и не подписала. – Капканы-то Мирошкины – того, не этого!
– Так, гражданка! – отрезал Ветров, а Петька тем временем присоседился к телефону и принялся с потрескиванием вращать диск. – Ваш супруг заблудился в лесу! Тут уже не до его капканов – речь идет о его жизни!
– Ой-вой-вой… – закудахтала Никишина, упав на спинку стула, от чего тот жалобно заскрежетал.
– Подпишите протокол! – Ветров сурово ткнул пальцем в пустую графу на бумаге и сунул Никишиной ручку.
– Да, черт с тобой, – шепотом ругнулся Петька, звякнув синей телефонной трубкой о рычаг.
– Что там, у Авдоткина опять номер не существует? – осведомился Ветров, тщательно следя за тем, чтобы Дарья оставила свою подпись на обоих экземплярах. Неохота ему потом за ней бегать, чтобы дело сдать в архив.
– Угу, – кивнул Петька. – На мобильный попробую набрать. Столб упал, наверное, опять… Вне зоны, – сообщил он, когда не смог достать лесника и по мобильному. – Что делать, Артем Геннадьич?
– Так, Кубриков, дружину собирай – лес все равно будем прочесывать! Авдоткину позванивай! – постановил Ветров, решив, что Авдоткин пошел на обход в свои дебри и вышел из зоны покрытия. В тайне участковый надеялся, что недотепа Яшкин просто заблудился по пьяни. Перепил с Куркиным треклятым, и потерялся.
– Смотаюсь к Куркину пока, – решил Ветров, натягивая китель. – Какой-никакой, а свидетель.
– Никакой! – влезла Никишина. – Он с утра уже никакой!
Выйдя в утреннюю прохладу, Ветров чуток порадовался солнышку и широко зашагал к служебной машине. Для девушки большое начальство выделило «запорожец»: мигалкой снабдили, полосу намалевали – и сойдет. На ходу пока « глазастый» – Ветров, хоть и не сразу, но завел хрипатый движок. Осторожно, чтобы сильно не прыгать на кочках, двинулся он по Восточной улице к «Хозтоварам», неподалеку от которых базировался Куркин.
========== Избавь-трава ==========
Комментарий к Избавь-трава
1. Наймит – наемный работник после отмены крепостного права. 1861г. – год отмены крепостного права на Правобережной Украине (на Левобережной – 1846г.)
2. Химородник – казачий колдун.
Двор Куркина выглядел так, будто нога человека не ступала в него десяток лет. Древовидные заросли амброзии мерно покачивались, прочно оккупировав все грядки, пустые бутылки виднелись – старинные, с черной плесенью внутри. Да носилась, кудахтая, пестрая курица – чужая, скорее всего. Ветров заметил в углу двора сгнившую будку, цепь толстенная, ржавая возле нее валялась, но собаки не видно. Постояв еще минуточку, Ветров решился и толкнул скрипучую, гнилую калитку.
– Эээ! – внезапно со стороны убогой хаты вой какой-то раздался… Или рев.
Ветров уже во двор шагнул – шел осторожно, чтобы в перепутанных зарослях сорняков в яму какую не вступить. Он вскинул голову рывком и увидал, что на дырявое крыльцо выпростался Куркин – живой пока еще, не околел. Тощий, как палка, коричневый от алкоголя, пошатывался он на нетвердых с похмелья ногах и чесал колено под синими трикотажными штанами, растянутыми, как мешок.
– Ты чо шаришь, эээ? – проревел сей житель, вперив в участкового пространный пьяный взгляд. Под правым глазом у него фингал – авось, дрался с Яшкиным? Авось, убил?
– Участковый уполномоченный Ветров, – Ветров не рявкнул, а вздохнул, выпятив вперед удостоверение. Перспектива пообщаться с приматом не радовала его совсем. Что Куркин может ему сказать? Может быть, и не помнит он ничего. Ветров уже раз пять пытался опрашивать его насчет жены и невестки, однако Куркин был всегда вповалку, и говорил только «эээ», или «ррр», а то и просто храпел, не реагируя на внешние раздражители.
– У, начальничек… – изрыгнул Куркин, почесав плешивый затылок. – Ну, проходи, коль не шутишь!
– Не шучу! – сурово отрубил участковый и, лавируя между мусором, ямами и лужами, приблизился к куркинской халупе. Не дом у него, а картошка какая-то: бесформенный уже, сырой всегда да в землю врос по самые окошки, непрозрачные от толстого пыльного слоя.
Куркин зигзагами потащился в сени, расхлябанно загребая шлепанцами из вспененной резины, которые у него почему-то розовыми оказались. Ветров здесь уже был – темно в сенях Куркина, холодно, как в склепе, а еще – жутко душно от смеси курева, алкогольных паров да гадкого запаха горелой каши. Ветров подозревал, что Куркин где-то в погребе прячет самогонный аппарат – от него и поднимаются пары. Он еще обязательно нагрянет сюда с проверкой – когда раскидает дело пропавших.
– Подь сюды, начальничек! – Куркин размахнулся и пнул ногой кривое и ржавое ведро, которое торчало у него на пути.
Ведерко с низким лязгом покатилось по чёрным от грязи и липким доскам давно не мытого пола, и от него панически забилась под газовую плитку крыса.
Это место служило Куркину кухней: закопченная плитка, покрытая чем-то пригоревшим, забитый заскорузлыми тарелками умывальник, какая-то тумба, развалюха-стол под дырявой клеенкой да пяток табуретов. Из них только два стояли возле стола, остальные – хаотично валялись по кухне. А уж кислятиной как разит – даже голова у Ветрова слегка закружилась. Кстати, вот и каша – в ведре под умывальником. И около ведра.
Куркин, вздыхая, полез за плитку и, покопавшись, вытащил что-то что явно скрывал.
– Раздавим? – пробухтел Куркин, хлопнув на стол бутыль мутного первача.
– Так, гражданин, я – при исполнении! – свирепо напомнил ему Ветров, опасаясь присаживаться на один из его табуретов: или прилипнет, или навернется.
– Эх, ты! – выплюнул Куркин, вынул зубами притертую пробку, стопку грязную приставил к отбитому горлышку…
– Так! – Ветров отобрал у него эти «радости» и отставил на дальнюю тумбу. Крысы-мыши над ней хорошенько потрудились: от погрызов живого места нет, хотя тумба – из вычурного полированного гарнитура.
– Гражданин Куркин, я пришел поговорить о Яшкине! – блокировав пьянице доступ к первачу, Ветров рванул с места в карьер.
– А, что, Мирошка? – брызжа слюной, излаял Куркин. – Чего он уже учудил, козлиная морда?
– Он пропал! – вколотил Ветров, не церемонясь с этим «сознательным» гражданином. Еще стопку первача хлопнет – и станет бессознательным. По-хорошему надо бы его в КПЗ прописать до завтра, чтобы просох и смог адекватно показать, где они с Яшкиным капканы мастырили.
– Да ты чооо? – проревел Куркин, выпучив рыбьи глазки с красными, воспаленными капиллярами.
Он хотел прорваться к бутыли, однако Ветров его ловко отпихнул.
– Пропал Яшкин, – повторил участковый. – Как раз в тот день, когда вы с ним ставили капканы.
– Чо? Та мы ниччо не ставили! – Куркин начал, было пьяно отбрехиваться, но Ветров заломил ему руку и прижал мордой к липкой, заляпанной клеенке.
– Иии… – запищал Куркин, вяло ворочая своими «ложноножками», но Ветров заломил его руку еще больнее.
– Твоя задача, Куркин, показать, где вы с Яшкиным вчера пихали свои чертовы капканы! – Ветров во всю изображал «злого мента», зная, что иначе ни буквы не вытянет из дурацкого алкаша. – И где ты видел его в последний раз!
– Да ладно, ладно, не души, начальник… – плаксиво заныл Куркин, и тогда Ветров бросил его.
Тряпье Куркина было все в какой-то грязи, или заплесневело – Ветров запачкал китель и теперь – брезгливо вытирал. Куркин же валялся рожей на столе и невнятно, гнусаво бурчал.
– Отлично, Куркин, завтра в десять утра – как штык мне быть в опорном пункте! – рявкнул Ветров. – И попробуй мне нажраться – навешу на тебя убийство Яшкина, и Максакова заодно!
Куркин побледнел и притих, оставив Ветрова довольным. Может быть, он где-то перегнул, но с такими кадрами иначе нельзя.
– Так, Куркин, хотел еще про жену твою потолковать! – Ветров продолжил допрос, довольный тем, что, наконец, представилась возможность.
– Эх, Аглая, аглаедка! – гавкнул Куркин, сполз со стола и развалился на трехногом табурете, который чудом не упал. – Говорил же ей русским языком, не таскайся ты за той малиной! Медведи там, на пасеку прут – развелось, шо не стреляных собак… Совсем охамел Варюхин со своими ик!.. икспириментами!
Продираясь сквозь пьяную икоту, Куркин принялся колоритно вещать о том, что ученый Семен Варюхин – по-настоящему был «фэбээрщик», и дрессировал своих пчел, как оружие массового поражения. А заодно и «медведей» дрессировал. Однако из всей его пурги Ветров смог-таки выделить версию: на пасеку Варюхина, действительно, медведи повадились – могли, ведь, и задрать тех, кому не повезло…
– Вот, ты, начальник, все ругаешься за капканы-то, – гудел Куркин, подперев обросший подбородок кулаками. – А ты думаешь, нам после тышша восьмисот шестьдесят первого лучше стало? Да, выкуси, начальник! Шо крепостной, шо наймит¹ – один черт, жрать нечего! Я, вот, по людях похалтурю – на буханку хлеба наберу…
– До завтра, Куркин! – прихватив для верности его первач, Ветров хотел ретироваться: уж больно воняет, да и некогда ему слушать пьяные бредни.
Едва участковый к двери шагнул, как она распахнулась, и в кухню пожаловала баба Федора. В обеих руках у нее болтались полные авоськи, она кивнула Ветрову и лихо гаркнула, как гусар:
– Здравия желаю, товарищ старлей!
– Добрый день, Федора Михайловна, – буркнул ей Ветров и хотел протиснуться мимо этой сердобольной активистки на выход, однако баба Федора задержала его за рукав.
– Вот, гляньте, товарищ старлей, на нашего профессора! – с укором проворчала она, бухнув авоськи на стол перед Куркиным.
– Профессора? – Ветров изумился, едва бутыль не выронил. Алкаш этот законченный, и вдруг, профессор?
– Профессор Никандр Сергеевич Куркин! – настояла баба Федора, выгружая из авосек докторскую колбасу, батон, кефир, консервы… – На весь Союз же в свое время гремел: это ж он Курган-бабу под Верхними Лягушами открыл, темнота!
– Да, быть не может… – прогудел Ветров, схватив себя за нос. Неужели, это заспиртованное существо – и правда, профессор, который Курган-бабу открыл? Что он делает здесь, в дыре, когда должен лавры пожинать?
– Ну и чего ты расселся? – пихнула баба Федора вялого без выпивки Куркина. – Я, вот, тебе и колбаску, и кефирчик вчера-ся в автолавке приобрела! Хоть, поешь, как человек, а не эту гадость!
– Знаешь, Федора, я избавь-траву найти хотел, – тянул Куркин, поочередно хватая подарки Федоры. – Легенда есть, что растет она за Русальной еланью, где брод партизанский был… Знаешь, что за трава такая? От любой напасти избавит тебя! Я еще студентом легенду-то услыхал.
– Ты б к Аггеичу сходил, – буркнула Федора, морщась от вида куркинской кухни. – Он тут такими делами заведует – как-никак, химородник². Может заодно и вылечил тебя от этого дела!
Федора щелкнула себя пальцем по шее и нехотя отправилась к умывальнику – мыть за Куркиным его «Эверест».
– А где эта трава твоя, Куркин? – негромко спросил пьяницу Ветров, подцепив еще одну версию: «наркобароны» среднего пошиба растят в глухомани конопляные поля, и местные частенько бродят их искать. Уж не нарвались ли его «клиенты» на такое поле с куркинской подачи?
– Не нашел я ее, товарищ старлей! – уныло вздохнул Куркин, подергав Ветрова за рукав. – По легендам за Русальной еланью, а в жизни – ёк! Сколько ни ходил туда – один черт…
– Черт! – рыкнул Ветров в пьяную физиономию и чуть оплеуху гаду не влепил.
Таскался же Яшкин за этим уродцем, вот и вляпался в Русальную елань, алкаш чертов! А он, Ветров, тут бегает, как сумасшедший, ищет… И Максаков, наверное, туда, и пасечник этот чекнутый!
– Так, Куркин! Я уже сказал тебе, чтобы к десяти в ОПОП тащился? – генеральским голосом громыхнул Ветров. – На елань тоже сводишь поисковую группу, усек?
– Н-нуу, – зарычал Куркин.
– Федора Михайловна, вы можете проследить, чтобы он не пил до завтра? – попросил Ветров бабу Федору, которая, видимо, решила вычистить тут авгиевы конюшни: веник нашла… В плесени весь.
– Ну, конечно! – кивнула эта бодрая пенсионерка и сейчас же напала на Куркина. – Давай-ка, профессор, воды натаскай! Отмывать буду твой гадюшник! Ишь, зарылся мне тут, как свинья!
– Так, отлично! – оценил Ветров и, попрощавшись, вышел во двор. У него еще сегодня дел невпроворот – мобилизовал «профессора» на завтрашние подвиги, и прекрасно. Ветров и подумать не мог, что он – профессор…
Внимание участкового привлекло движение по низу у забора: пеструю чужую курицу стремительно утаскивала лиса. Ветров не успел ее пристрелить: хищница нырнула в узкую дыру и спаслась от пули.
***
Ветров оставил служебную машину на пятачке, у магазина «Хозтовары». После ливней грунтовые дороги ужасно развезло, а путь к Куркину еще и в низине: влипнет машина – с битюгом не достанешь. «Хозтовары» – единственный в Красном Партизане магазин, да автолавка еще приезжает три раза в неделю. Сегодня – вторник, не «базарный» день, и поэтому на пятачке пусто было и тихо. Настроение у Ветрова вконец испоганилось: мало ему пропавших – так еще и конопляное поле наметилось, и медведи, и лисица чертова. Раз в подворье пришла – значит, бешеная, раз бешеная – отстреливать надо. Ветров еще разок попытался Авдоткину позвонить, однако тот, видать, надолго ушел, все еще вне зоны…
Навстречу Ветрову павой вышагивала Катерина – молодая, дородная, краснощекая такая – новая супруга пропавшего пасечника Семена Варюхина. Она моментально выхватила Ветрова цепким взглядом Пинкертона, ринулась к нему с быстротой куницы и сейчас же заступила дорогу.
– Ой, доброго вам, товарищ участковый! – пропела Варюхина с лучезарной улыбкой на алых, напомаженных губах. – А вы знаете, я к вам – может, опросите меня еще разок?
Варюхина кокетливо теребила толстенную косу и часто моргала густо накрашенными глазами, а Ветров только время терял. Он ее уже сто раз опрашивал, и даже на пасеку к ней ездил, рылся там среди ульев в окружении кусачих пчел. Но о пасечнике не узнал ни зги – как был, так и не стало человека…
– Простите, Варюхина, я спешу! – Ветров решил ускользнуть от нее к «Хозтоварам», но тут дверь магазина открылась. Некая незнакомка с лопатой в руках вышла стремительно и зашагала по тропинке широкими рубленными шагами. Ее белое платье донельзя напоминало рясу – волочилось по земле, и уже перепачкалось по низу, а на голове косынка намотана, навязана так плотно, что лицо закрыто наполовину.
– А это еще кто? – изумился Ветров. Да, он, конечно, в селе недавно, однако успел уже все дворы обойти… Но, вот это «привидение» видит впервые.
– Инга, – процедила на ухо ему Варюхина – явно чем-то недовольная. – Кстати, мой старый пень к ней захаживал, да и Яшкин был не дурак!
– Да? – выдохнул Ветров ей в лицо и чуть за плечи не схватил. – А чего раньше-то молчали, Варюхина?
– Дык, ведьма она, – буркнула Катерина, все теребя свою косу. – Боюсь, попортит корову мою… Аггеич только на ноги поставил – кряхтела.
– Чушь какая… – прошипел Ветров, а Инга тем временем уже успела скрыться из виду. – Где живет она – знаете?!
– Та, на отшибе, он там, за пасекой… – Варюхина махнула пухлой рукой куда-то справа от магазина. – Но не где Авдоткин, а именно по правую руку!
Черт возьми, на пасеке Ветров бывал, да у лесничьего в сторожке – тоже… Но, что там по правую руку – и не удосужился глянуть. Не успел просто: навалились эти пропавшие, и премия горит.
– Так, спасибо, Варюхина, я побежал! – участковый махнул Катерине рукой и бегом бросился туда, куда она показала.
***
Старший лейтенант милиции Артем Ветров не любил пчел. Как-то в детстве одна куснула его прямо в лоб, и шишак держался целых две недели. А еще запретили шоколадки: сказали, что «надо снимать аллергизацию»…
Ветров думал, что вскоре догонит Ингу – не так уж и быстро шагала она с лопатой. Однако «привидения» и след простыл – участковый почти всю пасеку прошагал под мерное жужжание, однако ее платья-рясы так нигде и не увидел.
«По правую руку», – сказала Варюхина, Ветров и свернул направо, удалялся теперь от пасеки по едва заметной ниточной тропке, что змеилась среди высоких луговых трав.
И что случилось-то с этим Варюхиным? У Варюхиных пасека здоровенная, до самого леса тянется, да медведей приманивает. Семен был какой-то там ученый, строил какие-то экспериментальные ульи и даже взвешивал пчел. Никак, медведь его задрал, да в лес уволок… И Максакова того – медведь, и Яшкина чертового, да и остальных. Или так: половину – медведи, половина – в елани утопла.
Что-то он куда-то не туда свернул, или что? Тропка совсем затерялась, ботинки ступали по мягкой и мокрой нехоженой траве. Пасека – та уже позади осталась, начался противный частый подлесок. Молодые деревца и кусты цеплялись за пиджак, да росли все гуще – Ветров плюнул на все это и решил повернуть назад. На пасеке обязательно люди должны быть – у Варюхина всегда подвизались рабочие – спросит у них, где эта Инга живет.
Ветров сделал еще один шаг и замер – сколько ни шел он назад, на пасеку так и не вышел. Высокие кусты ежевики росли вокруг, манили крупными спелыми ягодами. Вековые дубы то тут, то там торчали – на толстой ветви одного из них сидела яркая рыжая белка. Беззаботный птичий перезвон казался сейчас Ветрову навязчивым – как же он мог заблудиться, когда тут всего одна тропинка, и он шел по ней, как привязанный?
Между кустами забрезжил явный просвет, Ветров на радостях бросился туда, раздвинул колкие ветви руками… И впутался в плотную паутину.
– Да, черт… – ругнулся сам себе участковый, сдирая липкие клоки с носа и ушей и зло стряхивая их с рук.
Участковый вырвался на большую поляну – дикую такую, без единого следа человека. В груди ком собрался: а вдруг, тропа, по которой он сдуру поплелся – звериная, а он не знал, и сбился с пути? Черт, зачем один за Ингой понесся? К Авдоткину надо было сначала идти, и уже с лесничим ее искать – наверняка, он бывал у нее, и знает, куда забилась!
Участковый бросил последний взгляд на поляну, прежде чем снова пойти назад, и застыл: в самом конце ее, под сенью огромного дуба, высилась рубленная хата. Изумился Ветров: даже двора никакого нет, и забора нет – прямо так на поляне хату поставили. Добротный такой сруб, со светёлкой, с высокими окнами – и бревна светлые, как новые. Это, что ли, Ингин дом?
На завалинке участковый заметил человека: сидел седобородый благообразный старичок в соломенной шляпе да старательно выстругивал перочинным ножиком ложку. Чистый такой старичок, не алкоголик, вроде… А на ногах настоящие лапти обуты, а не резиновые шлепанцы, как у всех тут.
– Ну, вот и Тёмка! – прошамкал старичок, отложил свой ножик и встал на ноги. – Ждал я тебя, внучок, знал, что придешь!
Припадая на левую ногу, дедуля приблизился к слегка опешившему Ветрову. Низкий – едва ему по грудь, бородища ниже пояса стелется, а в шляпе своей он – как гриб-боровик. Однако участковый отшатнулся в ужасе, взглянув в его лицо. Очков на старикашке не водилось, и один глаз его был вполне себе нормальным, зато второй… Огромный, желтый, с тонкой щелочкой вместо зрачка – котячий глаз.
– Ай! – невольно вскрикнул участковый и рванул наутек, однако дед будто приклеил его, сотворив ложкой непонятный жест.
– Трус! – скрипнул он, вернулся к завалинке, аккуратно положил ложку и взял длинную растрепанную метлу. Обойдя вокруг обалдевшего Ветрова три раза, дед старательно подмел землю, фыркая ежом, а потом – поднял голову и уставился своим жутким глазом прямо в душу.
– Химородники мы! – фыркнул старикашка, пригрозив, будто стукнет метлой. – И в нави, и в яви видеть обязаны! А если ты будешь трястись, как осиновый лист – выну глаз тебе, и назад не вставлю!
– Н-не буду… – пискнул Ветров. Черт возьми, как снится ему этот чертов старикашка – жуткий, так и хочется выхватить пистолет и свинец влепить ему в котячий глаз.
– Вот и не трясись! – хитро усмехнулся старичок и, наконец, позволил Ветрову пошевелиться. – Аггеичем меня величают! А тебя Тёмкой звать буду – до Артема не дорос!
«А вот и Аггеич», – промелькнуло в голове Ветрова. Кстати, раз народ к нему ходит – должен много знать.
– Пошли, попотчую тебя! – гостеприимо махнул рукой химородник и похромал в свою странную хату. – Пироги нынче у меня поспели, да квас медовый! Иль чего покрепче желаешь?
– Я… при исполнении, – машинально выдавил Ветров, опасливо плетясь за этим Аггеичем. В селе его нахваливают – видать, не опасный…
– Ну, идем, идем! – Аггеич настаивал на том, чтобы Ветров зашел к нему в гости, но участковый почему-то застрял. Жуткий у него глаз, и место такое… жуткое. Старик распахнул крепкую дверь, а за ней такая тьма заклубилась – как черный ядовитый дым.
Некая неведомая сила развернула участкового назад и заставила улепетывать отсюда со всех ног – он удивился даже, откуда прыть взялась.
– Эй, та стой ты, дурень! Теленок бестолковый! – из треска сучьев под ногами вырвался сердитый голос Аггеича, однако Ветров и не подумал стоять.
Он не глядел, что вляпывается в стоячие лужи, не огибал кусты, да и под ноги особо не смотрел – несся, как сумасшедший до тех пор, пока дыхание не сбилось совсем. Задохнувшись, мучаясь от боли в боку, рухнул Ветров в траву и валялся до тех пор, пока не отдышался. Щеки горели, во рту стоял гадкий привкус металла.
