Текст книги "Александр (СИ)"
Автор книги: Анна Алмазная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Анна Алмазная
Александр
Пролог
Как дура сидела я на кухне над остывшим чаем. Мне надо выговориться. Надо! Но кому?
Ложечка стучала по краям стакана. Сахар кончился. А денег нет. Покупку придется отложить до следующей подачки от родителей.
И все же... мне надо с кем-то поговорить. Не могу же до бесконечности нести на плечах эту ношу! Плечи болят, а ноша становится все тяжелее. Еще немного, и поставит меня на колени. А жить на коленях очень неудобно... то я знала по собственному опыту.
С кем поговорить?
С друзьями?
Друзья есть. Доверие к ним... тоже есть. А так же любовь и жгучее нежелание перекладывать на их плечи проблемы.
Так кому же?
Священнику? Да, я верующая. Но – в меру. И не представляю себе, как можно такое рассказать нашему батюшке. Ведьмой объявит и бесов начнет изгонять.
Так кому же? Чай горький. И холодный. Пить не хочется, хочется есть... а в холодильнике пусто, да и на диете я. Как-никак вечер, придется до утра потерпеть.
Кому? Душа болит... Душа... Душевнобольной. Психолог...
Ложка выпала из ослабевших пальцев. Ну да, психолог. И поможет, и выслушает, и что не так, подскажет. И не такой принципиальный и правильный, как наш батюшка. Вот к нему и пойду... к университетскому психологу.
– Это ж как надо не любить человека, чтобы засунуть его в каморку напротив мужского сортира? – некстати вспомнился голос Мишки. – Да, у нашего ректора отличное чувство юмора. Молоток! Там ему и место. Только полный отстой пойдет к психиатру.
– К психологу... – помнится, поправила я.
– А мне хрен один, что психолог, что психиатр, все равно психов лечит!
И я псих. Мне туда и надо...
Или не надо?
1
Даром говорят, что утро вечера мудренее. Вечером решившись идти к психологу, утром я не могла заставить себя даже подойти к заветному кабинету.
Масла в огонь подлил Мишка. Мой неугомонный дружок вновь вспомнил о психологе, которого он настойчиво величал "психиатром". Сначала, с хитрецой в голосе и приглушенным интимным тоном, всем было сообщено, что у "психиатра" вечно закрыто. Мишка сам, собственноручно (собственноглазно!?) проверял! В щелочку между дверью и косяком заглядывал – кабинет заперт! И это притом, что Мишка почти каждую перемену в туалет бегал.
Пива он, видишь ли, вчера перепил. Из-за этого любителя смотреть футбол до часа ночи мне поход психиатру... то есть психологу, был заказан.
После полудня новости о заветном кабинете стали еще более бурными. Пиво из мишкиного организма вышло – но студент на то и есть студент, чтобы быть любопытным!.. там где не надо. Каждую перемену Мишка дежурил теперь уже открытого кабинета, в надежде увидеть психиатра или, еще лучше, того дурака, кто к нему пойдет.
Прослыть среди однокурсников "дурой" мне, почему-то, не хотелось, поэтому я мрачно выслушивала мишкины рапорты между сорокапятиминутками и не пыталась что-то предпринять. К концу дня я тяжело вздохнула и поняла, что сегодня к психологу мне не попасть. Даже после лекций. Потому что вечером футбола не наблюдалось, и Мишка решил провести время с пользой – подежурить возле кабинета.
Утро следующего дня принесло нам подробный рассказ, как несчастный целитель душ... аж два раза ходил в туалет. Детальное описание посещений этого сугубо мужского места Мишка аккуратненько зажулил для курилки, девушкам же осталось лишь детальное описание самого психолога. Мишка так упорно размахивал руками, расписывая высокого мужчину похожего на нашего профессора Проненко, что чуть со стула не упал от усердия.
Зря это про Проненко. Незамедлительно последовала реакция: девичьи груди наполнились воздухом, глаза поволокой, и я поняла, что таких "дур", как я, скоро будет много. Благодаря мишкиной рекламе... Потому что, если для парней вышеупомянутый профессор был грозой и разящей молнией в одном лице, то для девушек это было... недостижимой мечтой.
Наш профессор и в самом деле красив. Видимо, он не думал, что ухаживать за внешностью – прерогатива девушек. В свои "под-пятьдесят" он выглядел гораздо лучше, чем вечно всклоченный грязный и попахивающий потом Мишка. А мои однокурсницы в своих "двадцать с хвостиком" были очень падки до "мужчин постарше".
После пар Мишка залег в засаде в мужском туалете. Первой он поймал нашу красавицу Олю. Девушка отчаянно отбрыкивалась и лепетала, что, мол, пришла свежим воздухом подышать...
Мишка, понятнок дело, засомневался (свежий воздух возле мужского туалета?) и зардевшаяся Оля ретировалась в сторону, противоположную кабинету.
Во второй раз Мишка поймал застенчивую Аню – милую толстоватую девчушку в очках. Аню Мишка трогать не стал – просто застыл у туалета, красноречиво поглядывая на дверь в кабинет психолога. Этого хватило – бедняжка тихонечко проползла мимо, прошептав Мишке:
– Привет!
– Иди, иди! – царственно ответил Михаил.
Спорить Аня не решилась. Ей тоже не хотелось попасть в мишкины "дурочки".
Мила оказалась решительней. Заявив выскочившему из засады Мишке, что решила посмотреть на психолога, она, было, направилась к крашеной коричневым двери, как Мишка осторожно поинтересовался:
– Если тебе так интересно, то, может, посторожишь со мной?
– В мужском туалете? – вогнала в краску Мишку борзая Мила.
Девушка вошла в кабинет, вскоре раздались осторожные шаги, и в замке повернулся ключ, а Мишка, обиженный и помятый, отправился смотреть футбол. От его одежды пахло мужским туалетом...
Все события этого вечера я узнала, как не странно, не от Мишки, а от его трех жертв. Потому не берусь сказать, был ли там пойман кто-то еще. А услышать доклад от самого Мишки нам помешал футбол...
2
Утро нас встретило угрюмой Мишкиной рожей. В ответ на острожные вопросы мы услышали длинную и трогательную историю, о том, как <имярек>, сволочь этакая, прогнал мяч мимо <имярек> и попал, представляете, прямо в ворота. Поэтому кто-то там проиграл, хотя должен был выиграть. Затем пошли короткие, разбавленные острыми словечками, реплики, что кого-то там давно пора на мыло, что игроки сейчас пошли не те, и ноги у них растут не оттуда...
И после этого мы, женщины, – болтливые и неугомонные! Мы! Только почему-то успокоить полпары не могли именно их. Профессору даже пришлось на минут пять прочитать длинную прочувственную речь на высоких тонах. Подействовало. На время футбол был забыт.
Еще несколько перемен были потрачены на обсуждение проигрыша любимой команды, но эмоции постепенно спадали. Слушая вполуха разговоры мальчишек, я про себя тихонько улыбалась. Вы имена спортсменов помните? Те самые, о которые язык сломать можно? А они – помнят! Всех! И судей! И противников! А вот имя собственной девушки – не всегда... И кличка ее кошки (Мурка) кажется неподъемной для их памяти. Кошечка незаметно перекрещивается в Пушка, Тузика (?!), тварь безмозглую, кошару, мешок с блохами...
Не то, чтобы я ненавидела всех мужчин, нет. В тот день я ненавидела исключительно Мишку. Это его темпераментные крики на переменах не давали мне решить проклятое задание. Сама виновата: из-за снов, мыслей о психологе и долгих вечеров в обнимку с пузырьком валерьянки у меня вовсе вылетело из головы, что надо было что-то решать. И списать нельзя – профессор с маниакальной успешностью умудрялся создать столько вариантов, сколько студентов. А чего ему? Даст малюсенький листик, с номерами заданий в учебнике, благо, что их там много...
На большой перемене я все еще сидела за тетрадками в столовой, рядом стыл чай, и я очень надеялась побыть одна. Счас! Рядом на стол плюхнулось два подноса и, даже не спросив, хочу я этого или нет, Мишка со своим лучшим другом вновь уселись рядом со мной обсуждать футбол.
Футбол был единственным, что связывало неряху-Мишку из бедной семьи и ироничного Димку, казалось сошедшего со старинных картин с его шармом и умением держаться с достоинством. Димка всю жизнь раздражал меня своей высокомерностью, еще с тех пор, как мы вместе в детский садик ходили, но сейчас виновником моего плохого настроения оказался не он...
– Миш, заткнись, хорошо? – мягко попросила я, не выдержав.
– Что-то не так? – Мишка посмотрел на меня глазами ангелочка с церковной картины.
– Мне надо решить матанализ...
Мишка пошел пятнами и заткнулся. Видимо, не только я забыла о домашней работе, только вот у меня было утешение в виде листочка с заданиями, а у Мишки – явно не было. Потому что не полез в сумку за заданиями, а продолжал сидеть, как столб, нервно теребя салфетку.
– Черт, забыл! – прошипел он.
Он явно хотел сказать нечто более сильное, но тут была дама. Не я, не надейтесь, а замдекана за соседним столиком. Тем не менее, мишкин дружок, Дима, сочувственно замолчал, Мишка угрюмо принялся за свою гречку с подливкой, и я решила уже, что все хорошо закончилось, как:
– Молодой человек, вы не зайдете ко мне, когда поедите? Всего на минутку...
Приятный голос. Очень приятный... Слишком приятный. Таким, наверняка, должен обладать сам дьявол. Не тот, которого изображают на картинах в виде маленького пузатенького, козлоподобного старикашки, а настоящий искуситель.
Я оглянулась и сразу узнала говорившего. Не, Мишка не прав: Проненко ему и в подметки не годится. Особо хороши были у психиатра (спасибо Мише, сама уже начала путать!) глаза: круглые и понимающие. Такие прекрасные, что в моей душе внезапно что-то заныло, заплакало, разбилось с тихим звоном, и эти глаза, которые, впрочем, не обращали на мою скромную персону никакого внимания, сразу из разряда дьявольских перенесли их обладателя в разряд ангелоподобных.
Очнулась я от злобного хихиканья Димы. Психиатр уже ушел, а Мишка сидел, молча сжимая в ладони ложку и опустив ушки. Весь его пыл куда-то исчез.
– Не пойду! – зло прошептал Мишка.
– Ну и дурак, – пришла в себя я, смирившись с тем, что матанализ мне сегодня не решить. – Он тебя не съест!
– Вот потому и не пойду. Что он мне сделает?
– Повторит приглашение, – ответила я, размышляя – и за что это некоторые называют Мишку умным? – Другим тоном. В присутствии других свидетелей.
– Свидетели долго не живут! – зло ответил Мишка.
– Я не скажу, – ответила я со вздохом. – И Дима не скажет. Дима подтверди? – Дима кивнул, повторив знаменитый кивок на подобный вопрос лжецаря из фильма. – Но это тебя не спасет. Твой позор видели многие.
Мишка затравлено выхватил взглядом пару сплетниц с параллельного потока и вновь принялся за еду.
– Миш, не дури! – продолжила я. – Тебе самому не интересно, зачем он звал?
– Нет!
– Миш, Дима с тобой сходит! Правда, Дима?
Знаменитого кивка не последовало, а последовал крик души:
– Я еще с ума не сошел!
Замдекана зло посмотрела на нарушителя спокойствия, а Мишка совсем хвост опустил. Я вздохнула:
– Хочешь, я пойду?
– Я не маленький, сам справлюсь, – буркнул Миша, но идея ему явно понравилась. Потому что, не успела я отодвинуть тетрадь и взяться за чай с булочкой, как Миша спросил:
– Но как ты пойдешь? Как я объясню?
– А зачем тебе объяснять? – иронично спросил Дима. Видимо, ему было стыдно – все же девчонка оказалась смелее. – Сильно там девки распинаются, чего они в деканат толпой ходят?
– А вы – не толпой? – обиделась я, только вот Димка не тот, над кем можно безнаказанно злословить:
– А мы, Риточка, – табуном. Как молодым жеребцам и полагается.
– На счет жеребцов не знаю – не проверяла!
– Хочешь, проверим! В более интимной, так сказать, обстановке, – сказал Дима, сузив глаза.
Вот гад! Знает же, что не соглашусь! Но на языке так и вертелся несвоевременный ответ-вызов.
– Кончайте цапаться! – вмешался Мишка. – И так тошно. Ты поела?
– Нет! – ответила я.
– Ну так ешь! – прошипел Мишка. – А не болтай!
Димка усмехнулся. Я зло посмотрела на Мишку – кто кому помогает! Он еще и командовать здесь будет! Но насмешливый взгляд Димки, типа, давай, давай, скажи что-то острое, безжалостное, заставил меня прикусить язычок. И я послушно занялась остывшим чаем и вчерашней булочкой с изюмом.
Димка все еще улыбался. Сволочь! Все они такие! И Мишка! Я ему, а он... И тут заговорила совесть – что я ему? Ради Мишки я туда шла? Не ради Мишки, а ради себя самой. Так сказать, в безопасную разведку. Но Димка! Вот змея – других навострит на пакости, а сам тихонечко с тенистого местечка наблюдает... у... инти... дурак вшивый!
Я представила себе огромную жирную вшу (какого они, кстати, цвета?), почему-то зеленую, в Димкиных гладких, зачесанных назад белоснежных волосах. Прямо на этом проборе. И мне стало смешно. Димка сник, он явно не любил чужих, непонятных ему насмешек. Жизнь мне понравилась больше. Запихав в себя остатки булочки и запив все это чаем, я аккуратненько поставила чашечку и блюдце на димкин поднос, за что получила острым взглядом по щекам, всунула тетрадь в сумку, забив в себе голос, что надо решать задания, и бодренькой походочкой прошествовала мимо Димы за Мишкой, почувствовав себя на мгновение королевой.
Мишка шел странно – будто через силу. Весь сгорбившись, он часто оглядывался. Проверял наличие охраны, то бишь меня. Почему я должна была служить этому дылде охраной, я понимала не очень хорошо, но насмешничать остерегалась. С людьми в Мишкином состоянии не шутят. "В Мишкином" – значит в состоянии зарождающейся паники. И после этого мужчины – наши защитники! Кто еще кого защищает?
Возле кабинета Мишка запросился в туалет. Как маленький, честное слово! Стоя возле мужского туалета с мишкиной сумкой я впервые испытала странное желание... поставить сумочку друга аккуратно у стеночки (чего он туда напихал, кирпичей?), и дать деру! Но вспомнились насмешливые глаза Димки, и уходить почему-то расхотелось.
Мишка сидел в мужской комнате долго. А когда вышел, то коснулся меня мокрой рукой. В чем была рука, думать не хотелось, но, судя по Мишкину мокрому лицу – в воде. Парень явно пытался прийти в чувство. Трус! Хвост заячий! На фоне Мишки я почувствовала себя героем, и бодро постучала в дверь. Потому что именно мне бояться было нечего.
– Войдите! – произнес все тот же вежливый, уверенный в себе голос, и я, втолкнув Мишку внутрь, вошла следом.
Мишка мялся на пороге, дверь из-за его неуклюжей фигуры закрыть было сложно, но я как-то справилась. С большим трудом.
– Извините, – начала я, состроив стеснительно-невинные глазки. – Миша – мой напарник по лабораторной работе. Мы очень спешим, вы бы не могли отпустить его поскорее?
– Внизу вы не спешили, – слегка усмехнулся психолог. На меня даже не посмотрел. Будто и нет меня – только Мишка. – Но я вас не задержу, молодые люди. Присаживайтесь.
Мишка послушно плюхнулся в кресло как раз напротив психолога, а я осторожненько присела на кожаный диванчик у покрашенный в темно-зеленый цвет стеночки. Ну и зачем здесь, спрашивается, диванчик? Диванчик был удобным и навевал желание расслабиться. Впрочем, такое желание навевало здесь все: стены, выкрашенные интимно-темной краской, приглушенный свет, странная лампа на столе у доктора с зеленым абажуром, застекленный шкаф с многочисленными книгами, и Мишка, теперь уже не пятнистый, а белый, как мел.
– Вы, молодой человек, и в самом деле хотите, чтобы девушка присутствовала при нашем разговоре? – начал психолог.
– А что, будет неприятно? – спросил Мишка, к которому начала возвращаться его уверенность.
– Не знаю. Это мне у вас надо спросить, – ответил профессор. – Это же вы меня несколько дней подстерегали в коридоре? Можно узнать, зачем?
Я улыбнулась. Психолог бросил на меня короткий внимательный взгляд и вновь переключился на Мишку. Мне стало не по себе. Как будто на мгновение меня поместили в свет прожекторов, а потом вновь оставили в кромешной темноте.
– Ни кого я не подстерегал! – отрезал Мишка, опять покрываясь пятнами.
– Да что вы? – сладко спросил психолог. – А кто несколько дней в туалете под моей дверью кого-то караулил?
– Ваша дверь меня не интересует! – заметил Мишка. – Меня туалет интересовал. Может у меня по... э... дизентерия!
– Молодой человек, вы в курсе, что причина большинства наших болезней – нервы?
– Знакомая сказочка... – ответил Мишка, которому разговор явно начинал нравиться.
Мишка ведь такой – его хлебом не корми, а дай поболтать. Вот и теперь, найдя благодарного слушателя для долгой и бесполезной дискуссии, мой друг устроился в кресле свободнее, закинув ножку на ножку, и я вздохнула – это надолго!
– Кто вам сказал, что это сказка? – слегка сузил глаза психолог.
– Сами же ученые! – ответил Мишка с видом великого академика на научном съезде. – То им соль – белая смерть, то сами же говорят – соль необходима нашему телу!
– Но не в таких количествах... – чуть сузил свои чудесные глаза психолог, добавив все тем же ровным тоном:
– Не будем отвлекаться. Так из-за чего началась ваш... ваша дизентерия?
– Из-за спора, – невозмутимо заметил Мишка.
Брови психолога поползли вверх, а глаза чуть более округлились:
– Как это?
– Поспорил с друзьями, что молоко с селедкой вполне совместимы, – уныло ответил Мишка, и я усмехнулась – а сам нам про какое-то там пиво заливал!
– Много проспорили? – усмехнулся психолог.
– Много...
Я поняла, что разговор двух... умных несколько затянулся, и осторожно потянулась к Мише, шепнув:
– Мишенька, я пойду, ладно, подготовлю все к... работе.
– Иди! – царственно разрешил Миша и, прошептав "до свидания", я осторожно выскользнула в дверь. Последний взгляд психолога преследовал меня еще долго... Что-то странное было в этом взгляде, что-то, чего я никак не могла понять...
И я ушла, хотя очень хотелось остаться.
Дан... удастся ли когда-нибудь мне от тебя избавиться?
3
С этих пор Мишка стал активным почитателем психолога. Так же, как раньше он всех гнал от двери напротив мужского туалета, теперь он всех гнал в эту же дверь. Психолог такой умный, так много знает, так красиво говорит, такие дельные советы дает! Рассказать подробнее суть советов Мишка отказывался – по его улыбке я догадывалась, что советы он опять приберег для сугубо мужской компании. Так было есть и будет: для мата я дамой не считалась, а для подобных тайн меня в мужское общество не допускали.
Но результат Мишкиной деятельности был налицо, – психолог, которого Мишка при всей его восторженности упорно называл психиатром, оказался теперь человеком вечно занятым. Выкладывали ему все: обиды на заносчивых профессоров, детские страхи, комплексы, проблемы несчастной влюбленности, ссоры, просто плохое настроение.
У психолога, по слухам, даже появилась книжечка с записью, куда ровными рядами выстроилась студенческая очередь. Появился-таки человек, который знает все и всех, который выслушает, подбодрит и исправит плохое настроение, который помирит подруг, и разделит между ними парня, и при этом не выдаст ничьих секретов.
В результате не у дел осталась одна я. Лезть в очередь мне не хотелось, как и вообще ничего не хотелось: депрессия цвела пышным цветом, игнорируя установившуюся за окном солнечную и сухую погоду.
Наверное, так и гнила бы я в своей хандре, если бы не Мишка. Твердо решивший получить после окончания университета второе образование психолога (хотя у него и с первым были проблемы), он во время большой перемены подсел ко мне за столик в нашей обширной студенческой столовой:
– Ты чего хиреешь, а, Ритка? Осунулась вся, побледнела! Не хочешь поговорить?
– Отстань! – хмуро ответила я, вовсе не горя желанием распутывать Mишкины проблемы. Своих хватало.
– Ритка, нельзя так – налицо признаки затаенного суицидного психоза.
У меня глаза на лоб полезли: это было самой сложной фразой, которую я когда-либо слышала от своего друга:
– Мишка, ты где так ругаться научился?
– Ты это, Ритка, зря, – невозмутимо ответил мой полоумный дружок (все ж прав народ – с кем поведешься... ), – пользуйся, пока я добрый! Я тебе помочь хочу.
– Помоги! – тихо ответила я, постаравшись придать голосу побольше устрашающих ноток... – С противоположного конца столовой... Миш, отстань, а? По-хорошему, ладно? А то ты парень добрый, обижать тебя не хочется!
– Рита, – строго сказал Мишка, – ты мне не безразлична!
У меня почему-то начали гореть щеки. Здрасти, приехали! Хорошо, что здесь Димки нет. Мишка понял, что сморозил глупость, покраснел и быстро добавил:
– В смысле, человек ты хороший, добрый, выручала меня часто.
– Мишка, чего попросить хочешь? – начала я. – Давай поскорее, а то твои предисловия меня с ума сведут. Скоро перейдем на бедную влюбленность несчастного мальчика! Тебе по буквам сказать – о-т-с-т-а-н-ь, нет у меня настроения! Нет! Слышишь! И нервов на тебя не хватает!
– Рит, ты не кричи, ладно, – примирительно заметил Михаил Иваныч, – А то вон, Дарья Ивановна на нас поглядывать стала... Ритуль, ну, успокойся, я... Так я, Рит, ты, это, прости, но я...
– Прощаю, чтобы ты там не натворил, – перебила я его. – А теперь – брысь! Дай поесть спокойно – мне еще в деканат, договор забирать. Отстань!
– Рита, я тебе записал! – выдал вдруг Мишка.
– В дуры, – хмуро парировала я – ни сердиться, ни удивляться эмоций не хватало.
– Нет, к Александру Алексеевичу.
Я подавилась булкой. Мишка дружески похлопал меня по спине. После приступа отчаянного кашля, красная, как помидор, я смогла-таки переспросить:
– Что!?
– Сегодня на 15. 30, – сбросив с плеч тяжелый груз тайны весело ответил Мишка. – Как раз после лекций. У тебя целый час, Ритка. Так что пользуйся!
Уж и не знала я в этот момент – прибить мне его на месте или обнять. Так прибить или обнять? Пока я решала, Мишка шустренько схватил свой поднос, запихнул на него между тарелками мою кружку c недопитым чаем и быстрым шагом порулил прямо к мойке. А мне стало страшно. И весело... Впервые за последнюю неделю... И... Одним словом, легче.
Но легче не легче, а послать Мишку раз двадцать к черту с его самодеятельностью до 15. 30 я успела. Как и хорошенько испугаться последствий Мишкиной глупости. Но уже в 15. 20, не сомневайтесь, я торчала у ненавистного кабинета как штык!
Ровно в половину дверь мягко отворилась и вышла Аня. Довольная! Даже похорошела от удовольствия! Что этот психолог с ней сделал? Александр Александрович сам проводил ее до дверей и теперь стоял на пороге. На нем был все тот же черный, сидевший, как влитой костюм, синий галстук и того же цвета рубашка. Красавец... наверное, слишком.
– Зайдете? – по-домашнему тепло спросил психолог, посмотрев на меня внимательным взглядом.
Сразу почему-то стало уютно. Но характер – штука тонкая, никуда его не денешь, поэтому, гордо прошествовав мимо психолога, я ответила:
– Зайду.
Психолог закрыл за мной дверь, и я с ужасом услышала щелчок замка.
– Чтобы не мешали! – пояснил мужчина, будя во мне женские инстинкты. Полутемная комната, свеча на столе, интимная обстановка, довольная Аня... Куда я попала!?
– Хотите чаю? – мягко спросил психолог – его голос соответствовал обстановке и обволакивал теплыми нотками.
– Кофе! – выпалила я, усаживаясь в кресло.
Вернее, не сразу усаживаясь. Сначала я огляделась, пытаясь пристроить где-нибудь сумку.
– Дайте, я! – сказал психолог, заметив мои мучения. Сумка оказалась осторожно поставленной на лавку у дверей, а я наконец-то села, все более жалея о собственной затее. – Вообще-то кофе вреден для здоровья.
– В чае не меньше кофеина, – слабо парировала я.
– Вам какой? – не оборачиваясь, ответил психиатр, то есть психолог.
– Черный без сахара.
– Страстная женщина, – с улыбкой сказал психолог, подавая мне чашку. Когда его взгляд мельком прошелся по моим обтянутым "Ливантой" коленкам, я очень пожалела, что надела сегодня короткую юбку. – Миша сказал, что у вас проблемы.
По мне прошлась горячая волна. Не, ну какой умник дал этому психологу такой голос! Душа аж поет!
– Миша много болтает, – зло ответила я.
– Он желает вам лишь добра. Это ведь вы тогда с Мишей приходили?
– Я! – мои щеки внезапно залились жаром. Надо было не кофе просить, а валерьянку. Благо, что потемки не позволяют оценить все оттенки красноты на моем несчастном лице.
Психиатр уселся в свое кресло и, почувствовав между нами преграду в виде стола, я слегка расслабилась.
– Вас зовут Маргарита? – чуть более деловым тоном спросил он.
– Рита, – поправила я. – А вас – Алексей Александрович?
– Вообще-то Александр Алексеевич. Александр, – мягко ответил он, прижимая губы к ободку своей чашки. – На европейский манер звучит лучше, не так ли?
– Но непривычнее, – заметила я после некоторой паузы. Скоро, чего доброго, предложит себя Сашенькой величать. Или Шурочкой? Сравнение сидевшего напротив представительного мужчины с нищим, вечно влипающим Шуриком из знаменитого фильма принесло мне облегчение.
– Алексеевич – привычнее? – спросил он, поставив кружку на стол и чуть передвинув свечу, так, чтобы ее свет стал приглушеннее, интимнее...
Я отпила немного кофе. Напиток был горячим и очень крепким. Хороший сорт, дорогой, наверное...
– Нет, Александр звучит лучше, – согласилась я. От Алексеевича тянуло банальностью... Или домашним теплом... Но не психологом.
– Вот мы и познакомились, – ответил Александр. Его тонкая рука обхватила кружку. На мизинце поблескивало небольшое серебренное колечко в виде обвившей палец симпатичной змейки. – Что у вас случилось?
– Ничего, – сама не ожидая, ответила я.
– Вы портитесь на глазах, Рита. Смотрите мне в глаза и врете, – укоризненно сказал Александр, поднося к губам кружку. Я была готова поклясться, что он не выпил не капли, когда Александр, поставив кружку с синеньким цветочком-василечком на стол, продолжил. – Это ведь я попросил Мишу пригласить вас, Рита. Просто увидел вас в коридоре и поразился переменам. Не лучшим. – Я вздрогнула, а он изменил тему:
– Вы всегда столь колючая?
– Нет, – честно ответила я.
– Только когда вам страшно?
Моя рука дрогнула, и я чуть было не уронила кружку, но психолог ласково поддержал мое запястье:
– Не волнуйтесь так, Рита. Я понимаю, что я – всего лишь чужой для вас человек. Так сложно рассказать все чужому... Раскрыть душу, не так ли? Понимаю. Но иногда это необходимо. Просто человек создан так – ему надо делиться своими чувствами с окружающими, иначе он погибает. Вы готовы рассказать мне, что именно вас тревожит? Или мы еще немного поболтаем? Не беспокойтесь, сегодня вы у меня последняя пациентка. У нас много времени.
– Миша сказал – час.
– Миша сказал, потому что половина пятого – конец моего официального рабочего дня. Но человеческая душа – сложная штука. Она не может подчиняться плану, вы согласны?
– Да, – ответила я, отхлебнув еще раз. Кофе уже был гораздо холоднее и ударил в голову, как глоток вина.
– Что, "да"?
– Я расскажу.
– Хорошо, Рита, – Александр осторожно забрал у меня кружку. – Расслабьтесь, вздохните поглубже, подумайте о чем-то приятном, прислушайтесь к музыке и начинайте!
– Я влюбилась! – всхлипнула я.
– Тоже мне беда! – усмехнулся психолог, усмехнулся мягко, успокаивающе и совсем необидно. – Мы все этим грешим. Что, не взаимно?
– Я не знаю! – мой голос предательски дрожал, но мне было все равно – то, что я сдерживала так много времени, рвалось наружу, только вот слов не было...
– Так спроси, к чему мучиться сомнениями?
– Я не могу!
Моя рука так и осталась в его ладони, но теперь меня это не раздражало.
– Боишься? Чего? Отказа? А вдруг отказа не будет? А вдруг он тоже мучается так же, как и ты? Если нет... то все равно станет легче, верь мне.
– Я не могу! Я... я сама... его выдумала...
Психолог замолчал, напрягаясь и явно что-то обдумывая.
– Т-а-а-к. Давай-ка, детка, подробнее. Он тебе как является? Ты с ним разговариваешь, ты его видишь рядом с собой, чувствуешь?
– Нет! Во сне.
– Ну, сон – штука хитрая, – слегка расслабился психолог. – Кто тебе сказал, что ты его выдумала? Люди вообще говорят, что мы иногда видим вещие сны. Вдруг, ты его еще встретишь? Но чаще все бывает гораздо банальнее. Ты влюбляешься в кого-то рядом, не решаешься признаться сама себе, вот и выдумываешь себе героя, чтобы оправдаться.
– С целым миром? – переспросила я.
– У вас хорошая фантазия, – ответил психолог, вновь переходя на "вы". – Поздравляю! Хорошая фантазия иногда означает хорошую психологическую защиту. Рисуйте себе миры и дальше, это не смертельно. И перестаньте так переживать. Мы не отвечаем за свои сны. Сходите в церковь, поставьте свечку, и...
– Уже ходила, – отрезала я.
– Не помогло? – чуть приподняв левую бровь, посочувствовал психолог.
– Нет! – всхлипнула я.
– Рита, давайте так, – внезапно переменил тактику психолог. – Вы посидите дома, аккуратненько мне все распишите, и принесете почитать. Помните, мы с вами не роман пишем. Мне не нужно красивое художественное обрамление, просто опишите все, что чувствуете. И ко мне. Мы вместе посмотрим, что вы там насочиняли, хорошо?
Я кивнула.
– Вот и умница. А пока повторяйте, как мантру. Вы – не виноваты. Не виноваты, и все! В ваших чувствах нет ничего плохого и постыдного. Вам нечего стыдиться своих снов! Вы же во снах детей не убиваете?
– Нет, – я нашла в себе силы улыбнуться.
– Я так и знал. Так чего переживать? Ну, нет в мире, который вас окружает, пока нужного вам принца, ну придумали вы его сами – так чего плакать зря? И мы с вами хорошенько над всем подумаем, вместе найдем выход, чтобы все это как можно меньше действовало на вашу бедную головку. А теперь еще раз...
– Я не виновата! – улыбнулась я, повторяя, как школьница.
– Умница. Идите и обещайте мне больше не волноваться.
Я поднялась. Психолог предусмотрительно подал мне сумку. Я вызвалась помыть чашки, но Александр лишь улыбнулся со словами: "Не утруждайтесь".
Меня, оглушенную и беспомощную, как и Аню, проводили до дверей. Оказалось – приятно. Приятно, когда тебя провожают, целуя руку, и распахивают перед твоей драгоценной персоной дверь. Я и не знала, как это приятно. После такого обхождения мне было сложно понять феминисток. Чего им, дурам, еще надо?
