Текст книги "Северный ветер (СИ)"
Автор книги: Анна Морева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Переодев вчерашний свитер, который так и не подумала снять вечером, на свободную кофту, она привела в порядок изрядно измявшиеся за ночь джинсы. Растрепанные волосы, больше сейчас походившие на гнездо не слишком аккуратной птицы, пришлось долго расчесывать, придавая им хоть какое-то подобие прически. С такими непослушными локонами и длинных волос не было нужно, чтобы находить себе ежедневные проблемы. Странная, полная слез, ночь, как ни странно, почти не была заметна на лице девушки. К тому же Нина была более чем уверенна, что выспалась. И только легкая краснота в уголках глаз напоминала о шквале тяжелых горьких эмоций, покинувших ее тело.
Вновь вместе с Марком вернувшись на кухню, девушка прихватила с полки подаренную кем-то плитку шоколада и поспешила на выход. Пес, не раздумывая, покинул квартиру вместе с наспех накинувшей плащ хозяйкой. Они спустились на первый этаж и направились к небольшой комнатке консьержки, которая, почему-то задержавшись, только-только собиралась выйти на свой пост.
Нина тихонько постучала в дверь и, услышав едва слышный отклик, вошла внутрь. Она впервые была в этом маленьком, ничем не примечательном помещении с кушеткой и столом, за которым сидела пышная дама лет пятидесяти. Ее темные глаза смотрели с какой-то странной хитрецой, будто женщина заранее знала зачем к ней пришла девушка и какой вопрос та хочет задать.
– Здравствуйте, – Нина мягко прижала голову собаки к ноге, чтобы он не слишком крутился.
– Доброе утро. Ты что-то хотела? – смерив Марка не слишком добродушным взглядом, произнесла она.
Собравшись с мыслями, Нина кивнула, стараясь сложить вместе все слова, блуждающие в голове:
– Да, мне жаль беспокоить вас так рано, но это очень важно. Вчера... Вчера один молодой человек из нашего дома очень помог мне. И я хотела бы спросить у вас...
– Советов не даю!
– Нет-нет, – девушка совсем сжалась под грозным взглядом этой женщины, но вовремя взяла себя в руки. Незачем показывать людям свои страхи и стеснение! – Но мне очень хотелось бы узнать где он живет! Максим Орлов! Пожалуйста, скажите номер его квартиры. Я должна передать ему кое-что.
– Вы с ума сошли?! Разве я могу давать такие данные! Уходите, девушка! Уходите! И не подходите больше с такими глупостями ко мне!
Неожиданно для себя Нина оказалась в коридоре. О ее руку ласково терся Марк, а из-за двери слышалась тихая возня консьержки, которая сокрушалась над невоспитанностью и неразумностью молодежи. Зажатая в руках шоколадка так и осталась в ладонях девушки, своей прохладой ударяя по нервам девушки.
Позади послышался кашель. Нина обернулась и увидела выходящую из лифта соседку. Она опиралась на трость, но совсем не думала опускать вниз гордо поднятой головы. Будто так и должно быть. Эта женщина жила несколькими этажами выше, но, вопреки всему, знала добрую половину всего жилого комплекса. Вот уж – кладезь знаний о жильцах.
– Ой, Ниночка! Здравствуй, – мигом растеряв львиную долю своей чопорности, проговорила она, расплываясь в улыбке. – Что это ты тут стоишь? Замерзнешь же!
Девушка покачала головой. Замерзнуть ей не грозило. А вот потерять возможность еще раз сказать "спасибо" Максиму – запросто. Но не ловить же его, в самом деле, по коридорам и на улице! Легче просто отмести эту идею, как совершенно непригодную.
– Здравствуйте, Зинаида Михайловна, – Нина неожиданно для самой себя улыбнулась. Наверное, ее смутило это всеобщее знакомство соседей с ней. А ведь поселилась она здесь совсем недавно. Всего-то полгода назад. Краткий срок для соседства! Но между тем все жители парадной от чего-то знали и ее имя, и то, что она учится на филологическом. Оставалось только гадать, откуда у людей берутся познания о таких вещах! – Не замерзну. Я хотела кое-что узнать здесь, но, видимо, ничего из этого у меня не выйдет.
– И что же? – как и все, что городские, что сельские бабушки, собеседница проявила не дюжий интерес. Конечно, кого не заинтересует причина стояния в плаще и тапочках посреди парадной? А, может быть, это был особый ритуал проведения дня? Помочь человеку – порадоваться самой?
– Мне вчера очень помог наш сосед – Максим Орлов. Я хотела его поблагодарить. Но... Квартиры не знаю. И, скорее всего, не узнаю уже. Чтож, скажу "спасибо" как-нибудь в другой раз, – призналась девушка, не боясь, что ее не так поймут. Да и что плохого в простом желании ответить добром на добро?
– Максим? – понятливо улыбнулась старушка – Знаю-знаю. Весьма интересный молодой юноша: и сумки поможет донести, и лифт придержит.
В душе девушки шевельнулась забытая надежда. Какой ни какой шанс узнать номер квартиры этого человека появился! Значит, все еще не совсем потерянно.
– А... Вы не знаете в какой он живет? – Нина почти умоляюще посмотрела на женщину.
– Ох, почему не знаю? В двести седьмой. Прямо напротив меня, Ниночка.
Девушка радостно улыбнулась. Вот ведь правда: помощь – откуда не ждали. Она крепко, от переизбытка чувств, обняла бабушку, да так, что та взвизгнула от неожиданности.
– Вот! Это вам, – Нина вручила соседке плитку шоколада и вместе с Марком побежала к лифту – Спасибо вам! Спасибо большое!
Оказавшись дома за считанные минуты и лишь переступив порог квартиры, она заставила себя остановиться и отдышаться. Слишком уж расслабилась от так внезапно проснувшихся эмоций. Нельзя! Нельзя сходить с ума от чувств только потому, что тебя не далее, как вчера вернули жизни. Да еще и так неосознанно.
– А, может быть, хорошо, что так? – подумала Нина. Это лишает его "власти" спасителя над спасенной, а значит и долг вернуть будет легче. Максим просто примет сам факт благодарности. И, должно быть, забудет обо всем случившемся. Забудет просто потому, что ему, в конечном счете, не слишком-то важна вся эта ситуация и тем более ее значение для конкретной взятой девушки. Помог и помог.
Не сказать, что последнее ее расстроило, скорее задел сам факт возможности происходящего. Все люди в душе эгоисты. И Нина не была исключением. Да и мало ли людей хоть немного думают о том, что так сильно важно для них? Именно поэтому в душе у девушки заскреблись маленькие, еще не дозревшие до полноценного эгоизма, кошки, напоминавшие о том, что и людям стоит думать о ее чувствах.
Глубоко вздохнув и неосознанно потрепав по загривку Марка, она прошла в комнату. Все здесь осталось таким же светлым и теплым, каким и было всего неделю назад. Лишь пыль скопилась кое-где, подсказывая хозяйке о том, что прибраться было бы совсем не плохо, встретив новую жизнь в чистой квартире.
Но вместо того, чтобы скользить с тряпкой по полу или протирать карнизы, девушка задумалась над тем, как ей поступить дальше. Теперь у нее есть все, что поможет раз и навсегда оттолкнуться от почти не греющего душу прошлого. Только надо ли доводить до конца пришедший ей в голову план? Ну что за нерешительность! Если сердце требует шанса еще раз увидеть этого человека, сказать ему "спасибо", то нужно делать это не раздумывая. Иначе так ни к чему и не придешь!
Переместив взгляд на другой конец комнаты, девушка нашла глазами то, к чему боялась прикасаться уже месяц. Боялась просто потому, что вновь встретилась с датой, которая легко будила ещё более старые, почти не задушенные временим воспоминания о чем-то светлом и волнующем. О радости и скорбной печали одновременно. Этот страх преследовал ее постоянно последние два года. Целых два года она цеплялась к себе, разрушая в душе прежний уклад жизни и силясь забыть то, о чем ещё долго шептались за ее спиной люди в родном маленьком городке.
Гитара... Больше болезненная память, чем тот прекрасный музыкальный инструмент, что согревал ее когда-то. Давний подарок "на прощание" от самого веселого, доброго и замечательного мальчишки на свете. Нине до сих пор было сложно вспоминать о прошлом и кошмары часто не давали покоя, но сердце ничего не желало слушать, унося за грань воспоминаний, смешавшихся в уме в сросшийся клубок из боли и не тускнеющей радости.
Руки сами собой потянулись к инструменту, легким движением снимая с него чехол. Ладонь скользила по графу, тонким, едва ослабшим струнам, колкам, украшенным тонкой резьбой ручной работы. Сложно представить, сколько работал над ними тот, кто подарил эту драгоценную вещь Нине; сколько труда и нежности вложил мастер в свое творение, не потерявшее с годами ни грамма былого великолепия.
Прикосновения к гитаре ощущались почти как физическая боль. Нечто сродни ударам небольших электрических зарядов или порезам, только-только переставшим кровоточить. Нина как могла пыталась отгородиться от своих же воспоминаний, но так и не закрылась от них полностью, не находя, вместе с этим, сил отпустить гитару.
Эта история случилась чуть больше двух лет назад, а небольшой, ставший ненавистным, городок девушка в самых мельчайших подробностях помнила до сих пор. Ох, если бы она только смогла тогда предвидеть будущее. Понять, что в одно мгновение тебе могут даровать крылья и вскоре их отнять, растоптав о бетонные мостовые чужих желаний и слов. Нина бежала бы оттуда так быстро и далеко, как позволила бы ей собственная душа. Но она ни о чем не знала. И, конечно же, уйти от того, что ждало ее впереди, никак не могла.
Было лето. Яркое, искрящееся, похожее на громкий детский смех лето. Тогда Нина – только-только отвязавшаяся от школы десятиклассница – все дни отдавала прогулкам и жизни без хлопот и мыслей о том, что все всегда может идти не так, как хочется тебе.
Того паренька, ее ровесника, она встретила на мостовой. Рядом тянулась мелкая река, по которой неспешно плавали небольшие катера и лодки. Там же играл на своей старенькой гитаре и он. Играл так, что непременно хотелось остановиться и послушать. Не удивительно, что рядом толпился народ: преимущественно девчонки, слишком не случайно оказавшиеся поблизости.
Пройдя чуть дальше, глубоко в тень старых деревьев, девушка и сама слушала эти игривые мелодии, птицами срывающимися с уст гитары. Звуки и перебор струн были по-настоящему красивы, от чего она не заметила, как замечталась, представляя, как бы сама могла играть на гитаре. Когда она очнулась от своей задумчивости, оказалось, что мелодия давно прервана. А ведь девушка и не заметила этого! Как и не заметила сокращения толпы народу, быстрее нее догадавшейся о конце представления. Развлечение кончилось, так что им тут делать?
Нина вышла из под деревьев, но не успела сделать даже десятка шагов. Ее сбил с ног выкативший так неожиданно на тропинку велосипед. Удар о землю и жгучая боль в ногах. Сознание ударило давно забытыми ощущениями детства и очередных разбитых коленок. А затем на голову девушки обрушились извинения, от которых неосознанно хотелось улыбаться. Над ней склонился высокий рыжий парнишка. Карие глаза блестели неоправданной радостью и беспокойством. Так она встретила музыканта. Так завязалась дружба.
Начавшееся так внезапно общение было бы сложно назвать обычным. Эти двое отдавали друг другу все свободное время: мальчишка учил Нину игре на гитаре, даже сам подстроил под нее инструмент – подарок в день рождения, а она занимала его рассказами о звездном небе, картах и атласах с созвездиями, которыми увлекалась чуть ли не с детского сада.
Но в один день счастье кончилось, так и не успев закрепиться в небе. Друг погиб в автомобильной аварии в самом начале декабря. Уже после этого его отец принес Нине то, за чем его сын ездил в соседний город: новые струны для гитары. Еще один подарок. Уже последний и неимоверно болезненный. Вечное напоминание о близкой и часто несправедливой смерти. Но для девушки он был таким дорогим, как и все воспоминания, связанные с самым светлым человеком в ее жизни.
А вскоре началась травля. Друзья, подруги, даже родственники. Все обвиняли ее, его чувства к ней, о которых никто и не думал до той поры. Вокруг выстроилась жестокая стена ненависти и злобы. И ни один, даже самый сильный ветер, сломать эту стену так и не смог. Девушка и сама винила себя. Во всем, что только могло повесить на себя разбитое в дребезги сердце.
Спасением тогда, как это ни странно, оказалась все та же гитара, струны на которой так и не были заменены. Подарок, вместе с крохотной открыткой все еще лежал в одном из карманов чехла для инструмента. Но музыка забрала жизнь, музыка ее и вернула. Вернула вместе с болезненными уколами в душу, слезами и ярким неутомимым желанием чувствовать, жить. За двоих.
Теперь Нина совсем не была уверенна в том, что гитара поможет снова. Слишком уж велико ее давление на сердце, голос и, кажется, каждую клеточку тела. Но... Может быть, у нее хватит сил, чтобы еще раз подтолкнуть девушку к нужному решению?
Сев на подоконник, Нина ласково погладила гриф, будто извиняясь за столь долгую разлуку. Было страшно касаться струн, подкручивать колки для лучшего звучания и слышать ответный отклик истосковавшейся гитары. Но все же она смогла перебороть себя, заиграв какой-то старый мотив, даже удивившись тому, что пальцы ни на миг не забыли то, как нужно девствовать, выпрашивая у инструмента цепляющие сердце звуки.
Одна мелодия сменялась другой около получаса. Девушка просто не могла остановиться, чувствуя, что вскоре и вправду сойдет с ума. Но этого не происходило. Неожиданно Нина прекратила играть, крепко, словно самую дорогую в жизни вещь, прижав гитару к себе. В голове засела мысль о том, что отпускать свои желания чревато. Хочешь что-то сделать – делай, что-то сказать – скажи. Только не упускай жизнь. Второго раза сказать банальные, но важные слова благодарности может и не быть.
Возвращая гитару на место, девушка готова была расплакаться. Сколько всего разбито! Сколько потерянно! И ничего уже не изменишь. Кажется, сама жизнь не предполагает возможности исправить то, чего ты, зная о последствиях заранее, не допустил бы никогда.
Нина коснулась горячими губами грифа и застегнула чехол, прислонив инструмент к стене. Теперь, она была в этом уверена, гитара ни за что не будет стоять без дела. Хотя бы потому, что ОН – начальная грань музыки, не хотел бы этого.
Через несколько минут девушка уже стояла перед квартирой с номером двести семь. Марк, топчущийся рядом, лишь подтолкнул хозяйку под колени, убеждая скорее постучать в дверь. Но никто не откликнулся, будто и не было хозяев никогда в этих комнатах. Хотя сама железная створка открылась от одного нажатия на дверную ручку, приглашая пройти во внутрь.
– Интересно, это шутка или он и вправду забыл закрыть дверь? – подумала Нина и все же переступила порог квартиры.
Коридор встретил девушку и Марка хаосом и красками. Стены были похожи на старое полотно. Таких картин не бывает. Зато таковой случается жизнь. Внутренняя, горячая, глубокая, импульсивная. Больше пепел с крыльев феникса, чем простое существование.
– Максим? – Нина негромко позвала его, боясь повышать голос. А вдруг что-то случилось? Или он занят? Или просто забыл закрыть дверь, отвлекшись на мелькнувшую в окне тень мечты? Говорить громче совсем не получалось. Связки не подчинялись, замерев на одной высоте.
Нина прошла по коридору дальше, заглядывая в комнаты. Ее все больше удивляло то, что почти каждая из них была подобна складу, старой галерее, где все картины покоятся под пыльными белыми отрезками ткани в надежде, что о них когда-нибудь вспомнят. Только никаких покрывал тут не было. Полотна были открыты, исписаны красками и превращены в чистое искусство, которое с трудом поддавалось осмыслению. Тут было все: и алые маки, отражающие все грани солнца каплями росы на тонких лепестках, и звездное небо, по которому плыли причудливые тени-облака, и необычайно красивые девушки, их движения, улыбки, часто кисти рук и ладони. Этот сумасшедший мир красок очаровывал, вытягивал душу, заставляя забыть обо всем на свете.
Неожиданно из соседней комнаты послышался тихий шелестящий звук. Будто кто-то перевернул страницы старой книги. Не думая, Нина направилась туда, медленно ступая по мягкому ковру, устилающему, кажется, полы всех помещений. Марк так же послушно шел за ней, не делая ни шага в сторону от хозяйки. Когда под ногами зашуршала бумага, девушка удивленно остановилась и подняла с пола рисунок – переплетающиеся треугольника и карандашные заметки, разбросанные по краям наброска, о цвете, угле падения, градации. С каждым следующим шагом рисунков становилось все больше. Они покрывали пол подобно снегу, что укутывал сейчас улицы за окном. Нина поднимала их один за другим, боясь лишний раз наступить или помять бумагу. К тому моменту, как девушка перешагнула порог последней комнаты, в руках у нее скопилась небольшая стопка из зарисовок и карандашных пометок.
В этом помещении рисунков было еще больше. Они почти полностью прикрывали пол, лишая ковер даже возможности быть замеченным. Но самым необычным было не это. На полу, среди вороха листов, спал сам парень. Максим, а не кто-то чужой или не знакомый. На его груди, словно королева на троне, сидела черная кошка. Сейчас она спокойно смотрела на пришельцев, так легко оказавшихся в доме, и внешне не показывала ни толики неприязни.
Как это ни странно, но никаких ревностных чувств Нина у кошки и вправду не вызвала. Как и пес, смотревший на нее с легким, чисто собачьим, непониманием. Где это видано, мол, чтобы спать на хозяине! Но желтоглазой красавице его мысли – что песок под лапами: мешается, скрипит, да что поделать! Гораздо больше ее волновала девчонка, которая, она это остро чувствовала, была связанна с художником. И связь эта была странной. Гибкой, тонкой, почти невидимой, как паутина летним днем.
Не боясь ни кошки, ни ее любопытно-красноречивых взглядов Нина подошла к молодому человеку, поднося ладонь к его губам. Он и вправду просто спал, лишь выбрав для себя несколько удивительное место.
– Может быть, его нужно разбудить? – тихо саму себя спросила Нина, почувствовав прикосновение кошачьего хвоста к руке. От двери послышался тихий рык: Марк очень не любил чужих рядом с хозяйкой. Особенно, если от них не чувствовалось большой любви. – По полу ведь сквозняк ходит...
Отбросив эту мысль, девушка стащила с дивана покрывало, накинув его на Максима. Сенька все же подвинулась, позволяя укрыть человека до самой шеи, хотя и сама понимала: это особо от холода не спасет.
Не зная, что дальше делать, но будучи уверенной в том, что просто так оставлять его, даже плотно захлопнув дверь, нельзя, девушка села на пол, прислонившись спиной к дивану. Марк тут же пристроил свою голову на ее коленях, не сводя упрямого настороженного взгляда с художника и его подопечной. И если мужчину он знал, а после вчерашнего был особо ему благодарен, то кошку видел впервые в жизни. Хотя и кидаться на последнюю с лаем не хотелось. Слишком уж привык пес к тому, что этот город просто набит этими магическими вертихвостками. Их много, а тепло хозяйских рук одно. Его беречь нужно.
Так прошло около четверти часа. Нина не торопилась уходить, даже понимая, что это было бы правильнее всего. И вместо того, чтобы покинуть квартиру, она еще раз обошла дом, рассматривая разрисованные стены, чуть шероховатые от краски и сухости, покормила кошку, вместе с ней дошедшую до кухни, заварила в маленьком чайничке чай, неизвестно как разобравшись в банках со специями, и вернулась обратно в комнату.
Лишь сейчас она заметила стоявший рядом с окном мольберт и незаконченную картину на нем. Чашка с чаем приятно жгла ладони, но Нина почти не обращала внимания на эти покалывающие касания жара. Она смотрела на полотно и все не могла отвести от него взгляда. Слишком интересно. Слишком любопытно.
Это был Петербург. Город-мечта, но совсем не такой, каким представляют его большинство жителей страны. Яркий, живой, почти безумный. Играющий на контрастах красок и времен. Линии мягкие, но порывистые, легли на холст росчерками кисти, походившими на крылья птиц. Картина была праздником чувств сквозь цвета и мысли, изложенные на холсте.
– Не люблю, когда смотрят незаконченные работы, – услышала Нина глубокий низкий голос позади себя и обернулась, устремив немного ошеломленный взгляд на проснувшегося молодого человека. По расслабленному лицу Максима нельзя было понять ничего. Кажется, его даже не слишком удивило ее присутствие здесь. Не гнать же на холод "кошку", забравшуюся через окно в дом? – Нина, если не ошибаюсь?
– Нет, именно так. Извини, я не хотела видеть ее раньше времени. Но... Она очень интересная и я не удержалась, – Максим заметил, как сжались ее тонкие пальцы на стенках чашки и тихо хмыкнул. Стоит рядом и боится человека, к которому же и пробралась в дом. Вот уж странная!
– Интересная, говоришь? – он потянулся в каком-то полукошачьем, совершенно незащищенном жесте. Видя его расслабленность, Нина вздохнула, перенимая часть его спокойствия. Если бы к ней в дом кто-то забрался, пусть и без злых намерений, она бы давно вызвала полицию или кинулась бы защищаться от ещё не свалившейся на голову беды. А этот сидит – улыбается. И хоть бы хны ему! – А мне не нравится. И чем дольше на нее смотрю, тем сильнее осознаю, что что-то не так. Но не могу понять что именно. Не заметила ничего?
Девушка покачала головой, еще раз взглянув на картину. Та, даже не законченная, определенно ей нравилась и найти изъян в ней было сложно. Возможно, дело было в том, что сама она не имела способностей и к простому рисованию, а, может быть, в том, что ее слишком покорила атмосфера этой картины. Но факт оставался фактом: менять в ней что-либо не хотелось. Почему-то казалось, что после этого она навсегда потеряет все свои краски и жизнь.
– Нет, так нет. Предлагаю познакомиться еще раз. Максим, – он, не вставая с пола, протянул девушке руку, от чего Нине пришлось слегка наклониться, завершая рукопожатие. На миг она заглянула ему в глаза, но художник так и не понял, что пропал навсегда. Сердце пропустило удар, сбившись с ритма, а парень подумал, что это лишь жажда. Глупый, слепой человек!
– Нина.
– Не поделишься? – он кивнул на чашку в ее руке, проведя языком по пересохшим губам.
– Я еще не пила – держи.
С первым глотком он не почувствовал вкуса, лишь пряный домашний запах: мандариновые корочки и мята. И как она умудрилась найти его любимую смесь среди других?
– Там же не было приворотного зелья, да? – на губах художника появилась улыбка. Было озябшие кончики пальцев вновь чувствовали уходящее тепло чашки.
– Если только в мыслях, – Нина фыркнула в ответ на вопрос.
– Дурочка, они ведь самые важные! Тратить на сумасшедших – пустое. Береги их.
Так, весна в самом сердце зимы началась с чая и невольных улыбок, от самых простых человеческих чувств.
***
Девушка приходила к нему уже три недели подряд. Не спрашивая, не сообщая о том, чтобы появиться вместе с Марком на пороге квартиры. Она будто чувствовала моменты, когда он ничем не занят или волнуется о чем-то, и стучала в дверь. Громко, отчетливо, чтобы услышал и понял, кого в очередной раз принесло к его порогу. А возможно ей самой становилось одиноко в чертоге этих стен, и в Максиме она нашла спасение, которое тот сам искал еще два десятка дней назад.
Все встречи были похожи, но странно необычны: горячий чай, долгие разговоры почти до полуночи, казавшиеся очень важными, мировосполняющими. Никто не думал о том, чтобы менять это подобие дружбы на что-то другое, глубокое и неизведанное. Оба умели крепко держать в руках те ценности, которые имели, осознавая, что все в этой жизни куда более хрупко, чем кажется. И даже ощущая сердцем особый трепет от касания пальцев, смеха и взглядов другого старались не предавать этому значения. Жить одной минутой стало важнее, чем попытка создать будущее. Все остальные грани времени Нина и Максим давно оставили позади.
Художник не мог не заметить своей привязанности к девушке. С каждым днем она все больше напоминала ему маленькое солнце, спустившееся с небес на Землю. И солнце это умело греть не обжигая, опутывать своими улыбками и любовью к мелочам, дарить покой, часто теряющийся в пелене случающихся неудач и бурь.
А неудачи действительно появлялись в жизни. Причем наскакивали они всем скопом, обрушиваясь, без предупреждения и возможности отдышаться после очередного удара, волной на голову. Так Максим все ещё не мог принять свои картины, будучи уверенным в том, что им чего-то не хватает. Будто он терял что-то важное и едва ощутимое для его загрубевшей человеческой души.
Он много раз брался за работу, но выходило совсем не то, что представлялось: то цвета поутру оказывались другими, то линии ложились чуть иначе. Тем временем желание вскрыть конверт становилось все сильнее, а сила воли, как назло, не спешила расти. Трудновато было сдерживать себя в этих порывах. Но Максим старался. И в этом сильно помогала Нина. Разговорами и просто присутствием своим она доводила его до состояния одухотворенности, при котором прочие ненужные мысли кажутся совсем незначимыми. Будто в космосе побывал, а к родной планете потом так и не привык.
Сегодня Нина пришла тоже, и не одна. Их было трое. Девушка, Марк и гитара. Каких чудес, однако, не увидишь в этом доме!
Поприветствовав и даже не удивившись приходу, он пропустил их в квартиру. Сенька, вышедшая встречать гостей вместе с хозяином, снисходительно мяукнула. Ну, вот что сделаешь, раз пришли?
Со своим инструментом Нина приходила в третий или четвертый раз, не больше. И иногда Максиму казалось, что она сама немного побаивается гитары, ее звучания и мелодий. Он не знал, откуда это пошло, ведь было слишком хорошо видно, с какой нежностью и любовью девушка смотрит на нее. Конечно, всегда можно было спросить. Но заводить об этом разговор почему-то обычно казалось сложным. Появлялось ощущение, что за вопросами последуют ответы, которые сделают только хуже. А это – последнее дело, особенно если учесть, что из последующих плохих настроений вытаскивать ее придется долго. К тому же, он с легкостью признался себе в этом, ему до чертиков нравилась манера игры Нины; нравились те мелодии, что выходили трепетными и дорогими для давно забытых струн собственной души; нравилось, как она своими тонкими длинными пальчиками водит по струнам и грифу, пробуя на ощупь то, что было частью ее самой – гитару.
Это приводило молодого человека в состояние не меньшего счастья, чем ее присутствие в его жизни. Странно, но над головой, при таком раскладе, не звенел ещё колокольчик, возмещающий о помутнении рассудка. Возможно, для этого было еще рано. А может быть сам вредный человеческий организм решил таким образом разделаться с остатками разума. Кто знает?
– Как твоя работа? – девушка села на подоконник, заняв привычное и, как догадывался Максим, любимое место. Марк, решивший, что хозяйке точно ничего не грозит, устроился рядом с Сенькой, которая, чуть подумав, улеглась у его теплого бока. Да, эти двое более чем приноровились друг к другу, не видя никаких причин для неприязни. Гитара же оказалась лежащей поперек кресла, словно еще один человек, заглянувший к дому "на огонек".
– Честно говоря... Никак, – Максим улыбнулся, выглядывая в окно и расслабленно потягиваясь. Угрызения по этому поводу преследовали его весь день, да только общество Нины позволяло забыть обо всех заботах – Я сделал несколько набросков, но за кисть так и не взялся. Не пошло.
– Покажешь зарисовки? – заинтересованно повернулась к нему девушка. Было трудно понять: правда ли ей интересно или же Нина уводит его от грустных мыслей сегодняшнего дня. В первое хотелось верить больше, хотя и такая особая забота имела свои плюсы.
– Да, пожалуйста, – парень весело фыркнул и указал рукой на большую пепельницу, в которой, все ещё слегка дымясь, лежала большая горка пепла. Автор был беспощаден к собственным творениям.
– Опять? – Нина даже не удивилась, хотя и недовольно нахмурила брови. Вот уже который раз она заставала эту картину с маленьким пепелищем из страданий и стремительного яркого таланта. Единственным фактором, который мешал Нине выкинуть эту, с ее точки зрения, ужасную вещь из квартиры, было то, что бумага умела сгорать не только над псевдо урнами для кремации мелочей, но и над газовой плитой. В крайнем случае, ее можно было запросто порвать, что тоже не радовало. – Мог бы хоть разок показать их мне, знаешь ли!
– Не шипи на меня, Мышка, – Максим рассмеялся, вспоминая о той, кто была нарисована на тех листах, и почему именно эта девушка не должна была их видеть. На недорисованных полотнах раз за разом сгорала былая страсть и, чуть припыленные временем, но до сих пор обжигающие сердце чувства. Художник сомневался, что так просто у него выйдет забыть о той, чей запах до сих пор искал в толпах прохожих, испытывая боль и смутное счастье одновременно. Когда же это кончится...? – Пока я не буду доволен работой хоть на половину, ты ее не увидишь.
– Жадина!– Нина потрепала художника по волосам, стараясь разгадать причину мелькнувшей в его зеленых глазах грусти.
– Какой уж есть. Лучше сыграй мне, Мышка, – молодой человек уселся на пол перед подоконником, подтаскивая к себе большой блокнот и простой карандаш. Может сейчас что выйдет?
Не споря, девушка достала гитару. Погладила ее отчего-то теплый бок и коснулась струн. По комнате разнеслись первые мягкие и теплые мелодии, оплетающие душу покоем и светом.
Слушая эту музыку, Максим уплывал в себя. Он готов был закрыть глаза и замурчать, подобно довольному мартовскому коту. Пальцы сами собой стали отстукивать незатейливый, но запоминающийся ритм по корочке блокнота. Тихий хрипловатый напев девушки заставил улыбаться. Широко и открыто. Так, как казалось, давно разучился.
Рука, совершенно не советуясь с мозгом, начала выводить карандашом линии на абсолютно чистом листе. Так всегда бывало, когда девушка бралась за гитару. Получится что-нибудь или нет сказать было сложно. Только после того, как закончит, художник поймет напрасно ушли старания или нет. А сейчас...
Мягкий, почти неуловимый взмах ладони – несколько линий и идея в голове. Рука движется в такт с музыкой, не замирая в покое ни на миг. Это полное единение. Резонанс души, тела и музыки вокруг. То – без чего не появляется ничего в этом мире. Сейчас художника не волновало все, что имеет значение для обычного человека. Лишь один вопрос тревожил несносную беспокойную душу Максима: эта маленькая мышка на подоконнике тоже чувствует этот трепет? Или только он – сумасшедший, который видит и осознает всю интимность ситуации?
Медленно (как малышка еще не устала касаться струн, зачаровывая слух юноши?) на листе появляются очертания, срывающиеся на какие-то безумные и бездумные линии. Максим с трудом понимает, чего сам хочет добиться этими стараниями, но вскоре узнает в рисунке отголоски того, что казалось утерянным навсегда. Это не то покоящееся в воспоминаниях лицо. Нечто новое, волнующее, прекрасное. Мышка...
