Текст книги "Лесной царь (СИ)"
Автор книги: Анна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Полюбовавшись высоким сугробом, расцвеченным закатными красками во все оттенки алого и золотого, травница зачерпнула рыхлого снега.
Тихое басовитое рычание отвлекло её, заставив резко поднять глаза в поисках звука.
За сугробом в длинной тени расположился черный волк. Он стоял, растопырив лапы и прогнув спину.
– Ух тебя, напугал, – улыбнувшись, шепнула девушка. – Что ты взъерошенный такой, горемыка? Иди, поглажу!
Зверь медленно, даже чуть пошатнувшись, вышел из-за своего прикрытия, и травница ахнула, бросившись к своему другу. Всю его морду покрывала корка из чуть подсохшей крови. Глубокие и страшные раны ярко виднелись на слипшемся мехе.
– Кто же тебя так, глупый, кто тебя так, лесной царь, не уходи никуда, сейчас мазь вынесу, – знахарка, стянув варежки, разбирала мех на могучей шее, запуская в него пальцы, гладила, жалела, уговаривала.
Волк стряхнул бережные руки и лбом толкнул девушку в снег. Нависнув над ней всем телом, он громко клацнул зубами у самого её носа, перепугав до смерти, и бросился к лесу.
Неуклюже поднявшись, травница подобрала ведро и побрела обратно к дому. Светило скрыли наползающие тучи, поглотив всех солнечных зайчиков резвящихся на крыльце. Вечер подкрался незаметно.
В каждой избушке свои погремушки
«Зверь он – зверь и есть, ну надо же так было», – думал волк, привычно петляя следы. Слишком сильной оказалась злость, горькой ревность. «А ведь сам во всем виноват», – корил себя зверь. Сам не приходил целую неделю, хоть она и звала, в лес ходила.
Короткий зимний вечер как-то незаметно превратился в безлунную ночь. Пустое небо без звезд, черно-серое как скатерть, накрытая на тризну, низко висело над землей. Островерхие сосны, как опорные столбы, подпирали небосвод. Ветер нещадно трепал и раскачивал их верхушки, отчего казалось, что небо тоже качается.
Забравшись в нору, ставшую за последнюю неделю родной, волк свернулся клубком, укрыв хвостом нос. Утро вечера мудренее, сегодня он и так много начудил.
***
Увидев Миладу, понурую и вываленную в снегу, Лок вскочил с лавки.
– Что случилось? – Прихрамывая, подойдя к ней, спросил наймит.
Девушка только неопределенно махнула рукой.
– Да так красиво на улице было, солнышко яркое, захотелось в сугробе поваляться, – дрожащим голосом ответила она, – только вот холодно очень.
– Холодно очень, – задумчиво повторил Лок, – да, очень холодно.
По его лицу было не понять поверил или нет. Пару секунд пристально поглядев на травницу, Лок бережно снял с неё тулуп, и, с кряхтением нагнувшись, стянул валенки.
Знахарка стояла как каменный идол и только меленько тряслась, не обращая особого внимания на действия наймита.
«Бледная, зрачки расширенные, как покойника увидала», – думал тем временем воин.
Аккуратно подняв девушку на руки, он положил её на расстеленную на лавке перину. Немного подумав, стянул теплую рубаху и лег рядом, укрыв обоих одеялом.
В любой другой ситуации Милада бы уже вскочила с лавки и перебралась бы на печь. Но сейчас она смирно лежала, подтянув колени к груди и уставившись в пустоту своими огромными глазищами.
Локу это было чертовски неудобно. Узкая лавка располагала ко сну в одиночестве. Ну, или, на крайний случай, тесно обнявшись. Поняв, что начинает потихонечку сползать, наемник пододвинулся вплотную к девушке, так, чтобы смотреть ей в глаза.
Нервное пламя догорающей лучины отбрасывало причудливые тени на худое личико, придавая ему то ангельские, то инфернальные черты.
Последний уголек с шипением упал в плошку с водой. Лучина, вспыхнув напоследок, погасла, погрузив комнату во мрак.
Травница тихо выдохнула и, нащупав под одеялом руку Лока, крепко её сжала.
Наймит не знал, куда себя деть. С одной стороны он понимал, что с Миладой что-то не так, и её надо успокоить, а с другой, от присутствия в такой близи женщины что-то не так становилось с ним. То есть как раз с ним все было в полном порядке, но воин твердо решил держать себя в руках, с того момента как переступил порог гостеприимного дома.
Собравшись с мыслями, Лок заговорил о первом, что пришло ему в голову:
– Ты очень добрая и хорошая. Я еще таких добрых людей не встречал. «До сумасшествия”, – мысленно закончил он. – Не стоит так из-за Маргулины убиваться, её Бог наказал. Ведь тебе она привиделась?
– Бог наказал, – эхом повторила девушка, потом задумалась на секунду, впившись ноготками в руку наемника, обреченно всхлипнула и закончила, – Бог, лесной Царь, это из-за меня все!
– Ну что ты ерундишь? – Лок даже рассердился немного. Тетку, которая так охотно продала свою односельчанку, он сам бы с охотой притопил. Он знал, что Маргуля приходила к главарю, и слышал о том, как они договаривались, что как только девчонка придет в деревню, наемники отправятся в её дом. Он тогда пробовал Бургута отговорить, но сам чуть не был бит.
– Причем тут ты? Ну оступилась, поскользнулась, туда ей и дорога, было бы из-за чего убиваться!
– Нет, – тихо прошептала девушка, – меня лесной дух оберегает. Это он Маргулю убил, я только сейчас поняла. И твоих, – Милада на секунду замолчала, утерла выступившие слезы, – друзей твоих тоже он убил.
Лок замер и, кажется, даже перестал дышать. Теперь он отчетливо понял все. Куски головоломки встали на свои места, собравшись в полную картину.
Он вспомнил короткую стычку в лесу. Тогда еще живой Бургут повел свой отряд разведывать местность перед охотой. Еще не светало, идти никто не хотел, но главарь настоял, выгнав их из теплой избы, которую специально для них освободила какая-то старуха, временно перебравшись в общинный дом.
На завтракающего волка они наткнулись случайно. Вернее они вышли на поляну с задранным кабаном, а волк выскочил к ним сам. Огромный как бес, с горящими изумрудами глаз, он играючи повалил в снег вооруженных мужиков, цапнул Лока за бедро, отомстив за касательный удар мечом, и скрылся.
Разъяренный Бургут сам поставил и замаскировал капкан, полив его какой-то дрянью. На все вопросы он только сказал, ухмыляясь, что не позднее чем через день зверюга сам в капкан запрыгнет, и никакой приманки не надо.
Весь следующий день наемники отсиживались дома. Маргулина, заменяющая старосту, на расспросы о знахаре обещала привести девчонку, тонко намекнув, что с оной можно особо не церемониться.
Вечером, действительно, пришла травница, которую каким-то чудом отпустил Бургут. И, видимо, только Лок заметил кровь на тулупе, так грубо сдернутом главарем.
Теперь наемник увидел прямую связь между ней и пустым поутру капканом. Вот, кто выпустил волка, действительно, только такая сумасшедшая смогла бы подобное сделать.
– Что ж, не буду я по ним плакать, – задумчиво сказал Лок, – и ты не плачь, тебя хороший дух стережет, правильный, такой зря не обидит.
Наймит стер горячие слезинки с заплаканного личика девушки и, нежно потрепав её по голове, сказал:
– Спи, не беспокойся ни о чем.
К его огромному удивлению, Милада разрыдалась еще горше и прижавшись к нему всем телом, сквозь слезы рассказала, что именно волк извалял её в снегу.
– Ах, вот как, – задумчиво сказал Лок, – все, не реви. Ярится твой друг, ко мне ревнует, кабы не сожрал. Спи, малышка, что-нибудь придумаем.
Еще полчаса воин лежал на узкой лавке, гладя по спине хрупкую девушку и вдыхая аромат трав, пропитавший её густые волосы.
Мстить ему не хотелось. Напарники – не друзья. Может быть, стоило побороться с лесным чудищем за маленькую травницу, но она не его девушка. Не он рисковал собой, чтобы сохранить это нежное тело нетронутым. Не он защищал и берег. Значит, незачем и браться. Но кое-что Лок для себя решил. Раз и навсегда.
В гостях хорошо – а дома лучше
Утром Милада была тиха и молчалива. Она старалась даже не смотреть на Лока. Приготовила поесть, сменила повязки и сварила новых мазей.
Устав от тишины, наймит сам начал разговор.
– Я сегодня с утра был в деревне. В город идет обоз.
Травница оживилась, подняв глаза от ступки.
– С чего ты об этом?
– Я расскажу тебе одну историю. Пусть я и не самый хороший баюн, да и сюжет не нов. Просто послушай:
– Одной глубокой летней ночью в дом на окраине маленького городка постучался человек. И ему открыли. Что, в общем-то странно, ибо с заходом солнца никогда не знаешь кому открываешь дверь: путнику, злому духу, али нежити какой.
Что еще более странно в доме том жила одна только девушка. На хлеб она себе зарабатывала тем, что плела корзины. Ох, каких только не было в её доме корзин. И малюсенькие, и огромные, и даже с откидными крышечками. Но, что-то я отвлекся. Пришедший не оказался ни вампиром, ни злым духом. Это был самый обычный воин, недавно подраненный стрелой. Девушка приютила его и обогрела. Этот воин даже решил с ней остаться. Только, лучше бы в ту ночь злой дух постучался в её дверь. – Наймит с непритворной горечью вздохнул и взъерошил волосы, спрятав за ними лицо. – Узнав, что девушка от него понесла, этот человек ушел. Да, представь себе, бросил её и ушел. Придумал себе оправдание. Мол, заработаю да вернусь. Но, вот прошло уже четыре года, а он не вернулся. Вот такая вот история, как тебе?
– Может, еще вернется? – Севшим голосом спросила знахарка, прекратив наконец бесцельно комкать полотенце.
Лок, покопавшись в сумке, извлек маленькие деревянные гусли. Одна струна, давно, похоже, лопнувшая, глухо брякнула об полированный корпус инструмента. Мужчина низко склонил голову, позволив волосам густым пологом скрыть лицо.
– Вернется. Мне кажется, эта история должна тебе больше понравиться, слушай, хозяюшка. – Наймит пригладил пальцами струны и запел низким хрипловатым голосом:
Я прошел двенадцать хрустальных мостов,
Я оставил семь лун за спиной.
Семь теней молчаливых – серых псов
По горячему следу летели за мной.
Ломки травы ночные,
Горька тишина,
Только сердца стук,
Да погоня, погоня в тиши ночной.
Постели мне постель,
Согрей мне вина -
Слышишь?
Я возвращаюсь домой.
Сначала голос звучал тихо, но потом постепенно окреп. Чувствовалось, что поющий всю свою душу без остатка вкладывал. Словно сама память темной поволокой срывалась с его губ, заполняя всю комнату. Простая мелодия звучала завораживающе и сказочно, струны плакали и пели на разные лады.
Черным лесом вел меня огненный лис.
В том лесу давно никто не живет.
Только пал мне на душу мертвый лист,
Да плясали огни над стеклом болот.
Да тоскливо завыли
Серые псы,
Потеряв мой след,
Потеряв мой след в темноте лесной…
Постели мне постель,
Новый хлеб замеси -
Слышишь?
Я возвращаюсь домой.
Милада слушала и не верила, что в таком грубом, грешном человеке может быть столько тоски и боли. Она старалась даже не дышать, чтобы не спугнуть прекрасной песни, не погасить чистого душевного порыва.
Я прошел двенадцать домов небес.
Мне дышали в спину двенадцать ветров.
Я прошел край печали и мертвый лес,
Чтоб вернуться в дом среди этих холмов.
Слышишь – я уже здесь,
Я ступил на порог -
Я уже не уйду,
Я пришел, чтоб остаться с тобой.
Постели мне постель,
Глаза мне закрой.
Здравствуй,
Я вернулся домой.
Песня закончилась, последний звук вылетел из-под натруженных пальцев и разнесся по всей комнате. Лок сидел, не поднимая головы, аккуратно поглаживая гусли. Казалось все его мысли, да и он сам, были далеко, где-то за горами, болотами и лесами, о которых сложили такую красивую балладу.
Девушка поерзала на скамье и тихо спросила, нарушая волшебную тишину:
– Ты ведь уйдешь, да?
Она боялась услышать ответ, хотя сама его давно уже знала. И знала, что так и должно быть. Лок действительно прошел долгий путь, и теперь, потеряв весь свой отряд, спасшись от неминуемой смерти, вспомнил, что оставил за спиной. И решил вернуться назад, домой, где его любили и ждали.
– Да, я хочу вернуться, – стряхнув оцепенение, ответил мужчина. – Хочешь, возьму тебя с собой? Будешь мне сестрой, и никто тебя никогда не обидит.
Ему самому, похоже, понравилась эта идея. Лок порывисто поднялся, чуть поморщившись от боли в бедре.
– Мы придем в город, там я помогу тебе устроиться. Денег на первое время хватит на всех! – Подрастеряв свой пыл, он сел обратно и снова опустил голову, продолжив:
– Как ты думаешь, дочь у меня или сын? – Лок пристально посмотрел на травницу из-под челки, желая услышать от неё ответ, которого та знать никак не могла.
– Не знаю, Лок, не знаю, – устало отозвалась девушка. – Но если тебя действительно любили, то ждут и простят.
Наемник только ухмыльнулся и покачал головой.
– Спасибо, ты и впрямь удивительная. Я не спросил, а ты уже ответила. Только вот я бы не простил.
– Хватит уже сокрушаться, не попробуешь, не узнаешь, – прервала его размышления знахарка. – А на меня не серчай, я тут останусь, меня есть кому защитить. Устроишься, будешь в гости заезжать.
Лок поднялся со скамьи и, пройдя через комнату, снял со стены меч.
– Что ж, береги себя, сестрица. Не поминай лихом, коли не вернусь, за все зло меня прости, а за добро твоё поклон земной.
С этими словами наймит низко поклонился, накинул на плечи свой тулуп и, прихватив сумку, вышел за порог.
***
Давно уже сани ушли в город. Не один день меняла луна ясное солнышко на вечном небе. В убогой хибаре ничего не переменилось. Все та же печь, спасающая от любого мороза, все тот же стол, на котором за полночь так удобно разбирать травы.
В память о том, что тут жил кто-то кроме одинокой травницы, остался только починенный ларь да ручной арбалет с запасом болтов в двадцать штук, забытый своим хозяином под лавкой.
Текст песни Иллет “Возвращение домой”
Весна – длинным днем красна
Громкая долгожданная искрящаяся на солнце капель ознаменовала приход весны. Не успеешь оглянуться, как жаворонок прилетит. А тут уж хлопот полон рот! И пахать, и сеять, и подновить, что из хозяйства зимой пострадало. Все в деревне весне радуются. Даже пес старый, облезлый, и тот на крылечке устроился, солнышку бок подставил, кости греет.
Каждый своим делом занят, каждый на своем месте. Миновала зима, теперь самое рабочее время настает. Вот и Милада пошла в деревню запасы трав на еду поменять, ведь сильны весной хвори разные.
Вслед люди ей смотрят, оборачиваются, шепот иглами острыми в спину вонзается. И раньше не особо травницу люд жаловал, а теперь и подавно. Тишком знаки, зло отводящие, в воздухе чертят, через плечо поплевывают. Маргулины товарки, злобы не скрывая, заголосили, девушку увидев:
– Ведьма, убийца, девка продажная!
Некуда знахарке от их злословия скрыться, некому на обиду несправедливую пожаловаться. Как ушел Лок, ни с кем она словечком не перемолвилась. И волк черный, ревнивец, больше у дома её не показывался и в лесу не поджидал. Грустно это и горестно, да что поделать, жить дальше надо!
Обошла травница десять домов. В десять дверей кулачком замерзшим стучала, десять хозяев от крыльца её гнали. Мол – нету ничего, иди добром отсюда. «Быстро же люди хорошее забывают», – устало подумала Милада, входя на очередной двор. Тут без стука хозяин дверь отворил. Кузнец мрачный и до бровей бородой заросший приветливо девушке кивнул.
– Мне от ожогов мазей и травок всяких бодрящих отсыпь. – Проговорил мужчина, почесав пятерней затылок.
Пока девушка прошеное в суме искала, кузнец в дом за оплатой сходил.
– Держи, – промолвил он, мешок холщовый протягивая. – Тут всякого разного тебе на неделю хватит.
– Спасибо сердечное, – ответила травница, кузнецу в землю поклонившись. – Здоровьичка вам!
Отдав мази и травы, знахарка взвалила мешок на спину и побрела домой, старательно обходя односельчан. Когда лес скрыл её от чужих любопытных и злых глаз, девушка перешла на бег. Она обязательно будет счастлива. Заведет себе кошку и будет покупать для неё молоко. Или не кошку, а огромного пса, чтобы тот охранял её от непрошеных гостей и одиночества. Главное, они её никогда не покинут!
Валенки промокли насквозь. Жаркое солнышко размыло сугробы, превратив их в воду. Теперь деревья стояли, омывая корни в талом черном озере. Скинув на крыльце бесполезную обувку, травница вошла в дом, глубоко вдохнув его родной пряный запах. Прогулка проветрила голову, разметав волосы и прояснив думы.
Пусть её и дальше кличут ведьмой. Пусть боятся и не любят. Она все равно будет им помогать! Ведь надо уметь делать добро, не прося ничего в ответ.
***
Странно, волк думал, что не знает, что такое совесть. Как забавно открывать в себе что-то новое! Три дня он бежал за санями, скрывался в лесу и слушал разговоры ямщика. Лок не обманул, действительно уехав в город. Зверь сам толком не ведал, зачем проследил весь путь ненавистного наемника. Только упиваясь кровью разбойников, устроивших себе гнездо за день пути до города и нападающих на торговые сани, он понял, что боялся предстать перед Миладой. Пусть наймит достигнет своей цели целым и невредимым. Пусть будет счастлив, если сможет. Волк помог, чем смог, остальное за ним самим.
Убедившись, что Лок благополучно въехал в город, зверь вернулся к домику травницы и долго кружил вокруг, но так и не решился потревожить девушку. Дни летели за днями, сугробы превратились в озера воды, избавив от надобности путать следы.
Милада собирала хворост, радовалась первым, чуть набухшим почкам и голосам птиц. Ходила по лесу и кликала черного волка, жгла костры на поляне и танцевала босой в талом снегу. Она встречала весну как настоящая лесная ведьма, расцветая вместе с природой. Волк любовался и тосковал, но не смел приблизиться к ней ни на шаг.
Слишком сильным было его влечение и ощутимым страх все потерять. Звериное чутье подсказывало, что этот лес давно стоит покинуть, но, впервые за долгие годы, голос человеческого сердца звучал отчетливее и громче…
Пришла беда – отворяй ворота
Не спокойно сегодня было у травницы на сердце. Что-то гложило-тревожило. А что – никак не понять. И едой запаслась, и тепло на землю пришло, и весна почки распускает, а покой как ветром унесло. Все домашние дела Милада еще с утра переделала. После полудня за мази взялась. Мало трав у неё в запасах осталось, только это не беда совсем, скоро свежие всходы из-под земли проклюнутся. Долго знахарка над печью колдовала, так до вечера и провозилась бы, кабы не настойчивый стук в дверь. «Приболел, видать, кто», – подумала девушка, отпирая.
На пороге стоял охотник. Он уже раз к ней хаживал, вопросы разные задавал. Не забыла девушка о странном госте. Все ожидала, что тот сызнова явится. Только вот на этот раз скрывать ей нечего было. Уж месяц как черного волка она не видала, и следов его в лесу не примечала.
– Поздоровьечку тебе, девица! – Охотник приветливо кивнул головой, не переставая буравить девушку взглядом. Внешне он нисколько не изменился. Та же чудная одежда, то же оружие. Только глаза стали еще более колючими, а щетина превратилась в неаккуратную бороду.
– И вам здравия, путник перехожий, – вежливо ответила девушка, не торопясь, впрочем, шире дверь отворять. – Чем могу помочь вам?
– Решил я в вашей деревеньке славной весну встретить, – с усмешкой ответил охотник. – Молоко парное, поля, леса, ягоды. Да и места тут чудные! Вот подумалось мне, не приютит ли девица путника, за монету звонкую? -
Закончив свой вопрос, мужчина испытующе посмотрел на Миладу, ожидая её ответа.
– У меня домушко маленький, холодный. Негоже воину в такой хибаре жить! – Нашлась, что ответить травница. – Вы в общинный дом идите. Там и целую комнату вам дадут!
– Хорошо, дивчина, спасибо за совет. Ну, раз уж я к тебе дошел, может, продашь из зелий чего?
– А от чего же не продать? – Облегченно спросила знахарка. – Вам для чего мазей?
– Да мне бы скорее яда, есть у тебя такое? – Чуть наклонив голову набок, вдумчиво изучая девушку, спросил гость.
– Нету! – поспешно ответила она. – Я только лекарскими мазями заведую!
– Жаль, очень жаль… – задумчиво пробормотал путник, разворачиваясь спиной к крыльцу. – Удачи тебе, красавица.
Долго Милада смотрела вслед уходящему охотнику. Разные мысли её мучили, одна страшней другой. На одно девушка надеялась: нету черного волка в этих лесах, убежал. Только хрупкой надежда эта была, как лед по весне. Не зря сердечко беспокойно с рассвета билось. Не миновать теперь беды.
Вдохнув полной грудью свежий холодный воздух, знахарка вошла в дом, плотно затворив за собой дверь. Надо было чем-то занять руки. Поправив на столе баночки и ступки, девушка тихонько запела, вспоминая старое заклинание, которое всегда бормотала Радава, что-нибудь вываривая.
«Ромашка, зверобой, от чужого встань горой,
Травы дикие в лесу, я заговорю, спасу,
Вейся чад над котелком, вейся дым над костерком,
Я студеную росу вплету в русую косу»
Пусть это простые слова, и силы они никакой не имеют, но люди – дивные существа. Всегда на чудо надеются.
«Сладким медом на губах растворю полночный страх,
Сердце ветра украду, жгу полынь и лебеду,
В танце диком у огня преврати в золу меня,
Только чтобы милый мой целым прискакал домой»
Вечер на мягких лапах прокрался под окно. Скоро солнце нырнет за горизонт, обагрив напоследок лес. Измученная своими страхами, Милада уснула, сидя за столом, положив голову на худенькие руки.
***
Резкая, внезапная боль, взорвавшая бок, заставила волка отрывисто взвыть и завалиться в сторону. Не теряя драгоценного времени, зверь вскочил и понесся дальше. Серебряный болт, казалось, прожигал насквозь. Каждый прыжок становился пыткой для могучего тела. Мысли, как птица в силке, бестолково бились в голове: «Чувствовал ведь, знал, что добром дело не кончится!».
Провалившись в талую воду по колено, волк ускорился, вздымая в воздух тысячи брызг. Он выучил каждое дерево в этом лесу, знал каждый овраг, каждую нору и кочку. Пусть охотник перезаряжает свой арбалет, волк тоже не промахнется и выпрыгнет ему прямо на спину, насладится хрустом позвонков и восполнит силы свежей кровью.
Сладкий и пьянящий аромат охоты разлился в воздухе. Птицы вспорхнули на верхние ветви, вспугнутые страшным раскатистым ревом, на звериный то не похожим. Боль только подхлестывала, заставляя бежать быстрее, прыгать выше, думу думать жестокую и все доброе из себя изгнать.
Человек не побежал догонять раненого зверя. Он не был простофилей. Подняв голову и расправив плечи, охотник ждал свою добычу, стоя на поляне с мечом наголо.
«Ишь, какой в себе уверенный», – раздраженно подумал зверь, по-лисьи припав к земле. Огромный прыжок покрыл разделяющее противников расстояние. Зверь повалил человека на поляну, подмяв его весом и рывком вцепившись в яремную вену. Клыки бестолково скребанули по стальным пластинам, незаметным под одеждой. Смертельный выпад оказался бесполезной тратой времени. С глазами, застланными яростью, зверь рванул рукав куртки, сжимая мощные челюсти на предплечье. Ему ничего не стоило раскрошить кости, но надо было убить, а не искалечить.
Человек тоже не собирался просто так помирать. Его ладонь, наконец, сомкнулась на рукоятке лежавшего в стороне меча. Острое лезвие, на секунду вспыхнувшее в закатных лучах, окрасившись алым, легко распороло звериный бок.
Слезами горю не поможешь
Каждый с малых лет знает, весна – жизни новой начало. Подснежники, словно над самой смертью победа из-под земли выберутся. Птицы перелетные в родные края вернутся, трелями надежду на жаркое лето пробуждать.
Соберутся парни да девки в кружок, хороводы будут водить, зиму проклятущую гнать, весну-красну кликать. То днем, когда солнышко ясное да теплое землю дланью своей широкой гладит. Но наступит вечер, спрячется солнце, погаснет золото его, и ветер ледяной прилетит. Он как вздох зимы умирающей – поежиться заставит, да теплее в тулуп укутаться.
А уж ночка весенняя и вовсе тьмой пугает. Растаял снег искристый, зимой зеркалом лунный свет отражающий, а травы сочные еще не застлали поляны своим пышным ковром. Черное все вокруг стоит, неприветливое. Куда ни глянь, темнеют стволы голые, в корнях их звезды запутались, в талой воде небо опрокинулось.
Не одну только жизнь весна дарит. С лихвой она за труды свои возьмет и паводком, и болезнями. Старики баяли, что во времена древние, забытые, когда их прадеды еще детьми неразумными были, приносили весне в откуп девицу красивую али парня молодого. Коли девицу жертвуют – быстрее тепло придет, все легче весне с помощницей работу свою нужную делать. А ежели парня – припозднится весна, но лето плодородным будет, да осень урожайной.
Волк лежал в корнях старого дуба и безразлично смотрел на звезды. Если верить старикам, удачное у селян лето выдастся. Хотя он не молод, да и не красив. Вряд ли весна чудище такое на откуп возьмет. А ежели не возьмет, к чему жертвы ненужные?!
Зверь, тихо рыкнув, с огромным трудом поднялся и побрел ему одному известной дорогой.
***
Руки онемели и не слушались. Лучина давно не горела, только черные угольки плавали в глиняной плошке. Милада медленно поднялась со стула, на котором уснула, и с удовольствием потянулась. Сон прогнал все тревоги и страхи, только где-то в глубине души остался неприятный, колючий осадок.
Вставив новую лучину в красивый кованый светец, девушка зажгла огонек. Тот, неуверенно затрепыхавшись, пару раз лизнул плоть осины, распробовал и загорелся ровным оранжевым светом.
Травнице захотелось прогуляться по ночному лесу. Подышать запахами весны: талая вода, черная земля, свежий холодный ветер. Все это манило её сегодня сильнее, чем обычно.
Милада вышла в сени и отворила дверь. На крыльце лежал волк. Казалось, на лестницу он вполз из последних сил и замер там недвижим. Знахарка зажала ладошкой рот, чтобы не закричать. С гнилых ступеней ручьями бежала алая кровь.
Упав на колени, девушка обняла зверя за шею, пытаясь почувствовать его дыхание. Она трогала шершавый нос, ласкала мягкие полукружья ушей, целовала закрытые глаза. Все было тщетно. Сердце больше не билось, а дыхание не вздымало могучую грудь.
Не помня себя от горя, Милада растопила печь и, втащив тяжелое тело в дом, до утра колдовала над страшными ранами. Она вылила все свои зелья и использовала все мази. Пела древние баллады и заклинания, гладила свалявшийся мех, смахивая слезы окровавленными ладонями.
«…В танце диком у огня преврати в золу меня,
Только чтобы милый мой, целым прискакал домой
Ни стрела и не топор, ни меча стальной узор,
Ни молва, ни клевета…. Гори мак и череда,
И шиповника цветок, и ромашки лепесток,
Только чтобы мог принесть ветер мне благую весть»
От слез голос стал похож на неразборчивый хрип. Так и не допев своего заклинания, травница легла рядом с недвижимым зверем и закрыла глаза.
Не было бы счастья – да несчастье помогло
Он не собирался умирать. Впервые за долгие годы было ради чего жить и выживать. Как же красиво пела его маленькая знахарка! Столько вкладывала души, боли и отчаянья. Ему хотелось заключить её хрупкое тело в объятья и гладить, успокаивая. Хотелось целовать её глаза, высушивая слезы. Хотелось назвать её по имени…
Звериное живучее тело не вынесло страшных ран. Крепко сидел серебряный болт, глубоко полоснул заговоренный меч. Ни травы, ни мольбы, ни заклинания не способны были вернуть волка к жизни.
***
Давно пропели первые петухи, а знахарка все еще лежала на холодном полу, свернувшись трогательным калачиком. Разбудил девушку громкий стук в дверь.
Стряхнув дрёму, травница поднялась на ноги, оглядывая комнату. Весь пол был бурым от засохшей крови, вокруг валялись в беспорядке пустые горшочки и баночки, льняные бинты и толченые травы. Только тела волчьего она не увидела. Словно истаял он поутру, в воздухе растворившись.
В дверь продолжали настойчиво барабанить. Неслышно ступая, Милада вышла в сени и громко спросила:
– Кто там такой шумный?
Стук мгновенно прекратился. За дверью завозились, и человек произнес хриплым голосом:
– Травница отвори, зелья да мази твои срочно надобны!
Голос без сомнения принадлежал охотнику, заходившему вчера за ядами. Девушка отшатнулась от двери, в панике зашарив взглядом по комнате.
– Погодите чуток, сейчас открою! – Выкрикнула она, разбрасывая по полу солому.
Небольшой её тючек на всякий случай хранился в сенях. Кто побогаче и потрудолюбивей, тот соломой круглый год полы выстилал. Теплее так, да и запах приятный.
Наскоро прикрыв кровавые пятна и поставив на стол горшочки, девушка сполоснула руки в плошке под светцем, пригладила волосы, переодела верхнее платье и открыла дверь.
На крыльце опираясь о стену, стоял охотник. Выглядел он неважно. Кожа побледнела, глаза ввалились, одна рука была плотно примотана к телу. Пустой рукав бесполезно болтался сбоку. Окинув травницу цепким взглядом, мужчина толкнул её в дом и сам зашел следом.
Милада отпрянула поближе к печи и сказала, стараясь скрыть страх:
– Нету у меня мазей на продажу.
– Это отчего же нету? – сощурив блеклые глаза спросил охотник, текучей походкой надвигаясь на девушку. – Куда же они делись, ежели еще вчера были?
– Так я как раз после вашего ухода запасы проверила. Там было кое-что, да испортилось! – Дрожащим голоском ответила знахарка.
– Испортилось, значит? – Почти рыча, переспросил охотник, подходя к девушке вплотную и больно вцепившись ей в волосы.
Белая от ужаса Милада закивала, даже не пытаясь освободиться от болезненного захвата. Она только сейчас вспомнила про кровь на крыльце.
– Ягодка моя, кого еще с утра пораньше принесло? – Раздалось от распахнутой настежь входной двери.
И девушка, и охотник с одинаковым недоумением уставились на вошедшего. Им оказался статный мужчина, одетый в одни только штаны из грубой кожи, закатанные до колен. Ноги его были босы, а длинные волосы неопрятно растрепаны. Солнце золотило широкие плечи, на обнаженном торсе поблескивали капельки воды.
Как девушка ни старалась, она не могла разглядеть лица вошедшего. Светило любопытно заглядывало через порог в темный дом, заставляя глаза слезиться.
– А ты кто такой? – Недружелюбно спросил охотник, отступая на пару шагов от травницы.
– Я этой девицы жених, а вот кто ТЫ такой, мне неведомо. – Не повышая голоса, ответил незнакомец. Говорил он мягко, но от речи его стало не по себе даже тертому жизнью наемнику.
– Я просто зелий хотел купить, – пробормотал охотник, проходя к двери. – Но на нет и суда нет.
Мужчина отодвинулся в сторону, пропуская охотника на улицу. Пару минут он следил за уходящей фигурой, а потом затворил дверь и медленно повернулся к травнице.
– Ну здравствуй, Миладушка! – В избяной полутьме ярко светились зеленые глаза.
Не легко счастье ищется, да легко теряется
Тихо и темно в избушке старой. Молчит хозяюшка, очи ясные в пол опустив, молчит гость долгожданный, у двери затворенной замерши. Тянет тишина. Как струна звенит, как лука тетива дрожит. Только трепещет сердечко девичье, пляску сумасшедшую в груди затеяло, громко песню свою выстукивает. Текут минуты в немоте гнетущей, песчинками сквозь пальцы убегают.
