Текст книги "Неукротимая Анжелика"
Автор книги: Анн Голон
Соавторы: Серж Голон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– Странно пахнет…
Опомнившись, он выхватил пистолет из-за пояса Корьяно и заорал:
– Сейчас пущу вам всем пули в зад, если не спуститесь вниз, как приказано.
В эту минуту среди клубов пара люк приоткрылся. Все закричали, и сам д'Эскренвиль отступил на шаг.
– Призрак!..
– Выходец с того света!
Из самого густого клуба дыма вышла фигура, закутанная во что-то белое и влажное, и глухой голос произнес:
– Прошу вас, господин д'Эскренвиль, не беспокойтесь. Это ничего, вовсе ничего… Не стоит вашего внимания…
– Что… Что это значит? – прорычал растерявшийся пират. – Ах ты, проклятый алхимик! Мало того, что все утро мы тебя проискали, ты еще пожары устраиваешь у меня на борту!
Фигура медленно выпутывалась из белого кокона. Сначала появилась голова и бороденка Савари, потом он чихнул, закашлялся, снова укрылся своим саваном, протянул руки, жестикулируя, и наконец скрылся в люке, захлопнув его за собой.
Анжелике, как и всем присутствующим, казалось, что совершается какое-то колдовство. Но вскоре Савари появился опять, поднявшись по лестнице, ведущей на второй мостик. Он был спокоен и как будто очень доволен, хотя лицо его было в саже, а от порванной и запачканной одежды исходил странный сладковато-тошнотворный запах. Он объяснил, что пожара нет, а пары и взрыв вызваны проделанным им «опытом, обещающим чрезвычайно много для науки вообще и для плавания по морю, в частности».
Предводитель пиратов оглядел его и крикнул яростно:
– Ты что же, не сбежал?
– Я? Зачем мне бежать? Мне очень хорошо у вас на корабле, ваша светлость.
– А каик? Кто спустил его в море?
Над поручнями показалось курносое румяное лицо молодого матроса, поднимавшегося по спущенной с борта веревочной лестнице. Он остановился, растерявшись.
– Каик, хозяин?.. Это я взял его и поехал утром на остров за вином.
Д'Эскренвиль успокоился, а Корьяно позволил себе рассмеяться.
– Ох, хозяин. С тех пор как сбежал этот проклятый марселец, вам только и мерещатся побеги. Это ведь я приказал Пьеррику отправиться с утра пораньше за вином.
– Идиот! – Раздосадованный пират пожал плечами и отвернулся. И тут он увидел Анжелику.
Хмурое лицо его расправилось. Он сделал усилие, чтобы показаться любезным.
– А, вот и наша прекрасная маркиза. Вы, значит, поправились? Как вы себя чувствуете?
Она все еще держалась за стенку и смотрела на него с ужасом и непониманием. Наконец она прошептала:
– Извините меня, я не понимаю, что со мной было. Разве я была больна?
– Больше месяца, – усмехнулся пират.
– Месяц? Боже мой! Где же я теперь?
Маркиз взмахнул рукой, указывая на остров, увенчанный руинами.
– Перед вами, сударыня, остров Хиос, он находится в середине Киклад, греческого архипелага.
Глава 12
Анжелика помнила, что корабль был где-то в водах Сицилии, когда она заснула, и вот теперь, спустя месяц, она проснулась на краю света, среди забытых богом греческих островов, в руках пирата-работорговца.
Спрятавшись в своей узенькой каюте, она напрасно пыталась вспомнить, что с ней было. Усевшаяся у ее ног Эллида рассказывала, как они с Савари ухаживали за ней день и ночь, борясь с пожиравшей ее лихорадкой. Иногда к ним заглядывал маркиз д'Эскренвиль, равнодушно смотрел на метавшуюся без сознания женщину и, уходя, цедил сквозь зубы, что живым сдерет с них кожу, если они дадут умереть «такому добру».
– Я за тобой хорошо ухаживала, подруга, ты сама знаешь… Когда у тебя голова стала меньше болеть, я протерла тебе волосы ароматным порошком. Теперь твои волосы очень красивые. И ты сама скоро похорошеешь.
– Дай мне зеркало, – с тревогой попросила Анжелика.
Она посмотрела и поморщилась: бледные впавшие щеки, огромные глаза. Может быть, пират откажется теперь от мысли продать ее.
– А тебе не стыдно ходить одетой по-мужски? – спросила Эллида.
– Нет. Я считаю, что так удобнее.
– Жаль. А ты, наверно, так была бы хороша во французских платьях, о которых столько говорят.
Чтобы доставить девушке удовольствие, Анжелика описала некоторые из своих версальских туалетов. Эллида пришла в полный восторг, смеялась и била в ладоши. Глядя на ее юное личико с кроткими темными глазами, Анжелика недоумевала, как могло сохраниться столько природного веселья у девушки, прожившей год при маркизе д'Эскренвиле. Она спросила об этом, и молодая гречанка проговорила, отвернувшись:
– Ах! Знаешь, там, где я раньше жила… было еще хуже… Он, он не такой уж злой. Он мне делал подарки… Он научил меня читать, да. Он научил меня еще французскому и итальянскому… Мне нравилось, как он прижимает меня к себе и ласкает… Но потом ему надоело… Теперь он меня больше не любит.
– А кого он любит?
Злое облачко промелькнуло на лице рабыни.
– Трубку с гашишем. Он курит, потому что думает о чем-то, чего ему не достать.
В каюту заглянул одноглазый Корьяно и, стараясь приветливо улыбаться (в его разинутой пасти виднелись черные остатки зубов), посоветовал молодой даме подняться на мостик, где воздух лучше и свежее, полезнее для выздоровления.
Эллида набросила на плечи Анжелики легкое покрывало и усадила ее на бухту каната возле дверцы, за которой спускали трап, прямо напротив острова. Поднялся легкий чудесный ветерок, и они долго сидели, любуясь живописными красками неба и моря.
Потом к ним подошел маркиз д'Эскренвиль. У него хватило хитрости не пускаться в разговор с пленницей, а только отвесить ей глубокий поклон. Затем он отошел к дверце, под которой была укреплена веревочная лестница, следя за тем, как поднимается на корабль его «товар», и ведя счет.
На острове сильно суетились. Иногда раздавался пронзительный крик, за ним еще несколько, потом они обрывались.
К «Гермесу» подошел каик, и «товар» стал подниматься на борт. Сначала выбрались наверх двое прекрасных, как статуи, мальчиков, один лет семнадцати, другой – совсем еще ребенок, лет двенадцати. У обоих были смуглые лица и длинные черные кудри. На плечах у них были овчинные куртки, одежда пастухов. Ребенок держал в руке дудочку с четырьмя дырочками, с помощью которой он собирал коз. Он повернулся к острову и заплакал, простирая туда руки. Матрос взял его за плечо и увел. Потом поднялась женщина, та самая, чьи отчаянные крики только что оглашали остров. Теперь она была в полуобмороке. Втащивший ее матрос так и оставил ее на мостике. Она лежала, свесив голову, и длинные волосы спадали на затоптанный пол. Следовавшие за ней женщины спотыкались и наступали на них. Потом поднялись мужчины и немало стариков. Последний из них, купец, подтащил корзины с черным виноградом и преподнес их д'Эскренвилю. Тот предложил одну кисть Анжелике. Молодая женщина отказалась.
– Неразумно поступаете, – сказал пират. – Это вернет вам румянец. Виноград чудесного Хиоса славится всюду, и ваш приятель Савари утверждает, что его надо есть, чтобы избежать цинги. А кстати, куда девалась эта старая обезьяна?
Один из матросов отвечал, осклабившись:
– Он на острове, ваша светлость, чешет там козлов.
Маркиз расхохотался во все горло.
– Чешет козлов!.. Ха-ха-ха! Никогда еще не слышал такой нелепой басни. Он ведь уверял меня, что можно разбогатеть, вычесав всех козлов на греческих островах. Ха-ха-ха! – И вдруг он пришел в ярость:
– Пусть не воображает, что меня можно дурачить, как ребенка. Где он? Найти его немедленно! Я не собираюсь ночевать тут.
– Да вот он!
На берегу среди темных силуэтов показалась фигура Савари. Он успел вскочить в уже отплывавшую лодку.
По веревочной лестнице маленький аптекарь взбирался с ловкостью обезьяны, не переставая сыпать словами. Он обращался к д'Эскренвилю:
– Остановка здесь, ваша светлость, принесет вам не только удовлетворение, но и настоящее богатство. Я собрал больше ста унций ладана, а знаменитый «черный бальзам», получаемый из него, продают по несколько десятков ливров за унцию. Изготовленные на его основе духи позволят вам заткнуть за пояс все европейские дворы.
Он сунул руку в камзол, но она попала в дыру и задела трубку, которую он безуспешно пытался ухватить. Трубка полетела за борт.
Его отчаянные жесты вызвали веселье флибустьеров. Поношенная одежда старика была вся перепачкана какой-то смолой, попавшей даже на седые волосы, выбивавшиеся из-под черной шапочки. Лицо его было мертвенно-бледным, но со странными синими и зелеными разводами, глаза же живо сверкали. Он выхватил из рук следовавшего за ним юнги небольшую мисочку и сунул ее под нос д'Эскренвилю.
– Посмотрите сюда. Это подлинный ладан, драгоценнейшее вещество, соперничающее в редкости с индийским мускусом, который так трудно добыть… Сударыня, приветствую вас! Наконец вы поправились… Посмотрите на это чудо! Это ладан, то есть смолоподобное вещество, которое непроизвольно каплями выделяется из листьев некоторых кустарников рода Цистус ладаниверус. Собрать его можно, вычесывая из шерсти коз и козлов, которые поедают листья этих кустарников. Жирное вещество, которое вы видите, надо расплавить и очистить. Из него я получу жидкий ладан, или черный бальзам, который разолью в крохотные флакончики.
– И ты обещаешь, что я получу деньги за эту грязь? – недоверчиво спрашивал д'Эскренвиль.
– Ручаюсь! Этот продукт входит в состав лучших духов, закрепляя их аромат. Французские и итальянские парфюмеры готовы по весу золота заплатить тому, кто доставит им необходимое количество этого вещества. Ручаюсь: его можно собрать много, особенно на Санторине.
– На Санторин я не поплыву, слышишь ты, старый ворон?! – закричал маркиз.
– Я тебя свожу еще на Делос и Миконос, а оттуда поспешу в Кандию. Или ты хочешь, чтобы я упустил лучшее время на главном рынке?
– Разве можно сравнить его с тем богатством…
– Хватит! Собери свои тряпки и причиндалы! Смотри, я еще пожалею, что не продал тебя в Ливорно вместе с твоими товарищами.
Мэтр Савари с подчеркнутым смирением, как он умел делать, подобрал свою мисочку, два больших деревянных гребня, кусок мешковины и, низко согнувшись, сделал вид, что убегает в страхе.
– Знаете, – шепнул он Анжелике, пробираясь мимо, – я ведь сумел спасти «его».
– Кого?
– Мое мумие. «Жольета» ведь не пошла ко дну, хотя и была сильно повреждена. Этот разбойник маркиз велел поднять ее на борт своего судна. Мне удалось пробраться в нее и отыскать свою бутылку.
– А теперь «Жольета» далеко от нас, – с горечью проговорила Анжелика.
– Что делать! Бедный Паннасав не мог дожидаться вашего выздоровления. Ему надо было скорее уйти в море, он очень рисковал: могли дознаться о его замысле и продать в рабство прежде, чем ему удалось бы бежать. Ведь в Ливорно маркиз продал целую партию пленных, в том числе и вашего юного слугу.
– Бедный мой Флипо! Его продали в рабство!
– Да, и лишь с громадным трудом я уговорил нашего господина оставить меня на борту.
– Ты все еще здесь, чертов болтун? – д'Эскренвиль грозно махнул рукой, и ученый заторопился, мелкими шажками добежал до одного из люков и исчез из виду. Но когда Анжелика вернулась в свою каюту, он тоже появился там.
– Мне бы хотелось поговорить с вами, сударыня. Милочка, – обратился он к Эллиде, – посторожи, пожалуйста, за дверьми, чтобы нам никто не помешал.
– Значит, вы из-за меня остались, мэтр Савари? – спросила растроганная Анжелика.
– Не мог же я бросить вас, – отвечал старик. – Вы ведь были тяжело больны, да и сейчас выглядите неважно, но все обойдется.
– А вы сами не болели? У вас такие пятна на лице.
– Это все следы «пиньо», свинца, что перевозил Паннасав. От них не легко освободиться. Я пробовал и лимоны, и уксусную эссенцию… Видно, они только вместе с кожей сойдут, – посмеиваясь, сказал ученый, – но это все неважно. Важно другое… Нам надо вырваться из рук этих опасных пиратов. – Он опасливо оглянулся. – Но у меня есть идея… Тише!
– Вы полагаете, что маркиз д'Эскренвиль зайдет в Кандию?
– Непременно, потому что он задумал выставить вас на батистане.
– Что такое батистан?
– Караван-сарай, где продают дорогих рабов. Торговля прочими идет на базарах и на главной площади. Кандийский батистан самый крупный во всем Средиземноморье.
Мурашки побежали по телу Анжелики.
– Не приходите в отчаяние, у меня есть один замысел. Ради него я сумел уговорить этого толстокожего флибустьера зайти в греческий архипелаг под предлогом, что он добудет здесь редкие вещества, необходимые в парфюмерии, и разбогатеет.
– А зачем сюда? – спросила Анжелика.
– Потому что нам нужны соучастники.
– И вы надеетесь найти их на греческих островах?
– Как знать? – таинственно проговорил Савари. – Сударыня, я покажусь вам очень нескромным, но мы вдвоем попали в скверную историю, и, я надеюсь, вы не обидитесь на старого друга, если он задаст вам несколько вопросов. Почему вы отправились совсем одна в такое далекое и опасное путешествие? Я стремился за своим мумие, ну а вы?
Анжелика молча вздохнула. Какое-то время она колебалась, потом решила довериться старому ученому.
Она рассказала ему, как целые годы думала, что ее муж, граф де Пейрак, осужденный на смерть, был казнен. А потом она узнала, что ему удалось избежать казни, стала искать, переходя от одного свидетельства к другому, и наконец убедилась, что надо ехать в Кандию, потому что там есть надежда разыскать его следы.
Савари молча дергал свою бороденку.
– Вы думаете, что я сумасшедшая, что глупо было бросаться в такую авантюру?
– Конечно, это так. Но я готов найти вам извинение. Я ведь тоже старый безумец. Я все бросаю и пускаюсь навстречу опасностям, не думая о них. Я гонюсь за своим мумие, как и вы бросаетесь безоглядно в еще более рискованные предприятия потому только, что где-то, во тьме пустыни, мерцает звездочка вашей любви. Безумны ли мы? Я этого не думаю. Кроме разума есть еще инстинкт, который ведет нас и заставляет дрожать от волнения. Так дрожит ореховая ветка над скрытым в земле источником. А слыхали вы когда-нибудь о греческом огне? – вдруг быстро переменил он тему разговора. – Во времена Византии была секта ученых, владевших этим огнем. Откуда они узнали о нем? Я изучал историю этих мест и убедился, что когда-то в районе Персеполиса, то есть между Персией и Индией, жили зороастрийцы – огнепоклонники. От них была подучена тайна этого огня, так долго обеспечивавшего непобедимость Византии. К сожалению, в 1203 году, после нашествия крестоносцев, византийские ученые утратили формулу негасимого огня. Так вот, я уверен, что секрет таится в минеральном мумие, которое горит и не гаснет, а если его особым образом обработать, выделяет летучее вещество, легко воспламеняющееся и даже способное взрываться. Сегодня утром я сделал опыт с крохотной частицей. Да, сударыня, я вновь открыл тайну греческого огня!
В увлечении он повысил голос. Анжелика напомнила ему об осторожности. Нельзя забывать, что они только бедные рабы в руках безжалостного палача.
– Не бойтесь ничего! Я рассказываю вам о своих открытиях не потому, что впадаю в безумство увлечения, а потому, что они помогут нам завоевать свободу. У меня есть замысел, и я уверен, что мне удастся его осуществить, если мы только попадем на остров Санторин.
– Почему Санторин?
– Я вам это открою в свое время. – И Савари убежал.
Наступил вечер, на корабле поднялся необычный шум. Крики женщин смешивались с мужской руганью, раздавались звуки ударов, топот босых ног, бегущих по переходам, плач, приглушенные истерические рыдания, громкие голоса и грубый гогот мужчин.
– Что опять случилось? – спросила Анжелика у своей товарки.
– Матросы укрощают новых пленниц.
– Что они делают с ними?
Молодая гречанка отвела глаза.
– Но это ужасно! – простонала Анжелика. – Это невыносимо. Надо же что-то делать.
Совсем рядом раздались отчаянные вопли насилуемой женщины.
Эллида удержала Анжелику:
– Не ходи туда! Так всегда бывает. Это их право.
– Их право?!
Эллида объяснила своим кротким голосом, что члены экипажа имели право на долю добычи. Сначала они получали ее «в натуре», а после продажи рабов – ив цехинах. Более того, очень красивых женщин берегли для богатых сладострастников, а большинство продавали просто в рабство как служанок для исполнения всяческих работ в караван-сараях. На рынке беременные ценились выше, так как учитывалась и ценность будущего раба. Таким образом, люди маркиза д'Эскренвиля получали удовольствие и повышали в то же время цену «товара».
Анжелика заткнула уши руками и сама стала кричать, что хватит с нее этих дикарей, что она тут больше не останется. И когда появился Корьяно с двумя негритятами, несущими подносы, она набросилась на него с проклятиями и отказалась хоть что-нибудь взять в рот.
– Но вам же надо поесть! – трагическим тоном вскричал одноглазый. – Вы же просто кожа да кости. Это для нас катастрофа!
– Пусть перестанут терзать этих женщин! Прекратите эту оргию!
Она пнула ногой подносы, и миски полетели на пол.
– Прекратите эти крики!
Корьяно поспешил убраться со всей скоростью, какую допускали его короткие ножки. Немного спустя послышался рев д'Эскренвиля:
– Тебе понравилось, что она с характером! Что ж, получил теперь? Уже моим людям нельзя позабавиться с бабами на собственном корабле!..
Взбешенный, он подбежал к каюте Анжелики.
– Вы что, отказываетесь есть?
– А вы полагаете, что ваши сатурналии возбуждают аппетит?
Страшно худая, вся взъерошенная Анжелика в своем свободно болтающемся корсаже выглядела упирающейся девчонкой-подростком. Губы пирата чуть раздвинулись в подобии улыбки.
– Ладно! Я уже приказал перестать. Но и вам следует пойти навстречу. Мадам дю Плесси-Белльер, вы окажете мне честь поужинать вместе со мной на мостике?
Глава 13
Вокруг низкого столика были уложены подушки. Принесли круглые серебряные миски с густой простоквашей, в которой плавали кусочки мяса, завернутые в виноградные листья. Яркие зеленые, красные и желтые блюдечки с соусами – луковым, перечным и шафранным – расцвечивали стол.
– Попробуйте долму, – Корьяно положил кушанье в тарелку Анжелики. – Если она вам не понравится, то принесут рыбу.
Предводитель пиратов насмешливо посматривал на своего помощника.
– Тебе идет роль кормилицы. Видно, ты для этого родился!
Корьяно обиженно промычал:
– Надо же кому-нибудь исправлять ошибки. Еще хорошо, что она не умерла. А если опять начнет болеть, то конца этому не будет.
Теперь обиделся маркиз:
– Чего ты еще от меня хочешь? Я позволяю ей важничать, чуть не с поклонами приглашаю обедать, все кругом на цыпочках ходят. Мои люди должны вести себя, как певчие в церкви, и ложиться спать в восемь часов вечера…
Анжелика рассмеялась.
Оба корсара уставились на нее, разинув рот.
– Она смеется!.. – волосатая физиономия Корьяно просияла.
– Мадонна! Если она так будет смеяться на рынке, мы возьмем за нее лишних две тысячи пиастров.
– Идиот! – презрительно бросил д'Эскренвиль. – Много ты знал таких, кто смеялся на рынке? А этой такое вовсе не пойдет. Нам повезет, если она хоть будет вести себя спокойно. Почему вы смеетесь, красавица?
– Не могу же я постоянно плакать.
Наступившая тишина и синева этого вечернего неба действовали на нее успокаивающе. В легкой дымке, словно сказочное видение, уходил назад островок с храмом, посеребренным лучами всходящей луны. Маркиз проследил за ее взглядом и сказал:
– У Аполлона было когда-то шесть храмов. На этом острове ежедневно танцевали в честь красоты.
– А теперь тут вашими стараниями воцарился ужас.
– Не сентиментальничайте. Надо же как-то использовать этих выродившихся греков.
– И что же, так полезно отрывать детей от матерей?
– Иначе им суждено погибнуть в этих бесплодных краях.
– А несчастные бессильные старики, которых тоже втащили на ваш корабль?
– Тут дело другое. Я забираю их, чтобы оказать им услугу.
– В самом деле? – иронически усмехнулась она.
– Ну конечно! Вообразите, на острове Хиос существует такая традиция: жители, которым исполнилось шестьдесят лет, должны отравиться либо уехать отсюда. В этом углу Греции стариков не любят. – Он сардонически улыбался. – Вам еще многое придется узнать о Средиземноморье, прекрасная дама.
Раб принес кальян, турецкий курительный прибор с сосудом воды и трубкой. Маркиз закурил трубку и откинулся назад.
– Посмотрите на небо, покрытое облаками. Завтра на заре мы отплывем на Кьюрос. Там, под лаврами и розами, лежит спящий бог Марс. Жители еще не успели растолочь его на известку. Я каждый раз хожу посмотреть на него. А вы любите статуи?
– Да. Король украсил ими свои сады в Версале…
Из ночной тьмы опять выплыл хиосский храм. Казалось, он висит в небе. Анжелика тихо сказала:
– Боги умерли.
– Но не богини. – Маркиз д'Эскренвиль разглядывал ее прищуренными глазами. – Этот костюм, можно сказать, вам идет. Обещает приятные сюрпризы и позволяет догадываться о том, что скрывает.
Анжелика сделала вид, что не слышит, и наклонилась над тарелкой. Ее желудок давно уже требовал пищи, а вкус простокваши не был неприятен.
– Далеко мы от Кандии?
– Не слишком. Мы бы уже были там, если бы этот чертов аптекарь не отвлек меня своими речами и не заставил терять время, таскаясь от острова к острову. Когда его нет рядом, мне хочется раздавить его, как клопа. Но он приходит, хватает меня за пуговицу и начинает внушать, что он добудет мне богатство, и я слушаю его, как дитя. А… Какая разница! Одно из благодеяний Востока – время тут течет неспешно. – Он сильно затянулся. – А вам что, хочется скорее попасть в Кандию?
– Мне хочется скорее узнать, какова будет моя судьба. Оказывается, вы продали в Ливорно маленького слугу, который сопровождал меня…
– Да, и сделка неожиданно была выгодной. Я не надеялся столько получить за него, но мне попался итальянский дворянин, искавший учителя французского языка для своего сына. Это позволило мне поднять цену.
– Флипо – учитель французского языка! – воскликнула Анжелика, и снова зазвенел ее легкий смех.
Она с трудом подавила веселость и стала расспрашивать работорговца, не помнит ли он имени итальянского синьора, которому продал Флипо; потом ей, может быть, удастся выкупить верного слугу.
Теперь расхохотался маркиз д'Эскренвиль.
– Выкупить его? Вы что, рассчитываете освободиться? Следует знать, дорогая, что из гаремов не бегут!
Молодая женщина долго вглядывалась в него, пытаясь найти хоть каплю человечности в этом хмуром лице, выплывавшем из тени, потому что рядом поставили зажженный фонарь.
– Вы действительно намерены это сделать?
– А для чего же я держу на своем корабле такую красотку, как вы думаете?
– Послушайте, – сказала она, увлеченная порывом надежды, – если вам нужны деньги, я сумею дать выкуп за себя. Во Франции у меня много денег.
Он покачал головой.
– Нет. Я не собираюсь вести дел с французами. Они слишком хитры. Чтобы получить деньги, мне пришлось бы поехать в Марсель. Это опасно… и это будет нескоро. Мне некогда ждать. Мне надо купить еще один корабль… Разве у тебя хватит на это денег?
– Может быть.
Но тут она вспомнила, в каком плохом состоянии были ее дела ко времени отъезда. Ей пришлось заложить свое судно и его будущий груз, чтобы оплатить свои расходы при дворе. И потом ведь ее положение во Франции, раз она навлекла на себя гнев короля, было очень и очень непрочным.
Она в отчаянии закусила губу.
– Видишь, – сказал он. – Ты у меня в руках. Я твой господин и сделаю с тобой, что хочу.
Путешествие продолжалось. Каждый день пират, проклиная Савари, бросал якорь еще у одного из сухих островков, где было много белых статуй.
На выжженной солнцем почве не росло ничего кроме винограда. Жители изготовляли вино да еще разбивали молотками мраморные статуи и полученный порошок обжигали, добывая известь для побелки домов. Ни вина, ни древние боги не обеспечивали им пропитания.
Измученные голодом жители островов продавали на изредка проходящие суда вино, мешки извести, своих жен и детей. Турецкий жандарм, посланный начальством из Константинополя волочить свою кривую саблю по этим обездоленным островкам, делал вид, что не замечает работорговли христианского пирата. Д'Эскренвиль приглашал его к себе на корабль, они пили вместе кофе на мостике, курили, и, получив несколько цехинов, турок сам наблюдал, как заталкивают в трюм его проданных в рабство подопечных.
Так проплыли Китнос, Сиру, Миконос, Делос.
Несмотря на обещания Савари, тревога не оставляла Анжелику, и часто Эллида не знала, как вывести ее из уныния.
– Как жаль, – как-то воскликнула девушка, – что Рескатор уехал в гости к королю Марокко. Он бы тебя купил.
– Из рук одного пирата перейти в руки другого, что же тут хорошего? – возмутилась Анжелика.
– Это гораздо лучше, чем быть запертой в гареме. Только смерть открывает двери гарема тем, кого евнухи ввели туда. Даже старость не дает освобождения оттуда. Лучше уж принадлежать пирату, – рассудительно объясняла Эллида. – Ну а тот, о ком я говорю, он совсем не так обращается с женщинами, как другие. Вот послушай, сестра моя, я расскажу тебе историю итальянки Лючии, которую берберы захватили в плен на тосканском побережье. Мне поведала об этом, когда я была на рынке рабов в Алжире, одна женщина, встречавшаяся с Лючией уже после того, как Рескатор отвез ее на родину. Лючия жила у него, на его острове с крепостью; там была чудесная еда, и конфет сколько хочешь, и много любви.
Анжелика не могла удержаться от смеха над наивностью девушки.
– Мне не нравятся ни конфеты, ни любовь… По крайней мере, на таких условиях.
– А Лючии это очень нравилось. Ведь в своей бедной Тоскане она никогда не ела досыта. И так как она была красива, как богиня, то очень рано познала удовольствия.
– Ну, что ты от меня хочешь? Я ведь не Лючия, не одалиска, у меня другие вкусы.
Эллида разочарованно замолкла, но вскоре вновь воодушевилась.
– Послушай еще, сестра моя… В Кандии была Мария-армянка. На батистане она легла на пол. И самому распорядителю продажей рабов пришлось взять ее за волосы, чтобы можно было увидеть ее лицо… Она была прекрасна, как ночь, но из-за такого настроения никто не хотел купить ее. А Рескатор купил. И увез ее в свой загородный дворец на острове Милосе. Он завалил ее подарками. Но ничто не помогало. И тогда Рескатор отправился в плавание и вернулся с двумя крошечными детишками. Это были дети Марии-армянки, которых продали какому-то эфиопу.
Гречанка вскочила на ноги и продолжала рассказ, мимикой и жестами воспроизводя то, о чем повествовала.
– Когда она их увидела, то закричала, словно дикий зверь. А потом прижала их к груди и так держала целый день, и никто не смел к ней подойти. Но когда наступила ночь и дети уснули, она встала, намазала тело душистыми притираниями, надела украшения, которые подарил ей Рескатор. И поднялась к нему на террасу, и стала танцевать перед ним, чтобы он ее пожелал… Ах, сестра моя, ты понимаешь?.. Ты понимаешь, что это за человек?..
С поднятыми руками, подобная амфоре, она кружилась, привстав на цыпочки, стараясь показать, как танцевала Мария-армянка. Так плясали, наверно, в прошлом весталки под белыми портиками островных храмов.
Потом она села у ног Анжелики.
– Ты поняла, что я хочу тебе растолковать?
– Нет.
Рабыня проговорила задумчиво:
– Он с каждой женщиной говорит на ее языке. Он волшебник.
– Волшебник! – злобно отозвался маркиз д'Эскренвиль. – Вот что твердит эта дрянь. Немного нужно, чтоб задурить эти птичьи мозги. Странный человек этот проклятый Рескатор, и больше ничего.
– Вы тоже считаете его странным? Почему?
– Потому что он один, понимаете вы это, один из всех пиратов, не торгует рабами и все-таки богаче всех нас благодаря невероятной своей торговле серебром, которая нарушила все порядки и разоряет нас. Волшебник?.. Да. Этот колдун всегда ухитряется выскочить там, где его не ждут. Никто не знает, где его главное логово. Он долго был в Джиджелли, подле Алжира. Потом объявился на Родосе. Потом в Триполи. Теперь, думается, он на Кипре. Это страшный человек, потому что нельзя понять, чем он руководствуется. Возможно, он не в себе. В нашем мире среди пиратов это случается.
– Он действительно отпускает на свободу рабов с захваченных кораблей?
Д'Эскренвиль скрипнул зубами и пожал плечами.
– Безумец! У него большое богатство, и он развлекается тем, что разоряет других. Купцы и банкиры из больших городов готовы ему в ноги кланяться, потому что он, якобы, выравнял курс денег. Он уже начинает везде командовать. Но долго этому не бывать. Пусть его берегут христиане-охранители, найдется человек, который отправит к праотцам в один прекрасный день этого урода с отрубленным носом, эту карнавальную маску, этого базарного колдуна… Волшебник Средиземноморья!.. Ха-ха-ха! Вот я, я – Ужас Средиземноморья… Мы еще посмотрим!.. Я ненавижу его, и все пираты его ненавидят, все торговцы рабами: Меццо-Морте, Симон Данза, Фабрицио Олигьеро, братья Сальвадор, испанец Педро Гармантаз и даже мальтийские рыцари, да все, все… Как это он оказался в милости у султана Марокко Мулея Исмаила? Никому не известно! Могучий султан предоставил ему свой шатер и выделил мавров из собственной стражи. Но хватит говорить об этой личности. Хотите кебаб?..
Он протянул ей блюдо с мясными пирожками (в фарш были добавлены кислые ягоды тамариска), жаренными в бараньем сале.
