355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анн Голон » Неукротимая Анжелика » Текст книги (страница 1)
Неукротимая Анжелика
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 21:13

Текст книги "Неукротимая Анжелика"


Автор книги: Анн Голон


Соавторы: Серж Голон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Анн Голон, Серж Голон
Неукротимая Анжелика

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОТЪЕЗД

Глава 1

Карета лейтенанта парижской полиции Дегре выехала из ворот его особняка и, медленно покачиваясь на крупных камнях мостовой, свернула на улицу Коммандери в Сен-Жерменском предместье. Это был не роскошный, но добротный экипаж, украшенный приличной резьбой по верхней части кузова и обшитыми золотым позументом шторками, обычно закрывавшими окошки, запряженный парой пегих лошадей, с кучером на козлах и лакеем на запятках, – типичный экипаж уважаемого чиновника, предпочитающего казаться менее состоятельным, чем на самом деле, и пользующегося престижем среди соседей, которые пеняли ему лишь на то, что он до сих пор не женат. Такой представительный мужчина, принятый в лучшем обществе, давно бы должен был выбрать себе супругу среди благоразумных, деятельных и добродетельных девиц, каких строгие матери и деспотичные отцы, богатые буржуа Сен-Жерменского предместья, растили во множестве. Однако любезный и насмешливый Дегре не торопился вступать в брак, а в дверях его дома с самыми знатными людьми Франции сталкивались подозрительные личности и слишком броско одетые женщины.

Карета заскрипела, перебираясь через ручей, протекавший поперек дороги, лошади забили копытами, кучер с трудом выровнял экипаж, и горожане, болтавшие на улице в сумерках этого душного летнего дня, расступились и прижались к стенам домов, освобождая проезд.

В эту минуту к карете приблизилась поджидавшая ее женщина в маске и, воспользовавшись медленным поворотом, наклонилась к окошку, открытому из-за жары, и спросила:

– Мэтр Дегре, не позволите ли вы мне сесть рядом и отвлечь ваше внимание на несколько минут?

Полицейский лейтенант, погруженный в размышления о результатах одного расследования, вздрогнул и поднял голову. Просить неизвестную снять маску не было необходимости, он и так узнал Анжелику и рассвирепел.

– Вы? Вы что, совсем французский язык забыли? Ведь я же сказал вам, что не желаю вас больше видеть!

– Да, я помню, но дело очень, очень важное, и только вы мне можете помочь, Дегре. Я не решалась, долго думала, но всякий раз получалось все то же: вы один можете помочь мне, больше никто.

– Я вам сказал, что не хочу вас больше видеть! – повторил Дегре сквозь зубы с непривычной для него яростью. Человек циничный и суровый, он умел сдерживать свои порывы. Но тут он вдруг потерял власть над собой.

Такого взрыва Анжелика не ожидала. Она знала, что сначала он захочет прогнать ее, потому что она нарушила негласное обещание больше не тревожить его. Но, подумав, она решила, что нельзя считаться с чувствами неуступчивого, пусть даже влюбленного полицейского, когда дело идет об экстраординарном известии, которое она получила от короля. Дегре был слишком ей необходим. Она не удивилась, когда оба раза, что приходила к нему, получала ответ, что господина лейтенанта нет дома и навряд ли он будет дома, когда она придет опять. Она просто выбрала удобную минуту, чтобы увидеть его лицом к лицу, веря, что заставит его в конце концов выслушать ее, что он все-таки уступит.

– Это очень важно, Дегре, – умоляла она. – Мой муж жив…

– Я сказал вам, что не хочу вас больше видеть, – в третий раз повторил Дегре. – У вас достаточно друзей, чтобы заниматься и вами, и вашим мужем, жив он или нет. Отпустите занавеску, лошади сейчас пустятся вскачь.

– Не отпущу! – Анжелика вышла из себя. – Пусть ваши лошади волокут меня по улице, но вы должны в конце концов выслушать меня.

– Отпустите занавеску!

В резком приказе слышалась злоба. Дегре схватил свою трость и сильно ударил резным набалдашником по стиснутым пальцам Анжелики. Она вскрикнула и разжала пальцы. В ту же минуту карета понеслась вперед, а Анжелика упала на колени. Продавец воды, стоявший рядом и видевший всю сцену, разразился насмешливыми утешениями, пока она поднималась и отряхивала юбку:

– Ну, не вышло нынче, что поделаешь, красавица. Не досадуй, не всегда ведь удается большую рыбу поймать. А про этого говорят, что он знает толк – черт побери! – в хорошеньких… Надо признать, у тебя шансы были. Просто ты плохо выбрала время, вот и все. Хочешь стаканчик воды, чтобы прийти в себя? Парит так, что гроза, видно, будет, в горле пересыхает. У меня вода чистая, хорошая. Шесть су за стакан.

Анжелика ушла, не отвечая. Ее глубоко ранило поведение Дегре, разочарование перешло в тоску. Эгоизм мужчин превосходит все, что можно вообразить, думала она. Понятно, что этот хотел оградить себя от любовных страданий, совершенно позабыв ее; но неужели он не мог сделать небольшого усилия еще разок, когда она нашлась, и в таком состоянии, совершенно растерявшаяся, не зная, к кому обратиться, какое решение принять? Дегре один мог бы помочь ей. Он знал ее во время процесса Пейрака и участвовал в этом процессе. Он полицейский, и его особый склад ума поможет отделить реальность от химер, предложить гипотезы, найти точку, с которой следует начинать поиск, а может быть, – кто знает, – может быть, и у него есть какие-то личные сведения об этой необыкновенной истории. Он ведь знает столько тайных и скрытых вещей. Они хранятся в разных отделах его памяти, а может быть, запечатлены в записках и донесениях, хранящихся в ящиках его стола или в сундуках. И потом, хотя она сама не признавалась себе в этом, Дегре нужен был ей, чтобы стряхнуть с себя страшный груз тайны. Чтобы не чувствовать себя в одиночестве с безумными надеждами, с трепетно вспыхивающей радостью, которую ледяные ветры сомнений гасили, как дрожащий огонек. Поговорить с ним о прошлом, о будущем, о той безвестной пучине, где, может быть, ждало ее счастье: «Ты прекрасно знаешь, что там, в глубине жизни, что-то ждет тебя… Ты не должна от этого отрекаться…»

Это ведь сам Дегре когда-то говорил ей. А теперь он так сердито отталкивает ее. Она отчаянно и бессильно махнула рукой. Шла она быстро, ведь на ней были короткая юбка и накидка Жанины, которые она одолжила, чтобы не выделяться в толпе, не обращать на себя внимания, пока она будет дожидаться Дегре возле его дома. Она прождала его три часа. И какой результат! Уже наступила ночь, прохожих становилось все меньше. Проходя по Новому мосту, Анжелика обернулась и неприятно поразилась, увидев, что за ней следуют те двое, которых она заметила несколькими днями ранее возле своего дома. Может быть, просто совпадение? Но с какой бы стати этому краснорожему зеваке, который вечно ловил ворон возле Ботрейи, прогуливаться ночью по Новому мосту и в Сен-Жерменском предместье?

«Какой-нибудь поклонник, конечно. Но это раздражает. Если он будет таскаться за мной еще три дня, попрошу Мальбрана вежливо внушить ему, чтобы искал свое счастье в других местах…»

За Дворцом правосудия отыскались портшез и мальчик с факелом. Она велела донести себя до набережной Селестинцев, оттуда было два шага до калиточки ее оранжереи. Открыв калитку, она быстро прошла в теплицу, где воздух был полон аромата еще не созревших плодов, густо осыпавших ветви тоненьких деревьев, которые росли в серебряных кадках. Она прошла мимо средневекового колодца с каменными химерами и неслышно поднялась по лестнице.

В ее комнате горела свеча над письменным столиком из черного дерева, инкрустированного перламутром. Возле столика она и опустилась на кресло – со вздохом усталости, одним движением сбросив с ног башмаки. Ее босые ноги горели. Она уже разучилась ходить по плохо мощенным улицам и теперь – в такую жару – грубая кожа башмаков служанки натерла ей ноги.

«Я стала менее выносливой, чем прежде. А если придется путешествовать в трудных условиях…»

Мысль об отъезде не оставляла ее. Она представляла себя бродящей босиком по дорогам, нищей паломницей любви в поисках пропавшего счастья. Надо ехать!.. Но куда? И она вновь, еще внимательнее, стала вглядываться в документы, отданные ей королем. Эти листки, потемневшие от времени, с печатями и подписями, – единственное реальное доказательство. Когда ей казалось, что все это лишь привиделось, она бросалась к этим листкам и перечитывала их. Из них становилось ясно, что Арно де Калистер, лейтенант королевских мушкетеров, получил от самого короля поручение, которое поклялся хранить в величайшей тайне. Лейтенант приводил имена шести товарищей, назначенных ему в помощь. Все они были мушкетеры из королевских полков, отличавшиеся преданностью королю и сдержанностью. В их молчании можно было увериться и не отрезая им языков, как делали раньше. На другом листке был тщательно выписанный де Калистером счет расходов, которых потребовало выполнение этого поручения:

20 ливров за наем помещения харчевни «Синий виноград» в утро казни; 30 ливров хозяину этой харчевни, мэтру Жильберу за сохранение тайны; 10 ливров за труп, купленный в морге, чтобы сжечь его вместо осужденного; 20 ливров двум подручным, доставившим труп, за молчание; 50 ливров палачу за сохранение тайны; 10 ливров за наем лодки для перевозки заключенного из порта Сен-Лапдри за пределы Парижа; 10 ливров лодочникам за сохранение тайны; 5 ливров за наем собак для розыска бежавшего заключенного (тут сердце Анжелики отчаянно забилось); 10 ливров за молчание – крестьянам, давшим собак и помогавшим обследовать дно реки.

Всего 165 ливров.

Отбросив листок с аккуратными подсчетами добросовестного Арно де Калистера, Анжелика взяла другой, с его сообщением, написанным менее твердым почерком.

«…Около полуночи мы проплыли за Нантер, и лодка, в которой находились мы с заключенным, пристала к берегу. Мы все решили немного отдохнуть; около заключенного я оставил часового. Заключенный не подавал признаков жизни с той минуты, как мы получили его из рук палача. Мы пронесли его подземным ходом из. подполья харчевни „Синий виноград“ до порта. В лодке он лежал, едва дыша…»

Она представила себе истерзанное пытками тело, завернутое, как в саван, в белое одеяние приговоренных к сожжению на костре.

«Прежде чем предаться сну, я спросил у заключенного, не нужно ли ему чего-нибудь. Он, казалось, не слышал меня».

Собственно говоря, де Калистер, заворачиваясь в плащ, чтобы «предаться сну», предполагал, что утром найдет узника уже мертвым. Ну, а на самом деле он его вовсе не нашел!

И тут Анжелика не могла сдержать смеха. Жоффрей де Пейрак – побежденный, умирающий, мертвый – этого нельзя было представить, это было ни с чем не сообразно, невозможно! Нет, она видела его таким, каким он должен был оставаться до конца, бдительно следящим за своим обессиленным телом, инстинктивно сопротивляясь смерти, готовый к борьбе до последнего. Чудо воли. Такой, каким она его знала, он был способен на это и еще на многое другое. Утром на сене, где его уложили, нашли лишь отпечаток его тела. Часовому пришлось признаться, что он не считал необходимым слишком пристально наблюдать за умирающим; видимо, очень устав, он тоже предался сну.

«Исчезновение заключенного представляется совершенно необъяснимым. Как мог человек, у которого не было сил открыть глаза, выбраться из лодки, так что мы этого не заметили? И что могло с ним стать потом? Если даже он сумел в этом состоянии как-то дотащиться до берега, то не мог же он, полуголый, уйти далеко незамеченным».

Мушкетеры стали искать его, позвали на помощь крестьян с собаками. Долго осматривали берег и пришли, наконец, к заключению, что, сверхчеловеческим усилием выбравшись из лодки, узник упал в реку, а течение унесло его. Сил сопротивляться у него не было, и он утонул.

Однако позже один крестьянин пришел с жалобой, что в ту ночь у него украли привязанную у берега лодку. Лейтенант мушкетеров не оставил это без внимания. Лодка отыскалась около Портвилля. Весь тот район прочесали, спрашивали у местных жителей, не попадался ли им худой и хромой бродяга. Ответы привели мушкетеров к маленькому монастырю, укрывшемуся в глубине тополевой рощи. Настоятель этого монастыря рассказал, что тремя днями раньше дал милостыню прокаженному, одному из тех, что бродят кругом по деревням, несчастному бедняку, покрытому язвами и закрывавшему грязной тряпкой свое, должно быть, страшное лицо. Был ли он высокого роста? Хромал ли? Может быть… Как сказать… Монахи не могли вспомнить. Выражался ли он изысканно, словами, незнакомыми нищим? Нет, этот человек был нем. Он только издавал время от времени хриплые крики, как обычно делают прокаженные. Настоятель сказал ему, что его полагается отвезти в ближайший приют для прокаженных. Человек не возражал. Он сел в телегу вместе с послушником, но потом куда-то делся. Когда проезжали лес, его в телеге не оказалось. Возле Парижа, со стороны Сен-Дени, видели одного прокаженного, но тот самый это был или другой? Во всяком случае, Арно де Калистер, используя чрезвычайные привилегии, полученные от короля, поднял на ноги всю парижскую полицию. В течение трех недель после исчезновения узника ни один экипаж не впускали в Париж без самого тщательного досмотра у ворот города, у всех направлявшихся в город пешком или верхом тщательно осматривали лицо и измеряли длину ног.

В деле, которое перелистывала Анжелика, содержались донесения разных стражников, сообщавших, что такого-то числа был задержан хромой старик, но он оказался невысокого роста и хоть некрасив, но с лицом неизуродованным… А еще задержали господина в маске, но маску он надел, потому что шел на свидание с дамой, а ноги у него были одинаковые… и так далее.

Бродячего прокаженного не обнаружили, но его видели в Париже. Его боялись, потому что он походил на сатану. Особенно страшным было его лицо, прикрытое повязкой или чем-то вроде капюшона. Один полицейский встретил его ночью и не решился снять с него капюшон, а человек исчез раньше, чем полицейский успел вызвать отряд стражников.

На этом заканчивались рассуждения о прокаженном, тем более, что как раз в это время в Гассикуре, чуть ниже Манта, нашли в камышах тело утопленника, пролежавшее в воде с месяц и уже сильно разложившееся. Можно было только определить, что это человек высокого роста.

Лейтенант де Калистер докладывал королю со вздохом облегчения, что такой исход представляется ему единственно возможным. Беглец не оценил милосердие короля, вырвавшего его в последнюю минуту из пламени, и Бог наказал его, предав холодным водам реки. Все, как следует быть!

«Нет! Нет!» – протестовала Анжелика, с омерзением отбрасывая скорбный эпилог. Она цеплялась за несколько строк в протоколе, составленном судебным чиновником в Гассикуре. Там описание найденного тела сопровождалось такими словами: «Сохранились приставшие к плечам обрывки черного плаща».

Но ведь узник, бежавший с лодки, был одет только в белую рубаху. Однако Арно де Калистер в своем заключении подчеркивал: «Все приметы утопленника соответствовали виду нашего узника…»

– А белая рубаха? – вслух произнесла Анжелика. Она пыталась как-то укрыть свою надежду от туч сомнения. Покоя не давало подозрение – а вдруг мушкетеры набросили на спасенного от костра черный плащ, прежде чем потащили его подземным ходом в лодку, которая вывезла его из Парижа?

«Если бы найти этого Арно де Калистера или кого-то из его помощников и хорошенько расспросить их», – думала она, напрягая память. Такого имени она ни разу не слыхала, когда находилась при дворе. И все-таки, не так уж трудно, наверно, выяснить, что стало с лейтенантом королевских мушкетеров. Ведь прошло едва десять лет со времени тех событий… Десять лет! Как будто немного, а ей казалось, что она прожила за это время несколько жизней. Она оказывалась и на дне нищеты, и на верху богатства. Она снова вышла замуж. Она приобрела власть над сердцем короля. Все это представлялось ненужным сном, который не стоило вспоминать.

На полочке ее письменного столика, среди разбросанных бумаг, лежало письмо от госпожи де Севинье: «Вот уже две недели, моя любезнейшая, как вас не видно в Версале. Все спрашивают. Не знают, что думать. Король помрачнел… Что же случилось?»

Анжелика пожала плечами. Ну, конечно, она бросила Версаль. Никогда, ни за что она туда не вернется. Этого решения не изменить. Пусть придворные марионетки пляшут без нее. Она уже и думать забыла о них. Все ее душевные силы сосредоточились теперь на том далеком видении: тяжелая шаланда у обледенелого берега в зимнюю ночь. Вот с этого места и возобновится ее жизнь. Она забыла свое тело, которым владели другие, забыла свое новое лицо, лицо, достигшее совершенной красоты, при виде которого короля охватывала дрожь, забыла следы прожитого, запечатленные в ней жестокой судьбой. Она чувствовала себя чудесным образом очищенной, в ней воскресла упрямая наивность двадцатилетней влюбленной, она чувствовала себя обновленной, исполненной нежности и целиком обратившейся к нему…

– Вас спрашивает какой-то человек!

На фоне стенного ковра причудливо белела седая голова Мальбрана, оруженосца, постоянно охранявшего ее.

– Вас спрашивает какой-то человек, – прозвучало снова.

Она вздрогнула, слегка пошатнулась и поняла, что задремала на несколько секунд, сидя на табурете и обхватив руками колени. Разбудил ее старый слуга, открывший дверку, спрятанную за ковром. Она провела рукой по лбу.

– Что? Кто? Что это такое? Человек? Какой человек? Который теперь час?

– Три часа ночи.

– И вы говорите, что меня спрашивает какой-то человек?

– Да, госпожа.

– И привратник впустил его в такой час?

– Ну, привратник тут не виноват. Человек этот вошел не через дверь, он забрался в дом через мое окно. Я иногда оставляю его открытым, а этот господин ухватился за водосточные трубы и поднялся по ним…

– Вы что, смеетесь надо мной, Мальбран? Если это вор, вы сумели, я полагаю, с ним справиться?

– Как сказать… Нет, этот господин справился со мной. А потом он заявил, что вы его ждете, и я поверил ему. Это один из ваших друзей. Он назвал такие ваши приметы, что…

Анжелика нахмурилась. Еще один безумец! Она вспомнила человека, который целую неделю ходил повсюду за нею.

– Какой он? Невысокий, толстый, рыжий?

– Нет, ничего подобного! Видный человек, на мой взгляд. А каков он лицом, сказать трудно. Он в маске, шапка надвинута на глаза, а плащ поднят до носа. Но если хотите знать мое мнение, я думаю, что он пришел с добром.

– И ночью пробирается в дом по крышам?.. Ну, ладно. Впустите его, Мальбран, но далеко не уходите, может быть, придется звать на помощь.

Она ждала, охваченная любопытством, и едва увидела силуэт гостя, тут же узнала его.

Глава 2

– Вы пришли!

– Увы, пришел, – отвечал Дегре.

Анжелика махнула Мальбрану:

– Можете оставить нас.

Дегре снял шапку, сбросил плащ и маску.

– Уф! – он подошел к ней, взял руку и слегка прикоснулся губами к кончикам пальцев. – Это в извинение моей недавней грубости. Надеюсь, я не слишком больно ударил вас?

– Вы чуть не сломали мне палец, злодей, своей тростью… Признаюсь, я не понимаю вашего поведения, господин Дегре.

– Ваше тоже не более понятно, да и неприятно, – нахмурился полицейский.

Он пододвинул стул и уселся на него верхом. На нем не было ни пышного парика, ни обычного безупречного костюма. В поношенном плаще, который он надевал, отправляясь в тайные походы, с топорщащимися жесткими волосами, он выглядел сыщиком, занимающимся подонками общества… как когда-то… Анжелика подумала, как выглядит она сама – в одежде Жанины, босая, скрестив неприкрытые ноги.

– Вам что, необходимо было прийти ко мне в такое время, ночью?

– Да, необходимо.

– Вы раскаялись в своей неописуемой злости и не могли дождаться утра, чтобы исправить свою ошибку? Он безнадежно махнул рукой.

– Раз уж вы никак не хотите понять, что хватит с меня вас, что я не хочу ничего слышать о вашей особе, черт вас побери… пришлось прийти!

– Это очень важно, Дегре!

– Ну, конечно, важно. Разве я вас не знаю? Понятно, что вы не станете беспокоить полицию из-за пустяков. С вами вечно происходит что-нибудь серьезное: то вас чуть не убили, то вы сами чуть не покончили с собой, а, может быть, вы решили покрыть грязью королевскую семью, потрясти королевство, поспорить с папой римским, мало ли что?..

– Дегре, я ведь ничего никогда не преувеличивала.

– В этом я и упрекаю вас. Никогда вы не умели разыграть комедию, как делают уважающие себя благовоспитанные дамы. Вот драму – это да! И не театральную драму… С вами всегда такое происходит, что надо мчаться со всех ног и Бога молить, чтобы не опоздать. Ну, вот я здесь и, кажется, как раз вовремя.

– Дегре, неужели вы опять мне поможете?

– Видно будет, – он помрачнел. – Прежде расскажите все.

– А почему вы полезли через окно?

– Вы разве ничего не поняли? Вы что, не заметили, что полиция следит за вами уже целую неделю?

– Полиция следит – за мною?!

– Да. О всех прогулках мадам дю Плесси-Белльер подается точнейший рапорт. Нет такого угла Парижа, куда бы вас не сопровождали два-три ангела-хранителя. Ни одно письмо, вышедшее из ваших рук, не попало прямо в руки адресата, а было предварительно вскрыто и внимательнейшим образом прочитано. Ради вас у всех ворот города стоят специальные стражники, вы окружены сплошной сетью наблюдателей. В каком бы направлении вы ни отправились, через какую-нибудь сотню метров вас догонит сопровождающий. Вы должны знать, что высокопоставленный чиновник лично отвечает за ваше присутствие в городе.

– И кто же это?

– Лейтенант, помогающий господину де Ла Рейни, префекту французской полиции, некий Дегре. Вы о нем, кажется, слыхали?

Анжелика оторопела.

– Вы хотите сказать, что вам поручено следить за мною и не дать мне уехать из Парижа?

– Именно так. Теперь вы понимаете, что в таких обстоятельствах я не мог открыто принять вас. Я не мог увезти вас в своей карете, на глазах у тех, кого я поставил стеречь вас.

– И кто же дал вам такое подлое поручение?

– Король.

– Король?.. Почему?

– Его величество мне этого не сообщал, но вы сами, наверно, догадываетесь, в чем тут дело, не так ли? Мне известно только одно: королю не угодно, чтобы вы уехали из Парижа, и я принял соответствующие меры. Учитывая это, что я могу для вас сделать? Что вам угодно от вашего покорного слуги?

Анжелика нервно сжала руки на коленях. Значит, король ей не верит. Он решился не допускать ее неповиновения. Он будет насильно удерживать ее подле себя. До тех пор… до тех пор, пока она не образумится. Но этого не будет никогда!

Дегре смотрел на нее и думал о том, как она похожа в этом простом наряде, с зябко скрещенными босыми ногами, с тревожным взглядом потемневших глаз, ищущих спасения, на пойманную птицу, терзаемую страстным стремлением улететь из клетки. Этой женщине, отбросившей старое, уже не приличествовали роскошные ковры и дорогая мебель, все эти украшения золотой клетки, окружавшие ее. Она отбросила светские условности и казалась теперь чуждой изящной обстановке, декорациям, которые сама когда-то сооружала с увлечением и вкусом. Теперь она преобразилась вдруг в босоногую пастушку, облеченную одиночеством и столь далекую от всего, что сердце Дегре сжалось. Ему подумалось: «Она не для нас сотворена. Это ошибка!» – но он тут же дернул головой и прогнал эту мысль, а затем снова сказал:

– В чем же дело? Что вам угодно от вашего слуги?

Взгляд Анжелики засветился нежностью, она повторила:

– Вы действительно хотите помочь мне?

– Да, при том условии, что вы не станете злоупотреблять ласковыми взорами и будете сохранять дистанцию. Не сходите с места, – предупредил он ее попытку подойти к нему. – Ведите себя хорошо. Это и так дело не слишком приятное. Не превращайте его в мучительное, вы, невозможная чертовка.

Дегре вытащил из жилетного кармана трубку и, открыв табакерку, начал набивать ее медленными методичными движениями.

– Ну, давайте, дружок, выкладывайте все!

Эта хладнокровная поза исповедника успокаивала ее. Все казалось теперь нетрудным.

– Мой муж жив, – произнесла Анжелика.

Дегре не шевельнул бровью.

– Который? Ведь у вас их было два, насколько мне известно, и оба, как будто, покончили счеты с жизнью. Одного сожгли, другой потерял голову на войне. Или имеется еще третий?

Анжелика покачала головой.

– Не притворяйтесь, Дегре, будто не понимаете, о чем идет речь. Мой муж жив, его не сожгли на Гревской площади по приговору судей. В последнюю минуту король помиловал его и подготовил побег. Король сам признался мне в этом. Моего мужа, графа де Пейрака, от костра спасли, но – так как он по-прежнему считался опасным для государства – собирались втайне отправить в заточение в одну из тюрем вне Парижа. Но он убежал… Посмотрите эти бумаги, в них доказательства того, что это невероятное событие совершилось.

Полицейский бережно поднес загоревшийся трут к своей трубке, сделал несколько затяжек, не спеша свернул трут и уложил в коробочку, и только затем бесстрастно отмахнулся от стопки бумаг, которые Анжелика протягивала ему.

– Не нужно. Я знаю.

– Вы знаете? – повторила она потрясенно. – Эти бумаги уже были у вас в руках?

– Да.

– Когда же?

– Несколько лет тому назад. Да… Мне все-таки захотелось узнать. Я откупился тогда от полицейской службы и сумел устроить так, что о моем прошлом забыли. Никто уже не вспоминал ничтожного адвоката, нелепо вмешавшегося в попытку защитить приговоренного колдуна. С тем делом было покончено, однако иногда о нем заговаривали при мне… Говорили разное. Я стал доискиваться, рыться, копаться. Полицейским знакомы разные ходы. В конце концов я обнаружил это и прочитал.

– И вы мне ничего об этом не сказали, – прошептала она, едва дыша.

– Нет!

Он смотрел на нее, прищурив глаза за облачком синего дыма, и она чувствовала, что начинает ненавидеть его, что ей глубоко противен весь его вид – хитрого кота, смакующего свои секреты. И вовсе он ее не любил. У него не было слабостей. И всегда он будет сильнее ее.

– Вы не забыли, конечно, моя дорогая, – заговорил он наконец, – тот вечер, когда прощались со мной в вашей кондитерской? Вы тогда сообщили мне, что собираетесь выйти замуж за маркиза дю Плесси-Белльер. И в силу какой-то непонятной ассоциации, какие бывают только у женщин, вы вдруг сказали: «Не странно ли, Дегре, что я не могу отказаться от надежды когда-нибудь увидеть его опять. Говорили… что это не его сожгли на Гревской площади…»

– Так вы тогда и должны были поговорить со мной!

– Зачем? – сухо спросил Дегре. – Вспомните же! Вы собирались пожинать плоды сверхчеловеческих усилий. Вы ведь не жалели ни трудов, ни решительности, не брезговали самым низким шантажом, пожертвовали даже своей добродетелью. Вы бросили все на борьбу за удовлетворение своего честолюбия. И преуспели! Вас ожидал триумф. А если бы я рассказал тогда вам об этом, вы ведь все разрушили бы, все бросили… ради химеры…

Она твердила свое:

– Вы должны были поговорить со мной. Подумайте, какой страшный грех вы заставили меня совершить – выйти замуж за другого, когда мой муж был еще жив!

Дегре пожал плечами.

– Жив?.. Но весьма вероятно, что он и был тем утопленником из Гассикура. Погиб ли он на костре или в воде, что это меняло для вас?

– Нет, нет, это невозможно! – воскликнула она, вскакивая на ноги.

Дегре продолжал настойчиво и безжалостно:

– Что бы вы сделали, если бы я тогда поговорил с вами? Бросили бы на ветер все: свою судьбу и судьбу своих детей. Умчались бы, как безумная, в поисках тени, призрака, как хотите это сделать сейчас. Признайтесь же, – в его голосе послышалась угроза, – что у вас теперь это в голове: уехать искать мужа, исчезнувшего десять или одиннадцать лет тому назад!

Он поднялся и шагнул к ней.

– Куда? Как? И зачем?

При последнем слове она подскочила:

– Зачем? Полицейский смерил ее своим особым взглядом, проникавшим, казалось, до самой глубины души, – Он был властителем Тулузы… У Тулузы больше нет своего владыки. Он правил в своем дворце… Дворца больше нет. Он был самым богатым феодалом во всем французском королевстве. Его богатства – конфискованы… Он был всемирно известным ученым… Теперь его никто не знает, да и где бы он мог заниматься своей наукой?.. Что осталось из того, что вы любили в нем?..

– Дегре, вы не способны понять любовь, которую внушает такой человек.

– Ладно, я понимаю, что он умел окружать себя чарами, неотразимыми для женского сердца. Но раз все эти искусительные чары исчезли?..

– Дегре, не заставляйте меня думать, что у вас так мало опыта. Вы же ничего не понимаете в том, как любят женщины.

– Немного понимаю в том, как любите вы. Он положил ей руки на плечи, повернув так, чтобы она увидела себя в высоком овальном зеркале, окаймленном резной золоченой рамой.

– Десять прожитых лет оставили свой след на вас, на вашей коже, в ваших глазах, в вашей душе, на вашем теле. И какие это были годы! Скольким любовникам вы отдавались…

Щеки ее запылали, но она вырвалась, по-прежнему дерзко глядя на него.

– Да, я знаю. Но все это не имеет отношения к любви, которую я питаю к нему… которую буду питать вечно. Говоря между нами, господин Дегре, что бы вы подумали о женщине, получившей в дар от природы некоторые способности и не использовавшей их хотя бы частично, чтобы выпутаться из беды, когда осталась одна, всеми брошенная, в последней крайности и нужде? Вы бы назвали ее идиоткой и были бы правы. Пусть я кажусь вам циничной, но и сейчас я, не колеблясь, воспользовалась бы своей властью над мужчинами, чтобы добиться цели. А мужчины, все мужчины, которых я знала после него, что они представляли для меня? Ничто.

Она гневно взглянула на него.

– Ничто, понимаете? И теперь я испытываю ко всем им что-то вроде ненависти. Ко всем им.

Дегре задумчиво разглядывал свои ногти.

– Я не так уж убежден в вашем цинизме. – Он глубоко вздохнул. – Мне помнится один маленький поэт-замарашка… Ну, а к прекрасному маркизу Филиппу дю Плесси разве вы не испытывали никакой нежности, никакого живого чувства? Oнa просто встряхнула тяжелой копной своих волос.

– Ах, Дегре, вам не понять. Мне надо было ошибаться, учиться жить, делать попытки… Женщине так нужно любить и бкть любимой… Но память о нем не оставляет меня, это вечно колющая боль.

Она вытянула вперед руку и посмотрела на нее.

– Тогда, в Тулузском соборе, он надел мне на палец золотое кольцо. Это, пожалуй, единственное, что осталось между нами, но разве эта связь не сохраняет силу? Я его жена, и он мой супруг. Я всегда буду принадлежать ему, и он всегда будет принадлежать мне. Вот почему я отправлюсь искать его… Земля велика, но если есть на земле место, где он живет, я отыщу его, даже если быт пришлось всю жизнь потратить на поиски… Хоть сто лет!..

Тут голос ее прервался, потому что она представила себя состарившейся и отчаявшейся странницей на пыльной и жаркой дороге.

Дегре подошел и обнял ее.

– Ну-ну, моя маленькая, я говорил с вами довольно свирепо, но вы, можно сказать, отплатили мне той же монетой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю