Текст книги "Маки Перчатки Черничный пирог"

Автор книги: Ани Воскресенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

На момент двадцати лет я осознавала это. Поступала ли я так? Временами да, как позволяли обстоятельства.

Благодаря усилиям Нателлы, я поступила на работу в одну более успешную школу искусств, в соседнем городке. Помогала дипломникам, не имея диплома готовиться к экзаменам. То есть обучала рисованию. Это единственное, что у меня получалось в идеале. Сняла комнату.

Я стала носить вещи, которые нравятся мне, а не обноски Нателлы. Вкуса особого не было. Покупала в основном то, на что хватало денег. Сумка одна, зато дорогая, я копила на нее полгода. Зато макияж был у меня очень.. Я красила глаза таким образом, что девчонки часами рассматривали их и не понимали, как это выходило. Возможно, я могла бы стать великим визажистом. Но не стала, даже не попыталась. Еще одна моя черта, я не люблю делиться полезной информацией, кроме той, что не приносила особой пользы мне самой. А почему я должна? Мне никто и совета не дал..

Я эмоциональная, восприимчивая и вряд ли рискнула бы собой ради другого человека, для меня слова «дороже собственной жизни», были словно за гранью фантастики.

И вот, мне почти двадцать три и правда, после восемнадцати годы не щадят.. Я пришла к Нателле, лето, у меня отпуск, июль, красота… Она сидела в кабинете, поливала цветы на столе, хоть кого– то она поливает..

– Cколько тебе лет? с чего– то спросила я.

– Ты не в себе!? Зачем это тебе? – удивилась она.

– Я не знаю, просто подумала. Ты вечно будешь такая молодая? Может ты ведьма?

– Невоспитанная, что взять с тебя..

– Я подарок принесла тебе. – сказала я и вытащила из сумки розовую коробочку.

– Зачем? – искоса взглянула она.

– В отместку за твои побои и отходы, которые ты дарила мне, за эти тринадцать лет.

Это был розовый браслет из кварца. Ничего особенного. Но я так решила..

Она открыла и сразу закрыла шкатулку. Положила на стол два приглашения.

– Что это? – удивилась я, увидев красивые конверты.

– Лику помнишь?

– Нет.. – ответила, холодно я.

– Она выходит замуж, за сына чиновника. Нас пригласили, как коллектив ее места обучения. Тебя, меня и пару учителей.

– Меня? Очень и очень тронута..

Мне было смешно и не очень понятно, я просто поднялась к себе, взяла какие– то вещи и спускаясь со ступенек, еще раз заглянула в кабинет к ней. Удивительно, она внимательно рассматривала браслет. Я даже всплакнула. Но это неправда. Ее я ненавидела по– особенному..

Незаметно промелькнула и вышла во двор. У ворот она меня окликнула.

– Передумаешь, приходи, и принесла один пригласительный.

Да уж, думала я, прогуливаясь по облезлой улице нашей школы. Какими надо быть увлеченными, чтобы тратить время и деньги на пригласительные. Ничего понятного только две буквы, «А и Д». Ангел и Дьявол, как же загадочно..

За день до свадьбы, последние дни июля, я встретила Лику в кафе. Она не сильно изменилась. Стала женственнее и ухоженнее. Всегда ее считала внешне интереснее себя. Но когда смотрела на себя, да и видя некоторые недостатки, все равно получала чувство насыщения.

– А ты изменилась, – сказала она.

– Это хорошо или плохо?

– Конечно хорошо! – ответила она.

Мне нечего было ей сказать, я ничего о ней не думала. Она один раз для меня обнулилась.

Ее отчим прилично поднялся. Ездила она на классной машине. Она хотела рассказать о женихе и об остальном. Но я не хотела слушать и слышать ее. Вряд ли завидовала. Так как сама точно не была готова к такому. Меня не интересовала, именно, ее судьба.

Увидев ее такую всю из себя, я поставила себе моментом цель, быть лучше, чем она. Но никогда, не быть похожей. Я ушла раньше, чем приехал ее жених. По ее рассказам он занимает высокую должность, но не в очень законных мирах.

Немного поразмыслив, я решила пойти на свадьбу. Я хотела узнать побольше людей. Увидеть знакомых или познакомиться с новыми людьми. Что же я надела?

Красное платье мини, с гипюровой сеткой миди. Откровенно, скромное платье и бежевые босоножки. Длина моих волос была ровно по плечи. Украшений не было, а бижутерию, я не понимала в те времена. Серебряные серьги-кресты, единственное, что у меня было, хоть и стремное сочетание, но хоть какое-то.

Я приехала только в ресторан, в три. Гости только собирались. Не знаю, что было до, храм или загс? Встала у шведского стола и ела пока никто не видел. Подарок я не принесла. Чтобы я не принесла, не удивила бы их. Коллектив принесет за всех. Позже, собрались и они. Нателла удивленно, на меня глядела.

– Если бы ты не была теткой зрелых лет, подумала бы, что ты влюбилась в меня, издевалась я. У меня это стало получаться. Раз уж она приуныла и молча села за стол.

За полчаса, я так объелась, что собиралась уже уходить. Буду честна, отчасти, пришла вкусно поесть. Но вспомнила, что может быть торт. Решила задержаться.

Молодые приехали, элита вместе с ними.. Нас, естественно, усадили в самые отстойные места, наверное, как массовку. Но еда была одинаковая. Хотя меня это уже не очень волновало. Было душно так, что хотелось кинуться в бассейн и прихватить тонну льда.

Да, все по очереди подняли тосты за всех живых и мертвых. За счастье молодых. К слову, спустя два часа я не увидела ни молодоженов и ни одного человека со знакомым лицом, кроме Нателлы и скрипача учителя.

Нателла в этот вечер решила, что я ее подружка и таскала за собой в уборную. Она с кем– то разговорилась в один момент. Но я так и не вспомнила этого человека.

Для меня вечер начал подходить к концу. Но произошло нечто. Анжелика под руку со своим муженьком стала прогуливаться по всему залу и приветствовать гостей. Которые собирались прощаться. И она наконец дошла до нас, стояла передо мной в белоснежном платье, шлейф, которого терялся позади.

Вполне, себе эффектная и подошел ее жених. Господи! Это был, тот паренек, Давид, сын мужчины в погонах.

За эти мгновения я унеслась на пять лет назад. Вспомнила, все и всех. В голове моей не укладывалось. Эта шестерка поднялась до таких высот. Как я поняла он не узнал меня. И видимо, Лика не напомнила, к счастью. Но как? Как?

Все это, еще ничего.. Один гость их, который был среди особых гостей. Был тот, cкользкий выродок, который пырнул меня осколком бутылки, который стрелял в спину мне и кстати, подстрелил этого самого Давида. Имени не помню его. Выражение моего лица говорило само за себя. Что здесь бл… происходит?

Я была потрясена! Нателла меня пыталась разговорить, но я не приходила в себя. Наверное, на моем лице были отражены все происшествия, тех дней. Я не плакала. Не была расстроена. Было, что– то на подобие и смех, и грех.. Я просто смеялась от шока. Это чувство, будто ты живешь в другом мире и не поймешь никого. И наверное, тогда Нателла на время, стала самым нормальным человеком. Ко мне за стол села женщина и разговорилась с Нателлой. Она была, как оказалось тоже преподавателем, фортепиано, а затем она позвала своего сына.

Внимание, эта мразь, по имени Альбертик! Он тоже не вспомнил меня. Не вспомнил от слова совсем и начал даже угощать шампанским. Да, я подумала обо всем, чем мог подумать нормальный человек. Но как с этим жить?

Она не помнит, что он хотел ей сделать? Или ее муж?

Так все, я старалась не углубляться, шли бы они все…. Надо досидеть, уйти и забыть..

Я вошла в уборную, заперла дверь и стояла у зеркала. А ведь действительно меня не узнать. Я сама себя с трудом узнавала, мои недостатки стали преимуществами. Я стала лучше внешне и мне это чертовски нравилось, а еще больше нравилось то, что я не похожа на них. Я лучше, потому что, не пошла бы на это..

Позже, наконец– то, Нателла вызвала такси, мы стояли у обочины, вдруг подъехала машина, переднее стекло спустилось и появилось лицо Альбертика..

– Эй в красном, не стой там, садись отвезу.

Я посмотрела на Нателлу.

– Альберт, мы вызвали такси, ответила она, езжай.

– Мне по пути, Нателла Исааковна.

Что? Чья? Да ладно! Даже ученики шестого класса ее звали Нателла. Одним словом. Я поняла. Что, отчасти, Нателла Исааковна, была с ними в деле, каком и при каких условиях меня это уже не… Но я мечтала утром оказаться на своей работе и рисовать графитом портрет Аристотеля и с умным лицом учить других.

Нателла села впереди, я специально назад, но не поняла зачем, так позволила эта мразь за рулем. Он всю дорогу смотрел на меня через зеркало, я уж подумала, он узнал.. Но пронесло. Он и не понял, что я знакома с Ликой. Думал, что я знакомая Нателлы. Мы вышли неподалеку от школы. Но он не отъехал пока мы не вошли.

– Чем ты заинтересовала Альберта? – первое, что спросила она.

– Ты в своем уме? – удивилась я. А что я не могу никому понравиться, приглашая, туда меня ты ведь и не предполагала, что такое может произойти?

– Я за столом заметила. Кто угодно, но только не он, прошептала она.

Ты не в себе милочка? Эта тварь, меня осколком проткнула. Предал своего отца, которого убили. Чуть не изнасиловал, образно Лику. Ну и мерзость. Тошнит до жути.

Одним словом, он так пялился, что мать его, даже заметила. Что очень огорчило Нателлу. Но ее переживания меня не задели. Мне было плевать на него, но не плевать на переживания Нателлы, так и хотелось видеть ее такой, потерянной.

Я осталась переночевать там и наутро поехать сразу на работу и переть в другой город, в комнату, которую снимала, желания не было, и сил. Зря я осталась.

Всю ночь, как в кошмаре, я прожила те дни. В пять утра вышла из школы и встречайте.. Эта мразь спала в машине перед школой, я незаметно проскользнула и прошла метров десять. Не повезло, он поехал за мной..

– Далеко? – пытался он заговорить.

Я шла и думала, я бы не против встретить человека вчера, состоятельного, молодого. Но не этого же ублюдка? Все– таки есть же разумные жизненные границы. Я не стала церемониться и просто села рядом, посмотрела на него, сказала все, что думаю:

– Так ближе к теме. Я не из вашего круга. Денег у меня нет, а ваши мне не нужны. Парень мне не нужен. И маме моей зять не нужен и мамы, нет у меня.

Лицо его казалось удивленным. Он не стал продолжать беседу, просто спросил, куда ехать, довез до остановки и испарился. Чего я и хотела.

Прошло пару дней, я парилась на работе. Вдруг мне позвонили с неизвестного номера, я нехотя, но ответила на пятый входящий. Это была Лика.

– Ты разве не в свадебном? уточнила я.

– Нет, я в кафешке, куда мы частенько ходили, придешь в три, я приглашаю, попьем коктейль, очень жарко..

– Не могу, прости, я пишу диплом девочкам, – ответила я. Но она настояла.

Без четверти три я вышла из школы, на мне было белое льняное платье и сандалии, волосы я вплела в косу.

Когда я пришла, она сидела одна. Мы разговорились. Она была веселой, но не казалась счастливой, а это оказались разные понятия. Причины я не спрашивала. Позже приехал ее супруг и сел рядом, поцеловал ее в лоб. Как уважительно.. Ну, а после, приехал Альбертик..

Могу их вкратце описать. Обоим под тридцать. Давид, темноволосый, темноглазый, прямоносый, тонкогубый, среднего роста, накачанный.

Альбертик, cветловолосый, светлоглазый, какой не знаю.. Прямоносый, но слегка вздернутый у кончика, губы, наверное, средние, не присматривалась, слегка подкачанный. Описание, явно не мое. Самое интересное, что вся та троица, которую должен был подстрелить Альберт в тот день, находилась в их компании. Мне интересно, может они все память потеряли?

Одним словом, это точно была засада Альбертика. Но меня настораживало одно, Лика забыла, что он пытался сделать ей, а Давид помнит, что это было на его глазах. Главное, что помню я, из– за одного меня чуть не сдали в притон, а из– за другого я чуть не умерла.

Альбертик никак не выйдя со мной на контакт, уехал, его кто– то вызвал. И пока Лика беседовала по телефону, я сбежала, сославшись на то, что ученики ждут. Но рано радовалась. Он меня просто обдурил и ждал у дверей кабинета, не с добром.

– Не понимаю, в чем причина такой реакции? – сказал Альберт не очень хорошей интонацией. – Еще немного и я подумаю, что обидел тебя в прежней жизни. Я мог бы долго и красиво начать за тобой ухаживать, но ты сама сказала, что ты не из наших. Давай по– хорошему. Я просто тебя приглашу три раза на свидания, не заладится, не подойду. Клянусь!

Один вопрос, из почти восьми миллиарда населения земли, почему именно он? Моя жизнь только началась. Почему не африканец или азиат, или немец, даже эстонец, но не этот бред.

Я просто стала в сумке искать ключи, чтобы открыть дверь. Он резко встал перед ней.

– Я буду убедительно добр и снисходителен, до той поры, пока добры ко мне..

Начал примерно, угрожать он мне.

– Я максимально хорошо настроен, прошептал, почти на ухо мне он.

Можно подумать, я не знаю тебя, сволочь.

– Три свидания, идет, сказала, уверенно я. Но при условии, что клятва будет исполнена.

– При условии, что ты не будешь изначально предвзята. Завтра в восемь вечера, ресторан «Aqva», придешь в черном, велюровом платье.

– Отлично! – ответила я и сделала все наоборот, и пришла в белом гипюровом.

Ну что сказать, сделала я это зря. Будто подтолкнула на его на принцип. Описать мне его глаза? Похож на хищника, который увидел раненое животное и хочет его сожрать, вживую. Вот так он смотрел.

Вел себя хорошо. Мы выпили белое сухое, закусили сыром и рыбой. Он решил меня проводить, мы вышли прогуляться, в саду ресторана и встретили там, Давида с их компанией, как в старые, добрые времена, только не хватало оружия, чтобы Альберт начал в нас стрелять.

Не уверена помнили ли эти парни меня. Но, Давид точно, однозначно, несомненно. Они с друзьями временами переглядывались. Я сразу, что– то заподозрила. Когда отошла в сторону ответить на звонок Нателлы, на обратном пути наткнулась на Давида. Он всем видом дал понять, что помнит меня.

– Хорошая актриса, сказал он, осматриваясь.

– Ты тоже я смотрю, сделал карьеру, из шавки в босса большого.

– За речью следи! – разозлился он.

Мне стало так неприятно, вообще с ними находиться. Он осмотрелся и исчез с глаз, cпустя пару минут.

Второе свидание было назначено через три дня в ресторане «Венеция». По требованию, я должна была одеть розовое платье. Что, я и розовый, простите? Я одела черное, строгое и приличное, как мое воображение, временами будоражащее.

Альбертик уже не был удивлен, мы выпили красное полусухое, он ел полусырое, мраморное мясо, с кровью, его любимое блюдо и неважно мясо человеческое или животное, я довольствовалась салатом.

Наконец, третье свидание он назначил на первое сентября, но место предложила я. Это убило бы его. Мы пошли на городскую выставку, уж если она утомила бы меня. То, что было бы с этим недоразвитым? Но держался он, вполне достойно, купил пару картин для матери. И кофту до сих пор носил исключительно, белую. Предатель!

Напоследок, мы вошли в кафе открытого типа, выпить капучино, а он пошел в наступление.

– У тебя редкий цвет глаз. Желто– зеленые, с серой обводкой, загадочные.

– Я знаю, ответила я. У меня дома есть огромное зеркало и смотрюсь я в него каждый день, по нескольку раз.

Он обиделся в общем. Откинул голову назад на кресло и смотрел в окно, так промолчал около часа. Господи, какой бред, я сейчас переживаю..

Проводил он меня до школы, так как у меня не закончились дела.

– Ну что скажешь? спросил он. Не хочешь продолжить?

– Нет! ответила я, будучи уверена в своем решении.

– Но почему, что плохого сделал я? Я, даже не прикоснулся пальцем..

– Это не имеет значения, ответила холодно я, чтобы не оставить сомнений.

– И черт с тобой! закричал внезапно он, будто изменился за секунду. Найди себе голодранца и вместе умирайте с голоду, рисуя маслом и выставляйтесь на ярмарках.

В его глазах были ненависть и отчаяние.

– Вот и попрощались достойно, как говорится, ответила я и ушла.

– Дрянь, крикнул, он мне вслед.

В кабинете меня ожидал гость, Нателла. Она с тревогой смотрела в окно..

– Что у тебя с ним? – спросила недовольно она.

– Уже ничего, ответила я.

– Будь осторожна, он не в своем уме.

– Я заметила. Он болен?

– Вроде да.. Его долго лечили за границей, лет пять. Только никому. Он и родился с отклонениями вроде. Отец его столько бил. А он его позорил везде.

– А где его отец?

– Его предала команда, убили лет пять назад. Когда власть перешла к другим.

– Другим?

– Отчиму Лики и отцу Давида.

– А кто это решает?

– Жизнь! – прошептала Нателла.

– Понятно. Ты пришла мне рассказать эту самодостаточную историю?

– Не дерзи.

– Я должна поработать, ты меня отвлекаешь..

– Не встречайся с ним..

– Нателла, он меня назвал дрянью и бомжом, будь спокойна..

– Это и плохо, если бы была безразлична, сказал бы, я тебе позвоню красотка. А если он разозлился, это плохо для тебя.

– Для меня? С чего это?

– Увидишь.

– Увижу, Нателла. Увижу! – сказала я и выпроводила ее за дверь.

Не то, чтобы меня испугали ее слова. Но насторожили..

Обещанного долго ждать не пришлось. Когда я вошла после работы в комнату, которую снимала последние два года. Все мои вещи были разрезаны на полоски. Я даже боялась выйти на улицу и прийти в школу к Нателле, но пришла. Ее там не было, я даже c охранником, который был старичок, знала, что там защита дяди. Какая, ни какая, но защита..

Сентябрь был спокойным, он не объявлялся. На удивление! Зато, в октябре объявилась Лика и пригласила на день рождения Давида. Я пошла из вежливости и на разведку. Альбертик был там. Слава Богу, с новой целью. Я выдохнула. Он даже не подошел. Я держалась Лики и Давида, и Давид, кстати, заметил настороженность в моих глазах.

Пять лет назад мне Альберт был противен и омерзителен. Сейчас, после услышанного, я его боялась, именно. Он постоянно улыбался, от этого и страшно. Знать какой он в гневе. Я сидела одна и чем– то задумалась, внезапно подсел Давид.

– Поняла, что от него держаться подальше надо. Или забыла, что он проткнул тебя?

– А из– за тебя меня чуть бордель не отдали.

– Я должен был спастись. И не забывай мой отец заплатил за тебя.

– Послушай, меня, даже не вздумай меня заставить чуствовать себя обязанной, я спаслась лишь чудом. Чудом!

– Осторожнее. Знаешь, что будет если он вспомнит, что ты его голову проломила бутылкой. Он порешит тебя..

– Что мне делать? – оглядываясь, спросила я.

– Не появляйся здесь.

– С огромным удовольствием. Маякни жене, чтобы не приглашала меня в такие места.

– Он запал на тебя и прямо сейчас смотрит сюда. Просто рекомендую. Не одевать красный, он на него с детства плохо реагирует. Не шути с ним, не заигрывай и не мозоль глаза.

– Может мне переехать на Антарктиду? – заявила я.

– Понятно, как хочешь, встал Давид и ушел.

С этими людьми надо определенную фигуру речи подбирать, чтобы не задеть, я пару раз осмотрелась и проверила нет ли этого идиота. Чтобы уйти.

– Меня потеряла? прошептал он, дыша мне затылок. Что у тебя с Давидом? – посмеиваясь спросил он.

– Бредишь!? – Прошептала я, испугавшись его внезапного появления.

– Бредить станешь ты, если Лика узнает. Она болээт им.. – шептал этот псих.

Прям как ты, думала я. Вы все тут больные на голову. Позже я ушла и довольно легко, без проблем. Никто и не заметил.

Осень. За что я любила осень в детстве, за то, что потом зима и ощущение сказки. А сейчас, я шла по улице, смотрела на все вокруг и думала, глядя на эту осень и на эти страшные облезлые домишки. Как хорошо было бы, если бы я жила лет сто назад. Или еще раньше. Где была бы только природа и меньше людей. Сейчас не было такого, чтобы я сказала, я не люблю людей. Просто они такие разные, среди них много плохих и лицемерных. И понимаю, что большая их часть такова. Но это жизнь их такими сделала или пара таких людей, жизнь сделала невыносимой для всех.

Многие любят начало осени. А я этот переломный момент с ночи осени до утра зимы. Самое лучшее чувство, когда ложишься серой осенью, встаешь белой зимой. И полностью, осознавая, что чуда не будет, я верила в него.

Наверное, только я такая, но у меня становилось спокойно на душе, когда я слышала, что произойдет, что– то плохое. Скорее всего, я понимаю сейчас, это было в моем понимании средство стремиться к лучшему. Вам плохо, зато мне хорошо. А когда встречала счастливых, думала они безрассудные и не понимают ничего.

А сейчас я отношусь ко всему ровно. Меня не раздражают счастливые и иногда огорчают несчастные. Зачем врать и говорить, что я люблю всех и вся. Это не так и вряд ли найдется такой человек. Ну максимум три из миллиона. Но от этого не меняется мое отношение к ним, к окружающим, я могу их не любить, но я им не причиню ничего плохого. Только если заденут мои чувства или к примеру, пырнут осколком бутылки. Нет, я не буду мстить этому уроду. Я буду просто жить…

Сейчас, как раз ноябрь. Грязь, слякоть, лужи, туман. Обожаю туман и моросню. Когда идешь по улице, не видно никого, только слышно, как мелкие стекляшки, слегка подмороженного дождя, стучат по капюшону.

Такая странная тишина. Моя несостоявшаяся подруга пропала. Я так и не вернулась в комнатушку. А осталась у Нателлы. Вот только не сталкивалась с ней.

На работе все было лучше некуда. Коллектив отличный, студенты молодцы. Но меня настораживала тишина. Раньше меня это обрадовало бы. Вот-вот, что-то должно произойти. И произошло..

Вечером, выходя с работы мне позвонила Лика и сообщила, что Альбертик болен, то ли заболел. И предложила навестить его. Мне! Я, естественно, отказала. Мне иногда кажется, что самая безумная из всей этой компании была именно Лика.

Что ее подтолкнуло на брак с этим человеком? Какие у них тайны и связи, а может она вовсе не любила его, ее заставили выйти замуж? Но он не выглядит, по крайней мере сейчас убийцей. Одним словом, позже мне сообщили, что Альбертик уже в тяжелом состоянии. Почему мне? У него нет родных? Почему в обществе клеймят людей, вот увидели их вдвоем и уже написали их историю..

Никуда я не пошла, не навестила никого..

Глава II

Не плачь, улыбайся.. Не улыбайся, плачь..

Нателла притихла. Больше ничего не говорила о компании, видимо, от которой зависела морально и материально. Думаю, вряд ли все ограничилось защитой дяди– генерала. Финансировала школу по моим подозрениям, мама Альбертика.

Альбертик, человеку почти тридцать, а он Альбертик. Такое имя в детстве считала самым интересным. Роберт и Альберт. Оказалось и правда, не имя красит человека, а человек имя. И он не красил его, это не этот случай.

Вечером того же дня, позвонила Лика и попросила выйти из школы Нателлы. Как бы описать дальше..

Ее привез человек. Я его помню, как самого хорошего– плохого. Тот, высокий человек, который спросил, «Что случилось»? Имени не помнила. Я только накинула выходную спортивку на домашнюю и вышла на улицу. Было туманно и немного моросило.

Лика из машины не вышла. Я села сзади, рядом с ней. И этот человек повернулся и слушал, о чем мы говорим. Я недоумевала, может реально я во сне? Что за идиотизм меня окружает? Замолчите, дайте на вас взглянуть народ! А как же я?

Мне иногда казалось, что, либо я невидимка. Либо это отрывок моего воображения. Почему меня не помнят, я же не сменила лицо, пять лет это не двадцать.. Может это розыгрыш? Ладно. Но Давид помнит меня. Получается, он самый честный? Держаться его? Зачем мне вообще они, все. Кто они? Что они?

– У Альберта, проблемы сказала Лика.

Я с очень отстраненно, настроенным лицом смотрела на нее, с намеком, причем здесь я? Если честно. Если мне сказали бы, что он скоропостижно скончался, я бы ответила. Настигла наконец… Мне было бы безразлично.

Дальше с огромным знаком вопроса на лице пыталась донести Лике. Что я не должна это слушать. Но их это не волновало. А этот тип, как и тогда оставлял ощущение положительного персонажа, стрелявшего нам в спины. Черт их всех…

Альбертику нужна была помощь психотерапевта, психолога, невропатолога и всех остальных. Я почему– то думала, что у него какая– то пневмония. Как сказала его мама Лике, накануне приступа он сказал, что моя непутевая болтовня и присутствие на него положительно влияет и приступов нет. Да что вы, и как дотянул без моей болтовни до тридцати? Их коллективные уговоры привели к тому, что мне разок надо навестить его дома, после клиники. Естественно, в присутствии врача и мамы. Папы же нет, благодаря сами знаем кому..

Спустя недельки две мне позвонила Лика и сказала, что в воскресенье утром отправит того человека и он довезет меня к нему домой. Зачем я согласилась? Я пошла на поводу у них. Притворилась, что действительно обеспокоена. Но мне хотелось узнать, что скрывается за этими масками, без эмоций.

Ну что сказать за километр до их дома нам на встречу выехал Давид. Очень-очень вежливо вывел меня из машины на пару метров переговорить.

– Ты в своем уме? – первое, что он сказал мне.

– Что случилось, мой ответ.

– Если он вспомнит тебя, можешь не выйти оттуда живой.

– Чего тогда добивается твоя жена? спросила я. Постоянно подталкивая к нему.

– Не могу сказать, – ответил он.

Раз уж не можешь, тогда иди лесом, подумала я.

– Вот, когда решишься, тогда и поговорим!

Я села и поехала к ним домой. Уже безо всяких задних мыслей.

Машина остановилась у ворот. Этот человек остался внутри. Я вошла в туманный, сырой двор, одна. Ни одной живой души там не было. И разглядеть ничего не удалось. Я встала под навес на крыльцо и только подняла руку, чтобы постучать, дверь открыла, какая– то женщина в фартуке. От нее пахло розовым вареньем. До смерти приторный запах и дальше по дому аромат дымки, воска и что– то, типа, cвежего сруба дерева.

Было очень темно, мне дали сменную обувь и указали в сторону лестницы, которая располагалась в конце первого этажа. Ну как этажа, пустая комната в коричневой, узорной плитке. Хоть залей лед и катайся. На стенах вдоль лестницы висели фото в хаотичном порядке, я узнала Альбертика и его мать, но отца не было ни на одном фото.

Я стала медленно подниматься и поняла откуда запах воска, везде зажжены свечи. Cвечи! Двадцать первый век, свечи восковые, как в храме, даже не декоративные и ароматизированные.

Я вышла в коридор размерами похожий на школу, куча дверей и все закрыты. Хоть иди и вычитывай имена на дверях. Третья дверь справа открылась и вышла его мама. Не скажу, что она была в восторге. Но может она грустила, что единственный сын не в себе? Она пригласила меня внутрь. А дальше, театр современного искусства…

Сидел профессор с секретарем, которая описывала состояние пациента. Пациент был бледен, исхудавший, впадины под глазами стали оттенка самих глаз. Просто, идеальная жертва.

Взгляд его был направлен в неизвестность. В общем глаза были открыты, но куда он смотрел я не понимала. Либо его, чем– то накачали, либо это результат того, чем он накачал себя сам. Доктор посмотрел на меня с недоверием, как и остальные. Я села на стул рядом с кроватью, даже боялась взглянуть на пациента и на доктора, не горела желанием. Было впечатление, что его не лечат, а отпевают.

– Она пришла, тихо протянул доктор, будто выводя его из транса.

Он начал смотреть, как человек, только с пятой попытки.

– Я хочу умереть, – первое, что сказал он.

Я тоже, ты не поверишь, подумала я. И что ты уставился. От него пахло или не пахло, исходил аромат масел, не знаю каких. Видимо, это благовонья, изгоняющие нечисть. Я еще подумала это вообще доктор или шаманист?

Он еще раз сказал:

– Я хочу умереть..

Я взглянула на врача.

– Поговорите с ним, – обратился он ко мне.

О чем? О чееем?

– Зачем умирать? сказала я. Еще все впереди..

– Я не чувствую вкуса жизни. Меня ничего не радует, – совсем другим голосом отвечал он.

Я не могла в их присутствии сказать, что– то путевое. Так как старалась выглядеть культурной и воспитанной. А не спустившейся с гор. Я всех выпроводила..

Просто присела рядом и смотрела на его лицо. Он позже, тоже повернул взор, но молчал. Я тоже молчала.

– Кому посвящен этот цирк? – позже спросила я.

Этот идиот, просто молчал.

– Ты под кайфом? спросила я. Он закрыл глаза. Логично ..

– Как ты согласилась прийти? я же безразличен тебе..

– Да, безразличен. Я могу уйти, прямо сейчас. Это Лика настояла. Говорят, ты при смерти?

– Ты это открыто говоришь?

– А ты не в курсе?

– В курсе…

– А кого мы пытаемся обмануть? Меня? Чувство жалости вызываешь?

Через полчаса я почувствовала, что там, в этой спальне, катастрофически не хватает воздуха. Дурманящий аромат, меня словно душил. Подошла к окну, раздвинула плотные, коричневые шторы. Кое– как открыла дверь, на решетчатый балкон и повеяло осенней сыростью, даже ветер задувал брызги мелкого дождя в помещение. Затем вернулась на место. Он следил за каждым моим движением, не отводя глаз.

– Не поможешь расстегнуть пуговицы рубашки? – прошептал он.

– Не помогу, – ответила я.

Да, он и правда выглядел не очень хорошо. Страшненький. Лицо безжизненное. Позже с небольшими паузами, он по очереди расстегнул пуговицы пижамы, сел, медленно стянул ее с себя. Его кожа, была настоль бледной, было впечатление, что в нем протекает не кровь, а молоко. На фоне бледного лица выделялись вытянутые, серые, именно, серые в этом помещении глаза, со впалыми глубоко посаженными, тоненькими веками. Кошачьи зрачки.

У него было крупное телосложение, но он был очень худой, сухой, я сказала бы. Ребра проступали сквозь кожу. А еще он слегка сутулился, наверное, это особенность многих высоких. Он посидел пару секунд и было заметно, ему не хватало сил. Он снова прилег.

– Я не смогу здесь сидеть вечность. Зачем, ты сказал матери, что хорошо чувствуешь себя в моем присутствии? Тебе нужно лечение. Я в этом вопросе не понимаю ничего..

– Лечение от чего? – cпросил он у меня.

– У тебя есть врач.

– Он не слушает меня. Заставляет думать, как он..

Внезапно, в помещение вошла его и мать и побежала закрывать дверь балкона. К этому времени аромат масел развеялся и комната наполнилась свежестью, на светлой коже его появился румянец.

– Ты что натворила, он же простудится.

Прибежала она и стала настойчиво его укутывать одеялом, как младенца. К слову, мне не понравились ее интонация и поведение. Он пытался задержать непостоянный взгляд на мне, но веки его постоянно тяжелели..

Я поднялась и направилась к двери.

– Не надо, прошептал он. Еще пять минут, прошу..

Мать озлобленно взглянула меня:

– Ему уговаривать тебя, не видишь, как плохо ему.

А я не поняла, я что и виновата? Надо было послушать Давида. Эта Лика непонятная, какая– то..

Итого, я вернулась и села на свой стул. Он дремал все это время в моем присутствии. Мне показалось у него замедленное дыхание. Я взяла его запястье и начала считать, частоту сердечных ударов и они были, правда малы.

– Мне кажется ему плохо, – выкрикнула я.

Мать его так и стояла у окна, будто не слышит.

– Я говорю у него слабый пульс, что с ним?

– Он под воздействием препарата. Врач его ввел в это состояние. Он почти вышел из– под контроля. Пару лет назад его практически ввели в вегетативное состояние.