Текст книги "Яблоко Евы"

Автор книги: Анхель де Куатьэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Когда ты слишком долго и слишком настойчиво просишь Бога о чем-то, Он дает тебе это… Есть, правда, одно маленькое, но существенное обстоятельство: то, о чем ты просишь, станет твоим только в тот момент, когда ты откажешься от намерения иметь это, когда угаснут твои последние надежды. Ты внутренне простишься, расстанешься, оплачешь и отпоешь свои надежды… Все, коней, И то, что ты считал счастьем, будет стоять у твоего порога. И тогда ты узнаешь: то, о чем ты просил Бога, будет твоим вечным проклятием. Бог дает нам не то, что мы у него просим, а то, что Он считает для нас нужным. Но если ты настаиваешь и требуешь чего-то иного…

У Евы текли слезы. Ручьями. Она не могла вымолвить ни единого слова. Что-то промычала водителю, что-то нечленораздельное, страдальческое – «пожалуйста, прошу вас, побыстрее». Красивый молодой парень не потребовал дополнительных объяснений. Он вдавил педаль газа, и машина рванула с места.

Душа Евы выворачивалась наизнанку… Зачем?! Зачем они пришли к ней сейчас?! Зачем?! Дорога ложка к обеду, и все хорошо в свое время! Время разбрасывать камни и время собирать их. Время обнимать и время отнимать объятья. Всему свое время! Зачем они пришли к ней сейчас?! Все. Вдруг. Почему?..

Она все для себя решила. Она поняла, что никогда не будет счастлива в своей любви к мужчине. Когда она любит, ее любовью пренебрегают. Когда любят ее, она тяготится этим. Это как какая-то вмененная ответственность – отказаться нельзя, а нести нет сил. Возможно, это правило. Любить можно Бога…

Любовь к Богу – это любовь спасительная. Она освобождает тебя от мук. Ты знаешь, что Бог не желает тебе зла. Ты знаешь, что Он прекрасен. Ты можешь жить этим, наполняя свою жизнь любовью и светом. Это правильное решение. Бог не предаст и не изменит. Бог – это счастье, от которого просто не нужно отказываться…

– Вас как зовут-то? – спросил молодой человек, когда они проехали несколько кварталов. – А то как-то неудобно… Красивая женщина плачет у меня в машине, а я даже имени ее не знаю.

Атлетичный, стройный, голубоглазый блондин доброжелательно улыбался Еве.

– Ева… – ответила она.

– Ага! – расхохотался парень. – А я – Адам! У вас неплохое чувство юмора! Это хорошо.

Ева устало улыбнулась уголками губ.

– Не хотите говорить?.. Ева лишь пожала плечами.

– Я вам совсем не нравлюсь?

– Нет, почему? – Ева повернулась к окну. – Нравитесь.

Молодой человек, кажется, не ожидал такого ответа, но ему было приятно.

– Ева, знаете, это так хорошо, что я вас встретил! – сказал он вдруг. – Вы как сели в машину… Я как вас только увидел в этот момент… Знаете, вы как первая женщина в моей жизни! Ну… – он понял, что неловко выразился, и на миг смутился. – Ну, в том смысле, что вы очень женственная такая… Знаете, настоящая. Прямо женщина – Женщина. С большой буквы! Удивительно… Извините, что я вам все это говорю…

Под конец парень совсем смутился. Но это было красивое, искреннее, трогательное смущение.

– Спасибо… – тихо сказала Ева.

– А у Евы не будет яблока для Адама?.. – игриво сказал парень и чуть повернулся к Еве.

Его небесного цвета глаза смотрели на Еву с нежностью. Или страстностью… Еву затрясло. Она вдруг испугалась.

– Нет, не будет, – строго сказала она. Парень, кажется, разозлился.

– А чё так? – сказал он, и на его щеках мелькнули желваки.

– Остановите, пожалуйста… – попросила Ева.

– Сейчас, остановимся… – прошептал он и увеличил скорость.

Ева услышала, как сработал центральный замок.

– Что вы делаете?! – закричала Ева. Ее душа ушла в пятки.

– Останавливаюсь, – сухо ответил парень. – Тут недалеко.

– Что недалеко?! Останавливайте, я вам говорю!

– Ага… Сейчас…

Машина сделала крутой вираж, развернулась и на огромной скорости влетела во двор старого, заброшенного дома. Ударилась дном о бордюр тротуара, но водитель и не подумал снижать скорость. Ева схватилась за дверную ручку и попыталась на ходу открыть дверь. Но замок не слушался. Парень его, действительно, заблокировал.

– Ну вот и ладненько… – сказал он, затормозив машину в темном дворе.

– Что вы собираетесь делать?! Вы с ума сошли?! Отпустите меня немедленно!

Парень бросил руль и повернулся к Еве. Его почти синие глаза стали холодными, как лед.

– Я тебе нравлюсь, ты мне нравишься, – сказал он, играя желваками. – Зачем эта поза? Зачем эти крики? Тебя никто не услышит и не увидит… А главное, ты же сама этого хотела… Понимаешь, в этом все дело. И я вижу, что ты хочешь.

– Перестаньте и отпустите! – пыталась кричать Ева, но у нее получился только слабый шепот испуганного человека.

Парень поправил спадающие на лицо волосы и приблизился к Еве. Он зажал ее в кресле и использовал какую-то кнопку, отчего спинка ее сиденья резко пошла вниз.

– Что бы ты мне ни говорила, что бы ты там сама себе ни думала, ты хочешь этого, – говорил он, нависая над Евой сверху и раздвигая ей ноги. – Просто тебе нравится быть недотрогой. Дам яблоко, не дам яблоко… Я сам возьму, слышишь?

Это «слышишь» прозвучало для Евы как настоящее, животное шипение… Ева так и не успела понять, когда, в какой момент, этот Херувим, вдруг, превратился в Змия.

– Не-е-ет! – заорала Ева и стала биться всем телом, как рыба, попавшая в сети. – Не-е-ет! Не надо! Я прошу, пожалуйста, не надо! По-жа-луй-ста!

– Надо, надо… – зло шептал он, продолжая делать то, что собирался. – Мы будем заниматься любовью..

Прижав Еву всем своим сильным, мускулистым телом, он ласкал ее грудь и прикусывал шею… Ева чувствовала его запах. Животный, резкий, будоражащий… Она продолжала сопротивляться, но тело ее не слушалось. Он целовал ее губы, но она вывернула голову, сжала челюсти… Он рассмеялся – глухо, тихо, зловеще. И стал ее вылизывать…

У Евы по телу пошла судорога. Страх смешался в ней с возбуждением. Она впилась в его тело ногтями…

– Молодец, давай! – прошептал он ей на ухо. – Боль меня возбуждает… Давай!

Ева высвободила руку и что было силы ударила его по лицу. Он принял удар, улыбнулся с видимым удовольствием и усилил напор.

– Сопротивляйся, хорошо… – шептал он. – Я люблю, когда непослушны… Давай! Сила на силу… Страдание, которое приносит наслаждение… Давай!

– Не-е-ет! – молила Ева, не чувствуя своего тела, которое, казалось, принадлежало уже не ей, не Еве, а было его – его.

Ева начала плакать. Бессильно. От отчаяния, которое заполнило ее от края до края.

Краем уха она услышала хлесткий звук расстегнувшегося ремня, звенящий звук заклепок на джинсах. Потом боль… Рывком он сорвал с нее белье. И проникновение. Сильное, мощное, агрессивное, страстное… Череда жестких, прерывистых, словно забивающих гвозди фрикций.

– Так никогда еще не было, правда? – шептал он, сдерживая дыхание. – Так никогда не было…

Ева бессильно мотала головой из стороны в сторону…

– Так хорошо… – закончил он свою фразу.

И Ева потеряла сознание. Она совершенно не помнила, что происходило дальше. Словно провалилась в пропасть, ступила в бездну… Конец.

Душа хочет любви. Только она не понимает, что такое любовь. В любви ей видится Красота, которой, на самом деле, в ней нет. Это Красота, которую в ткань любви вплетает душа. Красота, которую душа несет в себе как воспоминание о мире Красоты. Несет в себе, проецируя ее на любовь.

А потом наступает разочарование в любви…

Душа перестает любить любовь. Она любит уже только свое воспоминание о любви, но не любовь. И становится черствой. Потому как не важно, есть в любви Красота или нет. Важно, что любовь – это непременное условие, позволяющее видеть ту Красоту, которая заключена в тебе как воспоминание о мире Красоты.

И когда человек отказывается от любви, он падает. Он падает вниз.

Так что же такое любовь?.. Самая масштабная из иллюзий? Бесконечное страдание? Неизбежная ошибка жизни? Нет, любовь – это только матрица. Матрица, на которой может взрасти все то, что в сути своей представляет собой душа человека. Отказываясь от любви, она отказывается от себя.

Отказываясь от себя, душа отрекается от мира Красоты. Даже если ей кажется, что она отказывается от любви, чтобы освободить себя для Него.

Ева очнулась в этом жутком дворе. Она лежала на куче какого-то мусора – в разорванной блузке, задранной юбке. Вокруг темно, никого.

Она встала, кое-как привела себя в порядок и побрела… Ей не хотелось ничего. Ей нужно было просто попасть домой.

Думать о том, чтобы взять машину, она не могла. В общественный транспорт в таком виде… нет. И она шла пешком. В конце концов, ей теперь совершенно некуда спешить. Любая встреча с людьми стала оборачиваться для нее трагедией.

«Что со мной случилось?» – думала Ева дорогой.

Может быть, все дело в том, что она не настояла на своем решении. Ушла из монастыря, и Бог наказывает ее. Она проявила малодушие, пошла завершать свои дела в миру. А какое ей дело до мира, если она решила от него отказаться? Но Бог не может так наказывать… Тогда что это было?..

Глеб… Борис… Родион… Череда этих странных, неожиданных признаний в любви… Наконец, «Адам»…

«Адам познал Еву…» – подумала Ева и почему-то рассмеялась.

Но рассмеялась не как обычно. Рассмеялась, как смеются люди, лишившиеся рассудка. Беззвучно и бесцельно, словно реагируя на чью-то шутку из потустороннего мира.

«Ты хочешь этого, хочешь!» – крутились в ее голове слова «Адама».

Может быть, он был прав? Может быть, ему и нужно, и следовало так поступить с ней? Может быть, она, действительно, этого хотела? Почувствовать себя раздавленной, униженной… Чтобы что-то большое, сильное, чему она не способна сопротивляться, овладело ею и даже убило ее. Ведь она не хочет жить… Может быть, так?..

Нет. А может быть, все-таки, да?.. Наконец, Ева стала думать о том, что такое ее душа. Где она была сегодня – ее душа? Что с ней – с ее душой – происходило? Она жила надеждой закончить то, что связывало ее с этим миром, и уйти, чтобы служить Богу, думать лишь о Нем, жить Им. Она жила надеждой, что сможет сбежать…

Так, может быть, в этом ошибка? Может быть, она не должна была бежать из этого мира? Но почему тогда вчера Бог принял ее завет? Ведь Ангел так ей сказал. Впрочем, Ева спросила его – будет ли она счастлива? А он ответил: «Не все так просто, не все так просто». Что он имел в виду? Это, или что-то другое?

«Это ваше яблоко, Ева. Кому-то вам придется его отдать. Яблоко Евы…» – прозвучало, вдруг, в ее голове. Чьи это слова? Почему она о них вспомнила? Что они должны были означать? Яблоко… А где яблоко, которое ей вчера дали в храме?! Где это яблоко?! «А у Евы не будет яблока для Адама?»… Еву прошибло холодным потом.

– Девушка! А девушка?! – услышала она сзади. – Это куда это мы идем, такие красивые?..

Ева обернулась. Из палисадника, расположенного рядом с ее домом, выдвинулись несколько мужчин – трое или четверо, она не успела рассмотреть. Она побежала. Сразу. Что было силы…

– Эй! – недовольно закричал один из мужчин. – Я не понял! Слышишь, ты?! Стоять!!!

Они бежали. Ева мчалась к своему подъезду, слыша, как с каждой секундой разрыв с преследователями сокращается. Сердце забилось быстро, быстро… Прямо в горле.

«А у Евы не будет яблока для Адама?»…

У подъезда Ева замешкалась, нажимая кнопки домофона. Едва оказавшись внутри, она с силой захлопнула за собой дверь и тут же поняла – они же местные, могут знать код! Она метнулась вверх по лестнице. В уличную дверь тем временем начали агрессивно долбить ногами.

Не дожидаясь лифта, Ева пулей взлетела на свой третий этаж и, долго не попадая ключом в замочную скважину, наконец открыла дверь и заперлась в квартире на все замки. Впрочем, ужас ее не покинул. Ноги дрожали. Руки тряслись. Дыхание сбилось.

Ева села на пол. Прямо в прихожей. И захлебнулась в рыданиях…

Она плакала так, как не плакала никогда в жизни. Она столько лет мечтала о том, чтобы быть любимой. И сегодня ее задушили любовью. Или тем, что называют этим словом… Когда она решилась уйти от мужчин, они, вдруг, предложили ей быть любимой.

Почему мужчины просыпаются только тогда, когда уже поздно. «Поздно»… Сколько раз за последние сутки она произнесла это слово – «поздно»? Но ведь она верила, верила, что теперь все изменится. Она передавала себя в руки Бога.

А Бог посмеялся над ней. Над ее желанием бросить все, пожертвовать всем ради Него… Просто посмеялся. Он почти издевался над ней. Он дал ей сейчас то, о чем она мечтала раньше и не могла воспользоваться теперь. Он показал ей то, чем она пожертвовала.

– За что?! – заорала Ева, и ее крик эхом прокатился по пустой квартире. – За что?!!

И тут раздался нервный звонок домашнего телефона. Ева съежилась и решила не подходить. Но звонивший был настойчив. Телефонный аппарат исходил трелями. Потом затих. Видимо, сработало автоматическое отключение звонка. Затем снова… Потом еще раз.

– Алё?.. – Ева, наконец, решилась поднять телефонную трубку. – Кто это?..

– Кто-кто?! – резко ответил неприятный старческий женский голос. – Ты почему трубку не берешь?!

– С кем я разговариваю? – попыталась обороняться Ева.

– Ну, дура и есть дура! – с досадой ответила ей старуха. – Какая тебе разница?.. Что это меняет? Я это! Чего еще?! Говоришь ей, говоришь… Никакого проку! Только с моста прыгать да по монашьим кельям шляться! Ты мне, лучше, вот что скажи – это ты серьезно спрашиваешь: «За что?!»? Или опять дурака валяешь?

– Я не спрашивала, – соврала Ева.

– Вот врет и врет! – рассвирепела старуха. – И что ты будешь с ней делать! Я говорю – спрашиваешь, она говорит – нет. Ну, дура, да?

– Откуда вы знаете? – Ева не могла понять, как кто-то узнал о том, что она кричала сейчас в своей квартире. Может быть, соседка? Но у нее нет пожилых соседей. – Вы за мной следите?!

– Дура и есть… – обреченно сообщила ее собеседница. – Ты что, в Джеймса Бонда играть удумала? Или как его там… Я говорю, в общем, ты это серьезно у Бога спрашиваешь или просто дурой прикидываешься?..

И тут, вдруг, Ева стала понимать, что сейчас она разговаривает с той самой старухой, которая не дала ей прыгнуть с моста, а затем прогнала из монастыря. Но откуда она знает ее телефон?! Как она звонит ей в квартиру?!

– Перестаньте меня оскорблять, – потребовала Ева, не зная, что ей говорить дальше. – Вы просто не представляете, что со мной происходит! Мне кажется, что я сошла с ума! Это просто ужасно… Ужасно!

– Вот видишь, не хочешь на мой вопрос отвечать… Потому как за глаза Бога обвинять – это всякий горазд. А вот как спросишь, как припрешь к стеночке, и все… Скисла. Так вот, если ты не можешь это сказать во всеуслышание, так зачем вообще об этом говорить? Кого обманываешь? Себя, да? Как обычно все!

– Перестаньте, пожалуйста… – Ева почувствовала, как ее оставляют силы, и опустилась на диван. – Если я не права… Я не права. Я не буду спорить. Знаете, мне сегодня так больно сделали… В общем, какая теперь разница? Скажите, почему Бог меня не убьет, а? Если все со мной так, все неправильно… Почему не убьет?

– А зачем Ему? – расхохоталась старуха. – Ты ж, вечная, во-первых. Да и потом… Это ж тебе неймется! Это ж ты Его не принимаешь… Его пытаешься по образу и подобию своему построить, а дела-то иначе обстоят. Не Он по твоему, а ты по Его образу и подобию сделана.

Тут настал черед Евы рассмеяться. И она засмеялась – пустым, несчастным, усталым смехом.

– И Он, наверное, такой же несчастный, как я, да?

– Дурой будь, а дурости-то не говори! – жестко оборвала ее старуха. – Если тебя по образу и подобию Божьему сделали, это же еще не значит, что ты и есть этот образ и это подобие! Ты что думаешь – то, что ты собой представляешь, это ты и есть?! Ты же не настоящая! Играешь вечно! Играешь! Играешь, говорю тебе! Стыдоба! Бросить все она ради Бога хотела, пожертвовать ради Него всем! Это же надо! Как ты можешь пожертвовать тем, что Его? Совсем с ума съехала! Он может, ты – нет. Сначала украла что-то, а затем то и пожертвовала. Стыд есть?!

– Вы хотите сказать, что я – это не я? – не поняла Ева. – А кто же я тогда, по-вашему?

– Дура! – отрубила старуха.

– Это я уже поняла, – парировала Ева. – Что значит, я играю? Что значит, что меня по образу и подобию сделали, а я не оно? Как это?

– Ну ты мозгами-то пораскинь, или тебе все как дитю малому объяснять?..

Ева задумалась. И правда: она – это она, или все-таки она не такая на самом деле? Что-то внутри ее говорило – нет, не такая. Она другая. Другая! Но какая?!

– А какая я настоящая?! – чуть не заорала она в трубку.

– Вот послушай меня… – чувствовалось, что старуха прямо приосанилась там, на том конце провода. – Сделали тебя по образу и подобию, так?

– Так… – согласилась Ева, но тут же оговорилась: – Допустим, что так.

– Тьфу, ты! – рассердилась старуха. – Ну да ладно… «Допустим». А вообще, ты поняла, чего допустила-то, горе луковое?..

– Поняла ли я?.. – переспросила Ева. – Да, я создана по образу и подобию…

– А как ты думаешь, – голос старухи стал заговорщицким, – Бог самоизучением занимается? Ну сидит так, Сам себя исследует, да?

Ева рассмеялась:

– Нет… Нет, конечно! Глупая какая идея.

– А ты?

– Что – а я? – удивилась Ева.

– Ну, а ты сидишь, сама себя исследуешь?.. Самоизучаешь?

– Нет, – Еве эта мысль показалась настолько странной, что она даже отрицательно покачала головой, хотя, понятно, ее собеседница не могла этого увидеть.

– Ага! – крикнула старуха с негодованием. – Врет опять! Врет! Конечно, исследуешь – в каждый уголок своего страдания залезешь, все свои желания и надежды выпотрошишь, каждую, понимаешь, муку промусолишь так, что места живого не останется! Ты постоянно лезешь в себя! Лезешь! Люблю – не люблю, надо – не надо, хочу – не хочу, буду – не буду. Дура! В этом беда-то! Не поняла?..

– Извините… – Ева оторопела. – Вы хотите сказать, что я не могу быть собой, потому как я постоянно думаю о том, какая я?

– Не какая ты, а что с тобой! Усекла разницу-то?!

– Кажется, да…

Еву как будто поставили под контрастный душ: «Не какая ты, а что с тобой»…

– Жалеешь себя, – монотонно твердила ей старуха. – Мечты свои лелеешь. Разочаровываешься и своим разочарованием упиваешься. Глупостей наделаешь, потом в слезах сидишь. Ну где тут образ и подобие?! Нигде! Бутафория одна! Иллюзионизм… И кто виноват?! Когда ты яблоко рвала, дура, ты ж познать себя решила. От Древа Познания. Ты уже была по образу и подобию… А захотела узнать – как это? Но Бог разве будет думать о том, какой Он? А ты решила, что тебе можно… Вот и отвалилась, дура! Отлетела в сторону, как черт от ладана! Вместо того чтобы быть, стала думать о том, как быть. Вот и получила на орехи! И мало еще! Будь моя воля, я б тебя…

– Постойте! – закричала Ева.

– Посидеть можно?.. – проворчала старуха. – Меня ноги не держат. Постойте ей, понимаешь…

– А как же этот принцип – «познай себя»?» – продолжала Ева, не обращая внимания на это старческое брюзжание.

– А как же – «быть собой»? – завопила в ответ старуха. – Ты, мать, определись! Как ты душу познаешь? Вот дура! Полет птицы описать можно, но познать – нет. Ты или птица – или нет! А красоту цветочка полевого – как ты познаешь?! Никак. Ты или видишь его, или нет! Душу нельзя познать. А кто пытается – тот описывает. А кто описывает – тот не живет. Тот выдумщик. Сидит и выдумывает себе все! Дурака валяет…

– Стойте-стойте!

– Да сижу я! Сижу, тебе говорят! Никуда не деваюсь! Тьфу! – старуха даже выругалась.

– На диване. Как и ты.

– Как и я?..

– Да, ты. Ты… Ты… Ты…

Ева вдруг поняла, что в трубке нет никакого голоса. Просто короткие гудки.

– И Ангела своего навести в больнице-то,

– услышала она в последнюю секунду. – Помирает он… Пи… Пи… Пи… Попрощалась бы… Пи… Пи… Пи… И яблоко верни… Пи… Пи… Пи…

– Мой Ангел?! Умирает… Почему? Как?.. Не может быть!!! Нет!!!

Понимает ли душа, отлучившая себя в одиночество, что она постоянно разговаривает сама с собой? Даже то, что ей кажется разговором с другими людьми, – есть лишь части ее собственного монолога. Она не слышит других, потому что отказалась от них. Она отказалась от них, защищая себя. И не понимая, что это никакая не защита, а самый настоящий приговор. Ее приговор. Приговор ей…

Замкнутая в самой себе, душа не видит и не понимает, что ее отношения с Богом – только иллюзия. Не она вступает с Ним в отношения, но Он находится в отношениях с ней. Всякие попытки души взять на себя роль ведущего в этих отношениях – это шаг к тому, чтобы уйти, нарушить связь. Ей кажется, что она идет «к», а она идет «от». Она пытается понять себя, вместо того чтобы быть собою.

Быть собой – это быть в Боге, быть его образом и подобием. Но как только начинается анализ, как только душа пытается «выделить» себя из пространства Духа, противопоставить себя ему и таким образом самоопределиться, она перестает быть и Бог умирает… для нее. Человек может познавать себя как психическую машину, это даже необходимо. Но познание души – это табу.

Душа имеет жизнь вечную. А Вечное не понять временным. Никогда.

Ева вскочила с дивана и как ошпаренная бросилась в кухню… Прямо в центре ее стола лежало… яблоко. Ее яблоко. Яблоко, которое ей вчера подарил горбун. Красное. Кроваво-красное. Сейчас особенно красное. Оно прямо налилось кровью. Словно было – самой кровью.

Ева схватила яблоко и бросилась к двери. Не раздумывая ни секунды, она выскочила на лестничную площадку и понеслась вниз. Выскочила на улицу и наткнулась на пьющих пиво мужчин, которые совсем недавно бежали за ней.

– Пришла! Гляньте! – заорал один из них, сопровождая свою речь многоэтажным матом.

– Вернулась! – подхватил второй.

Ева вздрогнула. Хотела пробежать мимо…

– Куда же ты, красавица?! – заорал третий.

– Отстаньте от меня! – бросила им Ева.

– Вот сучка… – прошипел четвертый. – Сейчас отстанем…

Ева почувствовала, как кто-то схватил ее за руку и дернул. Другой со спины взял в клещи.

– Нет!!! – заорала Ева. – Помогите!!!

– Молчи, сука!

Ей заткнули рот. Она попыталась укусить руку, но тут же получила мощный удар в живот и стала задыхаться. Еву поволокли в палисадник. Она вырывалась, сопротивлялась… Но все было тщетно. И каждая ее попытка вырваться сопровождалась новой серией ударов.

Дальше Ева слышала только звук сирены «скорой помощи». Надрывный, истошный, пугающий звук…

Ева очнулась в реанимации. Очень хотелось пить. Она с трудом сглотнула слюну засохшим ртом. Белый потолок. Абсолютная тишина. Только ритмичный звук работающих дыхательных аппаратов и, время от времени, странное глухое пиканье медицинских приборов.

Жива. Ей снова спасли жизнь. Зачем?..

Ева чуть повернула голову и увидела… На соседней реанимационной койке с высокими бортами лежал Горбун, а на столике между ними ее – Евы – яблоко. Горбун был бледен, словно полотно. Утыканный несчетным количеством каких-то трубок и датчиков… Несчастный и жалкий.

– Привет… – тихо прошептала Ева, поднимаясь на локтях. – Ты меня слышишь?

Никакой реакции. Ева сделала над собой усилие, поднялась и села. Все ее тело ломило от боли. Она была словно кожаный мешок, до отказа наполненный переломанными костями.

– Привет… – снова позвала Ева. – Горбун…

Он открыл глаза и увидел тот же белый потолок.

– Привет… – ответил он одними губами.

– Я принесла тебе яблоко… – прошептала Ева.

– Зачем?.. – спросил горбун.

Его уродливое, бледное лицо не выражало никаких эмоций.

– Не знаю, – призналась Ева. – Просто мне кажется, что я должна это сделать…

– А ты знаешь, что такое это яблоко?.. – едва улыбнулся горбун.

– Мне кажется… Это плод Древа Познания, да?

– Да, – ответил горбун. – И ты держишь его у себя… Познаёшь себя…

– Ты недоволен этим? Тебе кажется это неправильным?.. Но скажи, скажи! Почему я не могу познать свою душу?! Почему?! Может быть, именно это и нужно! Может быть, именно это!

– Читала ли ты Апокалипсис?.. Знаешь ли ты последний завет?.. – тихо прошептал горбун и забормотал: – «И голос, который я слышал с неба, опять стал говорить со мною и сказал: пойди, возьми раскрытую книжку из руки Ангела, стоящего на море и на земле. И я пошел к Ангелу и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед. И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем. И сказал он мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах и языках и царях многих».

И Ева тут же вспомнила свой вопрос, который задавала старухе: «А как же этот принцип – "познай себя"?». И ее недовольный, резкий ответ: «А как же – "быть собой"?» Это как раз то, что сейчас говорил ей горбун. Этот образ с книгой, книгой Господа, которую надлежит съесть, – «она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед». Что говорит Господь – непонятно уму, но понятно сердцу. Праздник Преображения Господня… «У Бога для каждого из нас свой шифр». Он говорит! С каждым! Но как, через что, через кого?.. Впрочем, разве можно услышать этот голос, если ты занимаешься собой, погружен в себя?..

Ошарашенная этим прозрением, Ева невольно посмотрела на яблоко.

– Пока оно у меня, я познаю только себя…

«Это ваше яблоко, Ева, – вспомнила она слова горбуна, которые он сказал ей в самом конце их первой встречи. – Кому-то вам придется его отдать. Яблоко Евы…»

– Ах, вот что ты имел в виду! – воскликнула Ева. – Я должна отдать это яблоко, чтобы не мне познавать себя, а кто-то мог познать меня, да?!

– Да… А ты не даешь, – голос горбуна становился все тише и тише. – Никого не пускаешь. Даже меня…

– Тебя?.. – не поняла Ева. – А я должна была сразу отдать его тебе?..

– Никого не пускаешь… – повторил горбун, словно не слышал ее слов. – Никого… А ведь так мало нужно… Просто заглянуть в глаза. В них все. Но ты боишься… Потому что в отражении чужих глаз ты увидишь свою душу.

– Любых?.. Каждого?.. – Ева действительно испугалась, подалась назад.

Она все поняла. Все!

– В глазах любви… – и горбун улыбнулся слабой, едва-едва заметной улыбкой прощающегося навсегда человека. – В глазах любящего…

Душа боится отдать кому-либо это право… Боится отдать право познать себя. Она держит это право при себе. Словно скупой рыцарь, чахнет над этим богатством. Познать себя она не может, ведь это против правил, против сути ее отношений с Богом. Но дать познать себя другому… Ей страшно. Ей чудовищно страшно. Но что ее пугает?.. Почему?!

Вдруг она плохая? – вот что пугает ее. Она говорит, что дело в угрозе, которую таят в себе другие. Что, мол, они воспользуются, обманут, предадут. Но это лишь ширма, лишь оправдание ее истинного страха. Она боится, что она плоха сама по себе и кто-то это увидит, узнает… Это ее истинный страх.

Но что такое этот страх, если не недоверие Богу? Она – Его образ и подобие, микромир в Его макромире. И когда она подозревает себя в том, что она дурна сама по себе, когда она сомневается в самой себе, это она говорит… о Нем! Недоверие Богу, высказанное отказом от души собственной, – вот что такое вкушенный плод с Древа Познания. Чудовищный, жуткий, постыдный… Первородный грех.

Любовь – это не грех. Любовь – это искупление греха. Но лишь та любовь, когда ты видишь свою душу в любимых глазах…

Сердце Евы замерло. Остановилось. Она поднялась, сделала шаг и вложила свое яблоко в ладонь горбуна. Он открыл глаза и принял его обездвиженной рукой. И их взгляды встретились. Пересеклись. Как два луча света сошлись друг с другом.

Ослепительное сияние… Мириады звезды взорвались изнутри и рассеялись по бесконечности Вселенной пространством света. Ева видела перед собой того самого Ангела, что явился ей в церкви. Его горб расправился, освободив два огромных, снежно-белых крыла…

– Это ты?.. – не поверила своим глазам Ева. – Ты…

– Это ты… – засмеялся Ангел. – Наконец, ты должна в это поверить…

– Я… – прошептала Ева, завороженно наблюдая за тем, как миллионы оттенков радуги окружают ее со всех сторон, образуя небесный свод. – Как красиво… Как красиво, Господи! Как красиво!

– Прощай, Ева! – крикнул ей Ангел и стал удаляться куда-то в бесконечность света. – Прощай!

– Ты уходишь?! – закричала ему Ева. – Ты умираешь?!! А как же я?!! Постой!!! Нет!!!

– Я возвращаю тебя к жизни, – рассмеялся Ангел. – Только, пожалуйста, будь… Просто будь, ладно?.. Я люблю тебя, Ева! Прощай!..

Ева зашлась в крике, но голос застрял у нее в горле. Ева словно задохнулась, словно вынырнула из-под толщи воды, пытаясь схватить ртом воздух.

– Хорошо! Получилось! – кричал чей-то мужской голос. – Пульс есть! Дефибриллятор убрать! Еще два кубика адреналина!

Ева открыла глаза. Кругом суетились люди в белых халатах. Но это было другое помещение…

– Что со мной? – прошептала она. – Где я? Почему мне так холодно?

– Тихо, тихо… Берегите силы, – тревожно сказала медсестра, поправляя ей голову.

– Ничего-ничего… Теперь уже все будет хорошо, – сказал тот самый мужской голос.

– Как скажете, доктор, – улыбнулась ему медсестра и отошла чуть в сторону. – Вы же у нас волшебник…

– Вы ничего не помните? – над Евой склонился пожилой врач с черной трубкой фонендоскопа.

– Нет…

– Как прыгнули с моста, тоже не помните?

– Нет.

– Вы прыгнули… – сообщил он, и по его липу было понятно, что он считает этот поступок, мягко говоря, сомнительным и недальновидным. – Вас чудом спасли, моя дорогая. Кажется, вы совершенно не умеете плавать…

– Не умею.

– Жизнь – это не то, с чем можно играть, – доктор вставил фонендоскоп в уши и приложил его к сердцу Евы. – Жизнь – это то, в чем нужно быть по-настоящему, – говорил он, вслушиваясь в то, как бьется ее сердце. – Понимаете? Всякий раз, когда человек допускает эту ошибку и, вместо того чтобы жить, валяет дурака, он убивает свою душу. Не делай этого, дочка. Душа бессмертна…

Пожилой доктор улыбнулся, погладил Еву по голове и пошел куда-то по своим важным врачебным делам.

Ева закрыла глаза. И снова погрузилась в небытие.

Только сейчас она видела уже не ужасы жизни, а Красоту небесного свода, который как бы вывернут внутрь. По нему в своих прекрасных, удивительных колесницах кружили боги…

Жизнь.