Текст книги "Яблоко Евы"

Автор книги: Анхель де Куатьэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Она махнула рукой, повернулась и пошла прочь. Буквально через мгновение она исчезла. Словно растворилась в холодном, чуть влажном воздухе монастырской кельи…

Момент кризиса… Душа обнаруживает свое полное одиночество. Помещенная в оболочку тела, она лишена своей прежней связи не только с миром Красоты, но и с другими душами. Тело – одиночная камера. Вот почему человек часто с такой неистовой жаждой нуждается в физической близости с другим человеком. Словно он может прорваться сквозь свое тело, через другое тело и коснуться души…

Но, когда душа обнаруживает свое полное одиночество, она перестает верить в то, что у других людей вообще есть душа. В первый миг это «откровение» облегчает ее страдания. Ведь если у других нет души, то о них можно просто не думать. Другие нужны нам только затем, чтобы через их душу ощущать собственную, чтобы дать своей душе жизнь. Если же у других нет души, то все проще.

Можно спрятаться", уйти внутрь себя, жить своим миром, организовать его так, как тебе того хочется, как тебе будет удобно. И ни о ком не думать! Какое счастье… Которое очень быстро оборачивается кошмаром. Это ведь только кажется, что думать о других людях, заботиться о них, переживать за них – это труд. На самом деле, другие люди в жизни человека – это единственная возможность обрести собственный внутренний смысл.

«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет…»

Ева вышла из дверей монастыря с четким, ясным, абсолютно осознанным желанием – «завершить все дела» в миру. Действительно, если бы она собралась уйти из мира, она должна была бы снять все связанные с ней вопросы. Передать, так сказать, дела и должность… С работы уволиться, закрыть счет в банке, что-то решить с квартирой. Уходить – так уходить! А то это как-то не по-настоящему, игра какая-то.

В конце концов, старуха, может быть, права… Все нужно делать последовательно. Ева приняла решение посвятить себя Богу. Бог послал ей прекрасного Ангела, принявшего ее обет. Теперь Ева освободится от всего мирского, очистится от житейской суеты. После этого придет в монастырь – не в этот, так в другой, – сменит имя и… Тут мысли ее обрывались, начиналась какая-то пустота.

Там, за этим решением, было что-то, чего Ева не могла пока ни понять, ни представить. Само решение – уйти из мира, перестать жить своими чувствами к мужчинам, как это было прежде, посвятить себя своей собственной душе – было Еве абсолютно понятным. Непонятно – что дальше? Как это – жить с Богом, в Боге?.. Но пока не начнешь так жить, не узнаешь. А начать можно, только закончив прежнее.

В Еве появилась какая-то удивительная решительность, какая-то особенная внутренняя свобода, приподнятость духа.

Меньше чем через час Ева входила в здание, где располагался «Центр Модной Индустрии Родиона Шкловского»… Это ее работа, с которой она решила проститься в первую очередь. На входе, правда, ее смутили несколько вещей. Во-первых, рабочие суетились на верхотуре, разбирая стильную вывеску заведения. Зачем Шкловскому это понадобилось? Ребрендинг?.. С чего? Впрочем, какое ей теперь дело?..

Но то, что случилось во-вторых, – было уже по-настоящему странным… С ней подчеркнуто любезно поздоровался охранник, чего раньше никогда не случалось. Более того, он встал, вытянулся и назвал Еву по имени-отчеству: «Здравствуйте, Ева Витальевна! Прошу вас!» Он проводил ее до лифта, вызвал его, дождался, пока ошарашенная, ничего не понимающая Ева вошла внутрь, и, лишь когда дверцы начали закрываться, одобрительно кивнув головой, вернулся к своей стойке.

«Откуда он знает мое отчество?» – недоумевала Ева, пока ехала на пятый этаж.

Впрочем, когда Ева вышла из лифта, ее удивление стало только расти. Администратор, имени которой Ева никогда не знала, едва завидев ее, радостно закричала и начала прямо прыгать на месте:

Ева Витальевна! – девушка выскочила из-за своей стойки. – Господи, а мы вас обыскались! Какое счастье! Я сейчас сообщу Родиону Аркадьевичу! Сейчас! Минуту! – администратор убежала за стойку и продолжала тараторить уже оттуда: – Он вас целый день разыскивает, Ева Витальевна! Сейчас!

– А что, собственно, случилось? – Ева подошла к столу администратора и заглянула за стойку. – Зачем он меня разыскивает?..

Девушка подняла на Еву глаза и некоторое время смотрела на нее с явным недоумением.

– А-а, я поняла… – неловко улыбнулась она после затянувшейся паузы. – Вы меня разыгрываете! Понятно… Все-все! Поняла! Я звоню… – девушка весело покачала головой из стороны в сторону и продолжила деловито нажимать на клавиши телефона. – Кстати, я вас поздравляю! Да, забыла! Очень-очень! Я так горда за вас!

– Меня? За меня? – глаза Евы чуть не выпали из орбит.

– Ну, конечно! – уверенно сообщила администратор, и тут на другом конце провода ей ответили. – Алё, Ленусь! Да, это я, Кира. Ева Витальевна пришла! – торжествующе сообщила она секретарю Шкловского. – Передай Родиону Аркадьевичу! Да, прямо передо мной стоит! Да!

Последние слова были произнесены неизвестной Еве девушкой-администратором с таким восторгом, будто Ева – американская суперзвезда, наподобие Мадонны.

– Кира, успокойтесь, пожалуйста… – строго попросила ее Ева. – Вы мне можете объяснить, что случилось? Я, правда, не понимаю.

– Э-э… – протянула Кира. Больше ее лицо не выражало радости, одна сплошная растерянность. Выждав секунду, она забормотала: – Ева Витальевна, простите меня. Я, наверное, что-то не так сделала или сказала? Извините…

– Кира, что тут происходит? – теряя всякое терпение, отрубила Ева.

– Вы теперь здесь хозяйка… – Кира растерянно развела руками, показывая на апартаменты офиса.

– Хозяйка?.. – рассмеялась Ева. – Нет, Кира. Вы что-то перепутали. Я занимаюсь отдельными проектами, как партнер. Я не работаю у Родиона, чтобы он мог меня повысить…

– Но… – все лицо Киры выразило неловкость, досаду, недоумение. Она чуть помычала, но, не решившись продолжать эту дискуссию, просто спросила: – Ева Витальевна, корреспонденцию вам куда доставлять?..

– Мне? – Ева удивилась. – Корреспонденцию? Вы же знаете, в каком я кабинете обычно работаю…

Ева пожала плечами и быстрым шагом направилась к себе.

Сейчас Ева оформит расторжение контракта с подрядчиком, а потом обсудит это со Шкловским. Благо он уже в курсе, что Ева приехала в офис. Родион, конечно, покричит, как обычно, но потом они «тихо-мирно» разойдутся. Он сразу знал, что Ева долго у него работать не будет. Так что, ничего чрезвычайного… Через пару-тройку часов Ева уже освободит свой кабинет и сама, наконец, освободится от того, что называется «работой».

Рассуждая подобным образом, Ева даже не заметила, как, миновав длинный коридор, оказалась у двери своего кабинета. Она достала ключ и начала уже открывать замок…

Странный шум заставил ее обернуться. Это Кира, торопясь, гремела огромной тележкой с какими-то конвертами, письмами, бандеролями… Еве, вдруг, почудилось, что Кира направляется со всем этим «богатством» именно в ее кабинет. Она даже думала задать соответствующий вопрос, но не стала.

«Почудится же такое…» – подумала Ева и вошла в кабинет.

– Ева Витальевна, не закрывайте, пожалуйста! – послышался голос Киры.

Ева выглянула в коридор.

– В смысле? – не поняла Ева.

– Это вам почта… – Кира показала на тележку.

– Мне?! – Еве, вдруг, стало дурно.

В этот момент все двери офиса, как по команде, одна за другой стали открываться, а из них, так же одно за другим, появлялись довольные и непривычно любезные лица сотрудников «Центра Модной Индустрии Родиона Шкловского». Не желая привлекать всеобщее внимание, Ева пропустила Киру в кабинет без каких-либо дальнейших расспросов.

– Ева Витальевна, вам лучше разобрать или так оставить? – смущенно спросила Кира.

– Нет, Кира, спасибо, – растерянно ответила Ева. – Я сама справлюсь.

Кира выскочила из кабинета, как ошпаренная. Ева потянулась к первому же письму, торчавшему из тележки. Это было приглашение от одного из модных домов Франции. В следующем конверте – огромный, толстый глянцевый журнал, где на обложке была Ева… Ее презентовали как самого модного современного российского дизайнера одежды. Третье письмо было… от Дениса Ткачева. Она любила его еще в школе, потом их дороги разошлись – он уехал учиться в Америку, Ева поступила в Институт культуры.

«Милая, золотая Евочка!.. Ты, наверное, удивишься моему письму, – Ева на мгновение оторвалась от чтения и взглянула на огромную тележку писем. – Но я решил тебе написать и надеюсь, что ты не сочтешь меня за сумасшедшего. – Ева снова посмотрела на тележку с письмами. – Понимаю, что все это странно. Но я должен об этом сказать. Я люблю тебя, Ева. Любил ли я кого-нибудь еще за эти долгие годы? Нет. С тех пор как мы расстались, я любил и продолжаю любить только тебя! Тебя одну! Ты самый важный человек в моей жизни, самая прекрасная женщина, которую мне только доводилось встречать…»

В дверь кабинета постучали. Все, что Ева смогла сделать, – это только поднять глаза на дверь. Ответить она уже не могла, у нее словно пропал голос. А в голове был туман, как после тяжелого пьяного застолья.

– Евочка, дорогая! – в дверь ввалился увалень Шкловский, счастливый, как опившийся валерьянкой кот. – Наконец-то! А то мы тебя потеряли! Просто потеряли! Ева, а я звоню-звоню… И почему ты сразу ко мне не пришла? Как будто мы неродные! А что ты такая недовольная? Что-то не так?

– Родион, я решила уволиться… – пробормотала Ева сдавленным голосом.

Полноватый, вечно молодящийся Шкловский смотрел на нее испуганным взором секунды две, а то и три. Его лицо успело несколько раз поменять свое выражение, словно не зная, на каком из них следует остановиться, а потом он расхохотался.

– Развела! Вот развела! – он выставил вперед указательный палец и, тыкая им в Еву, восторженно вопил: – А я ведь чуть не купился! Правда! Вот какая, а! Шутки шутит!

– Родион, какие шутки? – Ева попятилась назад. – Я серьезно…

– Да ладно!.. – Родион, очевидно, смутился, но всячески старался не показать этого. – Я не поверю, что ты вот так меня высадишь… Ева, нет. Не может быть… Ты шутишь!

– Я… – Ева не знала, что на это ответить, потому что совершенно перестала понимать, что происходит. – Родион, ты ко мне шел с какой-то целью, так?

– Ну, конечно… Да, – Родион засуетился. – Вот принес тебе все документы. Цветы. Заносите! – крикнул он кому-то в дверь.

Тут же в этих самых дверях появились «Ленусь» – секретарь Шкловского – и два «добра молодца» с какими-то просто гигантскими, виртуозными букетами, которые напоминали большие карнавальные или даже сказочные шляпы.

– А вот документы… – Шкловский развернул перед Евой большую кожаную папку. – Вот, теперь это стопроцентно «Центр Модной Индустрии Евы Истоминой». Я пока остаюсь генеральным директором, если, конечно… – Шкловский замялся, но быстро взял себя в руки и нарочито весело продолжил: – Ну, я надеюсь, ты пошутила. В общем, я – гендиректор, а ты – акционер. Хозяйка, в общем.

– Хозяйка?.. – Ева снова попятилась, запнулась о стол и, чуть не упав, села в кресло. – Ты меня разыгрываешь, да? Какая я хозяйка? Мы работаем по контракту… Я собираюсь этот контракт…

– Знаешь, Ева! – сказал вдруг Шкловский с интонацией разбитного гуляки. – А давай мы сегодня это дело отпразднуем! Прямо сейчас! Махнем в ресторан… Выпьем! Посидим! Я так по тебе соскучился на самом деле, Ева! Ты себе не представляешь! Ты же женщина моей мечты, на самом-то деле!

– Родион, ты в своем уме?..

– Ева, ну раньше-то я не мог тебе это говорить… – Шкловский начал тут же оправдываться, вид у него был жалкий, а его игра, как ни странно, казалась абсолютно правдоподобной. – Это выглядело бы, что я… Ну, как бы это сказать?.. В общем, служебное положение, то-другое. А теперь, когда мы с тобой в равном положении… Не в равном, конечно, – тут же оговорился он, – ты ведь еще у нас и гений. Ну, по крайней мере, я могу попытать свое счастье. Вдруг, я тебе тоже небезразличен…

Шкловский совсем сдулся и выглядел как жалкий, побитый дворовый кот…

– Этого просто не может быть… – прошептала Ева, глядя в окно. После «откровений» Шкловского ее стало слегка подташнивать. – Этого просто не может быть… Бред какой-то. Или сон. Да, это просто сон. Мне это снится.

Ева тупо уставилась на тележку с корреспонденцией. Потом посмотрела на письмо от Дениса, которое все еще держала в руках, и положила его в сторону.

– Поверить не можешь, да?

– Родион, кто все это устроил? – Ева посмотрела на него. – Всего ты мне, конечно, не объяснишь. Но хотя бы часть… Как случилось, что ты продал свой бизнес? Мне важно понять.

– Ева, ну, тебе, наверное, лучше знать… – Родион, казалось, действительно не знал, что на это ответить. – Это большая покупка. Хорошие деньги. Я даже и думать не стал. Вчера предложили, сегодня с утра все закончили. И я же не знал, что ты покупаешь. Покупала инвестиционная компания… Я много запросил?

– Вчера предложили, сегодня все закончили?! – Ева побагровела от страшной догадки. – Инвестиционная компания?! «Медиал-Финанс Групп»?!

– Ну, конечно, – Родион только и смог, что пожать плечами. – «Медиал-Финанс». Какая еще может быть?

– Бли-и-ин! – Ева схватилась за голову. – Это же Зацепина компания!

– Да, Бориса Зацепина, – покачал головой Родион. – А какая разница? Она же для тебя эту покупку сделала… Или я что-то не так понимаю?..

– Разница?! – заорала Ева. – Какая разница?!! Все ты правильно понимаешь, вот в чем проблема! Все правильно! Это Борис купил твою компанию для меня!

Ева вскочила, схватила свою сумочку и, толкнув Шкловского по дороге, пулей вылетела из кабинета. Она неслась со скоростью света. Ей было нужно, во что бы то ни стало, сбежать отсюда, выйти прочь из этого здания, освободиться. Ей становилось в нем душно, как будто жуткий приступ у астматика… Удушье.

Лифт сразу не открыл двери, а Ева не стала ждать. Она бросилась на лестницу и побежала вниз. По дороге она дважды падала, подвернула ногу, но продолжала бежать. Вниз, прочь, на улицу…

На улице, прямо перед выходом, ее ждал Борис. Ева заметила его еще из холла сквозь стеклянные двери.

– Борис, как ты мог?! Зачем?!! – она накинулась на него с кулаками. – Ты с ума сошел?!! Это просто свинство с твоей стороны! Свинство!

– Ева, прости… – Борис принимал ее удары и обвинения без всякого сопротивления, словно был к этому абсолютно готов, словно и не ждал другой реакции. – Прости…

– Простить? – Ева оторопела. – Ты спятил, да?! Ты тратишь несколько десятков миллионов долларов на меня, а потом говоришь – «прости»?! Ты рехнулся…

Ева дернулась, как скаковая лошадь, которую схватили на всем скаку под уздцы. Замерла, одернула пиджак и нервной походкой пошла прочь.

– Ева, прости..

– Да пошел ты! – рявкнула она, не оборачиваясь и сбавляя шаг.

– Ева, ты думаешь, я ничего не понимаю?! – крикнул ей Борис вслед, крикнул так, слов но и не рассчитывал на ответную реакцию, крикнул просто потому, что ничего другого ему не оставалось. – Я знаю, что это свинство. Знаю. Но я знаю и другое…

– Что? – Ева остановилась и повернулась к нему. – Что ты знаешь?!

– Я знаю, что ты гордая. По-настоящему. По-хорошему. И ты бы никогда не пошла за меня, зная, что мы неравны из-за этих чертовых денег. Тебе гордость, человеческая гордость не позволила бы. И что мне делать? Скажи?.. Пожертвовать все, раздать? Я могу… Я готов. Просто я подумал, что лучше я тебе половину отдам. Потому что это теперь только твое! – он показал рукой на огромное здание «Центра Модной Индустрии». – И, вдруг, ты согласишься. И тогда ты сможешь любить меня, не думая о том, что кто-то будет думать… Или что я буду думать… Или что ты сама будешь думать, что есть в этом что-то неправильное. Ну, не хочешь… Не хочешь, так давай это все пожертвуем кому-нибудь к чертовой матери!.. А? Пожалуйста… Только не бросай меня… Не бросай. Я не переживу…

Борис тихо опустился на колени. Вокруг шли люди. Одни оглядывались, другие делали вид, что происходящее их совсем не занимает. А Борис так и стоял – на коленях, прямо посреди улицы, понурив голову… словно ожидая своего приговора, высшей и неотвратимой меры наказания.

У Евы затряслись коленки и подогнулись ноги. Она только сейчас поняла, что произошло. По крайней мере, то, что во всем этом безумии связано с Борисом и покупкой для нее «Центра Модной Индустрии».

«Пожертвовать все, раздать? Я могу… Я готов, – крутилось в голове Евы, повторялось отзвуками, словно эхо. – Я знаю, что ты гордая. Ты бы никогда не пошла за меня, зная, что мы неравны из-за этих чертовых денег… Не хочешь, так, давай это все пожертвуем кому-нибудь к чертовой матери!.. А? Пожалуйста… Только не бросай меня… Я не переживу…»

Борис словно заглянул ей в самое сердце. Конечно, Ева никогда так себе это не объясняла. Она говорила себе, что просто не любит Бориса. Но на самом деле, она думала, что никогда не сможет его полюбить. А это разные вещи… Именно из-за этих «чертовых денег».

Но вчера, когда она была у Бориса, Ева поняла, что может любить этого человека. Может! Сильно, страстно, по-настоящему. И только в последний момент ощущение этого неравенства, этой «неправильности», как сказал сейчас Борис, заставило ее вновь одуматься и передумать. И вновь бежать… Бежать от любви.

А он – Борис – не обиделся. Хотя мог. Имел полное право. Она поступила с ним отвратительно, низко, подло. А он… Он просто взял и совершил поступок. Самый настоящий. Мужской. Еве всегда казалось, что для мужчин, в глубине души, деньги, статус и просто хороший быт важнее, чем любимая женщина.

Любовь для мужчины – что? Увлечение, страсть, развлечение… А деньги и статус – это возможности. Возможность иметь увлечение, страсть, развлечение… Все это хорошо при условии хорошего быта. Поэтому понять мужчин можно. Но Еве было тягостно, когда она понимала эту сторону мужской натуры. Ей становилось невыносимо больно.

Глеб мог месяцами жить за счет Евы – спокойно, без всяких угрызений совести. Он «искал работу». Пока Ева работала, обихаживала его, следила за домом. «Искал работу»… Выпить, загулять с друзьями… Или с подругами. А появлялись деньги – ну и все. Это «его деньги», «как хочу, так и трачу». Ева привыкла. И не ждала другого.

Поэтому поступок Бориса, каким бы глупым, нелепым, дурацким и невозможным он ни казался, был для нее Поступком. Конечно, она откажется от всего, что он для нее сделал. От этой безумной покупки. Но сам факт! Причем, не высказанный, а совершенный. И без всякой уверенности в том, что Ева ответит ему взаимностью…

Не чувствуя себя, Ева пошла навстречу Борису – милому, родному, любимому, замечательному человеку… Она словно шла по воде, в толще воды. Каких-то десять метров, которые разделяли их друг от друга, казались ей длинной, бесконечно длинной дорогой. Такой, какой и должна быть дорога к настоящей любви…

Она дошла, встала рядом с ним на колени… Положила свою голову ему на плечо. Заплакала.

– Ты правда меня так любишь?.. – прошептала Ева, чувствуя, как непрошеная слеза сбегает у нее по щеке.

– Правда, – ответил Борис.

Он сказал это так спокойно, так уверенно, так чисто, что Ева расплакалась еще больше. От счастья…

Как же душа мечтает о легком исходе! О том, что все, наконец, решится в какой-то момент само собой, чудесным образом… Она ищет возможность пройти легким путем, не понимая, что легкость – это движение вниз, с горки, под гору. На гору, в гору, вверх – это всегда труд. И если тебе, вдруг, стало легко, спокойно… Если ты испытываешь счастливую беззаботность… Если, вдруг, тебе все стало «ясно и понятно» в этой жизни… ты или достиг просветления, или катишься в пропасть.

То, что мы часто ошибочно принимаем за «белую полосу», – лишь искушение. Искушение – почивать на лаврах. Возможно, для кого-то это и плохая новость. Но кто виноват в том, что правда для человека – это плохая новость? Душа приходит в этот мир работать, в этом смысл. Выходные, перекуры, отпуска случаются. Но «окончательной победы» не будет до той поры, пока весь мир вокруг тебя не переменится. Пока не пробудится последнее живущее существо.

Но ведь так хочется легкого решения! Так хочется понятности! Но есть еще и обязательства. Обязательства души перед миром Красоты. Мы недаром, не просто так, не для развлечения оказались здесь, в наших телах. Тела даны нам для работы. Тот, кто забывает об этом, – обрекает себя на новые круги страдания.

Ты выйдешь за меня? – тихо спросил Борис. Но Ева не услышала. Хотя услышала, конечно, но не поняла вопроса. Она была как во сне, в какой-то прострации. Она наслаждалась чувством женщины, которую понимают, любят, о которой заботятся. Ева так давно не испытывала ничего подобного! Возможно, никогда не испытывала. И она переживала момент абсолютного блаженства, «женского счастья».

– А, Ева? Выйдешь?.. – повторил Борис.

– Выйти? – Ева словно очнулась от забытья и оглянулась вокруг. – Куда?

– Замуж… – улыбнулся Борис и погладил Еву по голове. – За меня…

– Замуж?.. – Ева сейчас и сама мечтала об этом, но не как о возможном, а как раз наоборот – как о невозможном. Она думала о своем семейном счастье с Борисом как о чем-то прекрасном, чего у нее никогда теперь не будет. Она словно прощалась с мечтой, но без отчаяния, даже без горечи, просто тихо прощалась. – Я не могу…

– Не можешь? – Борис чуть отстранился, чтобы увидеть лицо Евы, чтобы заглянуть ей в глаза. – Но почему?

Ева отняла голову и продолжала смотреть на него все с тем же недоумением.

– Я уже… – Ева не знала, как ей это сказать, как объяснить Борису то, что с ней случилось вчера в храме. – Моя душа принадлежит…

– Душа? – переспросил Борис и тут же облегченно выдохнул. – Я говорю о свадьбе, Ева. О замужестве. Душа – это душа. Если нужно, для тебя я перейду в любую веру…

– Да, – Ева как-то странно качнула головой в знак согласия, – это душа. И она принадлежит Богу.

– На это я и не претендую. Только на руку, – Борис поцеловал Еве руку, – и еще на сердце.

– Ты не понимаешь, Борис. Ты опоздал, – отрицательно покачала головой Ева. – Все принадлежит Богу.

– Ева, ты о чем?..

– Я… – протянула Ева.

Она и вправду не знала, что ответить, как объяснить… Еще секунду назад она мечтала о счастливом браке. Только что она обнимала Бориса и думала о том, какой замечательный поступок он совершил, с каким вниманием он к ней относится. И вдруг, она отказывает ему… Но как она может иначе? Ведь она заключила свой завет с Богом.

И тут случилось то, чего Ева никак не ожидала.

– Ева… – послышалось откуда-то сбоку.

– Глеб… – прошептала Ева, не веря своим глазам.

– Извини, я звонил тебе, – сказал Глеб, глядя на нее закрасневшимися, почти стеклянными глазами. – Ты так и не включила телефон…

Было понятно – он хотел сказать ей что-то совсем другое. Готовился. Но вся эта ситуация… Такая дурацкая, такая неловкая и вместе с тем такая говорящая – Ева обнимает мужчину, стоя вместе с ним на коленях посреди улицы. И потому Глеб стал говорить о чем-то стороннем, словно оказался здесь случайно.

– Глеб, ты все не так понял… – попыталась оправдаться Ева. – Борис… Он…

– Ева, не унижайся, не надо, – попросил Глеб. – Я все понял.

– Глеб, нет! – закричала Ева.

У Глеба было такое лицо, словно он сейчас пойдет и покончит с собой. Прямо где-то здесь же, за углом.

– Ну, все понятно… – сказал Борис, поднимаясь с колен. Его лицо стало непроницаемым. – Ева, ты могла мне так и сказать. Если ты решила к нему вернуться, я это приму. Я пойму.

Теперь Ева стояла перед ними двумя на коленях. И у нее не было ни сил, ни желания подниматься. Напротив, она хотела лечь, прямо здесь. Лечь вот так и умереть.

– Ева, я включу твой телефон и уйду, ладно? – попросил Глеб и нагнулся, чтобы взять ее сумочку.

Ева не сопротивлялась. Он достал ее смартфон и включил аппарат. Но как только он заработал, пикая, одно за другим на него стали приходить sms-сообщения. Они приходили и открывались в новых окнах… Любовные послания. Одно за другим… Нежные. Страстные. Кто-то писал, смущаясь, кто-то – восхищаясь, кто-то – почти требуя.

Глеб стоял и против воли смотрел на эту россыпь любовных признаний. Смотрел, не в силах оторваться и не веря своим глазам. Откуда ему было знать, что все эти мужчины лишь сейчас поняли, как они любят Еву. Те, что знали ее годы, и те, для кого она была лишь случайной знакомой, сегодня нашли способ сообщить Еве о том, что она лучшая женщина на Земле, и предложить ей все, на что они только были способны.

Нет, Глеб этого не знал. Не знал этого и Борис.

Ревность? Негодование? Презрение? Ничего подобного. Ужас. Один только ужас.

Ужас от сознания того, насколько далека от них теперь та женщина, которую они хотят и не могут заключить в свои объятья. Обнять, чтобы уже никогда не отпускать. Никогда. Потому что она – их счастье. А то, что она их любит или, может быть, когда-то любила, – это то лучшее, что есть или было в их жизни. Самое страшное – терять любовь. И переживали ужас – мужественно, с достоинством, но ужас.

– Что там?! – закричала Ева, увидев, что Борис и Глеб, как загипнотизированные, уставились на экран ее телефона. – Глеб, дай мне сюда!

– Тебе пишут… – пробормотал Глеб. – Тебе пишут, что тебя любят…

Растерянный, раздавленный… Он протянул Еве телефон.

Ева пришла в ярость. Непонятную, необъяснимую, съедающую ее изнутри ярость. Она вскочила, выхватила свой телефон из рук Глеба и со всей силой ударила им об асфальт. Корпус безвинной электронной игрушки разлетелся на мелкие части, но и в таком виде аппарат продолжал надрывно пикать. Признания, просьбы о прощении и приглашения к новым встречам продолжили сыпаться одно за другим.

– Проклятие! – прокричала Ева и опрометью бросилась на проезжую часть.

Зеленый BMW с наглухо тонированными стеклами затормозил перед Евой в самое последнее мгновение. Огромная скорость, дикий скрежет тормозов… Он встал перед Евой как вкопанный. Еще каких-то несколько сантиметров, доля секунды – и он сбил бы Еву насмерть. От ужаса Ева сначала уткнулась руками в капот, но уже через мгновение, словно вытащив себя за волосы из состояния паники, подбежала со стороны пассажирского места, открыла дверь и села внутрь. Еще мгновение, и машина рванула с места.