Текст книги "Ожившие Арканы (СИ)"

Автор книги: Ангелина Глубокая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Я не растерялся:

Значит, меняем тактику, я иду в столовую и заставляю её что-нибудь нам приготовить. А ты фланируешь туда-сюда, чтобы она привыкла и не напрягалась. В столовой стеклянная дверь и хорошо просматривается вход. Я дам знак, когда она достаточно погрязнет в делах, и вам можно будет выйти. Спалиться никак нельзя, подставим себя и добрую хозяйку.

А меня вам совсем не жалко? – уныло спросила девушка.

Чего тебя жалеть, ты то успеешь улизнуть!

Не желая продолжать дискуссию, я направился вниз. Хозяйка сидела на своём месте и что-то вязала. При виде меня, она расплылась в радостной улыбке:

С добрым утром!

Мне было стыдно гонять эту достойную женщину, но другого выхода не было. Я вручил ей золотой, чтобы искупить, в прямом смысле, свою вину. Она была так поражена, что даже побледнела:

Что Вы, господин! Это слишком много! Я не могу взять эти деньги!

Не огорчайте меня! Это от всего сердца, а нам ничего не стоит.

Она пытливо взглянула на меня и робко кивнула. Монета исчезла в недрах ящиков её стола.

Гога уже вовсю хлопал дверью. Каждый раз, когда она открывалась или закрывалась, во всех помещениях, где могла находиться в этот момент хозяйка, звенел колокольчик. Это и являлось для нас главным препятствием.

Поразительно, что вы так рано проснулись, я думала, что такие молодые и беззаботные люди спят до обеда, а ночью до утра развлекаются! Обычно, так и происходит!

Не такие уж мы и беззаботные, – заметил я, – хозяюшка, а Вы умеете печь блины?

Блины? – она на секунду задумалась, – кажется, у меня есть рецепт! Сейчас посмотрю!

Она удалилась на кухню, а я стоял на пороге и наблюдал, ждал, когда она как следует отвлечётся. Хозяйка полезла на полку, подставив стул. Я дал знак Гоге, что можно выходить.

Звякнул колокольчик, женщина сразу напряглась, готовая всё бросить и ринуться к двери.

Не беспокойтесь, это мой друг, – остановил я её на подлёте, – сейчас мы уйдём, а Вы, если не сможете порадовать нас блинами, то не особенно волнуйтесь, приготовьте что-нибудь ещё. Только помните, что человеческого мяса мы не едим.

Я поняла, господин, – кивнула хозяйка, – постараюсь вас не разочаровать!

Я вышел на улицу вслед за Гогой и нашей гостьей. Они уже стояли в конце узкого переулка поджидав меня.

Дорога через переулок вывела нас на берег широкой реки.

Ну и где здесь переправа? – спросил Гога.

Мы оглядывали берег и даже не представляли, в каком месте здесь можно было быстро переплыть реку? Вода была ледяной, течение стремительным, и никаких лодок не наблюдалось. Похоже, девушка опять нам наврала, всё не так просто, как она уверяла.

Вон туда! – уверенно показала она пальчиком влево по берегу.

Мы направились за ней, благо, делать было нечего, почему бы не прогуляться? И город ещё спал.

Шли не меньше двух часов, город уже остался позади, а до цели всё ещё не добрались.

Наконец, Гога не выдержал:

Скоро? Только не ври! Надоело!

Девушка ответила сдержанно и без обычного жеманства:

Теперь уже скоро.

С каждым пройденным километром она, странным образом, обретала уверенность и достоинство. Я бы не удивился, если это окажется принцесса.

И вот, наконец, река повернула, сузилась, а на берегу показалась крепкая вместительная лодка. Девушку ждали, и не простолюдины, пара которых сидела на вёслах, а по виду очень знатные господа.

Девушка остановилась и радостно сообщила:

Вот и всё, я на месте! Вам нет нужды провожать меня дальше. Вы и так сделали для меня очень много и не останетесь без награды.

Мы пожали плечами.

Ну хорошо, иди, – буркнул я не слишком любезно, давая понять, что мы тоже рады покончить со всей этой историей.

Мы развернулись и пошли обратно, в город.

По пути Гога сокрушался:

Как же трудно с этими Кубками! Как тебе удалось с ней справиться?

Но это же Кубки! Сначала разводит на эмоции, а когда ты попадаешься, начинает тобой манипулировать.

Но зачем? – недоумевал он.

Просто так, рефлекс! – пояснил я как знающий специалист.

То есть, ты утверждаешь, что она рефлекторно манипулировала? Но это же невозможно! Рефлекс, это инстинкт, а манипуляция – разумное действие! Не понимаю!

Я расхохотался, глядя на его беспомощный вид. От такого несоответсвия у моего слишком умного друга, что-то сломалось в логическом построении миропорядка.

Гога, эиоции сильней разума потому, что не поддаются объяснению!

Но он не унимался:

А вот ты скажи, как представитель стихии Воды, почему мне с тобой легко и ты никогда не капризничаешь? Где твои рефлексы?

Я задумался:

Знаешь, чем мы отличаемся от местных жителей?

Чем?

Мы можем совмещать в себе разные стихии, а они не могут. Кстати, женщинам от меня ещё как достаётся! А тебе просто повезло, что ты не женщина!

Я опять не выдержал и хохотнул.

Ну хорошо, тогда поведай мне такую вещь, о мой премудрый друг, как справляться с капризами Кубков?

И я глубокомысленно ответил:

Надо помнить, что Кубки чувствуют тебя так же, как ты с кулоном Луны. Потому не важно, что ты говоришь, главное – твоё эмоциональное состояние. Только унижать их не стоит, ибо мстительны и злопамятны.

Хочешь сказать, что, в принципе, я могу что-нибудь там чувствовать, а в этот момент решать вслух теорему Ферма? – ехидно спросил Гога.

Э-э..не знаю, я так не пробовал. Но, это всё в теории, а на практике всё может оказаться непредсказуемо. Аксиом не существует.

Если перевести с умного на русский – ты ничего не знаешь?

Ну да!

Мы расхохотались. За разговорами не заметили, как добрались до города.

Гога насторожился:

Странно.

Что? – не понял я.

Ты не забыл, в каком мире находишься? Я был абсолютно уверен, что мы попадём на другую локацию, а мы опять идём в тот же город.

Действительно, – согласился я, не особенно беспокоясь, – это странно, но не наше с тобой дело забивать головы. Пойдём, может хозяйка блинов напекла.

Однако, в гостинном дворе нас ждали не блины, а два злорадно ухмыляющихся стражника и заплаканная хозяйка.

Первая мысль была о том, что мы спалились с ночной гостьей, и кто-то о ней доложил. Но нас ждал другой сюрприз.

Явились! – радостно воскликнул стражник, – вот и отлично! А это вам, ознакомьтесь. Сначала так.

Он протянул нам бумагу с текстом. Гога взял её и прочитал вслух:

Внимание! Жители королевства! Король Кубков объявил нам войну! Генеральное сражение состоится завтра утром, на главном пустыре, выход с восточных ворот! Всем жителям мужского пола, от четырнадцати до шестидесяти лет, приказано собраться на призывной пункт, чтобы вступить в войско короля!

Но это вас не касается, – пояснил стражник, – это, так сказать, подоплёка. А вот, лично для вас!

Лица стражников озарились жизнерадостными улыбками.

Я взял бумагу и тоже прочитал вслух:

Внимание! Приказ короля! Всем, кто не участвует в сражении, приказано собраться возле Храма Солнца! Мы должны принести жертвы Великому Богу для того, чтоб он даровал нам победу! В жертву будут принесены странники и женщины одинокие и бездетные!

Я с беспокойством посмотрел на хозяйку гостиницы. Неужели она тоже одинокая и бездетная, но стражник успокоил:

Ты на неё не смотри, у неё огромное семейство тут недалеко, на хуторе, это она вас оплакивает! Пойдёмте, молодые люди, проводим вас лично до храма, чтобы ненароком не заблудились!

Стражники издевательски расхохотались.

Вышли на улицу. В этот раз в городе от людей было не протолкнуться, люди разделились на два потока. Мужчины, уставшие прятаться, с торжественными и радостными лицами, шли в одну сторону, а все остальные в другую. Некоторые женщины горько рыдали, их старались поддержать, но лишь из вежливости и сочувствия, люди испытывали облегчение от того, что сами не были зачислены в жертву.

Гога повернулся к стражникам и сказал:

Ваше общество нам неприятно, соблаговолите удалиться на расстояние, мы никуда не убежим.

Стражники пожали плечами и приотстали, продолжая ухмыляться.

Король поступил мудро, – сказал Гога мне, – выбрал тех, кого некому оплакивать, и не подорвал боевой дух мужчин.

А мне сделалось тревожно и тоскливо, на сердце словно положили тяжёлый камень и трудно было дышать. Может быть, передалось состояние тех женщин, которых вели на заклание, да и у нас могло не оказаться шанса выкрутиться.

Я вспомнил про Аркан:

Гога, есть такой Аркан, когда испытываешь страх и тоску?

Есть, Девятка Мечей, – ответил он, – но лично я ничего подобного не чувствую.

Зато я чувствую, – ответил я и бросил зёрнышко на землю.

Никто не заметил, как она ответила вибрацией, как будто горевала вместе со всеми.

Мы поднимались на вершину холма, по широкой дороге, вымощенной большими каменными плитами. На нём не росло ни одного дерева, земля была каменистой и бесплодной. Над головами вилась стая ворон, они молчали, и взирали на людской поток в ожидании кровавого пиршества.

На самом верху располагался храм, похожий на уличную эстраду, сделанную из серого камня, покрытого кривыми узорами, а в центре страшный лик кровожадного солнца, ощерившегося клыками. Перед храмом стоял алтарь – плита из чёрного полированного камня.

Толпа людей устремилась к подножию храма, что-то вроде амфитеатра, а тех, кто предназначался в жертву, в том числе и нас, подвели к нему самому. Образовалась небольшая очередь, всего человек двадцать. Не так уж много было одиноких и бездетных в этом городе.

Когда все люди заняли свои места, из подземного люка, расположенного в храме, стали выходить лысые жрецы, в чёрных коротких штанах, босые и глые по пояс, на шее у них висели барабаны, перетянутые человеческой кожей с прижизненными татуировками.

Жрецы синхронно били палками в барабаны, создавая жуткую и торжественную атмосферу. Их было много, они выходили и выходили из-под земли, как стражники Ада, пока не окружили всех людей в амфитеатре.

Что будем делать? – шепнул я Гоге.

Приготовь семечко. Надежда только на него, если не поможет, то мы живём последние минуты.

Моя надежда на то, что нам удастся и в этот раз выйти сухими из воды, стремительно таяла. Взглянул на небо, солнышко ласково освещало всё это безобразие, ему и дела не было до его кровожадных поклонников. Оно не имело к ним никакого отношения. Убогое воображение, подогретое кровожадной похотью, создавало своих богов, ничего общего с Природой не имеющих.

Тем временем, из-под земли вышел верховный жрец. В нашем мире я бы описал его как старого прожжённого уголовника, физически мощного и опасного.

Он был тоже голым по пояс, таким же лысым, как все другие, бёдра перевязаны куском чёрного брезента, а на шее большой золотой медальон в виде солнца, такого же, как на выступе храма.

В очереди к алтарю мы стояли вторыми. Гога пытался прорваться вперёд, но стражники, взглянув на нас как на сумасшедших, тем не менее, терпеливо пояснили, что первой должна пойти женщина, уроженка тех мест.

Жрец поднял руки, и барабаы стихли. Он воскликнул хриплым сипящим голосом, разносившимся по всей площади, словно где-то висели невидимые микрофоны.

Люди! Давно нашему Богу никто не уделял достойного внимания! Алтарь высох! Дорогу к храму запорошило пылью! Стоит ли нам ещё надеяться, что Он обратит к нам свой светлый лик? – а после, очевидно исчерпав запас красноречия, взглянул на небо и экзальтированно воскликнул, – мы призываем тебя, о великий Бог, не гневайся на нас за нашу забывчивость! Сегодня мы принесём тебе подобающие жертвы и клянёмся, что на твоём алтаре всегда будет пища, если ты даруешь нам победу на врагами! Да будет так!

Барабаны опять забили. К алтарю подвели визжащую и упирающуюся женщину. Руки её были связаны за спиной, а ноги сковали наручниками, когда она уже стояла возле алтаря.

Теперь уже и Гога похолодел от страха, от его беспечности не осталось и следа.

Что будем делать? – помертвевшим голосом спросил он у меня.

А я уже отошёл от шока, и голова заработала.

Ты идёшь первым, – сказал я ему, – у меня есть идея, ну а если не получится, то значит прощай! И меня не минует чаша сия!

Он кивнул, сжал зубы призвав всё своё мужество.

А я запустил руки в котомку, в одну схватил горсть золотых монет, а в другую зёрнышко. Его пришлось ловить, зёрнышки опять распрыгались, не желая лежать на месте.

Жрец всадил в грудь первой жертвы острый нож. Она зашлась криком. Он медленно разрезал ей кожу до самого живота, сам кричал и плакал вместе с ней, клыки его плотоядно сверкали от вожделения, но он не позволил себе ни капли крови. В этом состояла его личная жертва. Женщина потеряла сознание, он схватил её обмякшее тело и уложил на алтарь, а после вырвал рукой сердце из разверзнутой груди, высоко поднял над головой и провозгласил:

О великий Бог! Прими эту первую жертву от своего неразумного народа! Снизойди до нас, чтобы алтарь твой оросился не кровью беспомощных женщин, а мужественными сердцами грозных воинов, поверженных тобой нашими слабыми руками!

Сердце, ещё трепещущее и дымящееся, он оставил на алтаре, а тело мёртвой жертвы сбросил тут же, в яму.

Следующим шёл Гога. Ему связали руки и повели, а я быстро поспешил следом. Меня хотели остановить, но не стали, когда я показал на руку, сжимающую золотые монеты. Возможно, стражники решили, что мы надеемся откупиться, скептически усмехнулись, и не стали мешать, лишь приготовились наблюдать за забавным, на их взгляд, спектаклем.

О великий жрец! – бесстрашно промолвил я, не дожидаясь, когда он начнём кромсать моего друга. Тот с недоумением уставился на меня – недалёкий, кровожадный упырь, ничего больше! Ни ума, ни величия не было в его образе, – позволь мне, прежде принести тебе и великому Богу личную жертву от нас!

Я протянул ему золото. Жрец равнодушно скользнул по нему взглядом и ответил:

Положи на алтарь.

Я не смею прикоснуться к алтарю своими грязными руками! Хочу, чтоб ты лично положил на него эти монеты, тогда наша жертва будет чистой и угодной для Бога!

Жрец с подозрением уставился на меня, искал подвох, но не понимал,в чём он состоит? Ни дать ни взять уголовник, с их знаменитой чуйкой! Немного подумав, он, очевидно, счёл, что в моей дурацкой просьбе нет ничего опасного, и протянул ко мне обе руки. И я вложил в них свой дар – золотые монеты и зёрнышко, наша спасительная соломинка! Если она нас не вытянет, то прощай белый свет!

Жрец дрогнул, с трудом устояв на ногах, а храм закачался, сложился и стал проваливаться под землю.

Все замерли, глядя на это небывалое зрелище с широко раскрытыми от ужаса глазами. А жрец взорвался изнутри, выдав густое облако чёрно-кровавой пыли. И сразу после этого лицо его осветилось, он превратился в светлого мудрого старика. Взглянул на окровавленный алтарь, с отвращением отшатнулся от него и воскликнул:

Бог только что послал нам знамение, что ему противны кровавые жертвы! Он не желает больше видеть страдания и боль, а хочет, чтобы мы радовались и любили друг друга! Так давайте же почтём нашего великого и премудрого Бога весёлым пиром! И пусть сегодня все будут ликовать и радоваться, даже если мы завтра умрём!

Он снял с шеи медальон и протянул мне, а после отвернулся, как будто стараясь забыть о нём поскорее.

Я опустил окровавленный артефакт в котомку, развязал руки своему другу и заметил, как под его ногами сверкнуло золотое зёрнышко.