Текст книги "Станешь моей (СИ)"
Автор книги: Анетта Молли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 25
– Она приедет скоро, и ты у неё спросишь. С ней правда всё в порядке, – ещё более ласковым тоном говорит Кирилл.
– Из твоих уст слово «правда» звучит не убедительно! И знаешь что? Я хочу, чтобы ты вышел отсюда, закрыл дверь и больше никогда не возвращался! – выкрикиваю я, тратя на это много сил.
– Вот теперь понятно, что ты приходишь в себя. Пожалуйста, выслушай меня… Я не мог иначе… Кать, пожалуйста! – Кирилл пытается заглянуть в глаза и подсаживается ближе.
Мне хочется плакать. То ли от обиды, то ли от нервного напряжения за всё дерьмо, которое со мной происходит. Моя нервная система уже просто не выдерживает такого натиска. Меня полностью добила правда, услышанная от Макса…
– Малышка моя, прости меня! Я никогда больше не совру тебе! Никогда! Прошу, поверь мне! Да мне всё тебе объяснить! – с жаром говорит Кирилл, снова пытаясь прикоснуться ко мне.
– Пошёл вон! Я не хочу видеть, слышать и знать тебя! Мне не нужны твои жалкие объяснения! Знаешь, я, как полная идиотка, надеялась, что Макс специально так сказал, чтобы сделать меня ещё слабее…
Кирилл сжимает руки в кулаки.
– Я знал! Да, я всё знал! – кричит он, соскакивая с места. – Я влюбился в тебя, как мальчишка! Я был готов на всё, чтобы вытащить тебя! Я совершил ошибку! Все ошибаются…
– Да ты уже нашёл себе оправдание! Что ж прекрасно! А теперь послушай меня, – я собираю всю силу, приподнимаясь с кровати, – ты мерзкий и лживый человек, который никогда больше не должен подходить ко мне, иначе я расскажу, как всё было!
В этот момент замечаю фингал под его правым глазом. Кирилл смотрит в окно, тяжело дыша.
– Рассказывай! Мне плевать! Делай то, что считаешь нужным, но я не оставлю тебя! – говорит твёрдо, поворачиваясь.
Эмоции забирают, кажется, всю мою энергию. Словно по щелчку пальцев у меня так начинает болеть голова, что я резко откидываюсь на подушки, закрывая глаза.
– Тебе плохо? Кать?! Я пошёл за врачом! – обеспокоенно произносит Кирилл и выбегает из палаты.
Спустя пару минут Андрей Валерьевич входит в кабинет, разговаривая на ходу.
– Кирюх, ну зачем грузить человека, который болеет? Дай ей отдохнуть, а потом с извинениями своими лезь! А теперь иди домой и приходи завтра! – он выталкивает Кирилла из палаты.
– Екатерина, как вы? Сейчас распоряжусь, чтобы вам принесли еду, а то вдруг опять уснёте.
– Мне лучше… голова заболела так резко и сильно… – слова даются с трудом, отдаваясь болью в голове.
– Сейчас сделаю обезболивающее, потом еда и полный покой. Не переживайте, до завтра не будет больше никаких посетителей, – заверяет врач.
– Могли бы вы больше не пускать его сюда? – прошу врача шёпотом.
Закрываю глаза, так как даже дневной свет становится слишком ярок и увеличивает мою боль.
– Хм, мог бы, но это проблематично, – запнувшись, отвечает он.
– Почему?
Врач делает мне весьма болезненный укол, и я морщусь.
– Потому что он мой друг и спонсор вашего лечения… Он не такой плохой парень, каким может показаться… – говорит Андрей Валерьевич.
– Вы ничего не знаете! – выкрикиваю я, открывая глаза.
– Возможно, – он улыбается профессиональной улыбкой.
Тем временем, заходит Ксения с подносом еды.
– Набирайтесь сил! – с этими словами доктор выходит.
Я ем куриный бульон, а затем пару фруктов. Левой рукой, как показывает практика, совершенно неудобно держать ложку. Приходится её вставить в гипс, чтобы было комфортнее. Надо сказать, изобретение получается гениальное.
Мне становится лучше. Обезболивающее уже разливается по венам, принося облегчение. Я закрываю глаза, моментально засыпая.
Не знаю сколько проходит времени, но, когда открываю глаза на улице уже темно. Вижу, что в кресле сидит медсестра, увлечённо читая журнал.
Поворачиваю голову и замечаю на тумбочке пионы, а на кофейном столике красные розы. Пионы – однозначно Кирилл, а розы – это Стёпин стиль.
Продолжаю оглядывать свою палату. Можно сказать, что это vip – апартаменты. Всё в спокойных, бежевых тонах. На многоуровневом потолке красуется большой встроенный светильник.
Я лежу на огромной кровати, напротив – кожаный диван со столиком, а по бокам кресла. Ещё здесь шкаф и несколько полочек разного размера.
Поняв, что залежалась я пытаюсь встать, и ко мне тут же подбегает Ксения, замечая моё пробуждение.
– Потихонечку! Вот так! – приговаривает она.
Она помогает мне подняться. Голова кружится, как при качке на теплоходе. Я держусь за стены здоровой рукой, а медсестра страхует меня. Медленно мы добираемся до ванной комнаты.
– Сложно поверить, что через неделю всё будет нормально… – произношу я, чувствуя подкатывающую тошноту.
– Мы вас быстро на ноги поставим! – заверяет Ксения.
Я прохожу мимо зеркала, но не хочу заглядывать в него. Уверена, что там такой ужас, а я морально не готова к этому.
Спустя несколько минут я возвращаюсь в кровать, чувствуя усталость. Словно стометровку пробежала. На часах восемь вечера.
– Ксения, а где Стёпа? Он давно ушёл?
– Когда вы опять уснули мы уговорили его поехать домой. Вид был у него не очень, уж поверьте, – смакуя отвечает медсестра.
– А как давно это было?
– Часа четыре назад.
Наверное, Стёпа дома. Как же не хватает его поддержки…
– Хотите я вам телевизор привезу? – вдруг спрашивает она.
– А так можно? – спрашиваю удивлённо.
– Конечно!
– Было бы неплохо! – соглашаюсь я.
Ксюша выходит за телевизором, а я погружаюсь в свои беспокойные мысли
Глава 26
Следующие пару дней ко мне никого не пускают по распоряжению врача. Честно говоря, это я его попросила, сославшись на сильную головную боль. Я знаю, что если разрешу пустить только Стёпу, то Кирилл, однозначно, тоже окажется здесь. Не хочу его ни видеть, ни слышать.
Как это бывает постоянно, жизнь снова вносит коррективы в мои планы…
Всё утро я занимаюсь тем, что ем, смотрю телепередачи и просто лежу. Моё состояние улучшается и это не может не радовать.
Первый раз за всё это время я чувствую себя в относительной безопасности. За мной никто не гонится, не хочет меня схватить и снова посадить в ту комнату без окон. Внутри, так или иначе, ощущение какой-то незавершенности. Может дело в том, что я не знаю, какое теперь будущее меня ждёт…
В тот момент, когда я доедаю сочное манго, в дверь стучат. Я вздрагиваю.
Ну я же просила… Уже начинаю мысленно возмущаться, как, вдруг, дверь распахивается, и я вижу её… Мама…
Увидев меня, она так громко начинает плакать, что я даже пугаюсь, а сердце начинает стучать быстро-быстро. На секунду проскакивает мысль, что случилось какое-то несчастье. Неужели я настолько ужасно выгляжу? А мама, не смотря на явную истерику, выглядит восхитительно. Загар, новая причёска, маникюр. Я никогда не видела её такой молодой и ухоженной.
В итоге мы проговорили три часа, за которые я рассказываю ей все перипетии моей жизни. Она внимательно слушает, хватаясь за сердце. Единственное, что упускаю – это правду о Кирилле. Для всех он парень, который помогает мне. Парень, который жертвовал своей жизнью для того, чтобы спасти меня… И только я и Макс знаем правду… К тому же для мамы достаточно и того, что она уже услышала. Это и так стоит её больших волнений и переживаний.
Она находится в шоке и винит во всём себя, что она всегда делает при любых моих неудачах с самого детства. Мы обе начинаем плакать и просить прощения друг у друга. Мне становится легче. Как же прекрасно знать, что в этом мире есть человек, который любит тебя просто так. Просто, потому что ты есть.
Мама говорит, что сердцем чувствовала, что что-то не в порядке. Звонила мне на мобильный, но я не отвечала. Тогда она решила поехать на квартиру, которую я снимала вместе с Дариной. Там она и встретила мою «подругу», которая поведала ей ту же историю, что и Стёпе – я нашла богатенького парня и укатила с ним в закат.
Дарина, по словам мамы, как раз собирала свои вещи. Якобы, она тоже нашла нового парня, и он позвал её жить к себе. Мама была в шоке, что я уехала ничего не сказав, но Дарина её убедила в том, что я очень счастлива и скоро обязательно дам о себе знать.
– Вот же мразь – в который раз повторяет мама о Дарине.
После визита в мою квартиру мама вернулась в разрозненных чувствах домой, а на пороге её ждал Виктор, тот самый фанат ножиков. Спустя восемь долгих лет он понял, что ни дня больше не хочет жить без моей мамы. Они проговорили всю ночь, а через неделю решили поехать отдыхать. То есть Виктор решил, а мама узнала об этом только в день отъезда, когда он заявился с чемоданом и сказал собирать вещи. По словам мамы, она была счастлива, как девчонка и, побросав вещи, улетела в Турцию, совсем забыв о телефоне.
– Что я за мать такая?! Улетела развлекаться, когда моя дочь не пойми где! Поверила в слова какой-то непонятной подружки!
– Мам, не нужно винить себя за счастье! Я рада за тебя! Тем более, Виктору я должна выразить благодарность за его странное увлечение! Если бы не этот ножик… не знаю, чем бы тогда всё закончилось….
– Да… он до сих пор собирает всю эту жуть, – с этими словами мама крепко обнимает меня, снова начиная плакать.
Ещё один факт – Кирилл полностью очаровал мою мать. Кто бы сомневался! Он это умеет… По приезду он ждал её у дома, вместе с неугомонной соседкой Валей, которая хотела первой рассказать последние новости. Кирилл посвятил маму в ситуацию, предварительно предложив ей успокоительное. Дома, как мама говорит, была идеальная чистота. Видимо, Кирилл и тут постарался.
Мама хотела тут же бежать в больницу, но Кирилл остановил её, сказав, что ко мне пока не пускают. Наверное, он прав, что соврал ей. Вчера я выглядела намного хуже, чем сейчас, так что мамины нервы могли не выдержать.
Ещё она сообщает, что со мной завтра хочет поговорить следователь, так как дело нешуточное. В этот момент она снова пускается в слёзы, попутно благодаря всех богов за моего ангела-хранителя в лице Кирилла. Меня передёргивает. Я еле сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть.
– Знаешь, я задушу этого Макса, или как там его, собственными руками! Проклятый извращенец!
– Я пока не стала спрашивать жив ли он… – произношу тихо, сглотнув.
Не хочу знать правду. Вдруг, на моих руках теперь кровь и он умер…
– К сожалению, Катенька, такие люди, как он живучие. Кирилл сказал, что он был на краю от гибели из-за большой кровопотери, но Макса спасли… – сообщает мама, громко вздохнув.
Я замираю от услышанного. В глубине души я рада, что не стала палачом. Пускай он ужасный, безжалостный человек, но я не в праве судить кому жить, а кому нет. Так даже лучше и, надеюсь, что он понесёт наказание за все совершённые деяния.
После всего этого тяжелого разговора у меня так разболелась голова, что мне вкалывают двойную дозу обезболивающего и я отключаюсь. Мама всё это время рядом, держит меня за руку и гладит по голове.
Глава 27
Я открываю глаза и вижу Стёпу, сидящего в кресле и читающего книгу. Кажется, в руках Джон Апдайк, его любимый писатель, произведения которого я видела в машине. Я несколько минут наблюдаю за ним. Под его глаза залегли тени, волосы в беспорядке. На нём, как всегда, дурацкая футболка с жуткого вида лягушкой. В этот момент он поднимает на меня глаза и срывается с места.
Он столь быстро начинает говорить, что я не успеваю осмыслить информацию. Понимаю лишь то, что уже слышала от мамы: завтра придёт следователь, Макс жив, а Кирилл мудила.
– Почему ты так выразился о Кирилле? – спрашиваю я, словно желая ещё раз сделать себе больно.
– Пусть этот урод сам наберётся смелости и скажет, – убеждённо заявляет Стёпа.
Я хмыкаю.
– А-а-а, так ты о том, что он придумал ту историю, что не знал на что меня подписывает? Я в курсе, мне Макс рассказал, – говорю я, не поведя даже бровью.
– И ты так спокойно обо всём этом говоришь?! – вскрикивает он, а его лицо выражает в этот момент просто кучу различных эмоций.
– Я под обезболивающими, а они, наверное, обладают ещё и успокоительным эффектом, – отвечаю, улыбнувшись.
Мне не нравится, когда от меня ждут определённых эмоций и действий. Вот и сейчас Стёпа хочет, чтобы я пустилась в долгие обвинения и оскорбления Кирилла.
– Тебе кажется это смешным?! – удивлённо восклицает он.
– Знаешь, я просто не хочу об этом думать и разговаривать. И тебя прошу о том же…
Он, чуть помедлив, кивает.
– Расскажи мне, что произошло в доме и как ты всё это пережила, Катюш, – тихо просит он, усаживаясь рядом.
При этом вопросе в голове яркими вспышками проносятся кадры. Макс вцепляется в мои волосы. Бьёт по лицу. Тащит по коридору… Вот я заношу руку с ножом, чтобы спастись… Он в ответ сильно прикладывает мне по голове пистолетом… Темнота…
Все дни находясь в больнице, я старалась не углубляться и не вспоминать произошедшее. Сейчас же это обрушивается на меня слишком ярко. На удивление для самой себя, я начинаю плакать и утыкаюсь в объятия Стёпы. Он обнимает меня крепко, приговаривая какие-то успокаивающие слова.
Я рада, что он есть в моей жизнь. Рада, что мы снова можем общаться. Он навсегда в моём сердце… как самый лучший друг… Жаль только, что он не тот, с кем я хочу прожить бок о бок…
С каждым днём мне становится лучше и лучше. Головные боли уже не такие сильные. Правда рука по-прежнему в гипсе, но срастить кости дело не быстрое.
За это время Кирилл больше не появлялся в больнице. От него лишь продолжают приходит букеты цветов с записками. В каждой одна и так же фраза: «Прости меня…»
Однажды утром в дверь палаты раздаётся настойчивый стук. Сердце пропускает удар, так как первая мысль, что это Кирилл. К моему удивлению за дверью оказывается следователь. Им оказывается мужчина лет сорока, с пронзительными глазами, острым носом и лысеющей шевелюрой.
Почти всё утро мы разговариваем. Диалог даётся мне тяжело как морально, так и физически. Очень долго он уточняет о причастности Кирилла к этой истории.
В сотый раз я, словно на автомате, повторяю ту ложь, которой Кирилл кормил меня долгие дни. Я просто не могу сказать правду… Не могу…
Ведь, так или иначе, но он помогал мне, поймал из-за меня пулю, сломал ногу… Может, можно считать это искуплением? Может, я, всё-таки, для него что-то значу?
Так пора бы моему сердцу заткнуться!
– Максу грозит около двадцати лет строгого режима, как только он встанет на ноги. Дарина, ваша, так называемая, подруга, в розыске. Следов почти нет, но мы работаем над этим, – продолжает рассуждать следователь.
– А что случилось с девушками, работавшими в этом доме? – спрашиваю я, сглотнув. Последнее время я стараюсь не думать о Дарине. Даже имени её не произносить. Интересно, где она скрывается? Уехала из города или залегла где-то на дно?
– На связь вышла некая Наташа. Она даст показания против Макса, – отвечает следователь, заглядывая в ежедневник.
В этот момент та часть мозга, отвечающая за ревность, начинает подкидывать различные мысли: «Вот Кирилл и пропал! Наверное, Наташа его утешает, а ты здесь его оправдываешь!» Усилием воли я пытаюсь сосредоточиться на словах следователя.
– Предварительно, суд назначен через месяц, может через два, так как Макс ещё не в состоянии явится туда, – он приподнимает брови, словно давая понять, что благодаря моим стараниям.
Мне становится не по себе. Мне хочется даже сказать в своё оправдание, что у меня не было другого выхода. Что я не хотела убивать его или так сильно ранить. На кону был выбор: я или он.
– Подскажите, а кто-то из родственников Макса выходил на связь? – спрашиваю я, сама не успев понять зачем мне эта информация.
– Нет. У него никого нет. Мать и отец давно умерли, – отвечает он вскользь, делая пометки в блокноте.
– Ясно… – буркаю в ответ, обхватив себя руками.
Макс одинокий, покинутый всеми человек, который пытался найти утешение в любви к противоположному полу. К сожалению, его попытки перешли за рамки… Я не должна испытывать вину.
Ещё около часа следователь снова и снова задаёт мне разные вопросы. Под конец разговора я так устаю, что готова сказать что угодно, лишь бы он поскорее ушёл.
После визита следователя входит врач и радостно сообщает, что через три дня меня выписывают. Меня это не может не радовать за одним исключением – за стенами больницы нужно начинать свою жизнь заново. Восстанавливать по крупинкам. К тому же впереди ждёт тяжелый суд, на который я, как свидетель и обвинитель, должна явиться.
Глава 28
День выписки получается очень волнительным. С самого утра Стёпа суетится и предлагает надеть странную шляпу и огромную толстовку, в которой я выгляжу, словно в мешке. Спустя двадцать минут его нервозность передаётся и мне, и я кричу на него, потребовав объяснить в чём дело. Оказывается, мою историю активно обсуждают в интернете, а за воротами клиники с раннего утра дежурят журналисты. Я не верю своим ушам. Что за бред? Да кому нужна я и моя жизнь неудачницы?
Следом за Стёпой приезжает мама с взбудораженным видом. И рассказывает ту же историю. Идея надеть шляпу уже не кажется такой абсурдной.
Меня охватывает паника. Я не хочу быть публичной личностью, да ещё и с такой историей… Клеймо девушки, сбежавшей из публичного дома, останется на мне навсегда… Как мне начинать новую жизнь? Как всё стало всем известно? Мама начинает звонить Виктору, чтобы он отъехал от центрального входа, так как там уже яблоку негде упасть.
Мою панику прерывает Андрей Валерьевич, который выводит нас через задний двор, заблаговременно вызвав машину с тонированными стёклами.
– Это постоянная практика для нашей клиники, так как часто здесь останавливаются звёзды шоу-бизнеса, выходя отсюда с новыми носами и не только, – как всегда монотонным, успокаивающим голосом произносит он.
Честно говоря, в глубине души, всё утро я ждала прихода Кирилла, но он не появился…
Удачно спрятавшись от журналистов и любопытствующих, мы приезжаем в мамин дом, где на кухне накрыт огромный стол, всё украшено кучей шариков и цветов. Они взяли кредит, чтобы всё это устроить? И как моя мама всё успела приготовить?
Я думала, что после случившегося мне будет не по себе снова переступить порог дома, в котором произошло столь страшное событие. Я, затаив дыхание, захожу в гостиную, где всё произошло, но ничего не чувствую. Ни страха, ни переживаний, ни внутренней дрожи. Отмечаю, что здесь всё убрано так, словно ничего и не было. Я ещё некоторое время стою здесь, обхватив себя руками. Не верится, что всё позади. Не верится, что теперь я могу жить без опаски.
Мы садимся за стол, и я ощущаю то забытое чувство, когда ты ещё ребёнок, сидишь в окружении своих близких, в доме, где проходит твоё беззаботное детство, уплетаешь кучу еды и абсолютно счастлива. Единственная загвоздка – неудобно есть левой рукой.
Я смотрю на маминого Виктора другими глазами, ведь он сделал её такой счастливой. Она суетится вокруг меня, как не делала с моего детства. Стёпа тоже чрезмерно услужлив. Спустя два часа, мне так надоедает, что они ходят передо мной на цыпочках, что я решаю поехать на свою старую квартиру. У меня есть ещё небольшая слабость, но думаю пора начинать жить.
– Зачем тебе туда ехать, Катюш? – расстроенно спрашивает мама. – Я считала, что ты, хотя бы на некоторое время, останешься пожить с ними…
– Мама, я хочу вернуться к обычной жизни… Я буду приезжать к тебе… то есть к вам с Виктором, – отвечаю, улыбнувшись.
Некоторое время мама ещё пытается уговорить меня передумать, но, поняв, что я непреклонна, сдаётся.
Перед моим уходом, мама отводит меня в сторонку и протягивает длинную маленькую коробку.
– Что это?
– Эм-м-м… Кирилл просил передать… – мама смущённо опускает глаза.
– Что?! Где ты виделась с ним?! – спрашиваю возмущённо, чувствуя, как сердце заходится в быстром ритме.
Мама молчит секунду, подбирая слова.
– Видишь ли, дорогая, он приезжал каждый день к нам. И утром тоже был, в сопровождении кучи людей. Это они здесь всё накрыли и приготовили. Одному Богу известно сколько всё это стоит. Он просил передать тебе это…
– А что же он через тебя передаёт?! – спрашиваю чересчур эмоционально.
– Он говорит, что сильно облажался перед тобой и не хочет портить тебе настроение своим видом. А что он сделал? Мне кажется, что он хороший парень…
Ох, мама, знала бы ты…
– Не хочу об этом говорить! И не такой уж он хороший!
– Ну знаешь, ради меня никто такого не делал! Хотя и изменяли, и бросали, но максимум, что я получала это дурацкие гвоздики! – убеждённо заявляет она.
Я отказываюсь брать коробку, чтобы там ни было. Не хочу. Мне это не нужно.
– Просто возьми и всё! – мама с силой пытается вручить мне её в руки. – Пусть лежит до того момента, как ты не поймёшь, что готова двигаться дальше!
Я закатываю глаза. Сто процентов это слова Кирилла. Даже могу представить выражение его лица, когда он это говорил.
– Ладно, мам, сама разберусь, – произношу, сдаваясь. Иногда легче согласиться, чем припираться пол дня. Беру коробку, зная, что не буду её открывать.
Мама обнимает меня.
– Спасибо тебе за всё! – говорю ей, чувствуя цветочный аромат её духов. Она пользуется только одними уже много лет. Этот запах навсегда будет ассоциироваться только с ней.
– Прости меня, Катюш. Я никогда не прощу себе того, что тогда отвернулась от тебя… Я во всём виновата… – мамин голос дрожит.
– Больше никогда не говори подобные глупости! Твоей вины в этом нет и закроем тему! – резко обрываю я, ещё крепче прижав маму к себе.
Смахнув слезинки, мы успокаиваемся.
– А, кстати, последний вопрос: когда Кирилл приходил, что вы делали? Он долго здесь пробыл? – спрашиваю, затаив дыхание отчего-то.
– Виктор показывал свою коллекцию ножей, естественно. Он всем её показывает, только повод дай, – отмахивается мама
– И всё?
– А я твои детские фото… – смущённо отвечает мама.
– ЧТО?!








