Текст книги "Принц Модильяни"

Автор книги: Анджело Лонгони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Да.

– Ты попросил меня подождать, ты захотел отложить поездку, ты придумал тысячу причин… все из-за этого? Чтобы быть с этой девушкой?

– Да.

– Ты влюблен?

Я не знаю, что ответить.

Микели буквально нависает надо мной в ожидании узнать все подробности, включая самые интимные.

– Дедо, ты мне ответишь?

– Мама, я не знаю. Со мной этого никогда не случалось. Что означает быть влюбленным? Я знаю только то, что мы бы хотели всегда быть вместе.

– Даже ценой откладывания путешествия, которое мы запланировали?

– Да.

– Девушка может быть беременной?

– Нет.

– Почему нет?

– Я уверен.

В этот момент в разговор вступает Микели:

– Как ты можешь быть уверен? У вас не было полового акта?

Вот он, тот долгожданный для него вопрос. Требование подробностей. Я – с определенным удовлетворением – не упускаю возможности ответить:

– Да, конечно, был. Много раз.

Микели обессиленно падает на стул. Я продолжаю:

– Но не произошло ничего такого, чего вы опасаетесь.

Микели трет лицо.

– Что я теперь скажу ее семье?

Моя мать наконец бросает на этого жалкого мужчину взгляд, полный нетерпимости:

– Маэстро, вы ничего не скажете.

– Простите, синьора Гарсен, я не расслышал?

– Вы прекрасно слышали. Нет никакой необходимости разговаривать с ее семьей.

– Но это моя ответственность!

– Вовсе нет. Это история двух подростков, которые подверглись соблазну. Они ровесники. Тут не замешан никто из взрослых, никто не воспользовался чужой наивностью, не было никакого насилия и никакой несправедливости.

– Но как?.. Вы слышали, что сказал ваш сын? Он сам признался, что девушка была девственницей.

– Вот именно, была.

Наступает длительное молчание, во время которого все наблюдают друг за другом. Микели выглядит растерянным и опечаленным, но мне кажется, что больше всех приведена в замешательство Маргерита. Она, очевидно, ожидала от мамы, что та займет более решительную позицию против меня.

– Через неделю мы с Амедео отправимся в путешествие и длительное время будем находиться вдали от Ливорно.

Я делаю попытку сопротивления.

– Нет, мама…

– Помолчи. Ситуация наладится. Девушка вернется к своей обычной жизни, а у вас, маэстро, будет возможность проконтролировать, чтобы не было негативных последствий произошедшего.

– И я должен быть этим удовлетворен?

– Да. Вы не отец этой девушки.

– Но я несу за нее ответственность!

– За что именно? За ее личную жизнь? За ее физическую неприкосновенность? За ее девственность? Вы хранитель ее девственной плевы?

Микели вскакивает со стула.

– Синьора Гарсен! Вы меня оскорбляете.

– Это вы оскорбляете мой интеллект – а для меня это неприемлемо.

– Я больше ни секунды не останусь в этом доме.

Маргерита испытывает безудержную потребность поддержать несчастного мужчину:

– Маэстро, извините, у нас не было намерения вас оскорбить. Мама не хотела.

Но моя мать – точно не та, кого заставит замолчать собственная дочь.

– Маргерита, я, кажется, не спрашивала твое мнение.

– Мама, это нелепо, что ты всегда защищаешь своего сына!

– Я его не защищаю, я смотрю на факты и полагаюсь на свой опыт. А теперь и ты помолчи.

Микели, человек нерешительный во всем, стоит и не уходит, хотя оставаться он был не намерен.

Мама строго к нему обращается.

– Маэстро, вы можете вести себя так, как считаете необходимым. Что касается меня, то я готова встретиться и с этой девушкой, и с ее семьей. Но я сильно сомневаюсь, что, если вы расскажете о случившемся, ее родители позволят ей продолжать работать на вас. Если я правильно поняла, вы не заинтересованы в том, чтобы отказываться от присутствия девушки с таким количеством достоинств. Я думаю, это было бы слишком болезненно для вас. Я вас понимаю.

Мне хочется рассмеяться, но я знаю, что мама этого не одобрит.

– У вас есть неделя на принятие и исполнение решения. После этого нас с сыном не будет в Ливорно.

Рассуждения моей матери безупречны, ей снова удалось продемонстрировать всем, насколько хорошо она знает мужчин.

– Маргерита, проводи маэстро Микели.

Моя сестра подходит к бедному художнику, поставленному в неловкое положение тем же способом, который он сам хотел использовать.

– До свидания. – Микели сдержанно кивает и уходит в сопровождении Маргериты.

– Мама, мне жаль.

– Всякое бывает. Но я больше не хочу слышать отговорки. Через несколько дней мы уезжаем.

– Хорошо.

– Эта девушка настолько красивая?

– Очень красивая.

– Дедо, во время путешествия нам нужно будет о многом поговорить.

Что значит быть матерью

Дорогие Маргерита, Эмануэле и Умберто!

Быть матерью – такой, как я, – влечет за собой болезненный выбор. И мой выбор – быть рядом с Дедо. Он самый уязвимый из моих детей. Знаю, что могу рассчитывать на ваше понимание и согласие с моим выбором.

У меня есть также уверенность, что я сделала все, чтобы вы не страдали от бедности. Банкротство вашего отца не отразилось на вас благодаря моей работе и помощи дяди Амедео. С вашим же отцом на днях, спокойно и без встречных обвинений, я решила развестись.

Дедо в свободное от рисования время читает и перечитывает любимые книги моего отца: Спинозу, Ницше, д’Аннунцио. Это его способ помнить деда. В Неаполе он был впечатлен скульптурой, особенно статуей пьяного Силена. После того как он ее увидел, он замкнулся в себе и не разговаривал. Только на следующий день он заговорил со мной и рассказал, что силены – это мифологические существа, подобные сатирам, низшие божества, носители дионисовской мудрости и трагического смысла жизни. Затем он прочитал мне, что о них пишет Ницше.

«Ходит стародавнее предание, что царь Мидас долгое время гонялся по лесам за мудрым Силеном, спутником Диониса. Когда тот наконец попал к нему в руки, царь спросил, что для человека наилучшее и наипредпочтительнейшее. И Силен ответил: „Наилучшее для тебя вполне недостижимо: не родиться, не быть вовсе, быть ничем. А второе по достоинству для тебя – скоро умереть“».

После прочтения этих слов Дедо расплакался и снова молчал несколько часов. Я ничего не могла сделать – он был безутешен. Я не могу отвлечь его от мысли, что болезнь может снова вернуться. И все же он чувствует себя хорошо, у него ни разу не было температуры, он ест с удовольствием и выглядит здоровым.

Я не особенно довольна его интересом к скульптуре. Конституция Дедо, его состояние здоровья и отсутствие сил не позволяют ему работать с какими бы то ни было твердыми материалами. Ориентироваться на рисование и живопись мне кажется предпочтительным, поскольку краски не требуют физических усилий.

Он помрачнел при виде скульптуры, изображающей мальчика, который положил ногу на ногу и вынимает занозу из стопы. Дедо сказал, что в мире существует несколько вариантов этой статуи с тем же сюжетом. Я все время поражаюсь, сколько он всего знает. Он говорит, что история той статуи, которую мы видели, такова: пастушок бежал из Виторкьяно в Рим, чтобы предупредить римлян о наступлении воинственных этрусков. Он торопился, несмотря на занозу в ступне, и остановился ее вытащить только после завершения миссии. У меня сложилось впечатление, что Дедо ищет сходство между увиденными произведениями искусства и своей болезнью. Он тоже хочет вытащить причиняющую ему боль занозу, но убежден, что у него нет на это времени.

Он постоянно пишет своему другу Оскару, к которому питает искренние чувства. Я полагаю, что скромное происхождение Гильи, его бедность, необходимость выполнять грязную работу, чтобы учиться и содержать свою мать, вызывают у Дедо восхищение, которого он не испытывает в отношении себя. Думаю, что он чувствует вину оттого, что является более образованным и подготовленным.

Признаюсь, я часто подсматриваю в его письма. Он начинает писать, потом делает паузу и заканчивает через несколько дней, словно желая поддерживать постоянный диалог со своим другом. В одном из писем, отправленных Гилье с Капри, Дедо говорит о Микели с определенной нетерпимостью, но без намека на произошедшее с той девушкой. Среди прочего он пишет: «Микели? Боже мой, сколько таких на Капри, целые полчища!» Он ссылается на тех живописцев, которые пишут пейзажи острова. Дедо считает таких художников посредственными, потому что они не умеют рисовать ничего другого.

Однажды в Риме он меня обнял и, практически в слезах, поблагодарил за эти месяцы совместного путешествия. Он признался, что, если бы не я, он никогда бы не смог составить подлинное представление об искусстве. Он даже написал пару писем дяде Амедео и признал, что ошибался, когда хотел отказаться от его помощи. Он говорит, что теперь способен смотреть на все с большей ясностью. Красота Рима его поразила.

На днях он неожиданно объяснил мне, что, когда пишешь портрет, один глаз должен быть открыт, а другой закрыт. Изображенный персонаж таким образом одним глазом смотрит на внешний мир, а другим – внутрь себя. Я ничего не поняла. Он же спокойно пояснил, что искусство должно создаваться и для внешнего взора, и для внутреннего.

Дорогие дети, мне нужна поддержка, я не могу только сама поддерживать других. Мне вас не хватает, и если бы не чувство долга, обязывающее меня быть дни и ночи с Дедо, я бы попросила вас подарить мне мгновения отдыха. Даже человек, переполненный любовью, временами нуждается в подкреплении надежды. Если бы Дедо хоть раз мне сказал, что в состоянии представить себе свою будущую жизнь без болезни, даже совсем на короткий период, – я бы смогла не чувствовать себя бесполезной.

Есть еще кое-что, что вызывает у меня тревогу. Всю свою жизнь я смотрела на трансцендентальные, религиозные и иррациональные проявления человека с заметным равнодушием. Теперь я задаюсь вопросом, по какой же причине Дедо маниакально увлечен магией и предсказаниями. Он рассказывает мне об алхимических символах, планетах, метафизических представлениях. Я не могу этого понять. Он говорит, что все мы должны освободиться от нашей первоначальной кожи, как это делают змеи, и вновь родиться для новой жизни. Но эти глупости к нам не относятся. Гарсены не придают значения суевериям. Даже каббалистическим, связанным с нашей верой. Недавно он долго рассказывал мне об истинном значении печати царя Соломона. Он говорит, что фигура, которую мы называем Звездой Давида, в действительности – самый древний знак еврейского народа. Я не знала этого. Два треугольника символизируют духовную и животную часть человека, а также взаимодействие земли и воды, с одной стороны, и огня и воздуха – с другой. Изображение, которое они составляют, символизирует фразу: «Как на небе, так и на земле». Дух и плоть достигают в этом знаке единства. В его голове так много всего запутанного и переплетенного между собой… Возможно, это уменьшает его страхи. Если это так – кто я такая, чтобы лишать его надежды?

Как-то он сказал, что настоящая проблема, которая нас всех одолевает, – это избыточное собственное «я». Он принялся говорить о Нарциссе, о самовлюбленности, о том, что это наш внутренний враг. Нарцисса интересует исключительно собственная красота, а Дедо – его состояние здоровья. По словам вашего брата, оба обречены на одиночество из-за излишней концентрации на себе. Дети мои, что мне вам сказать? Для меня Нарцисс – всего лишь глупец, не способный отличить отражение в воде от собственной персоны.

Между мной и Дедо нет разногласий, но очевидно, что мы общаемся в разных плоскостях. Его способ мышления – иррациональный. Возможно, все это необходимо для его будущей профессии художника, и он впитывает символы, которые могут ему пригодиться.

Дети мои, поверьте, что после Неаполя, Капри, Амальфи, Помпеев и Рима мне не терпится вернуться в Ливорно и обнять вас. Честно говоря, есть и много позитивных моментов. Когда мы вернемся, вы увидите выросшего юношу, более сильного и мужественного. Даже его голос стал взрослее – когда он говорит, то притягивает внимание слушателей. Это так прекрасно. Я замечаю, что девушки внимательно смотрят на него – и находят его приятным и обворожительным.

Я боюсь, что рано или поздно он уедет от нас. Он пойдет за своей любознательностью. Я не знаю когда, но этот момент наступит, и хотя это и вызывает у меня беспокойство за его здоровье, я должна буду это принять и отпустить его.

Ливорно

– Синьор Модильяни, надо сказать, я не ждал вашего визита…

– Только потому, что я пришел к вам без матери?

– Это тоже, конечно.

– Вам кажется, что я еще не в том возрасте, чтобы обсуждать свое состояние здоровья самостоятельно, без присутствия членов моей семьи?

– Многие молодые люди приходят ко мне одни. Часто такие визиты случаются с целью излечения болезней плотской любви.

– У меня нет венерических заболеваний.

– Меня это радует, поскольку добавлять еще одну болезнь к уже существующей – это плохо.

– Я надеюсь на разговор между взрослыми людьми.

– Вы знаете: я никогда ничего от вас не скрывал.

– Я в этом не сомневаюсь; но я хочу задать несколько вопросов.

– Я вас слушаю.

– Я хочу знать правду. Чего мне ожидать?

– Вы уже все знаете: у вас туберкулез. Эта болезнь известна во всем мире.

– В каком возрасте я умру?

– Ах, нет! Этого никто не в состоянии вам сказать. Болезнь у всех протекает по-разному. Это зависит от многих факторов, не последний из них – конституция пациента. Вам посчастливилось быть сильным парнем.

– Вы так считаете?

– Конечно. Вы преодолели все кризы, которые вас поражали, а их было немало. У вас хорошие шансы противостоять болезни.

– Я умру молодым?

– Знаете, трагический дух никогда не идет на пользу больному. Иногда определяющее значение имеет желание жить, а также оптимизм и любовь к жизни. Кроме того, многое зависит от образа жизни. Вы должны стараться избегать рецидивов, полноценно питаться, находиться в тепле. Зимний холод значительно вам вредит. Если будете соблюдать осторожность, вы продлите себе жизнь.

– Вы в этом уверены?

– Синьор Модильяни, туберкулез – самая распространенная болезнь во все времена. Просто не всегда о ней знали достаточно… Всего лишь двадцать лет назад доктор Роберт Кох выявил туберкулезную палочку.

– А этот доктор не нашел лекарство?

– К сожалению, созданное им лекарство показало себя непригодным для излечения болезни. На данный момент лекарства не существует. Однако я уверен, что рано или поздно нам удастся найти его.

– Понятно. Болезнь неизлечима, но можно отсрочить смерть.

– Верно.

– Я заразен?

– Бацилла, которая находится внутри вас, конечно, может перейти к другим.

– А каким образом она попала ко мне?

– Воздушно-капельным путем, через крошечные, невидимые частицы слюны. Достаточно кашля, чихания или поцелуя. Я не могу сказать, какие у вас были контакты в детстве, – это могли быть родственники, гувернантки, другие дети. Я думаю, что первое проявление, которое у вас было в виде плеврита, могло быть как раз туберкулезом.

– По симптомам, которые у меня будут проявляться в дальнейшем, вы сможете определить, сколько мне останется жить?

– Ориентировочно – да.

– Я могу их узнать?

– Зачем?

– Чтобы понимать самому.

– Они те же, что были у вас раньше, но сильнее и продолжительнее. Вы должны дожить до того момента, когда будет найдено лекарство. Было бы идеально подобрать хороший санаторий, где…

– Где стать пленником? Знаете, я уже наводил справки. Эти места похожи на тюрьмы.

– Это слухи, которые ходят относительно туберкулезных санаториев для неимущих классов. У вас есть средства для…

– У меня нет средств.

– Я знаю о затруднительном положении вашего отца, но также знаю, что ваш дядя Амедео ценит вас и очень любит. В будущем вы могли бы поехать в санаторий, соответствующий вашему социальному статусу, где превосходное лечение и…

– Но вы сказали, что никто не выздоравливает.

– Половина тех, кто лечится в этих центрах, в итоге выживает.

– Половина.

– Это много. Врачи судят по цифрам. У вас сейчас есть следы крови в мокроте?

– Нет.

– Хорошо. У вас благоприятный период, бессимптомный. Значит, сейчас нет серьезной инфекции в активной форме, болезнь находится в спящем режиме.

– Я не понимаю. Инфекции может и не быть?

– Она есть всегда, но сейчас не проявляет себя. Она может вернуться в острую форму или же в течение долгого времени оставаться в таком состоянии, как сейчас. Вы должны вести осмотрительную жизнь, чтобы не ослаблять ваши чувствительные легкие, стараться избегать истощения, чрезмерной потери веса и нагрузок. У вас хороший аппетит?

– Да.

– Вы пьете?

– Алкоголь? Нет.

– Курите?

– Иногда, тосканские сигары.

– Я не могу вам запретить абсолютно все, но позаботьтесь о том, чтобы не вдыхать дым.

– Я не вдыхаю.

– Хорошо. Совершайте прогулки по набережной и снова отправляйтесь в путешествие в теплые регионы, особенно зимой.

– Я хочу поехать в Венецию.

– Этот город не будет полезен для вашего здоровья. Там холодный и влажный климат.

– Еще я хочу поехать в Париж.

– Париж тоже не самый подходящий город.

– В Венеции и Париже проходят выставки, там – музеи и самые значительные в мире художники…

– Искусство не сочетается с вашим здоровьем. Художники, если только они не успешные, известные и богатые, ведут сложную жизнь, лишенную комфорта… Вы можете поехать в Венецию и Париж, но только в летний период. У вас часто поднимается температура?

– Ее давно не было.

– У вас бывает внезапный озноб?

– Нет.

– Вы потеете по ночам?

– Иногда.

– Вы легко утомляетесь?

– Иногда, когда пробую ваять.

– Вы ваяете?

– Делаю попытки.

– При обработке мрамора и камня выделяется очень тонкая пыль… Для ваших легких это настоящий яд. Кашель усиливается, когда вы режете камень?

– Немного.

– Как ваш лечащий врач, я запрещаю вам ваять. Категорически! Вы страдаете от болей в шее или горле?

– Редко.

– Чрезвычайно важно, чтобы туберкулез не распространился на другие части тела.

– А что, такое возможно?

– Вы должны непременно сообщить мне, если ощутите боли в горле, костях и особенно в голове.

– Почему в голове?

– Вы задаете слишком много вопросов.

– Так почему в голове?

– Туберкулезный менингит часто летален.

– Туберкулез может перейти из легких в голову?

– Да. Туберкулез ведет себя так же, как рак. В любом случае я исключаю ваш отъезд в холодные города, такие как Венеция и Париж.

– Я хочу уехать из Ливорно.

– Почему?

– Чтобы следовать своему призванию, а также по другим причинам.

– По каким?

– Здесь все знают о моей болезни, люди распускают слухи, а Ливорно – маленький город. Знаю, что меня тут не жалуют.

– Вы преувеличиваете. Что с вами произошло такого ужасного?

– До нашего с мамой путешествия я встречался с девушкой. Сейчас, когда я вернулся, она больше не хочет меня видеть.

– Возможно, причина в другом.

– Думаете, я заразил эту девушку?

– Не факт. Передача вашей болезни происходит не через гениталии, а через рот.

– Я больше никогда не смогу поцеловать женщину?

– Видите ли, заражение может произойти, а может и нет; это зависит от защитных свойств организма, состояния здоровья и образа жизни другого человека, а также от того, находится ли в вас бацилла в спящем состоянии. В целом, основной источник заражения – это слюна.

– У меня тоже есть право любить.

– Я не понимаю. Вам просто хочется вседозволенности?

– Я растерян. Я не хочу жить дальше, если это подразумевает жизнь без любви и искусства.

– Знаете, что говорят о туберкулезе? Что он дарит больным ощущение эйфории, в медицине это называется Spes phthisica, что означает «надежда чахоточного». У больных часто наблюдаются вспышки творчества, зачастую это люди искусства…

– Я в это не верю.

– Хотите примеры? Шопен, Китс, Перголези, сестры Бронте, Антон Чехов… Вам что-то говорят эти слова: «Ты помнишь, Сильвия, еще твоей земной и смертной жизни время, когда сияла красота в твоих глазах смеющихся и ясных…»?[10]10
  Джакомо Леопарди «К Сильвии». Перевод Николая Гумилева.


[Закрыть]

– Леопарди.

– Сильвия умерла от туберкулеза. И у самого поэта, среди прочих многочисленных болезней, не исключено, что был и туберкулез. Вы наверняка знаете «Даму с камелиями» Дюма? Маргарита была больна туберкулезом. В лирической опере Пуччини «Богема» главная героиня Мими тоже умирает от туберкулеза.

– Я слышал об этом, но не знаком с оперой.

– Так вот: я не верю в этот идиотизм. Истина же в том, что творческие люди часто бедны, плохо питаются, живут в сложных условиях с недостаточной гигиеной и в холоде. Прислушайтесь ко мне – и доживите до того дня, когда создадут лекарство от туберкулеза.

– Я хочу уехать из Ливорно.

– По крайней мере, пообещайте мне, что, когда начнете харкать кровью, вы вернетесь в Ливорно. Сделайте это хотя бы ради вашей матери.

– Я вам обещаю.

– Хорошо, я сделаю вид, что поверил вам. Жизнь, которая нам дана, не должна растрачиваться. Даже во имя искусства.

– Доктор, для меня искусство намного важнее жизни.

– Что ж… Я считаю подобные утверждения всего лишь юношеской глупостью.