Текст книги "Stabat Mommy"

Автор книги: Andy Weiss

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Andy Weiss
Stabat Mommy

В качестве обложки использован рисунок автора в обработке. Все права принадлежат автору.

Пролог

– Ты думаешь, что сможешь вот так легко отделаться? Просто взять – и сбросить с себя всю ответственность? Решил, что сможешь сбежать? Отсидеться в тишине и потом начать все заново?

Голос прозвучал где-то в черепной коробке, и я дернулся от неожиданности. Черт, а ведь я только начал привыкать к мысли, что вот это светлое белое облако тумана, в котором я оказался, наконец-то подарит мне одиночество и покой.

– Ты кто? – вопрос прозвучал глупо, я сам это понял.

– Не имеет значения, – невидимый собеседник словно бы отмахнулся от меня раздраженно, – значение имеет только то, что сейчас ты вернешься обратно.

Я похолодел.

– П…подожди, – я сглотнул, – но ведь прошло уже… прошло уже много времени. Как? Куда? Зачем?

– Какой ерундой набита твоя голова, – укорил меня Голос где-то внутри мозга, – что такое время? Времени нет.

– А что есть? – тупо спросил я, уже заранее зная, что мне в лучшем случае не ответят, а в худшем – обругают.

– Только ты и твои мысли, – недовольно ответил Голос, – неужели тебе нужно объяснять такие очевидные вещи? Все, что с тобой происходит – это продукт твоей головы.

– Подожди-подожди, – заторопился я, – ты хочешь сказать, что и в моих неудачах виноват я сам?

– Больше того, – Голос снисходительно вздохнул, словно беседовал с умственно отсталым, – не просто «виноват». Ты их сам себе и придумал.

– Ну, здрааасти, – протянул я, – тебя явно неправильно информировали. Я не мог придумать себе ни финансовый кризис, ни измену жены, ни то, что изменила она мне с лучшим же дру…

Я не договорил: Голос перебил меня весьма бесцеремонно.

– Запросто. Видишь ли, в чем дело…

Он ненадолго замолчал, и я даже рот забыл закрыть от изумления, ожидая его аргументации.

– Есть пространство. Оно никакое. Пустое. Вот как здесь. И есть ты. Все, что вокруг тебя – это твои мысли, точнее, их проекции. Никого больше нет, есть только ты. Все люди вокруг тебя – это проекции тебя самого, а точнее, твоих представлений о том, какими могут быть твоя жена, твой друг, твой начальник. Ты сам себе их всех придумал. Ты ведь не помнишь, что было, когда ты только родился, верно? Вооот. А все почему? Потому, что тогда ты только начинал придумывать себе свой мир, в котором будешь жить. Твои ранние воспоминания примитивны и просты, потому, что твой мир был примитивен и прост. Потом он начал расширяться, ты добавлял в свой мир людей, события, запахи, вкусы, впечатления… и в итоге наполнил пространство вокруг себя тем, чем считал нужным.

– Но я не хотел кризис и измены! – возмутился я, честно пытавшийся вникнуть в логику Голоса, – я не мог такого придумать!

– Но ведь придумал же? – Голос хмыкнул, – я и сам хотел бы знать, зачем люди себе такое придумывают.

– Ага, значит, другие люди все же есть, – попытался подловить его я, – а не только я один и мои мысли!

– Вот ты глупый, – сокрушенно поцокал языком Голос, – никак не сообразишь… В твоем пространстве – только ты. А другие люди – в других пространствах. В своих. Они там себе создают свои миры. Вы никак не пересекаетесь. И твое пространство никогда не окажется в чьем-то другом. Вот подумай сам, ты же лучше всего писал, когда испытывал боль и разочарование, верно? Ты прямо-таки вдохновение ловил! Верно же?

– Ну, верно, – неохотно согласился я.

– Воооот. Поэтому ты придумывал себе такие ситуации и таких людей, которые гарантированно обеспечили бы тебе страдания. Сначала та девушка, которая цеплялась за тебя только ради того, чтобы похвастаться перед подругами. Тебе же жуть как хотелось попереживать из-за того, что тебя, такого как ты есть, никто не любит и не понимает? Она обеспечила тебе такое переживание. А родители? Ты же хотел прожить опыт нелюбимого ребенка, которому предпочли младшего братика? Упивался этой нелюбовью, ощущал себя героем какого-то клипа, плача под трогательную музыку! Ну скажи, было? Было?

– Было, – снова кивнул я, окончательно утратив желание возражать.

– Ну и теперь жена, – удовлетворенно подытожил Голос, – и так называемый друг… ты думал, что если в юности любил смотреть слезливые мелодрамки, в которых несчастного героя никто не любит, все предают и бросают, то брак окажется счастливым и крепким, а друзья верными? Нет, милый мой, так не бывает. Что любил смотреть – то и спроецировал самому себе. Откуда ты взял эти картинки в своей голове – мне неведомо.

– И кризис? – криво усмехнулся я, в глубине души признавая, что Голос вполне может быть прав.

– А как же! – как-то даже радостно хохотнул мой собеседник, – и он. Разве мог ты жить спокойно? Разве умеешь ты жить в рутине? Не смеши! Тебе нужны бури и страсти, страдания и цунами. Поэтому ты никак не мог бы жить в мирном достатке. Тебе было интересно пережить опыт потери сразу ВСЕГО. Ну и вот…

Я молчал.

– В общем, имей в виду, что побег не удался. Я тебя сейчас зашвырну обратно. Только вот что… поскольку ты свое пространство самовольно разрушил, придется тебе потесниться. Я тебя впихну в чужое.

– Как это? – испугался я, – Ты же сказал, что все, что вокруг – это продукт моей головы. А если пространство чужое, то как же?…

– Легко! – Голос обрадовался, – Молодец, схватываешь на лету! Пространство будет не твое. И то, что там уже придумано – тоже не твое. Но как только ты туда попадешь, дальше будешь думать сам, голубчик.

– А… тот, кто это напридумывал, он… где? – нерешительно спросил я.

– Нигде, – кратко отрезал Голос, – это не твоя забота. Тебе не нужно это знать.

– И что мне там делать?

– Исправлять его ошибки, – Голос был сух и безапелляционен, – считай, что это тебе наказание за самоуправство.

– А как исправлять? – у меня внутри все похолодело, как только в памяти всплыло ощущение галстука, перехватывающего шею, – он – кто? Преступник? Подлец? Что я должен сделать-то?

– Не переживай, он никого не убил и даже на красный свет дорогу не переходил ни разу. Просто… он себе напридумывал слишком сложно. А выруливать из всей этой каши придется тебе. Уж не обессудь. Но ты сам виноват. Не надо было тебе…

…Голос стал тише, тоньше, и вдруг совсем стих. Все вокруг посерело, потом потемнело, сгустилось, и тело, к легкости и невесомости которого я совсем уже было привык, внезапно потяжелело, проступили запахи, звуки и ощущения. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я различил смутно сереющий квадрат окна. Где-то справа тикали часы, вдалеке проехала машина.

Подождите, я что… снова жив?…

Экспозиция

Глава 1. МакКой

– Эмили, я люблю тебя! Просто береги себя, прошу!

– Стооооп! – режиссер потер лоб и спрыгнул со своего стульчика, – никуда не годится. Полчаса перерыв. Тедео, Натали, нужно поговорить.

Молча, не говоря друг другу ни слова, втроем зашли в вагончик режиссера. Сели, не глядя друг на друга.

– Ребята, вы опять поругались?

Это прозвучало устало и как-то… раздраженно. Режиссер фильма, пожилой МакКой, проводил такие беседы уже не в первый раз и, признаться, чертовски злился. Каждый день съемок «на натуре» обходился в кругленькую сумму, а актеры, будь они неладны, все время ссорились между собой, и в итоге вместо объяснений в любви и сцены расставания выходила невнятная унылая жвачка.

А ведь его предупреждали: не нужно брать для совместной работы парочки! Даже профессионалы не всегда в состоянии справиться с эмоциями и работать, как машины, а уж полупрофессионалы…

Да, Тедео не был профессиональным актером. Он был танцовщиком. Вроде бы совсем рядом, но не то. Он прекрасно двигался, умел одним взглядом показать весь спектр эмоций, но стоило ему открыть рот, как очарование терялось. В балетной академии не учат говорить, не учат выразительности голоса, там инструмент – тело и лицо. Но здесь-то, черт побери, игровое кино! Поэтому МакКой вежливо называл его «полупрофессионалом». И про себя чертыхался.

Участие Тедео как одного из главных действующих лиц было изначально предопределено – его маменька, унаследовавшая после смерти супруга сеть казино и отелей, спонсировала этот проект исключительно ради сына. Поговаривали, что покойный владелец казино был ой каким непростым человеком, и женушка составляла ему прекрасную, достойную пару. Ей было мало видеть свое чадо на всех плакатах в образе балетных принцев, ей было мало открывать журналы и любоваться младшим отпрыском в качестве модели известных кутюрье. Ей захотелось включить в сферу интересов еще и синематограф: сыночек приближался к тому самому рубежу тридцатилетия, за которым для балетных начинается пенсия. И пусть он в прекрасной форме, пусть может протанцевать еще лет как минимум десять, готовить запасной аэродром нужно начинать уже сейчас, рассуждала мадам. И вложилась в фундамент аэродрома, не скупясь.

МакКой сначала рьяно взялся за работу: ему давали карт-бланш на все. Жанр, сценарий, актеры, композиторы, павильоны или съемки на природе – он был волен делать по-своему вообще все, причем, не ограничивая себя в средствах. Условие было только одно: Тедео должен играть главную роль.

Сначала все шло отлично, и МакКой тихо радовался, посмотрев на пробы красавца-танцовщика. Он так улыбался, так пластично двигался, что казался идеальным материалом для любого, совершенно любого сюжета. Сценарий МакКою тоже нравился: закрученная интрига с переделом сфер влияния в бизнесе, любовная линия, эффектные драматические сцены, честные и нечестные полицейские, которые внезапно меняются местами, плохие и хорошие злодеи, философские рассуждения о том, что же есть белое, а что черное… в общем, все, как нравилось МакКою, а не слишком чисто отмытый запах денег покойного «мистера Казино» не портил обоняние.

И даже на главную женскую роль каким-то хитрым способом внезапно удалось заполучить саму Натали Кейн.

Тут-то МакКоя и ожидало сразу два сюрприза, и оба – неприятные.

Первый сюрприз: Натали Кейн внезапно оказалась любовницей Тедео. Нет, сама по себе эта новость режиссера совсем не волновала, он мог бы только порадоваться, пожав плечами – ну любят друг друга, и слава богу, – бы не одно «но»: он прекрасно знал, как трудно работать на площадке с парочками. Правильно говорят, что лучше не совмещать личную жизнь и работу: поругался ты утром со второй половиной из-за того, кому выгуливать пса, убежал в офис – и, смотришь, отвлекся, остыл за день. А здесь же выходило, что и убежать некуда, хочешь-не хочешь, а смотри до вечера на того, кто с утра настроение испортил. Любая домашняя мелочь сказывается на настроении, и в итоге никакой профессионализм не в состоянии спасти тонущий корабль.

Кроме того, обнаружился сюрприз второй: Тедео оказался неспособным вжиться в роль со словами. Он безупречно отыгрывал самые сложные эмоциональные сцены глазами, руками, поворотом головы; он мог застыть так, что даже у многоопытной съемочной команды рвалось сердце. Но едва он открывал рот и произносил свою реплику, хотелось отвернуться и провалиться со стыда. Неестественный, деревянный голос, без интонаций, красивый по тембру, но совершенно лишенный выразительности… если бы дело было только в интонациях, МакКой бы справился: нанял дублера на озвучку, да и всего делов. Но, открывая рот, Тедео переставал играть и глазами. Его вышибало из роли, он произносил свои реплики с таким заученным усердием, словно стоял у доски и пытался вспомнить формулу по химии.

Съемки пришлось отложить на два месяца, назвав это «продлением технической подготовки». Нанятый педагог по сценической речи и вокалу (спасибо Мадам Спонсору и исправно работающим казино, на это средств тоже хватало) билась с мужчиной каждый день, тренируя его дикцию, уча азам и приемам, но помогало это мало. Сценарий по максимуму переписали, убрав у главного героя реплики, и добавив мимики, жестов, крупных и общих планов, выразительных штрихов. Но что-то все равно оставалось, совсем безмолвным персонаж быть не мог.

Ситуацию осложняло еще и то, что, как и предугадывал МакКой, к моменту начала съемок артисты начали приносить из дома свои проблемы.

Пришлось включить в штат еще и психолога, к которому они приноровились бегать в крайних случаях.

Вот и сегодня: простенькая сцена, где герой пытается спасти свою возлюбленную от преследования, отправляет ее на корабле в круиз. Он замечает на причале слежку, волнуется, просит любимую быть осторожнее. Ничего сложного. Круизный лайнер арендован и покачивается у причала; пирс перекрыт (огромные деньги!) от случайных посторонних; статисты фланируют туда-сюда, изображая толпу провожающих, вся команда напряжена, гримеры устали поправлять «плывущий» на ярком солнце грим, время идет, осветители носятся туда-сюда, перемещая аппараты в зависимости от положения солнца, а главные герои никак не могут осилить один несчастный дубль прощания. Они, видите ли, дуются друг на друга.

Лица у обоих – упрямые, обиженные и демонстративно-холодные: какое, к черту, трогательное признание в любви под душещипательную музыку? Какой там страх и тревога в глазах? С такими лицами только в страховом обществе ругаться из-за неправильно начисленной суммы.

– В чем опять дело? – повторил МакКой терпеливо, как будто разговаривал с детсадовцами.

– Ни в чем, – с каменным лицом отвернулся Тедео.

– Конечно, совсем ничего не случилось, – ядовито парировала Натали.

Так и есть, снова поцапались, и теперь не могут друг на друга смотреть. На диалог не готовы. Тупик.

– Ребята, – в сотый, наверное, раз вздохнул МакКой, – я вас прошу. Будьте профессионалами. Ну разберитесь вы со своими проблемами дома, не портите мне работу!

– Какая разница, днем больше, днем меньше, мать все равно все оплатит, – безразлично пробормотал Тедео, покачивая ногой.

Звезда, черт его побери.

– Если бы КТО-ТО был профессионалом, проблем бы не было, – ввернула Натали и демонстративно закурила.

Еще одна звезда.

МакКой откинулся на спинку диванчика: снова придется звонить психологу. Пока она приедет, пока поговорит с каждым, пока помирит – часа три потеряно, как минимум. День коту под хвост! Впрочем… можно пока отснять общие планы и парочку второстепенных персонажей – капитана, стюардов внутри лайнера, следящих за девушкой с пристани детективов, мафиози – и так далее, и тому подобное. Артисты, которые не считают себя звездами, не будут против внеурочно поработать, пусть и раньше графика.

– Значит, так. Сейчас я звоню Линдси, и вы прорабатываете с ней свои эмоции. А мы пока снимаем другие сцены. Через три… нет, четыре часа вы должны быть пригодны к работе, – жестко сказал МакКой, моментально превратившись из доброго дедушки в беспощадного командира, – ясно?

Рассорившиеся кивнули, все так же не глядя друг на друга.

Черт знает, что такое, сплюнул МакКой, оказавшись на улице и хлопнув дверью в вагончик. Если бы это был не Тедео, проблема решилась бы за час: расторжение контракта, неустойка (не самая большая, кстати) – и никакой головной боли. Но с уважаемым господином Ниши и его пассией такой возможности не было: окажись кто-то из семьи Мадам Денежный Мешок за дверью, сам МакКой пойдет на все четыре стороны, причем, с такой скандальной славой, что даже сериалы на кабельном канале не доверят снимать. Нет, выгонять этих истериков нельзя. Придется терпеть. Терпеть – и вывозить этот чертов фильм дальше.

Глава 2. Бо

Бо сидел на складном стульчике в тени вместе с другими актерами массовки и уныло думал, что опять опоздает на учебу. Снимали дубли за дублями, а режиссера все что-то никак не устраивало; Леди Совершенство, Натали Кейн, сердилась, ее любовник, он же Звезда и Главный Герой Фильма, с ледяным выражением лица смотрел куда-то в пространство, и в итоге сцену так и не доработали. Начали менять освещение, позвали на площадку других актеров, а Бо сказали далеко не уходить: он тоже может успеть сегодня попасть в кадр.

А у Бо сегодня должен был быть народный танец. Четыре часа, с четырех до восьми.

С народным танцем он не дружил. Он вообще не понимал, кому это нужно – фольклорные элементы народов мира? Неужели ему придется когда-нибудь преподавать, например, румбу? Да «бальников» и без него полно, они еще до окончания обучения расхватают все рабочие места и в частных, и в государственных школах. Или вот, скажем, ирландский рил. Серьезно? Кому-то в 21 веке, в Америке, понадобится танцевать ирландский рил? Про него вообще кто-нибудь слышал?

Но предмет «народный танец» в расписании стоял. А значит, на него нужно было ходить.

Бо старался не прогуливать без особой необходимости; в прошлый раз начали блок латиноамериканских танцев, закончив (благодарение богу!) ирландские, и Бо старательно повторял особенности: работают бедра. Мягче. «Восьмерка». Движения четкие. Про «классические» руки на время забыть. Получалось пока плоховато, но с первого раза обычно мало что получается, поэтому Бо рассчитывал сегодня потренироваться побольше. И тут вдруг этот сдвиг графика…

Не то, чтоб он так уж хотел стать актером. Совсем наоборот, актером он быть не собирался. Он просто хотел сорвать легких деньжат, если уж имеет несчастье принадлежать, пусть и таким краем, к миру искусства. Раз уж повесили в их школе объявление о наборе в массовку к самому МакКою – грех не воспользоваться. Тем более что Бо, благодаря своему возрасту и внешности, ухитрился попасть не просто в массовку, а даже на одну из третьестепенных ролей: младшего сына главаря мафии. Совсем крошечная, эпизодическая роль: его герой, ни с того, ни с сего воспылав чувством справедливости, помогает Главному Герою освободить Главную Героиню, которую похитил его отец-Мафиози. Глупейший, по мнению Бо, сюжет, затертый до дыр: честный полицейский, на расследование которого пытаются повлиять, его красавица-жена, которая беспомощно заламывает руки во время похищения, Негодяй-Мафиози, шинкующий людей, как колбасу – и все это под длинные заумные монологи про то, кто же все-таки прав… скучно. И нелогично.

Где это видано, чтобы сын крутого Мафиози решил пойти против отца, испытав угрызения совести? По мнению Бо, Мафиози должен был бы отрубить себе правую руку, воспитай он такого трепетного и правдолюбивого сына! Из сыновей Мафиози вырастают достойные преемники и хладнокровные криминальные элементы, это же всем известно. Но Бо нужно сделать вид, что его герой сначала задумывается о деяниях папочки, а затем приходит к Хорошему Полицейскому и рассказывает ему, где прячут Главную Героиню. Очень скучно и нелогично. Таких фильмов сняты уже десятки, и зачем тогда снимать еще один?…

Но деньги есть деньги: за один съемочный день Бо получал столько же, сколько за целую неделю беготни между столиками кафе. Здесь хоть и скучновато, но хотя бы можно сидеть в тени, уткнувшись в телефон. А еще, когда фильм все же снимут, можно будет позвонить бабушке и похвастаться…

Бо задумался и чуть было не пропустил момент, когда его позвали на площадку. Спохватившись, он вылетел из спасительной тени на ослепительное солнце и со всего маху врезался в актера, игравшего роль папаши-Мафиози.

– Эй, пацан, смотри под ноги, – недовольно пробурчал Главный Злодей, и Бо, извинившись, инстинктивно отошел подальше: даже если вошел в роль, грубить все же необязательно, верно? Не то, чтоб Бо был гордым или заносчивым… вовсе нет. Просто невежливо это. Так и захотелось сразу напакостить такому «родителю».

– Дэнни, ты наблюдаешь на пирсе за прощанием героев. Крупный план – твое лицо. Потом общий план – ты доволен, приказываешь своим охранникам схватить девушку. Крупный план – лицо его младшего сына, который немного испуган. Гримеры! Почему мальчик растрепан?…

По команде «Тишина… внимание… камера… поехали!» Бо уставился вперед, где статисты исполняли роль Главного Героя и его Жены. Испуга на его лице не было: он не понимал, почему он должен испугаться действий своего отца? Он что, увидел его впервые? Глупо же, глупо… Его герой в этот момент просто ничего не понимает, только и всего. Поэтому Бо честно нахмурился и изучал пустое пространство. Мафиози хмыкнул, сделал жест рукой, и Бо скосил на него глаза: неужели не могли найти актера с чуть более человеческой внешностью? Необязательно же Злодей должен быть похожим на обезьяну! Но, видимо, МакКой хотел побить рекорд по количеству штампов на один квадратный сантиметр сценария…

– Снято! – резко выкрикнул режиссер, и Бо вздрогнул.

Он знал за собой это качество: если уж он задумывался, он не слышал ничего вокруг. Вот сейчас, например, он совершенно забыл, что работает камера, а сам он должен что-то «играть»: он просто пялился на актера-Мафиози, и выражение на его лице вряд ли можно было назвать сыновней почтительностью. Впрочем… какая разница, камера все равно скользнула по нему буквально на какие-то секунды.

– Отлично. Давайте еще дубль. Мальчик очень правдоподобно играет, молодец.

Бо даже поперхнулся: это про него? Это он ухитрился, задумавшись, правдоподобно что-то сыграть? Надо же. Вдруг он – талантливый актер, хаха? Даже противный папаша-Мафиози недовольно сморщился – завидует, что ли?

– Тишина… внимание…

…и так еще два раза. Ради этих нескольких минут Бо пропустил занятия. Сам виноват, надо было идти работать в кафе: там смена всегда заканчивается ровно в два, и никаких задержек.

Когда с Бо сняли костюм и разрешили идти, он подхватил свой рюкзак и бегом помчался к выходу с причала. Вдруг успеет хотя бы на половину занятия…

Хотя, учитывая их местонахождение, он и на последние пять минут опоздал бы. Машины у Бо не было, велосипед он тоже сегодня не брал – от кампуса до причала ему пришлось бы два с половиной часа педалить по солнцепеку, проще уж те же два часа читать книжку в метро и автобусе: они тебя везут, а ты учишь все, что не успел выучить вчера. Красота.

Но сейчас, в условиях цейтнота, эти два часа представлялись катастрофой. Спасти его могла бы только машина, но своей у Бо не было, а съемочная группа еще не собиралась разъезжаться.

Не то, чтоб Бо привык к одолжениям… нет, он совсем этого не любил. Никогда не просил однокурсников или ребят из съемочной группы его подбросить. Но сегодня, наверное, решился бы. Однако съемки еще шли, и выезд с парковки был пуст.

Такси Бо брать не хотел – не для того он зарабатывает деньги, чтобы на такси кататься. Проще смириться с потерей сегодняшнего учебного дня – в конце-то концов, не самый важный и главный предмет. Перетопчется.

Направляясь в сторону автобусной остановки, он заметил впереди дорогой спортивный автомобиль – их звезда, Тедео Ниши, менял машины, как перчатки, и сегодня красовался на чем-то обтекаемом, приземистом, темно-сером и блестящем. Машина была небрежно припаркована на общей стоянке, и Бо про себя удивился: надо же, звезда не затребовал себе отдельное место, а бросил свой сверкающий бриллиант под палящим солнцем. А что, если металл раскалится докрасна, и в салон невозможно будет сесть? А что, если кто-то поцарапает, выезжая с парковки, бампер или разобьет зеркало? Одна фара такой красотки стоит, наверное, как крыло Боинга. Впрочем, с учетом количества у Ниши подобного рода дорогих игрушек, поцарапают – и ладно, одной меньше, одной больше – невелика беда.

Нет, Бо не завидовал богатым людям. Он их даже немножко жалел. Ведь все они – тот же Ниши, например – заложники своих миллионов и славы. Они не могут пойти на бульвар и купить хот-дог – их моментально обступят журналисты, станут тыкать камеры им в лицо и спрашивать, почему же такой известный и состоятельный человек питается всякой дешевой дрянью? И назавтра интернет взорвется фотографиями и сплетнями: звезда обнищала! Звезда опустилась и не следит за рационом!

Нет, Бо совершенно точно не хотел никакой громкой славы. Он мечтал быть обычным танцовщиком или актером – неважно, кем получится. Кем-то среднего пошиба, чтобы иметь стабильный постоянный доход, но при этом не вызывать повышенного интереса. Бо точно знал, что с его характером и темпераментом он не справится ни с интервью, ни с любым мало-мальски значимым официальным мероприятием – слишком уж застенчивым и молчаливым он получился у маменьки. А Ниши, кажется, все это давалось легко и непринужденно, словно журналисты, интервью, вручения премий, презентации и открытия кинофестивалей были его родной стихией. Ниши с такой непринужденностью скользил в изящном смокинге на приемах, что ни одна красная дорожка не упускала возможности заполучить его персону. Броские машины, дорогие элегантные вещи, смотрящиеся на нем лучше, чем на любой модели… он был просто рожден для этого. Бо и в самом деле считал, что это тоже врожденный талант – уметь быть красивым и успешным. Ниши все это умел, сверкая улыбкой и легко отвечая на каждый заковыристый вопрос. Бо же, даже натягивая на себя брендовую шмотку, выглядел так же, как если бы нацепил обычную за три доллара из соседнего супермаркета. Он не умел выделяться из толпы, хотя все говорили, что у него симпатичная мордашка. Но Бо не умел и не хотел быть в центре внимания, притягивать к себе взгляды. Он даже плечами передернул, представив, как это невыносимо – не расслабляться ни на минуту…

Ну и пусть у него никогда не будет такой машины – гладкой, блестящей, с плавными линиями, как дельфин. Ее даже хочется погладить по боку, как настоящего, живого дельфина.

Бо поборол искушение и в самом деле погладить полированный темный бок, проходя мимо, и вдруг заметил за затемненными стеклами внутри машины человека.

На водительском месте кто-то сидел.

Бо сделал вид, что он просто прохожий, сосредоточенно изучающий асфальт под ногами, но глаза все-таки скосил: вдруг там, внутри, взломщик? Вдруг он собирается угнать этого прохладнобокого дельфина?

Но в блике окна на секунду мелькнуло лицо сидящего: это был сам Ниши. Всегда улыбающийся и сияющий, сейчас он сидел, откинувшись на спинку водительского кресла и закрыв глаза. Бо поспешно зашагал дальше: был бы конфуз, начни он гладить машину по боку или кричать: «Воры, воры!» – прямо на глазах у звездного владельца авто. А так, кажется, Ниши его не заметил.

Интересно, почему он сидит в машине, на стоянке, совсем один? Наверное, опять поцапался со своей Леди Совершенство. И в самом деле, где ему еще отдохнуть в тишине и покое, кроме как не подальше от сумасшедшей съемочной беготни? Машина – отличное место.

Сочувствуя несчастливой судьбе миллионера, Бо добрался на своих двоих до остановки автобуса и присел на выкрашенную зеленой краской лавочку. Сегодня выдался очень жаркий день, и даже металлическое сиденье казалось горячим. Бедный Ниши… сидит в закрытой машине, стоявшей на открытом солнце весь день… Вдруг ему станет там плохо? Вдруг у него тепловой удар, и он уже без сознания, а Бо прошел равнодушно мимо?

Парень терзался минут пять. Наконец, не выдержал и бегом бросился обратно к стоянке – подумаешь, всего-то десять минут быстрым шагом. Задыхаясь, Бо подскочил к дельфину и прижался носом к стеклу, чтобы рассмотреть переднее сиденье.

Но машина была уже пуста.

– Ну и отлично, значит, не придется вызывать скорую помощь, – немножко сконфуженно вслух сказал Бо, поправил рюкзак и поплелся обратно к остановке.