Текст книги "Неистовая волна"

Автор книги: Андрей Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Но та его не слышала. Он словно чувствовал, что назревает что-то страшное. Самое время перепутать передачу! Именно так она и сделала – включила «реверс» вместо «драйв»! А когда опомнилась, дело было сделано. Задний капот толкнул мужчину в грудь, он зашатался, повалился навзничь – и его мгновенно куда-то отнесло. Плавать он, к счастью, умел – он яростно заработал руками, борясь с течением. Женщина опомнилась, перевела рычаг, но сила тяжести уже кренила машину в воду. Она сползала, словно с горки, качалась из стороны в сторону. Визжали женщины в салоне – маленькая и большая. Машина уже плыла…

Много мыслей в голове – и ни одной правильной…

– Солоха, помоги мужику выбраться! – проорал Олег, вытряхиваясь на бегу из дождевика. – И трос приготовь, он в багажнике!

Он замешкался на пару мгновений, чтобы стащить раздувшийся френч – эта пропотевшая штуковина утянет на дно! Швырнул его на капот, в компанию к дождевику. Оценил ситуацию – машину уже отнесло на несколько метров – и бухнулся с обочины в воду! Вода была холодная, но не настолько, чтобы околеть – все-таки жаркое лето, он вынырнул, поплыл упругими размашками наперерез «дрейфующему» внедорожнику. Тот еще не утонул, хотя погрузился в воду почти наполовину. В салоне визжали мать и дочь, кто-то там возился: похоже, женщина, забыв отстегнуть ремень безопасности, лезла к девочке на заднее сиденье. За спиной горланил отец – ему усердно аккомпанировал Солохин, по голове молотил дождь…

– Женщина, скажите девочке, чтобы надела круг… – хрипел, задыхаясь, Олег. Эта долбаная чучундра ни черта не слышала! Машина раскачивалась, вода уже затопила половину салона. Визг стоял такой, что хоть уши затыкай! Он подплыл к задней двери, попробовал ее открыть – и чуть не погрузился с макушкой в воду. Заперто! Конечно, правильно, ребенок не должен иметь возможности открыть дверь во время движения… Да пропади она пропадом, такая забота о ребенке! Он вцепился левой рукой в ручку, резко подался из воды, занося локоть. Разлетелось вдребезги заднее стекло. Острая боль, порвалась кожа на локтевом суставе. Ладно, потом отмучается. Он запустил руку в салон, разблокировал дверь. Он волок ее на себя, преодолевая сопротивление взбесившейся воды, пыхтел, отдувался.

– Помогите! – ударил по ушам истошный вопль. – Спасите Оленьку!

Женщина, милая, что же вы так орете… Девочка не могла говорить, она наполовину утонула, только плакала и шмыгала носом. Хорошо еще, что лица не видно в темноте… Удерживающее кресло семья не использовала – грубое нарушение ПДД, но в данной ситуации даже лучше… У матери хватило ума отстегнуть ремень безопасности, но перебраться на заднее сиденье она не могла. Извернувшись какой-то сложной спиралью, она натягивала на девочку круг, ревела благим матом.

– Женщина, вы умеете плавать? – он оценил наметанным глазом катастрофичность ситуации. До полной катастрофы оставалось секунд двадцать. Боливар не унесет двоих!

– Господи, плохо…

– Женщина, самое время научиться! Выбирайтесь, думайте только о себе! Я позабочусь о ребенке, с ним все будет хорошо… Солохин, проснись, бросай трос!

Солохин с воплем «Я не сплю!» швырнул свободный конец металлизированного троса – и со страха попал. Машину отнесло недалеко – метров на восемь. Олег схватил его, обжигая пальцы, сунул женщине.

– Держите, мадам. Сжимайте крепче, он вас вытащит. И сделайте, ради бога, так, чтобы я на пару минут забыл о вашем существовании…

Она стонала от боли, когда Солохин ее тащил, цеплялась за спинки сидений, извивалась, отталкивалась ногами от приборной панели. А Олег уже извлекал из салона трепещущий комочек. Он оперся коленом в заднее сиденье – оно все глубже уходило в воду, поднял девочку, чтобы не захлебнулась. Он выуживал ее из салона с колотящимся сердцем: у него ведь не было никогда детей, он понятия не имел, как с ними обращаться! Девочка сучила ножками, хныкала, но уже не визжала. Тресь! – порвался круг, зацепившись за что-то острое. Воздух со свистом выходил из резины, толку теперь от этого круга! Он извлек из салона ценный груз, поднял выше, чтобы не нахлебалась, и плавно погрузился в воду. Он поплыл, загребая свободной рукой. На шоссе горланил мужчина, подвывала пухлощекая мадам, которую Солохин вытаскивал на тросе, но все это было за гранью восприятия. Он практически не дышал, поднимал ребенка как можно выше и при этом энергично греб, чтобы не унесло с потоком в Таманск! Силы таяли, кружилась голова. Он смутно различал, как с дороги простираются четыре руки, делал все возможное, чтобы не уйти на дно…

Он смутно помнил, как мужчины выволокли его на шоссе. Отец принял у Олега ребенка. Женщина отняла свою крошку у отца, прикрыла вымокшей курточкой. Они лепетали слова благодарности, страшно волновались, а он в гробу видел их благодарность. Мысль была одна – не потерять сознание. Солохин тряс его, пытался надеть на него мундир, зачем-то укутывал в дождевик. И зудел при этом, как затертая пластинка: да что же это делается на белом свете, у него уже нет никаких сил, он бы точно не смог спасти эту девчонку… Почему он не уехал вечером из города?!

– Мужчина, миленький, спасибо вам огромное… – лепетала женщина. – Вы даже не представляете, что вы сделали… Мы на вас всю жизнь молиться будем…

– Скажите, как вас зовут, офицер? – настаивал мужчина. – В каком отделении вы работаете? Мы расскажем о вас людям… мы напишем вашему начальству – оно вас обязательно наградит… Господи боже, ведь вас тоже бросили, вы работаете тут вдвоем, без подкрепления, без МЧС… Назовите себя, офицер…

– Ребята, шли бы вы в баню… – бормотал Соболевский, вытрясая воду из ушей. – Какого хрена я должен вам представляться? Садитесь в нашу машину на заднее сиденье, закройте двери, мой напарник включит вам печку…

– Соболевским парня кличут, – с какими-то злорадными нотками бурчал Солохин. – Лейтенант Олег Соболевский, Таманский райотдел ГИБДД… Граждане, действительно, топайте в тачку…

Пострадавшую семью через пять минут посадили в подъехавший мебельный фургон. Водитель истошно орал, что обратно он не поедет, развилка на Каменку ушла под воду, он боится!

– А здесь потонуть, придурок, не боишься? – надрывался Солохин, размахивая у него под носом полосатым жезлом. – Живо бери на борт семью и чеши отсюда, чтобы духу твоего тут не было! Считаем до пяти и начинаем стрелять, договорились?

Судя по всему, это была последняя машина. Дай бог, чтобы парень проскочил! Дорога опускалась под воду, на виду оставался только мост. Работали фары патрульной машины, озаряя мутные воды, переливающиеся через проезжую часть. Олег уже пришел в себя. Холодное купание пошло на пользу – во всяком случае, он смыл доставляющий неудобства пот. Он приказал Солохину развернуть машину и медленно сдавать на мост, а сам пешком отправился к переправе. Что-то манило к мосту, он словно чувствовал, что близится нечто ужасное. В горле пересохло: вода уже вышла из русла, затопила обрывистые берега, до нее уже можно было дотянуться! Он напряженно уставился в темноту – шоссе оставалось пустым. Так ли нужно здесь торчать?! Он забрался в машину, схватился за бортовую рацию. Связь еще не кончилась, отозвался капитан Бутырин, координирующий действия экипажей. Олег оперативно доложил обстановку: шоссе затоплено, автолюбители иссякли…

– Соболевский, ты одурел! Вы еще там? – оторопел начальник. – Ну, вы даете, милые люди… Бросайте все к чертовой матери, шоссе затоплено с двух сторон! Съезжайте с моста, надеюсь, прорветесь! Прибыть в райотдел за новыми инструкциями! Все!

Ну и дела…

– Солохин, мы еще здесь?! – он с ужасом уставился на напарника. У того отвисла челюсть, зубы выбивали чечетку, и уши непроизвольно шевелились. – Приказ начальства: уматывать отсюда к такой-то маме!

– Но как? – растерялся напарник.

– А я знаю? Думай, ты же водитель!

«Уматывали» той же дорогой, что и прибыли. Альтернативы не было. Сто метров на восток, ответвление влево. Стонал Солохин, погружая машину «по пояс», проталкивал ее вперед короткими рывками. Небольшое понижение, вода хлынула в салон. Она плескалась почти по колено! Двигатель мог заглохнуть в любую минуту.

– Боже правый, только бы под себя не сходить… – молил Солохин, вцепившись в руль. – Только бы под себя не сходить…

И облегченно выдохнул, когда закончился перегиб рельефа, машина одолела впадину и стала выползать из низины. Дорога уходила под воду, ее можно было угадать лишь по памяти. В сизой дымке проступали затопленные деревья, взъерошенные островки кустарника. На память Григорий не жаловался, он мог проехать с закрытыми глазами по всем окрестным дорогам. Патрульная машина медленно шла к городским предместьям вдоль сбесившегося Аргадума. Двигатель простуженно кашлял, стальное тело разрезало воду, оставляя позади себя разбегающиеся волны.

– Атомоход, блин… – неуверенно пошутил напарник и с неясной надеждой покосился на Олега. – Кажется, проскочили, приятель… Других понижений не будет, только в Таманске, но там мы можем по восточной околице объехать. Слушай, ты бы пристегнулся, а?

Предложение было ценным, но уже не актуальным. Разогнавшись, Солохин пропустил яму, которую мог бы разглядеть только водолаз! Машину тряхнуло, заскрипели тормоза. Олега вырвало из кресла, швырнуло на лобовое стекло. Он чуть не сломал себе руку, предохраняясь от удара. Голова гудела, распадалась на части.

– Солохин, я тебя прибью…

– Сам виноват, – покосился на него напарник, переключая скорость. И прыснул, обрызгав слюной баранку. – Теперь ты в курсе, почему переднее стекло называется лобовым? Хорошо хоть не челюстью треснулся. Ты ведь не можешь себе позволить вставную челюсть?

– Не могу, – проворчал Соболевский, растирая лоб. «Уазик» вскарабкался на покатую возвышенность, Солохин остановился и натянул ручник. Потом раскрыл дверь, принялся совком выгребать воду из салона. Печка в машине кочегарила на полную мощность. Олег разделся до исподнего, разложил одежду на приборной панели, чтобы хоть немного подсохла, стал осматриваться. Ночь была в разгаре. Плыли низкие тучи. Дождь уже не молотил стеной, такое ощущение, что пошел на спад. Прекратился ветер, крупные дождевые капли падали вертикально, сотрясая железную крышу. Все южные подступы к Таманску затопили паводковые воды. Вода была повсюду – подтопила лес на востоке, приземистые строения фермы на опушке. Дорога к улице Лазурной между деревьями в принципе просматривалась – края грунтовки выступали над водой. С этим все нормально. Серьезных препятствий на пути к городу не было. Самое страшное, что могло подстерегать, – это ямы. За спиной остался автомобильный виадук – он контурно просматривался в серой хмари. Впереди, в глубине излучины, смутно вычерчивались железнодорожный мост и высокая насыпь под полотном. Впрочем, насыпь уже не казалась высокой – под ней скопилось еще одно «водохранилище».

– Теперь – порядок, – объявил Солохин, запинывая совок под сиденье. – До города доедем. Доберемся до Тургенева или до Березовой, а уж оттуда – на мост… Не молчи, Олежка, – он угрюмо покосился на напарника. – Это раздражает.

– Смотри, – как-то глухо вымолвил Соболевский. – Кого-то на мост несет.

Солохин проследил за его взглядом. Ночную хмарь озаряли электрические блики. Кто-то приближался с запада к мосту – к тому мосту, который они покинули десять минут назад! Это был нонсенс! Какого черта?! Не иссякли еще желающие прогуляться по воде, аки по суху? Инспекторы затаили дыхание, предпочли не комментировать. Легковая машина по этому морю уже бы не проехала – приближалось что-то солидное. Слепящий свет рассекал темноту, разбивался о перила полузатопленной переправы. Транспортное средство приближалось, вот оно въехало на мост, безбожно виляя – колеса скользили по бетонной заливке. Это был небольшой автобус с высокой колесной базой. Глупый сон какой-то. Откуда он взялся? У водителя сдавали нервы, он с трудом справлялся с управлением. Автобус носило по проезжей части с бешеной амплитудой. Из салона прорывались крики. Неужели автобус перевозил пассажиров?! Он уже догадывался, что сейчас будет. Водителю удалось преодолеть половину мостового пролета. Неловкое движение рулем, опасная манипуляция педалями – и вот массивное транспортное средство перевалилось через бордюр, отделяющий проезжую часть от пешеходной дорожки, водитель лихорадочно вертел баранку, но машина уже двигалась юзом, пробила левым бортом тонкое металлическое заграждение. Инспекторы зачарованно смотрели, как пассажирский автобус Павловского автозавода (возможно, принадлежащий одному из местных предприятий) как в замедленной съемке вываливается с моста, переворачиваясь на крышу, разлетаются столбики ограждения, лопается брус… Падать пришлось не больше метра – вода поднялась практически под мост – он нырнул в бушующий поток, а в следующий момент вынырнул, поплыл по затопленному руслу. Автобус вертелся, как игрушечная машинка, нырял, выныривал, в нем бились стекла, орали люди. Мелькнула фигура – несчастного вынесло из автобуса через лопнувший оконный проем. Человеческое тело прочертило короткую дугу, упало в воду…

– Мать честная… – потрясенно вымолвил Солохин.

И снова в голове творилось черт знает что! Соболевский вывалился из машины как был, в одних трусах. Пробежал пару метров, разгоняя воду, и провалился по пояс! Но не остановился, рвался дальше. Рельеф береговой полосы шел волнами – ямы чередовались буграми, ноги резали коряги, камни.

Соболевский встал, как вкопанный – он стоял практически на берегу, в метре от разверзающегося обрыва. Бешеные воды протащили мимо него автобус. Куда там бросаться и кого-то спасать! Верная смерть даже для отменных пловцов. И моторчика нет, чтобы его догнать! Автобус утонул почти по крышу. Но в нем по-прежнему оставались живые люди! Они истошно кричали, звали на помощь, неодолимая сила швыряла их по салону, крушила кости, черепа. Он не успел моргнуть, а автобус уже отнесло к излучине, он таял в сивой дымке. Олег всматривался до мути в глазах – не мелькнет ли в потоке кто живой. Где тот несчастный, которого выбросило из автобуса? Бедолага, очевидно, захлебнулся – в бурном потоке не было ничего, похожего на голову. Но он надеялся, всматривался в пространство, искал кого-то. Колючий ком пытался пробиться через горло…

– Пошли, Олежка, – тащил его за локоть Солохин. С голосом товарища что-то происходило – он не говорил, а шамкал. – Пошли, чего ты тут завис? Они не выживут…

Забравшись в машину, он начал облачаться в непросохшую одежду. Ерунда, он выдержит, организм еще молодой, не зима на дворе… Они давились горячим чаем из термоса, обжигали горло. А Солохин при этом ухитрялся крутить баранку. Остались позади затопленные кусты и перелески, пошли «антропогенные» пейзажи. Затопленный гаражный кооператив на Лазурной, утонувшая селекционная станция, строящийся завод полипропиленовой тары. Живых существ на окраине не было, до домов оставалось порядка полуверсты. Слева теснились фанерные дачные домики с крохотными наделами (тут хозяйничали обитатели панельных многоэтажек центральной части), справа простирался бетонный забор. Машина застряла в низине, буксовала, колеса прокручивались вхолостую, и снова в салон просачивалась илистая вода.

– Олежка, подтолкни, – жалобно попросил Солохин.

– Не буду, – огрызнулся Олег. На него снизошло какое-то липкое безразличие. – Сам толкай, а я за руль сяду.

Напарник обреченно вздохнул и плюхнулся за борт. Но не успел он навалиться на капот, как исторг какой-то сдавленный звук, шарахнулся, взметнув воду.

– Ты чего? – забеспокоился Олег.

– Олежка, здесь труп…

– Какой еще труп? – не понял Соболевский.

– Мертвый… Он за ноги меня хватает…

Мертвый труп… как это трепетно. Вооружившись фонарем, Олег покинул машину. Коллеги мрачно созерцали женское тело, принесенное к дороге растущей водой. По возрасту – пенсионерка, в темно-синем хлопчатобумажном халате. Она плавала, разбросав руки, смотрела в небо мутными глазами. Лицо у женщины распухло, такое ощущение, что в последние минуты ей пришлось напрячься. Видимо, хозяйка одного из фанерных домиков – одинокая пенсионерка, пережидала ненастье в своей халупе, а когда пошла вода, отказало сердце, помочь оказалось некому…

– Недолго мучилась старушка… – потрясенно пробормотал Солохин. – Бедненькая, получается, она тут в одиночку несколько дней куковала… – И вдруг заторопился, стал толкать Олега к машине. – Ну, и чего мы тут рты раскрыли, стоим, как в бронзе? Мертвецов никогда не видели? Дави на газ, Олежка, я уже толкаю…

Они выбрались на относительное мелководье, он начал энергично выталкивать Олега со своего законного места:

– Все, приятель, довольно приключений, я знаю, как верхом выехать на Березовую, через десять минут будем в отделе…

Зазвенел телефон, предусмотрительно убранный в бардачок. Оба вздрогнули. Давно пора Наталье отбросить вздорные обиды и выяснить, чем занимается ее будущий суженый. Но на линии была не Наталья. В трубке раздался взволнованный голос Сереги Шелехова – двоюродного брата по материнской линии:

– Олег! Твою-то так… Ну наконец-то дозвонился… Почему трубку не снимал, паршивец? – голос надорвался, и вместо того, чтобы сорваться на мат, кузен зашелся кашлем. Пока он прочищал горло, Олег с недоумением убедился, что в телефоне четыре пропущенных вызова: все от Сереги и ни одного от Натальи.

– Ты сейчас в Таманске? – хрипел Серега. – Все в порядке? Не спишь?

– Не сплю, – пожал плечами Олег. – Тут, знаешь ли, немного жарко, как-то не до сна…

– Да знаю я! – на высокой ноте перебил Серега. – Слушай, тут такое дело… Спасать нужно мою благоверную с дочуркой и ее сестриц с моими племяшками… Олежка, не в службу, а в дружбу, будь человеком, помоги им, а? А я в долгу не останусь, ты меня знаешь…

– Не тараторь, – прервал его Олег. – Успокойся и давай все заново.

Братишка волновался, не мог собраться с мыслями. С горем пополам прояснялась ситуация. В особо дружеских отношениях двоюродные братья не состояли – обычные отношения, не враги, не друзья. Встречались по крупным праздникам, выпивали. В отличие от Соболевского, у Сереги была семья: хорошо раздобревшая к тридцати годам жена Сусанна и куколка-малая – смешливая дочурка Женечка. Проживала семья на правом берегу – на улице Лагерной, в сравнительно приличном деревянном доме. Сусанна не работала, продавала на базаре фрукты, взращенные в собственном саду. Серега трудился крановщиком в Новороссийском порту: четверо суток на работе, четверо – дома. Уже три дня, как застрял в Новороссийске, выехать оттуда невозможно, там такой же Армагеддон… Но дело не в нем, он в порядке. Еще третьего дня к жене на Лагерную прибыли ее родные сестры с детьми – просто погостить, что-то вроде девичника у них. Обычное дело: муж из дома – жена в пляс. Прибыли – и застряли. Три часа назад звонили: в Таманске половодье, хлещет, как из ведра, Аргадум затапливает город! Никакого оповещения не было, о доблестных спасателях МЧС – только мечтать. Поначалу надеялись, что пронесет, хотя была возможность всей толпой выбраться на возвышенность. Прокопались, упустили время! А потом вода пошла наверх, затопила улицу. Машины у Сусанны нет (машина при Сереге в Новороссийске), да и не успели бы они никуда уехать. Сначала затопило сад, потом полилось в подвал, захлестнуло первый этаж. По колено, потом по пояс, по грудь… Кинулись спасать детей, все три сестры (почти по Чехову) едва не утонули. На чердак не пробраться – лестница разобрана. Спасателей нет, полиция бездействует, весь район ушел под воду, и никакой улицы Лагерной теперь в природе не существует! Соседям нет до них никакого дела, сами спасаются, как могут.

– Помоги, Олежка, умоляю, – частил Серега. – Съезди за ними, вывези их оттуда. Ты же помнишь наш адрес – Лагерная, 119, рядом с гаражами и подстанцией. Пропадут же бабы – и детишки пропадут… В последний раз Сусанна звонила пять минут назад, плакала, говорит, что вода продолжает прибывать… А сейчас звоню – уже недоступна, то ли телефон утопила, то ли… страшно подумать, Олежка, что с бабами может что-то случиться… Помоги, братишка, выручи…

– Я понял, Серега, – лаконично отозвался Олег. – Не волнуйся, вызволим твоих баб.

– Ну что еще? – задрожал Солохин, когда Олег отключил телефон и как-то предвзято уставился на напарника.

– Работа есть, – вздохнул Соболевский. – Женщин надо спасать. Они недалеко – на Лагерной. Отвезем в безопасное место, а потом в райотдел.

– Олежка, Лагерную затопило… – занервничал Солохин. – Весь правый берег до моста затопило, он же в низине, это только мы с тобой наверху обретаемся… Напарник, подумай, может, не стоит? Боязно мне как-то, ей-богу, боязно… Да и сколько можно? Мы же не рабсила неутомимая…

– Ладно, – вздохнул Олег. Кровь отливала от щек. Он осмотрелся – до улицы Лагерной по местным рельефам было около версты, если двигаться в сторону реки. За фанерными дачками и гаражными кооперативами начиналась жилая зона. – На машине все равно не проедем… Решаем так – я пошел за бабами, а ты на машине дуй прямо – на Березовую, на Тургенева, возможно, проскочишь по северному мосту. В райотделе объяснишь ситуацию. Поймут – не звери же.

И он с кряхтением начал выбираться из машины.

– Олежка, подожди, не гони, – заныл Солохин. – Ну ты же знаешь, с любой проблемой нужно переспать…

– Некогда нам, Гриша, спать с проблемой, некогда. Бабы тонут с малолетними мальками… Не грузись, Солоха, уезжай, я без обид. Это не твоя родня. Ты хорошо сегодня поработал, довольно с тебя…

Вода в этом месте стояла по щиколотку. Под кожу забирался предательский озноб. Дрожали поджилки, было муторно, гадко, сейчас бы на диванчик с подушкой и подружкой… Он побрел на запад, прощупывая носками землю. Сильных перепадов высот в этом районе не было. Ограда селекционной станции еще не скрылась под водой, виднелись спинки лавочек с обратной стороны ограды – значит, глубина там не критичная, можно форсировать «водную преграду». Он прочавкал мимо станции, вошел в гаражный кооператив с чувством осторожного оптимизма – в пространстве между боксами вода стояла только по колено. Дождь стучал по голове тяжелыми каплями. С окраины жилой зоны доносились крики. За спиной покашливал мотор – его догонял патрульный «УАЗ». Машина остановилась, распахнулась дверь.

– Герой, твою мать… – взволнованно исторг Солохин. – Задумался о сольной карьере, приятель? Ладно, Олежка, кончай выдрючиваться, садись в машину, я с тобой. Проедем часть пути, дальше пешком… Да садись, о чем задумался? До оврага перед Лагерной точно доедем, а там пристроим халабуду, выведем твоих утопленниц…

– Ныть не будешь?

– И не мечтай, – фыркнул напарник. – Еще как буду, еще наслушаешься от меня. Знаешь, какой я трус…

А кто тут не трус? Соболевский запрыгнул в машину, принялся растирать озябшие плечи. Холод пронизывал организм, немели ноги, позвоночник. Жаркая печка уже не спасала. Перед глазами в свете фар открывалась унылая картина – полностью затопленное правобережье. В мареве дождя колыхались невнятные образования – крыши домов, шапки деревьев. Сердце сжалось и защемило. Несколько часов назад это был такой нарядный и симпатичный городок…

Глава третья

Подполковник Горбатов выбивался из сил. За последние полчаса он сделал уже две ходки на своем многострадальном «Опеле» – вывозил людей с тонущей улицы Луначарского. Царила суета, бессмысленно носились люди. Рычали машины и тракторы – жители вывозили свой скарб. Повторялась история десятилетней давности. Но последствия могли быть значительно хуже. Люди теряли имущество – движимое и недвижимое, кто-то не мог найти своих родственников, детей, истеричные вопли нагнетали панику. Полиция действовала беспорядочно, МЧС еще не подтянулось. Руководить спасательными мероприятиями было некому, да и трудно в этом хаосе заставить людей действовать организованно. Народ толпился на перекрестке у магазина «Уют» – в этом месте улица Луначарского перпендикулярно вытекала из Свердлова и простиралась на два километра вдоль левого берега Аргадума. Перекресток не затопило – он был на возвышенности, отсюда начинался «исторический центр» Таманска. Но улица Луначарского – особенно южная часть, так называемый район Столбы – уже скрывалась под водой. Носились ошарашенные люди, кто-то кричал, что на соседних Советской и Новороссийской ситуация еще хуже, там затопило ВСЕ, под воду уходят крыши, много погибших. А на правом берегу и вовсе труба – улицы Лагерная, Камышовая, Ильича мгновенно скрылись под водой, люди не успели покинуть свои дома, гибнут семьями! Паника подогревала слухи, достоверная информация обрастала ложными подробностями. Возможно, все было не так ужасно, но люди в это уже не верили. Кто-то орал, что снова государство бросило их на произвол судьбы – население даже не предупредили о том, что будет наводнение! Долой МЧС, долой эту зажравшуюся некомпетентную власть, способную только воровать и обманывать людей!

Но в любом случае положение складывалось серьезное. Вода не останавливалась, продолжала прибывать. В первый раз, когда он вывез из дома номер 12 большую семью с бабушками и дедушками, вода на проезжей части стояла по щиколотку. На второй ходке она поднялась сантиметров на восемь. А сейчас, когда он позволил себе короткую передышку, она уже плескалась по колено. Асфальт покоился на насыпном грунте, возвышался относительно окружающих строений. Дома уже топило прибывающей водой, а по дороге еще можно было ездить. На проезжей части царила суматоха. Сталкивались машины, орали водители. Несколько минут назад подержанный микроавтобус зацепил крыло «Опеля» и канул в неизвестность, даже не остановившись. Он отдышался, переключил передачу, чтобы снова отправиться в путь. «Опель» выезжал из парковочного кармана, когда зазвонил телефон. Чертыхаясь, Горбатов принялся извлекать его из полиэтиленового пакета. Звонила супруга Настя.

– Ты в порядке? – обеспокоенно поинтересовалась жена. – Долго что-то не отзывался.

– Да, я сыт, обут, – преувеличенно бодро отозвался подполковник. – Телефон в пакете, пока его достанешь… Здесь ничего опасного, работаем.

– Похоже, все плохо, правда, Славик? – грустно спросила Настя.

– Я такого не говорил.

– Но я услышала… – она протяжно вздохнула. – Милый, что происходит? Я не могу уснуть, сижу в темноте. Дети, слава богу, спят. С интересом думаю о бутылке португальского портвейна, оставшейся с нашего… вернее, с твоего дня рождения. Она тут рядом, в баре, и я постепенно прихожу к мысли, что если не выпью, то окончательно расклеюсь. Что происходит в нашем городе? С тобой правда все в порядке?

– Ну я же разговариваю с тобой, – рассмеялся Горбатов. – Успокойся, милая, все могло быть гораздо хуже. Подтоплено несколько улиц, мы выводим жителей из домов.

– МЧС, я так понимаю, еще чего-то решает, – невесело усмехнулась Настя.

– Спасатели скоро приедут, – уверил Горбатов.

– По твоему голосу я чувствую, что все из рук вон скверно… Нас ждут непростые деньки, я угадала, мой настоящий подполковник?

– Ну, может, это часть божественного плана? – отшутился Горбатов. – Уверяю тебя, эта штука не стоит твоих нервов. Люди работают. Со мной коллеги. А благородный портвейн, не дающий тебе покоя, мы выпьем завтра, когда все кончится. Не вздумай к нему прикасаться. Прости, дорогая, надо бежать, люди ждут…

Дождь усилился, вода прибывала, а вместе с ней и паника неслась по городу. Насчет коллег Горбатов преувеличил. Коллеги были, порой в мешанине людей и воды он натыкался на фигуры сослуживцев. Капитан Мартынов из убойного отдела тащил под мышками двух женщин, уже не способных самостоятельно передвигаться. Майор Кахнарь из отдела по экономическим преступлениям носился по улицам на джипе и собирал людей, готовых бросить свое имущество и перебраться в безопасное место. Сержанты ППС Жеребченко и Лапидовский выводили пациентов из городской больницы № 2 и грузили их в хлебный фургон, добытый лейтенантом Челноковым из следственной части. Но речь не шла о какой-то слаженности – каждый отвечал за собственный фронт работ, который постоянно менялся.

Уровень воды неуклонно поднимался, затапливало палисадники и первые этажи. Люди лихорадочно грузили в машины вещи. Легковушки, фургоны, грузовики запрудили улицу. Образовался затор, кто-то хрипло вещал, что у него спустило колесо, все к машине, ставим запаску! Потрепанный пикап объезжал по обочине затор, машина накренилась, вещи съехали к борту. Под протяжный вой горластой бабы пикап завалился в воду, сыпались узлы, баулы. Орали зажатые люди в салоне. Целая толпа из застрявших поблизости машин кинулась им на выручку, кто-то ломом высаживал дверь. Желающих помочь было больше, чем нужно: Горбатов не стал возвращаться, прорывался дальше – этот затор уже остался за спиной. Звенело разбитое стекло: два парня, голые по пояс, карабкались на подоконник. Из дома им кто-то передавал на руках пожилую женщину. Саманную хижину практически затопило, парни передвигались по грудь в воде. Он проезжал изолятор временного содержания за глухим бетонным забором. У Горбатова кольнуло сердце – не хватало еще, чтобы тамошняя публика вырвалась на свободу. Только те трое, прибранные за двойное убийство, чего стоят. Он проехал без остановки – хотелось верить, что персонал изолятора справится с работой в нештатной ситуации. Он ехал дальше с открытыми окнами. В салоне плескалась вода, но так он лучше ориентировался. Навстречу протащился еще один пикап, в нем ехали две женщины с кучей перепуганных детишек. Одна из них узнала Горбатова, пикап затормозил, она высунулась, стала кричать. Он тоже остановился. Барышня работала бухгалтером в отделе кадров управления, знакомство было шапочным, но при встрече неизменно улыбались и здоровались. Женщина говорила, что они едут из Солнечного переулка, там в низине два дома, их практически затопило. В одном из домов люди не могут выбраться. Кажется, дом номер четыре. Пассажирки не могли помочь несчастным, у них на шее дети, у одного ребенка сломана нога, срочно нужен врач. Если Вячеславу Ивановичу нечем заняться, не мог бы он оказать посильное содействие?

Он уже сворачивал в Солнечный переулок – не самую благоустроенную часть города. Асфальта здесь не было никогда, под колесами раскисший грунт. За первой линией домов, выходящих фасадами на Луначарского, тянулась лощина, заросшая сорняками. В ней тоже жили люди! Когда-то при царе Горохе «самостроем» возвели два дощатых домика, и они благополучно дожили до нашей эры. Проехать по переулку пока еще было можно, но половодье перевернуло заполненные до отказа мусорные контейнеры, их содержимое плавало в воде. Горбатов оставил машину с работающим двигателем на краю лощины, выбрался под дождь, достал фонарь. И ужаснулся – одноэтажные хибары в лощине затопило больше, чем наполовину! В воде плавали бытовой мусор, доски, скалила зубы и таращила глаза дохлая кошка. Он брел по склону, погружаясь все глубже. Дышать становилось труднее, ноги подмерзали. От воды исходил подозрительный гнилостный дух. Он споткнулся о торчащий из глины корень и чуть не открыл «сезон дайвинга». Вода поднялась по грудь, леденело туловище. Фонарь приходилось задирать выше головы. Осветился номер халупы – действительно, четвертый дом по Солнечному переулку. Штакетник он просто повалил, ударив по нему ногой, взгромоздился на скользкое крыльцо, бился в запертую дверь.