Текст книги "100 Великих археологических открытий"

Автор книги: Андрей Низовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Это было крупнейшее фиаско Бельцони. Огромный труд был проделан впустую, не принеся ни материальной, ни моральной компенсации. И тогда в апреле 1818 года Бельцони снова отправляется в Долину царей. Это была его третья и последняя поездка в Верхний Египет.

Бельцони поселился «в своей могиле» – открытой им гробнице Сети I. Несколько недель он вел бессистемные раскопки в Долине царей, собирая все, что попадется под руку. Главной его находкой стала великолепно сохранившаяся статуя сидящего фараона Аменхотепа III, высеченная из черного гранита (ныне находится в Британском музее).

В марте 1920 года Бельцони вернулся в Лондон. Некоторое время он путешествовал по европейским столицам, посетив, в частности, Петербург. 1 мая 1821 года в Лондоне на Пикадилли Бельцони организовал выставку своих египетских трофеев, которая имела у публики бешеный успех. Специально к ее открытию Бельцони выпустил книгу «Рассказ о работах и новых открытиях в пирамидах, храмах, гробницах и при раскопках в Египте и Нубии», которая и сегодня читается как приключенческая повесть.

Только в первый день работы выставку посетило 1900 человек. Ее гвоздем стали экспонаты из гробницы Сети I, статуя богини Сехмет с львиной головой, мумии, папирусы, терракотовые статуэтки из Файюма. После закрытия выставки часть ее экспонатов была распродана по довольно высоким ценам. Часть коллекции Бельцони пополнила египетскую галерею Британского музея.

Всего Бельцони провел в Египте пять лет и за это время, по его собственным словам, «перевернул его вверх дном». После своей прогремевшей на всю Европу и мир выставки он отправился в новое путешествие – на поиски истоков Нигера. Это было последнее предприятие неутомимого авантюриста. В 1823 году он умер (по другим данным – был убит) неподалеку от Тимбукту, близ деревни Гвато.

ЖАН ФРАНСУА ШАМПОАЬОН И ТАЙНА ЕГИПЕТСКИХ ИЕРОГЛИФОВ

Проникновению в историю Древнего Египта долгое время препятствовал барьер египетской письменности. Ученые с давних пор пытались прочесть египетские иероглифы. В их распоряжении имелось даже древнее пособие «Иероглифика», написанное во II в. н. э. уроженцем Верхнего Египта Гораполлоном, а со времен Геродота было известно, что египтяне пользовались тремя видами письма: иероглифическим, иератическим и демотическим. Однако все попытки с помощью трудов древних авторов одолеть «египетскую грамоту» оставались тщетными. Лишь гораздо позднее стало ясно, что Гораполлон написал свою книгу без знания дела, хотя в ней и содержатся некоторые верные положения. В конце концов, к началу XIX столетия вся работа по дешифровке египетских иероглифов зашла в тупик, и один из весьма авторитетных ученых во всеуслышание должен был признаться, что это – неразрешимая проблема.

Но был человек, который придерживался иного мнения: Жан Франсуа Шампольон (1790–1832). Знакомясь с его биографией, трудно отделаться от ощущения, что этот гениальный французский лингвист приходил в наш мир лишь для того, чтобы дать науке ключ к расшифровке египетских иероглифов. Судите сами: в пять лет Шампольон без посторонней помощи научился читать и писать, к девяти годам он самостоятельно освоил латынь и греческий, в одиннадцать – читал Библию на древнееврейском языке, в тринадцать – начал изучать арабский, сирийский, халдейский и коптский языки, в пятнадцать – стал заниматься персидским языком и санскритом, а «для развлечения» (так он написал в письме к брату) – китайским. При всем при том в школе он учился плохо, и из-за этого в 1801 году его старший брат увез мальчика к себе в Гренобль и взял на себя заботу о его воспитании.

В возрасте семнадцати лет Шампольон стал членом Академии в Гренобле, где в качестве вступительной лекции прочел введение к своей книге «Египет при фараонах». Египтом он начал интересоваться еще в возрасте семи лет. Однажды ему в руки попала газета, из которой он узнал, что в марте 1799 года некий солдат из экспедиционного корпуса Наполеона нашел близ Розетты – небольшой египетской деревни в дельте Нила – «плоский базальтовый камень величиной с доску письменного стола, на котором были высечены две египетские и одна греческая надпись». Камень переправили в Каир, где один из наполеоновских генералов, страстный любитель-эллинист, прочел греческую надпись на камне: в ней египетские жрецы благодарили фараона Птолемея I Епифана за оказанные им на девятом году его Царствования (196 г. до н. э.) благодеяния храмам. Чтобы прославить царя, жрецы решили воздвигнуть его статуи во всех святилищах страны. В заключение они сообщали, что в память об этом событии на мемориальном камне высечена надпись «священными, туземными и эллинскими буквами» Анонимный автор газетной заметки завершал свою публикацию предположением о том, что теперь «при помощи сопоставления с греческими словами можно расшифровать египетский текст».

Эта мысль глубоко запала Шампольону в душу. Сохранилось свидетельство одного из его учителей, что еще в юном возрасте Шампольон поклялся расшифровать египетские иероглифы («Я их прочту! Через несколько лет когда буду большой!»). Как бы то ни было, Шампольон с тех пор внимательно читал все, что до него было написано о Египте. В конечном счете все, что бы он ни изучал, все, что бы ни делал, чем бы ни занимался, было связано с проблемами египтологии. Он и за китайский язык взялся только для того, чтобы попытаться доказать родство этого языка с древнеегипетским. А летом 1807 года Шампольон составил географическую карту Египта времен фараонов. Он также познакомился со множеством неопубликованных материалов, подлинными египетскими папирусами из частных коллекций и копией текста Розеттского камня. После краха наполеоновской экспедиции в Египет и капитуляции Александрии сам Розетгский камень попал в Британский музей в Лондоне. Но французской Египетской комиссии удалось вовремя снять с него копию, которая была доставлена в Париж.

Розетгский камень стал ключом для разгадки египетского иероглифического и демотического письма. Однако до «эпохи Шампольона» лишь очень немногим ученым удалось продвинуться в расшифровке высеченных на нем текстов. Главным препятствием было отсутствие понимания системы египетской письменности в целом, поэтому все частные успехи не давали никакого «стратегического» результата. К примеру, англичанин Томас Юнг (1773–1829) сумел установить звуковое значение пяти иероглифических знаков Розеттского камня, но это ни на йоту не приблизило науку к расшифровке египетской письменности. Эту неразрешимую, как тогда казалось, задачу смог разрешить только гений Шампольона.

Путь ученого к желанной цели не был прямым. Несмотря на фундаментальную научную подготовку и потрясающую интуицию, Шампольону пришлось то и дело утыкаться в тупики, идти неверным путем, поворачивать назад и снова пробиваться к истине. Конечно, большую роль сыграло то, что Шампольон владел доброй дюжиной древних языков, а благодаря знанию коптского он мог более чем кто-либо иной приблизиться к пониманию самого духа языка древних египтян.

Прежде всего Шампольон исследовал и полностью отверг «Иероглифику» Гораполлона и все попытки расшифровки, основанные на его концепции. Гораполлон утверждал, что египетские иероглифы – это не звуковые, а только смысловые знаки, знаки-символы. Но Шампольон еще до открытия Юнга пришел к выводу, что среди иероглифов были знаки, передающие звуки. Уже в 1810 году он высказал мнение, что такими фонетическими знаками египтяне могли писать чужеземные имена. А в 1813 году Шампольон предположил, что для передачи суффиксов и префиксов египетского языка также использовались алфавитные знаки.

В 1820 году Шампольон правильно определяет последовательность видов египетского письма (иероглифика – иератика – демотика). К этому времени было уже точно установлено, что в самом позднем виде письма – демотическом – имеются знаки-буквы. На этой основе Шампольон приходит к убеждению, что звуковые знаки следует искать и среди самого раннего вида письма – иероглифики. Он исследует на Розеттском камне царское имя «Птолемей» и выделяет в нем 7 иероглифов-букв. Изучая копию иероглифической надписи на обелиске, происходящем из храма Исиды на острове Филэ, он прочитывает имя царицы Клеопатры. В результате Шампольон определил звуковое значение еще пяти иероглифов, а после прочтения имен других греко-македонских и римских правителей Египта увеличил иероглифический алфавит до девятнадцати знаков.

Оставалось ответить на важный вопрос: может быть, иероглифами-буквами передавались лишь чужеземные имена, в частности имена правителей Египта из династии Птолемеев, а настоящие египетские слова писались незвуковым способом? Ответ на этот вопрос был найден 14 сентября 1822 года: в этот день Шампольону удалось прочитать на копии иероглифической надписи из храма в Абу-Симбеле имя «Рамсес». Затем было прочитано имя другого фараона – «Тутмос». Таким образом, Шампольон доказал, что уже в глубокой древности египтяне наряду с символическими иероглифическими знаками употребляли алфавитные знаки.

27 сентября 1822 года Шампольон выступил перед членами Академии надписей и изящной словесности с докладом о ходе расшифровки египетской письменности. Он рассказал о методе своего исследования и сделал заключение, что у египтян была полуалфавитная система письма, так как они, подобно некоторым другим народам Востока, не употребляли на письме гласных. А в 1824 году Шампольон опубликовал свою главную работу – «Очерк иероглифической системы древних египтян». Она стала краеугольным камнем современной египтологии.

Шампольон открыл систему египетской письменности, установив, что ее основой являлся звуковой принцип. Он расшифровал большую часть иероглифов, установил соотношение между иероглифическим и иератическим письмом и их обоих с демотическим, прочел и перевел первые египетские тексты, составил словарь и грамматику древнеегипетского языка. Фактически он воскресил этот мертвый язык!

В июле 1828 года произошло поистине историческое событие: в Египет впервые приехал человек, знающий язык древних египтян. После многих лет кабинетных трудов Шампольону теперь на практике предстояло удостовериться в правильности своих выводов.

Высадившись в Александрии, Шампольон первым делом «поцеловал Египетскую землю, впервые ступив на нее после многолетнего нетерпеливого ожидания». Затем он отправился в Розетту и отыскал место, где был найден Розеттский камень, чтобы поблагодарить египетских жрецов за ту надпись 196 года до н. э., которая сыграла исключительно важную роль в расшифровке иероглифов. Отсюда ученый по Нилу добрался до Каира, где наконец увидел знаменитые пирамиды. «Контраст между величиной постройки и простотой формы, между колоссальностью материала и слабостью человека, руками которого возведены эти гигантские творения, не поддается описанию, – писал Шампольон. – При мысли об их возрасте можно вслед за поэтом сказать: «Их неистребимая масса утомила время». В Саккарском некрополе ученый сделал весьма значительное открытие: его сотрудник выкопал возле одной из полуразвалившихся пирамид камень с иероглифической надписью, и Шампольон прочел на нем царское имя и отождествил его с именем последнего фараона I династии Униса (Онноса), которое было известно из сочинения античного историка Манефона. Прошло полстолетия, прежде чем подтвердилась правильность этого вывода Шампольона.

Впрочем, подробно Шампольон пирамидами не занимался: он искал надписи. Посетив развалины Мемфиса, он отправился вниз по Нилу. В Телль-эль-Амарне он обнаружил и исследовал остатки храма (позднее на этом месте был открыт город Ахетатон), а в Дендере увидел первый сохранившийся египетский храм.

Этот один из самых больших египетских храмов начали строить еще фараоны XII династии, могущественнейшие правители Нового царства: Тутмос III и Рамсес II Великий. «Даже не буду пытаться описать глубокое впечатление, которое произвел на нас этот большой храм, и в особенности его портик, – писал Шампольон. – Конечно, мы могли бы привести его размеры, но описать его так, чтобы у читающего сложилось правильное представление о нем, попросту невозможно… Это – максимально возможное сочетание грации и величия. Мы пробыли там два часа, находясь в большом возбуждении, обошли залы, и при бледном свете луны я пытался прочесть высеченные на стенах надписи».

До сих пор бытовала уверенность, что храм в Дендере был посвящен богине Исиде, однако Шампольон убедился, что это храм Хатор, богини любви. Более того – он вовсе не древний. Свой настоящий вид он приобрел лишь при Птолемеях, а окончательно был достроен римлянами.

Из Дендеры Шампольон направился в Луксор, где исследовал храм Амона в Карнаке и определил отдельные этапы его длительного строительства. Его внимание привлек гигантский обелиск, покрытый иероглифами. Кто велел воздвигнуть его? Заключенные в рамку-картуш иероглифы ответили на этот вопрос: Хатшепсут, легендарная царица, более двадцати лет правившая Египтом. «Эти обелиски из твердого гранита с южных каменоломен, – читал Шампольон текст, выбитый на поверхности камня. – Их вершины из чистого золота, самого лучшего, что можно найти во всех чужих странах. Их можно увидеть у реки издалека; свет их лучей наполняет обе стороны, и когда солнце стоит между ними, поистине кажется, что оно поднимается к краю(?) неба… Чтобы позолотить их, я выдала золото, которое измеряли шеффелями, словно это были мешки зерна… Потому что я знала, что Карнак – это небесная граница мира».

Шампольон был глубоко потрясен. Он писал своим друзьям в далекую францию: «Я наконец попал во дворец или, скорее, в город дворцов – Карнак. Там я увидел всю роскошь, в которой жили фараоны, все, что люди смогли выдумать и создать в гигантских размерах… Ни один народ мира, ни древний и ни современный, не понял искусства архитектуры и не осуществил его в таком грандиозном масштабе, как это сделали древние египтяне. Порой кажется, что древние египтяне мыслили масштабами людей ростом в сто футов!»

Шампольон переправился на западный берег Нила, посетил гробницы в Долине царей и развалины храма Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри. «Все, что я видел, приводило меня в восторг, – писал Шампольон. – Хотя все эти постройки на левом берегу бледнеют в сравнении с гигантскими каменными чудесами, окружавшими меня на правом».

Затем ученый продолжил путь на юг, к порогам Нила, побывал в Элефантине и Асуане, посетил храм Исиды на острове Филэ. И всюду он копировал надписи, переводил их и истолковывал, делал зарисовки, сравнивал архитектурные стили и устанавливал различия между ними, определял, к какой эпохе относятся те или иные находки. Он делал открытие за открытием. «Могу со всей ответственностью заявить, – писал Шампольон, – что наши знания о Древнем Египте, особенно о его религии и искусстве, значительно обогатятся, как только будут опубликованы результаты моей экспедиции».

Шампольон провел в Египте полтора года и за это время прошел страну из края в край. Ученый не щадил себя, несколько раз получал солнечный удар, дважды его без сознания выносили из подземных гробниц. При таких нагрузках даже целебный египетский климат не мог вылечить его от туберкулеза. В декабре 1829 года Шампольон вернулся домой и обработал результаты экспедиции. Однако до издания своих последних трудов – «Египетской грамматики» (1836) и «Египетского словаря в иероглифическом написании» (1841) ученый не дожил. Он умер 4 марта 1832 года от апоплексического удара.

РИЧАРД ВИЗ И ПИРАМИДЫ

Неутомимый Джованни Бельцони, буквально расковырявший пирамиду Хефрена, оставил в покое третью по величине пирамиду Гизы – фараона Менкаура. Ему уже было ясно, что это не сокровищница, а тоже гробница, причем скорее всего ограбленная. Но в последующие годы в Египет стали прибывать все новые и новые искатели древностей, которые со всем рвением неофитов принимались раскапывать то, на что давно махнули рукой их предшественники. В числе таких неофитов был британский полковник Ричард Уильям Говард Виз (1784–1853), после тридцати пяти лет военной службы решивший заняться египетскими древностями. Как писал один из его биографов, «Виз получил хорошее классическое и специальное образование и в придачу к нему имел все необходимые воину качества: ему не хватало лишь чувства юмора, так характерного для типичного англичанина». Без чувства юмора в Египте делать было нечего, но Виз этого, кажется, так и не понял.

Едва приехав в Каир, он устремился к пирамидам. «Наверняка это гробницы, – был убежден Виз. – Их подземные ходы, очевидно, были проложены для доставки саркофагов и заблокированы массивными каменными глыбами, которыми строители замыкали, по крайней мере местами, длинные проходы с целью усложнить доступ внутрь и защитить саркофаги от повреждений. Судя по тому, что эти проходы были перегорожены могучими блоками, можно сделать вывод, что пирамиды не использовались ни для астрономических наблюдений, ни для посвящения в жреческие таинства, ни для каких-либо иных религиозных целей, ибо при таких условиях были бы малопригодны для своего назначения».

Педантичный служака, Виз решил хладнокровно и планомерно исследовать содержимое пирамид, нимало не смущаясь тем, что никому из его предшественников не удалось в этом преуспеть. «Естественно, что перед возвращением в Англию мне хотелось сделать какое-нибудь открытие», – писал он впоследствии. Забегая вперед, отметим, что именно эта педантичность и позволила Визу сделать свое открытие, хотя ему и пришлось прибегнуть для этого к весьма варварскому способу.

Специально для того чтобы исследовать пирамиды, Виз задержался в Египте почти на два года. Совместно с британским вице-консулом в Египте Слоуном и полковником Кэмпбеллом он основал компанию по изучению пирамид с первоначальным капиталом 600 талеров. При содействии Слоуна хедив Египта Мухаммед Али выдал компании фирман, которым удостоверялось, что «в знак особой приязни милостивейше позволяется исследовать пирамиды господам Слоуну, Кэмпбеллу и Визу, подданным его величества короля Великобритании».

Первой своей целью Виз избрал пирамиду Хуфу-Хеопса. В этом деле помощником ему стал итальянец Кавилья – человек с довольно темным прошлым, занимавшийся добычей и торговлей старинными предметами из египетских гробниц. В молодости Кавилья побывал внутри пирамиды Хеопса, спускался в ее знаменитую шахту и расчистил ее до самого дна. Кавилья обнаружил там канаты, по которым в 1765 году в нее спускался британский консул Дэвисон, и окончательно доказал, что эта шахта не ведет к Нилу, а большим полукругом возвращается назад, во входную галерею.

Первой своей целью Виз избрал погребальную камеру пирамиды. Его внимание особенно привлекало сообщение Дэвисона о том, что во время своих исследовательских работ тот проник из Большой галереи в помещение, оказавшееся над потолком погребальной камеры. Наличие этого помещения позволяло сделать вывод о том, что пирамида не представляла собой «сплошную каменную массу» – в ней, вероятно, могли находиться и другие пустоты. А что если в этих пока неизвестных камерах таятся сокровища?

Поручив поиск этих пустот Кавилье, Виз уехал по служебным делам в Верхний Египет. «Вернувшись, я в первое же утро поспешил к Великой пирамиде, а потом ко Второй пирамиде, где рассчитывал найти Кавилью и его людей, – писал он впоследствии. – Но там и следа их не было, а позднее я обнаружил их работающими в трех гробницах между Сфинксом и Второй пирамидой, где они занимались поисками мумий. Капитан Кавилья информировал меня, что часть людей дни и ночи работала на южной стороне «камеры Дэвисона», другая часть вскрывала Третью пирамиду… После долгого разговора, во время которого от его внимания не ускользнуло мое явное неудовольствие, а также настойчивое стремление вернуть людей от мумий к пирамиде, я дал ему понять, что в случае его нежелания возьму руководство операцией по изучению этой великолепной постройки и ее внутренней структуры в свои руки… Он высказал мнение, что гробницы с мумиями могли бы стать довольно интересными научными объектами. Словом, раз уж он начал эти раскопки, то должен их закончить».

Упорство итальянца при других обстоятельствах было бы похвальным, но оказалось, что он ведет свои раскопки на средства, отпущенные на обследование пирамиды, и вдобавок подделывает счета. С Кавильей пришлось расстаться. Взамен Виз нанял английского инженера Джона Перринга.

Размышляя о том, каким образом можно попасть в неизвестные пока помещения пирамиды, Виз обратил внимание на «вентиляционные шахты» (таково было их предполагаемое назначение), которые вели вверх от Погребальной камеры на север и юг. Виз полагал, что эти шахты выходят на поверхность пирамиды. Действительно, через несколько дней Перринг нашел на северной и южной сторонах пирамиды соответствующие отверстия. Однако, пока нельзя было доказать, что это именно устья тех самых шахт, так как они были плотно забиты грунтом. Тогда Виз приказал начать расчистку шахт от нижних отверстий, но эта работа оказалась непосильной – за сутки рабочие продвинулись всего на шесть дюймов. Одновременно с этим другая группа рабочих пыталась пробурить гранитный потолок и проникнуть в «камеру Дэвисона». Этот тяжелый труд также не дал никаких результатов. Тогда Виз, не мудрствуя лукаво, приказал попросту взорвать потолок погребальной камеры.

Весной 1837 года пирамиду потряс мощный взрыв, последствия которого можно видеть в погребальной камере до сих пор. «Только пробить шурфы, чтобы заложить порох, уже было нелегкой работой, – вспоминал потом Виз. – И для того чтобы убрать после взрыва крупные обломки потолочных блоков, нависшие прямо над головами рабочих, тоже пришлось преодолеть немало трудностей, порою сопряженных с серьезной опасностью». Однако все обошлось, а результаты этой, в общем-то варварской, операции оказались сенсационными. Выяснилось, что над «камерой Дэвисона» есть еще одна камера, над ней – следующая, а всего таких камер пять. Все они отделялись друг от друга грубо обработанными каменными блоками. Верхнее помещение было перекрыто двумя большими блоками, которые образуют треугольную гигантскую массивную крышу.

Виз и Перринг мгновенно поняли назначение конструкции: это была «разгрузочная камера» над усыпальницей, принимающая на себя давление двух верхних третей пирамиды. Крыша из двух огромных, блоков способствовала более равномерному распределению давления, чтобы тяжесть давила не прямо на усыпальницу, а на пустую камеру над ней, с перекрытием, укрепленным каменными стойками. Перринг отметил потом, что древние египтяне явно сооружали эту конструкцию «на глазок», заложив совершенно излишний запас прочности – для этой цели достаточно было одной верхней камеры с каменной крышей.

Еще одним открытием Виза стали обнаруженные в двух верхних камерах блоки с иероглифическими надписями, в которых упоминалось имя того, для кого предназначалась пирамида – фараона Хуфу. Возможно, ее написал какой-то каменотес, чтобы было ясно, на какую стройку этот блок отправлять. Надпись была сделана красной краской, а иероглифы разборчивы.

Эта сенсационная новость немедленно облетела мир. Со временем, однако, вскрылся обман. Египтолог Самуэль Бирш, знаток древнеегипетских иероглифов, обнаружил в начертании имени Хеопса знаки, которых во времена этого фараона еще не существовало в египетской письменности. Позднее специалист по древним языкам Захария Сичин установил, что полковник Виз попросту написал имя Хеопса сам, пользуясь вышедшей в 1828 году работой по древнеегипетской иероглифике.

Но это все было впереди, а пока окрыленные первым успехом, Виз с Перрингом принялись за третью по величине пирамиду Гизы – фараона Менкаура (Микерина). Пользуясь уже проверенным методом, он взорвал вход в пирамиду и после шестимесячной напряженной работы добрался до погребальной камеры. 29 июля 1837 года Виз вступил в усыпальницу фараона. Здесь он нашел пустой саркофаг, изготовленный из цельного куска базальта, с великолепным рельефом, изображающим фасад дворца. При расчистке помещения на стенах была обнаружена арабская надпись «Мухаммед Расул», останки мумифицированного человеческого тела и деревянная крышка от гроба с иероглифической надписью на ней: «Осирис, владыка Верхнего и Нижнего Египта Менкаура, живущий вечно».

Свои находки Виз отправил в Лондон, но везшее их судно, к сожалению, затонуло у испанского побережья. Поэтому единственным свидетельством напряженных, трудоемких и во всех смыслах громких (если вспомнить о взрывах) исследований Виза сегодня остается объемистый трехтомный труд предприимчивого полковника, озаглавленный «Работы, осуществленные в пирамидах Гизе в 1837 г.», изданный в Лондоне в 1840–1842 гг.