Текст книги "Ночной молочник"

Автор книги: Андрей Курков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

30

Город Борисполь. Улица 9 Мая

Прошло три дня, и у Димы пропало последнее сомнение в том, что изможденный серый кот, доползший до их порога, это действительно их Мурик. Вале он ничего не рассказал. Ее суеверный бред о двух Муриках как об одном коте больше Диму не пугал. Даже более того – вполне устраивал, потому что не надо было ничего ей объяснять и ни в чем сознаваться. Во всем остальном Валя была здравомыслящей, как прежде.

Сами два Мурика поделили территорию дома, даже не встречаясь нос к носу. Просто первый «вернувшийся» Мурик больше не выходил из кухни, дверь которой теперь всегда была заперта. А настоящий Мурик стал хозяином всех остальных закутков, комнат и коридора. Единственным неудобством в этой ситуации являлась коробка с песком для хождения в туалет, стоявшая теперь под кухонным столом. Вторая коробка находилась на привычном месте, в туалете, справа от унитаза. И то, как быстро направился туда второй вернувшийся Мурик, как только чуть-чуть окреп, лишний раз убедило Диму в его подлинности.

Само собой стало Диме понятно, что серый самозванец, заказанный и купленный им у женщины с птичьего рынка, принадлежит теперь Вале, а значит, интересы настоящего Мурика предстояло защищать ему. Правда, у Мурика никаких особых интересов не было. Кормила обоих котов Валя щедро. Правда, «кухонный» Мурик ластился к хозяйке больше и чаще терся об ее ноги, чем настоящий, «комнатно-коридорный» Мурик. Зато настоящий Мурик переключил свое внимание на хозяина.

– Ну что, Мурло? – спрашивал, поднимаясь с кровати, Дима.

И Мурло-Мурик подбегал к нему, заглядывал в глаза. Но не приторно-просящим взглядом, как это умел делать «кухонный» Мурик, а дружески-требовательным.

Дима знал, что нравится коту. И на четвертый день после его возвращения, когда Мурло-Мурик стал увереннее передвигаться по своей территории, снова поманил кота за собой в гараж, где серый вылизал с тарелки содержимое еще одной ампулы.

Почему-то в голову к Диме закралось подозрение, что это лекарство точно помогает коту вернуть утраченные силы. И кот, словно желая подтвердить эту догадку, выскочил как ужаленный из гаража через узкую створку не полностью прикрытых ворот. Дима ринулся за ним на улицу и чуть не упал, поскользнувшись на дорожной наледи. Успел, однако, увидеть, с какой скоростью кот несся к калитке.

Впустив кота в дом, Дима вернулся в гараж. Взял молоток и гвозди и наново заделал дырку в заборе, через которую к ним соседский бультерьер лазил. Закрыл ее двумя досками, вколотив в каждую из них по десятку гвоздей.

Вернувшись в дом, включил телевизор. Местное кабельное телевидение показывало интервью с каким-то спортсменом-велосипедистом, лицо которого показалось Диме знакомым. Присмотревшись, он узнал мужика, упавшего с велосипеда перед воротами его гаража как раз в тот день, когда Боря и Женя чемодан с ампулами принесли.

Дима сосредоточился, сделал звук погромче. И узнал, что некто Васыль Леденець, работающий почтальоном, позавчера поставил рекорд скорости во время соревнований велосипедистов-любителей на местном стадионе.

«Еще бы, – подумал, ухмыляясь, Дима. – Если б я был почтальоном и каждый день по десять раз удирал на велосипеде от очередной сволочной собаки, я бы тоже стал чемпионом!»

– Да, мурло? – обратился хозяин дома веселым голосом к коту, лежавшему на ковре у его ног и тоже увлеченному телеэкраном.

Кот бросил на Диму вопросительный взгляд и на всякий случай поднялся и потерся о правую ногу хозяина.

31

Киевская область. Макаровский район. Село Липовка

В вечерней маршрутке Ирине было тепло и уютно. И шофер Вася ей улыбнулся и поинтересовался, где это она пропадала. И еще парочка регулярных спутников головами покивали вместо «добрый вечер». Все было как обычно, и даже сиденье Ирине в маршрутке досталось удобное, над задним левым колесом. Школьные законы физики Ирина давно забыла, а вот то, что сиденье над колесом всегда было теплее, чем другие сиденья, она знала точно. Уже устроившись и дождавшись, когда маршрутка тронется с места, чтобы развозить по домам столичных гастарбайтеров, вытащила Ирина из сумочки конверт с премией, полученный в комнате начальницы, но «не от нее лично», как сама начальница подчеркнула. Надорвала она конверт и пальчики внутрь запустила, чтобы банкноты пощупать. Банкнот было всего две, и не то удивленная, не то разочарованная, она вскрыла конверт полностью и наклонила лицо к вытащенным на свет божий купюрам. Это были две новенькие пятисотки с портретом Григория Сковороды. Выдох облегчения вырвался у Ирины. Тысяча гривен! Теперь она обязательно накупит Ясеньке теплой одежки, и коляску красивую на весну купит!

Настроение поднялось. Странное утро, пропитанное непонятной угрозой, исчезло вдали, ушло в глубь памяти. Напугали, накричали на нее сегодня, а возвращается она все равно победительницей!

Улыбнулась Ирина. Спрятала конверт с деньгами обратно в сумку. Снова к телу своему прислушалась. Внутренние движения тела интересовали ее сейчас больше, чем какие-нибудь движения души или просто мысли. Вот и тепло от мягкого сиденья уже прошло сквозь ткань и подкладку пальто и сквозь другую одежду. И кожей уже ощущалось это тепло. И от нежности и ненавязчивости этого тепла задремала Ирина. Только ладони по-прежнему сильно сжимали ручку сумки, лежащей на коленях. Но не было в этом ничего необычного. Просто привычка такая защитная выработалась. Дремать, но за свое держаться.

Проснулась Ирина, когда шофер ее окликнул. Он-то знал, где ей выходить. И вышла Ирина, поблагодарив его искренне. Шла к дому по своей улице, мимо соседских заборов и огоньков в окнах. Шла и чувствовала, как наваливается на нее усталость. Уже и дом свой увидела, и калитку. А как калитку на себя потянула, так чуть не поскользнулась на обледеневшей грунтовке, в которой замерла, скрепленная морозом, автомобильная колея.

Мать, открывшая двери, как-то странно улыбалась. Поначалу не обратила Ирина внимания на эту улыбку, а когда, уже разувшись и сняв пальто, на кухню зашла, то поняла, что кто-то у них дома был.

На столе две пустые чашки стояли. И маленький тортик открытый и уже наполовину съеденный.

– К тебе мужчина приходил, – сказала мама, присаживаясь за стол, где, вероятно, и сидела с этим гостем совсем недавно.

– Егор? – спросила Ирина.

Мама кивнула.

– Хороший мужчина, – продолжила она через минутку. – С Ясей поиграл, на руках подержал без всякого кривляния. Он, оказывается, отсюда недалеко родом. Мама у него парализованная в хате лежит, а он соседке платит, чтобы та доглядала ее и кормила. Я ему и сказала – пускай ту хату продает, а тут рядом с нами покупает – ведь три хаты на нашей улице пустуют. Тогда я буду его маму доглядать…

Ирина посмотрела на мать с удивлением. Только сейчас заметила она, что мама и одета была аккуратней обычного. Откуда-то свою старую, но самую приличную синюю шерстяную кофту вытащила с брошкой в виде ящерицы. Юбку чистую надела.

«Интересно, – подумала Ирина. – Она сначала переоделась, а потом его в дом впустила, или сначала впустила, а потом переоделась?»

– А как же Яся? – вдруг Ирина свои мысли вслух перебила и на маму вопросительно посмотрела. – Ты за парализованной ухаживать будешь, а кто с Ясей останется, когда я на работе?

– Ну, – мама запнулась вдруг и вместо продолжения мысли махнула рукой. – Это ведь так, разговоры одни! Одну хату продать, другую купить – это ведь не за хлебом в магазин сходить. Так, поговорили мы с ним, да и все. Я про тебя, когда ты девочкой была, рассказывала. Ему все так интересно! Он тебе там подарочек снова привез. Я ему рассказала, как тебя утром из дому увезли, так он аж кулаки сжал! Чуть по столу ими не грымнул! Так рассердился. А потом отошел. Сказал, что завтра к десяти утра заедет.

– К десяти? – повторила шепотом Ирина. – К десяти я уже в Киеве буду…

– А может, подождешь его? Он такой видный хлопец…

Ирина отрицательно мотнула головой. Дотронулась ладонью до своей вновь наполнившейся молоком груди и пошла в спальню, откуда доносилось младенческое воркование Яси.

Ночью Ирина лежала на спине с открытыми глазами. Думала о Егоре, о маме, которой Егор так внезапно понравился. О мариинском парке и об этой бесконечной зиме. Хотя почему бесконечной? Еще месяц-полтора, и наступит оттепель, а за ней сразу и весна. И тогда можно будет и пальто, и пуховый платок пересыпать порошком против моли и в шкаф положить. А синий водонепроницаемый плащ надо будет наоборот – из шкафа вытащить и еще на морозе с недельку проветривать. Вообще, всю одежду надо проветривать, чтобы свежесть хлопка и шерсти самому телу передавалась.

Ира представила себя весной, с покрашенными волосами и сделанной в киевской парикмахерской прической. Одела себя в собственном воображении так, чтобы на телеведущую Светлану Леонтьеву быть похожей. Так мысленно старалась, что утомилась и, поставив свой электронный будильник на четыре утра, заснула.

Проснулась от привычного электронного писка. Не включая свет, оделась. Вышла на кухню. Тут уже можно было и свет включить, и чайник нагреть. Вскипятила воды. Развела в ней детской смеси «малыш» для дочурки, а чтоб помедленнее остывала, поставила бутылочку с искусственным молоком на котел в бойлерной. Тут смутное чувство вины заставило ее вернуться в комнату и приложить сонную доченьку к соску. Яся, не просыпаясь, заработала губками. Ощущение было почти такое же, как и от того насосика-присоски, с помощью которого забирали у Ирины молоко на киевском Печерске. Только присоска в Киеве всегда холодной была, а губки доченьки – горячие.

Подождав, пока Яся наестся, Ирина высвободила мизинчиком правой руки сосок из ее ротика. Оправила одежду и в коридор вышла.

Уже стоя перед дверью, включила на мгновение свет, чтобы проверить: тот ли платок на голову надела. И улыбнулась сама себе в зеркало, висевшее на стене. Ведь в этот раз она с платком не ошиблась.

Тишина раннего зимнего утра усилила скрип открывшейся и закрывшейся калитки. А потом снова тихо стало. Вышла Ирина к остановке. Дорога молчит, не движется. На небе все еще звезды блестят. Через часов пять сюда к ней Егор приедет, а ее, Ирины, дома нет. Она уже давно в Киеве по Мариинскому парку гуляет.

Издалека два автомобильных желтых глаза вынырнули и становились они в темноте все ярче и ярче. По фарам и по звуку узнала Ирина свою маршрутку. Занервничала. Снова о Егоре подумала.

«А вдруг он потом рассердится и в Киев меня искать поедет?»

Так, раздумывая и теряясь в своих мыслях, отступала Ирина шаг за шагом прочь от дороги. И когда маршрутка притормозила у остановки, сидела она на корточках за старым дубом, росшим у самого начала ее улицы. Сидела и выглядывала оттуда.

Маршрутка, постояв недолго, снова тронулась в путь. Проводила ее Ирина взглядом и, выйдя из-за дуба, снова к дороге подошла. Застали ее глаза огоньки исчезающей за поворотом дороги маршрутки. Смотрела она в ту сторону еще пару минут, ни о чем не думая, а просто свою непонятную ей самой нерешительность пережидая. А когда переждала она эту нерешительность, то развернулась и зашагала по своей улице домой.

32

Киев. Ярославов Вал. Бар «Дали»

Семен сидел за барной стойкой, смотрел на бокал темного львовского пива и устало повторял: – Не надо мне рассказывать сказки!

Бармен уже перестал обращать на него внимание. Это сначала он думал от греха подальше выпроводить его на улицу. Но его подозрительность в отношении странно ведущего себя клиента была развеяна в одночасье. У клиента зазвонил мобильный, и тот, прекратив бормотать о своем неверии в сказки, совершенно нормально с кем-то разговаривал, что-то обсуждал.

– Ну и раскладец! – выдохнул вдруг Семен и поднял взгляд на бармена.

Бармен, впрочем, на роль собеседника подходил меньше всего. Лицом он был неприветлив. На его тонком носу висели очки, которые принято называть «очками для чтения». Само лицо бармена эти очки явно облагораживали, но вот зачем? Для какой цели? Ни книг, ни журналов на стойке не было. Да ведь и не положено бармену читать на рабочем месте. Бармен ведь работает мышцами лица, мимикой, а не извилинами. По крайней мере, в свое рабочее время.

А в кармане куртки опять зазвонил мобильный. И Семен ответил. Звонил Геннадий Ильич. Просил дать двух человек с машиной, чтобы вечером крупную сумму из дома в Парламент перевезти.

Короткий деловой разговор немного приободрил Семена. И он решил взять себя в руки. Отодвинул в сторону недопитый бокал темного пива. Заказал у бармена твердым голосом двойной эспрессо.

И, в ожидании кофе, вспомнил во всех деталях недавний разговор с Володькой, который поверг его сначала в шок, а потом в уныние.

Володька, как оказалось, просьбу Семена воспринял как приказ командира. Возможно, он бы и жизнью рисковал, чтобы выполнить этот приказ. Но его жизнь никому не понадобилась, потому что враги у командира были мелкие и слишком близкие, как родственники. Впрочем, почему как? Тот, второй, следивший за Семеном, оказался его соседом Игорем из квартиры напротив. А вот следил он за Семеном – и именно это самого Семена уложило на обе лопатки – по просьбе Вероники. Она, оказывается, заподозрила своего благоверного не в чем ином, как в убийстве аптекаря. И денег она соседу не предлагала за исполнение своей просьбы. И тот, Игорь, охотно взялся последить за Семеном, как будто чужды ему такие понятия, как мужская солидарность.

Вспомнил Семен и выражение лица Володьки, который, желая успокоить приятеля и шефа, сказал, что этот Игорь отшился до того, как Семен с блондинкой встретился.

«Вот было бы дело!» – подумал Семен, уже поверивший в правдивость рассказов Володьки, представляя себе, как сосед Игорь докладывает Веронике, что у ее мужа – любовница-блондинка. Тут уж наверняка убийство аптекаря на второй план бы отошло!

Крепкий кофе после пива пришелся Семену не по вкусу. Слишком горький. Пришлось добавить три ложечки сахара.

«И как мне теперь с ней говорить?» – думал Семен.

Не найдя ответов на вопросы, связанные с поведением жены, Семен вспомнил о блондинке Алисе.

– Чепуха какая-то, – выдохнул. – Она ведь меня явно не узнала! Словно в первый раз видела!

Допил кофе. Попросил еще чашечку. Снова задумался под жужжание маленькой итальянской кофеварки.

И это убийство аптекаря, о котором несколько раз спрашивал Володька перед тем, как уйти из «макСнэка». Откуда ему, Семену, знать про это убийство?

«Спроси у моей жены! – раздраженно посоветовал он тогда Володьке. – Она с его вдовой виски пьет!»

И вот теперь снова, в ожидании второй чашки кофе, Семен задавал себе тот же самый вопрос. Об аптекаре, с вдовой которого дружит его жена Вероника. О его убийстве.

– Ладно, хрен с ним, – решил он, пытаясь хотя бы на время освободить свою голову от пурги налетевших мыслей и сомнений. – Про соседа Игоря ничего ей пока не скажу! Пусть думает, что мне ничего не известно! А про аптекаря? Сам попробую что-нибудь выяснить. Или лучше Володьку попрошу!

Пурга мыслей в голове рассеялась сразу после того, как Семен выбрал для себя линию поведения с женой и новые приоритеты. Во рту было неприятно горько из-за кофе.

– Пятьдесят грамм коньяка, – сказал он бармену.

– «Коктебель» или «Хэннесси»? – уважительно спросил бармен.

– «Хэннесси»!

Хороший коньяк обычно знаменует собой приятную точку, поставленную после трапезы. В этот раз хороший коньяк поставил точку в размышлениях Семена. И, расплатившись, он слез с высокого табурета и зашагал к выходу.

33

Город Борисполь. Зал игровых автоматов

В среду утром, когда Дима приехал на развозке на службу, его ожидал странный сюрприз. В вольере, куда он зашел, чтобы забрать Шамиля, его встретили настороженно.

– Шамиля забрали, – негромко сказал Диме младший кинолог Ваня, отвечавший за отдых и дрессировку служебных собак.

– Куда? – удивился Дима.

Ваня пожал плечами. Он стоял перед Димой в зеленых ватных штанах и в таком же ватнике, держал в руке пустую собачью миску.

– Еще вечером, это, на другой смене, – косноязычно продолжил он, поблескивая золотым зубом. – Вроде, приболела собачка…

Дима зашел к начальнику вольера. Тот тоже встретил Диму несколько напряженно.

– Я не знаю, – развел он руками, не поднимаясь из-за рабочего стола, на котором, как обычно, лежал фотоальбом, посвященный служебным собакам, и широкий лист бумаги, расчерченный острым карандашом на «квадратики дежурств». В квадратиках уже ручкой были записаны клички собак. Этот лист начальник вольера использовал и как документ, и как скатерть, о чем свидетельствовали четкие круги, оставленные донышками граненых стаканов и чайных чашек.

– Я ж звонил насчет тебя, спрашивал у командира. Он сказал, что можешь пару дней отдыхать…

– Отдыхать? – удивленно переспросил Дима, заподозривший что-то неладное.

– Ну да. Пока Шамиль болеет.

В Борисполь Дима возвращался на рейсовом автобусе. Состояние было подавленное. Он ведь настроился на работу, на нормальную смену, на общение со своим четвероногим другом. И тут ему говорят: «Отдыхай!» А какой может быть отдых зимой, при минус пяти? Дома сидеть и телевизор смотреть?

Дима вышел возле автовокзала. Захотелось ему на новое место работы Вали заглянуть.

В зале игровых автоматов было тихо, только сами автоматы время от времени звенели монетами, булькали какими-то электронными звуками. Осмотревшись, Дима увидел в углу помещения окошечко кассы. Достал бумажную гривну. Протянул ее туда молча. Рука жены забрала гривну и взамен положила в ладонь Димы два полтинника.

Дима задумался. Хотел просто пошутить, чтобы хоть как-то свое настроение улучшить, но, видимо, для Вали на этой работе руки клиентов были важнее, чем их лица. Не посмотрела она на него через амбразуру своей кассы.

«Ладно, – решил он. – Сыграю, а потом ей прямо в окошечко голову суну, чтобы видела, кто пришел!»

Бросил в автомат монетку. Нажал на большую кнопку со словом «Старт». Замелькали перед ним бананы и яблоки. Зазвенел автомат. Несколько раз останавливались картинки, да неудачно. Жалко было Диме вторую монетку бросать, но все-таки решил он еще раз судьбу проверить. Бросил и вторую монетку. Снова кнопку черную нажал. И тут враз три одинаковые бутылочки кока-колы в рядок выстроились. И зазвенел водопад монет, посыпавшихся в железное «корыто» для выигрышей. Дима шаг назад сделал. Смотрел завороженно на сыплющуюся бронзу звонких полтинничков. Рот у него раскрылся. Из-за звона не услышал он шагов подошедшей сзади жены.

– А ты что тут делаешь? – удивилась она.

– Да Шамиль заболел, а меня домой отправили. Вот, к тебе зашел, – обернувшись, проговорил Дима. И снова взгляд на свой еще не полностью высыпавшийся выигрыш направил.

– Это ты, что ли? – удивилась Валя, кивая на «корытце» автомата.

Дима кивнул.

– Подожди! – строго произнесла Валя.

Отошла к кассе. Вернулась с небольшим банковским полотняным мешочком зеленого цвета. Стала пригоршнями монеты в мешочек перекладывать.

– Может, я еще сыграю? – осторожно спросил Дима.

Валя отрицательно мотнула головой, продолжая ссыпать монеты в мешочек.

– Лучше помоги!

Вдвоем они забрали из «корытца» все, что высыпалось. Валя вывесила снаружи на входных дверях табличку «Технический перерыв». После этого зашли они оба в тесную кассовую будочку. А там на самодельном столике-тумбе странный аппарат стоял с ручкой, как у мясорубки.

– Ты подсыпай, а я буду ручку крутить! – скомандовала Валя.

Черный металлический ящик тоже имел сверху свое «корытце» для монет, только было оно не таким большим, как у игрового автомата. Дима подсыпал в это «корытце» монетки, а Валя ручку крутила и от этого кручения монетки куда-то проваливались, как в воронку.

– Что это? – поинтересовался Дима.

– Считальная машина, – ответила жена.

– А мы их потом оттуда вытащим?

– Конечно!

Машина, проглотив с Валиной помощью весь выигрыш, показала, что монет в мешочке было на сто сорок восемь гривен.

Валя попросила Диму подержать мешочек открытым. Ссыпала в него из считальной машины все монеты обратно. Потом затянула горловинку мешочка проволокой и пломбиратором опломбировала.

– Зачем ты это? – спросил Дима.

– Чтобы ты деньги домой в целости и сохранности донес. Понял? А вечером решим, на что их тратить.

Дима, у которого в кармане и так пару сотен гривен лежали, решил с женой не спорить. Но когда взял он в руку мешочек, то рука чуть из сустава не выпрыгнула.

– А у тебя сумки нет? – спросил он у Вали.

Валя оказалась запасливой, и переложил Дима мешочек в хозяйственную сумку с длинными ручками.

Забросил сумку на плечо и, кивнув жене на прощание, вышел из зала на улицу.

Теперь уже путь лежал прямиком домой. С таким грузом на плече гулять не пойдешь! Сел Дима на маршрутку и доехал до ближайшего к их дому вагончика-кафе, в котором вкусные пельмени подавали.

Уже войдя во двор дома, заметил он, к своему огорчению, что кто-то выбил то ли молотком, то ли топором те доски, которыми он на днях дыру в заборе заделывал. Оставил сумку с деньгами на пороге. Подошел к дыре, на корточки опустился. На щепках, оставшихся от двух добротных заборных досок, виднелись зазубрины от топора.

– Ну, ладно, – с угрозой выдохнул он.

Зашел домой. Сумку с мешочком на кухню занес да там на полу оставил. А сам – снова на улицу. Взял в гараже садовые ножницы и отправился в конец улицы, туда, где на заброшенном дворе много ржавой колючей проволоки видел. Путь занял у него минут десять.

Уже отдирая проволоку от поваленного забора и жалея о забытом в гараже гвоздодере, который был бы сейчас весьма кстати, Дима поскользнулся и упал. А поднимаясь, бросил взгляд на колодец, в который он после несчастного случая сдохшего Мурика бросил. Поднялся на ноги, заглянул вниз. Теперь в колодце было еще больше мусора. Видимо, соседи использовали его как свалку. И поломанный стул в колодце лежал, которого в прошлый раз не было, и картонный ящик из-под китайской люстры.

«Вот так он и выбрался!» – подумал Дима о Мурике, припоминая, как жене кто-то говорил, что он в яму провалился и пока туда что-нибудь еще не кинут, не выберется.

Проволоку пришлось Диме отрывать кусками. Там, где она отрывалась легче, куски были длиннее. Там, где вытащить или разогнуть гвоздь, крепивший ее к забору, было невозможно, приходилось «колючку» просто перекусывать садовыми ножницами.

За полчаса работы удалось Диме оторвать и отрезать кусков двадцать разной длины, но одинаково ржавых. Сложил он эти куски в картонную коробку от китайской люстры, вытащенную из колодца. Вернулся к себе во двор. Оставив коробку с проволокой на пороге, зашел домой. В коридоре его Мурик-Мурло встретил. И мяукнул как-то уж очень жалобно.

– Чего ты? – спросил Дима. Проверил его миску – она была наполнена кошачьим печеньем.

Раздевшись, Дима зашел в ванную руки помыть. И тут заметил, что вода с его рук красная льется. Открыл ладони своему взгляду и увидел на них кроме ржавчины от проволоки еще и кровь. Отмывал долго и тщательно. А потом насчитал на ладонях по несколько дырок-ран от проволоки.

– Вот черт! – выдохнул в сердцах.

Заглянул в аптечку на кухне, но там ни зеленки, ни йода не было.

Зашел в комнату. Сел задумчиво на кровать. Тут же ему на колени мурик-мурло запрыгнул. Принялся ладони израненные шершавым своим языком лизать.

– Да ну тебя! – хотел было сбросить его с колен Дима.

Но кот когти в форменные брюки Димы пустил, и испугался Дима, что порвет мурик-мурло брюки.

Лизал кот поочередно то одну ладонь хозяина, то другую. А потом сам спрыгнул с колен.

Отдохнув, Дима надел рукавицы. Вынес из гаража ящик с гвоздями и молотком и старательно колючим веером из проволоки снова заделал злосчастную дырку в заборе. Только три метровых кусочка проволоки у него осталось, и, чтобы они не пропадали без пользы, прибил их Дима к верхним доскам забора, прямо над дыркой.