Текст книги "Ночной молочник"

Автор книги: Андрей Курков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

34

Киевская область. Макаровский район.

Сёла Марьяновка и Липовка

Егор никогда раньше не думал о Саратове. Знал, что есть такой город, да и все. Ему что Саратов, что Краков, что Стамбул – все было одинаковой заграницей с той лишь разницей, что в Саратове говорили по-русски.

За окошком хаты светало. Парализованная мама еще спала на своей железной кровати с хромированными спинками и панцирной сеткой под тонким матрасом. Как только она просыпалась, сразу начинала кашлять. А значит, надо было ставить чайник и готовить ей отвар из сушеных листьев малины и смородины. Чтобы ей было легче дышать. Но этим должна заниматься соседка, которая вот-вот придет. Но соседка знает, что Егор ночевал у мамы, поэтому особенно и не спешит.

Хата была маленькой, и всякий раз, когда Егор здесь ночевал или просто заезжал, то чувствовал внутри сильный стыд. Нет, ему не было стыдно, что он тут родился. Родиться – вообще не стыдно. На самом деле ведь это не ты взял и родился, а тебя родили на свет! Стыдно ему было за то, что мама до сих пор жила в этой хате, стыдно было за то, что при изменении названия страны жизнь в этой деревне и в этой хате никак не изменилась. Еще его отец собирался строить кирпичный дом, но тогда, до независимости, ему строиться не разрешил сельсовет. А теперь строить дом просто не имело смысла. Отец давно умер. Матери тоже недолго осталось. А если для себя строить – то надо поближе к Киеву, а на это нужны совершенно другие деньги. Деньги, которых у Егора нет. А тут еще эта анкета, которую ему, как и другим коллегам, передал «для размышления» заместитель начальника охраны. Правда, попросил посторонним не показывать. Анкета для желающих получить высокооплачиваемую работу и служебное жилье в российском городе Саратове. При переезде с семьей гарантировали большую жилплощадь и компенсацию за перевоз вещей и мебели.

Егор подбросил в грубку дров, открутил вентиль газового баллона под плитой и зажег конфорку. Поставил чайник и вышел во двор как был – в тапочках на босу ногу и в синих спортивных штанах и черной футболке.

Мороз приятно обжег локти и ступни. Дворик маленький, напротив порога – деревянная летняя кухня. Рядом слева могучий орех и забор, за которым – старый фруктовый сад. Все старое, но живое и плодоносящее. И замерший на зиму в кулак толщиной ствол старого виноградника, каждое лето заплетающий новой лозой небо над двориком. Арматуру этого «неба» еще отец сваривал, чтобы сидеть летом в тени за вынесенным на двор столом и пить под пение птиц чай, а иногда и водку.

Вечных идиллий не бывает. Эта идиллия тоже была на исходе, как на исходе жизни находилась сейчас и его, Егора, мама, и сама хата, и даже газ в баллоне был на исходе. Правда, баллон всегда можно с доплатой поменять на полный.

Егор сделал на морозе зарядку, не особенно перенапрягая мышцы. Надышался холодным бодрящим воздухом.

Пока был на дворе, соседка тетя Соня пришла принимать дежурство. Зашла во двор, кивнула и сразу – в хату.

– Ты бы машину лучше во дворе ставил, – сказала она, когда Егор вернулся в домашнее тепло. – Пьяных ночами много ходит. Возьмут да и проткнут тебе колеса гвоздем! Народ богатых не любит!

– Да какой я богатый! Одна только машина и есть! Ни дома. Ни квартиры! Ни…

– Мое дело совет дать, – оборвала она Егора.

Егор переоделся в костюм. Галстук завязал перед зеркальной дверцей старого шкафа.

– Поеду я, – сказал Соне. – Если что – звоните! – и, бросив взгляд на все еще спящую мать, вышел.

Красная «мазда» заурчала мотором. Сообщила хозяину, что на улице – минус пять. Точное время показала.

Минут через пятнадцать неспешной езды остановил Егор машину около дома Ирины. Нажал на кнопку дверного звонка, надеясь, что Ирина дома.

– Ой, заходите, заходите! – разулыбалась, увидев гостя, Шура, мать Ирины.

Он прошел. Однако услышав предложение выпить чаю, пока Ирина Ясю на санках катает, вежливо отказался. Вместо этого пошел Ирину искать. Нашел быстро. Ее мать, хоть и отличалась болтливостью, но сумела внятно и четко объяснить, где ее дочь и внучка могут сейчас быть. Егор издалека их увидел. На пригорке над замерзшим озером.

Сначала со стороны понаблюдал, как Ирина на санки садилась и с укутанной в одеяльце Ясей на руках с невысокого пригорка спускалась. Девчонка девчонкой.

Потом подошел. Ирина, заметив его, покраснела. А может, ее щеки от мороза красными были.

Разговаривать им почти не пришлось. А может, и не хотелось. Егор Иру с Ясей на санках с пригорка сталкивал, чтобы быстрее они вниз съезжали. Ирина смеялась, прижимая Ясю к груди. Через полчаса пришли они к Ирине домой. Она покормила грудью Ясю и о вчерашнем дне вспомнила. Спросила, не едет ли Егор в Киев.

– Еду. В двенадцать дня заступаю на службу, – сказал он.

– меня подвезете? А то я сегодня на маршрутку опоздала…

– Вы же обещали недельку дома побыть. – Егор пристально посмотрел на Ирину.

– Я хотела вам по дороге кое-что рассказать, – прошептала она виновато.

Он кивнул.

По дороге она действительно рассказала Егору о том, как за ней вчера утром машина приезжала. О разговоре с начальницей тоже рассказала. Поинтересовалась также, не узнал ли Егор, как того малыша, которого ее молоком выкармливают, зовут.

Егор помрачнел на мгновение.

– Узнал, – сказал, не отрывая взгляда от дороги. – Геной зовут…

– Геночкой? – переспросила Ирина. На губах улыбка заиграла.

Егор кивнул. Краем глаза заметил ее улыбку и на мгновение скривил губы.

– Не нужно вам туда ездить, – сказал после недолгой паузы.

Ирина на его слова не ответила. Некоторое время они ехали молча. Лишь когда по обе стороны дороги дома замелькали, обменялись они вопросительными взглядами, потому что оба почувствовали неправильность этого молчания.

– Вы про Саратов что-нибудь знаете? – спросил Егор, бросив короткий и добрый взгляд на Ирину.

– Нет. У меня по географии тройка была…

Егор усмехнулся.

35

Киев. Центр

Дело аптекаря, как удалось без особого труда узнать Семену, было раскрыто по горячим следам. Убийцу – местного молодого наркомана, повязали уже через день после преступления. Наркоман в убийстве сознался. Несмотря на то что признание наркоманов в чем угодно давно уже стало дежурной милицейской шуткой, новость о сознавшемся и арестованном убийце аптекаря заставила Семена вздохнуть с облегчением и посмеяться над подозрительностью собственной жены. А еще молоденький лейтенант, рассказывавший Семену по приказу начальства об этом деле, сообщил, что и сам аптекарь был не подарок и один раз чуть не загремел за решетку за продажу какого-то запрещенного лекарства против гепатита. Но у аптекаря оказались крепкие связи в Генеральной прокуратуре, он там для кого-то «омолодительное лекарство» доставал, и дело на него было закрыто по звонку сверху. «С прокуратурой ведь не спорят, особенно с Генеральной», – покивал головой молоденький лейтенант на прощание.

Утро, проведенное в Шевченковском отделении милиции, приободрило Семена. Теперь, для полного ажура, оставалось только зайти куда-нибудь и выпить чашечку кофе. Но тут зазвонил мобильный.

– Сеня! – послышался голос Геннадия Ильича. – Дело есть! Подъезжай к отелю «Национальный». Я в Раде, мы сейчас трибуну от этих мудаков из БЮТа защищаем, но через полчасика меня сменят. Подожди там, в кафе! Понял?

Семен посмотрел на часы. Ему как раз и нужны были полчаса, чтобы добраться до отеля «Национальный». «Там кофе и выпью!» – решил Семен.

По дороге припомнил один из последних пикников Геннадия Ильича, на котором он пил и решал деловые вопросы как раз с «этими мудаками из БЮТа». Впрочем, думал Семен, все они мудаки, когда в Парламенте друг на друга кричат. А вот выйдут, а лучше выедут куда-нибудь в лесок на шашлыки, и смотришь: не бывает крепче дружбы. И все равно там, кто из какого или из-под какого блока партий.

Мотнул Семен головой, прогоняя мысли. Размышлять о политике ему было не интересно.

В кафе отеля он пришел первым. Взял себе чашечку кофе. Сел за столик. Огляделся. Публика была вокруг случайная, «замусоленная». То ли мелкие чиновники, то ли командировочные. Ни одного дорогого пальто на вешалках и спинках стульев. Ясно, что не депутаты.

Вот когда Геннадий Ильич зашел, сразу было видно, что не простой человек. И пальто не простое, и ботинки.

– Вопрос у меня к тебе несложный! – сказал депутат, присев к Семену за столик. – Я своего помощника уволил. Хотел тебе предложить его место. Работать не надо. Все будет, как раньше. Просто получать деньги будешь в кассе Верховной Рады, а не из моего кармана. Отдашь туда свою трудовую, взамен корочку помощника получишь. И тебе – почет, стаж и уважение, и мне приятно!

Семен ничего против этого предложения не имел. Услышав утвердительный ответ, Геннадий Ильич заказал еще по кофе и по пятьдесят коньяка.

Атмосфера за столом была почти дружеская.

– Геннадий Ильич, может, вы слышали что-нибудь об «омолодительном» лекарстве из Германии? – спросил негромко Семен.

Депутат рассмеялся. Посмотрел на Семена веселым взглядом. Подался всем телом вперед, чтобы ближе к Семену быть.

– Какое лекарство! Лекарство – это же химия! А от химии скорее сдохнешь, чем помолодеешь! молодеют от другого!

– От чего? – удивился Семен.

– От свежих молочных продуктов, – с улыбкой произнес Геннадий Ильич. – От детского питания!

Семен хмыкнул разочарованно. Он-то собирался услышать что-нибудь поинтереснее.

– Ты ведь про коровье молоко подумал! – снова веселым полушепотом произнес депутат. – А я о другом! В Киеве полно молочных кухонь для взрослых. А для дам – «гормональные кафе». Только не спрашивай про их меню, а то меня стошнит! моя ведь тоже туда ходит. Самой под сорок пять, а кожа на попке, как у младенца. И не надо никакой химии, никакой хирургии… А тебе это зачем? Или ты в политику собрался?

– При чем здесь политика? – не понял Семен.

– Ну, это для политика самое важное – выглядеть как кровь с молоком, как поросенок, в хорошем природном смысле. За таких лучше голосуют.

Семен смотрел на Геннадия Ильича и думал, что вот сейчас он сам о себе говорит. Потому что у самого ни морщинки на лице, румянец здоровый, губы крепкие и надутые, упитанный. Такой же, как и большинство этих депутатов. Гладкий, блестящий, жизнерадостный.

– А чего ты спросил про это? – поинтересовался вдруг депутат.

– Да возле моего дома недавно аптекаря убили. Ну и слухи ходили, что он торговал чем-то для омолаживания.

– Чушь! Аптекари выше торговли наркотиками не поднимаются. Это я точно знаю.

Геннадий Ильич посмотрел на свои часы.

– Пора, – сказал. – Как они меня с этой трибуной достали! Бывает ведь, попадет в парламент пара десятков бедняков и бузу устраивает. А я, как последний болван, с миллионами баксов в банке должен от них трибуну парламентскую защищать. Ну, разве это не бред?

– Бред, – согласился Семен.

– Все, я побежал. Тебе мои люди позвонят, за трудовой книжкой кто-нибудь подъедет. Скоро увидимся!

Оставшись один, Семен медленно, смакуя, допивал коньяк. И думал о Веронике. Больно уж захотелось ему жене рассказать о пойманном убийце аптекаря, оказавшемся обычным наркоманом. И посмотреть, как она, подозревающая собственного мужа, на эту новость отреагирует.

36

Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10

В последние два дня Вероника несколько раз ловила на себе холодные и напряженные взгляды мужа. Он то ли подозревал ее в чем-то, то ли чувствовал, что она его в чем-то нехорошем подозревает. В любом случае Веронику эти взгляды стали беспокоить. Тем более, что и разговаривать они с мужем стали реже и меньше.

Между делом Семен сообщил ей, что идет в помощники депутата, но ничего от этого не изменится. Однако из дому теперь он уходил с самого утра, а возвращался поздно вечером. И – самое главное и самое неприятное – в прошлую ночь, проснувшись, Вероника опять заметила его отсутствие.

Утром он, как ни в чем не бывало, собрался и ушел, кивнув жене на прощание. Полчаса спустя, одевшись, умывшись и накрасившись, Вероника позвонила соседу Игорю.

Сосед тут же пригласил ее к себе. Включил шумную кофеварку, открыл пачку печенья. В такой ранний час он уже был одет в серый костюм и рубашку с галстуком. На ногах – теплые красные носки. Явно собирался куда-то уходить, но теперь умело делал вид, что никуда не спешит.

– Вы что-нибудь узнали? – спросила Вероника, усевшись за кухонный столик.

Игорь кивнул. Взял из ниши кофеварки две чашечки кофе, одну поставил перед соседкой. Уселся.

– Знаете, я больше не могу, – проговорил он, заискивающе заглядывая в глаза Вероники. – Меня припугнули…

– Кто?

– Я ведь тогда, как и обещал, пошел за ним ночью. А оказалось, что за ним уже следят. Такой невысокий крепкий мужчина в штатском. Он меня к стенке прижал, и я сам понял, что я им мешаю. То есть вы, скорее всего, правы в своих подозрениях. Недолго ему гулять осталось…

Вероника побледнела. К чашечке с кофе она не притронулась. Смотрела в лицо соседу неподвижным холодным взглядом. Теперь ему и за Семена страшно стало, и за себя.

– А откуда они? Те, что следят? – спросила она после минутного молчания.

Игорь пожал плечами.

– Не из милиции, – произнес он задумчиво. – Скорее всего из СБУ.

– Я пойду, – Вероника встала из-за стола и не сдержалась, всхлипнула.

– А кофе? Посидите еще! – попросил сосед. – Успокойтесь! Все будет хо… – он сам себя оборвал на полуслове, вспомнив, что этот слоган «Русского радио» был в этой ситуации не уместен.

Вероника все-таки ушла. Вернулась домой, но и там не могла прийти в себя. Хотелось с кем-то поговорить, но уж точно не с мужчиной, носящим по утрам красные носки.

Позвонила Дарье Ивановне. Напросилась в гости, хотя можно было и не напрашиваться. Любой разговор с вдовой аптекаря заканчивался предложением повидаться. Однако в квартире у Дарьи Ивановны они надолго не задержались. Только хозяйка бутылку коньяка на журнальный столик поставила, как зазвонил телефон. Дарья Ивановна почти ни слова не сказала, но слушала невидимого собеседника минуты три. После чего произнесла в трубку: «Я с подругой приду!»

– Знаешь, – обратилась она к Веронике, опустив трубку на аппарат. – Мы коньяк с собой возьмем. Надо мою близкую знакомую поддержать. Этот тут рядом, на Воровского.

По дороге Дарья Ивановна и Вероника сделали небольшой крюк, чтобы мимо веночка на углу Стрелецкой и Ярославова Вала пройти. У веночка остановились. Дарья Ивановна поправила его, чтобы висел ровненько. И пошли дальше.

– Ты не удивляйся, она немного странная, – говорила по дороге вдова аптекаря. – У нее тоже несчастье произошло. Только чуть раньше. От нее муж хотел к молодой уйти, но не смог. От инфаркта умер. Молодой, красивый. Шахматами увлекался. Его сегодня утром домой привезли. Звонила, плакала. Но ведь надо привыкать! Одиночество еще хуже!

– Привезли для похорон? – спросила Вероника.

– Нет, уже готового. Вот увидишь. С моим Эдичкой тоже такое сделают. Он на послезавтра записан.

– Пластилизацию? – Вероника уже без труда выговорила новое для себя слово.

– Ну да, – кивнула Дарья Ивановна.

Хозяйка – брюнетка лет сорока – встретила их приветливой улыбкой.

– Аня, – представилась она Веронике. – А мне кажется, мы уже где-то виделись.

Вероника попыталась припомнить, но не смогла.

В комнате по центру стоял круглый стол с тремя коньячными бокалами. Дарья Ивановна достала бутылку «Арарата». Оглянулась по сторонам. Остановила любопытный взгляд на хозяйке.

– А Вася где? – спросила.

– В спальне, – Аня кивнула на закрытую дверь.

Присели втроем за столик, выпили коньяка. Тишина в квартире показалась Веронике тревожной, и тревога эта только усилила тяжесть ее собственных мыслей и сомнений. Конечно, поговорить вдвоем с Дарьей Ивановной было бы легче, но душевный груз уж очень сильно давил на Веронику, и потому решила она считать Аню своей давней знакомой, с которой они действительно, как ей теперь показалось, где-то раньше встречались.

– Ой, девочки, – выдохнула она с горечью. И Дарья Ивановна с Аней тут же посмотрели на нее внимательно и сосредоточенно.

– У меня большие неприятности, – продолжила Вероника. – За моим Сеней следят. Или милиция, или другие органы.

– А что он сделал? – Аня перешла на шепот.

– Может, даже убил кого-то…

В этот момент Вероника так перепугалась собственной откровенности, что сама налила себе полбокала коньяка и сделала глоток.

«Ты что, дура, собираешься Дарье Ивановне рассказать, что Семен ее мужа зарезал?!» – гулко прозвучал в голове у Вероники внутренний голос.

– А почему вы думаете, что он кого-то убил? – осторожно спросила Аня. – Только потому, что за ним следят?!

Вероника вдруг ощутила себя совершенно раздетой и беззащитной перед этими двумя спокойными и не агрессивными женщинами. Ей захотелось плакать, и слезы сами потекли из ее глаз. Внутреннее напряжение покидало ее вместе с этими слезами.

– Не надо, – упрашивала ее Дарья Ивановна. – И не нужно про своего мужа такое думать! Может, это чей-нибудь муж за ним следит, а не милиция!

– Муж? – повторила сквозь слезы Вероника. И перевела взгляд с Дарьи Ивановны на Аню. Аня кивнула.

– Может, и муж, – произнесла Вероника тихим слабеньким голосом. – Только зачем Сенечка чужому мужу?

– Никочка, – Дарья Ивановна протянула руку и погладила Веронику по плечу. – Ты должна воспринимать жизнь женщины спокойнее. В каждой женщине живет вдова, мы ведь все равно живем дольше мужчин. Мы вот с Анечкой – уже состоявшиеся вдовы. А ты еще нет. Ты о нем лучше хорошо думай. Рано или поздно останешься без него. Думаешь, мой Эдик идеальным был? Как бы не так! Но я ему о нем самом всегда только хорошее говорила. А теперь пользуюсь старым правилом: «О покойнике или хорошее, или ничего». Понимаешь?

– Аня, – Дарья Ивановна обернулась к хозяйке квартиры. – Ты нам Васю покажешь?

Аня кивнула. Поднялась из-за стола и приоткрыла дверь в спальню. Дарья Ивановна подошла первой. Заглянула в щелку. За ней – Вероника.

Мужчина в клубном джинсовом пиджаке и в вельветовых брюках лежал с закрытыми глазами на кровати. На спине. Цветом лица он больше был похож на живого и спящего. Веронике даже показалось, что его грудь приподнимается и опускается, показалось, что он дышит.

– Я еще не знаю, куда его, – немного растерянно выдохнула хозяйка. – Мне сказали, что лучше посадить в кресло перед окном.

– Да, в кресло – это хорошо. Только надо проверить по фэн-шую, – вставила свое мнение Дарья Ивановна. – Я вот завтра книгу про фэн-шуй принесу, вместе почитаем. Там все разъясняется.

Вероника втянула ноздрями своего маленького носика воздух. Показалось ей, что в комнате лекарствами пахнет. Душно ей стало. А еще слова Дарьи Ивановны о том, что все женщины – вдовы, заставили о своем будущем вдовстве задуматься. И от этих мыслей еще больше на свежий воздух выйти захотелось.

Сослалась Вероника на головную боль, и отпустили ее Аня и Дарья Ивановна домой. Но перед тем как отпустить, вытребовали у нее обещание завтра вместе в «Кофе-Хаус» пойти.

Шла Вероника по Воровского к Львовской площади и на ходу о Семене думала. Думала и почти плакала, так ей его жаль было. Понимала она, что любит своего мужа. Понимала, что ничего пока с ним не случилось.

В гастрономе на углу Гончара и Ярославова Вала купила палку сырокопченой колбасы, которую Семен любит, свежего черного хлеба и бутылку темного пива. Все для него.

Из гастронома вышла совсем в другом, более спокойном настроении. Снова мимо веночка на углу своей улицы прошла, но не остановилась и даже постаралась его не заметить. Чужие покойники на время стали Веронике не интересны. Ведь у нее был свой и пока что совершенно живой Семен.

«Придет он сегодня домой, я его прямо в коридоре поцелую», – решила Вероника.

37

Город Борисполь. Улица 9 Мая

Сквозь некрепкий сон слышал Дима, как жена на работу собиралась. Про то, что делать с его звонким выигрышем, они еще не поговорили. Говорить об этом сейчас смысла не было. Так что решил Дима подождать, пока закроется за Валей входная дверь, а тогда уже вставать и завтракать в гордом одиночестве на кухоньке за столом, под которым прямо на полу возле туалетного ящика «кухонного» мурика мешочек с деньгами лежит.

Ждать пришлось недолго. Наступила «чистая», как выстиранная простынь, утренняя тишина. За окном какая-то зимняя птичка пела. Сквозь щелки в темных занавесях солнечный свет пробивался. Воздух, прорезанный этим солнечным светом, выдавал свое подвижное пыльное содержимое. И, заметив эту воздушную пыль, Дима, поднимаясь с кровати, закрыл рот и стал дышать носом, полагая, что в носу хоть какой-то природный волосяной фильтр против всякой этой гадости есть. Рот перед опасностью этой пыли был совершенно беззащитен.

Натянув на себя спортивный костюм, Дима умыл лицо и провел ладонями по щекам, примеряясь к щетине и решая: бриться или нет. То ли щетина напомнила ему о вчерашней колючей проволоке, то ли просто он об этом вспомнил, но тут же ему захотелось проверить свои ладони. Посмотрел он на них и глазам своим не поверил. Ни царапинки, ни ранки. Кожа чистая, линии жизни беспрепятственно с линиями любви пересекаются.

Озадаченный, глянул он на себя в зеркало, висевшее над умывальником. Щетина, увиденная в зеркале, оказалась длиннее, чем он подумал, проводя по ней ладонями.

Правда, мысли об исчезнувших царапинах и ранках отвлекли его от бритья окончательно.

Проследив, чтобы настоящий Мурик-Мурло не проскочил за ним на кухню, Дима подошел к плите, снял с нее сковородку с еще не остывшей гречневой кашей и поставил ее прямо на стол. Кашу ел столовой ложкой, на ходу «прислушиваясь» кожей правой ладони к алюминию ложки. Съев, поставил сковородку обратно на плиту и еще разок внимательно изучил взглядом ладони. Куда же эти царапины и проколы пропали? Вспомнил, как Мурик-Мурло настойчиво его ладони зализывал. «Неужели он?» – подумал. Припомнил, что уже приходилось ему слышать, как коты головную и сердечную боль у хозяев снимают. Но чтобы раны языком залечивать?

Подошел к картинке с распятым Иисусом, висевшей на стене. Присмотрелся к божьим ладоням, прибитым толстыми гвоздями к перекладине креста. Опустил взгляд на свои гладкие ладони. И глубоко задумался, поджав нижнюю губу.

В этот момент кто-то в двери позвонил. Отвлекся Дима от своих мыслей. Вышел в коридор.

На пороге стояла женщина лет сорока в дорогой дубленке, а рядом с ней – молоденький милиционер.

– Мы разыскиваем Бориса Ханского, – сказал милиционер. – Он к вам в последние два дня не заходил?

– Ханского? – переспросил озадаченный Дима. – А кто это?

– Он с вами в аэропорту работает. Грузчиком, – сказала женщина. – Он мне про вас рассказывал!

– А, Боря! – кивнул Дима и сделал шаг назад, в глубину коридора, приглашая женщину и милиционера зайти.

– Нет, он не заходил. Да и я пока на работу не хожу. А что случилось? – поинтересовался Дима.

– Он в последнее время лекарствами приторговывал, – заговорила жена. – Два дня назад ему покупатель позвонил. Заказал на тысячу гривен этих лекарств. Боря с ним на встречу пошел и не вернулся.

У Димы внезапно мороз по коже пробежал. Его оцепеневший на мгновение вид вызвал у милиционера подозрение.

– Он вам, кстати, не рассказывал, где эти лекарства берет? – спросил молодой представитель закона.

Дима отрицательно мотнул головой. Но лицо его побледнело, и теперь уже и жена пропавшего грузчика смотрела на хозяина дома вопросительно, с некоторым подозрением во взгляде.

– У него же друг есть, Женя, – заговорил Дима, пытаясь переключить внимание пришедших с себя на кого-нибудь другого. – Кажется, они вместе лекарствами занимались.

– Женю четыре дня назад похоронили, – отстраненно произнесла женщина в дубленке.

– А что случилось? – перепугался еще сильнее Дима.

– Отравился поддельной водкой, – сказала жена Бориса.

Дима вздохнул с облегчением, чем вызвал еще большую подозрительность у женщины в дубленке.

– Можно, я вас наедине кое о чем спрошу? – милиционер кивнул на двери в комнату.

Они уединились в кухне, оставив жену Бориса в коридоре. В комнату Дима милиционера не пустил.

– Вы не беспокойтесь, он же запойный! – прошептал милиционер. – Он уже пропадал и на два дня, и на три. Это жена волнуется, понятое дело. А мне тоже лекарство надо, у меня старший брат болеет. Я у Бори брал несколько ампул – сразу помогло. Братец на глазах ожил. Вышел на улицу прогуляться и под машину прыгнул, чтобы мальца соседского спасти. И мальца спас, и сам успел в сторону отпрыгнуть! А за день до этого с кушетки не вставал. Не мог! может, Борис вам говорил, где лекарство для продажи берет?

– Нет, – тоже шепотом ответил Дима. – Но я могу попробовать узнать. Если увижу его.

Милиционер достал из кармана форменной куртки блокнот и ручку. Написал свой телефон.

– Я в долгу не останусь, – пообещал, глядя в глаза хозяину дома почти дружеским, просящим взглядом.

Нежданные гости ушли, оставив Диму в состоянии легкого беспокойства о судьбе Бориса и о своей собственной. Милиционер был слишком молодым, а поэтому Дима склонялся к мысли, что действительно нужны ему эти лекарства и что никакая это не ловушка, хоть и такая мысль промелькнула.

Выпив стопочку водки на крапиве для приведения своего состояния в более цельное, он прилег подремать. Дремал долго, а когда снова поднялся, за окном уже сгущались сумерки.

Дима вышел на порог, чтобы морозным воздухом приободриться, и закурил сигарету.

По улице медленно проехал «хаммер», усыпанный лишними красными габаритными огоньками.

«Интересно, к кому это?» – полюбопытствовал мысленно Дима и прошелся к калитке, чтобы посмотреть, возле какого двора машина остановится. Но «хаммер» свернул на другую улицу и исчез из виду.

Дима подошел к забору, отделявшему его двор от соседского. Колючая проволока была в порядке.

Вернулся на порог. Закурил вторую сигаретку. У соседа в это время дверь скрипнула, и оттуда бультерьер Кинг вылетел, словно ему пинка под зад дали. Сразу к заделанной дырке в заборе бросился, но прямо перед ней остановился. Постоял, словно в недоумении. Отошел к молодой яблоньке с утепленным тряпками стволом на своей территории, там задрал заднюю левую лапу и сделал свое дело.

– Так вот, приучайся! – прошептал злорадно Дима. – Каждый должен гадить на своей территории, а не на соседской!