Текст книги "Александр Золотая Грива 1 (СИ)"
Автор книги: Андрей Ильин
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Пальцы коснулись холодной гладкой поверхности панциря, пробежали по выпуклостям, точно повторяющим рельеф мужской груди. Подушечки пальцев чуть слышно царапнуло. Это отвлекло от невеселых мыслей. Алекша всмотрелся, заметил тоненькие борозды в металле, вмятины. Видно, панцирь успел побывать в битве. Следов от ударов было мало – или хозяин доспеха хорошо дрался, или противник попадался слабый. Отложил панцирь, обеими руками взял меч. Сразу бросилось в глаза, что меч явно не ромейский, у них мечи короткие, больше на ножи похожи, потому что сражаются ромеи в плотном строю, за стеной щитов и мечами не рубят, а колют короткими тычками. Если воины держат плотный строй, по-другому и не получится.
Этот меч длинный, в три локтя, на полукруглой оконечности рукояти не выгравировано имя владельца, что всегда делали ромеи и ножны были самые простые, даже простецкие, из небрежно выделанной свиной кожи. Алекша потянул за рукоять. Сверкающий клинок без малейшего шороха вышел из ножен. Слегка повернул лезвие, отраженное солнце стрельнуло в глаза серо-голубой вспышкой света. Он внимательней посмотрел на клинок и понял, что у него в руках настоящее чудо – булатный меч. На Руси такие мечи называли харалужными. Редкий мастер знал секрет изготовления такого меча, таких кузнецов было раз-два и обчелся, их считали колдунами и чародеями, относились со страхом и уважением. Настоящий харалужный меч стоил состояние, не каждый князь, даже владеющий большим княжеством, мог иметь. Алекша точно знал, что такой меч был только у великого князя Владимира. Некоторые витязи при дворе великого князя бахвалились, что и у них харалуги – так прозвали в народе эти мечи – но Алекша подозревал, что врут, своими ушами слышал, с каким пренебрежением отзывались об их мечах другие.
От волнения запершило в горле, закашлял так, что слезы на глазах выступили. Он вдруг испугался, что кто ни будь увидит его с такими сокровищами. Торопливо сунул меч в ножны, одним ловким движением закинул за спину. Наклонился, сгреб обе половинки панциря, зацепил указательным пальцем шлем за забрало. Выпрямился, прижимая драгоценные находки двумя руками к груди. Тут взгляд упал на мешок, что неопрятной тряпочной кучкой валяется под ногами. Пренебрежительно пнул, отбрасывая с дороги, торопливо завертел головой, высматривая, нет ли где соглядатаев.
Большой палец на босой ноге врезался во что-то жесткое. Острая боль прострелила от пятки до макушки, Алекша непроизвольно зашипел, глупо запрыгал на одной ноге. Шлем сорвался с пальца, влажный воздух тоненько завибрировал от удара металлом о камень. Алекша громко охнул, скривился. Не в силах удержаться, опустил доспехи на песок, неуклюже сел рядом. Помассировал больное место, осторожно подергал палец – вроде все цело, не сломал. Скосил глаза на чертов мешок. Аккуратно, что бы лишний раз не беспокоить больной палец, на четвереньках подполз, сунул руку внутрь. Пальцы нащупали какой-то сверток. На ощупь, вроде кожаный, туго завязан.
Осторожно, подворачивая рукой края мешка, вытащил сверток. Оказался приличного размера, Алекша невольно удивился, как он сразу его не заметил. Дорогой меч, доспехи так привлекли его, что он просто забыл обо всем остальном. Кожа напиталась водой, распухла так, что веревочных завязок совсем не видно. Алекша еще раз подозрительно оглянулся, достал меч. Мгновение любовался клинком, засверкавшим на солнце маленькой молнией, приставил лезвие к горловине, нажал и резко потянул на себя. Кусок толстой бычьей кожи срезался, как растаявшее масло. Алекша восторженно покачал головой, аккуратно убрал оружие. Неторопливо расправил края среза, стал осторожно – мало ли что там! – извлекать содержимое. На белом прибрежном песке оказался маленький, туго набитый и подозрительно тяжелый кошелек, мешочек с горохом – так решил Алекша на ощупь, два пергамента, свернутые в трубочку и сверток из темно-красной материи.
Что в кошельке, он сразу понял – золото, и немало, а вот мешочек с горохом его озадачил. Откуда тут горсть гороха, да еще так тщательно упакованная, словно эдакая ерунда дороже золота? Хмыкнул, стал зубами развязывать тугой узелок. Возился долго, минуты полторы. Язык и губы подозрительно защипало, начало жечь. Вытерся тыльной стороной ладони, потом рукавом, не помогло. Время уже было около полудня, солнце дышит жаром, как кузнечный горн. Едкий пот течет по лицу ручьями, он машинально смахивает ладонью. Жечь начало в глазах. Отшвырнул мешочек с проклятым горохом, принялся ожесточенно тереть лицо.Теперь жжет губы, язык, глаза, все лицо горит странным огнем, как будто в кипяток окунулся. Алекша вспомнил лесную колдунью, ее заморочки и хитрости, не на шутку испугался – вдруг в мешочке не горох, а колдовское сушеное зелье? Что теперь делать?
Он не вскочил, он взвился в воздух, в стремительном прыжке оказался по колено в воде. Ноги подогнулись, Алекша упал на четвереньки и принялся методично опускать лицо в воду, энергично растирая его песком пополам с вонючим илом. Мерзкий запах проник в легкие, чуть не вывернуло, но странная боль оказалась сильнее и он продолжал тыкаться лицом в мутную воду, смывая и снова размазывая грязь. Если бы кто нибудь увидел его сейчас, то решил бы, что какой-то сумасшедший молится морским богам.
Растертое до банной красноты лицо запылало как раскаленная железная болванка в горне и в этом огне растворилась вся другая боль. Медленно поднялся. Несколько секунд стоял, приходя в себя, потом тщательно отплевался от всякой дряни, что попала в рот вместе с водой и побрел к вещам. Сел, оперся спиной о борт драккара и долго не шевелился. Когда жжение почти прошло, не вставая вытянул руку, подтащил к себе пергаменты и свернутую ткань. На мешочек с колдовским горохом старался вовсе не смотреть. Свернутая ткань оказалась пурпурным плащом с золотыми застежками. Повертел, пощупал материю – хороша, но слишком тонка, не укроешься в непогоду. И какой дурак такие плащи носит?
Пергаменты обвязаны тонкими шнурками. Концы запечатаны восковыми печатями. Рисунок печати разглядеть невозможно, чем-то придавило и печати превратились в комок воска. Алекше стало любопытно, а что ж там написано, на этих пергаментах? Захотелось развернуть, посмотреть, но он с детства знал, что читать чужое нехорошо. Отложил в сторонку, отвернулся. « Ну в чем дело, – подумал он, – какое такое чужое! Хозяина этих писем давно уже закопали или морским гадам скормили, а я тут думаю, открывать или не открывать. Вдруг там что-то важное. Да что еще...» – отмахнулся. Разломал воск, аккуратно распутал шнурки, развернул кожаные рулончики, разложил их на песке. Что бы концы не закручивались, придавил камешками.
На одном увидел странный рисунок – квадратики, расположенные в ровную линию, по бокам треугольники и кружки. Все фигурки нарисованы красным. Рядом с каждой короткая надпись какими-то чудными значками, Алекша таких никогда не видел. Он долго рассматривал, пытался понять, но ничего не выходило, пока не догадался повернуть пергамент боком. Теперь красные фигурки оказались слева, а под ними он узнал римские цифры. Из каждой фигурки исходят длинные изогнутые стрелы. Они упираются в другие фигурки, нарисованные черным на правой половине пергамента, а от них, в свою очередь, разбегаются маленькие черные стрелки в разные стороны. Сбоку от чудного рисунка неизвестный художник нарисовал и вовсе что-то непонятное, узоры, полосы и кривые линии.
Второй пергаментный лист оказался заполнен длинным посланием на ромейском языке. Алекша знал язык ромеев, но не настолько хорошо, что бы прочесть и все понять. К тому же внутрь все-таки попало немного воды, некоторые буквы расплылись. Прочел, что было понятно, с остальным не стал мучиться, свернул пергамент обратно в трубку, завязал шнурок. Из прочитанного понял, что это донесение о какой-то удачном сражении ромейского легиона против войска арабов, подробно рассказано о ходе боя, перечислено количество воинов, вооружение, сколько камнеметных машин и где расставлены. Красочно расписаны подвиги ромейских воинов и трусливость арабов. Алекша недоверчиво покачал головой – империя долгие десятилетия ведет войну с арабами и далеко не всегда успешную. Если арабские воины так нехороши, то почему далека победа? « Видать, гонец это был, не повезло... – с сомнением посмотрел на доспехи, красный плащ – но не дороговато ли для гонца такое? Панцирь и шлем, подробное донесение, план сражения?»
Он свернул пергаменты, тщательно уложил в заплечный мешок рядом с письмом Колуна. Огляделся. От долгого сидения спина затекла, охнул, выпрямляясь. Только сейчас заметил, что стоит неимоверная жара, солнце словно забыло, что пора бы сойти с небес на покой. На берег, на притихшее море пала странная мгла, словно туман, только откуда в такую жару туман? Застывшая вода нестерпимо блестит, кажется, что это и не вода вовсе, а море колдовского зелья, затопившее землю от края до края. Низкая волна изредка медленно набегает на прибрежный песок, тяжелая, словно расплавленный свинец и нехотя уползает обратно. Тишина, давящая до звона в ушах. Мир как будто парализован ужасом. Алекша быстро уложил находки в мешок, пошел прочь от драккара. В полуверсте от этого места темнеют заросли. Туда он и поспешил найти укрытие прежде, чем разразится буря. По щиколотку увязая в песке, обливаясь водопадами пота и проклиная отвратительную жару, добрался до того, что показалось ему лесом. Вместо леса увидел кустарник-переросток и низкорослые деревья, что кое-как выросли на каменистой земле.
Глава 7
Оглянулся – на горизонте уже появилась знакомая черная полоса. Сбросил мешок, достал меч и принялся яростно рубить кустарник, как будто это именно он виноват в том, что вот-вот снова начнется гроза с ураганом. Когда первые порыва ветра угрожающе зашумели ветвями уцелевших деревьев, шалаш уже был готов. Он использовал для этого одно странное дерево, росшее прямо из земли четырьмя толстыми ветвями. Уложил нарубленные ветки в несколько слоев, переплетая, как при изготовлении корзины, обложил плоскими камнями. Получился страшненький, неказистый шалашик. « Дача Бабы-Яги», – самокритично оценил свою работу Алекша. Обошел вокруг, подумал и насовал еще несколько толстых корявых палок на крышу, для крепости.
Спустился к воде, вымылся. Когда входил в шалаш, первые твердые капли дождя уже падали на песок. Порыв холодного ветра подтолкнул в спину, недовольно зашумел листвой. Алекша загородил вход плетеным щитом, подпер камнем. Сел, устало облокотился на мешок. За спиной коротко звякнуло железо. Несколько минут сидел не шевелясь, потом мальчишеское любопытство взяло верх. Извлек из мешка доспехи, меч, стал рассматривать. Тщательно пригладил густые длинные волосы, примерил шлем. Потом взялся за панцирь. Долго возился, тщательно подгоняя ремни, потом попытался надеть, но помешал шлем, снял, но все равно в маленьком шалаше надеть доспех было нелегко. Наконец ему удалось облачиться в броню, водрузить на голову шлем и опоясаться мечом. В шалаше мог стоять только на коленях, поэтому отодвинул плетеную дверь, выбрался наружу.
Сильный ветер обрывает листья, гонит по песку сломанные ветви, воет и гудит в переплетении камней и деревьев, но он еще не превратился в ураган. Проливной дождь хлещет сверху, словно пытается остановить бешеную пляску воздушного потока, но не получается, ветер сильнее. Порыв швырнул пригоршню дождевых капель в лицо и грудь, частички воды забарабанили в панцирь, по шлему. Алекша опустил забрало. Мир сузился до размера прорези в шлеме и сразу стал другим.
Ливень усиливается с каждой секундой, потоки воды заливают, но Алекша не замечает ничего. Поднял забрало, посмотрел на меч. Вода бессильно скатывается с блестящей поверхности, не задерживаясь ни на мгновение. Гремит почти непрерывно, молнии будто висят в черном небе. Ослепляющий свет бьет в булатную сталь, клинок презрительно отбрасывает прочь. Обиженно гремит вверху, новая вспышка, уже не белая, а красная от ярости, но и она отброшена также молча и равнодушно. Странное, никогда ранее не испытанное чувство охватило Алекшу. Грудь распирало от чего-то непонятного, сердце бешено билось, грозя разбить грудь и вырваться наружу. Он задыхался. В оглушающем грохоте грома и слепящем свете молний в него входило нечто, он почувствовал силу и уверенность, что на этот мир можно накинуть узду и править им, как тройкой лошадей. Только запрячь надо умело...
Грохнуло особенно сильно, ветер с воющим хохотом швырнул горсть мокрого песка в лицо. Песчинки звонко ударили в личину, нескольким удалось попасть в прорезь и больно хлестнуть. Алекша отвернул лицо и поспешил под защиту шалаша. Из-под брони течет в три ручья, под ним мгновенно образовалась лужа и исчезла в песке. Сухим остался только клок волос под шлемом. Алекша не чувствовал ничего. Закрыл вход самодельной дверью, прижал к земле двумя камнями. Не снимая доспехов, лег. Влажный песок успокоительно зашуршал под спиной. Шлем глухо зазвенел, задев краешком за маленький камешек. Глаза закрылись, Алекша заснул, как провалился в беспамятство. Меч так и остался зажатым в руке.
Тихий звон внезапно возник и пропал. Снова зазвенело, еще и еще. Алекша непонимающе прислушался, не открывая глаз. Звон прекратился, зато послышался звук... ну, как будто кто-то очень маленький осторожно постучал палочкой по шлему. Алекша распахнул глаза, прислушался. Стукнуло еще раз, другой. Тоненькая холодная струйка медленно поползла по шее. В полутьме шалаша, да еще через щель забрала ничего не видно. Коснулся ладонью прохладного ободка, стальная пластина беззвучно поднялась. Над лицом склонился свернувшийся лодочкой листок. На краю вибрирует здоровенная капля дождевой воды, вот-вот сорвется. Алекша осторожно отодвинулся, легким щелчком сбил воду.
Сел, прислушался. За стенами шалаша тихо, не шелестят ветви, не слышно шума набегающих волн. Убрал камни, удерживавшие плетеную дверь, отодвинул. Свежий ветер немедленно забрался под шлем, попытался пролезть под панцирь. Затрепетали края рваной рубахи, безобразно торчащие во все стороны. Алекша вдохнул бодрый морской воздух, потянулся со сна. Правую руку повело вниз, увидел, что все еще держит меч. Улыбнулся, вытянулся вверх, к небу. Клинок засверкал в лучах так, что глазам стало больно...
Коротко свистнуло, жесткая волосяная веревка упала на плечи. Рывок, петля сдавила шею, Алекшу потащило вбок. Мгновенно наклонился, поворачиваясь, резко опустил руку. Сверкающая полоса булатной стали бесшумно упала, веревка бессильно свалилась под ноги. Неподалеку, в кустах, громко ойкнули, раздался звук падения тела. Алекша сорвал петлю, бросился в кусты. Взмах меча, ветки срезало, словно бритвой. Увидел, как с песка вскочил человек, загорелый до черноты, в каких-то странных лохмотьях – изумрудно-зеленый жилет поверх пурпурной, до колен, рубахи. Из-под полы выглядывают розовые шаровары. Обуви нет. Черные волосы, длинная борода дико торчат во все стороны. Человек страшно выпучил глаза. В правой руке появилась кривая сабля, в левой сверкнул нож. Высоко подпрыгнул, с пояса свалился конец веревки, той самой, что была накинута на шею Алекше, с визгом бросился вперед. Алекша оторопело отскочил, наотмашь плашмя ударил. Меч зазвенел от встречного удара саблей, шлем отозвался глухим скрежетом – лезвие ножа прошло наискось сверху вниз. От удара пластина забрала упала, Алекша перестал видеть нападающего. Торопливо замахал мечом, страшась, что незаметно пырнут ножом под панцирь, откинул забрало вверх.
Лохматый мужик в зеленом жилете кружит вокруг, не решаясь подойти ближе. Внезапно остановился. Алекша медленно опустил меч, перевел дух. Зеленый жилет в розовых шароварах молча смотрит, опустив оружие, только как-то странно топчется на месте, будто пятки жжет. Стараясь не сделать резкого движения, не спугнуть, Алекша нарочито замедленно опустил меч в ножны, поднял руки ладонями к незнакомцу – смотри, мол, у меня в руках ничего. Хотел снять шлем, кончики пальцев коснулись нагретого металла, как вдруг лохматый резко дернулся, розовые шаровары взметнулись, из-под ног вылетает камень, с силой бьет в лицо Алекше. Если бы он снимал шлем чуть скорее или мужик не поторопился, острые края камня разбили бы голову.
Удар получился точным и очень сильным. Железную личину шлема буквально вмяло в лицо, из разбитого носа хлынула кровь, Алекша отшатнулся назад, упал. Он ничего не видел сквозь красную пелену, не мог дышать, просто захлебывался в собственной крови. Понимал, что сейчас его добьют и паника захлестнула с головой.Череп разламывался от боли, в ушах гремело и выло, он каким-то чудом учуял врага – то ли по движению воздуха, то ли по шуршанию песка. Рука метнулась на левый бок, меч железно взвизгнул, стремительно прочертил воздух дугой. Предплечье содрогнулось, хруст, вскрик...
Алекша разлепил веки, сквозь кровавую пелену на глазах увидел, что противник сжимает обломок сабли, вместо левой руки обрубок. На песок падают струйки крови и бесследно исчезают в белом. Лохматый удивленно смотрит на кровавый обрезок выпученными глазами, взгляд поднимается вверх. Кровь хлынула по рукаву, залила зеленый жилет, на розовых шароварах появились коричневые разводы. Грязные пальцы разжались, перерубленная сабля выпала. Лохматый как очнулся – схватил здоровой рукой обрубок, прижал к животу и с причитаниями побежал прочь. Через мгновение исчез в кустах, ветки шелохнулись, снова замерли в равнодушной неподвижности.
Пошатываясь, удерживая одной рукой меч, другой шлем, с трудом снятый, Алекша побрел к воде. Голубая морская вода промыла раны, унесла без следа пот, кровь и грязь. Осторожно, только самыми кончиками пальцев ощупал лицо – распухло, глаза заплыли. Протер рваным рукавом шлем, взглянул. Из стального зазеркалья на него смотрит перекошенная рожа сказочного чуда-юда, вместо глаз щелочки, губы толстые, как у лошади, нос превратился в старый гриб подосиновик. Голова болит, в ушах непрерывно тоненько пищит комар. Алекша криво улыбнулся – было обидно и нехорошо. В кустах, за спиной резко вскрикнула птица. Грусть улетела, как отсеченная умелой рукой палача голова злодея. Одним быстрым движением надел шлем, большим пальцем опустил забрало, мышцы вздулись буграми на руках от длинного меча. Донеслись невнятные выкрики, шум, ветви с треском раздвинулись. Из кустов выбегают пестро одетые люди. Мелькают сабли, ножи, у одного-двух широкие прямоугольные ромейские щиты, остальные трясут самодельными, сплетенными из прутьев. Алекша сразу отметил, что воинских доспехов ни на ком нет, одно яркое тряпье.
Галдящая свора увидела его, крики перешли в вопли, орава бросается в атаку. Алекша становится вплотную к шалашу. Самый первый нападающий оказался и самым глупым – он не укрывался щитом, а просто держал перед собой, полагая, что это и есть защита. Алекша небрежно ткнул мечом прямо в разинутый рот и дурак с хрипом свалился на песок. Тут же подоспели остальные. Меч засверкал на солнце, горячий воздух наполнился криками, стоном, по белому песку потекли кровавые ручейки, на глазах исчезая. Алекша бился спокойно, расчетливо, вовремя отступал, уклонялся от удара и точно бил в ответ. Отскакивал, кувыркался, крутился на одной ноге, другой подсекая и его противник с воплем валился на окровавленный песок с перебитой ногой – белые кости страшно торчали из открытого перелома. Наблюдателю со стороны показалось бы, что это такой странный танец с мечами, в котором партнеры один за другим падают замертво.
Такому смертельному танцу Алекша научился у разбойников. Однажды увидел, как они поочередно отплясывают странный танец – приседают, прыгают, кувыркаются вперед и назад, крутятся на одной ноге, потом тоже самое проделывают в тяжелой броне с оружием. Остальные стоят вокруг пляшущего, ритмично хлопают в ладоши и выкрикивают – гоп, гоп, гоп! Он никогда такого не видел и ему показалось, что это какой-то тайный разбойничий ритуал, причем разбойники занимались такой странной пляской каждый день, а если скоро предстояла схватка с охраной купеческого каравана, то плясали часами, а потом без сил падали на землю и мгновенно засыпали. Алекша выбрал подходящий момент и спросил атамана вольных людей, так называли себя разбойники, что это за пляски такие? Атаман Удал ответил коротко:
– Гопак.
– ???
Удал усмехнулся.
– Все вокруг гопают, вот и гопак! Мы не сражаемся в сомкнутом строю, как княжеские дружинники. От смертельного удара спасает не броня – не у каждого она есть – а быстрота и ловкость. Оружие – все тело, от пяток, которыми можно сломать ногу или проломить голову, до рук, в которых щит и меч.
Удал ушел, а Алекша долго смотрел, как тренируются до полного изнеможения те, кого он до сегодняшнего дня воинами вовсе не считал. Он поклялся, что научится этому танцу и будет плясать лучше всех...
Снова захватило то странное спокойствие, которое он впервые почувствовал в схватке с речными разбойниками неделю назад. Наблюдавший за боем Колун счел, что Алекша задумался о чем-то – это в смертельном бою! – а когда узнал, что он умеет писать и читать, и даже счету обучен, то решил, что парень чего-то там вычисляет, попутно отмахиваясь от нападавшего, как от надоедливого насекомого. Для неграмотного Колуна такое объяснение было правдоподобно, но Алекша знал – дело в другом. Что-то внутри его говорило – ты победишь, ничего не бойся и он не боялся. Вот и сейчас знал, что победит, хотя врагов чертова дюжина.
Чудесный харалужный меч ломал сабли как игрушечные, легко разрубал самодельные кожаные доспехи с нашитыми конскими копытами, в которых были двое нападавших, примитивные плетеные щиты разваливались на куски после первого же удара. Оставшиеся в живых четверо в панике бросились бежать и только один, с настоящим ромейским щитом и мечом продолжал сражаться. Он ловко парировал удары щитом, отбегал, уворачивался, кружил вокруг, как волк – выжидал подходящего момента. Алекша взглянул в спины и понял, что они скоро вернутся с подмогой и тогда конец – забросают копьями или просто камнями. Решил схитрить – когда противник ударил, принял меч на грудь. Острие не пробило панцирь, но Алекша вскрикнул, упал на колено, уперся рукой в землю. Нападавший счастливо заверещал, торопливо бросается вперед. С торжествующим воплем заносит меч для смертельного удара. Алекша падает на спину, делает подсечку, да так, что обе ноги переламываются, будто лучинки. Противник падает, как подрубленный. Булатный меч сносит полголовы – не вставая, Алекша рубанул наотмашь.
Отличный ромейский щит, широкий и длинный, чуть не в рост человека, лежит совсем рядом. Подхватил, левая рука юркнула в петли, как в родное гнездо и замерла, надежно укрытая прочным деревом и железом. Алекша свирепо раздул ноздри, окинул взглядом еще колыхающиеся ветви кустов. Он чувствовал себя непобедимым воином, искал врага. Посмотрел на убитых в схватке, опустил глаза ниже. Только сейчас понял, что у непобедимого воина нет сапог, он босой, по-простому – босяк. Разбитые в кровь ноги жжет горячий песок, острые камешки колют, словно маленькие ножики. К сожалению, нападавшие тоже оказались босяками. Зато у некоторых головы замотаны цветными тряпками. Алекша торопливо сорвал тряпье, замотал ноги. Получилось глупо и смешно, но сейчас не до красот.
Не мешкая, бросается за убежавшими. Кровавые следы тянутся через кустарник, пересекают небольшой пустырь, снова пытаются спрятаться в кустах и выводят на пригорок, с которого Алекша видит в полусотне шагов впереди маленькое поселение. Полтора десятка хижин, построенных из прутьев, обломков корабельных досок, деревьев и прочего мусора, что выносит море на берег. Стены ужасных хибар вымазаны снаружи глиной пополам с черным илом. Легкий встречный ветерок несет тяжелый запах тухлятины. В центре грязной деревеньки беснуется толпа. В окружении десятков людей неопределенного пола и возраста стоят сбежавшие с поля сражения и что-то горячо рассказывают, быстро размахивая руками и перебивая друг друга. Вокруг орут, машут палками, какими-то короткими веревками, Алекша не понял, что это такое. Зато у других увидел самодельные короткие копья – ножи на палках. Ясно, что галдящая толпа вот-вот побежит за ним отомстить за убитых. Убегать и прятаться от немытых придурков не хотелось. Не раздумывая, бросается в атаку.
Его заметили, когда до толпы оставалось шагов двадцать. Десятки глоток одновременно заорали так, будто увидели трехголового змея и тотчас по щиту и шлему забарабанили камни. « Пращи, – понял Алекша, – не веревки, а пращи!» Коротко взмолился всем богам, что взял щит – без него пришлось бы очень туго. Несколько камней попало по ногам, но нелепые тряпки смягчили удар. Еще несколько мгновений и неровная стена перекошенных криком лиц, грязного тряпья и оглушительного визга приблизилась вплотную. Не глядя, крест-накрест рубанул, молниеносно повернулся на одной ноге, как в разбойничьей пляске, меч в вытянутой прямой руке. Воздух засвистел, рассекаемый на куски, по земле застучало, будто спелые груши посыпались.
Крики оборвались, толпа бросилась врассыпную в полной панике, как решил Алекша. Оглянулся. Вокруг валяются разрубленные тела, уцелевшие стали в круг шагах в десяти. У всех в руках те самые веревки – пращи. Торопливо раскручивают над головами, воздух шелестит от десятков вращающихся пращей. Вот один камень сорвался, другой, третий ... каменный град обрушился на Алекшу. Торопливо присел, укрылся щитом. Камни непрерывно барабанят по броне, щиту, больно бьют по ногам. Шлем оглушительно звенит и кажется, что вот-вот рассыплется. Вместе с головой. Оглохший от звона, шатающийся от града ударов, Алекша понял, что еще немного и его просто забьют камнями подростки и женщины. Оставаться на месте нельзя. Бросается вперед, толпа расступается, град камней обрушивается на спину. Врывается в хижину. В темном вонючем жилище ничего не видно. Встает в проходе, щит надежно укрывает от ударов. Алекша всмотрелся в тех, кто швыряется камнями – да, в основном подростки, даже дети, много женщин. Старичье в сторонке сбилось маленькой кучкой и подбадривает дребезжащими голосами молодежь. Удивил внешний вид людей – одеты по-разному, кто во что. Славянские рубахи, римские тоги, ромейское платье и халаты кочевников – все перемешалось в самом диком сочетании. В Киеве он насмотрелся на самых разных людей, знал, что каждое племя одевается в соответствии со своими законами и традициями. По одежде легко определить профессию, достаток, какое положение занимает он в обществе, женат, холост, единственный сын и наследник или нет и так далее. Здесь не понятно ничего. Эти существа похожи скорее на животных, ряженых глупым дрессировщиком под людей.
« Да ведь это грабители! – вдруг понял Алекша, – это племя, живущее воровством и грабежами. Мужчины ватагой нападают на малые караваны или одиноких путников, женщины и дети собирают то, что принесет волна на берег. Они не возделывают землю, не строят, они ничего не создают, а только потребляют». Он слышал, что есть на свете племя, в котором труд считается позором, а воровство и обман – добродетелью. Самого подлого вора избирают вождем. Это племя – мерзкая воровская шайка – бродит по земле, клянчит милостыню, ворует, продает дурман-траву, кривляется на ярмарках для потехи простонародья. Возникают эти твари только там, где живут и трудятся люди, где можно обмануть, предать, ограбить. Это плесень, существа паразиты...
Ощутил движение за спиной, резко обернулся, шагнул в сторону и прикрыл грудь щитом. Сверкнуло, острое железо ударило в верхний край. Рука со щитом поднялась выше, лезвие с неприятным скрежетом скользнуло вниз, рубанул в ответ, не глядя. Почувствовал, как острая сталь рассекла мясо, кости, застряла в середине. Резко дернул меч, тело ударилось о щит, упало под ноги. Опустил глаза. Худая смуглая рука еще сжимает кривой нож, глаза закатились, белки неприятно светятся в темноте. Да это старуха! Алекша с досады плюнул, но вины не ощутил – старуха хотела нож в спину всадить, он защищался. Глаза успели привыкнуть к полумраку, разглядел ворох тряпья в углу, грубый очаг из булыжников и глины, кучу дров, какие-то горшки, плошки. Людей в хижине больше не было. Все грязно, дурно пахнет потом, испражнениями.
Толпа снаружи взрывается новыми криками, визгом, как будто всех разом шилом кольнули. Алекша быстро поворачивается. Камни больше не летят. Взгляд снова упал на убитую, стало стыдно, но что теперь поделаешь? Он думал, что хижина пуста, не ожидал нападения, и вдруг на тебе, нож в спину! Любой станет отмахиваться чем попало. За тонкой стеной послышалось пыхтение, топот. Алекша решил, что сейчас попытаются ворваться. Поднял щит, изготовился для разящего удара мечом. Внезапно в хижине стало темно. Вход быстро накрыли щитом из корабельных досок, подперли бревном. Торопливые шаги, шорохи продолжали доноситься снаружи, потом тонкие стенки хижины стали сотрясаться от ударов – их начали забрасывать. « Сжечь хотят, гады, – догадался Алекша, – сейчас подпалят и конец!» Огляделся, начал бить по стенам, потом разбежался и ударил всем телом. Хижина затряслась, сверху посыпалась труха, пыль, но устояла. Снаружи послышались довольные возгласы, крики, кто-то злорадно засмеялся.
Хижину подожгли сразу с трех сторон. Пересушенное дерево запылало, огонь кинулся вверх и крыша расцвела оранжевым цветком. С потолка посыпались искры, горящие головешки, вначале редко, затем чаще и вот уже огненный дождь обрушился. Алекша закрылся щитом, в отчаянии оглянулся. Заметил, что в одном месте стена почти прогорела, осталось еще чуть-чуть. Не раздумывая, бросается вперед, выставив щит как таран. Крыша страшно затрещала, начала сыпаться, огненный дождь обрушился на голову, плечи, шлем и панцирь, и без того уже горячие, мгновенно раскалились. Едва сдерживая крик боли, Алекша врезается в огненную стену. Собравшиеся дикари увидели, что горящая хижина словно взорвалась. В огненном облаке появился воин в сверкающих доспехах. Он пролетел по воздуху сажени две, упал на землю, перевернулся через голову, вскочил на ноги. Сверкающая броня коснулась чей-то отрубленной руки, лужицы непросохшей крови. Зашипело, лужица в мгновение испарилась. Воин страшно закричал, сверкнул длинный меч.
В толпе оборвались крики, все замерли в ужасе. Воровское племя ждало зрелища казни, криков, стонов, мольбы о пощаде. Вместо этого из пламени вырвался огненный воин. Он врезался в неподвижно стоящих зрителей и огромный меч замелькал в воздухе с необыкновенной скоростью. Кровь из страшно разрубленных людей потоками хлынула на песок, от сверкающего металлического круга полетели отрубленные головы, руки, рассеченные пополам тела начали падать одно за другим. Две трети было убито, прежде чем остальные опомнились. Мужчины, женщины, дети бросились в разные стороны, дико крича от страха, но то ли ослабели от внезапного ужаса, то ли бегать не умели, только воин из огня легко догонял и рубил всех подряд. Никто даже не пытался сопротивляться.