Текст книги "Александр Золотая Грива 1 (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

  Железо брони нестерпимо жгло, остатки рубахи и штанов горели прямо на теле. Алекша ничего не чувствовал, кроме боли от сгорающей заживо плоти. Он вылетел из огненной хижины, споткнулся о камень, упал, перекувыркнулся и вскочил. От плеча раздалось шипение, завоняло жженым мясом и кровью. Крича от боли, бросился на толпу. Горячий щит отшвырнул за ненадобностью, крепко сжал обеими рукам меч. В узкой прорези забрала замельтешило, появлялись и исчезали с необыкновенной скоростью какие-то люди в ярком тряпье, перекошенные страхом лица. Чужая кровь залила глаза, потекла по груди, по ногам и рукам. Боль от ожогов сразу стихла, панцирь перестал жечь. Вместе с кровью в тело словно вливалась сила, ярость. Алекша чувствовал себя, как волк в стае кроликов – меч, словно огромный клык рассекал мягкие податливые тела на кровавые куски, нигде не встречая сопротивления.

  Кровь на лице густеет, плохо видно. Сорвал шлем, бросил на землю. За спиной послышалось всхлипывание, невнятное бормотание. Обернулся, как дикий зверь, наотмашь рубанул. По мечу легонько стукнуло, звуки пропали. Краем глаза успел заметить что-то маленькое, в пестром тряпье, наверно ребенок – и черт с ним, гаденышем, пусть не хнычет. Боль от огня медленно стихла, вместе с ней ушла и судорога, что скрутила тело в тугой жгут мяса и жил. Полусогнутые ноги выпрямились, он вытянулся во весь рост. Меч неторопливо опустился, острие мягко вошло в песок. Слабый ветерок с моря провел по лицу прохладной лапой, влажные от пота волосы коснулись щек, тронули за шею. Потоки соленого пота с кровью мешают широко раскрыть глаза, провел по лицу рукой. Пепел от сгоревшей рубахи смешался с потом и кровью, получилось только хуже. Зарычал с досады, схватил с пола тряпку, из нее что-то выкатилось, вроде как голова, ожесточенно протер глаза, отшвырнул.

  Вокруг никого, на истоптанном сотней ног песке валяются руки, головы, порубленные туловища, тряпки и везде кровь, кровь... Прямо под ногами лежит мертвая женщина, разрубленная от макушки до задницы, напополам. Дерьмо, кишки, все содержимое внутренностей выползло наружу, вьются радостные мухи, вонища! Алекша почувствовал, что еще чуть-чуть и его вырвет. Торопливо зашагал прочь, спотыкаясь на отрубленных руках и головах, что повсюду. Пару раз под ногами омерзительно захрустели детские головы, чвакало, липкая гадость выдавливается на песок. Не утерпел, сблевал так, что чуть наизнанку не вывернуло. С трудом выплевал липкую дрянь, вытерся. Присел на колоду для рубки дров, бессильно прислонился к стене хижины. Обожженная спина в ответ стегнула такой болью, что чуть не взвыл. Тошноту и сожаление о том, что натворил вгорячах, вышибло из нутра, как стрелу из арбалета. Подскочил, руки сдавили меч, который так и не убрал в ножны. Короткий стон прорвался сквозь сжатые зубы, превратился в выдох.

  Повернул голову к морю, ветер опять взъерошил волосы, солнечные блики на миг ослепили. Сделал первый шаг, вдруг услышал непонятные звуки. Обостренное чутье подсказало, что кричит человек, только как-то странно, будто из-под земли. Алекша осторожно двинулся вперед, стараясь определить, откуда исходят странные крики. На всякий случай надел шлем, поднял с земли плетеный из прутьев ивы щит – хоть и плохонькая, но защита, а то мало ли что. Крики доносились с другого конца поселения, из-за полосы чахлых кривых деревьев, растущих прямо на камнях. Залез на плоский булыжник, похожий издалека на лежащую корову, с него перепрыгнул на другой, третий. С вершины четвертого, последнего увидел страшную картину – круглый пустырь, по краям торчат колья, несколько вкопанных в землю бревен с поперечиной на вершине, перед вкопанными бревнами на коротком столбе установлено грубое колесо, на нем распят человек. На кольях тоже люди, на бревнах висят женщина и трое детей. Все уже давно мертвы, тучи зеленых мух облепили тела, над пустырем стоит тяжелый запах разлагающихся трупов.

   Бросилось в глаза, что на огромном колесе распят мужчина. На теле нет заметных повреждений, если не считать отрезанных век. Алекша взглянул на женщину, детей и понял, что здесь казнили семью. Руки и ноги отца семейства развели в стороны, прибили железными кольями к колесу. Жену и детей распяли на крестах. Веки отрезали, что бы отец не закрывал глаза, что б все время видел, как умирают его жена и дети. Алекша знал, что такие казни были в обычае хазар, но не всех, а диких, тех, что не приняли иудейскую веру. Верховный хан Обадий приказал изгнать отказавшихся и они мстили соплеменникам, устраивая такие вот «семейные» казни. Но здесь не хазары!Все трупы лишены одежды, обезображены и невозможно понять, какого племени. Внезапно странный крик раздался снова. Алекша чуть не подпрыгнул от неожиданности, ему почудилось, что некто кричит прямо из-под ног. Растерянно завертелся на месте, осматривая пустырь, пару раз мазнул взглядом мертвых – уж не из них ли кто?

  Под ногами громко треснуло, остро кольнуло пятку. Отскочил, выставил перед собой меч, прислушался. Увидел, как сухой песок с шуршанием стал осыпаться, образовалась ямка, показались неошкуренные палки, сплетенные в прямоугольник. Крики доносились из-под этой крышки. Убрал меч в ножны, подошел, дернул за угол. Крышка поддалась. Потянул сильнее, сухие прутья затрещали, крышка пошла вверх, посыпался песок, пыль. Алекша уперся, надвил обеими руками. Поднимая клубы пыли, крышка отвалилась и глазам предстала большая темная дыра в земле. Что в глубине, не видно, все заволокло густой пылью. Отбежал в сторонку, чтоб не дышать самому этой дрянью. Ветер с моря унес пыльное облако. Алекша подошел ближе. Пыль в яме долго еще не хотела укладываться, но все же постепенно успокоилась и сквозь мутную пелену Алекша разглядел согнутую фигуру. Человек сидит на корточках, опустив голову и прикрывшись руками. Может, ударов ждет камнями или от солнца закрывается, отвык от дневного света.

  – Эй! – негромко позвал Алекша.

  Человек медленно опустил руки, поднял голову. Алекша внутренне содрогнулся – на него смотрит лицо, обтянутое кожей, ну просто череп. Тусклые карие глаза несколько мгновений рассматривали его с ног до головы, в них появилось удивление и опаска. Тонкие бесцветные губы медленно разомкнулись, тихо прозвучало по ромейски:

  – На тебе имперские доспехи. Ты кто?

  Алекша пожал плечами.

  – Да так, путешествую. Доспехи не мои, нашел случайно. На меня напали какие-то уроды, ну, отбился вот...

  – А где твои друзья? – снова прошелестело из ямы.

  – Один я, – вздохнул Алекша, – мы на струге шли, из Киева в Царьград, да в бурю попали ну и, ... в общем, я один выбрался на берег.

  – Ты выплыл в доспехах и в одиночку перебил все племя прибрежных разбойников? Ну-ну...

  – Да что ты допрашиваешь меня, чудо подземное! – разозлился Алекша. – Ух ты, ... спрашивальщик из ямы!

  – Не сердись, незнакомец, – поспешно ответил человек в яме, – дивно мне, что так просто все получилось у тебя.

  – Вовсе не просто! – огрызнулся Алекша, – я дважды чуть не утоп, раз едва не засыпало грязью в какой-то норе, потом эти черномазые набросились, ни за что убивали, живьем в избе сжечь хотели, а ты – просто, просто...

  – Да, – печально произнес тихий голос из ямы, – это они умеют – убивать и мучить ни за что... Ты поможешь мне выбраться?

  Алекша огляделся, увидел валяющуюся неподалеку грубо сколоченную лестницу. Подтащил, осторожно опустил в яму. Пленник медленно, с трудом, вылез. Несколько минут сидел на песке, отдыхая. От исхудавшего до состояния скелета пленника дурно пахло. Алекша обошел его с наветренной стороны, постоял, спустился к воде. Пленник понял, печально улыбнулся, ничего не сказал. Алекша смыл с себя грязь и копоть, засохшую кровь. Обожженные места уже покраснели, покрылись волдырями. Опять стало невыносимо жечь, а тут еще и солнце запалило как нарочно. Злой, раздраженный вернулся. Шлем и панцирь надевать не стал, принес в руках. Пленник посмотрел на него, тихо произнес:

  – В стороне от поселка стоит хижина местной знахарки, узнаешь по разноцветным тряпкам у входа. Посмотри в ней.

  Когда Алекша вернулся с горшочком топленого жира, похоже, крысиного, пленник вертел в руках доспехи, особенно внимательно рассматривал шлем. Заслышав шаги, отложил в сторону, повернулся.

  – Непростые доспехи, – произнес он, – расскажи, как они попали к тебе. И откуда ты знаешь мой язык, ты ведь не ромей?

  – Конечно, не ромей, – ответил Алекша, размазывая дурно пахнущий жир по телу. – Учился я у ромея вместе с княжичами на дворе боярина Твердослова. Узнал грамоту, счет ... фу, дрянь вонючая... могу говорить по-вашему. А про доспех уже рассказал, добавить нечего.

  – Меня зовут Вард Фока, а тебя? – спросил пленник.

  – По-нашему Алекша, по-вашему – Александр. Ты кто, Вард Фока? В Константинополе давно был?

  – Кто ты и откуда? – спросил пленник. – Ты не простолюдин.

  Он перестал опираться исхудавшими руками о землю, выпрямился. Темно-коричневые глаза широко раскрылись, пробежали по лицу, длинным светлым волосам и остановились, встретившись с прямым взглядом синих славянских глаз.

  – Я ж сказал тебе, что учился у ромея, с княжичами, – ответил Алекша, песком счищая с ладоней крысиный жир, – сам я боярского роду, тятенька погиб в сражении с половцами, маменька еще раньше померла. А о Византии и городе императора Константина в книжках читал. И о базилевсе Василии читал, вот так. Ты сам-то кто будешь и чего в яме оказался, а?

  Темные глаза погасли, сморщенные веки опустились, наполовину закрыли их. Тонкие, обтянутые провисшей кожей руки бессильно упали на землю. Пленник по имени Вард некоторое время молчал, потом тихим голосом стал рассказывать.

  Долгие столетия Восточная империя ведет изнурительные войны с ордами диких варваров. Война стала обычным делом для ромеев, они даже научились ладить с варварами, которые с любопытством детей взирали на могущество и технологии ромеев и сами хотели стать такими. Варваров начали принимать на службу – сначала в войско, а потом и на службу в имперскую администрацию. Довольно быстро дело дошло до того, что варвары, теперь уже бывшие, стали занимать высокие посты в Восточной империи и даже – подумать только! – становились императорами, да еще какими!

  В жилы дряхлеющей империи вливалась свежая кровь, славянская. Греки, когда-то бывшие титульной нацией империи, постепенно отходили на второй план. Но вот где-то далеко на юге зародилось и стало стремительно распространяться новое учение – магометанство, по имени его создателя – Магомета. Под арабским именем ислам – покорность – новая религия стремительно расползлась вдоль южных и восточных границ империи, она объединила в единое целое сотни разрозненных до этого арабских племен. Сотни тысяч новообращенных «покорных» новоявленный пророк призвал под зеленое знамя и приказал завоевывать мир, дабы принести свет истинной веры людям севера и запада, погрязшим во тьме и пороках. Новый пророк был невежественным фанатиком, потому завидовал людям образованным и культурным. Для начала его последователи расправились с собственной арабской культурой и наукой. Как память остались только цифры – условные обозначения математических понятий.

  Уничтожив свою цивилизацию, «покорные» принялись уничтожать чужую и повсюду насаждать « светлое и вечное», при этом беззастенчиво грабя покоренные народы и сам основатель новой веры требовал себе десятую часть от всего награбленного. Бывший свинопас скромностью не отличался и передал это свойство своим последователям. Для империи наступили трудные времена. Фанатики не шли ни на какие компромиссы, они желали одного – уничтожить всех, кто думает иначе. И началась самая длинная и кровавая война за всю историю Восточной империи. Война шла непрерывно, с перерывами в несколько лет после очередного разгрома орд покорных. Потом они собирались снова и опять начиналась бойня. Трудности войны заставили империю искать союзников и не только на севере, у русских славян, но и на востоке – не все склонили головы перед «покорными». Многие племена не пожелали принять новую веру. Одним из таких племен были хуррамиты – кочевники, сохранившие обычаи предков. Империя хотела заключить союз против «покорных» и с этой целью к вождю хуррамитов Бабеку было отправлено посольство. Союз с хуррамитами был очень важен для ромеев и потому возглавил его один из наиболее влиятельных сановников империи – сенатор Корнелий.

  Вард Фока был старшим сотником – кентархом. Служил в северной тагме – касте пограничных войсках на границе империи с кочевыми болгарами. Частые схватки с кочевниками, из которых кентарх всегда выходил победителем, прославили его имя так, что о нем узнали при дворе базилевса и когда встал вопрос об охране посольства, направляемого к дикарям кочевникам, сенатор заявил, что доверит свою жизнь только кентарху Варду Фоке. Сенатор презрительно отверг всех кандидатов от схолы – касты императорской гвардии. Начальник канцелярии базилевса – сенатор Марцеллий согласился. Он лично написал письмо стратигу Михаилу, командиру северной тагмы, в котором просил направить в столицу Варда Фоку и его двести пятьдесят солдат – лучших в тагме пограничников. Стратиг исполнил просьбу и вскоре три дромона – военных парусно-гребных кораблей – отправились в путь. На борту первого находилось посольство во главе с сенатором, дорифоры – телохранители, назначенные лично Вардом и сам кентарх. На двух остальных судах расположились солдаты отряда.

  Недолгое плавание вдоль берега моря завершилось на четвертый день. Дромоны бросили якоря в сотне метров от берега, где их уже ждали сопровождающие от хуррамитов. Торжественное шествие посольства империи было назначено на утро. Были закончены последние приготовления к завтрашним переговорам, как вдруг налетел песчаный ураган. Облака густой пыли закрыли ночное небо, сильный ветер сорвал дромоны с якорей, как игрушечные и потащил в бушующее море. Капитаны кораблей сразу потеряли друг друга из вида. Непроницаемая пыль ослепила экипажи, волны высотой со стены константинопольской крепости расшвыряли дромоны.

  Шторм продолжался всю ночь. С рассветом на измученных, готовых к смерти людей обрушился холодный ливень. Кучи песка, которые намело за ночь, смыло. Ураган немного притих, но черно-белые от пены волны продолжали безжалостно терзать дромон. Несколько раз на горизонте появлялась и исчезала темная полоса неведомой земли. К исходу суток военный дромон представлял жалкое зрелище – ветер выдрал мачту с парусом, едва не разворотив днище и теперь там зияла кое-как заделанная дыра. Весел не осталось, их переломало и смыло за борт. Вода залила продукты, попала в кувшины с пресной водой. Вард не досчитался половины людей, исчез капитан корабля. Те, кто выжил, были ранены и обессилены. Некому было даже подняться на корабельную башню – ксилокастру, что бы наблюдать за морем. Беспомощный дромон еще сутки плыл по воле ветра, пока шторму не надоело играться с кораблем. Ветер затих и волны вытолкнули полузатопленное судно на пустынный берег. Никто из выживших не знал, где они. На берегу оказали помощь раненым, легли спать.

  Утро следующего дня разбудило Варда диким криком. Ошалело подхватился, вскочил, рука привычно метнулась на левый бок и ухватила пустые ножны – меч исчез! Поднял глаза, увидел убегающего оборванца в странных розовых шароварах. Оборванец размахивал его парамерионом – одноручным мечом, стандартным вооружением пограничника. Не раздумывая, выхватил из потайного кармана нож, без размаха метнул. То ли от усталости, то ли от волнения, только нож вместо затылочной выемки попал в голову. Острое, как бритва, лезвие отсекло левое ухо. Оборванец выронил меч, завизжал, запрыгал на одном месте, тонкий фонтан крови хлынул из широкого разреза на белый прибрежный песок. Дикий полузадушенный крик повторился. Вард обернулся – в нескольких шагах на спящего солдата напало двое неизвестных. Один зажимал грязной ладонью рот, другой пытался удержать вырывающегося солдата. Второй нападавший резал горло, держа тупой ржавый нож обеими руками.

  Вард зарычал, подскочил к нападающим, ударом тяжелого кулака размозжил череп первому, второму одним движением свернул тонкую шею. Мерзко хрустнули позвонки, убитый тряпичной куклой свалился на землю. И тут водопад криков обрушился со всех сторон. Кричали набегавшие отовсюду люди в разноцветном тряпье. Они размахивали кривыми саблями, топорами и мечами, визжали и вопили. Быстрые, как крысы, подбегали к еще плохо соображающим людям, убивали. Кое-где уже начались драки над убитыми из-за дележа добычи. На тех, кто оказывал сопротивление, набрасывались кучей, били в спину, куда попало, а потом радостно прыгали на трупе. Раненых добивали, грабили. Вард схватил валяющийся под ногами топор, с криком бросился к группе солдат, что стали в круг и отбивались от наседающих врагов. Бой длился недолго, раненые и усталые люди не могли оказать серьезного сопротивления. Убитые солдаты падали один за другим. Вард держался дольше всех, но и он вскоре получил сильный удар, сознание покинуло его.

  Сколько прошло времени, не мог сказать. Очнулся привязанным к столбу. С трудом разлепил залитые кровью веки. Вокруг пустырь, стоят и сидят пестро одетые мужчины и женщины, дети. На самом краю пустыря в землю вкопаны столбы с перекладинами, одно, сильно укороченное, с большим тележным колесом. На столбах с перекладинами распяты люди – его солдаты, из тех, что остались живы. Они сильно избиты, руки и ноги неестественно вывернуты, прикручены к перекладинам. На тележном колесе лежит странное тело, без рук, без ног, только голова безжизненно откинулась набок. Вард всмотрелся – это был сенатор, вернее, то, что осталось от него. Из страшных красно-коричневых дыр медленно вытекали последние капли крови. Вард закрыл глаза, попробовал отвернуться и сразу лицо ожгло хлестким ударом. От неожиданности дернулся, зажмурился, потом открыл глаза – слева от него стоит подросток с плетью в руке и что-то требовательно лепечет по-своему, кивая лохматой головой на казненных. « Хочет, чтоб смотрел!» – догадался Вард. Оценил расстояние до лица мальчишки, поглубже вдохнул и со всей силой плюнул. Гаденыш никак не ожидал такого, подпрыгнул, завизжал. Худые, грязные руки выхватили из лохмотьев кривой нож, мальчишка замахнулся. « Вот и хорошо, – мелькнуло в сознании, – сейчас все кончится». Выпрямился, насколько позволяли веревки, бесстрашно взглянул в глаза своему убийце.

  Мелькнула мужская рука, фигура в разноцветных тряпках на миг заслонила мальчишку с ножом. Несколько быстрых движений и юный палач упал на песок, вереща от обиды. Мужчина что-то крикнул, показал грязным пальцем за спину мальчишке. Тот обернулся и сразу замолчал. Вард тоже посмотрел туда. Вдалеке, на небольшом возвышении стоит группа людей, одетых чуть приличнее остальных и среди них тот самый оборванец в розовых шароварах. Но теперь он в своих розовых штанах выглядел гораздо богаче остальных и Вард догадался, что его швыряльный нож отсек ухо не простому разбойнику. Розовые шаровары требовательно замахали руками, что-то крикнули. Мальчишка с плетью тот час убежал. Розовые штаны еще раз крикнули и толпа взорвалась радостными криками. Стоящие на пустыре женщины, старушня и дети начали торопливо швырять камнями в еще живых распятых людей, при этом каждый удачный бросок встречался одобрительными возгласами. Вард судорожно вздохнул, отвернулся. Его оставили на десерт, понял он. Не повезло! После окончания бесчеловечной экзекуции Варда грубо сняли со столба, швырнули в яму. Удачно – при падении не поломал кости.

  – Я уже вторые сутки сижу в яме, как вдруг появился ты и вытащил меня, – закончил он свой рассказ.

  Алекша покрутил головой.

  – Да, попал ты... А что дальше будешь делать?

  Ромей медленно поднялся, помогая себе руками. Было хорошо видно, как они дрожат от напряжения.

  – Для начала вымоюсь, а то воняет от меня, почти как от тебя.

  – Чо?! ... кхе ... – едва не подавился воздухом Алекша, – да я лечусь от ожогов, понял!

  – А я сидел в грязной яме и нечего было рожу кривить, когда увидел меня, вот так! – парировал ромей, – кстати, вон там, за кустами вроде как козы пасутся. Прибей одну, пока я вымоюсь, а?

  Его новый знакомый уже давно исчез из виду, а Алекша еще сидел на песке, надутый и злой. Наконец отшвырнул горшок с вонючей мазью, побрел к кустам, тихо бормоча про себя ругательства. Донеслось едва слышное блеяние, Алекша встрепенулся, достал меч, бросился в кусты.

  Поздним вечером Алекша и Вард сидят у догорающего костра. Рядом аккуратной кучкой сложены дочиста обглоданные кости, содранная шкура козы топырится на двух рогатках.

  – Ты еще не придумал, как отсюда выбраться? – спросил Алекша.

  Вард пожимает плечами.

  – Я не знаю, где мы. Придется идти вдоль берега, может, найдем кого-нибудь.

  – Ага … таких же, что тебя в яму посадили, а меня чуть живьем не сожгли, – скривился Алекша. – В мешке есть какие-то пергаменты, нашел вместе с доспехами. Посмотри?

  Вард развернул рулоны, долго рассматривал – в сумерках уже плохо видно – бормотал про себя, хмыкал, потом радостно «агакнул», схватил тлеющую ветку, раздул огонь и склонился над листом пергамента.

  – Ну что, – нетерпеливо спросил Алекша, – нашел чего?

  – Нашел, нашел ... – забубнил Вард. Он вскочил на ноги с развернутым пергаментом, завертелся на одном месте, осматривая затухающий горизонт. – Та-ак, где у нас запад? Вот у нас запад, значит, в той стороне север, а там юг, та-ак... Ага! ... Черт, не видать ... вот, есть!

  – Да чего нашел-то, объясни толком! – рассердился Алекша.

  Вард повернул довольное лицо, блестящие от радости глаза встретились с недоумевающим взглядом русича.

  – Я нашел место, где мы сейчас находимся, – сказал он.

  – Эка радость, – хмыкнул Алекша, – я вот тоже его нашел и сижу тут.

  Вард засмеялся, сел рядом.

  – Ты не понял, я нашел его на карте. На этом пергаменте нарисована карта! Ну, это такое маленькое изображение местности. Смотри! – он расстелил пергамент на песке. – Вот схема сражения, а вот карта местности, где это сражение произошло. Если сориентировать карту по сторонам горизонта и внимательно посмотреть вокруг, то можно понять, где мы сейчас. Если на карте все подробно нарисовано, то сделать это очень легко.

  Алекша с сомнением посмотрел на закорючки и черточки, недоверчиво произнес:

  – Так, ты знаешь, где мы. И что? Как до Царьграда-то добираться, мне туда!

  – До цард ... тьфу! …. до Константинополя далеко, до него плыть надо. В пяти-шести суточных переходах отсюда наша крепость. Нам надо добраться до нее, а там видно будет.

  – Ты это все из карты вычитал?

  – Да, это просто. Если хочешь, я по дороге тебя научу.

  – Ладно, – почесал в затылке Алекша, – только сначала надо всех коз доесть, идти-то далеко! Там их еще три осталось.

  – Ты прав, – согласился Вард, – доедим коз, запасемся мясом – и вперед!

  Он ловко скрутил пергамент, сунул в мешок, потом улегся на теплый песок и сразу заснул. Алекша долго возился, беспокоили обожженные места, никак не мог успокоиться. Уважительно посматривал на худую спину ромея. « Как он назвался – кентарх, командир сотни пограничников, что ли? – думал Алекша. – Как много знают воеводы ромейские, карты читать умеют. Наверно, с детства учатся всему. А мне вот к купцу какому-то в сторожа ночные наниматься надобно. Тьфу, зараза! Э-эх ...»

  Они задержались в поселке прибрежных грабителей еще на два дня. Похоронили в братской могиле убитых солдат, немного отъелись на козьем мясе, отдохнули и на третий день тронулись в неблизкий путь. Вначале шли пешком, потом ромей предложил бегом. Алекша согласился и с этого времени только бежали. Путь пролегал вдоль берега, по ровным песчаным пустырям и бежать легко. Делали короткие остановки на отдых и бежали дальше. Скоро доели остатки козьего мяса, перешли на подножный корм – рыбу, выброшенную на берег, чаек, если удавалось подбить и прочую живность, которую только видели. Часто ели мясо сырым – не хотели готовить, торопились. Ромей быстро поправлялся, креп и скоро превратился в сухощавого, жилистого мужчину немногим старше двадцати лет. Движения стали точными, резкими, голос окреп, в нем слышалось железо.

  Вард с растущим уважением приглядывался к попутчику. Русич с голубыми, как у девушки, глазами и длинными светло-желтыми волосами, показался ему вначале немного изнеженным, хотя откуда изнеженность у варваров? Но этот «изнеженный» долгими часами мог бежать, не срывая ровного дыхания, тяжелый панцирь и шлем выглядели на нем легкими, словно из тростниковой бумаги, а уж что «неженка» натворил в поселке разбойников – Вард только головой крутил, вспоминая. Такого научить дисциплине, воинскому порядку – и открыта дорога в этерию, иноземную гвардию императора, одну из самых привилегированных каст Византийской империи.

  Утро четвертого дня встретило их противным моросящим дождем и полным безветрием. После короткого завтрака мясом убитой чайки побежали дальше. Мясо было жестким, холодным – из-за сырости не разожгли костер. Получилось, что на завтрак наелись мертвечины. Это было так гадко, что разговаривать совсем не хотелось, двигались в полном молчании. У Алекши тошнота подступала к горлу, но кое-как крепился. Мелкий дождик промочил до нитки. Алекша опустил забрало шлема, что б хоть глаза не заливало, Вард повязал на лоб тряпку. По дороге встречались участки сплошной глины, тогда ноги скользили, разъезжались. Сбивалось дыхание, Вард злился, свистящим шепотом бормотал ругательства, но зато быстро согрелись, у Алекши так и вовсе из-под панциря пар пошел. Оба вывозились в коричневой жиже, как болотные черти, но от этого почему-то стало веселей и оба засмеялись, когда посмотрели друг на друга.

  Впереди показался невысокий гребень скалы. Издалека похожа лезвие меча, концом уходящее в море. Одиноко растущее дерево на противоположной стороне выглядело крестовиной на рукояти. Вард подбежал первым, подпрыгнул, подтянулся на руках и оказался на вершине гребня. Алекша стал рядом на мгновение позже – тяжелые доспехи все-таки тормозят. Перед глазами раскинулась равнина, на самом краю которой в бледно-серой пелене тумана темнеет деревянный частокол ромейской крепости. Через равные промежутки надменно высятся толстые башни, на вершинах замерли маленькие фигурки часовых. Виднеются макушки солдатских шатров, расставленные идеально ровными рядами. В центре пламенеет кроваво-красный шатер командующего.

  – Где-то я уже видел такой шатер, – пробормотал Вард, – или только похожий?

  – Чего? – переспросил Алекша, – чего ты похожее видел? Мы не туда попали, что ли?

  – Да туда, туда, – досадливо дернул лицом Вард, – шатер, говорю, знакомый ... ладно, идем, сейчас все узнаем.

  Спрыгнули вниз, на мягкий влажный песок. Чахлые прибрежные кустики, пучки травы замелькали перед глазами, мокрая стена частокола выросла до неба. Вард остановился перед закрытыми воротами, запрокинул лицо.

  – Кто такие!? – рявкнул хриплый голос с высоты.

  – Кентарх пограничной тагмы его императорского величества базилевса Василия Вард Фока и ипаспист Александр. Возвращаемся после выполнения задания Тайной канцелярии императора. Открывай, нам срочно к командиру! – заорал в ответ Вард, раздувая впалые щеки и выпячивая худую грудь.

  Стражник всхрапнул, как конь и сломя голову кинулся открывать ворота. Пока солдат возился с запорами, внятно ругаясь, Алекша шепотом спросил:

  – Это ты чего такое ему наговорил? И меня обозвал испист ... тьфу, язык сломаешь!

  – Дурень, не обозвал, а назвал. Ипаспист – воин императора, щитоносец, – зашипел в ответ Вард. – А как надо было? Бродяга, приблуда, дикий варвар с дикой Руси … так что ли? Молчи лучше, я сам знаю, как надо разговаривать с военными.

  Тяжелые створки неторопливо разошлись. Вард важно пошел вперед, высоко подняв голову и надменно глядя прямо перед собой. Алекша следует за ним. Солдат на воротах на всякий случай вытягивается во фронт. Прямая, как копье, утоптанная до твердости камня сотням солдатских сапог, дорожка тянется от крепостных ворот до красного шатра. Алекша впервые оказался в ромейской крепости, любопытно осматривался по сторонам. Солдатские палатки прямыми рядами разбегаются в обе стороны от дороги. Стоят так ровно, что за первой палаткой не видно остальных. Слева от палаточного городка виден пустырь, сотни воинов в одинаковых доспехах рубят мечами деревянные чучела, бросают копья, маршируют в ногу. Квадратный строй солдат вдруг ощетинивается копьями, мечами и тогда строй превращается в гигантское бронированное чудовище со стальными иглами. Через мгновение звучит резкая, как удар хлыстом, команда, стальные иглы прячутся, строй покрывается щитами и чудище превращается в железную черепаху. Все двигается, занимается делом, гарнизон крепости функционирует, как единый живой организм и управляет им командир.

  – Эй, воин! – окликнул Вард пробегавшего мимо солдата, – кто у вас командует?

  – Стратиг Михаил! – выпалил запыхавшийся солдат и исчез.

  Вард резко остановился, будто ударился в невидимую стену.

  – Боги, как нам повезло! – с чувством произнес он, глядя на красный шатер, – то-то мне шатер показался знакомым.

  – Этот стратиг твой друг? – кивнул на шатер Алекша.

  – Да ну, что ты! Я простой сотник пограничной тагмы, а он царь и бог на огромной территории, его слово – закон от моря до Дуная, – ответил Вард, поспешно приводя в порядок грязные лохмотья, когда-то бывшие военной формой. – Он хорошо знает меня, так что пошли вперед, все будет отлично!

  Но сразу к стратигу их не допустили. Охранник доложил секретарю, тот выбрал момент, когда стратиг на миг оторвался от важных бумаг и сообщил о прибывших.

  – Давай сюда, быстро! – раздался грубый хриплый бас из-за полотняной стенки.

  Секретарь стратига выходит из шатра, ухоженная голова слегка наклоняется в сторону пришедших, губы раздвигаются в вежливой улыбке. Новенькие кожаные доспехи тихонько скрипнули, тускло блеснули тонкие стальные пластины. Веет запахом ароматной воды. Кентарх скривился, будто дерьмом завоняло, буркнул:

  – Иду, не глухой... – и шагнул в полумрак шатра.

  Алекша входит следом. За походным столом на простой лавке сидит крупный черноволосый мужчина, пальцы сжимают писчее перо, развернут лист пергамента. Ничего сверкающего и блестящего на его одежде, как ожидал Алекша, нет. Добротные солдатские доспехи, длинный варварский меч в простых деревянных ножнах лежит поперек стола – стратиг снял его с пояса, мешает заниматься канцелярской работой. И только шлем с позолотой и пышным плюмажем из страусиных перьев ясно показывает, что владелец – очень важная персона. Стратиг широким росчерком заканчивает писанину, перо небрежно падает на стол. Спинка походного стула жалобно пискнула, военачальник выпрямился и поднял голову. На вошедших строго взглянули черные глаза. Крупные желваки вздулись на небритых скулах, опали. Тонкая линия бледных губ размыкается, раздается хриплый бас: