Текст книги "Краски любви"
Автор книги: Андрей Анисимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 20
Странный долг Крюкова
Гнусняк отчитал Катю за вечернюю прогулку. Покалеченные работники ему не нужны. За Катю заступилась Злата. Она взяла вину на себя, и Самсон решил не идти на конфронтацию со своенравной родственницей.
Кате поручили дневное дежурство. Она сторожила Крюкова, пока Олег и Петр вместе с Журовым поехали в город за красками и холстами художника. Крюков лежал на диване и, меняя позу, тихо постанывал. Может, от боли, а не исключено, что от мерзкого настроения. Гнусняк выбил из художника согласие работать. Кате было немного жаль живописца, но мужчина, столь быстро признавший свое поражение, вызывал у нее презрение. Около двенадцати дня Крюков приподнялся, открыл глаза и оглядел мансарду. Его взгляд остановился на Кате.
– Ты кто? – спросил Крюков и, не получив ответа, предположил: – Один из моих телохранителей. Но, когда меня били, я тебя не заметил.
Катя демонстративно смотрела в окно и ничего не отвечала. Крюков снова повалился на диван и сказал уже лежа:
– Передай хозяину, если он намерен и дальше ломать мне ребра, то пусть на шедевры русских мастеров не надеется.
– Ваши дела меня не касаются. Договаривайтесь сами, – огрызнулась Катя. Ей не хотелось вступать в отношения с художником, чтобы не осложнять свою жизнь. Ей вообще не очень нравилось то, чем она в данный момент занималась.
– Тогда пусть Гнусняк придет сам, – ответил Крюков и закрыл глаза.
– Понятия не имею, кто такой Гнусняк, – сказала Катя.
Крюков открыл глаза, приподнялся и удивленно поглядел на своего охранника:
– Гнусняк – твой хозяин. И хозяин этого дома, между прочим. Ты разве не знаешь, на кого работаешь?
– Хватит. Мне с вами разговаривать не положено, – оборвала Катя Крюкова, а сама подумала, что и впрямь кличка «Гнусняк» Самсону подходит. Поняв это, она не смогла сдержать улыбку.
Крюков то ли увидел, то ли почувствовал смену в настроении своего охранника.
– Странно, ты, парень, похож на нормального человека. Интересно, что ты тут делаешь?
– Работаю, – ответила Катя.
– Ничего себе работка. Мягко выражаясь, странная, – покачал головой Крюков.
– Другой нет, – отрезала Катя.
В полдень горбун принес на подносе еду для художника. Катя краем глаза взглянула на поднос и заметила черную икру, свежие огурцы, помидоры и даже блюдо с фруктами. Все это являлось закуской и десертом к бульону и мясу с картошкой.
«Для презренного должника обед слишком шикарен. Нас здесь кормят хуже», – подумала она.
И, словно в подтверждение своим догадкам, по знаку горбуна Катя спустилась на кухню и получила тарелку гречневой каши с котлетой и стакан компота. Пока она обедала, Крюкова стерег горбун. Когда Катя вернулась, Крюков сказал:
– Кормит Гнусняк неплохо, но тюрьма есть тюрьма.
Катя была уверена, что долги надо отдавать. Может быть, она не была бы столь категорична, но их семью неотданный долг не только подкосил материально, а отчасти разрушил. В самом начале демократических преобразований, когда многие ударились в коммерцию, папа отдал все семейные сбережения своему товарищу, Павлу Котову. Тот пустил деньги в оборот и обещал папе проценты. Но Астахов не получил ни процентов, ни своих денег. Котов поплакался, что прогорел, и исчез. С тех пор все и пошло наперекосяк. Кто знает, если бы не разорил отца его приятель, то их семья могла бы сохраниться. Тяжелые времена, когда отцу перестали платить зарплату, они бы пережили. Папа спокойно нашел бы новую работу или вложил деньги в стоящее дело. А то ведь что получилось…
Так что Катя чувства жалости к художнику не испытывала.
– Сами виноваты. Долги надо отдавать, – тихо сказала Катя художнику и отвернулась.
– Какие долги? – удивленно спросил Крюков.
Искреннее удивление в голосе художника заставили Катю поглядеть ему в глаза. В глазах живописца, кроме озадаченности, не было ничего. Он смотрел на Катю, как ребенок, который не понимает, за что его наказывают.
– Зачем невинного ягненка из себя разыгрывать? Вы должны Самсону Михайловичу и извольте отработать, – сказала Катя и подумала: «Или Крюков прекрасный артист, или…»
Начавшийся разговор прекратил Олег, сменивший Катю.
– До двадцати ноль ноль свободен. Иди к шефу, получи свои заработанные и катись куда хочешь.
Тренера в доме не оказалось. Катя не поняла, кого имел Олег в виду, направляя ее к шефу, и постучала в кабинет к Самсону.
– Ну? – послышался за дверью гнусавый голос хозяина. Катя вошла. Самсон сидел за компьютером. Увидев Катю, он поморщился и спросил: – Чего тебе?
– Хочу получить свои деньги. Моя смена с восьми, – ответила Катя, стоя у порога. Лицо Гнусняка видоизменилось, как будто он съел лимон. Самсон начал рыться в карманах, достал бумажник, снова его спрятал, полез в задний карман брюк.
– Тебе Дрессировщик вчера не заплатил?
Катя не поняла, кого он имеет в виду.
– Кто-кто?
– Ладно, вот десять долларов, – Самсон отсчитал названную сумму по однодолларовой купюре. Бумажки были сильно затертые, и Катя подумала, что у нее возникнут проблемы в обменном пункте, но промолчала и, взяв деньги, повернулась к выходу.
– Скажи спасибо племяннице. Если бы не она, за ночные похождения вылетел бы отсюда в пять минут, – негромко произнес Самсон.
Глава 21
А вдруг она участвует в откровенном злодействе?
На малаховской платформе народу не скопилось. Все желающие попасть в Москву успели только что уехать. Хвост электрички Катя видела, когда подходила к станции. Купив билет, она стала слоняться взад-вперед по платформе. Следующий поезд на Москву, судя по расписанию, придется ждать минут двадцать.
Катя купила мороженое и, встав у рекламного щита, слизывала ореховую верхушку. Знакомая фигура пожилого мужчины привлекла ее внимание. Возможно, Катя не узнала бы Федора, оказавшего ей ночью медицинскую помощь, но собака, важно ступавшая рядом с хозяином, ей помогла. Овчарку девочка запомнила. Гранд искренне возликовал, несмотря на краткость их знакомства с Катей. Федор тоже ее узнал и остановился.
– Ну, девушка, как плечо? – спросил пожилой доктор.
– Нормально. Только я вас умоляю, не называйте меня девушкой, – попросила Катя.
– Почему? – не понял Федор.
Катя мучительно думала, как все объяснить доктору.
– Я устроилась на работу и представилась парнем. Если хозяин раскроет мою тайну, я останусь ни с чем.
Катя сказала правду.
– Ладно, мое дело – сторона. Ты работаешь у Самсона Гуревича?
– Да.
– Его тут не очень любят. Но я к нему отношусь с уважением, потому что Гуревич помогает одинокому человеку.
– Тарзану? – улыбнулась Катя.
– Его зовут не Тарзан, а Игорь Петрович Самохин. И судьба у горбуна непростая. В свои двадцать шесть лет он выглядит взрослым мужчиной, и на то есть основания. – Федор подумал, продолжить ли рассказ, но не стал. Он только сказал Кате: – Плечо надо перебинтовать. Или сходи в свою поликлинику, или зайди ко мне вечером. Я после семи вернусь. Мы с Грандом едем делать прививку.
С площади трех вокзалов Катя позвонила папе на работу и сообщила, что у нее все в порядке. Потом пошла к обменному пункту. Там долго разглядывали однодолларовые бумажки, затем попросили паспорт. У Кати паспорта не оказалось. Деньги ей поменяли, но за отсутствие документа один доллар забрали себе. Катя решила, что больше сама валюту менять не будет, а свои гонорары будет отдавать отцу.
Время тянулось к двенадцати. Катя доехала на метро до своей станции, но домой сразу не пошла. Заглянула в универсам. Купила сосисок, молока и ряженку. Ряженку очень любил папа. Катя решила, что отец без нее готовить поленится и станет жевать всухомятку. Бродя по универсаму, Катя вспомнила удивленные детские глаза Крюкова. «Что, если и вправду художник ничего Самсону не должен?» – эта мысль засела в голове девочки занозой и время от времени покалывала.
Если Крюков не виновен, тогда получается, что она, Катя, участвует в откровенном злодействе. Почему тренер это позволил? Для Кати авторитет тренера был непререкаем. Ее петербургский наставник служил для девочки примером во всем.
А он и на самом деле был личностью романтической. Бескомпромиссное чувство справедливости заставило его уйти из команды. Там несправедливо поступили с его товарищем по клубу, и Геннадий Степанович ушел. Ушел перед поездкой в Японию, которая была ему необходима как воздух. С тех пор в глазах Кати любой тренер – человек необыкновенный и к грязным делам неспособный.
Дома Катя в первую очередь отправилась в ванную. Стиснув зубы, содрала повязку с плеча. Кровь давно остановилась, но повязка прилипла и требовала замены. Катя, три года занимаясь спортом, имела опыт борьбы с травмами. Питерский тренер проводил с ними санитарный час, где показывал, как и что делать. Катя промыла рану одеколоном и залепила пластырем. Затем приняла душ, сварила кофе и, включив телевизор, улеглась на диван. В квартире оказалось на удивление чисто. Катя подумала об отце с благодарностью, ведь ей сейчас так не хотелось заниматься уборкой.
Девочка смотрела на экран, но думала о Крюкове. Если ей платят за то, что она помогает сторожить невиновного, тогда она соучастник преступления. Но как же тренер?! Да и про Самсона Федор говорил хорошо. Непонятно. Ну да ладно. А вот то, что она теперь знает имя горбуна, это замечательно. Он ей симпатичен. Игорь Петрович Самохин. Катя вспомнила, как горбун танцевал со Златой, и улыбнулась. Нет, Самсон – жмот. Это она заметила, когда тот давал деньги. Маленькие пухлые пальчики хозяина при этом дрожали. Да, он жадина, но не подлец. Все богатые – жадюги, иначе богатым не станешь. Это Катя уже усвоила. Затем Катя вспомнила Злату. Племянница Самсона с утра уехала в университет. «Что мне с ней дальше делать? – размышляла Катя, поглядывая на экран телевизора, где шел американский мультик. – Похоже, у полячки любовь». Такого в своей мальчишеской роли она не ожидала. «Даст Бог, не долго…» – успокоила она себя.
Неожиданно вспомнилась мама. Кате до боли захотелось ее увидеть. Слишком демонстративно произошел отъезд. В тот момент Кате казалось, что она маму ненавидит, но сейчас ей так захотелось прижаться к матери, даже противный новый муж не вызывал раздражения. Он словно растворился, осталась только мама. Брата Кате не слишком недоставало: тот занят исключительно сам собой и больше ни о ком не думает. А маме больно и обидно за Катю. Нелегко ей дался шаг дележки детей. Катя смахнула слезу и набрала номер питерской квартиры. Мамы дома не оказалось. Она вспомнила телефон маминой фирмы, но неожиданно сообразила, что она со своим теперешним мужем вместе работает, а значит, он может сам подойти к телефону. Катя подумала и звонить не стала, а решила написать письмо. Она взяла конверт и заполнила графу «обратный адрес». Что-то ее остановило, она отложила конверт, решив, что у нее будет время на письмо во время дежурства.
«С кем бы посоветоваться насчет Крюкова?» – размышляла Катя. Папе она не хотела пока ничего рассказывать. Он первым делом испугается, а ей это совсем ни к чему. Вот если бы рассказать все Геннадию Степановичу. Он бы помог принять правильное решение. Но ведь не ехать же в Питер! По телефону всего не объяснишь. Да и о чем рассказывать? Человек не отдал долг? Или отдал? Или он вообще ничего не должен?
Катя решила, что пора во всем этом разобраться.
Глава 22
Нелегкий бизнес Самсона Гуревича
Когда Гнусняк думал о вещах волнительных, он шевелил пальцами правой руки и пытался снять массивный золотой перстень. Волнительными вещами для Самсона были деньги. Перстень, как всегда, не снимался. Гнусняк выключил компьютер, встал и прошелся по кабинету. Самсон Гуревич не был садистом. Ему никогда раньше не приходила в голову мысль поднимать руку на человека. А сейчас у него в доме заперт художник, которого избили его люди по его же приказу. Думая об этом, Самсон брезгливо морщился.
Пойти на столь радикальные меры его вынудили обстоятельства. Месяц назад Гнусняк продал фальшивку, написанную Крюковым. Это была малоизвестная картина Крамского «Гадающая крестьянка». Липский выложил пятнадцать тысяч зеленых, не подозревая подлога. Настоящий Крамской висел в доме известного собирателя картин и бронзы профессора Всеволода Васильевича Вишнякова. Там много что было, и в том числе картинка Коровина. Маленькая такая картинка. И вот она-то и не давала сейчас покоя Самсону.
Это был ранний этюд мастера: солнечный деревенский пейзаж и молодая барынька с зонтиком. Полотно сохранилось идеально. Гнусняк договорился с профессором, и тот обещал пустить Крюкова сделать копию. Для благородных вроде бы целей. А Самсон после разговора с хозяином сфотографировал пейзаж и, продавая Крамского, предложил его Липскому. Липский выложил аванс в пять тысяч, и Гнусняк должен был при встрече отдать ему пейзаж. Теперь Липский мог нагрянуть «каждый день. А Крюков вместо того, чтобы поехать к Вишнякову и скопировать полотно, занялся какой-то дребеденью и от заказа отказался. Вернуть пять тысяч и потерять репутацию?! Такого Гнусняк не видел и в кошмарном сне. Злость, обида, возмущение, да еще и страх смешались в душе Самсона воедино. К тому же полученные деньги Самсон вложил в долгосрочное дело, и вынуть их из оборота быстро не мог. Выходит, и вернуть Липскому аванс возможности не имел. Липский шуток не понимал. Не получив картину, он мог такого наделать, что даже мысли о столь жуткой перспективе Гнусняк отгонял моментально.
Теперь, когда Крюков оказался в его руках, терять нечего. Надо заставить его не только скопировать Коровина, но и намалевать с десяток полотен известных старых мастеров. Не зря в Третьяковке Гнусняка осенила идея с этюдами для картин мирового уровня. Самое время идею воплотить в жизнь.
Самсон вышел из кабинета и поднялся в мансарду.
– Оставь нас одних, – приказал он Губанову. Олег совмещал караульную службу с чтением американского детектива. Художник сидел на диване и смотрел в пол. На приход Гнусняка он внимания не обратил.
– Из вежливости мог бы и поздороваться, – заметил Самсон, когда Олег вышел.
Крюков посмотрел на Гнусняка и, хмыкнув, ответил, что после того, как человека бьют ногами, разговоры о вежливости, мягко говоря, неуместны.
– Вынужденная воспитательная мера. Теперь о деле, – Гнусняк пошевелил пальцами и снова попытался стянуть перстень и, как всегда, безрезультатно. Смирившись с неудачей, он продолжил: – Копию Коровина ты сделаешь. Иначе живым тебе отсюда не уйти.
– Хорошее начало светского разговора, – иронично констатировал Крюков.
Гнусняк закричал фальцетом:
– Мне не до светских манер. Если я не получу Коровина, мне отвернут башку.
– Не надо было обещать, – заметил Крюков.
– Как я мог подумать, что ты откажешься заработать целых пятьсот долларов, – взвизгнул Самсон.
– Тысяча. И я свободен, – согласился художник.
– На тысячу согласен, но мне надо еще десять полотен. – Тут Самсон поделился своей идеей.
– Самсон… зачем тебе столько денег? Дом ты построил, машинку купил, на хлебушек с маслом наверняка припрятал. Погляди, как ты живешь?! Вместо хорошенькой девочки держишь горбатого парня. Путешествовать не можешь, боишься надолго оставить свои сокровища. Мир прекрасен, а ты уткнулся в свой бумажник, – Крюков хотел подняться, но боль в ребрах заставила его согнуться и застонать.
– Мир прекрасен, если у тебя кое-что лежит в кармане. Я пришел не выслушивать твои советы, а в последний раз предложить работу. Откажешься, придется попросить волчат поработать еще, – Гнусняк ждал ответа.
– Против лома нет приема. Придется согласиться, – сказал Крюков и подумал, что сбежит при первой возможности.
– Так-то лучше. Но запомни, пока работу не кончишь, будешь сидеть под охраной. Попробуешь фокусничать – пожалеешь. Мне терять нечего.
Гнусняк собрался уходить.
– Не боишься, что я обращусь к слугам закона? – спросил Крюков вдогонку. Гнусняк искренне рассмеялся:
– Вот там-то тебя отделают по-настоящему. Слуги закона не любят, когда их беспокоят бесплатно, а платить тебе пока нечем. А потом, кто поверит? Я скажу, что ты у меня гостил, но так напился, что я не мог тебя отпустить. А для правдоподобия стакан коньяка на прощанье в тебя вольют. Можешь не сомневаться.
– Ты все продумал, – похвалил Крюков.
– Можешь издеваться сколько угодно, мне плевать, – прогнусавил Самсон и вышел.
Сразу вернулся Олег и молча уселся читать детектив. Крюков взглянул на широкие плечи парня, на его еще совсем детское лицо и покачал головой: «Бедный ребенок…»
Глава 23
Подмосковные страдания польской племянницы
У Златы документы в университет приняли. На собеседовании декан филологического факультета Бадурский проявил к ней особое внимание. Не только потому, что в жилах декана текла часть польской крови, и даже не потому, что он был знаком с отцом Златы, профессором Збигневым. Руководство филфака, в первую очередь в лице декана, было заинтересовано в тесных связях с польскими коллегами. Злата еще не знала, а руководство филфака уже было в курсе, что ее отца переводят в Гданьский университет. А с Гданьским университетом у филфака были давние налаженные связи. Имелось у декана и желание устроить туда внука. Мальчик в этом году заканчивал школу. К тому же племянница Самсона проявила себя не худшим образом, продемонстрировав очень даже приличную подготовку. Насчет экзаменов у Златы сомнений не было, она была уверена в своих силах.
Окрыленная удачным началом, Злата возвращалась в Малаховку победительницей. Она спешила обрадовать дядю и поскорее поделиться своей удачей с Костей. Костя прочно занял сердце молодой панночки. То, что юноша на год ее моложе, Злату не расстраивало. Молодые люди ее круга рано заводили себе подружек и друзей. Через несколько лет разница в их возрасте станет совсем незаметной.
Обстоятельная девушка выписала себе расписание электричек: ездить по железной дороге в Малаховку было дешевле, чем на автобусе или маршрутном такси. Но сегодня будущая студентка решила пренебречь экономией. Она доехала до метро «Выхино» и встала в очередь на маршрутку.
Злата думала, что бы такое предложить Косте. На ночные прогулки она больше подбивать парня не будет. Опыт прошлой ночи Злата хорошо усвоила. Хорошо бы отпраздновать ее успех в Москве. Погулять по городу, посидеть в уютном кафе. Может быть, Костя сам придумает что-нибудь интересное. В общем, ей все равно, только бы побыть вместе.
В первую маршрутку она не попала. Второй микроавтобус подскочил следом. Злата уселась у окошка и стала смотреть на улицу. В отличие от чистеньких курортных Закопан пригороды Москвы выглядели пакостно.
Грязь на битом асфальте, много пьяных и нищих, ларьки с бесконечным набором сигарет и «Пепси», зачухонные тетки и облезлые старухи с пирожками и воблой. На европейский город московские окраины не походили. Скорее напоминали азиатский базар. Злата обязательно пригласит Костю в Закопаны. Она уже написала письмо папе, где рассказала о знакомстве с московским парнем и о ночном опасном приключении. Папа, конечно же, пригласит его к ним в гости.
Маршрутка с трудом протиснулась через забитую площадь перед станцией метро, миновала пост дорожной полиции, по-русски ГИБДД, и вырулила на кольцевую автостраду. Московская кольцевая дорога Злате понравилась. Это внушительное сооружение на уровне международных стандартов производило впечатление. Злата привыкла к тихому городу и редкому движению. Она бывала в Варшаве. Там, как и в Москве, машин полно, но, чтобы они тянулись по пять рядов в каждую сторону нескончаемым потоком, такого и в Варшаве нет.
За своими мыслями девушка чуть не проехала Малаховку. Выйдя из такси, она быстрым шагом направилась к дому. Ей очень хотелось побежать вприпрыжку, но девушка сдержалась. Дядю Злата застала усаживающимся в свой «Фольксваген». Самсон уезжал в Москву. На радостное известие, что племянницу допустили к экзаменам в университет, круглое лицо дяди вытянулось. Гнусняк представил себе, что девица обоснуется в его доме на пять лет, и у него началась изжога. Раздраженный Самсон покинул пределы собственной резиденции, не сказав ни слова.
Кто по-настоящему обрадовался Злате, так это горбун. Тарзан усадил панночку за стол и стал кормить, подавая из микроволновки разогретый ужин. Наливая Злате чай, Тарзан погладил девушку по плечу и сказал:
– Умница.
У горбуна оказался красивый низкий голос. Раньше Злата не слышала его речь: горбун говорил редко.
– Скажи, Тарзан, ребята дома? – спросила Злата, стараясь говорить как можно равнодушнее.
– Петя и Олег здесь, а Костя уехал в город. Его смена с восьми, – ответил Тарзан, подливая Злате чай.
– Они стерегут сумасшедшего? – поинтересовалась Злата.
– Петя в верхней комнате, а Олег дрыхнет рядом.
Тарзану явно не хотелось продолжать этот разговор, но Злата не унималась:
– А сумасшедший и вправду опасен?
– Это не мое дело, – буркнул Тарзан и, собрав грязную посуду, начал ее мыть.
Шум льющейся воды мешал беседе. Злата поблагодарила горбуна и вышла в сад.
