Текст книги "Краски любви"

Автор книги: Андрей Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Андрей Анисимов
Краски любви

Глава 1
Катя

Катю раздражали девчонки. Вернее, ее бесило то, что она родилась не парнем. Ох, как же ей не хотелось быть девчонкой! И сейчас, оглядывая в большом зеркале ванной свою тощую подростковую фигуру, она придирчиво выискивала изменения в признаках принадлежности к женскому полу. К ее удовольствию, таковых не наблюдалось. Маленькие грудки торчали, как два прыщика, и никак не походили на женскую грудь. Между прочим, в Катином восьмом классе учатся девчонки, которых по внешним данным уже можно выдавать замуж. У Ленки Тарасовой грудь не умещается в майку. Мало того, Ленка, попросту говоря, кроссовки не видит, когда стоит, не наклонившись. Вот где мальчишкам раздолье! Как они только ее не называют, а на уроках физкультуры Ленка под придирчивыми взглядами одноклассников все время краснеет и чувствует себя препоганейше. А Машка Васильчикова уже успела сделать аборт. Хотя это мероприятие тщательно скрывалось, но в классе тем не менее все были в курсе. Машку вовсе не беспокоили сплетни и намеки. Кате казалось, что та даже гордилась своей взрослостью и поглядывала на других девчонок со снисходительной иронией.

Ход Катиных мыслей прервал стук в дверь. Мама торопила ее:

– Дочка, не спи в ванной! Василий Петрович хочет принять душ. У него был трудный рабочий день.

– Мам, сейчас утро. Трудный рабочий день – это ночь в твоей спальне?

– Не смей дерзить! Сказано, поторопись, значит, освободи ванную комнату. И незачем демонстрировать свое остроумие… – раздраженно сказала мама и ушла на кухню.

Василия Петровича Катя терпеть не могла. Гладкий, полноватый, похожий на бабу мамин сожитель ничего плохого лично Кате не сделал. Даже подарочки дарил и старался наладить дружеские отношения. Костя – Катин брат – его тоже недолюбливал, но скрывал свои чувства. Костя учился в бизнес-колледже, куда его устроил Василий Петрович, и от него некоторым образом зависел. Это обстоятельство бесило Катю, хотя она не сомневалась, что при решении проблем их образования можно было совершенно спокойно обойтись без усилий отчима. Сами могли справиться. Да и вообще, она была уверена, что, если бы Бог создал ее парнем, она бы никогда не пошла учиться на лавочника. Катя не видела разницы между торговцем в ларьке и крупным бизнесменом. И те и другие говорили и думали только о деньгах, и Катьке казалось, что вместо глаз у них счетные машинки. Еще Катя жалела папу. У папы глаза были звездные, он вообще был замечательный. Дочка никогда не стеснялась говорить с отцом на самые трудные темы. Она жаловалась папе, что не желает быть девчонкой. Папа улыбался и требовал аргументов.

– Девчонки, как вещи, принадлежат парням, а я не хочу становиться чьей-либо собственностью, – убежденно доказывала Катя.

Как-то в метро они с отцом проходили мимо целующихся мужчин. Катя остановилась и в упор стала разглядывать странную пару.

– Пойдем, это гадость, – сказал папа и потянул Катю за руку.

– Почему гадость? Они свободные люди и могут не скрываться… – уверенно заявила Катя, на что папа ей тихо возразил:

– Всякое извращение нормальному человеку неприятно. Но даже если снять эту тему, то, замечу, целоваться в метро неприлично.

– Ты, папа, ужасно старомоден. Неужели, если девчонка и парень целуются на улице, это плохо? – Кате очень хотелось знать мнение отца, но она предполагала, что он постарается уйти от ответа. Но папа не постарался:

– Поверь, девочка, если ты говоришь о любви, то это очень интимное чувство и его публичные проявления скорее свидетельствуют об игре на публику, чем об искренности. И настораживают.

– Почему? – Кате казалось, что отец учит ее банальности.

Но папа продолжил свою мысль:

– Мне кажется, если человеку хочется демонстрировать любовь на площади, значит, самой любви нет, а есть желание привлечь к себе интерес. Ты просто не любила, поэтому давай отложим этот разговор… до того момента, когда ты испытаешь такое чувство.

– Выйдешь ты, наконец, из ванной? – мама почти кричала, и Катя запустила душ на полную мощность:

– Ты сама сказала, что сегодня наш день. Дай мне привести себя в порядок!

Мама, недовольно ворча, вновь растворилась в квартире. Катя была права. Сегодня в жизни ее и брата должно произойти необычайное событие. Вернее, ожидалось действо, которое предположительно повлияет на судьбу всех членов их семейства.

Катин папа не так давно работал старшим научным сотрудником в одном петербургском институте. Два года назад ему перестали платить зарплату. Сначала начали выдавать деньги с большими задержками, а потом и вовсе прекратили. Папа много времени стал проводить в стенах квартиры, и его звездные глаза с каждым месяцем становились все грустнее. Жить стало не на что, и мама пошла работать. Ее лучшая подруга помогла устроиться в фирму, где работал и Василий Петрович. Он был начальником. Нет, Василий Петрович не был хозяином фирмы. Он так же, как и все, работал по договору, но в должности начальника над Катиной мамой. А папе предложили работу в Москве. Папа согласился и возвращался домой только на выходные. Так продолжалось некоторое время, пока однажды вечером к ним с цветами не пришел Василий Петрович. Пришел и остался, и с тех пор с ними живет. Мама в тот же вечер позвонила папе и сказала, что она вышла замуж и папе приезжать не нужно. Катя очень сильно переживала за папу и требовала, чтобы ей позволили с ним видеться. Ей никто не запрещал, но папа в Питер не приезжал. Костя тоже тосковал, но у него – в отличие от Кати – с сожителем мамы отношения сладились.

– Я не хочу быть гадиной, – заявила мама три дня назад. – Ваш отец приедет в воскресенье. Один из вас может жить у него. Вы уже большие и имеете право сами решать свою судьбу.

Сегодня как раз воскресенье. Катя вытерлась, накинула халатик и вышла в коридор. Навстречу ей в сторону ванной двигался Василий Петрович. Он был облачен в пижамные штаны и ничего больше. Катя оглядела рыхлую фигуру мужчины и про себя отметила: вот у кого настоящая женская грудь! И вправду, складки на груди Василия Петровича подергивались в такт его шагов.

– А он тоже будет? – спросила Катя у мамы, проводив отчима взглядом.

– Ты о чем? – переспросила мама.

– Когда ты станешь нас делить, твой ухажер будет торчать на поле боя? – уточнила Катя.

– Не смей так говорить! – обозлилась мама. – Он не ухажер, а мой муж, и, должна тебе сказать, без его участия ваше образование осталось бы под большим вопросом.

– Папа же нашел работу!

– Работа и зарплата – не синонимы. У вашего отца денег не было, нет и не будет, – отрезала мама.

Самое обидное, что она была права. Катя прекрасно понимала, что папа получает и в Москве немного. Большая часть его заработка уходит на оплату съемной московской квартиры и одинокую столичную жизнь. Папа в быту всегда был неумехой. Все это Катя знала, но не уколоть маму каким-либо гадким словом о ее сожителе не могла.

– Да, Василий Петрович как член нашей семьи будет присутствовать при разговоре.

Папу пригласили к часу. Василий Петрович побрил свое женоподобное лицо, хотя Катя никогда не замечала, чтобы у него росла борода, и напялил костюмные брюки и рубашку с галстуком. Костя как был в футболке и джинсах, так в них и остался. Брат вчера добыл новую компьютерную игру и, уткнувшись в монитор, щелкал мышкой. Казалось, что дележ их с сестрой между родителями его вообще не волновал. Мама подвела глаза и напудрилась, но осталась в домашнем платье.

Катя оделась как обычно: джинсы-комбинезон и ковбойка. Свои вещи Катя, когда ей выдавали на это деньги, приобретала только в спортивных магазинах. Она ходила в секцию каратэ и старалась во всем походить на Геннадия Степановича, их тренера. А дядя Гена, как звали тренера ученики, одевался именно так.

Папа неловко топтался в прихожей.

– Тебя покормить или сразу к делу? – сухо спросила мама.

– Вообще-то я с утра не ел, – улыбнулся папа. Он не знал, зачем его пригласили. Мама только сообщила, что предстоит серьезный разговор о детях.

– Привет, па, – поздоровалась с отцом Катя, но на шею ему не бросилась.

– Вася, иди сюда, Я представлю тебя бывшему мужу, – позвала мама Василия Петровича.

Тот вышел.

– Василий Петрович, Сергей Андреевич, – представила мама мужчин друг другу, и ее новый муж протянул папе свою пухлую влажную ладонь.

Папу увели на кухню.

– Может, ты скажешь, в чем дело? – услышала Катя папин вопрос.

– Сначала поешь. Разговор серьезный. Я хочу, чтобы все члены нашей семьи приняли в нем участие, – ответила мама, и Катя ехидно хмыкнула про себя:

«Бедный папа, он и не подозревает, что его ждет». У Кати вдруг навернулись на глаза слезы. Временами ей казалось, что она ненавидит маму. Ненавидит за то, что мама привела в дом эту бабу в мужском костюме, за то, что она ходит в коротких юбках и думает, что она девочка, а самой уже тридцать пять. В таком солидном возрасте, как казалось Кате, надо вести себя сдержаннее. Но, с другой стороны, Катя понимала, что мама костьми ляжет, лишь бы им с братом было хорошо. Бесплатное образование теперь оставалось только на словах. За всевозможные педагогические услуги приходилось платить. Одевать четырнадцатилетнего парня и пятнадцатилетнюю барышню, хотя Катя дорогих шмоток не признавала, все равно приходилось за немалые деньги. Катя однажды случайно слышала, как мама сказала подруге по телефону, что давно искала мужика, на которого можно опереться. Пусть Вася не красавец, но он надежный и не витает в облаках, как ее благоверный, а крепко стоит на земле. Катя понимала поступок мамы, но не одобряла его. Мало того, ей казалось, что она маму разлюбила.

Глава 2
Тренер

Стасу Журову было тошно. Человеку иногда бывает тошно без видимых причин. Конечно, если раскинуть мозгами, причины всегда отыщутся. Еще вчера Журов жил энергично и бодро, хотя поводов для хандры имелось не меньше. А вот сегодня в спортзале Стас валялся на мате и одним глазом с брезгливым выражением лица поглядывал на разминку своих «волчат». Пацаны прыгали, дубасили друг друга, делали растяжки. Короче, тренировались. И все это сопровождалось громкими выкриками.

– Петух, у тебя что – ноги к заднице гвоздями прибиты? – лениво поинтересовался тренер.

Петр Рыгов на минуту замер, после чего стал колотить грушу ногой в ускоренном темпе.

Собственно говоря, повод для хандры у тренера редкого для российских пенатов тайского бокса имелся всегда один и тот же – нехватка денег. Почему он, Стас Журов, ученик самого Лоо Тень Куня, должен ездить по городу на старенькой «восьмерке»? Давно пора пересесть хоть на «БМВ» или «Тойоту». Он же не просит «мерс». Почему его «мобильник» неделю назад отключили за неуплату? И это не все. Таких «почему» можно вспомнить сколько угодно. Самсон, когда уговаривал его не бросать «стаю», обещал, что все будет о'кей. И где этот «о'кей»? Даже «довески», которых Станислав Александрович держал для «дела», пользы не приносил. Среди его стаи только шесть волчат из десяти имели шанс «выйти на бабки». Их он осенью намеревался везти в Таиланд. Пусть там отработают его пот и кровь. А на кой черт он тратит время на бесперспективных ребят? Ни дела от них, ни денег.

Журов резко и пружинисто поднялся, вышел на середину зала и приказал:

– Ко мне на контакт. По одному.

Мальчишки разом прекратили свои занятия и выстроились в цепочку перед тренером. Первым оказался бритый Петр Рыгов по прозвищу Петух. Мальчишка сжался, набычился и бросился вперед. Один удар Журова – и парень с окровавленной губой шмякнулся на искусственное ковровое покрытие. Следом выпрыгнул Олег Губанов по кличке Кобра. Мальчишка продержался на несколько секунд дольше, но тоже был жестоко сбит тренером. Такая же участь постигла Лешу Протасова, Сашу Моргулина, Владика и Гену Пономаревых. Следом пошли «довески». С ними Журов поступил еще жестче. Сегодня тренер был не в духе, и ребята прочувствовали это на собственной шкуре. Уложив всех, Журов встал над ними и раздраженно проговорил:

– Разозлитесь, шакалята, и – в контакт с друг другом. Нечего розовые слюни на ковер пускать. Уборщицу не держим.

Ребята по очереди поднимались и, сжав зубы, становились в боевую стойку. Журов снова плюхнулся на мат, отвернулся и, казалось, перестал замечать происходящее вокруг.

Стас Журов любил злых мальчишек. Добрые, по его мнению, всегда оказывались слабаками. Результатов от них не дождешься. А результаты Стас уважал и свою работу без них считал никчемной. Да и как иначе оценить тренерский труд?

Тайский бокс – довольно редкий спорт в России. Стас гордился, что таких знатоков «восточной драки», как он, в родном отечестве почти нет. За методы и жесткую требовательность Журова прозвали дрессировщиком, и кличка прилипла. Она Стасу даже нравилась, и на вопрос о своих занятиях он нередко отвечал: «Волчат дрессирую».

Десять пацанов от тринадцати до шестнадцати лет понемногу набирали форму. Шестеро и впрямь могли вырасти в настоящих бойцов, а четверых он держал возле себя по разным причинам. Никиту Козлова по кличке Козлик Стас терпел из-за отца. Банкир Козлов спонсировал Журова, оплачивал аренду зала и поездки на выступления. Гарика Саркисова Журов пригрел без видимой причины. Хотя почему же без причины? Кое-что за ним имелось… Отец Саркисова – уроженец Еревана – полулегально работал в подмосковном автосервисе. Саркисов-старший был феноменальным автомаляром. Он умел так работать, что после его покраски машина выглядела, как только что сошедшая с конвейера. Его «художества» могли ввести в заблуждение даже опытных водил. Журов ездил на старенькой «восьмерке», которая после сарки-совского подновления выглядела, словно из магазина. Так что как не уважить сына такого человека? Васька Щукин, вороватый и злой драчун, мог бы добиться больших успехов, но природная лень и чрезмерная самоуверенность ему мешали. Колька Бытин сам дрался скверно и на учебу был туп, но за Журова мог запросто убить кого угодно. Такого преданного человека оттолкнуть от себя Журов считал неверным.

Сам Стас из спорта ушел из-за травмы. Он каждый год ездил в Таиланд – на родину своей любимой спортивной дисциплины – и дрался там за деньги. Тайский наставник предупреждал своего русского ученика: бой за деньги быстро уничтожит в Журове талант спортсмена. Но Стас учителя не послушал. В одной из схваток с опытным и хитрым таиландцем по кличке Желтая Лихорадка он проиграл. И проиграл так, что остался с растяжением паховых мышц и выступать больше не смог. Тогда он и набрал свою «стаю».

Узнав, что известный спортсмен начинает учить новичков, Васька Щукин заявился первым, а с ним за компанию пришла его сестра Тамара. Ей было любопытно, что же это такое – восточные единоборства? Она, видимо, осталась довольна увиденным, потому что стала частенько заходить в спортзал. Чему Журов не препятствовал, хотя он терпеть не мог зрителей на тренировках, но для Тамары делал исключение. В нее Журов влюбился. И хоть взаимности не получил, но надежды не оставлял. А потому приходилось тащить за собой и Щукина. Тамара иногда приходила в зал, смотрела, как тренируются ребята, а потом уходила, не сказав ни слова Журову и не ответив на его шутки и заигрывания. Казалось, она не замечает тренера, а он тайком смотрел на нее. Тамара не пользовалась косметикой, ее темно-русые волосы росли, как им хотелось, и девушка нисколько ими не занималась. Мама Тамары и Васи работала парикмахером и держала небольшой салончик в переулках Старого Арбата. Может быть, именно профессия матери и привила девушке отвращение ко всяким женским выкрутасам.

– Хватит! Остыли, – приказал ребятам Журов, заметив, что те уж слишком вошли в раж. Он хотел распорядиться об окончании занятий и отправить команду в душ, но в этот момент в зал вошла Тамара. Журов смутился, поскольку только что о ней думал, и, чтобы скрыть смущение, подошел к Васе:

– Ты сегодня молоток. Удар держишь.

После этого тренер снова посмотрел на Тамару и только сейчас заметил, что девушка пришла не одна.

Глава 3
Семейный совет

Но и к папе у Кати возникло странное отношение.

С того дня, как в их квартире появился чужой мужчина, она каждый день ждала, ждала и надеялась, что папа ворвется в дом, схватит чужого дядьку за воротник и вышвырнет вон. Она не понимала, почему папа – сильный и смелый, умный и находчивый – ничего не предпринимает. Может, он испугался маминого начальника? Не может быть! Папа – не трус. А вдруг? Эти мысли не давали Кате покоя, она не спала ночами, мучаясь от своей беспомощности и чувствуя, как с каждым днем в ее душе нарастает чувство осуждения. Она не могла простить папе его бездействия.

Наконец все, за исключением брата, собрались в гостиной. Его так захватила новая игра, что он не мог оторваться от монитора.

– Костя, будь добр, выйди в гостиную, – громким и чужим голосом позвала мама.

– Здравствуй, пап, – неловко поздоровался брат и уселся на краешек стула.

Мама вышла на середину комнаты:

– Астахов… – обратилась она к папе по фамилии. – Я пригласила тебя, чтобы взаимно и честно решить вопрос наших общих детей. Я бы предпочла, чтобы они оставались здесь. Но ты без детей страдаешь, и они достаточно большие, чтобы их мнение учитывалось при решении вопроса. Итак, я решила: кто захочет, сын или дочь, останется со мной. Я буду рада. Кто пожелает жить с отцом, возражать не буду. Пускай выбирают сами.

Катя следила за папой, точнее, она наблюдала, как меняется выражение его лица. Он все более и более изумлялся, его глаза расширились… и ей захотелось плакать. Но Катя сдержалась. Костя выслушал официальное заявление матери без всяких эмоций. Василий Петрович глядел в пол. Казалось, что у него что-то болит, но он это скрывает. В гостиной возникла неловкая пауза. Мама продолжала стоять в центре комнаты и поочередно оглядывала каждого из присутствующих. Ее лицо побледнело. Даже пудра не могла скрыть волнения, хотя мама старалась держаться, как на профсоюзном собрании.

– Я не слышу реакции, – обратилась мама к своему теперь уже бывшему мужу.

Катя заметила, как папа вздрогнул и растерянно заморгал.

– Какой ты ждешь реакции? – спросил он.

– Ты согласен с постановкой вопроса? Мне самой нелегко, но я так решила, – сказала мама.

Папа встал, прошелся по гостиной и сказал:

– Дура.

– Что?! – мама побледнела еще больше.

– Нет, ничего. Я только не понимаю, почему детский вопрос надо так странно решать. Зачем устраивать производственное совещание? Может быть, надо было просто с ними поговорить, а не доводить дело до голосования? Не проще ли спросить у детей? Решать-то ведь им.

– Не хочу, чтобы ты думал, будто я плету интриги. Пускай все происходит открыто. Видишь, я не уговариваю ребят. Вася, а ты что думаешь? – обратилась мама к новому мужу.

Тот не сразу понял, что от него хотят, но поднял голову и, оценив ситуацию, ответил:

– Любава, это твои или, точнее, ваши дети. Какое я могу иметь мнение? Останутся они с тобой, тебе будет хорошо и мне спокойно. Не останутся – тебе будет горько. И я расстроюсь.

Катю передергивало, когда Василий Петрович называл маму Любавой. Она скривила губы и поглядела на отца. Кате показалось, что папа улыбнулся.

– Костя, Катя, вам решать. Мы вас слушаем, – торжественно произнесла мама и подошла к Константину. Сын вертел в руках кубик Рубика и молчал. – Я к тебе обращаюсь? – мама еле сдерживалась, чтобы не расплакаться. Катя это понимала, но ей было маму абсолютно не жалко.

– Ма, я же учусь в бизнес-колледже. Как я могу ехать в Москву? – тихо произнес Костя.

У Кати чесались руки. Как ей хотелось дать брату по шее! А впрочем, за что? Разве он мог сказать что-либо другое? Катя встала, подошла к отцу и сказала:

– Па, я поеду с тобой в Москву или туда, куда ты захочешь. Но ты должен мне обещать, что исполнишь одну мою просьбу.

– Если буду в силах, дочка, – ответил ей отец и в первый раз улыбнулся.

– Я так и думала, – как бы себе самой сказала мама и выбежала из гостиной. Из спальни послышались ее истерические всхлипывания. Но через две минуты Любовь Аркадьевна вышла и, вытирая глаза платком, обратилась к Кате: – Можешь собираться, дочь. И знай, двери этого дома для тебя всегда открыты.

– Я давно собралась, – сообщила Катя и вынесла свой рюкзачок. – Папа, пошли, что ли?

Они брели по Лиговскому проспекту. Народу на воскресной улице встречалось мало. Беспризорные детишки, одетые в грязные зимние шапки и драные пальтишки, хотя майский день был жарким, мусолили папироску по очереди, и казалось, что они вовсе не видят Катю с ее папой, шагающих в сторону Московского вокзала.

«Господи, а я еще устраиваю трагедии. Вот бы меня на их место», – подумала Катя и прижалась к отцу.

Сергей Андреевич понял, чем вызван жест дочери, и молча взял ее за руку. Они переглянулись.

– Здравствуй, папка! – вдруг вскрикнула Катя и повисла на плечах отца.

– Здравствуй, моя хорошая, – прошептал Сергей Андреевич и крепко сжал девочку в объятьях.

В Москву они ехали дневным поездом «Аврора». Так рано в воскресенье желающих уехать из Питера не наблюдалось. В купе, рассчитанном на шесть сидячих мест, отец и дочь ехали в новую жизнь вдвоем. Когда проводница принесла чай, отец отхлебнул из стакана и, подмигнув Кате, спросил:

– Что за условие ты мне поставила?

– Я в сентябре пойду в новую школу? – вопросом на вопрос ответила дочь.

– Конечно. Я же не смогу из Петербурга перевезти твою школу в Москву.

– Понимаю, – согласилась Катя и на минуту замолчала. Потом решилась: – Я пойду в новую школу мальчиком.

– Как это мальчиком? – не понял Сергей Андреевич.

– Очень просто. Я теперь Константин Астахов. Вот и все.

Отец постарался сдержать улыбку:

– Но ты же девочка.

– Посмотрим, когда я поработаю над своей внешностью, что ты скажешь. – И, взглянув на отца, добавила: – Не бойся, новую одежду не попрошу. И моя годится. По рукам?

– Я обещал, – покачал головой отец и отвернулся к окну, чтобы дочка, не видела его смеющихся глаз. Сергей Андреевич понимал: для дочери это важно и не хотел обидеть ее насмешкой. В конце концов, все это блажь, и он не сомневался, что рано или поздно дочь перестанет помышлять о глупостях.

– Па, а почему ты его не убил? Струсил? – задала наконец Катя давно мучивший ее вопрос.

Поезд стоял на станции Бологое. У вагона бабки торговали вяленой рыбой и пирожками.

– Схожу куплю нам пирожков. Я пробовал… вкусные, – Сергей Андреевич поднялся и вышел из купе.

Когда проехали Тверь, Катя снова спросила:

– Отец, ты струсил? Почему ты его не убил?

– Кого я должен был убить? – в свою очередь поинтересовался Сергей Андреевич.

– Как кого? Этого противного Василия Петровича.

– А за что? – удивился отец.

– Неужели непонятно? – Кате хотелось кричать. – У тебя увели жену, а ты подаешь ему руку.

– Мама – свободный человек. Она имеет право жить с тем, кто ей нужен. Мама – не вещь, принадлежавшая мне, а взрослый человек. Почему я должен убивать мужчину ее выбора? Если она от меня ушла, значит, я сам что-то не сумел сделать так, как надо, а раз не сумел, то и винить некого.

Катя отвернулась к окну. Она пыталась осмыслить то, что сказал папа. Ведь он сказал слова, которые должны были изменить ее отношение к проблеме женского пола. Значит, он никогда не считал маму вещью и не думал, что мама принадлежит ему? Странно. Катя глядела, как мимо проплывают деревеньки и смешные курятники садовых домиков. Потом долго тянулся лес. Внезапно он расступился, открыв большую воду. В сумрачной водной глади отражались розовые закатные облака.

– Где мы едем? – спросила Катя.

– Это Московское море. Скоро будет Завидово. Интересное место.

– Чем? – машинально поинтересовалась Катя, продолжая думать о чем-то своем.

– Здесь охотятся все наши правители и иностранные дипломаты, – пояснил Сергей Андреевич.

– А-а-а… – равнодушно протянула Катя.

Очень странные слова о маме все же сказал папа…. Неужели он и вправду так думает? Может быть. Но ее папа особенный, таких на свете больше нет. Уж ей-то наверняка такой мужчина не встретится.

В Москве моросил мелкий дождик. Катя с трудом пробралась сквозь турникет московского метро. Тут было все по-другому, и Катя не успела понять разницы. Она шла машинально, как во сне. Все за нее сделал папа.