Текст книги "Другая сторона"

Автор книги: Андрей Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

X

Раскладушка не понадобилась. Юрген ночевал один, а Коля и Нортон провели всю ночь возле фургонов и антенны. Коля оценил всю практическую пользу системы RADAR и решил непременно узнать о ней как можно больше. Помощь Юргена не понадобилась. Объясняя устройство и принцип действия RADAR, Нортон стал чертить схемы и формулы, которые Коля понимал. Полтавское командное училище связи дало Коле хорошую квалификацию инженера-связиста. Страна Советов не могла себе позволить швырять деньги на обучение «чему-нибудь и как-нибудь», а потому учила основательно и с курсантов спрашивала строго. Время от времени Коля перехватывал у Нортона карандаш, быстро чертил какие-то загадочные закорючки и ставил знак вопроса. Нортон кивал, брал карандаш и чертил новые схемы и формулы. К утру Коля знал о RADAR достаточно, чтобы, вернувшись в Швецию, своими руками построить такой же.

Дежурство Нортона закончилось, и ему нужно было возвращаться в Лондон. Они пошли будить Юргена, который проспал всю ночь. Небритый и хмурый Юрген начал ворчать, выспрашивая про завтрак или хотя бы чашечку кофе с булочкой, но Коля и Нортон, каждый по своим соображениям, стали торопить Юргена с утренним туалетом, убеждая его, что уже давно нора выдвигаться, а путь до станции неблизкий.

Всю дорогу до станции недовольный и насупившийся Юрген брел позади Коли и Нортона, которые, казалось, не замечали его присутствия. Продолжая ночной разговор, Коля говорил по-шведски и строил различные фигуры из пальцев. Внимательно выслушав Колю и рассмотрев построенные фигуры, Нортон говорил «well» и в свою очередь принимался жестикулировать и объяснять на английском. Несколько раз они присаживались сбоку дороги, Коля доставал листок, Нортон – карандаш, и снова чертились схемы и формулы. Они измучили друг друга, но остались довольны знакомством. Нортон понял, что перед ним инженер-энтузиаст, а Коля оценил, что Нортон – еще один источник информации.

На станции Коля огорошил Юргена:

– Когда ближайший поезд до Дувра? – спросил он.

– Какой Дувр, Тиму, – забеспокоился Юрген. – Нам нужно в Лондон! Там – контракты! Там – деньги!

– Да погодите вы, – отмахнулся от него Коля. – Лучше помогите с переводом.

У Коли в глазах появилась искра внезапно осенившей его идеи. Он потянул Нортона за рукав.

– Скажите, Джек, – Коля делал паузы между словами, чтобы Юрген успевал переводить. – Если RADAR, установленный далеко на берегу, видит корабли, находящиеся в море, то если установить этот самый RADAR на корабле, то с его помощью корабль будет видеть берег?

– Конечно! – подтвердил Нортон. – Я же вам говорил, что RADAR установлен даже на наших ночных истребителях. Правда, он не такой мощный и точный, как стационарные, и позволяет обнаруживать бомберы всего за несколько сотен метров…

Коля не дал Нортону закончить мысль:

– А если такой же RADAR, как ваш, установить на корабле, то и другие корабли можно будет видеть?

– Не только корабли, но и самолеты, – успокоил Колю Нортон. – Днем, ночью, в туман, при любой погоде. Я же вам объяснял, что электромагнитные волны…

– Огромное вам спасибо, – Коля с чувством пожал руку Нортона двумя своими.

Немного подумав, он предложил:

– А вы приезжайте к нам в Стокгольм, как только вам позволит служба и дела фирмы. В самом деле, приезжайте. Я хочу вам кое-что показать у себя в мастерской.

– Что за шлея попала вам под хвост, Тиму? – обиженным тоном спросил Юрген, когда Нортон укатил на электричке и они остались на перроне вдвоем.

– Нам нужно как можно скорее попасть в Стокгольм! – Коля был заметно возбужден.

– Чего я там не видел, в вашем Стокгольме? Тут – Англия, Лондон. Тут крутятся все деньги, только успевай подбирать, а вы не успели приехать, как уже снова вас тянет домой. Никуда ваша мастерская от вас не убежит. Надо пользоваться моментом и делать деньги.

– Во-Во-первыхрассудительно заметил Коля. – Стокгольм не мой, а ваш. Это вы в нем родились, а не я. Во-вторых, я уже сделал деньга, как вы выражаетесь.

– Где? На чем? – изумился Юрген.

В самом деле, последние дни они не расставались ни на минуту, не считая последней ночи, и никакого намека на большие деньги Юрген пока не видел.

– Да вы поймите, – Коля наконец решил поделиться своей идеей. – Если мы изготовим рабочий образец RADAR, испытаем его на берегу и на воде, а потом предложим судовладельцам, то мы станем людьми, обеспеченными на всю жизнь. Ведь из-за какого-то несложного прибора сократится число столкновений кораблей друг с другом и с берегом по причине плохой видимости. Судовладельцы, заинтересованные в повышении безопасности мореходства, будут платить нам хорошие деньги. В Швеции этой игрушки пока ни у кого нет. Мы – первые. Нам нужно как можно скорее оказаться дома, изготовить действующую модель, запатентовать идею, продать RADAR и потом спокойно пожинать плоды на правах монополистов. Ясно вам теперь?

– Ну, Тиму! Ну, голова! – Юрген не находил слов, чтобы выразить свое восхищение. – Как все просто! Раз – и дело в шляпе. И всего за одни сутки! Скорее, скорее в Дувр!

– Так а я вам о чем говорю? – рассмеялся Коля.

– Тогда чего же вы стоите?

– Я жду… Поезда или электрички.

– Вы его до вечера собираетесь ждать в этой дыре?

– А что делать? – растерялся Коля.

– Идти пешком! – решительно заявил Юрген.

– Пешком?

– Да! – решительность Юргена подогревалась предчувствием верной и скорой наживы. – Вон, видите, за деревьями, совсем близко – деревня Кейкол. За ней – Ситтингборн. Его даже отсюда видно. Тут не более двух километров хода. Через двадцать минут мы будем в Ситтингборне и там, на месте, что-нибудь придумаем.

Объявив диспозицию, Юрген первым зашел с перрона в здание вокзала и двинулся на привокзальную площадь.

– Быстрее, Тиму, быстрее! Ну, что вы все время копаетесь?! – то и дело подгонял он Колю.

«Что с людьми способна сделать алчность!» – удивлялся Коля, еле поспевая за Юргеном.

Вскоре они оставили Ньюингтон позади и вышли на шоссе, справа и слева от которого лежали засеянные поля. До Кейкола было рукой подать, но Юрген не унимался и тормозил все попутные машины. Наконец он остановил пикап, который ехал в Кентербери.

Сев вместе с Колей в кузов, Юрген никак не мог унять нервное возбуждение. Он то и дело постукивал ладонью по борту, будто подгоняя неспешного водителя, никак не мог дождаться, когда же они проедут Тейнхэм. Удаленность Файвершема причинила ему видимое страдание, а расстояние от Файвершема до Кентербери вогнало в печаль. Попавшаяся на пути деревушка Данкирк разозлила его своим неуместным появлением на пути, и он зло сплюнул в ее сторону.

В Кентербери водитель высадил их возле аббатства, и Юрген соскочил на землю, уже совершенно расстроенный медлительной неповоротливостью английских шоферов. Если бы ему сейчас сказали, что на вокзале Ньюингтона они находились всего-то меньше часа назад, он бы не поверил.

От Кентербери до Дувра наши туристы добрались на обычном рейсовом автобусе, и несмотря на то что не было еще и полудня у Юргена был такой несчастный вид, будто их ограбили придорожные разбойники. Он чистосердечно считал, что каждый лишний час, проведенный ими на английской земле, увеличивает шансы проклятых конкурентов, любая минута промедления – это фунты и кроны, утекающие из их карманов. Жирную точку в его английских страданиях поставил капитан корабля, на котором они прибыли в Дувр. Он сказал, что очередь на разгрузку их судна подойдет только завтра и разгружаться они будут никак не меньше двух суток.

Этого Юрген перенести не мог.

Он сел прямо на причал, но через минуту вскочил и убежал, не сказав куда именно.

Иногда и низкие чувства, такие как жадность, зависть и корысть, способны сослужить добрую службу. Хлопотами Юргена они через два часа были зачислены матросами на другое шведское судно, а к вечеру вышли в Английский канал, держа курс на Стокгольм.

В Стокгольме Юрген не дал Коле даже переодеться, а прямо с корабля потащил его в дирекцию пароходства.

Технический директор, молодой еще человек, немногим старше самого Коли и, видимо, так же страстно влюбленный в радиотехнику, быстро ухватил суть проблемы.

К Колиному удивлению, он не принял его за сумасшедшего изобретателя вечного двигателя, а сразу же задал прямой вопрос:

– Вы утверждаете, что система RADAR может показывать очертания береговой линии и конторы кораблей при любой погоде?

– Ну да, – Колю потрясло, что человек так быстро ухватил суть.

– Если мы установим RADAR на наши суда, то это повысит безопасность морского судоходства?

– Конечно!

– И вы беретесь за свой счет в короткий срок изготовить действующую модель?

Коля замялся.

– Не совсем за свой счет… У меня нет некоторых необходимых деталей. Были бы детали, я бы эту штуку за день собрал бы.

– Пишите заявку-спецификацию. Все необходимое получите уже сегодня, а через два дня проведем испытание.

В самом деле, на складе технической дирекции Коля получил все необходимое, и даже кое-что сверх того. Вместе со своими работниками он аккуратно и бережно погрузил все детали в свой пикап, привез к себе в мастерскую и засел за работу. Работа осложнилась тем, что нетерпеливый Юрген крутился тут же, лез с советами, и выгнать его не было никакой возможности. Работники, занятые созданием антенны, двух маховиков и центрального пульта, потихоньку смеялись над тем, как Юрген то и дело отвлекает их хозяина от работы, но из уважения ничего не говорили.

Все-таки Коля набрал себе в работники настоящих мастеров. Трудясь почти круглосуточно, ударно и по-стахановски, они за полутора суток собрали этот RADAR! Юрген, потирая вспотевшие ладони, подсчитывал в уме возможную прибыль, а Коля последний раз перед испытанием проверял все соединения и разъемы. Конструкция должна была заработать.

Время пути от Дувра до Стокгольма он не терял даром, а работал над черновиками, которые они набросали вдвоем с Нортоном еще в Ньюингтоне. Не замечая качки, игнорируя морскую болезнь и почти без сна, Коля три дня и три ночи рисовал эскиз за эскизом. На берег он сошел с почти готовыми чертежами и теперь строил RADAR не по наитию, а по науке.

И все-таки волнение было.

Юрген, беспрестанно подсчитывая в голове навар от массового производства RADAR, дошел уже до совершенно астрономических цифр. По его подсчетам выходило, что не пройдет и полгода, как их совместный капитал «переплюнет» все активы Уолл-стрит и Лондонской биржи.

Коля волновался за творение рук своих. Нет, он не боялся за то, что, возможно, неверно понял принцип действия. Научная сторона вопроса была остроумной, но несложной. Однако одно дело – крутить маховик работающего аппарата, который построил не ты и который уже зарекомендовал себя, и совсем другое – проводить испытания собственной машины.

Для испытаний Коля собрал слабенький RADAR с диаметром антенны около метра. По его прикидкам, мощности должно было хватить километров на двенадцать. Еще раз тщательно все проверив, Коля направил антенну на запад. Щелкнула кнопка включения и… на экране пульта появился такой же зеленый луч, какой они с Юргеном наблюдали несколько дней назад в Ньюингтоне. Юрген следил за этим лучом еще внимательней Коли.

По сигналу хозяина один из работников стал вращать рукоятку маховика горизонтальной наводки, и луч пошел по экрану, оставляя за собой неровный шлейф.

– Он работает, Тиму! Смотрите, он работает! – возликовал Юрген, мысленно умножив «свой» и без того огромный денежный счет на два. – Честное слово, вот это пятно – Лидингс!

RADAR действительно работал. Луч ходил по экрану, а шлейф за ним открывал ломаную береговую линию, портовые причалы и остров напротив порта. Это была действующая модель, и Юрген был прав, рассчитывая на хорошие деньги от подряда на строительство системы RADAR для каждого шведского корабля.

Но…

Комиссия, пришедшая принимать работу, посмотрела на луч и на шлейф, который он оставляет на экране, сравнила ломаные линии на экране с принесенной картой и верно оценила назначение и сферу применения RADAR. У комиссии не было ни одного вопроса, а технический директор так вообще пришел в восторг и все просил «посветить» то туда, то сюда. Больше часа они вертели антенну, просвечивая окрестности шведской столицы. Прощаясь, члены комиссии цокали языками, с уважением пожимали Колину руку, долго раскланивались в дверях, бросая взгляды на антенну и на пульт с экраном.

А через два часа пришли полицейские и два тайных агента и конфисковали все устройство.

У Коли отобрали не только готовый RADAR, но и все чертежи и эскизы, дотошно обыскали мастерскую и унесли все, до последнего листочка. С хозяина мастерской, его работников и, разумеется, с Юргена взяли подписки о неразглашении государственной тайны. У Юргена дрожала рука и в глазах стояли слезы, когда он подписывал полицейские бумаги.

Полиция не учла Колиной предусмотрительности. Он не просто заранее сделал копии чертежей, по которым собирал RADAR, но и со склада получил деталей раза в три больше, чем требовалось. При желании и необходимости он мог бы собрать второй такой же всего за сутки…

«Глобусу. Прошу указать канал связи для передачи принципиальной схемы, рабочей документации и рабочего образца системы дальнего обнаружения целей RADAR. Мершант».

XI

18 июня 1942 года. Поезд «Таллин – Ровно»

«Так пить нельзя! Нельзя так пить! Даже когда снимаешь стресс и нервное напряжение – так пить нельзя. Так пьют только русские», – осуждал себя фон Гетц, расположившись в поезде в купе второго класса. Дорогу, которая в мирное время отнимала около суток, теперь предстояло преодолеть за целых три дня. Состав шел не торопясь, на поворотах фон Гетцу была хорошо видна платформа со щебнем, прицепленная впереди локомотива. Партизан в этих местах, еще три года назад принадлежавших Польше, можно было не бояться, но вот русские диверсанты…

«Кто первый предложил выпить? Кажется, Тиму. Он же порывался бежать за выпивкой. А кто первый предложил пойти в гаштет? Неужели я?! Вот позор-то! Видел бы меня мой отец. Лучше бы Тиму и в самом деле сбегал за бутылкой. Принес бы одну, выпили бы ее втроем и поехали бы из Стокгольма куда-нибудь на север. Тем более что Мааруф с машиной все равно был неподалеку. Зачем же нужно было так напиваться?».

Вечер, начавшийся две недели назад в квартире Тиму Неминена невинным предложением выпить «по чуть-чуть», закончился совершенно неожиданно. Фон Гетцу события того вечера представлялись в виде лоскутного одеяла с большими дырами от провалов в памяти. Те куски событий, которые сумели зацепиться за память подполковника, не шли последовательно друг за другом, а были перемешаны между собой, как колода карт перед сдачей, и наезжали своими краями друг на друга.

Как все втроем выходили из дома Тину Неминена – это фон Гетц помнил хорошо. Он тогда еще был трезвый и выспавшийся. Очень хорошо просматривался в памяти подвальчик, в который они спустились, арка входной двери и какая-то забавная вывеска из медной чеканки. Но что именно было изображено на той вывеске и на какой улице находился сам подвал – этого фон Гетц вспомнить не мог. Дальше следовали еще твердые воспоминания о том, как, спустившись в подвал, они заняли столик, уютно пристроенный возле стенки, где не так раздражал свет. Это, помнится, понравилось фон Гетцу. Кельнер принял заказ. Первый тост поднял Валленштейн, а второй – сам фон Гетц почти сразу же за первым. Господи! Зачем он это сделал?!

С этого-то все и стало неудержимо катиться под откос. Потом началась вечерняя программа. Какие-то люди выходили на сцену, но какие именно и что они показывали на этой сцене, Конрад вспоминал уже с трудом. Все правильно – они с Валленштейном наливали и пили, пока к их столику не пришли двое здоровенных молодцов с бычьими шеями и тупыми рожами. Кажется, они хотели вышвырнуть их из кабачка на улицу, но потом передумали. Было только странно – за что? И Валленштейн, и Тиму, и сам фон Гетц вели себя пристойно и ни к кому не приставали.

Потом Тиму резко встал, а когда сел обратно, то рядом с ними уже сидел и спал обер-лейтенант люфтваффе, которою, вероятно, принесли те самые молодчики с красными рожами. Фон Гетц готов был поклясться, что обер-лейтенант был именно пьян, и пьян мертвецки, потому что трезвые пилоты люфтваффе никогда не роняют честь и не опускают голову. Тем более на стол к незнакомым людям. Свинья.

А вот дальнейший разговор фон Гетц помнил плохо. Едва очухавшись, летчик попросил выпить, и его немедленно снова развезло. Он тряс какой-то бутылкой в руке, обзывал их троих вонючими нейтралами и тыловыми крысами, грозился лично прилететь и разбомбить весь Стокгольм. Обер-лейтенант то плакал, размазывая пьяные слезы, то принимался стучать себя кулаком в грудь, то снова начинал им грозить. Словом, вел себя отвратительно и непристойно.

Умный Валленштейн, которому, вероятно, надоело выслушивать незаслуженные гадости, поинтересовался у обер-лейтенанта, каким ветром в нейтральную страну занесло красу и гордость воздушного флота? Тогда наконец пилот догадался представиться и рассказал, что зовут его Курт Смолински, он воевал на Восточном фронте, был ранен в начале мая, впрочем, легко. Две недели он пролежал в госпитале, врачебная комиссия отпустила ему еще две недели на поправку здоровья. Десять дней он отдыхал в Оре у своего деда, который служит там смотрителем канатной дороги, и вот теперь возвращается в свою часть.

Стыдно признаваться в этом самому себе, но, кажется, именно фон Гетц предложил немедленно поехать в Оре – навестить дедушку. Эта мысль сразу же воодушевила всех, кроме, пожалуй, одного Тиму, который начал отнекиваться, ссылаясь на работу и пытаясь отговорить всех остальных от ночных безумств. Но такая отличная мысль срочно нуждалась в реализации, и поэтому, расплатившись, они вышли на улицу.

Уже вчетвером.

Валленштейн отыскал Мааруфа и доложил ему, что сейчас они все едут в Оре, а Мааруф должен их туда доставить. «Нас ждет дедушка!», – мотивировал Валленштейн. Мааруф, видя состояние молодого хозяина и его окружения, не стал спорить, а только мягко возразил, что до Оре, пожалуй, даже дальше, чем до Мальме. Если они выедут туда завтра утром, то поспеют к дедушке намного быстрее, чем если бы они тронулись в путь немедленно.

Это прозвучало убедительно, потому что ни в какой Оре они не поехали. Следующая картинка из лоскутков воспоминаний фон Гетца была про то, как они пили на набережной и бросали бутылки в залив. На том самом месте, где они с Валленштейном еще сутки назад стояли, не зная что им следует предпринять. Сутки назад фон Гетц был живым олицетворением аллегорий на тему «Отчаяние» и «Бездеятельность», а сейчас нашел себе увлекательнейшее в мире занятие – пить прямо из горлышка и бросать пустую бутылку в воду, где ее мягко подхватывали и топили волны. Это было, конечно, безобразие, они понимали, что ведут себя совершенно непотребно, но остановиться не могли.

Воистину, ночь помогает влюбленным, а пьяных ведет по жизни Бог. Кто бы мог две недели назад подумать, что пьяный разговор четверых едва знакомых между собой мужчин так повернет жизнь Конрада и приведет его из благополучной, но опасной Швеции снова на Восточный фронт!

В Риге в купе подсел человечек неопределенного возраста, преисполненный несказанной гордости самим собой. Поглощенный любованием собственной персоной, он совершенно не замечал, что его блестящий на рукавах и лацканах костюм и несвежая сорочка как-то не вяжутся с тем апломбом, который он напускал на себя.

Человечек представился:

– Пауль Штоффср.

Вероятно, он был неприятно удивлен, что такое громкое и всемирно известное в деловом мире имя не произвело на попутчика должного впечатления, поэтому добавил:

– Предприниматель и коммерсант. Глава торгового дома «Пауль Штоффер GmbH».

Но и этот высокий титул не вызвал в Конраде ни пиетета, ни преклонения к заоблачному статусу многоуважаемого коммерсанта.

Дело в том, что с началом германского вторжения в Советский Союз вслед за наступающими немецкими частями хлынули многие сотни вновь созданных немецких обществ с ограниченной ответственностью – GmbH. Опьяненные обещаниями Геббельса и заверениями Розенберга, с надеждой на скорейшую и верную наживу, желая немедленного обогащения и не стесняясь в способах стяжательства, такие вот штофферы тысячами расползались по Прибалтике, Белоруссии, Украине и западным областям России. Это были даже не кровопийцы по своей сути… По оккупированным территориям суетливо сновали пауки-трупоеды. И само название GmbH даже в Германии немцы расшифровывали как «Greift mit beiden linden», то есть «Хапай обеими руками».

Еще в прошлом, сорок первом, году фон Гетц насмотрелся на эту братию, и уважения у него они не вызывали никакого.

– Вы не были в Париже? – желая непременно произвести впечатление важной птицы, пошел в атаку Штоффер.

– Нет. Не привелось, – равнодушно ответил фон Гетц.

– Зря, – не одобрил коммерсант. – Чудесный город! Город любви. Вам непременно следует побывать в нем!

Штоффер закатил глаза и, неприятно брызгая слюной, начал восторженный рассказ о вечном городе любви, о его поездках туда, об успешных коммерческих предприятиях по импорту французских вин и о бесчисленных победах над парижанками, которые все как одна лежали у его ног и ждали лишь движения бровей, чтобы упасть в его объятья.

Штоффер, впрочем, вскоре предпочел переменить тему:

– Звонит мне тут недавно Розенберг…

– Простите, кто? – не расслышал Конрад.

– Старина Альфред. Ну, Розенберг. Мой старый приятель. Такой, знаете ли, рейхсминистр… Нашел-таки меня в Риге. Нигде от него нет спасения. Так вот, звонит он мне и просит…

– И что же у вас просит рейхсминистр Розенберг? – раздражение фон Гетца стало уже нестерпимым.

Штоффер ничего не замечал. Он ни па чем не мог сосредоточиться, кроме как на самом себе и собственной значимости. Мысли его, наталкиваясь на препятствия, перепрыгивали одна через другую.

– Англичане, по-моему, совершенно несносны! – снова переменил он тему. – А как вам правится их Лондон? Чудовищный город. Всюду смог, грязь, полисмены, омнибусы. Кэбмены так и снуют. А какой дрянной поезд ходит из Германии до Лондона?!

– Простите, откуда докуда ходит поезд?.. – заинтересовался фон Гетц.

– До Лондона. Ах, этот лондонский экспресс. Даже в Индии я не ездил ни на чем подобном.

– А вы и в Индии были?

– Конечно! – всплеснул руками Штоффер. – Удивительная страна! Всюду пальмы, джунгли, бананы, индусы. Вы не поверите, у них там йоги – на каждом шагу. Сидят. У них такие мудрые глаза…

В Гродно Штоффер слез с поезда, напоследок напыщенно простился с фон Гетцем и даже попытался пожать его руку двумя своими. Фон Гетц руки не подал, словно боялся измазаться чем-то слизистым и неприятно-вонючим, что отнюдь не помешало многоуважаемому коммерсанту и предпринимателю, главе торгового дома «Пауль Штоффер GmbH» пригласить своего дорогого друга без обиняков посетить его особняк на Унтер-ден-Линден, если тот невзначай проездом окажется в Берлине.

Как видно, вранье у торгашей в крови, оно является потребностью души, а может, и профзаболеванием. Фон Гетц вздохнул с облегчением, когда Штоффер сошел с поезда. Напыщенность этого болвана в лоснящемся костюме, раздувавшегося от любви к самому себе, была невыносима. Его хотелось застрелить. Мешали воспитание и привычка к воинской дисциплине.

Новая картинка из обрывков воспоминаний о той грандиозной пьянке всплыла в сознании Конрада. Они вчетвером стоят на набережной у парапета. Невменяемо пьяный Смолински рыдает хмельными слезами, размазывая по лицу обильные слезы, перемешанные с соплями. Валленштейн утешает обер-лейтенанта, Тиму смотрит на летчика отстраненно, без всяких эмоций, а фон Гетц смеется над великовозрастным плаксой, который несколько часов назад в кабачке хотел огреть их бутылкой.

– Вам хорошо! – медвежьим рыком ревет Смолински. – Вы остаетесь здесь, в Швеции. Вы не знаете, что такое бомбежка. Вы не знаете, что такое зенитки. Это не вас пошлют в бой против красных самолетов. Вы тут будете шляться по кабакам, знакомиться с девушками, а я… а меня… А меня, может, завтра уже убьют! И мой самолет будет догорать в какой-нибудь канаве, пока вы тут… – и Смолински захлебнулся в очередной волне соплей и слез.

– Ничего, ничего, – пытался успокоить обер-лейтенанта Валленштейн и даже гладил того по спине, но Смолински продолжал реветь как бык, которого ведут на бойню.

А вот дальнейшее вспомнилось совершенно ясно и четко.

– Я не хочу на фронт! – бушевал Смолински. – Я хочу назад, в Оре! Я не хочу умирать! Я хочу кататься на лыжах и сидеть вечерами в баре. С девушками.

Фон Гетцу вдруг стало смешно до истерики. Интересно, чего уж такого страшного навидался сопливый обер-лейтенант на Восточном фронте, чего не видел сам Конрад? Пусть фон Гетц был на Восточном фронте только пять месяцев, но он сражался над Смоленском и над Москвой и видел, как советские летчики без раздумий шли на таран. Самые беспощадные, самые горячие и жестокие воздушные схватки шли на направлении главного удара тогда, когда Москва казалась такой близкой и достижимой. Где этот обер-лейтенант мог увидеть такие бои? Зимой почти не летали по погодным условиям. До середины весны – наверняка тоже не летали. Полевые аэродромы развезло весенней распутицей, и с них невозможно было взлететь. Самолеты вязли в грязи по фюзеляж. Следовательно, этот Смолински летал-то всего месяц. И где? Над Харьковом, когда у люфтваффе было полное господство в воздухе. Он с русскими, может, всего пару раз и встречался в воздухе, а ревет и стонет, как перепуганная роженица. А если ему рассказать, как они осенью совершали по шесть вылетов в день?

– Не хочу на фронт! – не унимался Смолински. – Я не хочу умирать! Я боюсь умирать! Мне всего двадцать девять. Мне рано еще умирать. Я боюсь русских.

И тут пьяный Валленштейн решил дальнейшую судьбу Смолински и фон Гетца.

– А вы не возвращайтесь, – вдруг решительно заявил он.

– Куда? – выпучил глаза обер-лейтенант.

– А вы не возвращайтесь в свою часть на Восточном фронте, и вам не придется умирать.

Смолински отрицательно замотал головой.

– Это невозможно. Меня расстреляют как дезертира.

– Не расстреляют, – спокойно и рассудительно возразил Валленштейн.

– Как это? – не понял Смолински.

Тиму, фон Гетц и обер-лейтенант разом повернулись к Валленштейну, ожидая пояснений.

– Не расстреляют, – продолжил Валленштейн. – Обер-лейтенант Смолински снова поедет воевать на Восточный фронт, но это будете не вы.

– Как «не я»?! – удивился Смолински.

– Вместо вас поедет вот он, – Валленштейн хотел ткнуть пальцем в сторону фон Гетца, но нетвердая рука дрогнула и указала на Тиму.

– Я? – изумился тот.

– Тиму?! – в один голос хором переспросили фон Гетц и Смолински.

– Нет. Это будет мой друг Конрад, – уточнил Валленштейн.

Все посмотрели на фон Гетца, который стоял сейчас в полной растерянности. Валленштейн даже в сильно нетрезвом состоянии соображал быстро, и уследить за полетом его мысли было непросто.

– Объясните, – потребовал Смолински.

– Пожалуйста, – легко согласился Валленштейн. – Вы же не хотите возвращаться на фронт?

– Не хочу, – подтвердил обер-лейтенант.

– Потому что вас там могут убить?

– Меня там непременно убьют. Я и сон такой видел.

– Вот видите. Все одно к одному. Тогда, пожалуй, вам незачем туда возвращаться.

– Но меня же расстреляют! – воскликнул Смолински. – Меня поймают и будут судить как дезертира!

– Кто это вас станет ловить, если обер-лейтенант Смолински вернется в свою часть и будет вылетать на боевые задания или куда вы там еще летаете?

– Но я не могу разорваться и быть одновременно и там и тут!

– Этого и не потребуется. Вы поменяетесь документами с Конрадом, и он полетит вместо вас.

– А я?

– А вы вернетесь к дедушке в Оре и продолжите ваши катания на лыжах.

– Это невозможно!

– Это решительно невозможно! – поддержал летчика фон Гетц.

– Почему? – не понял Валленштейн.

– Он не умеет летать, – брякнул первое, что пришло в голову, обер-лейтенант.

– Конрад? – переспросил Валленштейн. – Ничего, научится. Кроме того, он уже умеет самостоятельно взлетать и сажать самолет, а это уже немало. Конрад, вы ведь умеете взлетать?

– Ну, в общем, немного умею, – подтвердил фон Гетц.

– И посадить самолет вы тоже, полагаю, будете в состоянии?

– И посадить – тоже, – кивнул Конрад.

– Так чего вам еще надо? – Валленштейн повернулся к Смолински. – Он с вашими документами прибудет в часть, сядет на самолет и будет летать вместо вас.

– Но ведь это же истребитель! Это не какой-то там одномоторный спортивный самолетик, на которых летают для развлечения любители. Это же «мессершмитт»! Вы знаете, что такое «мессершмитт»? – Смолински разошелся не на шутку и теперь орал на Валленштейна, не замечая собственного крика.

– Конечно, – утвердительно ответил Валленштейн. – Это такой самолет. С двумя крыльями и одним пропеллером.

– Самолет! – задохнулся от возмущения обер-лейтенант и передразнил: – «Такой самолет!». «Мессершмитт» – это скорость пятьсот километров в час. Это скорострельная пушка и два пулемета. Это мощь. Это напор. Это маневр. Это сила! Вот что такое «мессершмитт».

– Ничего, – махнул рукой Валленштейн. – Он освоится.

– Послушайте, Рауль, – вступил в разговор фон Гетц.

– И слушать ничего не желаю, – с пьяным упрямством покачал головой Валленштейн. – Завтра же вы летите на Восточный фронт вместо обер-лейтенанта Смолински.

– Но это же невозможно! – стал доказывать фон Гетц. – Меня разоблачат в первой же комендатуре! Мы с обер-лейтенантом совершенно не похожи!

– Мы не похожи – подтвердил Смолински.

– Они нисколько не похожи, – подал голос Тиму.

Валленштейн глубоко вздохнул. Ему уже надоело растолковывать элементарные вещи людям, которые не хотят его понимать.

– Вы, Тиму, вообще молчите, – Валленштейн положил руку Коле на плечо. – Вас это дело не касается. В конце концов, не вам же лететь на Восточный фронт? И даже не по вашим документам. А вам двоим я скажу вот что…

Валленштейн перевел дух, перехватил у Конрада бутылку с вином и отпил из горлышка. Все молча смотрели на нет, дожидаясь, пока Валленштейн соберется с мыслями.

– Вы не похожи, – продолжил он. – Конрад, у вас есть сигареты?

– Я не курю, – ответил фон Гетц.

– Я тоже. Но сегодня такой дивный, такой удивительный вечер! Я никогда в жизни так не напивался. Вы славные собутыльники. Мой бог! Как же хорошо!..

– Пожалуйста, возьмите мои, только продолжайте, ради бога! – Смолински протянул Валленштейну пачку сигарет.

– Вы не похожи на лицо, – Валленштейн взял сигарету и неумело прикурил. – Но по фигуре вы почти одинаковы. Вот поменяйтесь. Конрад, примерьте на себя мундир обер-лейтенанта.