Текст книги "Дальнобойщики"
Автор книги: Андрей Воронин
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Глава 8
Мерно стучали колеса. За окном вагона в вечерних сумерках проносились станции и полустанки, мелькали темные расплывчатые силуэты деревьев. Скорый поезд с огромной скоростью мчался по рельсам, оставляя позади столицу и приближая полковника Воронина к Кузнецку. По иронии судьбы нити дела, которым ему доводилось заниматься в данный момент, тянулись в такие разные и, казалось, ни чем не связанные части страны, из-за чего массу времени приходилось проводить в салоне автомобиля или в купе поезда. Следы обнаруживались то там, то здесь. И почти всегда случайно. Но сами грабители оставались неуловимыми. Их след резко обрывался, словно они проваливались под землю. Целую неделю никто из знакомых о них ничего не слышал. Казалось, их след потерялся. Но вот он снова появился. И где?! В никому не известном городишке.
Воронин облокотился на стол и обхватил голову руками. Легкое дребезжание и покачивание поезда действовали успокаивающе и располагали к глубокому раздумью. Он решил воспользоваться выдавшейся свободной минуткой и проанализировать имеющуюся в наличии информацию.
Во-первых, следствию было известно имя одного из членов банды грабителей. Он взял в руки карандаш и на листе бумаги начертил круг. Внутри него написал слово «Сурок». Так звали первого члена группы. Сурок или Балабонов Виталий Викторович по паспорту. Семьдесят девятого года рождения, нигде не работающий. Привлекался за воровство и мошенничество. Получил условно два года. Отпечаток большого пальца его руки был обнаружен вместе с пятнами крови на пробке от бутылки пива «Невское», найденной в кустах. К сожалению, пивная пробка оказалась единственной уликой, ее удалось отыскать на месте базовой стоянки грабителей. Следы от автомобильных шин и ботинок уничтожил дождь. Потоки воды почти полностью их стерли.
По непонятной причине сведения о местопребывании Сурка заканчиваются третьим днем после ограбления. Потом о нем больше никто не слышал и никто его не видел. Он словно сквозь землю провалился. Объявленный розыск ни к чему не привел.
Во-вторых, найдена и идентифицирована одна из украденных картин. Полотно репрессированного в тридцатых малоизвестного художника Сомова объявилось на одной из столичных барахолок, когда его пытались продать. Торговавший им наркоман клятвенно заверял, что картину ему оставил на хранение некий Михаил Чеботков по прозвищу Майкл. Но так как минула неделя, а Майкл не появлялся, наркоман решил, что за ней уже не вернутся. К тому же ему срочно понадобились деньги. Кроме того, как показал опрос знакомых, Сурка и Майкла в последнее время часто видели вместе.
Воронин начертил второй круг и вписал туда имя Майкл. Затем справа от каждого круга поставил вопросительный знак. Внизу начертил три квадрата, которыми обозначил пропавшие картины, и один перечеркнул.
И наконец нашлась вторая картина и третий грабитель. Объявились они в городе Кузнецке, за сотни километров от места совершенного преступления. Нашлись они благодаря жутким и трагическим обстоятельствам. Борис Коробков, известный также под прозвищем Гвоздь, был обнаружен матерью мертвым в ванне собственной квартиры. Рядом лежала его девушка – Светлана Овчинникова – с перерезанными венами. Бедная женщина так и не оправилась от потрясения и через три часа умерла в больнице от кровоизлияния в мозг. Согласно данным судмедэкспертизы, смерть Бориса Коробкова наступила в результате попадания воды в альвеолы легких. Попросту говоря, он захлебнулся. Хотя тут имелось одно странное обстоятельство: по заявлению врачей, перед тем как лезть в ванную, он выпил лошадиную дозу снотворного, смертельную для его организма. Оставалось непонятным: зачем тогда было лезть в воду? Что касается его подруги Светланы, то и тут не все гладко. Она перерезала себе вены. Это, конечно, можно объяснить шоком от увиденного, к тому же она была на третьем месяце беременности от Коробкова. Вот и не перенесла удара. Логично. Кроме того, соседи слышали ночью шум и крики. Возможно, они ссорились. Но у экспертов вызвал подозрение странный кровоподтек на нижней челюсти девушки, как раз в месте сосредоточения нервных окончаний. Не исключено, что ее оглушили. Но кто? Зачем? Почему покончил с собой Коробков? И наконец, покончил ли он с собой сам, или ему помогли? На эти вопросы пока не было ответов. Воронин наверняка знал лишь то, что в квартире при обыске обнаружили вторую картину – портрет вождя революции в стиле соцреализма. Работа неизвестного художника.
Полковник зачеркнул второй прямоугольник и нарисовал еще один кружок. Затем вписал в него имя Гвоздь и перечеркнул крест-накрест.
Оставалась еще одна картина – репродукция с портрета шестнадцатого века и два исчезнувших бесследно подозреваемых.
На первый взгляд вроде бы все просто. Личности убийц установлены, пропавшие ценности найдены. Дело за малым – ждать результатов розыска. Рано или поздно преступники объявятся. Деваться им некуда, их фотографии с подробным описанием внешности разосланы по всем городам, по всем отделениям милиции. Только было одно «но». Розыск мог продлиться достаточно долго, а генерал Ткаченко скоро потребует результатов.
Однако внутреннее чутье, интуиция, так сказать, подсказывала, что розыск ничего не даст, что вести поиски дальше бесполезно. Скорее всего преступники мертвы. Так же, как их товарищ Гвоздь. А в том, что его убили, полковник не сомневался. Страшная и загадочная смерть Гвоздя, неожиданное исчезновение Сурка и Майкла служили косвенным подтверждением его догадок.
«Но тогда почему они мертвы? Кто приказал их убрать?» – спрашивал себя Воронин. Пока это оставалось для него загадкой. Он начертил вверху большой круг и поставил внутри него знак вопроса. Теперь схема приобрела более завершенный характер.
Откинувшись назад, полковник устало прикрыл глаза. Необходимо было выспаться. Завтра предстоял тяжелый день. Возможно, он получит ответы хоть на часть интересующих его вопросов.
Сквозь сон Воронин почувствовал, что его кто-то трясет за плечо. Он мгновенно открыл глаза. От избытка адреналина (переход от сна к бодрствованию был слишком резким) закружилась голова, а сердце в груди часто застучало, как у марафонца на финишной прямой.
– Ваша станция. – объявила проводница и исчезла за дверью купе.
Он тяжело вздохнул: вставать жутко не хотелось, но дела звали. Времени на то, чтобы помыться и побриться, не осталось. Снова придется все делать на ходу.
На перроне его встречали. Как только он вышел из поезда, подбежал молодой человек в потертых джинсах и светло-сером пиджаке, надетом на майку. Под левой рукой ткань топорщилась от кобуры.
– Алексей Петрович?
– Да.
– Лейтенант Морозов. Машина ждет за углом, – доложил он. – Разрешите?
Он протянул руку к спортивной сумке Воронина, предлагая свои услуги.
– Не нужно, – чересчур резко ответил полковник, недовольный услужливостью лейтенанта. Подхалимов он не любил. А может, у него просто было паршивое настроение, и парнишка хотел помочь от чистого сердца? Воронину стало неловко.
На служебной «Волге» они добрались до здания управления. Там, приведя себя в порядок, Воронин нанес короткий визит начальнику городского управления внутренних дел. Скорее из приличия, чем по делу. Затем занялся работой.
Следователь, ведший дело, оказался толковым мужиком, хотя с виду производил впечатление полного олуха. Капитан Гобято был пухленьким коротышкой в очках и с огромной лысиной. Он слыл редким в наше время профессионалом, от и до знающим все подноготную своей работы, но из-за нежелания и неумения пресмыкаться почти не продвинулся по служебной лестнице. Ему сужено было оставаться вечным сыщиком. Но он, похоже, не жаловался.
– Яков Карлович, что вы думаете о смертях в квартире Коробковых? Мне, как человеку постороннему, интересно знать ваше мнение, – поинтересовался Воронин.
– Господин полковник. – начал Гобято.
Но Воронин его тут же перебил:
– Только давайте без чинов и званий. Договорились?
– Если позволите. Так вот, Алексей Петрович, если вы спросите меня, убийства это или самоубийства, я вам отвечу: убийства, – заявил Гобято. – Но если вы меня спросите, есть ли доказательства тройного убийства, то я вынужден буду вас разочаровать, ответив, что никаких.
Он ожидал, что сейчас посыплется град возражений, вопросов, потребуют доказательств. Но Воронин понимающе кивнул:
– Я так и думал. Только мне сообщили, что мать Коробкова умерла своей смертью в больнице.
– Это правда. А при чем тут она?
– Вы же сказали, что убийство тройное? Коробков, его девушка. А кто же тогда третий?
– Вам разве не сообщили, что Светлана Овчинникова была беременна? Если подходить с моральной точки зрения, то ребенка тоже убили. Ведь он уже жил. Возможно, я ошибаюсь, но таково мое мнение. И будь моя воля, считал бы это убийством.
Воронин вздохнул.
– Что ж, возможно, вы и правы.
Во взгляде капитана мелькнуло уважение. Столичный полковник, в отличие от его начальника, был не дурак и не сухой формалист. Похоже, он кое в чем разбирался.
– Вы со мной согласны? Вы тоже считаете, что это убийство? Но вы ведь не располагаете всей информацией.
– Подробностей я не знаю. Однако кое-какие факты, имеющиеся у меня, наталкивают на такую мысль.
– Значит, есть еще что-то, что мне не известно? – заинтересовался Гобято.
– Да, есть. Я ознакомлю вас с этими фактами попозже. А теперь мне хотелось бы, чтобы вы посвятили меня в подробности дела.
Из груди капитана вырвался тяжелый вздох. Он извлек из ящика стола толстую бумажную папку и положил перед Ворониным. Затем пододвинул пустую пепельницу.
– Курите?
– Бросаю. И сейчас воздержусь.
– Это хорошо, – снова вздохнул капитан, на этот раз с облегчением. – Не переношу сигаретного дыма, – пояснил он.
– Зачем же тогда пепельницу предлагали?
– Для приличия. Вы – гость.
«Да, – подумал Воронин, – этот человек определенно со странностями, но в сообразительности и уме ему не откажешь. Очень своеобразная личность. Давно не встречал таких.»
– Начну с квартиры, – развязывая завязки папки, произнес Гобято. – Следов взлома не обнаружено. Отпечатков пальцев посторонних и других следов тоже. Я говорю «не обнаружено», но это еще не значит, что их нет. Вы меня понимаете? – Он вопросительно взглянул на полковника.
Воронин кивнул.
– Да, понимаю.
– На трупах следов насильственной смерти не обнаружено. На теле Овчинниковой Светланы Петровны имеется кровоподтек в области подбородка. Образовался он еще при жизни, нанесен твердым тупым предметом. Вот. – капитан протянул фотографии. – Взгляните сами.
– Возможно, ее оглушили, – высказал предположение полковник, рассматривая снимки.
– Не исключено, но доказательств нет. На теле гражданина Коробкова Бориса Сидоровича также обнаружен кровоподтек в области грудной клетки. Как и в случае с его подружкой, получен он перед смертью. Других физических повреждений нет.
Взяв следующую фотографию, протянутую Гобято, Воронин принялся ее изучать.
– Что касается смертей, то обставлены они как самоубийства, – продолжал капитан. – Причины мы не знаем. Предположительно Овчинникова покончила собой в состоянии аффекта, обнаружив труп парня. Орудие самоубийства – короткий обоюдоострый нож из высокопрочной легированной стали. Ручная работа. Оружие она раздобыла в квартире Коробкова.
– Откуда такая уверенность?
– Кожаные ножны были обнаружены в шкафу. На них найдены отпечатки ее пальцев. Тут придраться не к чему. Она, в принципе, могла это сделать. Но у меня возникает вопрос: почему находящаяся на грани нервного срыва девушка лезет в шкаф за этим редким ножом, а не бросается на кухню и не хватает первый подвернувшийся под руку кухонный нож?
– Действительно странно. – вынужден был согласиться Воронин. Он взял в руки целлофановый пакет с оружием.
– Но, с другой стороны, если убийца хотел разыграть самоубийство, то почему сам не воспользовался кухонным ножом?
– Может, он запаниковал, когда позвонила Овчинникова, – предположил капитан.
– Нет, он слишком хитер и опытен, чтобы пугаться таких пустяков. Тут что-то другое. Возможно, он хочет нас сбить со следа.
– А может, и то и другое?
Полковник извлек из пакета нож. Рифленая рукоять удобно легла в ладонь. Оружие обладало прекрасным балансом – его можно было метать. Лезвие отточено как бритвенное.
– Отличное оружие, – восхищенно похвалил Воронин.
– Кустарная работа. Сделано, вероятно, на заказ и уж конечно в единственном экземпляре. Чувствуется рука мастера.
– Мастера. – задумчиво повторил полковник.
Ему в голову пришла мысль: нужно поднять архивы ФСБ, подключить специалистов, провести более скрупулезное изучение ножа. Если его сделал мастер, спецы должны определить его почерк, стиль, должны что-нибудь да найти.
– Нож я заберу с собой, – заявил он.
– Это улика, – с сомнением покачал головой Гобято.
– Я все улажу. К тому же я его верну.
– Тогда я не против.
После короткой паузы капитан продолжил:
– Что касается смерти Бориса Коробкова, то тут и вовсе гордиев узел. Умер он от попадания воды в легочные пути, но до этого отравился снотворным. Спрашивается: зачем топиться, когда и так отравился? Непонятно.
– Да уж.
– Я вижу одно разумное объяснение.
– Какое?
– Самоубийства подстроены. Но помните: это лишь предположение. Для утверждения пока мало фактов.
– Тогда каковы мотивы убийства?
– А вот этого я как раз и не знаю.
– Может, есть версии?
– Не любитель я гадать на кофейной гуще, – капитан проницательно посмотрел на Воронина. – Может быть, вы подскажете мотив?
– Я? – удивился тот. – С чего вы взяли?
– Попросту предположил. Ведь зачем-то вы сюда приехали? И уж конечно не для того, чтобы поболтать с провинциальным капитаном. Теперь ваша очередь рассказывать. Мне не терпится услышать, как связано это дело с вашим появлением. Ведь это из-за него вы здесь? Правда? Расскажите, а там мы вместе подумаем, – добродушно предложил Гобято. – Одна голова – хорошо, а две – лучше.
Воронин задумался. Простота и непосредственность капитана подкупали. Он внушал доверие. «А чем я, собственно, рискую? – решил полковник. – Умный совет никогда не помешает.»
– У меня со вчерашнего вечера не было и крошки во рту. Может, сходим перекусим? Заодно и поговорим, – предложил он.
Гобято согласился.
– У нас тут за углом неплохое кафе. Можно зайти туда, если вы не против.
– Вам виднее.
При мысли о чашке горячего кофе и порции чего-нибудь мясного аппетит разыгрался с невообразимой силой.
«Если это убийство, – размышлял Воронин по дороге, – значит, за ограблением кто-то стоит. Но кто? Кому понадобилось забираться в дачу старого генерала? А главное, с какой целью? Что интересовало грабителей?» Полковник понял, что вот-вот найдет ответ. Но мысли о завтраке мешали думать о деле.
Глава 9
Докурив пятнадцатую за утро сигарету, Егор выкинул окурок в открытую форточку. Настроение было дрянное. Тягостное ожидание решения своей дальнейшей участи держало его в постоянном напряжении, не давая расслабиться. По мере приближения к загородной даче Лысого, где была назначена встреча, становилось все тревожнее. Чувство обреченности и безысходности усиливало ощущение злого рока, преследовавшего его в последнее время. Да и как не поверить в рок, если всего за несколько дней свалилось столько несчастий: болезнь брата, предательство любимой девушки и, наконец, угроза полного разорения! Все, что было нажито кропотливым трудом, все, к чему стремился и о чем мечтал, рушилось на глазах. Создавалось впечатление, что падаешь в бездонную пропасть, в темную бездну, из которой уже не выбраться.
Что ждет его в будущем? Этот вопрос набатом гудел в голове. Но может быть, еще не все потеряно. В глубине души он все-таки надеялся, что с Лысым удастся договориться. Доводы, которые он собирался привести, представлялись вполне убедительными и достойными внимания. В конце концов, почему бы и нет?! То, что местный преступный авторитет по прозвищу Лысый невообразимо жаден до денег, знали все. Именно из-за своей жадности он так подло с ними обошелся, нарушив договор. И именно это качество хотел теперь использовать в своих интересах Егор. «Лысый стремится извлечь максимум выгоды из этого дела, – рассуждал он. – Раз он так хочет и помешать ему у нас нет никакой возможности, пусть он ее получит. Но только не в виде гаража и грузовика, а в качестве процентов. Тридцать процентов сверх требуемой суммы должны удовлетворить его жадность.»
Подобное решение, на его взгляд, являлось приемлемым для обеих сторон. Лысый получит приличную сумму, а они не потеряют своей собственности. Тридцать процентов плюс остальной долг – цифра получалась приличная, но, по подсчетам Егора, ее вполне можно было осилить. Конечно, придется на всем экономить, работать день и ночь многие месяцы и, что самое неприятное, заложить в банке дом и гараж, но другого выхода он не видел. Это было лучше, чем начинать с нуля. Главное, рассчитаться с Лысым.
«Упаси меня бог еще когда-нибудь связываться с бандитами, – зарекся Егор. – Если б знать раньше, что так все обернется! Будет теперь наука на всю оставшуюся жизнь.»
Одолеваемый безрадостными предчувствиями, но в то же время в глубине души лелея надежду, он подъехал к высокой сетчатой ограде вокруг дачи. Узкая заасфальтированная дорога, змейкой извивавшаяся меж сосен, привела его к воротам.
Охранник, видимо предупрежденный заранее о предстоящем визите, пропустил его без лишних вопросов.
Так называемая «дача» представляла собой скорее небольшой дворец, чем скромное сооружение для проведения летнего отпуска. Причудливый гибрид средневекового зодчества и современной архитектуры, оно относилось к появившейся в последние десятилетия категории строений, которым можно было дать одно общее название – «кто во что горазд». Одним словом, архитектор поизвращался на славу в своей попытке совместить несовместимое. Несколько рядов вековых дубов только подчеркивали нелепость и безвкусие здания.
Грандиозность увиденного еще в большей степени испортила настроение Егора, в очередной раз напомнив ему о своей ничтожности. Он припарковал свои старенькие «Жигули» на стоянке по соседству с роскошными «мерседесами» и «вольво» и не торопясь выбрался из машины. Через мгновение из дома появился охранник с внешностью законченного уголовника. Торопливо спустившись по ступенькам, он двинулся в сторону стоянки. Приблизившись, он окинул Егора колючим взглядом и сухо бросил:
– Пошли.
Шувалов направился следом за ним.
Они поднялись по мраморной лестнице, вошли внутрь и очутились посреди просторного светлого холла. Поражало его великолепие и пышность, граничившие с вычурностью, но не переходившие в нее. Похоже, дизайнер разбирался в своем деле лучше, чем архитектор. Расписные потолки, бронзовые светильники с фарфоровыми плафонами ничуть не уступали тем, что украшали Таврический дворец. Не возникало даже сомнений в их подлинности. Из мебели здесь стояли только два сиреневых дивана изысканной формы и, безусловно, ручной работы. Широкая прямая лестница вела на второй этаж. В холле находилось всего две двери: двустворчатая – справа и узкая – слева.
Охранник подошел к широкой двери и приказал:
– Стой здесь.
После чего скрылся за дверью.
«Дожили, – с горечью подумал Егор, прохаживаясь вдоль стены. – К какому-то вшивому уголовнику на поклон попасть труднее, чем на прием к министру. Куда мы катимся? Все перевернулось с ног на голову. О какой справедливости можно вести речь? Каким я был глупцом, когда верил в нее!»
Нестерпимо захотелось курить, но он не решался. Кто знает, какие тут порядки! Ничего не поделаешь, придется потерпеть. Однако от осознания того, что курить нельзя, курить хотелось еще сильнее.
К счастью, ждать пришлось недолго. Через несколько минут появился все тот же охранник и сообщил:
– Александр Викторович ждет.
Егор мысленно перекрестился, собрался с духом и шагнул в дверь. В нос ударил резкий запах сигаретного дыма. В просторном кабинете находились трое. Егор физически ощутил на себе тяжесть их взглядов. Холодные, как сама космическая пустота, бесчувственные, как лики каменных истуканов, они смотрели на него. Три пары глаз взирали на него как на какое-то новое, но бесполезное и надоедливое насекомое. Его долго изучали, разглядывали, оценивали. Пауза явно затянулась.
Егор твердо выдержал испытание, не отвел взгляд в сторону, не опустил глаза. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Только капельки холодного пота, выступившие на лбу, выдавали огромное внутреннее напряжение.
Эта маленькая победа придала сил. Пусть у него нет денег, как у этих барыг, но он человек, и у него есть собственное достоинство. «Черта с два! – злорадно подумал Егор. – Шуваловых проще уничтожить физически, чем морально.»
Слегка кивнув головой в знак приветствия, он шагнул по направлению к Лысому. Его он знал хорошо. А вот двух других – худощавого брюнета с глубоким шрамом на лице и мужчину с невыразительной внешностью заурядного бухгалтера – он видел впервые. Они развалились в креслах возле камина, неторопливо потягивали коньяк и курили. Точнее, курил человек со шрамом, «бухгалтер» затушил в хрустальной пепельнице окурок и с безучастным видом следил за происходящим. Судя по всему, они были нездешние, и потому Егора интересовали мало. Но один факт он все-таки принял к сведению – астматик Лысый не терпел табачного дыма, однако сейчас он молча переносил это неудобство, стоя у открытой форточки и периодически поднося ко рту аэрозольный флакон с лекарством. Гости или не знали о его болезни, или же им было это безразлично. В любом случае то, что местный авторитет, державший под контролем целый город, жмется к окну и боится замолвить за себя слово, заставляло призадуматься.
«Похоже, я не вовремя, – с досадой подумал Егор. – И похоже, мое дело теперь и вовсе дрянь.»
– Ну? – Лысый недовольно сдвинул брови, отчего его гладкий как куриное яйцо лоб покрылся сетью глубоких морщин. – Что у тебя за дело?
В его голосе прозвучало плохо скрываемое раздражение. Было видно, что разговор при свидетелях он вести не хочет. Но по каким-то непонятным причинам попросить Шувалова подождать за дверью или прийти в следующий раз не желает. Да и сам Егор отступить уже не мог. Хотя, если бы ему предложили, с радостью согласился бы.
Егор слегка замялся и бросил вопросительный взгляд на сидевших у камина мужчин.
Человек со шрамом заметил это и, вынув изо рта сигару, полунасмешливо, полуподбадривающе произнес:
– Да ты не стесняйся. Говори. Мы с Лысым, то есть с Шуриком давние знакомые, секретов между нами нет. Правда, Шурик? Мы ведь тебя не сильно стесняем?
Стоя вполоборота к мужчине, Лысый процедил:
– Это мой город, Шило. Я тут хозяин! – макушка лысого черепа побагровела от напряжения, уголок левого глаза нервно задергался. – Предупреждаю: свои дела я решаю сам. Помни об этом и не суйся.
В его словах слышалась явная угроза. Егор стоял не шелохнувшись, стараясь не привлекать внимания к себе. Не хватало еще очутиться в самом центре бандитской разборки! Это было бы закономерным завершением всех несчастий, свалившихся на его голову за последнее время.
– Ну что ты. Разве я суюсь в твои дела? – не меняя шутливого тона, произнес человек со шрамом. Похоже, его забавляла эта игра. – Я просто не хочу, чтобы из-за нас срывался важный разговор. К тому же, может быть, я смогу помочь тебе советом?
Теперь побагровела не только макушка, но и весь череп Лысого. Он сжал кулаки и резко обернулся, бросая на своего гостя угрожающий взгляд.
– Не гневи Бога, Шило. – зашипел он. – Не искушай судьбу. Я тебя прошу. Ты – мой гость, и мне не нужны проблемы с твоей братвой. Я уважаю столичных авторитетов, помню о прошлом и о своем долге. Но не искушай меня. – он предостерегающе покачал головой. – Не искушай. Я помог тебе уладить проблемы, не спрашивал тебя – зачем, почему? Это твое дело. Я в него не лезу. Но это. – он кивнул в сторону Шувалова. – Это моя проблема, и я решу ее сам, без тебя.
Глаза человека со шрамом сузились и стали похожими на две узкие амбразуры, зорко следящие за противником. Казалось, еще миг, и он взорвется в ответ. В воздухе нависла угрожающая тишина, словно наступило короткое затишье перед надвигающейся бурей. «Бухгалтер», сидевший рядом, подался вперед и весь напрягся, готовый в любой момент вступиться за Шило.
Однако Шилов неожиданно расслабился и засмеялся.
– Ты прав, Шурик, – примирительно произнес он. – Твои дела меня не касаются. Я в них не лезу. Решай их сам. Извини. Надеюсь, ты не обижаешься на старого знакомого, который слишком сильно хотел тебе помочь?
Не дожидаясь ответа, он откинулся на спинку кресла, сунул сигару в зубы и глубоко затянулся. Его внешний вид выражал полнейшее спокойствие и довольство жизнью. В его поведении не осталось ни намека на недавний конфликт, который мог привести к кровавым последствиям и закончиться весьма плачевно.
Лысый раздраженно фыркнул. В отличие от своего недавнего противника, он все еще не мог перебороть себя и скрыть эмоции. Было видно, каких огромных усилий стоит ему сдерживать свой гнев. Оставалось только гадать о тех причинах, по которым он не позвал своих людей и не приказал пустить человека со шрамом на корм рыбам. Зная характер и способности Лысого, можно было с уверенностью предположить, что причины были веские.
Лысый вынул из кармана баллончик с лекарством и несколько раз брызнул в рот. На Шувалова он даже не взглянул, словно того здесь и не было.
Егору же, утратившему всякую надежду на благополучный исход своего дела, ничего не оставалось как молча ждать дальнейшего развития событий.
Через несколько минут его наконец заметили.
– И долго мне еще на твою рожу смотреть? – бросил Лысый. – Ты что, язык проглотил? Говори, что нужно?!
Это прозвучало не слишком приветливо, однако в данной ситуации рассчитывать на вежливость не приходилось.
– Мне кажется, вы сами знаете, зачем я пришел, – с расстановкой произнес Егор.
Лысый недовольно засопел.
– Допустим.
– Я пришел уладить недоразумение.
– Да? И какое?..
Лицо авторитета выражало простодушное удивление, словно он не имел ни малейшего понятия, о чем идет разговор. Правда, игра ему давалась с трудом: сказывались последствия инцидента.
– Если вы забыли, то я вам напомню. – нарочито спокойно и вежливо произнес Егор. – Некоторое время назад вы ссудили нас с братом деньгами. Мы с вами договорились что вернем их к началу сентября, – он вопросительно взглянул на авторитета. – Вы помните?
Лысый нехотя кивнул.
– Да, что-то припоминаю. Но какие тут проблемы?
– А вот какие. – Егору эта игра начала действовать на нервы. – На днях ко мне в гараж явились ваши люди и потребовали немедленно отдать долг. Они угрожали, что в противном случае вы отсудите у меня грузовик и гараж. Я им, естественно, не поверил и сказал, что тут какое-то недоразумение и Александр Викторович на такую подлость не способен. Это верно?
– Насчет сроков что-то я запамятовал и про начало сентября не помню – это во-первых. Во-вторых, в последнее время у меня очень стесненные денежные обстоятельства. Инфляция и все прочее, понимаешь. Несу убытки. У меня теперь каждая копейка на счету. Я – деловой человек и не могу рисковать своим бизнесом. Пойми меня правильно – ничего личного, – заверил Лысый. – Мне только нужны все мои деньги, срочно. А те ребята погорячились, наболтали лишнего. Молодые еще, горячие.
Егор попытался возразить:
– У меня все деньги вложены в дело. Раньше сентября я не смогу раздобыть такую сумму.
– Так ты хочешь сказать, что не сможешь вернуть мне долг? – огорчился Лысый.
– Необходимо время.
– Ай-яй-яй. – печально покачал головой авторитет. – Разорит меня моя доброта. Делаешь людям добро, даешь им деньги, а они тебя выручить не хотят. Разоришь ты меня, Жорик, в конец разоришь. Что же нам с тобой делать? – задумался он. – Единственный выход, что мне сейчас на ум приходит, – это продать твой грузовик и гараж. Да. Это единственный выход.
Егор был готов к такому обороту дела. Ничего другого он и не ожидал. Поэтому слова авторитета воспринял спокойно.
– Их не продашь за несколько дней, а, как я понял, деньги нужны вам срочно.
– В том-то и беда. – вздохнул Лысый. – Ну, чтобы тебя выручить, я могу взять их в счет долга, а потом попытаться продать. – он задумался. – Хотя не знаю. Я в этом совсем не разбираюсь.
– Они ведь стоят в несколько раз больше! – не выдержав, возмутился Егор.
– Возможно, – вынужден был согласиться Лысый. – Но найди мне за день покупателя, который даст за них полную сумму. Пожалуйста, ищи! Может быть, тебе и повезет, в чем лично я не уверен. Деньги делают не дураки. Кто станет покупать вещь сейчас, если через час ее можно будет купить за полцены?
«Сукин сын! – подумал Егор. – Ловко все рассчитал. Все предусмотрел.» Но вслух он произнес:
– Александр Викторович, это же несправедливо! Как же мне без машины? Она моя жизнь, мой хлеб. Я же – дальнобойщик!
Краем глаза он заметил, что человек со шрамом, до этого вполуха слушавший разговор, бросил на него заинтересованный взгляд. Что-то в его словах заставило бандита призадуматься. Однако Егору сейчас было не до подобных пустяков, и он не придал этому значения.
– А что я могу поделать? – пожал плечами Лысый. В нем было столько сочувствия, сколько бывает у кота, забавляющегося мышью.
Тогда Егор осторожно предложил:
– У меня есть одно предложение, которое может вас заинтересовать.
– Да?
– Что если вам подождать до начала следующего месяца. – начал он.
Лицо авторитета разочарованно вытянулось. Егор продолжил:
– Если вы повремените с долгом, то я смогу выплатить комиссионные. Тридцать процентов в долларах, и никаких хлопот и проблем с продажей грузовика и недвижимости. Вы ничего не теряете.
– Хм. – Лысый задумался.
Механически поглаживая гладкий затылок, он просчитывал все плюсы и минусы нового предложения.
Наблюдая за авторитетом, Шувалов все больше и больше склонялся к мнению, что тот согласится. То ли оттого, что желаемое выдавал за действительное, то ли потому, что не сомневался: раз это не очень выгодно ему, то выгодно кому-то другому. Егор готов был уже ликовать.
Каково же было его изумление, когда Лысый, покончив с расчетами, заявил:
– Нет, мне нужны деньги сейчас. До сентября я ждать не могу.
Внутри все оборвалось. Егор судорожно сглотнул. Лицо его побледнело, ноги сделались ватными, словно из-под них выбили опору. Упавшим голосом он переспросил:
– Что?
– Я ждать не буду.
«Это все. конец. Что мне теперь делать?» – в голове мелькали бессвязные обрывки мыслей. Сосредоточиться на чем-то одном он не мог. В мозгу пульсировало: «Конец. конец.»
Медленно, под тяжестью обрушившегося на его плечи груза, он развернулся и, ничего не говоря, поплелся к двери. Здесь ему больше нечего было делать.