Текст книги "Боевое кредо"

Автор книги: Андрей Загорцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

Вермахт от испуга вдавил педаль газа чуть ли не в самый пол, и мы со скоростью ветра пронеслись под болтающимся «висельником». Водители остальных машин, видя, что микроавтобус прибавил скорости, постарались не отставать, и только вильнули на дороге, чтобы не задеть болтающегося под веткой бойца. Я напряженно всматривался в зеркало заднего вида. «Покойник» вел себя неадекватно – руками и ногами обхватил дерево, словно обезьянка. На дорогу, размахивая руками, выбежали какие-то подозрительные личности. А колонна быстро удалялась, не снижая скорости.

– Ну, вы и идиоты, – пробормотал Каузов, вперившись взглядом в дорогу, – меня чуть кондрашка не хватила. Это же надо такое придумать! Сейчас пару километров еще, и как хочешь, но я остановлюсь – проверю своих.

– Ну, давай! А то, может, у твоих уже волосы на всех местах седые…

– Хорошо, я быстренько, а то мало ли что ваши дятлы еще учудят.

Через несколько километров Рома поморгал фарами и начал притормаживать. Сразу затормозить он не решался, зная своих водителей.

– Еще со всей скорости влетит мне в задницу, у нас ведь водители «оторви и выбрось, а потом еще и прикопай, чтобы не вылезло».

– Надо было из «ПКМа» очередью в окошко дать, – заныл из глубины салона Леня.

– Леня, ну его на фиг! Мы теперь действуем «агентурными методами». Так что сидим – и не отсвечиваем.

– А мы прорываться на командный пункт будем? – поинтересовались Артемьевы.

– Не, пацаны, давайте пользоваться ситуацией. Пусть «спортсмены» идут в атаку, мы как-нибудь по-другому отработаем – нашкодим «по-тихому» и свалим.

– Хр-р-р, м-м-м, о да-а-а, крошка, вот так, – вклинился в разговор лейтенант.

– Проснись, бригадную кассу сперли! – начали приводить в чувство «начфиненка» братья-связисты.

– Я не спал, я не спал, – очнулся лейтенант.

Прибежал Каузов.

– Фу, вроде все нормально, поехали быстрее, а то ваши быстроногие олени догонят.

Через минуту колонна снова неслась по трассе. В салоне было тепло, играла какая-то задушевная музыка в стиле тридцатых годов. Ко мне начал подкрадываться сон. Чтобы как-то прийти в себя, я начал усиленно думать о дальнейшем порядке наших действий. Никаких конструктивных идей в голову не приходило. Из салона доносился богатырский храп уставших разведчиков, в который вклинивалось тоненькое повизгивание лейтенанта…

– Рома, это что у тебя играет? – чтобы как-то отвлечься, спросил я Вермахта.

– Макс Раабе, стиль «берлинское кабаре».

– Редкостная дрянь, – отозвался я и, стукнувшись головой о «торпеду», провалился в экстаз сна.

Проснулся от возмущенных воплей личного состава, обвиняющего доктора в некорректном поведении и порче общественного воздуха. Часы на приборной панели показывали двадцать минут первого.

– Сейчас в Курояровку заедем, – известил Каузов.

По деревне в различных направлениях двигались разведывательные признаки передвижного командного пункта. Особенно много их столпилось возле единственного на всю округу круглосуточного киоска. Военные в камуфляже стояли в довольно прилично длинной очереди и скупали все подряд – в основном горячительные напитки.

Каузов подъехал к двум военным тентованным «Уралам» и кучке военного люда, толпившегося возле техники.

– Мужчины, как на пункт проехать?! – заорал он, высунувшись в окошко микроавтобуса.

– Водки больше нет, сейчас минут через пятнадцать еще подвезут, – донеслось из киоска.

– По дороге на выезд езжай! Там, на конце деревни, комендантский пост и КПП стоит. Только осторожнее, тут, говорят, диверсанты бродят, – ответили Каузову из толпы.

– Да на нас уже нападали, мы еле ноги унесли, – отшутился Рома, поморгал фарами своим остановившимся неподалеку машинам и двинулся дальше.

Никто на колонну летчиков внимания не обратил. Тут наверняка за день таких колонн проезжало по несколько штук. На выезде из деревни, сбоку от дороги, стояла лагерная палатка и столб с табличкой: «Комендантский пост. Ответственный – прапорщик Жигайло». Чуть подальше, на съезде с дороги, виднелся шлагбаум и одиозная фигура в тулупе и с автоматом.

– Блин, сейчас докапываться начнут, кто такие, куда едем, – встревожился Рома, достал из-под сиденья уставную шапку с кокардой и протянул ее мне. – На, надень вместо своей «пидорки» от греха подальше. Кто знает, что в голову этим комендачам взбредет. У меня там еще в салоне куртка-меховуха синяя валяется…

– Ее лейтенант чуть не испохабил, – подали голос из салона Артемьевы. – Она такая теплая и мягкая, что он ее во сне домогаться начал.

– Враки, – стал оправдываться «начфиненок», – вот она, куртка, забирайте.

Я в мгновение ока переоделся, скинул бушлат и тактический пояс, влез в синюю летную куртку и напялил шапку.

– Воротник подними и шапку на затылок сдвинь, – посоветовал сведущий в военной моде Ромашкин.

Каузов осмотрел меня и выдал:

– Вылитый технарь с аэродрома! Тебе еще фляжку с «Массандрой» за пазуху – и хрен отличишь! Ну, что, пойдем к прапорщику Жигайло. Будем давить своим летным авторитетом.

В палатке было холодно и неуютно, на топчане валялось какое-то подобие человека, укутанное матрасами. За колченогим столом возле слабо мерцающей керосиновой лампы, уткнувшись носом в полевой телефон, посапывал тщедушный солдатик, даже не очнувшийся при появлении двух незнакомцев.

– А что тут творится? – сразу пошел я в «атаку». – Где Жигайло?! Почему спим, боец?!

Солдат, очнувшийся от моего крика, в ужасе подскочил и заметался по палатке. Тот, кто лежал под матрасами, скатился, от греха подальше, под топчан и затих – видно, решил действовать согласно тактике енотов: «А я умер, не трогайте бедное животное».

– Прекрати панику, боец, – попытался успокоить солдата Каузов. – Где старший ваш, прапорщик Жигайло?

– Я-я-я-я старший, – донеслось из-под топчана, – сержант контрактной службы Никитин. А кто такой Жигайло – мы не знаем.

– А что тогда на табличке написано? – хором удивились мы.

– А мы с этой табличкой всегда выезжаем. Даже не читаем, что там написано, – продолжал отбрехиваться из-под топчана контрактник.

– Ладно, хрен с ним, с прапорщиком! Мы летчики, на командный пункт приехали. Звони, давай, кому-нибудь, чтобы нас пропустили! И вылезь оттуда – негоже сержанту со старшими офицерами из укрытия разговаривать.

Контрактник вылез из-под топчана, опасливо оглядел нас и, бочком протиснувшись к столу, отвесил оплеуху своему сослуживцу.

– Опять спишь, Касабланка, – стал выговаривать он солдатику. – Давай, звони, пошевеливайся!

Солдатик со странной кличкой Касабланка подкрутил фитиль лампы и начал накручивать ручку телефона.

– Товарищи офицеры, угостите сигареткой, – попросил Никитин.

Получив сигарету, он уже окончательно расслабился и уже довольно смело вылупился на нас. Боец на телефоне наконец куда-то дозвонился и, заикаясь, попытался обрисовать ситуацию. На том конце ничего не поняли и попросили к трубке старшего комендантского поста. Никитин тоже ничего толкового рассказать не мог и, выслушав порцию нецензурной лексики, передал трубку Каузову. Рома в трех словах обрисовал ситуацию, излил порцию праведного гнева и снова передал трубку контрактнику. Тот покивал головой и отключился.

– Комендант в курсе, что вы должны приехать; сейчас я вам пропуска выпишу на ваши машины, и езжайте дальше до второго КПП, прямо по дороге, там вас встретят.

Солдатик, помощник Никитина, достал из стола журнал учета выдачи пропусков и начал писать.

– Сколько у вас машин? – спросил он и поднял на нас глаза. Вот тут и стало понятно его прозвище. Герой американской комедии «Горячие головы» по кличке Отстой задохнулся бы от зависти такому косоглазию. Интересно, как его только в армию призвали?

Рома продиктовал номера и количество машин, в том числе и свой микроавтобус, обозвав его машиной для перевозки специалистов охраны марки «Тойота-Хайс». Количество личного состава – двадцать человек, то есть, помимо своих летчиков, посчитал и нас. Боец, даже не переспросив, выписал нам пропуск. Данный ход событий лично меня очень устраивал. Из-за несогласованности действий штабов и полного пофигизма комендантской службы моя разведывательная группа вполне легально въезжала на территорию подвижного командного пункта армии. Теперь нам не надо было покидать теплый микроавтобус, кружить по сопкам, выбирая место для наблюдения и опасаться встречи со «спортсменами». Главное, чтобы из армейцев никто ничего не заподозрил.

Угостив еще парой сигарет «комендачей», мы вышли на улицу. Мои разведчики в автобусе находились в состоянии крайней настороженности и готовности свалить куда-нибудь подальше или принять неравный бой. То, что проблема разрешилась так просто, не устраивало только воинственного Ромашкина – остальным было абсолютно по барабану.

Боец, стоявший в тулупе возле шлагбаума, гражданский микроавтобус пропустил без каких-либо проблем, даже не заглянув внутрь, а к военным машинам начал проявлять нездоровый интерес. Пришлось Каузову снова выходить и трясти только что выписанными пропусками. Солдатик гундел что-то себе под нос и отрицательно качал головой. Я вынужден был тоже включаться в действо. У бойца, видно, что-то застопорилось в мозгах, и он нес откровенную чушь про какие-то распоряжения коменданта и про то, что его из-за нас «отымеют и высушат». Самое примечательное было то, что боец на посту стоял с деревянным автоматом. На мой восхищенный вопрос он, вздыхая, ответил, что их ротный забрал все боевое оружие и выдал им макеты со словами: «Вы, олени, заснете и просрете ствол, или спецназеры отберут, или найдете где-нибудь патрон боевой и что-нибудь себе отстрелите, ибо дай дураку хер стеклянный – он и хер разобьет, и руки себе порежет, а мне до конца контракта совсем ничего осталось».

Наконец проблема решилась весьма просто: пачка сигарет – и шлагбаум взметнулся вверх, пропуская остальные машины.

На втором КПП нас завернули куда-то в сторону на стоянку и предложили старшему пройти в сторону штабных машин и палаток, видневшихся неподалеку. Рома вытащил из-под сиденья папку с документами, проинструктировал своих подчиненных, посмотрел на нас умоляющим взглядом, но, не дождавшись сочувствия, ушел представляться.

Итак, мы на территории искомого объекта; необходимо осмотреться и продумать план дальнейших действий. Где-то среди машин и палаток надо оставить учебную закладку, описать это место, передать точные координаты ПКП на Центр, получить подтверждение – и можно считать, что задача выполнена.

– Доктор, у тебя там макеты шашек? Давай доставай – будем бомбу мастерить.

– У меня, у меня, – засуетился Аллилуев и начал потрошить свой рюкзак.

– Какие симпатичные макеты, – восхитился Пачишин, – желтенькие, на бруски масла похожи.

– Хочешь кусочек? – предложил доктор.

Через десять минут он аккуратно сложил шашки в полиэтиленовый пакет и обмотал их красной стропой, имитирующей детонирующий шнур.

– Лажа, – как обычно хором, высказали свое мнение Артемьевы, – какой нормальный военный будет ходить по командному пункту армии с пакетом? Сразу видно – или диверсант, или с деревни приехал, водки привез.

Действительно, появление непонятного летчика с пакетом среди штабных кунгов – зрелище весьма подозрительное. Надо придумать что-то другое.

– А тут дипломат старый с инструментами лежит, – отозвался откуда-то из глубины салона «начфиненок».

Портфель был извлечен из-под сидений и подвергнут тщательному осмотру. Ну, немного потаскан и замызган, так это ничего страшного. Возле ручки шурупами прикручена пивная пробка с пластилином для опечатывания. Видно, когда-то этот дипломат-чемодан использовался для переноски и хранения служебных документов. Инструменты переложили в пакет, дипломат протерли ветошью и вложили в него заряд.

– Вот это совсем другой коленкор, – одобрил личный состав.

Доктор немного призадумался и, пошептавшись с Ромашкиным, полез в свою медицинскую сумку.

– Командир, давай док детонатор сбахает! Потрясешь, когда надо, чемодан, крышка отлетит, и будет – ба-а-а-ахх! «Презик» как лопнет, и все увидят, что подорваны…

– Док, а через сколько «презик» надуется? – спросил я Аллилуева, заинтересовавшись «рацпредложением».

– Сейчас соображу… Минут через десять. Будет потихоньку раздуваться, а потом откинет крышку дипломата. Главное – замки расщелкнуть…

– Гарантируешь десять минут?

– Ага, только десять, больше никак.

Была не была, надо все-таки устроить рок-н-ролл в этой дыре. Пусть все видят, на что способны разведчики специального назначения, да еще из особой офицерской группы.

Доктор соорудил свой «химический» детонатор и с особой осторожностью передал мне дипломат.

– Когда надо будет, потряси его, отщелкни замки и поставь так, чтобы крышка не упала.

– Доктор, вы меня пугаете, – ответил я и прижал портфель к животу.

Через несколько минут появился Каузов, беспечно размахивающий портфелем и что-то напевающий под нос.

– Ха! Пацаны, прикиньте – мы до утра свой пункт управления авиацией должны развернуть! Мне уже и место указали. Все расспрашивали, как я от диверсантов улизнул; им кто-то сообщил, что на меня засаду готовили. Так что особо не светитесь, диверсантьте тут потихоньку, а еще лучше – помогите мне этот гребаный пункт развернуть.

В восемь утра благодаря нашей помощи подчиненные Каузова развернули свой пункт: поставили пару палаток, завели дизельный электроагрегат и запитали радиостанцию. На нас летчики не обращали никакого внимания и не задавали лишних вопросов – кто мы такие и откуда взялись? То ли Вермахт их проинструктировал, то ли от природы они были такие нелюбопытные.

Артемьевы, как специалисты связи, оказали начальнику радиостанции конкретную помощь в настройке каналов, попадании в какие-то створы и в остальных связистских «чудесах». Лейтенант-«начфиненок», как самый молодой и не похожий на диверсанта, был послан побродить возле пункта и нарисовать схему расположения для дальнейшего отчета. Нацепив на себя солдатскую шапку, взятую напрокат у бойцов-летчиков, вооружившись вместо пулемета командирской сумкой с письменными принадлежностями, «начфиненок», весело подпрыгивая, удалился.

Артемьевы, закончив возиться с радиостанцией летчиков, обнаглели до того, что развернули нашу каэмку (КВ-радиостанция), выставили антенны неподалеку от машины и начали «качать» связь с Центром прямо с территории ПКП. Если бы специалисты РЭБ (радиоэлектронной борьбы) работали на этих учениях в полную силу и задействовали свою аппаратуру, то после первого же вхождения в связь нам бы настал каюк. Однако никому до нас не было никакого дела. Прибежал какой-то полковник, наорал за нарушение формы одежды и приказал переставить машины в линейку и накрыть их масксетями, дабы не нарушать общего режима маскировки. Так как Каузова не было, я изобразил из себя старшего и начал вяло переругиваться, пытаясь доказать, что наши машины должны стоять именно так, ибо у нас, у летчиков, все по-другому, не так, как в пехоте. Пока мы ругались, Пачишин, изображавший из себя «старого прожженного войной прапора», вылез из палатки с двумя кружками чая. Увидев полковника, попытался скрыться, но застрял, запутавшись в матерчатом пологе и выставив наружу филейную часть.

– Это что еще за зеленое небритое чудовище?.. – возмутился местный полковник. – Рожа-то какая нажратая!

– Товарищ полковник, да это наш прапорщик… э-э-э… Шматко… (брякнул я не к месту вспомнившуюся фамилию из сериала «Солдаты»), командир ВМО (взвод материального обеспечения), начальства боится, он нам как раз чай нес. – Я старался говорить как можно громче, надеясь на понятливость Пачишина.

Полковник громко заржал:

– Ы-ы-ы, Шматко-о-о! Как в сериале! И морда такая же продувная. Товарищ прапорщик, ну-ка, подойдите сюда, хватит нам свой зад показывать.

Пачишин вылез, весь красный от злости, и, держа в руках п а рящие кружки, засеменил к нам.

– Угощайтесь, товарищ полковник! Чай хороший, с травками – наш доктор заваривает. Рекомендую особенно при пониженной потенции.

Местный полковник сразу же сгреб кружку и принялся смаковать обжигающий напиток.

– Ох, хорошо! Вкусно, однако. А ты чего же, прапорщик, не по форме одет – сапоги какие-то на тебе гражданские, не бреешься, а?

– Так у меня раздражение и ноги больные, – заюлил Пачишин.

– Где начинается авиация, там заканчивается порядок! – возвестил полковник. – Я недавно в командировке в Чечне был, так там в отделе у спецназа плакат про летчиков висит, а на нем написано: «Водки летчикам не давать!»

Вот оно, оказывается, как – в авиации порядка нет, а он тут с диверсантами противника чаи на собственной территории распивает…

– Короче, командир, посылай сейчас двух человек к инженерам, вон там их кунги стоят с прицепами, пусть масксети получают и маскируют всю технику. Я их предупрежу, что «летуны» придут. А прапорщика я твоего на пару часиков конфискую, пусть нам на ПХД (пункт хозяйственного довольствия) поможет – у нас там что-то с кухней полевой случилось, поварята никак ее раскочегарить не могут.

Однако хват этот местный полковник! Пришел, наорал, и тут же народ мой начал «припахивать».

– Шматко! Проинструктируй людей и отправь к инженерам, только связистов не трогай.

– Точно-точно, связь – это нерв армии, – добавил местный командир.

Пачишин злобно улыбнулся и заорал во весь голос:

– Ромашкин, Пиотровский, Аллилуев – ко мне! А ну, пошевеливайте булками, «контрабасы фуевы»! Не на курорте, чай!

Обозначенные лица, прятавшиеся за палаткой и готовые по первому моему знаку захватить в плен полковника, с кислым выражением вразвалочку поплелись к ерничавшему Пачишину. Тот проинструктировал их, приказал сдать оружие под охрану Артемьевым и выдвигаться к инженерам.

Полковник, наблюдавший за новоявленными «контрабасами», удивленно хмыкнул:

– В возрасте уже у вас бойцы-то!.. А пулемет-то вам зачем нужен?

– Так от диверсантов спецназа отбиваться, товарищ полковник, мы ведь тоже не на курорт приехали.

– Ну, и правильно, нечего тут спецназовцам делать! – восхитился полковник и, мило беседуя с Пачишиным, удалился.

Тройка, посланная за сетями, вернулась минут через двадцать, таща на плечах большой зеленый рулон.

– Командир, они тут вообще рехнулись! – разорялся Ромашкин. – Говорю, дайте нам белую масксеть, а они говорят – берите зеленую, других нет. Лето, типа, по условиям учений – птички летают, солнышко светит… Я им левой фамилией в накладной расписался, а им – по барабану!

Аллилуев и Пиотровский начали урезонивать Леню простейшими доводами – какая разница доблестному майору спецназа, какого цвета маскировочную сеть выдали? Леня обиделся и, чтобы как-то компенсировать чувство обиды, взял один из малых составных кусков масксети и прилепил себе на рюкзак. Пиотровский тоже прихватил себе пару кусков, потом, немного подумав, взял и на долю Пачишина. Доктор остался безучастным.

Поймали парочку бойцов-«летчиков», озадачили их натягиванием сетей и на том успокоились. «Начфиненок» еще не вернулся, и я, обеспокоенный, пошел на его поиски, прихватив с собой GPS-навигатор Ромашкина, для того, чтобы снять очные координаты всех элементов пункта управления для последующего доклада на Центр. Время обязательного двухстороннего сеанса близилось. Надо отрабатывать: получать подтверждение, оставлять дипломат с закладкой и сваливать отсюда – как можно быстрее! Ведь «спортсмены» наверняка тоже где-нибудь поблизости крутятся.

Наш «начфиненок» стоял в окружении каких-то военных возле одной из штабных машин и что-то кому-то объяснял. Мне сразу стало не по себе. Все – вычислили нашего лейтенанта, ухватились за кончик, сейчас потянут всю ниточку. Что делать? Бежать к остальным – предупреждать? Но Пачишина уволокли на ПХД, а сеанса еще не было. Так все хорошо шло, и тут – такой прокол. Только спокойно, не надо метаться из стороны в сторону. Я сделал вид, что меня происходящее никак не касается, подошел поближе и спросил какого-то офицера, где находится оперативный отдел. Военный махнул рукой куда-то в сторону и пошел по своим делам. Я бочком, смотря куда-то в сторону, приблизился к толпе.

Мои самые худшие опасения подтвердились – нашего лейтенанта, беззаботно шарахающегося по пункту управления, обвиняли в незаконной разведывательной и подрывной деятельности и пытались выяснить – кто он такой, откуда взялся и что тут вообще делает? Положение аховое, и надо было срочно как-то спасать ситуацию. При таком пристрастном допросе лейтенант долго не продержится. А если захотят рассмотреть содержимое планшета? Даже не хочется думать. Тем временем, из толпы, окружавшей «начфиненка», раздавались злобные выкрики:

– Вали его на землю!

– Пинай его по кокосам!

– На костер порождение ада!

Положение спас какой-то военный, привлеченный шумом толпы.

– А что вы орете, товарищи офицеры? Я этого лейтенанта помню – он в прошлом году на сборах лейтенантов был. Он – финансист, я им лекции по организации бухгалтерского учета читал.

– Аа-а-а-а, финансист… – разочарованно протянула толпа.

Действительно, если финансист – какой из него диверсант? Но, на всякий случай, надо бы отпинать. От них, военных бухгалтеров, больших пакостей ожидать можно.

Военные мигом потеряли интерес к лейтенанту и разошлись по своим делам. Офицер, признавший в нашем лейтенанте финансиста, начал ему выговаривать за выплаты каких-то «полевых» денег. «Начфиненок» ловко парировал, ссылался на какие-то указания из округа и был на высоте, не то что пару минут назад. Хорошо, что его собеседник не вспомнил, что финансист из спецназовской бригады, иначе в его голове зашевелились бы мысли сомнения. Наконец нежданный спаситель ушел, и я, потянув лейтенанта за рукав бушлата, отвел его в сторонку от любопытных глаз.

– Что тут было, ты почему всю агентурную работу провалил? Это тебе не с пулеметом по сопкам скакать – тут мозгами шевелить надо!

– Да привязались ко мне, кто я такой, что я тут делаю, вопросы начали задавать…

– Бог с ним, проехали. Ты все зарисовал?

– Ага, я даже «север – юг» отметил и где столовая находится. – Лейтенант, косясь по сторонам, расстегнул командирскую сумку и, развернув ее, показал мне корявенький рисунок.

Нарисовано было весьма убого, но все элементы более-менее просматривались. Ладно, будет время и возможность, – перерисуем схему в цветах и красках.

Поставив лейтенанта на наблюдение, я начал с помощью топопривязчика определять точные координаты основных элементов командного пункта и наносить их на схему.

Так, кружа вокруг штабных машин и при малейшей опасности делая вид, что мы тут просто вышиваем крестиком, мы наткнулись на две больших палатки с табличками «ПХД» и «Офицерская столовая». Из последней, с довольным видом ковыряясь в зубах и сыто отрыгивая, вывалилась троица – Пиотровский, Ромашкин, Аллилуев.

– Эх, макароны по-флотски хороши были, – увидев нас, похвастался Ромашкин.

– Да и салат из капусты тоже ничего, – добавил Пиотровский.

– Эх, сейчас бы ка-а-ак… – начал Аллилуев.

– Доктор, даже не думай! – заорала в один голос возмущенная общественность.

Со стороны ПХД доносились чьи-то хозяйственные крики с очень знакомыми интонациями.

– Наш «Шматко» разоряется, – улыбнулся Пиотровский, – форсунки им на капэшке (КП – кухня полевая) прочистил, наряд загонял, местного прапора ниже плинтуса опустил, теперь здесь рулит. Местный тыловик с ним уже чуть ли не взасос целуется, обещал отношение на перевод дать.

Отправив всех к месту забазирования и дав пару указаний, я развернулся и отметил, что тут рядышком со мной должен был стоять лейтенант. Опять куда-то пропал, только полог палатки-столовой еще колыхался.

– «Начфин», скотина, вернись – я все прощу! – закричал я и кинулся за лейтенантом.

Тот уже сидел за военным раскладным столиком с ложкой в руках и со счастливой улыбкой на лице. Рядышком, как изваяние, замер боец в белом халате и с подносом в руке. Откуда-то из-за деревянной перегородки с раздаточным окошком раздался жуткий крик с весьма знакомыми интонациями:

– Кто там еще приперся?! Прием пищи уже закончен!

– Товарищ прапорщик, – заблеял боец, – тут летчики пришли…

– О-о-о, кто пришел! Это наши, – выглянула из окошка физиономия Пачишина. Ну-ка, давай бегом, обслужи офицеров как положено…

Пришлось и мне усесться за стол рядом с лейтенантом. Насмерть перепуганный боец приволок две тарелки макарон по-флотски, большую тарелку с капустным салатом, белый хлеб, несколько шайб масла, сахарницу, соль, перец, горчицу.

– Приятного аппетита, – невнятно промычал он и, трясясь от непонятного нам страха, испарился.

Пачишин вылез из своего закутка и присел к нам за столик.

– Разболтались тут армейские, глаз да глаз за ними нужен – ни приготовления пищи организовать, ни форсунки продуть… Бойчишки у них грязные и голодные. Это же надо, поварята – и голодные. Тут прапор молодой с поварихой гражданской руководил, я его взашей выпер. Они к зампотылу пошли жаловаться, тот прибежал, посмотрел и обещал мне отношение дать – очень ему макароны понравились!

– Слышь, ты что, вообще с дуба рухнул?! – зашипел я на него. – Не забыл, ЧТО мы тут делаем? Переводиться будешь, когда в бригаду приедем. А сейчас сваливай к дневке, у нас до сеанса связи пятнадцать минут; координаты передаем, я минирую и – сваливаем.

– Блин! – очумело потер затылок Пачишин. – А я совсем забылся, меня за авторитета тут держат… Кстати, знаете, кого видел? Помните нашего пленного Зюзика, механика? Болтался со своим Рябушкиным. На доклад их притащили – хвалили за то, что они диверсантов обнаружили. Оба довольные такие, меня увидели – рты пораскрывали. Так я их на кухню затащил, от пуза накормил, еще бойцу сигарет и тушняка отсыпал. Зюзик, тот вообще обрадовался, как родным, – его на «ЗИЛок» снова посадили.

– Они нас не сдадут? – спросил я, ускоренно пережевывая вкуснейшие макароны.

– Да нет, не должны. Зюзик сказал, что они сейчас на наше спецназовское стрельбище едут, офицеров каких-то везут.

Неплохо было бы опять под видом летчиков смыться отсюда и с комфортом доехать на пункт сбора групп на нашем бригадном стрельбище. Однако мечты, мечты… Пачишин сказал, что «ЗИЛ» уехал минут десять назад, а у нас еще обязательный сеанс, без которого, считай, задача не выполнена.

Позавтракав на славу, мы с лейтенантом вышли из столовой и стали дожидаться нашего технаря-майора, переквалифицировавшегося в «прапорщика Шматко». Пачишин вылез из палатки с двумя огромными свертками под мышками и, воровато озираясь, поспешил к месту базирования группы, не обращая на нас внимания. Мы вприпрыжку поспешили за ним. По дороге к нам присоединился Каузов и рассказал, что через пять минут он попрется на «бабочку» (штабной прицеп), к офицерам оперативного отдела армии – наносить на карту обстановку, а потом начнется какой-то разбор, который будет проводить сам командующий армией.

Вот он, мой шанс! А что, если попытаться проникнуть в «бабочку» вместе с Вермахтом, оставить там дипломат с закладкой, а потом как-нибудь убраться оттуда и уходить всей группой? По моим расчетам, «спортсмены» должны будут что-то предпринять… Если они создадут как можно больше шума, то можно будет уйти незамеченными. Пока я на ходу думал, Каузов заметил семенящего впереди со свертками под мышками майора.

– Ахтунг! Руссиш партизанен, хенде хох! – заорал он вслед Пачишину.

Тот от страха споткнулся и, упав на землю, выронил свертки.

– Нихт партизанен, их бин больной, – вяло отбрехался он, но, увидев наши довольные физиономии, зло сплюнул и поднялся.

– Вот вы, блин, идиоты, делать вам нечего!

– Чего это ты там тащишь? – поинтересовался я.

Лейтенант-«начфиненок» подбежал и даже умудрился обнюхать свертки.

– Фу-у, нельзя, – отогнал его Пачишин. – Да это я так, маслица там килограммчика три взял, сахарку, печенья, тушенки, сгущенки… прапорщик я или нет? – Он принялся рассовывать уворованное в рюкзак и, под впечатлением от выполнения обязанностей начальника ПХД, занялся кормежкой братьев-связистов.

Доктор вытащил «снаряженный» дипломат, еще раз осмотрел его и протянул мне.

– Приближается день «икс», время «ч» и полная «ж», – торжественно провозгласил Аллилуев, передавая мне дипломат. – И помни, перед употреблением – встряхнуть!

Группа под прикрытием растянутых масксетей и машин начала неспешно экипироваться. Я переписал снятые координаты в блокнот радистам, подготовил свой рюкзак для быстрого одевания и, достав бинокль, осмотрел окрестности. Мы на открытой местности, лес от нас метрах в пятистах. Если начнем убегать, то нас будет лицезреть весь личный состав подвижного командного пункта. Тем более с той стороны могут подбираться к пункту «спортсмены». Увидев нас, да еще в голом поле, они постараются не упустить возможности нам насолить. Угнать какую-нибудь машину? Было бы, конечно, хорошо, но мы все-таки не в кино снимаемся. Если с БМП лейтенанта Рябушкина этот фокус прошел, то тут, на виду у множества больших начальников, можно и по шапке за такое «ковбойство» получить.

Ход мыслей прервал Вермахт, выпрыгнувший из «радийки» и попытавшийся вырвать у меня из рук бинокль.

– Блин, что за хрень творится в наших войсках?! Если я летчик, так что мне теперь – на каждую вертушку (вертолет) посадочную площадку готовить?! Ну, дай, блин, бинокль, мне еще на «бабочку» надо шуровать – обстановку наносить.

– На хрен тебе посадочная площадка? – спросил я, все еще думая о своем.

– Да наши сейчас передали, чтобы я лично вертолет с командующим армии принял, а вертушка одна. Сейчас генералов привезет, а потом группу какую-то из ваших должна подобрать и на ваш полигон закинуть. А они, ваши спецы, еще даже до места эвакуации не дошли. Значит, экипажу еще круги наматывать, керосин жечь…

В мозгу у меня защелкало, и мысли заметались, пытаясь выстроиться в логическую цепочку.

– Слушай, а зачем им керосин жечь? Вот они, мы, не надо никого искать, они нас здесь прямо с площадки и подберут.

– Да без проблем! Там экипаж Тищенко, ты его знаешь – он же с нами в командировке был, на войне помешанный. Я сейчас на КП полетов своим звякну, что вы уже на площадке. И нам проще, и круги не мотать. Задача была группу подобрать, а какая группа – мне лично без разницы.

– Командир, – заорали связисты, – мы на связи, начали работать!

Рома полез в «радийку» связываться со своими. С командного пункта прибежал посыльный – Каузова вызывали в оперативное отделение. Мысленно перекрестившись, я взял «заряженный» дипломат, проверил готовность группы к движению. Мое напряжение передалось личному составу, и все начали потихоньку нервничать. Ромашкин пытался снова отобрать пулемет у «начфиненка». Пачишин с Пиотровским остервенело запихивали негабаритный кусок масла в рюкзак. Доктор – видимо, для успокоения – перебирал свою медицинскую сумку.