Текст книги "Акула. Отстрел воров"

Автор книги: Андрей Кивинов

Соавторы: Сергей Майоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Андрей Кивинов, Сергей Майоров
Акула. Отстрел воров

Все описанные события и персонажи являются вымышленными, любые совпадения с имевшими место в действительности – случайны.

– Мы тебя убьём, ограбим, но перед этим выпьем все твои лекарства и никогда не будем болеть!

Бармалей, к/ф «Айболит – 66»

Глава первая

На улице давно стемнело.

Комнату освещала только слабая настольная лампа, не пригодная для создания деловой обстановки.

Углы помещения тонули во мраке, да и лицо человека, свободно откинувшегося на спинку кожаного кресла, можно было разглядеть весьма смутно. Мужчина сидел с закрытыми глазами, руки покоились на подлокотниках, а ноги в лёгких не по сезону ботинках были задраны на стол и вытянуты в самый круг тусклого света. Он никому не подражал и не демонстрировал тренированность. В такой позе ему действительно было удобно.

Зазвонил телефон.

Мужчина нахмурился. Сигнал подал аппарат, номер которого был известен немногим. Как правило, такие звонки, особенно по вечерам, сулили одни неприятности.

Второй звонок, третий.

В окошечке определителя номера алели горизонтальные прочерки.

Телефон стоял на краю стола – пришлось опустить ноги на пол и коснуться грудью столешницы, чтобы до него дотянуться. В круг света попала тонкая жилистая рука, высунувшаяся из рукава чёрного пиджака. Под кожей проступали бугристые вены. На пальце левой руки сверкнул перстень с мусульманской символикой. На блестящем лысом черепе появился блик.

Мужчина снял трубку и поднёс её к уху, натянув провод.

– Слушаю.

Одновременно с ответом бесшумно заработал диктофон.

– Василий Петросович Громов?

Хозяин кабинета напрягся. Голос звонившего был искажён специальным устройством и звучал как неживой. Так говорили роботы в старых фантастических фильмах.

– Кто это?

Ему ответили.

Фраза прозвучала напыщенно. Киллеры так не говорят. Они вообще не говорят с жертвой.

Скорее всего, это чья-то дурацкая шутка.

Чья?

У Громова имелись враги, но не было друзей, способных на такого рода остроты.

– Ты не ошибся номером, парень?

– Я знаю, кому звоню.

– Тогда объясни-ка подробнее, а то я не понимаю…

– Апрель девяносто пятого года.

Громов непроизвольно потёр пулевой шрам на плече. Дальнейших уточнений не требовалось, он понял, о каких событиях говорит «робот». Та перестрелка не скоро забудется. Первоапрельский день пятилетней давности был горячим. Противник, с которым рассчитывали справиться без осложнений, неожиданно оказался шустрым и тренированным. Будь у него «взрослый» ствол, а не хлопушка калибра 6,35 миллиметра, расклад мог получиться иным.

Громов обдумал услышанные слова. Он был уверен, что давняя история не может иметь продолжения. Столько воды утекло – и на тебе!

– Нам нужно встретиться, – предложил он, намереваясь поторговаться об удобных для него месте и времени. – Это не телефонный разговор. Я понял, кого ты имеешь в виду, но я не при делах в той истории. Могу доказать.

Говорил и прикидывал: устроить грамотную засаду и шлёпнуть наглеца без церемоний? Или все-таки лучше сначала поговорить, дать ему возможность больше проявить себя, а там уж решать?

Ответ огорошил.

– Да? – переспросил Громов. – Тогда чего же ты хочешь?

Пауза.

Ответ.

И короткие гудки прежде, чем Василий Петросович успел взорваться ругательствами.

Записывающее устройство щёлкнуло, отключаясь.

Громов положил трубку.

Ну и дела! Вот уж с какой стороны не ожидалось подвоха… И откуда он узнал этот номер?

Громов поднялся с кресла и сделал два шага к окну. Чуть раздвинул горизонтальные планки жалюзи. С высоты семнадцатого этажа заснеженный город просматривался до самой окраины. В дневное время панорама вызывала тоску: мрачные кварталы гигантских промзон, на большинстве из которых производство давно развалилось, да теснящиеся друг к другу «хрущевки». Вечером, когда сумрак скрывал разбитые мостовые, косые заборы и строительный мусор, картина менялась. Именно поэтому Василий Петросович и выбрал квартиру на последнем этаже. Ему предлагали любую, но Громов остановился на этой, достаточно скромной, двухкомнатной. Возникли даже мысли о том, чтобы переехать сюда на постоянное жительство, но жена воспротивилась, и он не стал спорить. Быстро провёл необходимый ремонт и переоборудовал квартиру в нечто вроде офиса, где изредка принимал посетителей, хранил картотеку или же просто отдыхал, когда хотелось побыть в одиночестве.

Обратив внимание, что стоит сбоку от окна, словно бы прячется от кого-то, Василий Петросович выругался и отпустил жалюзи. Тонкие планки встали на место. На такой высоте снайпера можно не опасаться… Да и вообще, нужно ли его опасаться?

Громов включил верхний свет и стал собираться. Кассету с записью телефонного разговора бросил в средний ящик стола, где уже находилось несколько таких же, использованных и чистых. Сначала хотел убрать её в сейф, но передумал, – вдруг с ним что-нибудь действительно случится, тогда будет лучше, если кассету найдут как можно скорее.

В шкафу между запасным костюмом и дублёнкой висел лёгкий кевларовый бронежилет. Белая ткань оставалась девственно чистой: Громов купил его два года назад и ни разу не надевал. Надеть? Он ткнул в «броник» указательным пальцем. Если всерьёз задумали устранить, то бронежилет не поможет. Как и пистолет.

Тем не менее, Василий Петросович сбросил пиджак и облачился в защитное средство. Регулируя наплечные лямки, он криво усмехался.

Со спины и боков дублёнка надёжно скрывала «жилетку», но спереди она доставала почти до узла галстука и была, конечно, заметна из-под пиджака. Пришлось маскироваться шарфом. Оглядев себя в зеркале на внутренней стороне дверцы шкафа, Василий Петросович остался доволен, насколько это было возможно в такой ситуации, и направился к выходу из кабинета.

На правой стене располагался ряд фотографий. Все карточки были старыми, заметно выцветшими и пожелтевшими. Сын армянина и украинки, Громов родился и вырос в Баку. Отец бросил семью ради молодой женщины, мать надорвалась на трех работах и умерла, когда единственному сыну не исполнилось и четырнадцати. Родственники пристроили в Суворовское училище. Потом – Челябинское танковое, лейтенантские погоны, недолгая служба в Туркестанском военном округе и три года Афганистана… До определённого момента Василий Петросович мог заслуженно гордиться своей биографией, и фотоснимки относились исключительно к этому этапу его жизненного пути.

В соседней комнате перед компьютером сидел помощник, плотный двадцатилетний парень по имени Кирилл. По поводу его боевых качеств Громов не обольщался, знал, что, случись настоящая заваруха, тот окажется скорее помехой, и таскал за собой Кирилла исключительно в целях поддержания имиджа и решения вопросов бытового характера. Например, чтобы не ловить тачку, когда переберёшь в ресторане. Кирилл не пил даже безалкогольного пива и терпеливо дожидался в машине, пока хозяин гуляет с друзьями, умело махал веником в бане и мог быстро организовать девочек на любой вкус, если компании хотелось развлечься.

Помощник играл в компьютерную «стрелялку». Выставив перед собой авиационный пулемёт с вращающимися стволами, нёсся по коридору средневекового замка и мочил неуклюжих гестаповцев, со всех сторон подворачивающихся под его горячую руку. Процесс увлёк Кирилл настолько, что он даже не услышал, как за его спиной открылась дверь, а на экран монитора упала полоса света.

Громов стоял, не прерывая игру. Но стоило ему грустно подумать, что это – все, на что Кирилл способен, как помощник допустил ошибку и подставился под автоматную очередь немца. Экран монитора стал красным, замигала надпись: «Game over».

– Закругляйся.

– А? – Кирилл оглянулся на шефа, несколько раз недоуменно моргнул и, словно отходя от пережитого, улыбнулся, – Да, я сейчас. Быстро.

Быстро не получилось. Сначала «повис» компьютер, потом долго не могли включить охранную сигнализацию.

Спускались на лифте. Он был иностранного производства, добротный и чистенький, но на удивление неторопливый. Вышли в подземном гараже. На ходу доставая ключи, Громов кивнул дежурному в стеклянной будке.

Машин стояло около десятка. Большинство квартир в недавно отстроенном доме пустовало. Проектировщики и строители потрудились на совесть, но выбор места под застройку был сделан откровенно неудачно. Покупатели не торопились выкладывать тысячи долларов за квадратные метры с видом на помойку и коптящие трубы. В отличие от Громова, их не прельщала перспектива ждать темноты, чтобы полюбоваться на окрестный пейзаж. Положа руку на сердце, Василий Петросович готов был признать, что и его бы такое положение дел не устроило, если бы, во-первых, пришлось платить за квартиру свои кровные, а во-вторых, жить в ней постоянно. Так что права была Александра, когда воспротивилась переезду.

Чёрный внедорожник «мерседес-С500», купленный в автосалоне неделю назад, занимал место в отдельном ряду, самом удобном, предназначенном для жильцов, готовых раскошелиться для подтверждения своего особого статуса. Из десяти иномарок, присутствовавших в гараже, половина стояла именно на этих обозначенных жёлтой краской квадратах, хотя вокруг было столько свободного места, что даже полный «чайник» сумел бы выбраться задним ходом из самого дальнего закутка.

Часто Громов сам управлял «мерседесом», но сегодня пустил за руль Кирилла.

– Давай на Южное кладбище.

– Куда?

Объяснять мотивацию приказания Громов не стал.

Добрались за полчаса. Всю дорогу Василий Петросович внимательно смотрел в зеркало и несколько раз, когда замечал подозрительные машины, отдавал команду изменить маршрут. Кирилл, сосредоточившись на педалях и баранке, молча кивал и только прищуривался, когда приходилось гнать тяжёлый джип по узким дворам старых кварталов или заставлять его вскарабкиваться на тротуар, чтобы проскочить сотню метров по улице с односторонним встречным движением. Подобный способ проверки был грубоват, но эффективен, как и все прочие способы, которыми привык решать вопросы Василий Петросович. Цель была достигнута: он мог точно сказать, что «хвоста» за ним нет.

– Кажется, чисто, – угадав мысли шефа, подтвердил Кирилл.

– Останови здесь, – Громов указал на площадку возле распахнутых ворот старого кладбища.

– Зачем? Можно и дальше проехать.

– Останови. Тут тебе не кабак.

Кирилл невольно пожал плечами: иногда непонятная щепетильность начальника ставила парня в тупик.

«Мерседес» замер, коснувшись бампером сугроба.

– Жди здесь.

Найти могилу не составило труда. Василий Петросович видел её всего один раз, довольно давно, но прекрасно ориентировался на любой местности, так что, чуть осмотревшись, уверенно двинулся по занесённой снегом дорожке. Убитому им человеку достался не лучший участок: в низине, на восточной окраине. Здесь хоронили тех, кто не имел обеспеченных родственников и не занимал при жизни высокого положения. Было много и двойных захоронений. Василий Петросович знал не понаслышке, как могильщики прячут трупы погибших в разборках бандитов или «пропавших без вести» одиноких владельцев квартир. Выбирают могилы, за которыми никто не ухаживает, и которые через несколько лет сравняют с землёй.

Центральную аллею освещали несколько фонарей. Чёрный силуэт Громова контрастно выделялся на фоне девственно-белого снега.

Не дойдя несколько метров до нужного места, Василий Петросович заметил какую-то несообразность.

Фонари остались далеко за спиной, и в этом отдалённом углу приходилось больше рассчитывать на остроту зрения, да на свет полной луны, которую то и дело заслоняли бегущие облака. Странно: на кладбище было тихо, безветренно, а ватные облака проносились мимо высокой холодной луны со скоростью взлетающего авиалайнера… Громов приближался к могиле, недоумевая, что за тень возвышается над оградой, то почти сливаясь с деревьями, то, стоило сделать следующий шаг, неожиданно проступая на их фоне широкими плавными очертаниями.

Он остановился и выругался, проклиная свою недогадливость.

Памятник! На могилу поставили памятник.

Осенью девяносто седьмого на могиле была только кривая табличка.

Заложив руки за спину, Василий Петросович осматривал монумент.

Лицо его оставалось бесстрастно, но он уже сделал неутешительный для себя вывод: угрозы реальны.

«Гмыря Ростислав Ростиславович.

12 июня 1962 – 1 апреля 1995».

Памятник стоил немалых денег и был создан в стиле, популярном у не отличающейся хорошим вкусом братвы в первой половине 90-х годов.

Рисунок поражал тщательной проработкой мелких деталей. На гранитной плите Ростик был изображён стоящим в уверенной позе, в «адидасовском» спортивном костюме, с «барсеткой» под мышкой и связкой ключей, свисающих с большого пальца, небрежно оттопыренного вверх, как будто покойный хотел показать, что у него все о'кей. Среди ключей выделялся брелок с символикой «мицубиси». Все правильно, он предпочитал японские машины.

У подножия монумента лежал свежий букет. Цепочка глубоких следов, до половины присыпанных снегом, тянулась от него в направлении кладбищенского забора и терялась во мраке. Громов дождался, пока облако минует луну и станет немного светлее. «Сорок третий размер», – решил он, присаживаясь на корточки и разглядывая отпечаток зимнего ботинка с протектором в виде «ёлочки». Отряхнув полы дублёнки от снега, Василий Петросович, глядя не столько под ноги, сколько по сторонам, проследовал до забора. Там, слева от будки с хозяйственным инвентарём, оказалась маленькая распахнутая калитка. Он дёрнул за ручку. Безуспешно, нижняя металлическая планка намертво примёрзла к земле. От сотрясения упал на землю замок. Оказалось, что дужка его перекушена.

Луна скрылась за тучами.

Прежде, чем это произошло, Василий Петросович разглядел по другую сторону забора небольшую площадку.

На ней чернели свежие следы автомобильных покрышек.

* * *

– Интересный случай из практики? – Акулов обвёл взглядом собравшихся за столом. Почти все молчали, ожидая рассказа. Андрей не любил выступать перед малознакомой аудиторией, тем более – состоящей из почти двух десятков мужчин и женщин разного возраста и родов занятий. Хотелось поскорее закончить, и потому он выбрал историю короткую и далеко не самую интригующую. – Что ж… Это случилось довольно давно.

– Многообещающее начало! – пренебрежительно хмыкнул мужчина в клетчатом пиджаке, довольно неприятный тип с замашками несостоявшегося актёра.

– А что, такой случай – единственный? В последние годы все было скучно?

Вопросы задала женщина. На вид лет сорока, блондинка с короткой стрижкой и броским макияжем, в платье из блестящего чёрного материала.

Акулов посмотрел на неё, перед тем как начать говорить. Не потому, что его задели вопросы, и не из-за почтения к слабому полу. Просто держалась она на протяжении всего вечера несколько странно. Казалось, что из всех присутствующих на вечеринке её интересует только Акулов. Но не в плане знакомства и развития отношений, нет. У Андрея создалось впечатление, что она его изучает. Планомерно, последовательно. Как психоаналитик нового пациента. Как филателист редкую марку. Как он сам, бывало, оценивал подозреваемых, которые не торопились колоться и с которыми, как подсказывал опыт, предстояла большая возня. Взгляды, реплики… Это был не просто интерес к новому человеку в сплочённой, годами выверенной компании.

Кажется, она действительно имела какое-то отношение к практической психологии. Акулов пожалел, что невнимательно слушал пояснения Маши. И начал рассказ:

– Я тогда работав «на земле», в 13-ом отделении. – Андрей сделал паузу, чтобы более тщательно подобрать слова для продолжения. «На земле» – означало в территориальном подразделении, низовой структуре криминальной милиции. Люди, собравшиеся на празднование дня рождения хозяйки квартиры, в подавляющем большинстве были далеки от «низкого ремесла» и ментовским жаргоном в своей речи не пользовались. Хотя и понимали, благодаря сериалам и книгам, основные понятия. – В середине дня сообщили о нападении на магазин. Неизвестный мужчина, в плаще и маске… – Акулов точно не помнил, как был одет злоумышленник, но посчитал возможным приукрасить некоторые детали; впрочем, кроме плаща, ничего додумывать и не пришлось, – …наставил пистолет на продавщицу и выгреб кассу. В пересчёте на сегодняшние деньги – что-то порядка двух тысяч рублей. Выгреб и смылся. Девчонка бьётся в истерике, директор звонит нам. Мы приезжаем…

– И начинаете «отшибать заявление»? – блеснул знакомством с газетными публикациями мужчина в клетчатом пиджаке.

– По разбоям заявления не отшибаются, – мгновенно парировал Акулов с тем же пренебрежительным видом, с каким «актёр», минуту назад, хмыкнул, и при этом почти не покривил душой. – Мы приезжаем и выясняем, что налётчик, перед тем, как взять кассу, долго наблюдал за продавцами с улицы, через витрину. Выжидал удобный момент. А чтобы замаскироваться, делал вид, что прогуливается с собакой. И перед тем как войти в магазин, привязал собаку к водосточной трубе. А потом забыл её отвязать. Все, что нам оставалось, это потопать ногами, посвистеть и покричать: «Бобик, домой!» У квартиры преступника мы оказались раньше него самого…

– Он сопротивлялся?

– Пистолет оказался резиновым.

Кто-то за дальним от Акулова концом стола рассмеялся. Другие ограничились вежливыми улыбками и потянулись к напиткам. Зазвенел хрусталь, «актёр» сказал пошловатый тост. Звон усилился, раздались одобрительные голоса. Дежурный тост имел больший успех, чем правдивый рассказ. Акулов почувствовал, как покраснел. Хорошо, что в комнате было довольно темно, так что даже Маша, сидевшая рядом, ничего не заметила. Чокнулась, выпила, взяла бутерброд. Сосед справа чавкал салатом. Кажется, он доедал уже третью порцию «оливье»…

Акулов приложился к рюмке с коньяком, поставил её и откинулся на спинку стула. Перевёл дыхание. А что, собственно, такого произошло? Ну, не приняли его рассказ. Ожидали чего-то большего. Так ведь он и не хотел поразить аудиторию. Главное, что от него отстали. Теперь можно спокойно высидеть обязательное время и тихо смыться домой.

Смыться?

Акулов вздохнул. Наверняка Маша захочет остаться до конца праздника. Конечно, он сможет её уговорить, но тогда настроение будет испорчено. И его, и её. Его даже, наверное, в большей степени. Так что лучше уж потерпеть. Тем более, что он уже не в центре внимания…

Дама в облегающем платье смотрела на него неотрывно. Когда Андрей встретился с ней глазами, спросила:

– А что, все преступления, которые удаётся раскрыть, раскрываются так легко?

Женщина говорила тихо, но её голос отчётливо слышался, несмотря на гвалт, создаваемый остальными участниками застолья.

– Нет, конечно! Над большинством приходится поломать голову и стереть ноги. И кроме того, если бы все легко раскрывалось, то это было бы не интересно. – Андрей не задумался над ответом, хотя никогда прежде ему таких вопросов не задавали.

– Ключевое слово – «интересно», – задумчиво произнесла женщина, сделав глоток сухого вина.

А мужчина в клетчатом пиджаке хохотнул:

– Конечно! Там, где преступник не забудет собаку, дело повисает глухарём!

Акулов потянулся в карман за сигаретами. Ради торжественного случая пришлось отказаться от привычного «Беломора» в пользу «Винстона». По сравнению с респектабельным куревом остальных участников застолья красно-белая пачка Акулова смотрелась бледно, но, по крайней мере, эти сигареты удовлетворяли его крепостью табака. Хотя и сильно били по карману.

Акулов поднялся.

– Ты куда? – Маша отложила бутерброд с красной икрой.

– Пойду на кухню, подымдю.

– Так вот же пепельница!

– И так дышать нечем. Да и позвонить надо. – Андрей поставил стул на место: – Я быстро.

– На работу будешь звонить?

Он не ответил.

Кухня размерами почти не уступала гостиной. Один стол был загромождён тарелками с холодными закусками и открытыми бутылками, приготовленными в таком количестве, как будто гости собирались гудеть до утра. Второй был пуст, только посередине красовалась банка из-под крабов, на одну треть заполненная окурками. Что и говорить, с курительными принадлежностями в доме существовала проблема…

Андрей потушил первую сигарету, когда вошла Маша. Посмотрела направо, в сторону плиты и мойки, чтобы убедиться: на кухне никого больше нет. Улыбнулась, но вслед за улыбкой последовал вопрос, который с ней не сочетался:

– Ты недоволен, что я тебя сюда притащила?

– Нет, почему?

– Это мои друзья.

– Все хорошо. Только коньяк вместо водки.

– Тебе он не нравится?

– Нравится. Но непривычно.

– Ты произвёл впечатление.

– Да?

– Так сказала Ядвига.

– Кто?

– В чёрном платье, блондинка. Она обещала мне составить психологический портрет твоей личности.

– Что же ты раньше не предупредила?

Маша опять улыбнулась.

Андрей подумал, что никогда раньше не видел её такой пьяной. Спиртные напитки Маша употребляла редко и очень обдуманно. Чуть-чуть – по праздникам. Вровень с компанией – в окружении нужных людей. Маша хорошо «держала удар», но спиртное не доставляло ей удовольствия, так что она употребляла его только в силу необходимости. Значит, сегодня возникла такая необходимость? Хозяйка дома – жена крупного бизнесмена. На торжестве он не присутствует. Дела, наверное, неотложные. Ну и что? Издержки акуловской профессии – подозревать всех в большем, чем они совершили. У него, как опера убойного отдела, свои приоритеты и ценности. У Маши, преуспевающего адвоката, – свои. Раз она сюда пришла и позволила себе принять лишнего – значит, ей нужно здесь быть. Она знает, что делает. Акулов не раз имел возможность в этом убедиться. А что делать ему? Да ничего не делать. Сопровождать. Сопровождать и расслабиться. Пить коньяк. Но пить в меру. Его напарник сегодня работает последний день, а завтра валит в отпуск. Полтора месяца придётся пахать одному. Дежурить. Раскрывать. Писать дурацкие бумаги и ругаться с начальством. Не до коньяка будет. Тем более, такого хорошего…

В темно-бордовом бархатном платье Маша выглядела обалденно. Акулов не разбирался в фасонах и моде, но был стопроцентно уверен, что подобный наряд предназначен для походов в театр, но не для гостей. Чуть не сказал об этом Маше, когда она уже собралась. Хорошо, что промолчал. Она затмила всех присутствующих, включая хозяйку. Пожалуй, только эта… Как там её?.. Ядвига? Одна лишь психолог Ядвига не чувствовала себя обойдённой. По крайней мере, не показывала, что это чувствует.

Маша шагнула к нему, он встал ей навстречу.

Поцелуй вышел долгим и страстным.

В этот момент оба, позабыв о делах, были готовы удрать из квартиры, чтобы уединиться.

Помешал им мужчина в клетчатом пиджаке.

Сначала он стоял в коридоре. Пялился, пользуясь тем, что его не замечают. Неизвестно, что думал. Потом шагнул в кухню и прервал поцелуи мерзким «кхе-кхе», промокая ладонью влажные губы.

Акулов оторвался от Маши.

«Актёр» стоял почти рядом. Если сделать шаг вперёд, то можно достать кулаком его подбородок.

Шагнуть?

«Актёр» отступил в коридор.

Маша, как ни в чем не бывало, вышла из кухни.

Акулов остался один.

Постоял, восстанавливая дыхание. Достал сигарету, тщательно размял. Хотел продуть, но вовремя остановился. Закурил. Совершенно к тому не стремясь, выдохнул дым колечками. Посмотрел на телефон.

– Волгин слушает, – напарник отозвался после первого гудка.

– Привет, это я.

– Слава Богу, что не дежурный. Просто так звонишь?

– У нас все спокойно?

Волгин помолчал. Счета за пользование мобильной связью он всегда оплачивал сам, но при этом никогда не стремился лишний раз сэкономить и свернуть разговор в самом начале.

– До твоего звонка было спокойно. Что, по работе скучаешь?

– Просто здесь надоело… – Акулов снова сделал паузу, подумав, что он наклюкался не меньше Маши, раз уж начал жаловаться на компанию. – Ты где?

– В кабинете.

– Завидую…

Волгин усмехнулся:

– На ближайшее время такое занятие тебе обеспечено постоянно. Подбросишь меня завтра на вокзал?

Акулов оценил деликатность коллеги. Все было оговорено давно, Волгин просто хотел уточнить, не задевая самолюбия напарника, сможет ли тот выполнить обещание.

– По-твоему, я так нарезался, что ничего не помню?

– Голосочек-то плавает…

– Отвезу, не волнуйся.

Они попрощались. Акулов положил трубку и взялся за третью сигарету. Для себя объяснил: «Винстон» слабее папирос и потому он накуриться не может.

На самом деле, идти в гостиную ему совсем не хотелось.

Он, действительно, завидовал Волгину.

* * *

– Домой. – Громов закрыл дверь «мерседеса». – И печку убавь. Натопил, прямо как в сауне.

Громову было жарко из-за бронежилета. Да и нервы, конечно, играли.

Ехали с теми же предосторожностями, что и добирались на кладбище. Громов проклинал свою мнительность, но продолжал внимательно смотреть в зеркало, а в необходимых случаях не стеснялся и обернуться, чтобы получше запомнить подозрительную машину или оценить внешний вид её пассажиров. Кто сказал – мнительность? Осторожность! Её цену он узнал очень давно, тогда как многие из числа тех, кто игнорировал осторожность или смеялся над чужой «трусостью», давно перешли в мир иной.

Окна квартиры были темны, и только по голубому мерцанию в углу одного из них можно было понять, что Александра дома и смотрит в спальне маленький телевизор.

– Не останавливайся, проезжай мимо, – скомандовал Громов.

Джип, успевший чуть притормозить, набрал скорость и миновал нужный подъезд.

– Выезжай со двора. Там развернёмся и подождём пять минут, – Громов напряжённо смотрел в зеркало. Ни малейших признаков засады. Вдоль дома застыли привычные, не один раз виденные машины. Среди них – грузовой микроавтобус на спущенных колёсах. Ни одного пешехода, даже с собакой никто не гуляет. Кажется, все спокойно.

Остановились. Кирилл, положив локти на баранку, неподвижно смотрел в лобовое стекло. Ждал дальнейших распоряжений. Громов сам учил его не задавать лишних вопросов. Отучал проявлять любопытство довольно жёсткими способами. А теперь, впервые, об этом пожалел. Теперь молчание помощника раздражало.

Прошло пять минут, и Громов сказал:

– Двигай. В подъезд зайдём вместе.

У Кирилла напряглись скулы, но вопросов, как и следовало ожидать, он не задал.

Громов в очередной раз подумал, как грамотно он выбрал место для своего проживания. Во-первых, удобная планировка двора с точки зрения безопасности. Минимальные шансы незаметно приблизиться к жертве как для профессионального киллера, так и у пробитого наркомана, вздумавшего замолотить банальный грабёж. Во-вторых, районное управление внутренних дел располагается буквально в ста метрах отсюда. В-третьих, он здесь не прописан, квартира оформлена на подставное лицо и адрес практически никому не известен. Чтобы его раздобыть, придётся приложить немало усилий. Или слежку грамотную налаживать, или выискивать подходы к осведомлённым людям. Гораздо проще подкараулить около «офиса». Но и там есть свои хитрости. Одному человеку не справиться.

Настроение у Василия Петросовича могло меняться быстро и кардинально. Вот и сейчас выводы, сделанные на кладбище, не казались бесспорными. Подумаешь, памятник появился! Что с того?

Из машины вышли одновременно. Пискнула сигнализация. Первым к двери парадного направился Громов. Кирилл топал следом и, казалось, старался произвести как можно больше шума. Храбрости, что ли, таким способом себе прибавлял?

Василий Петросович позвал парня с собой лишь для того, чтобы тот помог осмотреть чердак и подвал. На всякий случай. Если замки будут в исправности, то и волноваться не стоит. Если окажутся сорваны – что ж, тогда будет повод задуматься.

Сдвижная дверь вросшего в землю микроавтобуса открылась со скрежетом. Два человека мягко спрыгнули на дорожку, ведущую к подъезду, оказавшись в трех метрах позади Кирилла. Один из двоих на секунду попал в световое пятно от окна и прежде, чем сделал шаг в сторону, блеснули чёрная кожа короткой куртки и лакированный приклад обреза.

Громов среагировал первым.

– Бежим! – рявкнул он, бросаясь к двери подъезда.

Кирилл замешкался. Сбился с ноги, хотел обернуться. Понял, что ничего сделать не успевает. Взвизгнул и, локтями закрыв голову, брюхом вперёд прыгнул в сугроб, освобождая линию огня.

Громов почти достиг укрытия, когда в спину ему жахнул дуплетом обрез охотничьего ружья.

Страшный удар швырнул тело на железную дверь парадного. Обожгло шею. Задыхаясь, Громов рухнул на землю.

Контрольного выстрела не последовало.

Киллеры удалились под завывание сигнализации «мерседеса».

За углом их подобрала машина.

* * *

Волгин приехал в больницу в половине седьмого утра. Сонный вахтёр поднял шлагбаум и пропустил машину на территорию лечебного учреждения, не спрашивая документов. Перепугал, наверное, с кем-нибудь. Или догадался о цели визита.

Территория была очень большой. Указателей нигде не было видно, так что человек, впервые оказавшийся здесь, мог бы и заблудиться, но Сергею не единожды доводилось посещать «третью Истребительную» – так прозвали больницу за отвратительное качество медобслуживания и высокую степень летальных исходов. На табличке у главного входа давно уже вместо безликого «№ 3» значилось имя какой-то святой, но старое прозвище от этого не забылось и не стало менее употребительным. Скорее, даже наоборот. Далеко не каждый мог с ходу и без запинки выговорить новое название.

Волгин поднялся на пятый этаж и по короткому коридору дошёл до отделения. Стены были грязными и потрескавшимися, многие квадраты «шахматного», сине-коричневого линолеума оторваны. Мест в палатах не хватало, и несколько человек лежали на койках вдоль стены. Некоторое из них были травмированы довольно серьёзно, но никого из врачей, похоже, это не волновало. Пахло так, как может пахнуть только в отечественной лечебнице низшего разряда.

Волгин старался идти бесшумно, но зацепил-таки оторванный квадрат линолеума, шваркнул его под кровать. Остановился, затаив дыхание. За спиной раздался негромкий стон. Сергей обернулся: кажется, с его неосторожностью это не связано, больной проснулся сам по себе…

Волгину были известны некоторые сведения о пострадавшем, и он удивлялся, что тот согласился на госпитализацию в больнице для бедных. Несмотря на то, что именно она была в текущие сутки дежурной, не составило бы труда договориться в любой другой клинике о том, чтобы там согласились принять обеспеченного пациента.

Удивляться Сергей перестал, когда увидел палату. Оказывается, и в «трёшке» можно неплохо лежать. Помещение, значительно большее, чем служебный кабинет Волгина, было великолепно оборудовано и поражало чистотой. Оказавшись в нем, трудно было представить, что этажом ниже располагается обычное хирургическое отделение с шестиместными палатами, драным бельём, хамоватым медперсоналом и отсутствием медикаментов. Не говоря уже о больных, которым не нашлось даже такого места и которых бросили в коридорах.