Текст книги "Каникулы строгого режима"

Автор книги: Андрей Кивинов

Соавторы: Федор Крестовый
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Не дрейфь, я с башкой дружу.

Говорил Сумрак минут двадцать, Сергей дожидался в коридоре. Вышел положенец мрачнее прапорщика, страдающего похмельем, поблагодарил и вернулся в палату.

Через три часа возле больницы остановилась авторитетная иномарка с тихомирскими номерами, и водитель передал охранникам два объемных пакета – «дачку» для Вити. Стражники, как требует строгая инструкция, осмотрели содержимое пакетов и изъяли запрещенные и подозрительные продукты: французский коньяк (запрещено!), английский чай (строго запрещено!), колбасу копченую отечественную (подозрительно!), нарезку рыбную норвежскую (сомнительно!), прибалтийские консервы (взрывоопасно!), бразильский растворимый кофе (перебьется!).

Сумрак с безразличием, не разбирая, бросил пакеты на свободную кровать, кивнул Кольцову:

– Хочешь, хавай…

Сам он за весь вечер так и не притронулся к «дачке», ограничившись несколькими глотками минералки. Опер съел пару яблок и банан.

Утром Сергей привез последние и не очень приятные известия. Вывел однополчанина на задний двор больницы, угостил сигаретой. Сидеть перед больничкой было бы неосмотрительно. Могли доложить, что командир «Тайфуна» нарушает должностные инструкции.

– В зоне бригада прокурорская работает. Разбираются по поводу вашей заморочки. Вышкина хотели из отпуска отозвать, только с ним связи нет, он все телефоны отключил, чтоб не доставали. Меня вчера допрашивали. Гладких заявил, что начальство в известность не ставил, дескать, сам хотел бунтовщиков угомонить. Я его спрашиваю, кому ж ты тогда из кабинета названивал? Обстановку докладывал? А он – никому я не докладывал, послышалось, наверное, тебе.

– Мутит он что-то…

– Это точно. Следачка дело на твоего соседа возбудила по триста двадцать первой, за то, что ему по харе дал. Я соврал, что вы еще не оклемались. Как в Тихомирск переведут, приедет на допрос. Передай мужичку: пусть к очередной пятилетке готовится. Меньше не получит. Обрадуется, наверно.

– Он-то, может, и обрадуется. Только я заскучаю.

Сергей ничего не ответил. Как обеспечить Женьке безопасность, он пока не придумал.

И вряд ли придумает. Даже перевод в другую колонию дело не такое простое. Хоть побег устраивай. Только куда отсюда убежишь? Найдут и довесок к сроку припаяют. Больший, чем сам срок.

– А когда в Тихомирск переведут? Примерно?

– Послезавтра, – нехотя ответил Сергей.

Они посидели еще немного, потом Гагарин проводил друга до палаты и умчался на службу.

Сумрак еще спал. Всю ночь он ворочался, видимо, страдал бессонницей, и вырубился только под утро. Повязка по-прежнему стягивала его глаз. Врач сказал, чтобы в тюремную больницу обязательно вызвали специалиста по глазным травмам.

– Да у них там каждый прапор специалист! – пробурчал Сумрак. – Второе бы зенко сохранить.

Когда он проснулся, Кольцов не рискнул сообщать приятную новость в лоб. Решил подготовить, зайдя со стороны:

– В зоне прокуратура работает.

– Много не наработает.

– Серега сказал, на тебя копают. Ты чего, куму по роже заехал?

– Если б серьезно заехал, он бы сейчас в соседней палате дох. Так, по скуле браслетами погладил…

– Боюсь, это без разницы. Главное, заехал.

– Тебе-то чего бояться? – Чувствовалось, что разговаривать с ментом у положенца особого желания не было.

– Но ты ж за меня вписался. Там, в карантине.

– Настроение было хорошее. – Сумрак не стал раскрывать истинную причину.

– Просто, если ты не вернешься в зону, мне кердык, – откровенно сказал Кольцов.

Витя ничего не ответил, несколько секунд помолчал, потом саданул гипсом по кровати, едва не согнув ее металлическую спинку.

– Да что ж это за гнилуха! Я когда-нибудь отсюда выйду?! Как в восемнадцать сел, так и мотаюсь по зонам! Осенью, наконец, откинуться хотел, так, бля, снова под «раскрутку» попал!

(Опять-таки по этическим соображениям высказывание приводится в сокращенном варианте.)

«Не надо было режим нарушать», – хотел произнести Кольцов, но промолчал. Он уже на своей шкуре понял, что нарушай не нарушай, а если захотят, будешь сидеть.

– У меня ж ни одной бабы за всю жизнь не было! – продолжал бушевать положенец.

Были ли у него мужики, опер уточнять не стал.

– Сейчас еще пятерик накрутят, и кому я потом нужен буду! Инвалидом выйду или сдохну! С-суки! Суки позорные!

В палату, услышав шум, заглянула стража.

– В чем дело? Ожил?

– Нормально все, мужики, – ответил за положенца Кольцов, – браслеты туговаты. Ноги натерли.

Стража придирчиво осмотрела помещение и, убедившись, что заключенные не смогут удрать без посторонней помощи, исчезла за дверью.

Сумрак закрыл глаза.

«Да, действительно, интересная у мужичка жизнь. Интересная и разнообразная. Сплошные путешествия и приключения. От лагеря к лагерю. Это ж он, получается, при социализме еще сел… Я бы чокнулся».

– Я вчера смотрящему за Тихомирском звонил, – снова ожил положенец. – Хреново дело. Зону поломали.

– В каком смысле? – уточнил Кольцов, не освоивший в совершенстве «блатную музыку».

– В прямом. В красное перекрасили. Кум постарался. Теперь там администрация банкует. Авторитетных бродяг по другим колониям срочно раскидывают, чтоб не мешали. Остальных дубинами по ребрам – и в ШИЗО. Активисты королями ходят. Шаман, сучара позорная, «переобулся», главкозлом стал.

– Кем?

– Председателем СКК. Совет коллектива колонии. Такие черножопые всегда легко переобуваются. «Черный зона – мы вора́, красный зона – повара́», – с кавказским акцентом передразнил Шамаева Сумрак. – Встречу, порву иуду!

Кольцов рассказал, что видел Шамана в «локалке» первого отряда.

– Да я уж понял, что он с кумом снюхался… Пес продажный… И крысу в котел он подкинул.

– То есть он теперь основной в лагере?.. Вместо тебя?

– Молодец, догадливый… Чего погрустнел?

Грустить было от чего. Привезут из больнички, а на доске объявлений уже некролог висит. Заранее написанный. «Заключенный Кольцов Евгений Дмитриевич трагически скончался от острого респираторного заболевания и потери крови. Завтра в клубе состоится гражданская панихида… Был прекрасным осужденным, вставшим на путь исправления… Режим не нарушал… Вечная память». – «Что, нравится?» – «Да, ничего… И фотка хорошая. Как живой». – «А раз нравится, пошли… Панихиду переносить нельзя».

Все, никаких шансов. Ни единого. Активист ты, не активист. Тебя при любом строе на плаху отправят.

– Напридумываете себе правил идиотских и понятий, потом сами же из-за них страдаете. – Бывший опер посмотрел в глаза положенцу. – «Смотрящие», масти, «красная», «черная»… «Зеленой» нету? В которой любители природы сидят?

– Если б мы их придумывали… Разделяй и властвуй, как один авторитетный пахан говорил.

– Ага, скажи еще, что и сажают вас просто так. За глаза некрасивые.

– Тебя вообще-то тоже посадили.

Опер не ответил. Действительно ведь посадили.

– Шаман теперь куму очко вылизывать будет, любой приказ исполнит. Даже кукарекать по утрам, – продолжил Сумрак.

– Почему?

– Его блатные с воли к смерти приговорили. Когда откинется, прямо за воротами зоны встретят и битами забьют. А кум может его по-тихому на хлебовозке какой-нибудь вывезти. Захочет – вывезет, а не захочет – не вывезет. Вот Шаман и будет задницу рвать, чтобы вывез…

– Может, я глупость спрошу, просто не силен в ваших законах. А обратно зону не «перекрасить»?

– Можно. Только резня начнется. Блатные ссученным мстить будут. А Вышкину этого не надо. Ему главное – до пенсии дотянуть. Зуб даю, он на кума для понта покричит, а менять ничего не будет.

Чувствовалось, что Сумрак едва сдерживается. И если б на месте Кольцова лежал какой-нибудь вор, заявления были бы более категоричными.

Кольцов дотянулся до пластиковой бутылки с минералкой. Горло от последних крайне радостных новостей изрядно пересохло.

И что теперь делать? К Шаману, придурку лагерному, на заклание идти? «Здравствуй, Казбекушка – кавказский сын, вот и я. Режь мне горлянку аки барану». Или к Гладких в ноги падать, хромовые сапожки целовать? Готов, мол, стучать верой и правдой, только огради от беспредела… Во-первых, вряд ли оградит, а во-вторых, лучше кинжалом по горлу получить, чем заточку в анус… Жалобы в управление и прокуратуру писать? Ха-ха, ты словно в системе не работал… До стола замполита, может, и дойдут.

Что же делать, Господи?..

Кольцов с грустью посмотрел в окно. За окном была свобода. И, главное, – жизнь. В детстве ему часто снился один и тот же кошмар. Он попадал в какое-нибудь замкнутое пространство, где ему угрожала смертельная опасность. Но всегда находил маленькую лазейку, чтобы выбраться. С трудом, но выбирался, не застревал. И попадал в другое пространство, где ждала новая угроза. Сейчас кошмарная реальность очень походила на сон. Смертельное пространство и маленькое окошечко, за которым…

Что за которым?

Такое же смертельное пространство… Разница лишь в том, что поглотит оно тебя, возможно, не сразу… А даст помучиться.

…Побег?

Эти мысли Кольцов гнал если и не поганой метлой, то обыкновенной точно. Побеги – привлекательная тема лишь для сценаристов и режиссеров. «Колумбийские картинки» представляют: блокбастер «Побег» по мотивам одноименного фильма Егора Кончаловского. В главной роли Харрисон Форд. Тайга, погоня, новая жизнь, красивая любовь. «Динамо» бежит? Все бегут… По жизни, если до леса добежишь, считай – удача. И даже если выползешь через болота на твердую землю, питаясь одними поганками и шишками, что на этой твердой земле делать? Первый встречный спросит: «А не вы ли тот самый трудящийся, что из колонии убежал? По телевизору показывали и в газетах предупреждали. Что-то лицо знакомое и костюмчик подозрительный…» Вот и весь блокбастер. Конец фильма.

До Питера на перекладных добираться? Или на крыше поезда? А на завтрак и обед голубей ловить? Это уже кинокомедия.

И даже если предположить, что каким-нибудь фантастическим образом он доберется до родины, то чем его родина встретит? Засадой на квартире у матери или ориентировками на вокзале? Дальше-то что? Всю жизнь прятаться по подвалам, чердакам и по квартирам случайных знакомых? Ибо неслучайные знакомые вряд ли обрадуются такому постояльцу, а еще и сдадут. Именно всю жизнь – на беглецов срок давности не распространяется. Когда бы ни поймали, даже в девяносто лет, – не пожалеют, не простят. Пойдешь досиживать.

Отличная перспективка. Бодренькая.

Но!..

Если не бежать, она еще бодрее. «Здравствуй, Боженька. Вот и я – оперуполномоченный и заключенный Евгений Кольцов. Куда прикажете – налево или направо?»

Женька вспомнил случай из своей богатой практики. Один товарищ тоже удрал с зоны. Правда, зона находилась в какой-то бывшей советской республике. Беглец счастливо добрался через кордоны до Питера, купил у цыган чужую паспортину, переклеил фотку, подцепил бабенку и спокойно жил у нее лет десять. Устроился на работу, обзавелся связями. Потом даже собственное дело ухитрился открыть, благо в паспорте печать с питерской пропиской. Влетел, когда настоящему хозяину паспорта исполнилось сорок пять и паспорт утратил свои защитные свойства. Покупать новый на другую фамилию было стремно – связи, коллеги по бизнесу и подчиненные не оценили бы юмора. И товарищ не придумал ничего лучшего, как вновь свистнуть настоящий паспорт. Вычислил квартиру владельца, проследил его распорядок дня, вспомнил юность воровскую и подломил дверь. Паспорт нашел, но воспользоваться им не сумел – совсем некстати вернулся владелец и поднял тревогу. На этом фрайерское счастье закончилось. Правда, в старую, теперь уже заграничную зону бедолагу возвращать не стали – посадили на российскую, за покушение на кражу. Дали всего два года, которые он спокойно отсидел, после чего совершенно легально вернулся в Питер со справкой об освобождении, получил законный паспорт и благополучно живет и поныне. Практически счастливый энд.

Сколько там за побег, кстати, полагается? Кажется, до трех лет. В общем, не так много. Плюс за старое – без малого четыре года. В принципе, вытерпеть можно. Вон, Сумрак, всю жизнь на нарах.

Шаман освободится в сентябре. То есть надо пробегать хотя бы месяца три-четыре, потом добровольно сдаться. Годик-другой за явку с повинной скостят… И главное, появится шанс досидеть живым. Опять-таки авторитет поднимется среди блатных. Хоть ты и мент, но сдернуть не испугался – настоящий мужик.

Да, это шанс… Конечно, свято место пусто не бывает: исчезнет Шаман, появится кто-нибудь другой, но… Это шанс.

Кольцов лег на кровать, стал просчитывать варианты. Просчитывалось не очень. Потому что грамотные люди к побегам готовятся долго и тщательно. А здесь сутки на все про все. Допустим, отстегнусь от кровати, допустим, ночью выскочу в окно. В больничной пижаме, тапочках и со сломанными ребрами. Допустим, пока не подняли тревогу, выберусь из Потеряхино-2, где большинство населения – сотрудники зоны, допустим, спрячусь в тайге… Пару дней, может, и продержусь. А потом, если не сожрут медведи или волки, выползу обратно и лягу возле дороги, чтобы кто-нибудь подобрал. В кино это была бы молодая симпатичная вдова погибшего при исполнении вертухая. Влюбилась бы нечаянно с первого взгляда в беглого каторжника и спрятала бы у себя на чердаке… А к ней бы ходил с домогательствами зоновский замполит. И однажды начал грязно приставать, дабы получить низменное удовлетворение. А каторжник его поленом по темечку и в колодец. Получилась бы симпатичная драма… Тебе бы, Кольцов, не в опера надо было идти, а в сценаристы. Сейчас бы не в зоне чалился, а на «Кинотавре» тусовался.

В общем, как ни крути, а без посторонней помощи отсюда не сдернешь, будь ты трижды Харрисоном Фордом. А помощь эту может оказать только один человек – Сергей Сергеевич Гагарин, друг по чеченским фронтам, а ныне командир специального подразделения «Тайфун».

Но как он к этому отнесется – большой вопрос. Дружба дружбой, а служба поперек… Вопросы к нему у соответствующих органов появятся немедленно. А после вопросов начнутся оперативно-розыскные мероприятия. А оно ему надо? Ладно б, оба зэка сбежали, а то именно друг. Значит, при делах вы, товарищ командир, при больших делах.

…Да еще Сумрак. Никаких гарантий, что не застучит. Ему очки надо зарабатывать перед новым судом. Одно дело, блатной сбежал бы, а то мент. Мента сдать не западло. Наоборот – дело богоугодное и благородное.

Если только… не сдернуть вместе. Витя побежит, когда появится достойный повод. Повод можно придумать, Сумрак сейчас все равно не проверит. Что он будет делать на воле – его проблемы. Захочет – спрячется. Воровское братство, в конце концов, укроет, если это действительно братство, а не понты блатные.

Но разговор с Сумраком – дело второе. Сначала Сергей. Он обещал приехать утром, привезти продуктов.

…Должен, должен согласиться, он нормальный мужик, на войне это быстро проявляется.

Ладно, хватит заниматься сценаризмом. Пофантазировал, и будет. Увы, ты – законник. Хоть и сидишь, но все равно – законник. И играть с властями в кошки-мышки не будешь. Даже зная, что власти играют не особо умело. Сам ведь когда-то играл…

Кольцов незаметно взглянул на соседа. Сосед тоже не испытывал душевного спокойствия. Играл желваками и буравил правым неподбитым глазом деревянный крашеный потолок. Он ведь искренне говорил, что через пять-десять лет никому не будет нужен. Богатств он в зоне не нажил, пенсию ему воровская сходка тоже вряд ли назначит, а если и назначит, то чисто формальную.

Может, все-таки рискнуть?..

Сергей, как и обещал, приехал в десять утра. Сменил караул, привез харчей. Хотя харчей оставалась еще полная тумбочка. Но дело, конечно, не в харчах…

Кольцов попросил вывести его на задний двор. Когда они присели на сваленную кем-то березу, заменяющую скамейку, опер сразу, без подготовки приступил к делу. Начал с того, что некролог уже пишется, а значит, обратной дороги в зону для него нет. И плавно закончил основным тезисом:

– Валить мне надо, Серега. Валить… Хотя бы месяца на три. Потом сдамся.

Как и предполагал Евгений, Сергей отнесся к идее не слишком позитивно:

– Думаешь, потом что-то изменится?

– Не знаю… Но, если останусь, точно без вариантов.

– Давай я с кумом перетолкую. Пусть охраняет.

– Я тебя умоляю… Это все равно что чеченскому полевому командиру предложить отпустить заложников, пообещав перевести деньги по безналу. Что, вертухаи со мной в сортир ходить будут? А заплатит им Казбек – сами и придушат… Ты мне прямо скажи – поможешь?

Сергей чуть помолчал, после нехотя переспросил:

– Что от меня надо?

– Для начала ключи от браслетов. Одежонку какую-нибудь. И, главное, укромное место в Тихомирске. В Потеряхино прятаться негде.

Сергей помолчал еще немного, прикидывая возможные варианты.

– И еще, – продолжил Кольцов, – если один сбегу, тебя начнут обкладывать. Не поверят, что я сам…

– Не понял… Ты хочешь бежать с этим? – Гагарин кивнул на окно палаты.

– Не хочу. Но придется. Иначе застучит.

– А он согласен?

– Пока не знаю, не говорил. Но, думаю, согласится. Есть причины.

– Давай так… Ты поговори с ним, я прикину. Часов в семь вечера вернусь и все решим.

По интонации однополчанина Кольцов понял, что вписываться в такую авантюру ему совсем не интересно. Потому что он тоже законник. Ладно б, ему помочь, а какому-то уркагану? Поэтому и с ответом решил повременить. Вдруг не договорятся соседи по больничной койке.

– Хорошо, – согласился опер. Выдержав паузу, посмотрел бывшему коллеге в глаза: – Я понимаю, что, наверное, это неправильно, но… Помоги мне.

Сергей молча кивнул.

– Пойдем в палату.

Положенец не спал. Сидел на койке и всухомятку жевал кусок батона. Левая рука висела на перевязи, грудь стягивали бинты. Да, с таким пассажиром далеко не убежишь. С Сергеем Сумрак по обыкновению не поздоровался. Когда тот ушел, положенец попросил Кольцова достать из тумбочки пакет кефира. Прыгать в наручниках не позволяла воровская честь.

– Нас завтра переводят. В Тихомирск, – проинформировал опер, выполнив просьбу. – Серега сказал, у тебя совсем хреново. Они не только нападение на кума пришить хотят, но и дезорганизацию работы колонии. Тебя после суда в «крытку», скорей всего, перекинут. Или к «полосатикам».

Последнее утверждение было чистым блефом, но вполне могло воплотиться в жизнь. Куда еще такого товарища отправить? Или в крытую тюрьму, или в зону с особым режимом. На строгом вряд ли оставят.

Сам Сумрак об этом тоже догадывался, отчего стал еще сумрачней.

Кольцов перетянул койку поближе к соседу, поднес палец к губам, прислушиваясь к звукам за дверью палаты, потом вполголоса спросил:

– Ты как в плане здоровья? Бегать можешь? Или хотя бы быстро ходить? Если браслеты снять.

– А тебя колышет мое здоровье? – скорее по привычке огрызнулся авторитет. (Слово «колышет», к большому сожалению, является слабой копией того, что было произнесено на самом деле. Увы, вновь беспредел цензуры.)

– Меня – волнует. Есть верная тема. Я в зону возвращаться не собираюсь. В самоволку уйду. Длительную. Серега подмогнет… Компанию не хочешь составить?

– С чего вдруг такая забота? Хочешь на лыжи встать – вставай. А я тут при чем? Или боишься, что сдам? – Сумрак сразу угадал направление мыслей Кольцова.

– Боюсь, – подтвердил тот, не виляя.

– Не ссы. Не сдам. Твои темы – это твои темы, мне до них дела нет, – глядя прямо в глаза, ответил положенец.

Но уверенности это оперу не принесло. Обещать эта публика горазда: последнюю рубаху на груди порвут, всеми родственниками поклянутся, а едва отвернешься… Сколько примеров на памяти.

– А чего ж ты про волю плакался? – Кольцов решил бить по больному. – Что ни одной бабы не было, что всю жизнь по тюрьмам…

– Я плакался?! Да я бродяга по жизни! Мне тюрьма – дом родной!

– Кому ты в этом доме через пять лет нужен будешь? Сам же кричал! Думаешь, тебе блатные памятник поставят? «За верность понятиям»? Хорошо, если лавэ на вставную челюсть подкинут.

– Засохни, понял? Не тебе судить.

– Может, и не мне… Только ты со своими понятиями в ШИЗО сгниешь, а Шаман без понятий завтра где-нибудь в Испании пузо греть будет. И никто из твоих бродяг за ним туда не поедет!

Кольцов решил пустить в дело все козыри. В том числе сыграть на жажде мести.

– Надо будет, поедут, – отстаивал честь воровского мундира Сумрак, – и хоть в Испании, хоть на Аляске достанут.

– Сразу видно, ты давно на воле не был. Как достанут, так и отстанут! Сейчас твои понятия простым русским словом называются. Бабки! Откупится Шаман, да еще приплатит, чтоб тебя самого в карцере крысы загрызли. И загрызут!

Дверь палаты приоткрылась, заглянул разбуженный боец:

– Чего расшумелись?!

– Спорим о судьбах России, – ответил Кольцов, – и проблемах защиты компьютерных технологий.

– Потише спорьте!

Боец зевнул, едва не вывернув мощную челюсть, и скрылся за дверью.

– Меня еще быстрей загрызут, – не успокаивался Сумрак, – когда узнают, что я, положенец, с ментом в подельниках. Голимый косяк!

– Значит, законы ваши блатные – полное говно! – вбил гвоздь в компьютерные технологии Кольцов.

– Не говнее ваших, – огрызнулся положенец, правда, уже не таким уверенным тоном.

– Я тебе до Питера, что ли, предлагаю драпать? В Тихомирске разойдемся. Я тебя не знаю, ты – меня. Ты к своим ворам, я к своим ментам. И разбирайся с Шаманом сколько душе угодно.

– А кореш твой не подставит?

– А какой ему резон? Сначала помогать, а потом подставлять?

– Да кто вас, мусоров, знает… Я к вам как к радио отношусь. Вас можно слушать, но нельзя с вас спросить. Ладно, дай померковать.

Кольцов угадал. При всем пафосе про «бродячую жизнь» в зону Сумраку возвращаться не хотелось. Собственно, тут и гадать нечего. Туда никто не хочет, что бы ни говорили.

Мерковал авторитет минут пять.

– Ладно. Что в зоне гнить, что при побеге шмальнут. Те же яйца, только в профиль. Рвем когти.

– Не шмальнут, – пообещал Кольцов. – Тебе еще сколько в гипсе париться?

– Лепила сказал месяц, не меньше. Хорошо, перелома нет, только трещина. Но ты не дрейфь, не подведу. И не с такими заплатками бегал. Вся жопа в шрамах от колючей проволоки.

В семь Сергей не приехал. Ни у Кольцова, ни у Сумрака часов, естественно, не было, пришлось спрашивать время у охраны. Кольцов начал волноваться, хотя в чем-то однополчанина понимал. Потом тот скажет, что срочно вызвали усмирять очередной бунт, извинится и пообещает навещать. Он поставил себя на его место и прикинул, приехал бы или нет. Однозначного ответа не было.

Но тревоги оказались напрасными. В половине восьмого Сергей зашел в палату. Перед этим отчитав стражу, рубившуюся в карманные нарды. Вывел Кольцова на явочное место.

– Ну что?

– Он согласен.

– Ох и кипеж поднимется… – Сергей посмотрел в сторону давно не мытого окна, помолчал немного, потом вытащил из кармана маленький ключик: – Держи. Главное, в палате не оставьте. У меня запасной есть. Вот это бросьте на пол…

Он протянул маленькую отмычку, сделанную из канцелярской скрепки.

– Через окно выбраться сможете?

– А куда деваться? Придется.

– Если засекут, не сопротивляйтесь – парни стрелять будут… Теперь запоминай. В два ночи выбирайтесь и бегите вон по той улице. На первом перекрестке сверните направо – и до упора. Минут за пятнадцать доберетесь. Там, возле леса, старая комендатура, еще с тридцатых осталась. Вернее, самой комендатуры уже нет – разобрали, но подвалы есть. Бетонные, сделаны на совесть.

– А мы найдем в темноте-то?

– Найдете. Там в двух метрах табличка «Берегите лес от пожара». Увидите дыру в земле, ныряйте туда. Лестницу я поставлю. В углу я кое-какую одежонку положил и обувку. Не обессудьте, если размер не тот. Харчей немного и воды. Фонарик. Потом сидите и ждите. Я подъеду и отвезу вас в Тихомирск.

– А дальше куда? – спросил дотошный Кольцов.

– Пока не знаю, но ко мне нельзя. Туда первым делом нагрянут. В крайнем случае, на чердаке каком-нибудь перекантуетесь. И вообще, вам лучше сразу разбежаться. Тебя я еще смогу пристроить, а двоих… Тихомирск – не Питер, там все друг друга знают.

– Само собой, разбежимся. Так и договаривались. Слушай, а зачем в подвал нырять? Сразу забрать не можешь?

– На всякий случай. Вдруг меня выдернут куда-нибудь или тачка заглохнет. Она у меня едва живая. Что ж вам посреди улицы отсвечивать?

– Понял. Еще проблема. У нас часов нет. Можно, конечно, у твоих орлов спросить, который час, но будить придется…

Сергей снял часы и протянул Кольцову. Это был поддельный «Ролекс», купленный за десять баксов на рынке в Грозном три года назад.

– Не потеряй только. Дороги как память. Если заловят, постарайся скинуть. Иначе сразу поймут, что я в доле.

Потом Гагарин подошел к окну и на всякий случай проверил раму. Та хоть и была старой, но открывалась легко, без скрипа.

– Ну, все. Приятного побега. Постарайтесь не влететь. Сядем все.

– Спасибо, брат, – Кольцов крепко пожал однополчанину руку, – не бойся. Тебя не сдадим.

Спать они не ложились, хотя отдохнуть перед опасным приключением не помешало бы. Но какой уж тут сон… Правда, подкрепились основательно. Без пяти два Кольцов прошептал:

– Пора.

Он отстегнул себя от кровати, потом снял кандалы с ног Сумрака, поковырялся немного скрепкой в замках наручников, скрепку бросил под кровать.

– Давай, ты первый, – кивнул на темное окно.

– А, может, через дверь уйдем? Цирики спят как убитые. Графинами по башке и…

– Очумел? На хрена мужиков калечить?

– Это ж менты! Они нас жалели?..

– Я вообще-то тоже мент, – напомнил Кольцов,

Сумрак осмотрел больничный двор. Темень, хоть глаз коли. Уличного освещения в Потеряхино-2 не предусматривалось, РАО ЕЭС свои щупальца сюда еще не протянуло. Луна тоже пошла навстречу беглецам, деликатно спрятавшись за облачко, чтобы не пойти по делу в качестве свидетеля.

Положенец осторожно открыл окно, забрался на подоконник и по возможности бесшумно спрыгнул вниз. При приземлении он потерял шлепанец, но сумел его найти.

Кольцов выпрыгнул минутой позже, убедившись, что стражники ничего не услышали. Сон их был спокоен и крепок. Правда, завтра таким безмятежным он уже не будет. Как минимум, парням светит неполное служебное, а то и вообще отлучение от служивого места.

Двор опоясывал кустарник, миновать который труда не составило. Через пару минут оба «парашютиста» стояли на темной улице.

– Куда рвать-то? – прошептал Сумрак.

– Прямо. Первый поворот направо.

– Иди вперед. Я одним глазом не вижу ни хрена.

Луна, словно услышав положенца, выползла из-за тучки и осветила улицу. Наверное, если бы сейчас навстречу беглецам попался какой-нибудь потеряхинец (наркоманы не в счет), он рисковал заработать тяжелое заикание, а то и обширный инфаркт. Еще бы! В их маленьком, Богом забытом поселке в два ночи разгуливают небритые привидения в больничных халатах, тапочках и с перевязанными головами. Может, снежные человечки вылезли из тайги за пивом? Свят, свят, свят, спаси и сохрани… (Надо было пить «Баклер»!)

Но потеряхинцам в ту ночь повезло, никто инфаркт не заработал, потому что с беглецами не столкнулся. Беглецы, к слову, не бежали, в тапочках это выглядело бы эксцентрично. Да и ребра еще не срослись, бег вызывал боль в груди. Но шагали по возможности быстро. Услышав лай дворовых собак, пригибались и гусиным шагом двигались вдоль кустов.

Прохладный воздух свободы пока не пьянил. Скорее, наоборот, – из трезвых делал еще более трезвыми. Слух улавливал любой шорох. Шли молча, в ночной тишине даже шепот мог привлечь внимание. Мало ли кто на звезды любуется и услышит секретные переговоры снежных людей…

До таблички «Берегите лес» добрались минут за двадцать. Никаких тревожных звуков со стороны больницы пока не доносилось, значит, стражи продолжали видеть приятные сны. Машины Сергея возле плаката не было видно. Что ж, придется ждать.

Подельники отыскали дыру, спустились вниз и убрали лестницу. Перевязь на загипсованной руке стесняла движения Сумрака, и он скинул ее.

В подвале было гораздо холоднее и пахло затхлостью. Тапочки утонули в протухшей вязкой жиже. Одежду пришлось искать на ощупь, свет луны не попадал в лаз. Кольцов, зацепившись головой за перекрытие, не выдержал и громко выругался.

– Не звени, – зашипел положенец, – сейчас весь поселок сбежится.

Наконец в дальнем углу нашли большой пакет. Включив фонарик, стали делить кутюрные шмотки. Опер выбрал старые тренировочные штаны, бордовую футболку с буквами «ЛДПР», спортивные тапочки сорок четвертого размера и тонкие носки. Сам он носил сорок второй, но ничего: больше – не меньше. Поверх футболки натянул старенький свитер крупной вязки.

Положенцу достался более экзотический гардеробчик – практически Версаче. Это были милицейские галифе старого образца с малиновым кантом, светлая футболка с нарисованным Микки-Маусом, замшевый потертый пиджак и подразбитые милицейские берцы. Сергей, как всякий честный госслужащий, не обладал богатым гардеробом. В галифе и берцы Сумрак облачаться категорически отказался.

– Чтобы я, порядочный вор, нацепил шаровары ментовские? И говнодавы? Да я босиком лучше поканаю!

– Бога ради, – не возражал Кольцов, – только ты больно уж привередливый, как я погляжу. Со своими понятиями на первом встречном спалишься.

– Да я еще быстрее в этом клоунском наряде спалюсь. Слушай, уступи хоть кеды. На эту обувку нога не поднимается.

Кольцов, прикинув, что от босого компаньона толку мало, кивнул и снял тапочки.

Берцы оказались еще большего размера, специально под шерстяной носок. Да, в таких костюмах одна дорога – на подиум высочайшей моды. «Новая коллекция этого сезона от модельного дома „Тайфуни“! Не забудьте сменить свой dress codе!»

На головы нацепили поверх бинтов по выгоревшей кепочке времен Московской Олимпиады, судя по нарисованному мишке.

В другом пакете обнаружили пачку печенья, кулек сухарей, полкило полукопченой колбасы, пластиковый контейнер с лапшой «доширак» и две бутылки с водопроводной водой без газа. Плюс пачку болгарских сигарет и спички.

– Это чего за хренотень? – Сумрак воткнул жало фонарика в лапшу.

– Искусственная пища быстрого приготовления, – просветил Кольцов. – Разводишь водой и хаваешь. Я не пробовал, но говорят, люди любят «доширак».

– Химия, что ли?

– Высокие технологии. Сделано из натуральных продуктов на секретном нефтеперерабатывающем заводе.

Положенец посветил на покрытые слизью стены подвала, заметил пару неглубоких выбоин.

– Комендатура, говоришь, здесь была? – недобро прищурился Сумрак.

– Да вроде, – пожал плечами Кольцов.

– Гляди, как ваш брат нашего… Мозги навылет.

– Это не мы, это наши «старшие братья». Моего деда тоже где-то в этих местах… Как кулака. Утаил от трудового крестьянства полмешка картошки и одну курицу.

– Как бы нас самих к этой стеночке не прислонили. Что-то кореша твоего долго нет.