Текст книги "Герои. Новая реальность (сборник)"
Автор книги: Андрей Кивинов
Соавторы: Далия Трускиновская,Виктор Точинов,Вячеслав Рыбаков,Даниэль Клугер,Игорь Минаков,Ярослав Веров,Лев Гурский,Марина Дробкова,Тимофей Алешкин,Ника Батхен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)
3
Я чувствовал себя в кармане Бедари, как впередсмотрящий в «вороньем гнезде» на фок-мачте. Даже то, как я покачивался при его ходьбе, напоминало сильную качку на корабле. Выглядывая время от времени наружу, я старался запоминать путь – ведь мне еще предстояло возвращаться. Пока дорога не казалась чрезмерно запутанной – мы вышли из здания и уже спустя минут десять оказались у пристройки, в первом этаже которой находились гвардейские казармы, а ниже – тюремные подземелья. Войдя в пристройку, мы миновали короткий коридор, затем, как я и предполагал, спустились по четырехпролетной лестнице в подземелье и, наконец, остановились в дальнем крыле, которое, как я понял, располагалось как раз под комнатой Глюмдальклич.
Я замер и даже задержал дыхание – хотя вряд ли гвардейцы услышали бы не только мое дыхание, но даже и голос. Загремел засов, раздался громкий скрежет отворяемой в темницу двери. Один из часовых сильно толкнул Бедари, так что я не удержался на ногах и отлетел в дальний конец кармана.
Молодой человек молча вошел в камеру, после чего дверные петли проскрежетали еще раз. Гвардейцы задвинули засов, фрисгульд что-то сказал Бедари (плотная ткань камзола мешала разобрать, что именно). Затем я услыхал удаляющийся звук шагов. Когда он стих окончательно, я понял, что мы остались одни.
Бедари сел. Я выбрался из кармана и огляделся. Тюремная камера показалась мне огромным и мрачным помещением. В центре тяжелой двери было вырезано полукруглое отверстие высотою примерно 10 футов и забранное толстой решеткой. Через это отверстие в ничем не освещенную темницу проникал из коридора тусклый свет факела.
Бедари заметил меня лишь тогда, когда я спрыгнул на пол и предстал перед ним. Он вытаращил глаза. Я поспешно приложил к губам палец и на всякий случай отбежал в дальний угол камеры, где, как я полагал, случайно заглянувший тюремщик меня бы не заметил. Тут я остановился и поманил Бедари. Он послушно подошел и присел на корточки. А затем и вовсе сел на пол, склонившись как можно ниже.
– Грильдриг? Как ты сюда попал? – спросил он шепотом.
– Вместе с вами, – ответил я. – Точнее – в вашем кармане. Я надеюсь помочь вам. Но для этого мне нужно знать, что именно произошло.
– Что ты можешь сделать? – удрученно спросил Бедари. – Как ты можешь мне помочь? Ты не в состоянии открыть обычный дверной засов! Что уж тут говорить о двери этой темницы…
– У нас не так много времени, – прервал его я. – Расскажите же, что произошло и почему вдруг именно вас обвинили в преступлении.
После некоторых колебаний Бедари заговорил. Как уже известно читателю, молодой человек служил в королевской гвардии. На службу во дворец его рекомендовал некто Цисарт, служивший здесь уже не первый год и имевший чин фрисканда, что примерно соответствовало капитан-лейтенанту в европейских армиях. Цисарт, знавший Бедари с детства, предложил его командующему гвардии, и тот согласился. И происхождение, и таланты молодого человека вполне соответствовали требуемым.
– Фрисканд Цисарт дал мне несколько уроков фехтования, – сказал Бедари. – Кроме того, с его помощью я всерьез изучал тактику и стратегию, а также другие науки, необходимые на военной службе.
Под началом фрисканда юноша подготовился к экзамену на первый офицерский чин. Экзамен должен был состояться на днях, и у молодого человека не было никаких сомнений в том, что испытания он пройдет успешно.
– Однако вчера произошло нечто странное. Я только сменился из караула и пришел к себе в комнату. Со мною были несколько моих товарищей. Мы собирались сыграть в кости. И вот тут в комнату буквально ворвался Цисарт! – Юноша помрачнел. – Клянусь тебе, Грильдриг, никогда я не видел его в таком состоянии! Рука его лежала на эфесе шпаги, и мне показалось, что он с трудом сдерживает ярость!
Цисарт обвинил Бедари в том, что тот распространяет клевету по его поводу.
– Будто бы я жаловался своим сослуживцам, что фрисканд требует с меня плату за нужные результаты испытаний! – Видимо, воспоминание об этом до сих пор жгло сердце молодого гвардейца. Он вскочил и забегал по тюремной камере, так что я спешно забился в дальний угол – чтобы случайно не оказаться под его тяжелыми сапогами.
Впрочем, он быстро успокоился, вернулся на место и даже извинился передо мной за несдержанность.
– Эти обвинения показались мне чудовищно несправедливыми, – продолжил Бедари, стараясь говорить негромко и неторопливо – как я его и просил. – Признаю: я тоже вышел из себя. Мы едва не подрались. К счастью, находившиеся там же наши сослуживцы растащили нас и уговорили вынести эту историю на суд чести нашего полка – поскольку поединки между офицерами гвардии и кадетами категорически запрещены. Фрисканд, немного остыв, согласился с этим, заявив, что не желает драться с тем, кто уступает ему в фехтовальном искусстве.
– Почему же все решили, что убили его вы? – спросил я.
– Потому что несколько человек слышали, как мы ссорились, – ответил Бедари уныло. – Потому что если я действительно говорил все эти гнусности, то именно мне было невыгодно доводить историю до суда чести – ведь за этим могло последовать позорное исключение из полка.
– Но ведь вы не говорили этого! – воскликнул я. – А фрисканд, обвиняя вас, вынужден был бы назвать того, кто передал ему эти разговоры! И вы со спокойной душой могли бы опровергнуть клеветника!
– Ты не знаешь, что Цисарт был убит моей шпагой, – мрачно ответил Бедари. – Он лежал ничком, и тело его было пробито моей шпагой! Убийца подкрался сзади и ударил Цисарта в спину. Увидев это, я тут же выдернул шпагу. Тогда-то я и испачкал руку кровью… И тотчас послышались чьи-то голоса, кто-то приближался к месту поединка. Я испугался, бросил оружие и позорно бежал…
– Но как же ваша шпага могла попасть к убийце? – спросил я.
– Я гулял по парку без оружия – поскольку вне службы нам предписано ходить по королевским владениям безоружными. А когда я прибежал к себе, то увидел, что на спинке моей кровати висят пустые ножны. Я прицепил их к перевязи, потому что растерялся…
– Где сейчас ваша шпага? – спросил я.
– Наверное, у начальника караула. У Голдири.
– А кто присутствовал при вашей ссоре с фрискандом?
– Дригмиг Тизарт, – ответил он. – Мой сосед по комнате – гвардеец Зитери… Да, еще паж Даргири, он дожидался, пока я сменился из караула. Кажется, все. Мы вчетвером как раз составили партию в кости.
Наш разговор был прерван появлением тюремщика. Я спешно спрятался за ножку деревянного топчана. Бедари же сделал вид, будто что-то ищет на полу. Он возился до тех пор, пока не убедился, что меня не видно. Только после этого он повернулся к тюремщику, заглянувшему в зарешеченное окошко. Тот протянул ему ломоть хлеба и пузатый кувшин, после чего тут же опустил решетку и запер ее на замок.
Мне так и не удалось привыкнуть к виду едящего великана и к обилию отвратительных запахов и звуков, сопровождающих это зрелище. Даже наблюдая за завтраком мою милую нянюшку, к которой я был искренне привязан, я не мог избавиться от отвращения. А ведь Глюмдальклич ела, по здешним меркам, совсем мало, изяществом природным и воспитанием не была обделена! Что уж говорить о молодом гвардейце, отличавшемся отменным аппетитом и при том ничуть не обязанном соблюдать этикет в тюремной камере. За один раз он отхватывал зубами кусок, которого вполне хватило бы на обед трем моим соотечественникам, а крошки, которыми усеивался каменный пол, размерами достигали голубиного яйца.
Когда тюремщик унес пустую миску, я продолжил расспросы.
– Скажите, – спросил я, – вот вы говорите, что помирились с фрискандом. Примирение тоже произошло в присутствии ваших друзей?
– Увы, нет, – ответил Бедари. – Ни у меня, ни у моих друзей не было больше настроения играть, так что вскоре они ушли, а я хотел вздремнуть. Но сна не было, и я решил еще раз переговорить с Цисартом.
– Вам это удалось?
– Конечно, – сказал дригмиг. – Я пошел к нему, дал слово, что ничего подобного не говорил. Фрисканд сказал, что верит мне. Мы пожали друг другу руки, и я вернулся к себе.
– Цисарт был у себя в комнате один? Никто вас не видел в тот момент, когда вы беседовали?
– Нет, – ответил Бедари. – Я не заходил в комнату фрисканда. Я постучал, и, когда он открыл дверь, я сразу же заговорил. В коридоре казармы никого не было.
– Ну а сегодня? С чего вдруг вы пошли на то место? – спросил я.
– Я получил записку – от фрисканда. Тот срочно вызывал меня в парк. Когда же я пришел, Цисарт был мертв и в его спине торчала моя шпага.
– А кто передал вам записку?
– Этого я не знаю, – сказал Бедари. – Сменившись с караула, я лег спать. Когда проснулся – увидел рядом с кроватью записку.
– Вы так крепко спали, что не слышали, как кто-то вошел к вам в комнату? – недоверчиво спросил я.
– Да. я действительно спал очень крепко, – признался Бедари. – Не знаю почему. Может быть, потому что, прежде чем лечь спать, выпил два кубка вина.
– И где же эта записка? – поинтересовался я.
– Не помню. Кажется, я оставил ее в комнате.
Пора было покидать его камеру и приступать к самостоятельным поискам истинного убийцы. По моей просьбе Бедари осторожно поднял меня к отверстию в двери. Толщина двери составляла ни много ни мало – два фута, так что я спокойно встал на нее, как на крепостную стену, а затем осторожно пролез между прутьями решетки, походившими на мощные колонны римского или греческого храма. На краю мне пришлось остановиться в растерянности. Я не подумал, что мне придется спуститься с высоты, примерно равной 50 футам. Между тем ушедший тюремщик мог вернуться каждую минуту. Я лихорадочно искал выход. Прыжок с такой высоты мог стоить мне нескольких поломанных ребер, а никаких приспособлений, которыми я мог бы воспользоваться, у меня не было.
Позади меня послышался шепот: «Грильдриг!» Я оглянулся и увидел, что Бедари привязывает к крайнему пруту решетки что-то вроде каната. Подбежав, я увидел, что он связал вместе два плетеных шнура, украшавших его камзол. С помощью этих шнуров я легко спустился вниз – правда, ладони мои горели, ибо шнуры эти оказались куда грубее корабельных канатов.
4
Я оказался в подземном коридоре. Факел, закрепленный на высоте примерно семидесяти футов, едва освещал стены, оставляя пол почти в кромешной тьме. Я осторожно двинулся вперед. Выбоины в каменном полу мало беспокоили охранников или узников, но для существа моих размеров являлись серьезным препятствием. В темноте, вдоль обеих стен, угадывалось движение каких-то тварей. Скорее всего, то были крысы, которые могли посчитать меня легкой добычей. На всякий случай я обнажил тесак и прибавил шагу.
Какое-то время отвратительные грызуны не тревожили меня. Я вполне спокойно и относительно быстро преодолел ту часть коридора, которая вела от крыла с темницами к лестнице. На это у меня ушло не более полутора часов. Но уже собравшись взобраться на первую ступень – она была высотою около восьми футов, – я услышал страшный грохот открывающейся вверху решетчатой двери, а вслед за тем – топот спускавшегося по лестнице тюремщика. Над головою он держал зажженный масляный фонарь, дававший больше света, чем закрепленные слишком высоко факелы.
Я поспешно отступил в тень, ожидая, пока тюремщик спустится и пойдет дальше. Но служитель подземелья вовсе не торопился. Спустившись по лестнице, он сделал всего лишь два шага – и остановился в 1 роде от первой ступени. Правда, повернулся он лицом к темницам, так что я вполне мог бы проскользнуть за его спиной. Что я и намеревался сделать – надеясь, воспользовавшись неровностями и выбоинами в камне, быстро взобраться на первую и вторую ступени – а дальше лестница поворачивала.
К сожалению, голодная крыса вовсе не собиралась так легко отказываться от необычной двуногой дичи, какой ей представлялся я. Одним прыжком она перерезала мне дорогу, оказавшись на ступени. В тусклом свете фонаря, который держал в руке тюремщик, хищно горели огромные глаза и грозно сверкали клыки опасной твари. Путь к отступлению был перекрыт стоящим спиной ко мне тюремщиком. Оставалось одно – сразиться с крысой не на жизнь, а на смерть.
Я сделал пробный выпад, который, кажется, смутил чудовище. Крыса отступила на шаг. Не давая ей возможности опомниться, я бросился вперед, обрушив на нее град ударов. Но крыса, опомнившись, сама атаковала меня, и отступать пришлось мне – что я и сделал, оказавшись в почти темном углу, справа от лестницы. Крыса присела, готовясь к прыжку, – и в это время я одним прыжком преодолел разделявшее нас расстояние, задержал дыхание и рубанул тесаком ее толстую, покрытую жесткой темно-серой шерстью шею. Всю силу я вложил в этот удар, понимая, что положение было смертельно опасным. И мне посчастливилось перебить чудовищу артерию – судя по тому, что ударившая темная кровь обрызгала меня с ног до головы. Содрогнувшись от омерзения, я поспешно отступил в тень, а крыса издала пронзительный предсмертный визг, который не остался незамеченным тюремщиком. Он обернулся и выше поднял фонарь. Увидев издыхающую крысу, тюремщик выругался и как следует поддел ее ногой, обутой в грубый башмак. Крысиная туша отлетела к другой стене, а я вжался в угол, моля бога, чтобы этот человек не заметил меня.
По счастью, он обладал не очень зорким глазом. Вскоре тюремщик зашагал дальше. Я же с облегчением перевел дух, спрятал окровавленный тесак в ножны и приступил к восхождению по крутой лестнице в кромешной темноте.
Еще через два часа я стоял в высокой траве, доходившей мне до пояса, и придирчивым взглядом осматривал окрестности. Чтобы лучше сориентироваться, я взобрался на лежащий валун, а с него – на толстую ветку куста, росшего рядом. Косые лучи восходящего солнца способствовали тому, что все неровности выглядели четче и резче.
Примерно в ста ярдах к востоку трава, казавшаяся отсюда настоящим лесом, хотя и низкорослым, была примята и поломана, напоминая бурелом, – так, словно там недавно лежало что-то огромное и чрезвычайно тяжелое. Участок образовал неправильный вытянутый прямоугольник, размерами примерно 20 – 25 ярдов на 8 – 9. Я сразу догадался, что вижу место, где лежал убитый Цисарт. Но своеобразная проплешина не была единственной. К ней вели несколько похожих, но значительно меньшего размера. С другой стороны тянулась вереница проплешин еще меньшего размера.
По некоторому размышлению, я предположил, что первая цепочка была образована следами самого Цисарта, следы меньшего размера оставил Бедари, когда пришел сюда и наткнулся на тело фрисканда. Можно было видеть и то, как он отскочил и постарался скрыться – вернувшись в ту же сторону, откуда пришел. Что же до вытоптанного края лужайки – тут, по всей видимости, постарались караульные, обнаружившие убитого и поднявшие тревогу. Один из них приблизился, чтобы рассмотреть тело. Его следы частично перекрывали следы Цисарта.
Спустившись с ветки на землю, я зашагал в том направлении. Я хотел успеть тщательным образом осмотреть место происшествия. А солнце с каждой минутой поднималось все выше, и вскоре здесь должны были появиться многочисленные садовники, присматривающие за королевским парком. Разумеется, они живо приведут в порядок лужайку, и я не увижу ничего, кроме подстриженной травы.
Пробираться сквозь травяные стебли оказалось непростым делом. Некоторые из них достигали в высоту пяти, а то и семи футов, я то и дело вынужден был прибегать к помощи тесака.
Со стороны казарм, откуда, по всей видимости, пришел Цисарт, стебли были поломаны в меньшей степени, чем с противоположной. Размышлять над тем, что это означало, я не стал. Времени в моем распоряжении было слишком мало. Почти бегом добежал я до ямы, черневшей в дальней половине лужайки. Она была узка и достаточно глубока, а траву вокруг нее сплошь покрывали крупные бурые пятна, каждое размером два-три дюйма. Я сообразил, что вижу капли засохшей крови фрисканда; яму же оставило острие шпаги, вышедшей из его груди. Чтобы измерить глубину этого следа, я воспользовался одним из сломанных стеблей. Измерение показало, что шпага вошла в землю на целый ярд.
Затем я прошел к узкой стороне площадки – туда, где трава была примята сильнее. Меня заинтересовали несколько примятых травинок, которые ранее находились как раз рядом с губами убитого. На них осталось несколько капель кровавой и тоже засохшей пены, выступившей, по всей видимости, в момент злодейского убийства. Мне показалось странным, что здесь кровь по цвету отличалась от той, которая брызнула из самой раны. Кроме того, мне показалось, что пятна помимо запаха крови сохранили еще какой-то запах, показавшийся мне смутно знакомым. Он был вполне явственным для меня, но вряд ли на него обратил бы внимание туземец. На всякий случай я отрезал тесаком кусок травинки, а затем повторил то же самое с травинкой из середины лужайки. Оба куска, размерами примерно два дюйма на два, я аккуратно положил в кошель, висевший на поясе.
Весь осмотр занял не менее двух часов – судя по высоте солнца. Надо было торопиться: вдали уже слышались голоса садовников и лай их собак. С последними мне хотелось встречаться менее всего. Перед тем как покинуть парк, я измерил следы – и Цисарта, и Бедари, и того караульного, который, как я предположил, приближался к телу и частично перекрыл следы фрисканда. Первый оказался длиною 12 футов 6 дюймов, второй – 15 футов и 9 дюймов, третий – ровно 13 футов. При измерении следов Цисарта я обратил внимание на то, что они выглядели не совсем обычно – словно фрисканд перед каждым шагом медлил, в связи с чем чуть покачивался с каблуков на носки. Это показалось мне странным, и объяснить такое поведение я не мог. Еще раз пройдя по следам фрисканда, я обратил внимание и на то, что между следами трава тоже была заметно примята. Не в такой степени, как под сапогами офицера, но вполне заметно для меня – опять-таки, в силу большей остроты зрения.
Я добрался до дома без особых приключений, незамеченным юркнул мимо грозных стражников, охранявших покой королевских фрейлин, и вскоре стоял перед доброй моей нянюшкой, пребывавшей в крайне встревоженном состоянии. Как я и предполагал, она не спала всю ночь. Увидев меня – а я был перепачкан травяным соком, кровью проклятой крысы, вдобавок с двумя охапками поломанных травяных стеблей на плечах, – Глюмдальклич испуганно ахнула. Несмотря на обеспокоенность судьбой Бедари, она быстро налила мне в специальную лохань теплой воды и настояла, чтобы я прежде привел себя в порядок.
Я подчинился, смыл с себя грязь, почистил тесак, переоделся в чистое платье, сел в кресло, спинка и сиденье которого были сплетены из волос ее величества королевы, – и лишь после этого изложил ей содержание беседы с Бедари, а также рассказал об осмотре места преступления.
– Что же нам делать? – спросила она в отчаянии, к которому все-таки примешивалась некоторая толика надежды.
– Прежде всего, – сказал я, – вы должны добиться, чтобы его величество назначил вас защитником Бедари на предстоящем суде.
– Но я же никогда не выступала в суде! – воскликнула Глюмдальклич. – И я не представляю себе, как и что следует делать!
На это я ответил, что, занимаясь в королевской библиотеке, неплохо изучил систему правосудия Бробдингнега и вполне готов к выступлению в суде.
– Но мне, как иностранцу, не позволят, – пояснил я. – Поэтому в суде будете выступать вы, Глюмдальклич, а я стану вашим помощником. И не бойтесь ничего, – добавил я. – Главное – уверенность в собственной правоте. Сегодня среда, а по средам его величество имеет обыкновение беседовать со мною. Я постараюсь убедить его в том, что вы можете быть защитником на суде.
– Хорошо, – согласилась она после долгого раздумья. – Пока ты будешь убеждать короля, я обращусь с просьбой к королеве. Королева добра ко мне, надеюсь, она сумеет добиться от своего супруга такого назначения. Что еще я должна сделать?
– После того как вас назначат защитником, мы сможем на законном основании осмотреть вещи убитого и орудие преступления, – ответил я. – Ведь, согласно законам, все эти предметы должны находиться в нетронутом виде в главном королевском храме – вплоть до осуждения преступника. Нетронутой будет оставаться и комната убитого, в течение того же срока. Мы сможем и ее осмотреть.
– Но для чего? – удивленно спросила Глюмдальклич.
Я рассказал ей, как именно осмотр оскверненного храма в столице лилипутов Мильдендо помог мне раскрыть ужасное преступление, совершенное задолго до моего появления в Лилипутии.
– Кроме того, – добавил я в заключение, – вы сможете получить разрешение на встречу с Бедари. Хотя при этом будет присутствовать тюремщик, я надеюсь получить от него кое-какие ценные сведения. Это будет куда полезнее, чем вновь пытаться проникнуть к нему в темницу втайне.
На Глюмдальклич мои слова произвели впечатления. Она быстро собралась, кликнула лакеев, которые обычно несли за ней мой ящик, и мы отправилась к их величествам: Глюмдальклич – чтобы присутствовать на утреннем приеме у королевы, я – чтобы беседовать с королем о государственных проблемах.