Текст книги "Лабиринты души"
Автор книги: Андрей Гнездилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Они стали встречаться и вести нескончаемую беседу.
Капитан, почуяв недоброе, торопил Лэсси со свадьбой, а она, еще не понимая, что с ней происходит, откладывала ее под разными предлогами. Меж тем, получив страховку за погибшее судно, капитан приобрел новую небольшую яхту. Приближались праздники, и он пригласил Лэсси провести свободные дни в море. Девушка скрепя сердце дала согласие. Странное предчувствие заставило Лэсси взять с собой шкатулку.
Через два дня яхта вернулась. Девушка сидела у руля, и на груди ее зияла кровавая рана. Капитан был мертв, хотя никаких следов насилия на нем не обнаружилось. Потрясение Лэсси не дало возможности узнать о драме, произошедшей на море. Она только молчала или плакала. Миновала неделя – и девушка исчезла. Поиски оказались безрезультатными. Вместе с Лэсси исчезла и яхта, принадлежавшая погибшему капитану.
Мистигрис чувствовал себя как человек, падающий в бездну. В те дни его одолевали кошмарные сновидения. После исчезновения Лэсси, вне себя от горя, он зашел в ее дом. Неожиданно тяжесть спала с его души. Над пустотой комнат был разлит тихий, вечерний свет. В углу на диване лежала раскрытая шкатулка Лэсси. Мистигрис, полный смутного ужаса и любопытства, заглянул в нее.
Серебряное зеркало отразило не лицо человека, а морду черного пса.
Прошло еще несколько дней, морем правили бесконечные штормы, и когда угасла последняя надежда на возвращение Лэсси, Мистигрис принял решение последовать за ней. Сделав необходимые распоряжения, он принял смертельную дозу яда. Ледяной мрак окутал его разум, а затем медленно рассеялся. Изогнутые тени обступили Мистигриса, заглядывая в лицо, тысячи голосов зашептали над ним темные заклятья. Он сделал нечеловеческое усилие, отгоняя их.
– Лэсси!
Это было единственное имя, единственный свет, к которому он стремился всей своей душой.
Яркие лучи солнца вдруг брызнули ему в глаза. Мистигрис встал, с трудом разрывая сковывавшую его невидимую пелену. Он был в старинном бархатном камзоле, белый парик и треуголка венчали голову. Полный недоумения, Мистигрис, однако, подчинился новым условиям и двинулся к выходу из дому. Узкие улицы вывели его на знакомую набережную. В тени деревьев он увидел карету, увитую гирляндами роз, у пристани стоял трехмачтовый бриг, готовый к отплытию. Загорелые матросы, облаченные, словно на маскараде, в костюмы прошлого века, суетились на палубе. Мистигрис подошел к трапу и зажмурился. Навстречу ему спускалась в белом кружевном платье леди. Она улыбнулась и протянула к нему руки. Он узнал Лэсси.
– Доброе утро, доктор, – сказала она. – Мы ждем вас.
Зонт
Кто любит дождь, часто одинок, и уж кому, как не ему, знать о неоценимых достоинствах зонта. Зонт – друг, каких не встретить. Незаметный при ясном небе, он приходит на помощь в трудную минуту и укрывает не только от непогоды. Душевная боль, которую не излить, утихает, когда в ладони рукоятка зонта. Ее гладкий твердый виток словно отвечает на рукопожатие, внушая уверенность и силу. Легкая перелетная крыша над головой, зонт – словно дом для бесприютного бродяги. Он помогает сохранить небольшой мир перед величием того, огромного, что снаружи, что готов подавить…
Зонт, о котором пойдет речь, был совершенно особенный. Длинная роговая ручка своим изяществом напоминала лебединую шею и хранила тепло. Выпуклый черный тент походил на тугой парус пиратского судна. На концах спиц слезинками застыли капли красного янтаря, между которыми протянулась оборка из тончайших кружев. Богатство и фантастичность их узоров вызывали в памяти мантильи испанских танцовщиц и драгоценные кашмирские ткани. Скрывая лицо, эта вуаль приобретала способность странно преображать окружающее. В переливающейся дымке прихотливых кружев менялись лица людей и их одежды, фасад, ы безыскусных домов обретали неясное очарование, деревья парков превращались в таинственные лесные дебри, рябь на водах искусственных прудов исполнялась духом океанского прибоя… Одних владельцев зонта пугали эти метаморфозы, особенно когда шел дождь и за спиной слышались чьи-то легкие шаги, а порой чудилась хрупкая фигурка в длинном платье, других это забавляло, но никто не относился к зонту серьезно. Хозяева сменялись часто, они теряли, дарили, продавали зонт, пока однажды он не попал в руки чудака-студента.
Его звали Альф, он отличался поразительной неудачливостью. Ни завидная внешность, ни многочисленные таланты не могли возместить эту печальную особенность. Любое его начинание словно подстерегали сотни нелепых случайностей, и оно завершалось бесславно. Бесконечное невезенье наконец превратило бедного юношу в меланхолика. И вот как-то, случайно заглянув в лавку древностей, он, сам не зная зачем, приобрел на последнюю мелочь этот старинный зонт. Пользоваться им по назначению могла еще какая-нибудь дама, но молодому человеку он явно не подходил. Но Альф прельстился необычностью зонта. «Все, что я делал разумно, кончалось плохо, нужно испробовать нелепицу, может, с ней больше повезет», – решил он. И зонт не обманул его ожиданий.
Все началось в первый же дождь. Студент шел по пустынной набережной, когда застучали первые капли. Был вечер, зажигались огни фонарей, их отражения змеились в воде. Юноша раскрыл зонт и замедлил шаг, любуясь желтыми искрами, рассыпавшимися по волнам, когда он смотрел на них сквозь кружево. Незаметно шум дождя слился в мелодию, противоположный берег реки отступил в темный горизонт моря. Свет фонарей превратился в огоньки судов на рейде. Альф боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть чудесный мираж.
Меж тем он заметил, что рядом с ним, облокотясь на гранитный парапет, стоит очаровательная девушка в старинном платье. Цветы жасмина благоухали в ее волосах. Она молчала, и ее темные глаза были устремлены к волнам. Юноше показалось, что он давным-давно знает и любит ее. Полнота счастья охватила его, он хотел о клик и уть ее, что-то сказать, но ум его сковывала непонятная пелена. Альф вдруг понял, что не помнит того языка, на котором они могут понять друг друга…
Глубокой ночью он вернулся домой, освободившись от чар зонта, – достаточно было закрыть его, чтобы видение исчезло.
В другой раз, гуляя в парке, Альф в решил разглядеть прохожего с помощью своего зонта. Безобидный старик с собакой вдруг превратился в зловещего Черного Лорда. Да, да, так его и прозывали с тех пор, как он перешел дорогу капитану Моргану, выиграв у него судно со всем экипажем. В Порт-Ройяле долго помнили о странной дуэли прямо у ломберного стола. Черный Лорд, не выпуская изо рта трубки, дал выстрелить в себя капитану и его помощникам, затем невозмутимо встал и нанизал двух своих противников на шпагу, а Моргану с таким же хладнокровием отрубил уши. Громадный дог мышиной масти, пятнистый, как леопард, вышагивал рядом с Лордом. Вот, встретив завороженный взгляд Альфа, пират остановился. Мерзкий смешок сотряс его худое, долговязое тело. Он склонил набок голову и прокаркал:
– Попутного ветра, сынок! Ты хотел бы знать, куда девались уши Моргана? Их сожрал Мэрфи. – Он указал на собаку. – Можешь справиться у него, достаточно ли они были вкусны.
Студент затрепетал.
– Послушай-ка, – продолжал пират. – А не хочешь ли и ты попытать счастья? Партия в карты никогда не повредит джентльмену.
Альф не успел опомниться, как очутился в тесной каюте старого фрегата. Черный Лорд мрачно тасовал колоду. Пол под ногами покачивался. За иллюминаторами глухо шумел прибой. Студент с отчаяньем взглянул на низенькую дверцу, возле которой растянулся Мэрфи. Из зеленоватых замогильных глаз дога на юношу с любопытством взглянула сама смерть. Порыв ветра влетел в каюту, взлохматив седые волосы Лорда.
В то же мгновение Альф увидел радом с собой девушку. Она появилась так же внезапно, как и в прошлый раз. Одно движение руки, закрывающей зонт, – и все исчезло. Опять студент стоял на аллее парка. А высокая фигура старика с собакой мирно плелась к ближайшей скамейке…
Приключения сыпались на Альфа одно за другим. Дом с башенкой превратился в замок, добродушный мясник – в кровавого палача. Среди встречной толпы он видел испанских грандов, французских фрейлин, средневековых рыцарей, разряженных вельмож. Фантастика, однако за ней Альф мог разглядеть и реальность. В самом деле, зонт словно открывал суть человека. Таким образом, Альф стал помогать людям найти их призвание. Его советы приносили счастье. Скромная продавщица цветов, послушав студента, вдруг становилась балериной, отпетый забулдыга начинал писать стихи, ворчливая зеленщица бралась за краски…
Лишь самого себя не мог увидеть Альф. Да, впрочем, он к этому и не стремился. Все его помыслы были направлены к таинственной незнакомке, которая как-то была связана с зонтом и участвовала во всех его превращениях. Он вспомнил однажды ее имя – Омега, – но кто она и какова ее история, вспомнить не мог.
Альф жил как во сне, от встречи до встречи с ней. Друзья перестали узнавать его, дела совсем пришли в упадок. Наконец он встал перед выбором: либо отказаться от своих фантастических прогулок с зонтом, либо мир реальности отринет его навсегда, признав безумцем. Альф долго колебался. Призрачная любовь, заполнившая его, дала ему пережить гамму чувств от радости до глубокого горя. Он мечтал о встрече с Омегой, ревновал к миру, который скрывал ее, свиданья с ней не давали ему удовлетворения, разлука заставляла страдать. Он уже и сам не понимал, чем бьется его сердце – любовью или ненавистью.
«Довольно, – наконец решил он. – Я зашел слишком далеко. Нельзя превращаться в сумасшедшего. Сегодня же покончу с этим зонтом!»
За окном тяжелая туча скрыла небо. Сверкнула молния, отдаленно пророкотал гром. Капли дождя забарабанили по крыше. Альф прислушался – и, схватив зонт, ринулся на улицу, чтобы уже никогда не вернуться назад.
«Долой разум! – шептали его губы. – Я должен быть последовательным хотя бы в нелепости».
Выбор был сделан. Именно это было нужно, чтобы узнать историю Омеги.
Она встретила Альфа в подъезде, и впервые он услышал ее тихий голос. Странная история, в которой он узнал себя, встала в ее словах.
В давние годы к знатному живописцу пришла прелестная девушка и просила быть ее наставником в изящном ремесле. Мэтр поначалу пожал плечами:
– Искусством занимаются те, кому не удается жизнь. Стоит ли вам, у которой есть все, чтобы быть счастливой в жизни, браться за живопись?
– Я хочу попробовать, – ответила Омега, ибо это была она.
Прошло недолгое время, и любовь связала учителя и ученицу. Трудно говорить о профессиональных успехах Омеги, что же касается мэтра – на его примере оправдались его собственные воззрения: чем больше счастья дарила ему жизнь в облике возлюбленной и ученицы, тем бледнее становились его работы. Честолюбие мэтра получило жестокий удар. За спиной его шептали, что он выдохся и талант его иссяк. В отчаянии художник пытался расстаться с Омегой. Увы! он не мог оторваться от нее.
Еще злейшие страдания обрушились на метра. На выставках ее работы вывешивались рядом с его, но он знал им цену: их принимали ради красоты самой Омеги и благодаря его покровительству. Но его слава быстро меркла. Только чудо могло спасти положение, и последняя попытка сохранить свое имя вылилась в поиски новых красок, приближающих изображение к жизни. Мэтр занялся алхимией. Но и здесь его ждала неудача. Любое искусство, и уж тем более волшебство, требовало только полной отдачи, – но половина его души принадлежала возлюбленной!
И тогда ненависть исполнила его сердце. Омега была для него дурманом, уводящим от чистых родников искусства! Она отнимала от него славу, которая должна была увековечить его имя. Мэтр решил защищаться. По совету колдуньи он достал яд красавки и стал подсыпать его Омеге в пищу. Как и планировалось, девушка не умерла, но лишилась рассудка. Теперь мэтр мог быть спокоен. Безумие ограждало Омегу от пылких поклонников, оно же помогало ему вырваться из-под ее власти.
По иронии судьбы сумасшедшую Омегу прозвали Белладонной, прекрасной донной, по имени растения, отравившего ее. Дни и ночи девушка бродила по улицам, собирала цветы и камешки, составляя краски. По-видимому, идея мэтра о волшебных красках полностью завладела ее больной головой. Люди жалели ее, но обходили стороной. Юноши, недавно готовые отдать жизнь за ее благосклонность, теперь отворачивались.
И вот однажды Омега исчезла, и никто не мог указать ее следа.
Прошло несколько лет. Мэтр вернул былую славу, но счастья не прибавилось. Раскаяние мучило его, и он пытался разыскать Белладонну, обещая за помощь щедрую награду. Как-то ночью его разбудил бродячий цыган и передал, что дама, которую он ищет, ждет его. Мэтр торопливо оделся и предложил посланцу деньги. Тот отказался.
Через короткое время они были у цели. С сильно бьющимся сердцем мэтр толкнул дверь и вошел в дом. Он увидел роскошную обстановку, которую мог позволить разве что вельможа, – золотые канделябры, персидские ковры, оружие, резная мебель, хрусталь. Однако напрасно его глаза искали среди сокровищ возлюбленную Омегу – ее не было.
– Чье это имущество? – спросил он провожатого.
– Белладонны, – ответил тот.
– Откуда? – вопросил потрясенный мэтр.
– У нее волшебные краски…
Только тут художник понял, что добрая половина поразивших его богатств изображена на полотне. И он не мог отличить их от реальных предметов. Да, ученица превзошла его! Со слезами на глазах читал он ее прощальное письмо.
«Мой возлюбленный мэтр! Я нашла волшебные краски и часть их завещаю вам. Ведь именно вы помогли мне разыскать их в жизни. Красный цвет я открыла в вашей любви, зеленый – в вашей силе и энергии. Тоска, обуявшая вас, когда ваши картины перестали удаваться, подарили мне коричневую краску. Потом вы занялись алхимией и мудростью, а я получила фиолетовый цвет. На смену им пришло безумие, которым вы наградили меня. Мне было больно, но страдание помогло мне понять суть желтого. Увы, за безумием следовала ненависть, и я причастилась черной краски вашей злобы. Она не могла быть долгой. Вам вернулась духовность, и, озаренная ее синим цветом, я покидаю вас и этот мир. Будьте счастливы. Вечно благодарная вам, Белладонна».
Получив волшебные краски, мэтр затворился в своем доме и не велел никого пускать к себе. День и ночь, забыв о пропитании, он писал по памяти образ своей возлюбленной. Когда через сорок дней встревоженные слуги и друзья взломали двери его покоев, художник был мертв. Взамен его навстречу им вышла Омега-Белладонна. Он вернул ее на землю и отдал свою жизнь. Никто не посмел остановить ее, и она ушла в приближающуюся грозу, держа в руках зонт, нарисованный остатками волшебных красок.
Альф и Омега, Начало и Конец, Жизнь и Искусство – все запечатлено в вечном служении Любви, и не она ли дарит им бессмертие?
Рождество
Накануне Рождества, когда созвездие Южного Креста пылало голубым огнем в ночном небе, на скалистом берегу Русалочьего мыса в таверне Блонделен за одним столом неожиданно оказалось разом двенадцать капитанов. Случай, сведший их вместе, можно было счесть по меньшей мере странным. С первых же слов завязавшейся беседы выяснилось, что курс кораблей, которыми они правили, пролегал в разных морях и широтах. Предположение, что кто-то из них сбился с пути, было невероятным. Буквально в день встречи каждый из двенадцати мог поклясться, что сверял координаты со звездами, солнцем и прочими ориентирами. Выходило, что двенадцать судовых компасов в двенадцати рассыпанных по миру точках в какой-то прекрасный момент так удачно солгали, что привели мореплавателей в одно место, которого никто из них не предполагал увидеть. Тем не менее каждый хоть и с трудом, но вспоминал, что когда-то слышал о Блонделен и ее таверне «Соленый пудель». А при взгляде на хозяйку эти смутные подозрения укреплялись: что-то удивительно знакомое проглядывало в усмешке высохших губ, казавшейся древней печатью на вековом пергаменте морщинистого лица. Как после крушения в обглоданном морем корабельном остове цепкий взгляд узнает родное судно, так капитаны ощущали некую связь с Блонделен, но до боли напряженная память не давала ответа. Россыпью цветных камешков впустую пересыпались какие-то обрывки слухов, сплетен, домыслов, но главное… главное не приходило. Спросить Блонделен о причинах происходящего почему-то никто не решался, а сама она не спешила говорить. Закутанная в плед, несмотря на жару в гостиной, она то подбрасывала дров в камин, то застывала в задумчивости, прислушиваясь к шуму прибоя, то разливала гостям глинтвейн. Громадные настенные часы в нише, освещенные тремя свечами, тоже вели себя странно: маятник бешено раскачивался, а стрелки замерли, будто кто-то держал их.
Наконец мрак за окнами сгустился так, что стало не видно звезд, и уже огонь в камине устал полыхать, и сам ветер, распевавший в щелях дикие воинственные песни, уныло затянул на одной ноте: «По-оздно… по-оздно…»
Старуха снова наполнила бокалы, не забыв и себя. Сверкающий хрустальный кубок поднялся над ее седыми космами, и они странно озарились, как снег на вершинах гор, когда на них падают лучи, отраженные ледником. Только теперь – верно, от вина – алый оттенок окрасил голову Блонделен.
– За вас, капитаны! – молвила она.
Моряки выпили и, испытывая необъяснимую робость, хотели подняться из-за стола.
– Спасибо за вечер, хозяйка! Подсчитай, сколько мы должны, нам пора… – раздались неуверенные голоса.
– Вы – мои гости, я угощаю, – ответила Блонделен. – Но мы поговорим о других долгах, благо вам некуда больше спешить.
– Как так?
– Да, джентльмены. Я подскажу вам то, что вас так мучило весь этот вечер. Ваше время миновало, и вы перешли предел сна, называемого жизнью. Джентльмены, вы мертвы, и теперь действительно – пора. Пора вспомнить о том, с чем вы встретили смерть. Но прежде вы вспомните меня.
Ледяным холодом повеяло от ее слов, и словно приоткрылась туманная завеса. Руки многих судорожно рванулись к карманам, где лежало известие о войне между Испанией и Англией и приказ явиться к месту сбора Непобедимой Армады. Другие должны были вместе с сэром Френсисом Дрейком и адмиралом Говардом защищать Ла-Манш. Немыслимо: враги за одним столом! Однако сражение уже произошло. Да, да, и никто из них не мог считать себя победителем, ибо память уже являла им картину их собственной гибели.
Блонделен положила уголек в длинную трубку, и тотчас дым окутал ее. Завороженные онемевшие капитаны не сводили с нее глаз.
– Дон Алонсо де Авадейра! Вспомни свою жизнь и любовь!
Старый капитан, ближе всех сидевший к Блонделен, опустил голову, словно предстал перед судом. Пожалуй, больше других он мог гордиться своей доблестью. Знатный род, богатство, отвагу и удачу подарила ему судьба. Одно его имя наводило ужас на пиратов Карибского моря, и караваны судов с сокровищами индейцев плыли спокойно, если их сопровождал «Золотой Альбатрос» дона Алонсо. При Мадридском дворе, в садах Гренады, в тавернах Кадиса из уст в уста передавались подвиги капитана. О том, как он, переодетый, забрался в самое гнездо пиратов – Порт-Ройял – и поочередно дрался с известнейшими атаманами разбойничьих кораблей; когда пятеро главарей захлебнулись в крови и заподозривший нечистое дело сброд хотел ввязаться в поединки, дон Алонсо выскочил в окно, запер снаружи таверну и поджег ее. О том, как он поднял над своим судном купеческий флаг, но вместо товаров набил трюмы до отказа самыми отважными солдатами. Три разбойничьих судна атаковали его. Он поднял белый флаг, но когда пираты со всех сторон сцепились с ним абордажными крючьями и перебросили мостики, навстречу им хлынула железная волна. Напрасно они пытались обрубить канаты и бежать. Не прошло и часа, как команды трех судов были перебиты и над морем взмыло четыре испанских флага вместо одного. Рассказывали еще… но воля Блонделен заставила дона Алонсо вспомнить о том, о чем он хотел бы забыть. Да, это тяжело вспоминать… Донна Габриэлла!.. Любая дама почла бы за счастье, если б капитан остановил свой выбор на ней и предложил руку. Любая – но не Габриэлла. А ведь они росли вместе, на глазах дона Алонсо расцветала ее чудесная красота. У нее была очень нежная душа, которая не выносила крови и сражений, при всей любви к морю она часто уходила в лес, где находила покой и отраду, она всегда говорила, что искусство и фантазия наполняют душу так, как не под силу любой действительности… Но неужели это стояло между ними? Или ей был ближе пестрый рой юнцов, распевавших серенады под ее окном? Авадейра вспомнил, каким ударом стал для него неожиданный отказ Габриэллы стать его супругой. И еще нанести ему оскорбление! Прекрасная сеньора преподнесла свой ответ в стихах, настаивая на разнице между ее поэтическим миром и жизнью, которую он предлагал ей. Он ушел тогда взбешенным, надеясь погибнуть в первом же бою – так велико было его унижение. Но гибли лишь его враги. Дон Алонсо вспомнил тот страшный день, когда он, исполненный священного гнева к вечным соперникам испанской короны – англичанам, остановил мирное английское судно. Каково же было его изумление, когда он встретил на нем Габриэллу! Капитан судна, помимо искусства мореплавания, мастерски владел кистью и красками. В каюте его висел портрет донны Габриэллы, как зеркальное отображение сходных с оригиналом. Но в лице, изображенном на холсте, Алонсо увидел выражение, которого так тщетно добивался и которого никогда не видел у Габриэллы. Вне всяких сомнений, это была любовь.
Авадейра знал, что родные донны никогда не согласились бы на этот союз, – значит, Габриэлла бежала со своим возлюбленным. Изнывая от ревности, кипя ненавистью, дон Алонсо заявил, что отпускает англичанина на волю, а донну Габриэллу берет в плен, чтобы возвратить на родину.
– Сеньор Авадейра! – сказала Габриэлла спокойно. – Клянусь Всемогущим, что перед алтарем этот человек стал моим мужем. И вам не разорвать этой связи.
О, если бы она умоляла его, просила, требовала, проклинала!.. Но Габриэлла больше не вымолвила ни слова. Команда англичан не была вооружена и не могла сопротивляться. Тем не менее, когда дон Алонсо повернул руль на восток, увозя Габриэллу, судно ее возлюбленного двинулось вслед за ним. Авадейра хладнокровно отдал приказ стрелять. Когда у англичан свалилась грот-мачта и они начали отставать, донна Габриэлла скользнула на корму и прыгнула в воду. С обоих судов мигом спустили шлюпки. Дон Алонсо видел, что противники опережают его. Быстро сгущались сумерки, и он видел англичанина, готового броситься в волны. Он поднял пистолет… Нет, нет, это англичане начали стрелять, чтобы помешать испанцам. Не важно… Голова донны Габриэллы исчезла под водой и больше не появлялась. Он привез грустное известие ее семье и отслужил панихиду.
– Так что же мне еще вспоминать? – спросил дон Алонсо у старухи.
– Конец, – ответила Блонделен.
И он вспомнил конец. Да, он принял бой первым из Армады, когда, отправившись в разведку, наткнулся на английские суда в проливе. Его судно изрешетили насквозь, но он сумел вырваться. Ночь помогла ему скрыться. Утром сквозь туман он снова увидел вражеские корабли. Волосы на его голове встали дыбом, когда в подзорную трубу он рассмотрел противника. На него шли все те суда, которые он потопил на своем веку. Дон Алонсо прекрасно помнил их все. Подняв флаг, с отчаянием обреченного он бросился навстречу. Один за другим опускались на дно враги «Золотого Альбатроса». Он снова был победителем. Оставалось лишь одно небольшое судно. Авадейра скомандовал «огонь», но матросы стояли недвижно – вышли все боеприпасы. Судно приближалось, неотвратимое, как возмездие. Золоченые буквы на борту складывались в имя Габриэллы. Не было видно ни одного человека на вражеском корабле, но уже через несколько секунд они сцепились борт к борту. Дон Алонсо выхватил шпагу, но никто из команды не посмел вступить на палубу англичанина. Суеверный ужас охватил испытанных воинов. А меж тем корабль противника стал медленно опускаться в воду, увлекая за собой испанцев. Авадейра один рванулся вперед. Судно оказалось пустым. В капитанской каюте по-прежнему висел портрет Габриэллы, но на лбу ее чернело маленькое отверстие. Алонсо сорвал портрет и увидел, что на стене нет следа от пули…
– Почему нет пули? – воскликнул он, не смея ответить себе.
– Пуля попала в затылок, – раздался голос Блонделен. – Это ты убил Габриэллу.
Капитан Авадейра пошатнулся и стал терять сознание. Хозяйка «Соленого пуделя» склонилась над ним. В одно мгновение лицо ее изменилось.
– Габриэлла! – побелевшими губами прошептал капитан. – Ты жива?
– Да, – ответила она. – Бедный мой Алонсо, наш спор окончен. Искусство побеждает жизнь, а любовь – высшая форма искусства, и убить ее невозможно, так же как разлучить любящих. И та капля любви, которая была у тебя, дала тебе возможность еще раз встретиться со мной, чтобы получить последний урок.
Теперь старуха обратилась к капитану Бельгэму, и его жизнь встала перед его глазами, послушная воле Блонделен. Потомок славных мореплавателей, которые заслужили почетное прозвище морских лордов, он с юных лет готовился продолжить путь предков. Основательные познания в морском деле, высокие связи при дворе распахнули для Бельгэма двери Адмиралтейства. Однако судьба, сулившая ему блестящую карьеру, не тронула его сердце. Еще в юности он испытал странное потрясение, и с тех пор единственное, чего искал Бельгэм в жизни, было одиночество. Событие, для стороннего взгляда не представлявшее ничего особенного, для чуткой души молодого человека оказалось определяющим. Как-то в лунную ночь на берегу Бельгэм услышал женский голос, поющий протяжную грустную песню. Чем больше он слушал ее, тем больше им овладевало томление, священный трепет и, наконец, внезапно проснувшаяся жажда любви, которой он дотоле не испытывал. Мелодия сливалась с плеском волн, бледным сиянием лунных лучей, с волшебством ночи, с сердцем самого Бельгэма. Все выше взлетал таинственный голос, и в нем уже не оставалось ничего человеческого, – но вдруг падал, как камень, и тогда преображался в рычание зверя, исполненного страсти и гнева. Забыв обо всем на свете, завороженный Бельгэм двинулся к мысу, откуда доносилась песня. Страх охватывал его при мысли, что он увидит легендарную сирену или русалку с рыбьим хвостом. Но он увидел юную ведьму. Бесстыдно нагая, с накидкой распущенных серебряных волос, способных соперничать с кипящей пеной прибоя, она была тем совершенством, которое воплощал ее дивный голос.
Увидев Бельгэма, женщина улыбнулась и стала медленно отступать в море; волна подхватила ее, и она поплыла. Юноша бросился за ней, не думая об опасности. Пустынный горизонт окружал пловцов со всех сторон, когда ведьма обернулась. Ее поцелуй стал благословением и проклятием зачарованного Бельгэма. Силы его были на исходе, и он повернул к берегу, а ведьма все удалялась в пучину моря, и лишь ее чудесные волосы загадочно мерцали во мраке.
Весь следующий день ожидал Бельгэм возвращения женщины. Напрасно…
Это приключение изменило Бельгэма. Он отказался от карьеры при дворе, сулившей ему адмиральский жезл, и сделался простым капитаном.
Внешняя привлекательность юного лорда стала для него источником тревог и муки. Окружающие его люди тянулись к нему и пытались им завладеть, не замечая, что душа его чужда их стремлениям. Его полюбила прекрасная леди. Он не мог оттолкнуть ее, боясь убить ее этим. Она назвала себя его невестой, Бельгэм промолчал, но тут же приготовился уйти в кругосветное плавание. Накануне отплытия его возлюбленная подсыпала яд в бокал с вином. Теряя сознание, капитан выслушал дикое признание своей невесты:
– Я не могу потерять тебя, любовь моя. Ты принадлежишь мне больше, чем моя жизнь, и потому я убиваю тебя. В храме моей любви ты единственный бог, который и со смертью не умрет, но будет моим вечным кумиром. Я не отдам тебя ни людям, ни морю, а одной лишь смерти, она подарит мне право владеть тобой безраздельно.
Жизнь оставляла Бельгэма, и тогда он вспомнил ведьму и мысленно устремился к ней. И что-то произошло, он сумел подняться и добраться до судна. Это необъяснимо, но он выжил.
Путь, казалось, был свободен, когда к нему явился прежний друг, решивший спасти Бельгэма от самого себя и разделить его странствия. Капитан решительно воспротивился.
– Мне никто не друг, кроме моря, – заявил он.
Его слова были восприняты как оскорбление и привели к дуэли. Бельгэм, едва оправившийся от яда, был прикован к постели тяжелой раной.
Не успел он выздороветь, как получил письмо от королевы, призывавшей его на службу. Капитан отослал повелительнице свой наследственный перстень с просьбой принять отказ и простить его за ослушание. Он изменил свою внешность, набрал команду из глухонемых и отплыл в море. Он не искал ни тайных сокровищ, ни гостеприимных островов, ни райских земель. Как отзвук той единственной ночи, когда он плыл за своей любовью, потеряв рассудок и самого себя, ему нужен был пустой горизонт, мрак, озаренный лунным светом, и Великое Одиночество – его истину и красоту он однажды познал в песне ведьмы и с тех пор не желал ничего иного.
Он стал отшельником, проплавал много лет, – пока однажды его не нашло послание королевы, извещавшее о войне. Долг призывал его защищать родину, и Бельгэм, вооружившись, двинулся к берегам Англии.
Первый бой стал для него последним. Команда покинула корабль, а капитан остался на тонущем судне, радуясь, что в последние минуты остался один. Луна пришла за ним, и вслед за ней явилась ведьма.
– Бельгэм! Ты достоин любви, достоин той ночи, когда мы встретились. Теперь я пришла, чтобы подарить тебе последнее одиночество, – сказала его возлюбленная.
Капитан протянул к ней руки:
– Спой, спой ту песню!
И Блонделен запела, и песня понесла его не в небо, нет, но в пустынную даль моря…
Капитан Мигель де Торрес отшатнулся от хозяйки «Соленого пуделя», когда она остановила на нем свой насмешливый взор. Безумие, от которого он бежал в море, бросив родовой замок с обширными угодьями и многочисленными вассалами, настигло его. Мог ли он хоть на мгновение предположить, что ожидает его, когда увидел в таборе цыган прекрасную Инес. Ее белая кожа, золотые волосы разительно отличались от окружавших ее смуглых бродяг. Со стороны казалось, что они все тайно служат ей. Польстившись на золото, цыгане продали Инес щедрому сеньору и, напоив каким-то зельем, ночью доставили ее в замок де Торреса. Очнувшись, Инес не дала волю слезам, как поступила бы на ее месте другая, а принялась молча ожидать своей участи. Смущенный ее самообладанием, барон хотел было расспросить ее, как она попала в табор, но не добился ответа. Тогда, опьяненный ее красотой, он предложил ей руку и сердце. Инес рассмеялась ему в лицо. Ни угрозы, ни посулы, ни униженные мольбы, ни пылкие признания не действовали на красавицу.
