Текст книги "Сломанная вселенная (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Он уже в который раз обращался за помощью к своей памяти, желая знать, где раньше жил и чем занимался. Но память словно вырезали из головы… На душе возникла слабая тревога. Долго находясь в нерешительности и сомнениях, Максим не успел заметить, как совсем уже стемнело. Горизонт догорал угасающим огнем заката, а вверху над головой появились светлые извивающиеся линии. Они тянулись по всему небосводу и, если где-то и отсутствовали, то это из-за облаков. Линии все без исключения были кривые и изогнутые, не представляя собой ни правильных геометрических фигур, ни вообще чего-то определенного.

Кажется, придется заночевать в лесу…

Раздались голоса, движение, шум… Все ближе и ближе. Вот уже стали различимы бегущие фигурки. Некие существа. Их было несколько, более точное число сказать трудно, так как число иррациональное. С большого расстояния да еще в обманчивых сумерках они казались маленькими лесными гномами странноватой внешности, так как трое из них были левые, один правый, а остальные с несколько вызывающей бессмысленной антисиметрией: сложно было разобрать, что является руками, что ногами, где еще продолжается туловище, а где уже начинают расти головы. Загадочные существа куда-то сильно спешили, приминая под собой перину пышной травы, и все в один голос кричали:

– Конец света! Приближается конец света!

Шум исчез так же незаметно, как и возник. Гномы скрылись в закоулках позднего вечера. С неким философским пафосом Максим подумал: «Когда я стану старым, выжившим из ума шизофреником, я тоже буду бегать по лесу и кричать: «Приближается конец света!». Во прикол будет!». Откуда-то подул ветер, меняя погоду и настроение. Он хотел соорудить себе из веток небольшой шалаш, но едва этим занялся, как усилившийся ветер в один момент развеял всю его постройку. Деревья тревожно зашелестели и, пошатываясь, стали издавать стоны. Максим еще раз оглянулся. К счастью, оси координат светились в темноте, и Центр Мироздания, как спасительный маяк, был виден с любой точки местности.

Может, пойти туда?

Неплохо было бы укрыться в башне Придумаем или хотя бы в хижине Милеуса. Но что сейчас об этом говорить: ни к тому, ни к другому в темноте дороги не найти.

Тем временем ветер ни на шутку озверел. Кажется, он дул от горизонта в сторону Центра Мироздания. Сверху уже полетели первые сломанные ветки, и впервые Максим испытал серьезный страх. Он принялся шарить глазами по земле в поисках какого-нибудь оврага. Надежным укрытием это не назовешь, но все же…

Темнота еще боролась со светом, не победив его окончательно. Поэтому все предметы, хоть и потеряли свои цвета, но были видимы довольно отчетливо. Максим поднял голову и… замер в недоумении.

Координатные оси Х и Y были как-то неестественно загнуты кверху, словно на мир смотрели через огромную кривую линзу, уродующую все масштабы и расстояния. Горизонт приподнялся над землей, волоча за собой леса, долины, горы и моря. Все, что было вдали, теперь лежало как бы на наклонной плоскости, и мир превратился в большую вогнутую чашу, с каждой секундой становящуюся все глубже. Максим с нарастающим ужасом наблюдал, как оси координат прямо на глазах ползут вверх, загибаясь по краям и принимая форму сначала гиперболы, а затем полуокружности. Левая и Правая Бесконечности, равно как Будущая и Прошлая, уже не были на безграничном удалении друг от друга. Между ними существовало вполне реальное расстояние. Все линейные размеры искажались, внося сумятицу не только в само бытие, но в чувства и мысли наблюдателей происходящего.

В мире уже не существовало никаких других звуков, кроме рева ветра. Еще минута, и Максим стал свидетелем удручающей картины. Деревья издавали предсмертные возгласы и под напором ветра с корнем выворачивались с земли. Едва почуяв свободу, они неслись по касательной к поверхности в направлении Центра Мироздания. С гор полетели обломки скал, снося и уничтожая все на своем пути. Почва повсюду потрескалась, а моря и реки хлынули в ее бездонное чрево.

Находясь под влиянием лишь ужаса и недоумения, Максим все же смог заметить одну странность: почему-то ветер не сносит его самого. Он бы должен уже давно погибнуть, но, благодаря непонятной устойчивости, продолжал оставаться на месте. Все вокруг кувыркалось и летело к Центру Мироздания: деревья, трава, комки земли, скалы, град камней и песка, а там, в нулевой точки отсчета, словно водоворотом, вся материя засасывалась в бездну небытия.

Все ревело и грохотало, содрогалось в конвульсиях и стонало от отчаяния. Земля тряслась, небо шаталось из стороны в сторону, будто с горизонтов его раскачивали разозленные атланты, которым надоело держать его на своих плечах. Лес редел с каждой секундой, превращаясь в первозданную пустыню с глубокими рытвинами.

Кажется, миру на самом деле конец…

Максим почему-то в этот момент пожалел о башне Придумаем, который так долго и старательно выкладывал сто двадцать шесть этажей. Пожалел также, что не успел освободить принцессу, хотел еще о чем-то пожалеть, но, взглянув наверх, был поражен новым удивлением. Оси Х, Y, – Х, -Y, Z над головой сомкнулись в одной точке, и пять Бесконечностей были слиты воедино. Произошла геометрическая инверсия, когда бесконечная площадь проецируется на внутренность круга, очерченного бывшей линией горизонта. И теперь все Мироздание располагалось внутри огромной сферы, которая стремительно сжималась.

Мир сворачивался в точку.

Максим увидел, как все уменьшилось в своих размерах. Немногие оставшиеся деревья стали чуть выше его пяток. Долины, ранее казавшиеся бескрайними, сейчас можно было просто перешагнуть. Он увидел миниатюрные горы со снеговыми шапками, не более ладони маленькие лужи, бывшие морями, ручейки рек. Сфера продолжала сжиматься и очень скоро в диаметре достигла его роста. Максим уперся правой рукой в искореженную землю, левой – в какой-то океан, из которого выплеснулись остатки воды, отчаянно надеясь остановить вселенскую катастрофу, но он стал сжиматься вместе с этим миром, почему-то не испытывая при этом никаких болезненных ощущений, потеряв к тому же способность чувствовать и рассуждать. И все вокруг стало неразборчиво-серым…

Потом чернота…

Наконец все стихло: нет ни звуков, ни образов…

Исчезло какое-либо ощущение происходящего.

Лишь бесконечно малая точка, поглотившая в себе все существующее, умножив его на ноль, являлась концом (а возможно – и началом) всему, чему суждено было быть.

Глава минус шестая

И снова безжизненная тьма… Раскинулась во всех направлениях и погубила все, что способно было погибнуть, даже само время, чтобы оно не смогло отсчитывать секунды, остающиеся до конца ее властвования.

Но конец все же наступил – конец безмолвию и угрюмому небытию. Резкая вспышка света, предвещая глобальные перемены, встревожила сонливую вечность, качнула маятник остановившегося времени и прогнала проклятую тьму в недосягаемую даль.

Вскоре и свет начал охладевать, как бы теряя силы в борьбе с темнотой, и тогда, как прежде, стали появляться какие-то образы, очертания, звуки и запахи… Из океана идеального Несуществования, с самой глубины мертвой виртуальности начали всплывать на поверхность некие реалии. Что-то опять рождалось…

… и родилось, прояснив рассудок калейдоскопом буйных красок.

Максим стоял в Центре Мироздания и прежде, чем в нем проснулась хоть какая-то мысль, он внимательно разглядел свои руки, ноги, одежду: снова чистую и отглаженную. Затем он сделал шаг назад и вздрогнул – спина наткнулась на что-то твердое, но обернувшись, облегченно вздохнул: это была ось Z. Она по-прежнему, пронзая небо и облака, натянутой нитью богов устремлялась в бесконечную высь: туда, где, предположительно, их обиталище. Почти не ощущая собственного тела, Максим сел на траву, прижался спиной к оси Z, а его губы, вряд ли находясь в гармонии с рассудком, долго шептали ребус из двух фраз:

– Я сошел с ума… мир сошел с ума… я сошел с ума… мир сошел с ума… я сошел с ума… мир…

Головоломка никак не решалась, он сильно мотнул головой и, наконец придя в сознание, громко произнес:

– Так кто же из нас двоих истинно-сумашедший?

Только теперь он мало-мальски принялся размышлять. Он чуть ли не по минутам помнил все события вчерашнего дня, в том числе предсмертную агонию Мироздания и его гибель. Так что же является сном: вчерашний апокалипсический кошмар или это призрачное утро? Он пристально оглядел знакомую местность: цветущее поле, лес, путеводную тропинку, все изгибы которой в точности сохранились, а главное – ни следа от прошедшей катастрофы, ни единой вмятины на земле, ни одной сломанной ветки дерева. Максим кинул взгляд в сторону Прошлой Бесконечности. Три солнечных острия уже выглянули из-за горизонта, проткнув утренний сумрак. А скользящие по небу облака, подобно кривым зеркалам, отражали его лучи, придавая им самые невероятные оттенки. Мир беззаботно играл своими красками и, кажется, манил новыми тайнами и загадками.

Тут Максим вдруг вспомнил про хижину Милеуса – это хлипкое неустойчивое строение. Что стало с ней? Он спешно направился вдоль своей тропинки в сопровождении уже знакомого ветерка. Сверху лилась симфония птичьих голосов, снизу чуть слышно, почти виртуально шелестела трава. Везде, куда бы он не направлялся, природа встречала его радостным возбуждением. Еще вчера все это в его душе отражалось таким же ликованием, но сегодня он был встревожен и задумчив. Утомившись от быстрой ходьбы, он присел под какое-то дерево, нижние ветви которого тотчас услужливо наклонились, создавая заслон от солнечных лучей.

– Я же вчера своими глазами видел, как все погибло!

Даже Пляшущие Фрукты перестали развлекать его взор. Максим долго и старательно размышлял, пытаясь на основе абсурдных фактов и, увы, слабой логики выстроить убедительную для ума версию происходящего. Иногда он разговаривал сам с собой вслух, желая, может быть, привлечь в свои собеседники деревья, умудренные долголетием. Но лес молчал, признавая свое бессилие ответить на подобные вопросы. В знак согласия деревья иногда одобрительно трясли листвой, а когда они, подобно Максиму, находились в недоумении, то еле слышно поскрипывали. В этих неразборчивых звуках при желании можно было услышать любую фразу.

Путь продолжался. Максим интуитивно чувствовал, что вот-вот должна показаться поляна Милеуса. Уже позади Свихнувшееся Дерево – пожалуй, символ всего Мироздания. Ну вот… вот, наконец, и поляна. Вопреки ожиданию картины разбросанных щепок и соломы, хижина стояла целехонькая и без единого намека, что ее только что вновь отстроили. Несомненно, это та самая хижина, которая была здесь вчера. Только покосившееся набок оконце, раньше казавшееся безобразным и уродующим весь ее вид, теперь выглядело просто излишеством фантазии дизайнера. Фантазии, воплощающей идеи модернизма и сюрреализма. Единственная ставня была полуоткрыта и от капризов ветра покачивалась из стороны в сторону.

– Так! Давайте договоримся: вы меня не трогаете, и я вас не трогаю! – обратился он к Злым Одуванчикам.

Гигантские растения не снизошли до ответа. Их стволы гордо торчали из земли, а огромные пуховые шапки чуть приминались от касаний ветров. Максим стукнул в дверь и долго ждал ответа. Стукнув еще пару раз и не услышав приглашения, он уже на правах друга сам заглянул внутрь.

Никого…

На душе опять стало тревожно. Идиотская мысль, но она навязывалась сама собой: а может, никакого Милеуса и не было? Мир играет с его рассудком какими-то глупыми образами… Может, вообще ничего здесь нет? Но только он собрался уходить, как услышал знакомый голос:

– Заходи, заходи…

Очутившись внутри, он обшарил взором каждый уголок. Был ли то очередной розыгрыш мистических сил или глупая галлюцинация, но одно несомненно – хижина пуста. И тут мелькнула тень догадки. Он подошел к зеркалу и рядом с собственным отражением увидел… ну конечно же! Суелима! Тот весело улыбался:

– Привет!

– А… как бы это…

– Ты хочешь спросить, где Милеус? Он пошел нарвать грибов, они растут в соседнем лесу и бывают свежи только по утрам. Уже в полдень их начинает подтачивать червь, а к вечеру, перед наступлением конца света, от них остается только кожура, не пригодная даже для того, чтобы на нее поглядеть… Ему что-то передать?

Максим кивнул. Почти равнодушно. После вчерашнего светопреставления он вряд ли был способен чему-либо удивляться.

– Передай ему мой привет – это во-первых. Передай, если сочтешь нужным, свой привет, это во-вторых. А в-третьих… – он замялся, не зная, чем бы довершить свое послание. – Ах, да! В-третьих, пусть, если хочет, ищет меня в башне с огро-о-омнейшим количеством этажей.

– Хорошо. То, что я запомню, я ему передам.

Гость вышел, и его отражение в зеркале тоже куда-то исчезло. Суелим остался один, тщательно перебирая в памяти все услышанное, дабы не упустить какого-нибудь важного слова. А Максим уже вприпрыжку бежал по лесу. И (о чудо!) почва стала какой-то упругой, словно сама подбрасывала его вверх. Он бежал и летел одновременно. Несся наперегонки с ветром. И лишь потом понял, в чем дело: дело в резкой перемене настроения. Тревоги и заботы, как нечто вздорное, быстро улетучились, уступая место беспечному, радужному состоянию духа. В унисон лесной симфонии, в созвучие молчаливым небесам. Он убедился, что все остается по-прежнему, и главное – жизнь продолжается!

– …жается! …жается! – передразнило эхо.

Максим вздрогнул и тут же понял, что не помыслил, а выкрикнул последнюю фразу. Еще больше он обрадовался, когда увидел знакомую башню, гордо возвышающуюся над всем миром. Внизу, как обычно, хаотичное нагромождение песка, кирпичей и абстрактных по форме и содержанию комков глины, из которых волшебством строителя рождалось это грациозное… о нет, здесь ошибка в слове – грандиозное сооружение. Да нет, еще круче: грациозно-грандиозное… тьфу! Тавтология какая! Ну, в общем, коряво выраженная мысль в сути ясна.

«Интересно, сколько уже этажей?», – он нырнул внутрь и, ловкими маневрами обманывая закон гравитации, воспарил по ступенькам, но тут же остановился… «Мой приятель наверняка обидится, если я не захвачу с собой мешка кирпичей или пару ведер раствора. К его странностям придется потихоньку привыкать.». После секундного колебания он решил взять кирпичи, так как не был уверен, что приготовит раствор подходящего качества. Скорее всего Придумаем обманом еще какого-нибудь физического закона колдовал над раствором, придавая ему неимоверную прочность. Ведь башня в бесконечное число этажей должна быть… идеально устойчивой. Да, именно так. Спросите у любого зодчего, и он подтвердит эту мысль.

Впрочем, здесь ирония не боролась с холодной рассудительностью, а тесно переплеталась с ней. Уже проносясь над вьющейся лестницей, Максим считал:

– Сто шестьдесят семь… сто шестьдесят восемь… сто шестьдесят девять… Ну ничего себе – сто семьдесят! Тут что, работало несколько бригад? – это уже он произнес, очутившись на самом верху.

Придумаем растаял в приветливой улыбке, при этом оба его рта растягивались чуть ли не до ушей, а фиолетовые губы принимали смугло-синий оттенок. Все было при нем: и остроконечный, почти шутовской колпак, и хитон с маленькими бубенцами, и измазанный раствором, как аппетитным кремом, мастерок, зажатый в одной из ладоней.

– Привет друг! – хозяин башни вскинул руки вверх. – Сегодня чудный день! А хочешь, в честь этого события я тебе спою в два голоса?

И он запел… Не соловей, конечно, но вполне даже! Его верхний рот принялся насвистывать саму мелодию, а нижний – выдавал слова. По интеллекту что-то не более могучее, чем «ля-ля-ля, тра-ля-ля», зато для слуха приятное.

– Ты не был бы настоящим другом, если б явился с пустыми руками, – сказал Придумаем уже прозой и вывалил кирпичи в общую груду. – Знаешь, были проблемы на сто шестьдесят пятом этаже. Его малость повело в сторону, только не подумай, что по моей небрежности! Просто подул сильный ветер. Но мне удалось это исправить. Ведь ты представляешь, что будет, если моя башня даст хоть незначительный крен? Этого ни в коем случае нельзя допустить!!

Говорил он так серьезно, что хотелось рассмеяться. Но Максим его почти не слушал, завороженный открывшейся взору картиной. Дело в том, что башня уже достигла облаков! Клубящиеся обрывки разорванного в клочья огромного ватного одеяла были разбросаны по всему небу, и проплывали так близко, что до них без труда можно уже достать рукой. Двигались облака медленно и неторопливо, словно только что насытившиеся животные, которых тянет в сон. Ветер где-то занимался другими делами, и подгонять их было некому. А длинный колпак Придумаем то и дело скрывался в белизне и, казалось, что некоторые облака хотели ухватить этот колпак и унести с собой. Но они являлись чем-то эфемерным в мире сущих вещей.

– И далась тебе эта Верхняя Бесконечность, когда более прекрасного места не найти во всем Мироздании!

Максим увидел большое облако в форме готовившегося лопнуть мыльного пузыря, надвигающегося прямо на башню. Оно плыло так низко, что трудно было воздержаться от искушения и не сунуть голову внутрь. Он так и сделал.

Но мир не исчез, а только стал весь затянут слабой пеленой. Внутри же самого облака, помимо еле уловимой влаги, не было никаких особенных ощущений, кроме крайнего восторга, переполнявшего душу.

– Увы, друг, очень скоро нам придется с ними расстаться. Еще этажей двадцать, и облака будут стелиться у нас под ногами. Но сверху они будут выглядеть еще более привлекательно. Это я тебе обещаю. – Придумаем сделал из кирпичей небольшой стул и присел отдохнуть, раскинув ноги в разные стороны. Но даже во время отдыха (вот трудоголик!) он не расставался со своим мастерком, разглядывая его под разными углами к солнечным лучам, как некую драгоценность.

Максим о чем-то вспомнил, и какая-то тень легла на его лицо. Нет, это не от туч и не от призрачных теней поднебесья. Просто он вмиг стал предельно серьезен. Исчезли вдруг облака, небо, даже сама башня. Остался только он и его проблема.

– Я хотел тебя кое о чем спросить…

– Спрашивай, – Придумаем вяло махнул рукой, как бы отгоняя назойливое насекомое.

– То есть, о вчерашнем событии. Ну, об этом… конце света… ведь я своими глазами видел, как все погибло!

Придумаем кивнул, а потом почему-то зевнул.

– Я очень беспокоился за тебя с Милеусом. И вообще, это было так ужасно, – продолжал Максим. – Все рушилось, куда-то летело…

– А по-моему, чертовски захватывающее зрелище!

Последовала минута молчания – задумчивая минута: ни слова, ни звука, ни даже мысли, – как дань всему Непонятому и Необъяснимому.

– Но… как это объяснить?

Хозяин башни чуть не расхохотался в ответ. Его верхний рот едва сдерживал смех, нижний же произнес:

– Ну даешь! Зачем объяснять очевидное? Разве ты не знал, что каждый вечер после захода солнца наступает конец света? Ты на самом деле к нам с облаков свалился? Впрочем, нет… ты на них уже назад вскарабкался. Дыши веселей, приятель! И не забивай себе голову всякой ерундой.

Облака сразу как-то посерели, праздничное небо подернулось легкой дымкой траура. Максим тупо молчал, потирая пальцами виски, словно расшевеливая заледенелые мысли. Он изо всех сил тужился отличить очевидное от невероятного или хотя бы провести между ними черту. Ум в бессилии бился над этой проблемой, понять которую на данный момент было его первостепенным желанием.

– Но куда? Скажи мне: куда все это делось, когда Мироздание погибло? И каким образом оно появилось снова?

Придумаем зачем-то взял свою «позорную» трубу и поглядел через нее в сторону леса.

– Кажется, я понял, что тебе надо. Увы, друг, хоть я довольно изобретателен, но недостаточно эрудирован. Этакий мелкий изъян в моих многочисленных достоинствах… Тебе необходимо поговорить с господином Философом, он знает все и ответит на любые твои вопросы. А вон и пещера, где он обитает. – Тремя руками Придумаем обхватил Максима и притянул к себе. – Гляди! Видишь, около тех скал река, там же и пещера. Господин Философ проводит дни в строгом аскетизме, ест только хлеб и воду, спит мало, и уверяю тебя, в познании сути вещей стоит выше всех нас!.. Кстати, если хочешь, можем прямо сейчас отправиться к нему.

Искушение было велико, но Максим отрицательно покачал головой. Просто он вспомнил еще кое о чем. В голове варилась такая каша, что казалось, разбухшие мысли сейчас от изобилия полезут наружу – его голова покажется им слишком тесной. Одна из таких мыслей на прощанье пошевелила языком, после чего родилась следующая фраза:

– Вопросы философии подождут – они вечны. – А от себя Максим добавил: – В первую очередь я обещал освободить из заточения принцессу Витинию. Это дело чести.

К только что прозвучавшей реплике не хватало еще нескольких маленьких жестов: схватиться за эфес шпаги, снять шляпу с длинным пером и, как подобает отважному дворянину, слегка склонить голову. Но у него не было ни шляпы, ни пера, ни шпаги – короче, ничего, кроме пылкой юношеской мании к подвигам, о которых то ли слышал где-то, то ли читал, то ли просто лежа мечтал. А его собеседник сделал такую гримасу, что она отпугнула бы любого искателя приключений.

– Впрочем, похвально, конечно… Но дело твое – увы! Еще раз: увы! И в третий раз: увы, практически безнадежное. Послушай, пройти сквозь стены замка, подобно призракам, мы не в состоянии, будь разумен в таких вопросах. Пробираться законным воровским путем, то есть, через кровлю, – не пустят сторожевые псы. А отгадать эти проклятые загадки не удалось даже господину Философу!

– И все же, я надеюсь, ты проведешь меня к замку. Об остальном не беспокойся.

– Да без проблем… Хотя мне придется пожертвовать драгоценным временем своего строительства. – Придумаем откинул в сторону мастерок, поправил съехавший набок колпак и, позванивая колокольчиками, поднялся, тем самым давая понять, что готов к путешествию.

– Послушай, Придумаем, все хотел тебя спросить: а зачем на твоей одежде столько этих бубенцов?

– Ну даешь! А если я вдруг потеряюсь в глухом лесу? Как я сам себя смогу отыскать, если не по звону этих, как ты выразился, бубенцов? Ты что, на самом деле такой наивный?

После этого ответа Максим почувствовал себя полным идиотом. Вдруг внизу что-то зашуршало. Из шороха возник топот семенящих ног. Затем из недра башни вынырнуло ведро полное раствора, и чья-то голова с остроконечными мохнатыми ушами, одно из которых было длиннее другого в 1,4 раза.

– Милеус! – воскликнул Максим.

– И дополнительная порция раствора! – Придумаем увидел в госте собственную радость. – Нет, я непременно должен закончить сто семьдесят первый этаж, а потом отправимся в путь.

Вокруг снова все застучало в усердном труде: бились недолговечные кирпичи, лишались свободы и становились пленниками цемента, по воздуху летали кляксы серого раствора. Под звон мастерка и трель маленьких колокольчиков стены башни становились все выше. Бросая вызов всем мыслимым законам, они желали как можно скорей покинуть мир звуков, движений и суеты, чтобы достигнуть Верхней Бесконечности, где, как предполагалось, властвует тишина и полная безмятежность.

Тем временем Милеус неутомимой только для него самого скороговоркой долго рассказывал о том, как он бродил по лесу, где обнаружил новые породы деревьев, а где разговаривал с быстроногими бурундуками, ну и многое в том же духе. Он в равной степени был усердным рассказчиком и слушателем собственных рассказов. Увы, единственным слушателем, так как Максим замкнулся в своих проблемах и не замечал вокруг ничего, кроме серого мрачного замка, хоть и увеличенного объективом трубы, но такого же далекого и пока недоступного, порой даже казалось: призрачного и нереального.

– Сенсационная новость: мы можем отправляться в путь! – Придумаем кинул мастерок в ведро с водой, и брызги, разлетевшиеся по стенам башни, явились завершающим штрихом его утомительной работы.

Снова бескрайнее поле, раскинувшееся во все концы света, и лишь с одной стороны огражденное стеной дремучего леса – там где-то находился Центр Мироздания. Трудно было поверить, что все это лишь творение слепой безликой природы. Вблизи поле больше походило на кем-то выращенную оранжерею. Аккуратный настил травы, словно за ней велся уход, переливался всеми оттенками зелени и создавал фон, на котором были рассажены цветы. От яркого солнца и пестрых красок с непривычки рябило в глазах, но приглядевшись, можно было оценить творческий вкус незримого садовника. Цветы росли группами, строго по своим семействам. Встречались поляны маленьких оранжевых огоньков, другие сплошь были усеяны розами различных окрасок, но сочетавшихся так, что глядя на поляну, мы бы увидели некий рисунок-загадку со многими отгадками. Были еще поляны больших высоких орхидей. Казалось, они о чем-то задумались, слегка наклонившись от собственной тяжести.

Рельеф самого поля был холмист, извилист и совершенно непредсказуем. Вот здесь-то точно поработал хаос. Никакой гармонии или закономерности. Земля была беспорядочно выпучена в некоторых местах, образуя подъемы и впадины. А вдали, на границе отчетливой видимости, поле превращалось в нечто средне арифметическое всех цветов и рельефов, и от этого выглядело ровным и монотонным.

Трое путешественников передвигались по извилистой тропинке, капризно меняющей свое направление. Впереди с традиционным позваниванием колокольчиков шел Придумаем. Несколько его ног быстро семенили по земле, а остальные болтались в воздухе. Потом происходила замена ног, так что Придумаем практически не знал утомления. Максим немного отставал. Честно сказать, усталость была ему свойственна, но вдохновение рыцарским подвигом и мысль о принцессе-пленнице производили рекреацию сил. Как душевных, так и телесных. Хотя, если быть еще откровенней, на протяжении всего пути его не покидали вкрадчивые подозрения, что все это чей-то необузданный вымысел. Вот сейчас придут они к замку, увидят пустые, давно вымершие стены, Придумаем виновато пожмет плечами и что-нибудь сочинит в продолжении той легенды… Он чуть не растянулся на траве, еле удержав равновесие. Подвернулась какая-то задирчивая кочка. Сзади плелся Милеус, тот частенько останавливался, чтобы разглядеть какой-нибудь незнакомый цветок, а потом вприпрыжку догонял остальных.

– Придумаем, послушай! А мы можем с ней поговорить? – в голосе Максима сквозило крайнее нетерпение.

– Конечно. Это, пожалуй, самое большое, что мы вообще можем. Но даже ради простого разговора нам придется вскарабкаться по стене замка на самый верх. Пардон… нам-то зачем? Тебе и карабкаться! Если принцесса будет на кровле самого верхнего яруса, то ты ее увидишь.

– Но неужели…

– Друг мой! Я хорошо понимаю, что ты хочешь сказать. Неужели мы не в состоянии как-то выкрасть принцессу или сделать ей веревочную лестницу, или произвести подкоп? Все эти варианты безнадежны. Я уже говорил, что внутри замка по всему периметру его стены сидят сторожевые псы, так что ни внутрь, ни наружу проникнуть невозможно. Они разорвут в клочья всякого, кто приблизится к ним на расстояние десяти шагов.

– А подкоп?

– Дело менее рискованное, но более безнадежное. Фундамент, на котором стоит замок, до такой степени глубок, что говорят, достигает почти Нижней Бесконечности.

– А если сделать воздушный шар и попытаться проникнуть к принцессе по воздуху? – он, впрочем, сам не верил в то, что спрашивал.

– Бесполезно. Над замком тяготеет проклятие злых сил, и любой летающий предмет будет поражен огнем, едва пересечет границу каменных стен. Сама принцесса много раз говорила, что к ее ногам часто падают мертвые птицы с опаленными крыльями.

У Максима было заготовлено еще несколько «если», но даже в его собственных глазах они казались бессмысленной тратой слов. Поэтому он надолго замолк и погрузился в философскую задумчивость.

– Да… мне-то казалось, что в этом мире нет страданий… – его голос тонул в глубоком вселенском разочаровании, и все вокруг уже не выглядело той первозданной идиллией, как было вначале.

Небо, торжествующее над землей, и земля, держащая небо в своих объятиях, увы, оказались полны изъянов и недостатков. Придумаем резко остановился и повернул свое лицо, по выражению которого сразу можно догадаться, что он очередной раз собрался учить Максима уму-разуму.

– В этом мире – да! Но разве ты не заметил, что замок построен прямо на оси Y, так что большая его часть захватывает территорию Смешанного царства, где зло вполне возможно.

Максим уже боялся спросить какую-нибудь очередную глупость и предпочел просто помолчать. Они шли дальше и, каждый увлекшись собственными мыслями, не замечали ни прекрасных цветов, ни нарядных деревьев, ни вообще торжественной обстановки вокруг. А повосхищаться этим стоило, хотя бы ради приличия. Но все как бы исчезло для взора, мыслей и чувств. Рядом с каждым, как случайный навязчивый попутчик, следовала его собственная усталость. Даже Придумаем слегка притормозил в ходьбе. А Максим все грезил и грезил: он видел только плачущую принцессу да озлобленных псов, как будто уже находился там. И впервые он почувствовал зарождающиеся в душе сомнения и неуверенность в собственных силах, даже страх, который уж кому-кому, а рыцарям никак не к лицу.

– Послушай, Максим, – раздался позади писклявый голос Милеуса, – господин Философ много думал над этой проблемой. И он сказал, что нет иного пути освободить принцессу, как отгадать загадки. Кто знает, может у тебя получится?

Святая простота! Но и она порой бывает необходима хотя бы для элементарной поддержки жизненного духа. Что касается загадок, то они пока витали в области чего-то не совсем серьезного.

– Кстати, вот и первое препятствие на нашем пути! – торжественно объявил Придумаем, давая понять, что приключения начинаются. – Препятствие не столь затруднительное, сколь романтическое – это река!

Тут только Максим уловил шум перекатов и тихие всплески воды. Впереди пространство разрезала синяя ленточка, внося яркое разнообразие в картину бесчисленных холмов и долин.

– Заодно познакомишься с Лодочником, – добавил Милеус. – Он добрый. Перевезет нас на пароме и даже не возьмет за это платы.

«Просто крышу сносит от такой доброты», – равнодушно подумал Максим и попытался вспомнить название реки: то ли Иностранная, то ли Безымянная… да, впрочем, какая разница? Когда река была уже совсем близко, она вдруг стала довольно широкой, ее темная синева являлась признаком большой глубины, а у берегов, где самое быстрое течение, состязались неугомонные волны. Там же покачивался огромный неуклюжий плот, связанный из стволов деревьев.

Их встречал Лодочник, который неподвижно стоял на месте, вдавался в песок своей нижней частью и приветливо улыбался. Этой единственной улыбки было достаточно, чтобы она заменила вступительные речи для знакомства и неловкость первой минуты общения. Сразу возник непринужденный разговор, будто все они были дальними приятелями.