Текст книги "Под сводами высокой лжи"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Это неправда!

– Правда, милый мой человечек, правда. То, что ты делаешь, – я имею в виду литературу, а не твою проклятую разведку, – это даже не черновики.

Я задумался. Если быть честным перед собой, то я, конечно, за три года учёбы в академии почти ни над одной из моих книг не работал. Год, прошедший после окончания, тоже не принёс литературных результатов. Я опубликовал множество материалов в журнале, но эти материалы не имели ничего общего с тем, что я писал прежде, они не имели выхода в иные пространства, у них была другая задача.

– Ты полагаешь, что я растерял себя? – спросил я.

– Не знаю, Юрочка. Но мне очень не хватает того, что ты делал раньше… чем ты был раньше. И с каждым месяцем мне не хватает этого всё больше.

– Но…

– Не переубеждай меня. Я знаю, что подсказывает мне сердце, – Татьяна взмахнула руками. – И я уверена, что твоё сердце шепчет тебе то же самое. Просто ты не слушаешь себя. Тебя задавила служба… Помнишь, как Борис Леонидович сказал тебе однажды, что разведка не терпит людей особенных? Так вот, ты постепенно теряешь особенность. Ты становишься обычным. А ведь ты только начал идти по дороге твоей шпионской карьеры. Ты только начал…

– Потерпи.

– Долго ли? Ты только начал этот путь… На тебя ещё не обрушилась вся тяжесть твоей работы. Представь, сколько изменений произойдёт с тобой в ближайшие год-два… Ты ведь станешь совсем другим… И что тогда? Ты превратишься в чужого человека.

– Чего ты хочешь? – Я поднялся с дивана. На меня накатило раздражение, и я не знал, как с ним справиться. Таня была права. Спор не имел смысла. – Чего ты хочешь?

– Я уже сказала: отдай книги в издательство.

– В какое? У меня нет времени искать издателя, не могу заниматься этим.

– Я сама займусь! Дай мне доверенность. Напиши мне бумагу, что я – твой агент.

– Агент? – Юрий вздрогнул.

– Книжный агент… Боже мой, ты совершенно свихнулся на своей службе… Я ведь о книгах говорю. Я займусь твоими книгами. Ты только согласись.

– Зачем тебе это?

– Это подхлестнёт тебя к работе. К литературной работе. И тогда ты вернёшься в свой мир, я точно знаю это… Пусть ты даже останешься разведчиком. Просто ты будешь не таким разведчиком, как все… Поверь мне. Я знаю, что говорю.

– Я верю тебе, малыш, верю.

СТУПЕНИ

В один из солнечных дней Юрий Полётов предстал в Мадриде перед Стариком. В разговоре участвовали ещё два сотрудника резидентуры. В конце двухчасовой беседы, в которой перед Полётовым были поставлены ближайшие задачи и обрисованы некоторые далеко идущие планы, шеф сказал:

– Есть ещё одно дело, Юрий Николаевич, на которое я прошу обратить внимание.

– Что именно?

– Прошла информация о том, что в Европе сейчас действует целый ряд религиозных организаций, которые всеми силами пытаются продвигать своих людей в высшие эшелоны власти. Эти организации имеют, если верна информация, широкую агентурную сеть, что, впрочем, меня ничуть не удивляет. Сегодня у любой организации есть своя служба безопасности, разведка, контрразведка и чёрт знает что ещё. Даже какой-нибудь сраный – простите за грубость – игорный дом, и тот кишит своими агентами. Никогда толком не знаешь, что за контора прилипла к тебе. Ну так вот… Я хотел сказать следующее. Ничего удивительного в том, что церковники рвутся к власти, нет. Это было всегда и везде. Но дело в том, что, согласно имеющимся у нас сведениям, некоторые из этих организаций занимаются активной поддержкой Русской православной церкви.

– В России?

– Да. Это одно из направлений их деятельности. Не забывайте также, что фундаментальное усиление одной из конфессий в стране фактически подводит базу для усиления религиозной вражды. А нам ли не знать, что такое фундаментализм?.. Так вот, Юрий Николаевич, надо нащупать, какие организации имеют к этому отношение. Нам нужны люди из этих организаций.

– Может быть, есть агенты, которые располагают соответствующими связями?

Старик посмотрел на Полётова с удивлением:

– Если бы у нас были такие агенты, Юрий Николаевич, или вообще было бы что-нибудь осязаемое по этой теме, я бы сейчас ставил более конкретные задачи… Попробуйте поискать. Под вашей журналистской «крышей» это сделать легче, чем под любой другой. Одним словом, приступайте к работе. Да, вот ещё что. После завтра мы будем проводить встречу с агентом, которого потеряли три года назад. Он проходит у нас как Эль Греке Центр прислал письмо, что Эль Греко завербовали шесть лет назад на компрометирующих материалах, затем сотрудничество было подкреплено материальной основой. Он служил в посольстве в Москве, потом вернулся на родину и исчез. Меня лично настораживает тот факт, что с ним не проработали условия связи на будущее. – Старик задумался, потом сказал: – Полагаю, что от Центра мы не получим ничего иного, кроме того, что нам уже прислали для размышления. На этого Эль Греко мы вышли здесь совсем недавно. Он работает курьером, напрямую связан с секретными документами. Но как вести себя с ним? Всё-таки три года прошло. За это время он мог уже покаяться в своих грехах, хотя вряд ли… В двух словах: он никак не соглашался приходить на встречу, а когда наконец согласился, то всё-таки не пришёл. Ни первый вариант встречи не сработал, ни запасной. Этим подозрительным Эль Греко занимается Вадим, – резидент указал рукой на молодого человека, сидевшего в углу кабинета. – Вадим ездил на повторную встречу через неделю, но тоже безрезультатно.

– Похоже, Эль Греко прячется?

– Когда мы снова вышли на него, он стал объяснять что-то невразумительное про здоровье и какую-то срочную работу… Очередная встреча назначена на послезавтра. Едет Вадим, так как он с ним уже знаком. Вы отправитесь туда со Степаном Пархоменко. Полагаю, что поначалу хорошенько прошвырнётесь по городу, может, заглянете в музей куда-нибудь. А затем зайдёте перекусить в «Парадисо». Все детали узнаете от Степана…

Полётов и Пархоменко подошли к «Парадисо» чуть раньше назначенного срока.

– Нервничаешь? – Степан улыбнулся. Он был года на три старше Юрия, но выглядел совсем юнцом.

– Тебя вон тот хлюст в полицейской форме не смущает?

– А что с ним? Обыкновенный полицейский.

– Топчется возле самого входа, – с сомнением в голосе сказал Юрий.

– Пусть топчется. Давай внутрь.

В «Парадисо» стоял шум, играла музыка.

– Светка чертовски хорошо выглядит, да? – не то спросил, не то констатировал Степан и подмигнул Юрию.

– Светка?

В глубине зала сидела за столиком темноволосая девушка. Это была переводчица резидентуры, которая в силу своей работы не могла находиться в поле зрения испанских спецслужб. На самом деле она блондинка, но пришла в «Парадисо» в чёрном парике. Юрий не был с ней знаком.

– Она заняла столик для Вадима. Вообще-то надо было послать менее привлекательную бабёнку.

Они устроились за стойкой, разглядывая зал через зеркало на стене. Вадим появился ровно в назначенный час и неторопливо проскользнул между занятыми столиками к Светлане. Она сразу поднялась, уступив своё место Вадиму, и, оставив деньги за свой кофе на столе, направилась к выходу. Полётов нервничал. Ничего особенного не происходило, но он всё равно нервничал и боялся, что это могло быть видно со стороны.

– Всё в порядке, – проговорил Степан в свою кружку, – вот и наш клиент.

Юрий заметил высокого худощавого мужчину в светлом костюме. Тот остановился перед стойкой и взял себе бокал вина. Потоптавшись на месте, он задержал усталый взгляд на столике, где сидел Вадим, причмокнул, сглатывая вино. Юрий отчётливо видел его отражение – брови мужчины сложились в многозначительную складку, поднялись и упали на прежнее место. Он направился к Вадиму, но не впрямую, а будто подыскивая для себя место поудобнее. Остановившись, обратился к Вадиму, спрашивая, можно ли присесть к нему. Они начали неторопливый разговор.

Когда всё закончилось, Полётов чувствовал себя прескверно.

– Нервы? – посочувствовал Степан.

– Они самые, – признался Юрий, – не думал, что меня так продерёт.

– Сейчас прямым ходом к Старику. Доложим, порадуем.

Вечером, когда у Старика появился и Вадим, стало известно, что встреча с Эль Греко прошла удачно: агент согласился вернуться к работе.

– Можно отметить этот факт стаканчиком красного вина, – предложил Степан.

– Ваше право, ребята, – кивнул Старик. – Только без меня. Сердце что-то пошаливает. Хочу отдохнуть. Завтра много неотложных дел.

Через два дня Полётов улетал в Барселону. Перед отъездом он зашел к Старику и застал его в угрюмом настроении.

– Что-нибудь случилось? – спросил Юрий, усаживаясь в кресло напротив шефа. – Я не вовремя?

– Вы не можете быть не вовремя, Юрий Николаевич, так как я назначил вам именно это время для встречи. На мою хмурость не обращайте внимания. Возраст сказывается, случаются приступы хандры… Но это между нами… Вы-то как? Готовы лететь?

– Perfecto, – отозвался Полётов. – Всё отлично.

Резидент достал из-под стола банку растворимого кофе и протянул её Полётову:

– Это надо передать сеньору Отеро Де Сильва, он руководит газетой «Финансьяль». Вас к нему направляет ваш общий друг Кирпиченко. Кофе – подарок от Кирпиченко. При встрече обязательно подчеркните, что именно от Кирпиченко. Это очень важно. В кофейной банке лежат деньги, плата за выполненную работу… Согласно легенде, у вас заказ на статью о каких-нибудь финансовых проблемах российских портов, поэтому вам нужна помощь Отеро в проведении сравнительного анализа с испанскими морскими портами. Детали додумайте сами. Адрес «Финансьяля» найдёте в любом справочнике… Теперь касательно вашего Историка, – резидент сделал паузу, и Юрий внутренне напрягся, представив лицо Моники. – Начинайте разработку. Я получил добро из Центра. Впрочем, вы, должно быть, сами слышали об этом, когда ездили в Москву. Нет? Ну, теперь слышите от меня… Ведите себя мягко, Юрий Николаевич, девушка должна чувствовать дружеское, очень дружеское участие. Начните готовить её к мысли, что она сможет поступить в университет и что вы постараетесь найти для этого нужную поддержку. Никаких гарантий не давайте. Пусть начинает заниматься, пусть готовится, пусть прикладывает силы, а мы создадим нужную поддержку с нашей стороны. Поглядим, как будут развиваться события…

Выйдя из кабинета резидента, Юрий машинально взвесил в руке банку с растворимым кофе, но думал при этом о Монике. Значит, милая девушка всё-таки будет превращена в орудие разведки. Юрию стало грустно. Он вдруг почувствовал себя так, будто кто-то огромный и наглый вторгся в его личную жизнь.

* * *

– Я видел афишу, открывается сезон корриды. Не составишь мне компанию? – спросил Юрий.

– Нет, – сухо сказала Моника.

– Почему?

– Так… Не люблю корриду…

– Но почему?

Она пожала плечами и не ответила. Прошло несколько минут, и девушка вдруг заговорила:

– Ладно, я скажу… У меня был парень, его звали Маноло. Он был хороший матадор, к нему только-только начала приходить настоящая слава… И вот бык убил его… Я сама видела… Это выглядело ужасно… Как кукла, мягкая, помятая, безвольная, он висел на рогах, а потом упал под ноги быку. И никто из его команды не сумел помочь ему. А ведь Маноло был очень ловок и силён. Я боготворила его тело, такое стройное, мускулистое, гибкое… Я ненавижу корриду и с тех пор ни разу не была там. Ты понимаешь меня?

– Понимаю. Ты уж извини, что я завёл этот разговор. Я схожу на представление сам.

– Сходи. Нельзя понять Испанию, не побывав ни разу на корриде.

«Пласа де торрос Монументаль» производила впечатление мощного античного сооружения. Слившись с пёстрым людским потоком, Полётов устремился внутрь, испытывая чувство мистического восторга. Проходя под сводами тёмной каменной арки, он ощутил себя жителем древнего мира, которого манил к себе запах потных гладиаторов, обещавший потоки крови и яростную схватку за жизнь. Зрители возбуждённо гудели, перекрикивались, приветственно помахивали друг другу. Звучал оркестр.

Если судить о зрелищности корриды по обилию крови, то Юрию повезло. Первый выпущенный на арену бык сбросил с лошадей трёх пикадоров, поджидавших его с пиками наперевес; две лошади упали замертво, заливая песок тёмной кровью, третья в испуге металась туда-сюда, свалив набок свои защитные покрывала. Рёв публики оглушил Полётова, люди повскакивали с мест, размахивая руками. Свирепость быка привела толпу в восторг.

– Оле! С этим будет нелегко сладить! – бешено вопил кто-то из-за спины Юрия.

Служители бегали по арене с большими корзинами песка, засыпая лужи крови. Под громкие аплодисменты на арену выехали новые всадники с пиками. Глаза лошадей были закрыты щитками, чтобы вид свирепого быка не пугал их, но животные чуяли кровь и присутствие мёртвых коней, и это заставляло их сильно нервничать. Они отказывались повиноваться наездникам, в связи с чем публика обрушивала на пикадоров лавину насмешек.

В конце концов появился матадор со шпагой в руке, он помахивал ею, как тросточкой. Невозможно было поверить, что эта крохотная булавочка сможет сразить тяжеленную тушу быка с одного удара. Матадор развернул мулету – красное полотно – и, подступив к быку на пугающе близкое расстояние, сделал несколько взмахов перед мордой животного. Бык рванулся вперёд, воткнутые в его спину бандерильи – украшенные цветами и пёстрыми лентами короткие дротики – вздрогнули, надорвав кожу быка острыми наконечниками. Из-под них побежала кровь. Кровь была хорошо видна. Юрию казалось, что она стекала по телу быка двумя волнами – тёмной и ярко-алой.

«Какая разная кровь в одном теле», – подумал он.

Каждый взмах мулеты в руках матадора вызывал восторженный рёв толпы, зрители вскидывали вверх руки, размахивали белыми платками – над стадионом словно вдруг начинали трепетать сотни тысяч белоснежных мотыльков.

Вот тореро сделал очередное элегантное движение, пропустив мощную тушу быка в нескольких сантиметрах от своего бедра. Отдельные голоса выкрикнули имя тореадора.

– Маррон! Маррон!

Бык споткнулся, тряхнул пыльной спиной, от чего кровь из ран потекла с новой силой, оставляя грязные следы на тёмной шкуре.

Не шум, не яркие краски, не ловкость пышно наряженных тореадоров потрясли Полётова, потрясла его атмосфера цирка. Охвативший всех дух безумства поверг Юрия в мрачное настроение. На глазах у зрителей люди подвергали себя смертельной опасности. Справедливая ли, честная ли это была игра, затеянная элегантными тореадорами против могучего рогатого животного? Равны ли были их шансы? Не в том суть. Они выставляли смерть напоказ. Они проливали кровь ради толпы, они убивали ради толпы. А почему бы тогда не выходить красиво одетым сеньорам и не играть на глазах у восторженной публики в «русскую рулетку»? Пять попыток застрелиться при одном патроне в барабане. Чем это развлечение хуже корриды?..

Шпага матадора вошла точно и невероятно мягко. Бык отступил на шаг, его задние ноги подогнулись, он вздрогнул и в следующую секунду тяжело свалился на песок. Тореадор элегантно поклонился зрителям и подошёл к неподвижной чёрной туше. Шпага вонзилась в быка по самую рукоятку, её совсем не было видно. Матадор выдернул своё оружие и поднял его над собой. Толпа бешено кричала.

Юрий поднялся и направился к выходу. Нет, коррида не пробудила в нём восторга.

Медленно шагая вверх по улице, он слышал за спиной звуки оркестра. Праздник в цирке продолжался. На арену выпустили очередного быка.

Полётов остановился перед крохотным кафетерием и взял себе бокадильо с ветчиной. Несколько мужчин сидели в глубине заведения и неторопливо отправляли в рот порции паэльи, окуная хлеб в тарелочки с густым соусом и запивая всё это красным вином.

На углу улицы, которая вела к отелю «Арагон», Полётов зашёл в фотоателье, на которое обратил внимание ещё вчера.

– Добрый вечер! Могу я оставить вам фотоплёнки?

У меня их пять штук.

Заказ приняла совсем молодая девушка. Она осмотрела Юрия с ног до головы огромными глазищами, причмокнула пухлыми, ярко накрашенными губами и протянула квитанцию.

– Кто у вас тут хозяин? – поинтересовался Юрий.

– Сеньор Суарес.

– С ним можно поговорить?

Девушка недовольно пожала плечами, похоже, собираясь заворчать, и сжала свои вишнёвые губы.

– У вас прекрасный кулон, сеньорита, – сказал Юрий, указав на болтавшуюся на шее девушки безделушку, и одарил её улыбкой, которая должна была растопить даже сердце андерсеновской Снежной королевы.

Она повела чёрной бровью и усмехнулась, мол, у неё всё прекрасно. Юрий поторопился довести начатое наступление до конца и вкрадчиво проговорил:

– Если бы я знал хотя бы два-три десятка слов по-каталонски, я бы наговорил вам кучу настоящих любезностей. Увы! Я говорю лишь по-испански, и то не слишком уверенно, я ведь приехал из другой страны.

Она негромко хохотнула, запрокинув голову, и отмахнулась. Вильнув оттопыренным задом, ушла в боковую дверь. Через две минуты появился низенький мужичок, помятое лицо которого украшалось громадным носом.

– День добрый, сеньор Суарес. Не могли бы вы уделить мне минуту-другую?

– Что вам угодно, сеньор?

– Видите ли, я приехал из Франции, – сказал Полётов, – мне приходится много фотографировать, так как я работаю журналистом. Я хотел просить вас обратить особое внимание на мои плёнки. Мне очень важно, чтобы они были проявлены и отпечатаны качественно.

– В моей мастерской всё делается качественно! – В голосе хозяина прозвучал вызов. Его свесившийся над губами нос шумно шмыгнул.

Полётов ожидал такой реакции, поэтому, отведя Су-ареса под локоть чуть в сторонку и отвернувшись от девушки, продолжил как можно более доброжелательно:

– У меня не было желания обидеть вас, сеньор Суарес. Просто я готов заплатить вам дополнительно за то, чтобы вы проследили за работой. Иногда фотографии бывают нужны мне в этот же день. Такая уж специфика моей деятельности. Я должен знать, что получилось, и успеть переснять, если что-то мне не нравится. – Юрий понизил голос. – Сколько я должен вам сверх нормы? Услышав про дополнительный заработок, хозяин сразу подобрел.

– Конечно, я готов помочь вам, сеньор. Вы гость в нашей стране. Я буду польщён оказать вам эту маленькую услугу. Ваши плёнки и отпечатанные снимки будут готовы сегодня же… Ох, сегодня уже поздно. Но утром ваш заказ будет ждать вас… Как вас зовут?

– Антуан Полье, – ответил Юрий и положил в его ладонь сумму, которая оплатила бы проявку целого ящика фотоплёнок.

– Это слишком много! – Суарес вытаращил глаза.

– Я буду часто заходить к вам, мой друг, – объяснил Полётов. – Иногда на меня обваливается целая лавина работы. Кроме того, – Юрий придвинулся к самому уху хозяина, – на моих плёнках могут быть снимки совсем не служебные, а с некоторыми моими подругами. Женщины же, вы понимаете, не любят, когда некоторые их, скажем так, откровенные снимки попадают в чужие руки…

– Я всё отлично понимаю, сеньор Полье, – поспешил ответить Суарес, многозначительно приложив указательный палец к губам.

Полётов покинул ателье, довольный тем, что его владелец заглотил крючок. Юрию нужно было найти несколько мест, которые могли бы в будущем служить так называемыми «почтовыми ящиками», где агенты будут оставлять важную информацию для Юрия и его коллег. Мастерская Суареса вполне подходила для такой точки. Следовало лишь приучить хозяина к тому, что он будет регулярно получать деньги за эту услугу. Не за внимательное отношение к заказам, разумеется, а за хранение пакетов, которые ему будут передавать для журналиста Ан-туана Полье его друзья. Но всему своё время. Пока Юрий лишь бросил Суаресу наживку. Тот живо проглотил её.

Деньги! Как легко они цепляют на свой крючок людей, особенно когда даются без труда…

В «Арагоне» Юрий направился в бар и увидел там Монику.

– Как коррида? Понравилась? – спросила она, ставя стаканы с пивом на поднос.

– Одним словом не ответить, впечатлений много.

– Сейчас я вернусь, – прервала девушка Юрия и выпорхнула из-за стойки с подносом в руках.

– Скажи, у тебя есть друзья среди этих людей? – заговорил Полётов, едва она вернулась.

– Каких людей?

– Среди тореадоров.

– Да, но я практически не вижусь с ними.

– Моника, я бы хотел познакомиться с этими ребятами, – настаивал он, – они очень интересный материал.

– Понимаю. Ты журналист, у тебя ко всему глубокий интерес. Но я не хочу никаких разговоров на эту тему.

На следующий день Полётов приехал к ней домой и принялся упрашивать её с новой силой. Угощая Монику дорогим красным вином, он подкатывал к ней с разных сторон, с чувством рассказывал о пробудившемся в его душе интересе к этой профессии, пытался убедить девушку в том, что её роль в таком знакомстве имела бы первостепенное значение.

– Помоги мне, любимая, пожалуйста. Ты даже не догадываешься, насколько твоя помощь важна для меня. Представь меня кому-нибудь, введи в их круг. Ты знаешь испанцев! Если я появлюсь там какчеловек от прессы, со мной никто не будет достаточно откровенен. А ты сможешь ввести меня в самую сердцевину.

– Я тебе уже рассказывала, что у меня был парень, тореро, он погиб, – Моника замолчала, уставившись куда-то в угол потолка. – С тех пор я никогда не ходила на корриду. И никогда не общалась с его друзьями. Я вычеркнула тот мир из моей жизни. – Но…

– Не хочу никаких «но»!

– Моника, милая, мы же с тобой прекрасно ладим.

Я не прошу тебя ни о чём сложном, мне не нужны никакие рекомендации. Я просто прошу познакомить меня с этими людьми. Так или иначе, но я сделаю это. Сам сделаю, просто у меня это займёт много времени.

Она молчала.

– Дорогая, – снова заговорил он, – я очень прошу тебя… Я познакомился уже со многими испанцами, чтобы понять кое-что… Вы – народ сложный, не любите чужаков. Но когда кто-то приводит в компанию нового человека в качестве своего друга, то навстречу этому чужаку открываются дружеские объятия. Я понимаю, что ты не хочешь ворошить прошлого, но сделай мне одолжение…

– Ладно, – Моника вздохнула, – я познакомлю тебя с Мигелем Марроном.

– Кажется, я видел его на арене.

– Он один из самых популярных сегодня матадоров. У него очень хорошая команда. Он был лучшим другом моего Маноло… А теперь пойди и смой с себя запах стадиона. Я терпеть его не могу.

– Я был на стадионе вчера, дорогая. Я принимал душ и вчера и сегодня утром.

– После этого ужаса трудно отмыться. Иди в душ.

– Ладно.

Когда он вернулся в комнату, Моника стояла у задёрнутого шторами окна. Платье лежало пёстрым ворохом у её ног вместе со скомканными белыми трусиками.

– Иди ко мне, – сказала она и стиснула руками свои груди.

Моника была на редкость хороша в тот день, просто дьявольски хороша. Она никогда ещё не выглядела так чудесно. Юрию казалось, что её тело словно наполнилось чудотворной силой…

До чего прекрасно предчувствие любви! Взбудораженная кровь рвётся наружу, это ожидание не сравнится ни с чем… Но как ничтожно то, что следует за этим ожиданием… Как это Моника сказала однажды: «Когда получаю удовольствие, то получаю его лишь наполовину, ибо слышу, как оно вот-вот закончится»…

– Милая, славная девочка! – прошептал он. – Нам бы следовало растянуть ожидание по возможности дольше, дабы удовлетворение наступило как можно позже.

– Я и не тороплюсь, – проворковала она в ответ. – Буду подкрадываться к удовлетворению долго-долго, – она откинулась на спину и с грустью посмотрела вверх, где по потолку ползли расплывчатые тени. – Если бы вся жизнь была для нас радостью, то мы бы не ждали с таким восторгом вот этих коротких мгновений.

– Похоже, ты жалуешься.

– Нет. Пою песню. Песню печали.

– Зачем тебе печалиться сейчас, когда ты вполне счастлива?

– Я начинаю бояться завтрашнего дня. Вдруг он принесёт боль?

– Глупо! – Юрий поднялся с кровати. – Глупо! Жизнь полна чудесных мгновений. Откуда в тебе берётся пессимизм? Ты же молода, красива, у тебя всё впереди!

– Что у меня впереди, милый? Эти бесконечные дни в «Арагоне»? – она медленно отвернулась.

Юрий обнял её за плечи. Это был идеальный момент, чтобы поднять вопрос об учёбе.

– Послушай, – заговорил он после некоторой паузы, – я разговаривал кое с кем из моих друзей. У них есть связи… Не так чтобы в очень высоких сферах, но всё же серьёзные…

– И что?

– Иногда они помогают материально людям, которых сочтут перспективными. Я просил, чтобы с ними поговорили о тебе.

– Обо мне? – она взглянула на него из-под упавшей на лоб пряди волос.

– Да. Чтобы оказали тебе содействие. Если всё будет в порядке, ты сможешь учиться и в конце концов станешь историком. Разве это не прекрасно?

Моника с недоверием смотрела на Юрия.

– Ты говоришь серьёзно? Такое и впрямь возможно?

– Ты даже не представляешь, насколько это серьёзный разговор, – ответил он без улыбки. – Если всё решится положительно, у тебя не будет нужды тревожиться за своё будущее.

– Пречистая Дева, – прошептала девушка и сложила руки на груди, – неужели это свершится?

– Свершится. На днях мне сообщат, к кому из университетских профессоров мы должны сходить, чтобы он мог побеседовать с тобой. Так что ты подготовься к разговору.

– Я готова хоть сейчас!

– Сейчас уже вечер. Сейчас мы будем заниматься любовью…

* * *

Познакомившись с Мигелем Марроном, Юрий стал часто появляться в компании знаменитого тореадора, сошёлся с множеством его поклонников и вскоре был приглашён в закрытый клуб «Клаусура», который года полтора назад создали очень богатые почитатели Маррона, так называемые марронисты. В «Клаусуре» Мигель прежде всего представил русского журналиста барону Хименесу.

– Дон Эстебан – мой самый надёжный друг, – сказал тореадор чуть позже, отведя Юрия в сторону и указав глазами на Хименеса. – Он не раз оказывал мне серьёзную поддержку. Признаюсь, если бы не дон Эстебан, я мог бы сейчас и не разговаривать с тобой.

– Почему? Что за таинственное прошлое у тебя, Мигель? – Юрий приподнял брови, подчёркивая удивление и наивное любопытство.

– Была у меня неприятная история, примерно год тому… Не хочу вспоминать о ней…

– Что-нибудь противозаконное?

– Да, к сожалению, – неохотно кивнул Маррон. – Хорошо, что у Хименеса обширные связи. Но если бы история вышла наружу, то не поздоровилось бы не только мне, но и ему. Ты ведь журналист, сам знаешь, какой вес приобрело сейчас общественное мнение.

– Ладно, оставим эту тему, – сказал Юрий. – Не будем растревоживать больные места минувшего, – он прикоснулся своим бокалом к бокалу Маррона. – Да и мне, дружище, не следует знать того, что не следует, дабы избежать соблазна состряпать лёгонькую статью.

– Нет, нет, Юрий, я тебе верю! – воскликнул с жаром тореро. – Моника сказала, что ты не имеешь никакого отношения к «жёлтой» прессе, что ты – серьёзный журналист и исследователь. Если хочешь, я расскажу тебе обо всём! – Маррона заметно развезло от выпитого. Его тянуло на откровения.

– Спасибо, Мигель, спасибо, что ты доверяешь мне. Но не нужно… Зачем мне знать чужие тайны? Тем более, что это не только твоя тайна, как ты сказал, но и сеньора Хименеса.

– Да, конечно, ты прав…

Уже на следующий день Полётов передал отчёт о встрече в «Клаусуре», подробно изложив беседу с Мар-роном. Особое внимание он обратил на тот факт, что барон Эстебан Мария Хименес был покровителем Мигеля Маррона и что примерно год тому назад он каким-то образом вызволил Маррона из «неприятной истории», которая грозила тореадору тюремным заключением. Отчёт проанализировали, сделали соответствующие выводы, дали конкретные распоряжения. Агентурная сеть получила задание добраться до информации, связанной с «неприятной историей». Уже через три месяца на столе у Старика в Мадриде лежала справка на Маррона и Хименеса. Оказалось, что знаменитый тореро Маррон, этот сильный мужчина с эффектной внешностью, страдал безудержным влечением к малолетним девочкам. Источник сообщал, что в присутствии двенадцатилетних девчушек тореадор буквально терял над собой контроль. Год назад пагубная страсть едва не привела его на скамью подсудимых, но барон Хименес сумел надавить на следователя и замял дело.

– Любопытно, любопытно, – читал документы Старик, – полезные бумаги. Похоже, нам есть чем надёжно привязать к себе сеньора Хименеса. Человек он влиятельный, вхож в Национальное Законодательное собрание. И вот тебе на – такой серьёзный человек покрывает педофила! С нашей стороны будет недопустимой оплошностью не воспользоваться этой информацией. В Европе существует международный клуб педофилов, куда входят высокопоставленные правительственные чиновники из разных стран. Закрытый, разумеется, клуб, подпольный. Думаю, у нас появился шанс подобраться к этим ублюдкам через Маррона и Хименеса…

Шифровка ушла в Центр.

Полётов продолжал заниматься своей журналистской работой. Ежемесячно в журнале «Поколение-7» появлялись его статьи, чаще этнографического толка, иногда экономические, реже политические. Будучи умелым рассказчиком, он без труда излагал свои впечатления об увиденном и услышанном, пропитывая информацию сугубо личными, почти интимными мыслями, что придавало его статьям неповторимый изыск. Мало-помалу его имя стало появляться и в других журналах; корреспонденты различных изданий искали с ним встречи, брали интервью.

– Юрка, – радостно крикнула однажды Таня в теле фонную трубку, – а ведь ты у нас известным стал! Некоторые издательства заинтересовались твоими книгами!

– Правда?

– Правда, правда! – засмеялась она. – Так что будь добр, возьмись за то, что у тебя лежит незавершённое.

– Тань, я сейчас не могу, дел по горло… А о каких книгах речь-то?

– «Ведьма», «Пустырь», «Хрупкое небо». Я сказала, что ты в ближайшее время закончишь ещё пару повестей.

– А что у меня ещё есть на сегодня подходящего?

– Во-первых, «Уснувшее озеро», тебе надо обязательно как следует отредактировать его и переделать концовку. Ну и «Лесные волосы» – почти готовая книга.

– Танюша, но это всё требует времени…

– Значит, ты найдёшь это время! – отрезала она. – Одним словом, я тебя поздравляю. Когда появится сигнальный экземпляр, ядам тебе знать, дорогой, – её голос звучал теперь почти сухо. – Надеюсь, ты выкроишь пару дней, чтобы приехать в Москву на презентацию твоих книг.

– Ты уже об этом думаешь? – Юрий почувствовал неловкость. Таня активно занималась его литературными делами, а он был словно и не рад успеху. – Не рано ли о презентации говорить?

– Самое время, дорогой. Только так и надо. Всё, я целую тебя. Мне пора бежать, – она повесила трубку.

Некоторое время Полётов сидел в глубоком молчании, затем взглянул на часы. Пора было ехать в «Клау-суру». Сегодня там обещался быть дон Эстебан. Юрий очень незаметно сумел стать любимым собеседником барона, он много рассказывал о жизни в России, о своих друзьях, вымышленных и настоящих, о творческих планах, которые непременно приводили в восторг не только барона Хименеса, но вообще всех слушателей. Иногда Юрий удивлялся сам себе: замыслы повестей и романов зачастую рождались в его голове прямо во время разговора, хотя даже намёка на эти сюжеты в его мыслях раньше не было. Когда он писал отчёты для ре-зидентуры, он то и дело отвлекался на то, чтобы параллельно записывать для себя сюжеты книг, родившиеся во время бесед с Хименесом.