Текст книги "Далёкий выстрел"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– По крайней мере, – ворчал капитан, стаскивая с себя мокрое бельё, – этот ливень избавил нас от необходимости дожидаться краснокожих. И всё же я чувствую себя счастливым, тысяча чертей! Теперь мы похожи на простую кастрюлю на плаву, но не на мишень…

Несмотря на всю невероятность случившегося, приходилось в это верить. Оба берега отодвинулись во мглу пространства, захлебнувшегося водой. Билли Шкипер стоял под дождём, крепко вцепившись в поручни, и с тоской смотрел в ту сторону, куда ушёл Бак Эллисон.

– Прости, Бак! – крикнул он в шум бури. – Прости! Храни тебя Бог…

6

Это были Поуни. Они предстали перед ним, внезапно возникшие ниоткуда, непривычно длинноволосые. Лишь один из четырёх был традиционно выбрит на голове, и щёточка жёстких волос на блестящем черепе переходила сзади в тонкую косичку. Другой воин выделялся среди соплеменников тем, что носил армейскую куртку, между тем как товарищи его покрывались только набедренными повязками, и тела их, обмазанные медвежьим жиром, сияли в утреннем розовом свете.

Бак не поднял карабин, даже нарочито опустил ствол к земле, демонстрируя свою уверенность в дружественных намерениях Поуней.

С давних времён эти люди вели упорную борьбу со всеми племенами семьи Лакотов, и отношения их настолько были насыщены ненавистью, что заклятым врагам хватало одного лишь упоминания о близости противника, чтобы вспрыгнуть на коня и ринуться в бой. Армия организовала целый батальон Поуней, который возглавили братья Норты. Фрэнк Норт, как никто из белых, знал быт и язык Поуней и снискал такое уважение среди индейцев, что они повиновались ему, словно божеству. Пожалуй, это был единственный офицер, которого Поуни слушались беспрекословно. Другие белые люди оставались для Поуней просто белыми людьми, дружественными, но чужими.

Бак внимательно смотрел на индейцев перед собой. Это были враги его родного племени, но друзья белого человека.

– Белый брат не имей лошадь? – удивился на корявом английском тот, что в куртке, и белозубая добродушная улыбка широко расползлась на его тёмном лице. – Поуни имей доброе сердце к белый человек. Поуни дари для белый брат хороший пони.

Позади всадников стояли шесть неосёдланных лошадей (очевидно, индейцы возвращались из набега). Бак взглянул на животных и сел на землю перед всадниками, не выказывая никаких чувств. Покопавшись в сумке, он достал оттуда трубку. Индеец в куртке спрыгнул на землю и сел рядом с Эллисоном на корточки. Бак раскурил трубку и протянул её воину. Индеец взял трубку в руки и внимательно осмотрел мундштук.

– Трубка Сю, – удивился он. – Белый брат убить злой Сю?

– Да, – соврал Бак, – я убил, взял трубку. Дома храню два скальпа Лакотов.

Он показал два пальца для пущей убедительности, и дикарь улыбнулся, ему приятно было слышать, что где-то не стало ещё двух ненавистных ему врагов. Бак извлёк из сумки банку с кофе и протянул её индейцу:

– Я беру у вас одну лошадь. А вот – чёрное лекарство, подарок вам от меня.

Индеец встал, вернул белому человеку трубку и подвёл к Баку пегую кобылу (жест щедрости – индейцы почему-то особенно ценили пегих лошадей). Затем маленький отряд ускакал, оставив позади себя мутную пыльную зыбь.

– Крепко я не люблю вас, Волки, – произнёс Бак на языке Лакотов. – пусть вы дали мне пони, я не удивлюсь, если за соседним холмом вы выстрелите мне в спину и отберёте свой подарок, а с ним и ружьишко моё.

Но Волки-Поуни не объявились, Бак зря подозревал их в коварстве, индейцы оказались мирно настроенными и не рыскали по прерии в поисках светловолосых скальпов.

7

До форта Бак не добрался, хотя был уже неподалёку. Рысью до укрепления оставалось, как он полагал, не более часа пути, когда над головой хлопнул выстрел, прожужжала пуля. Бак увидел мчавшихся к нему с горы оперённых всадников. Он выругался и поднёс к плечу винтовку. Ему совершенно не хотелось стрелять, ибо в индейцах он узнал Лакотов, но не стрелять было нельзя. Всадники неслись на него и размахивали над собой боевыми палицами. Один из них на скаку перезаряжал древнее длинноствольное кремнёвое ружьё. Эллисон видел, как всадник держал в зубах заготовленные пули и проворно шевелил коричневыми пальцами, копошась в заклинившем затворе. На фоне могучих крутых склонов их фигурки могли показаться забавными, если бы не хорошо понятные Эллисону их намерения… Он выстрелил, остановив своего коня, и ближайший к нему всадник сорвался со своего скакуна, поражённый, скорее всего, наповал. Следующий лишился лошади, но сам остался невредим. Бак видел кувыркнувшееся между камней раскрашенное тело. Индеец поднялся и побрёл, прихрамывая, за обогнавшими его соплеменниками. На его руке болталась, привязанная к запястью, тяжёлая палица с длинным металлическим лезвием и привязанным к нему чёрным пучком волос.

– Болваны! Что вы ко мне пристали? – Он поднял левую руку и громко крикнул на языке Оглалов: – Лакоты! Остановитесь! Я ваш брат!

Его слова и жест заставили воинов придержать мустангов, но пара самых горячих из отряда всё же поскакали дальше, рассчитывая размозжить дерзкому Бледнолицему череп. Бак выстрелил ещё раз, выбив из-под ног одного из них лошадь. Он умел не промахиваться. Индейцы явно были поражены меткостью белого человека.

– Большая сила! – услышал он их возгласы. Лакоты рассыпались вокруг него, но не приближались. Их было пятнадцать человек. Все раскрашены красной и чёрной краской. В волосах торчали большие орлиные перья. Двоих украшали пышные головные уборы. У одного в волосах сидело чучело вороны.

– Лакоты! – крикнул Бак опять. – Я принадлежу к вашей крови. Я не хочу вас убивать, но могу убить всех. Вы видели мои выстрелы. Почему ваши уши не желают слышать?

Он снова опустил оружие. Один из Лакотов подскакал к нему почти вплотную и долго смотрел Баку в лицо. Глаза свирепо сверкнули из-под жирного слоя чёрной краски.

– Кто ты?

– Меня зовут Далёкий Выстрел. Я из Оглалов, сын Жёлтой Птицы.

– Но у тебя лицо Бледнолицего, волосы на лице, – индеец дотронулся рукояткой палицы до своей щеки, покрытой краской. Палица в его кулаке была большой и тяжёлой, с тремя стальными лезвиями на конце и свисающими с рукоятки прядями человеческих волос. – Я знаю Жёлтую Птицу. Он приехал с визитом в нашу деревню два дня назад. Я сомневаюсь, я не знаю тебя, но слышал твое имя много раз. Язык твоего ружья похож на могущество Далёкого Выстрела. И я вижу, что ты на самом деле не хочешь биться с нами. Мы заберём тебя к Жёлтой Птице. Пусть он сам решит, сын ли ты ему.

– Мне нужно в крепость белых людей, – ответил Бак недовольно.

– Нет, ты поедешь с нами. – Индеец сделал резкое движение рукой, и палица со свистом рассекла воздух. – Мы не пустим тебя в деревянный дом Больших Ножей. Ты знаешь наш язык и Жёлтую Птицу, но у тебя внешность Бледнолицего. Ты можешь быть оборотнем, а можешь просто хитрым врагом. Ты ведь убил нашего брата. Мы не можем верить тебе.

Со всех сторон к Эллисону приблизились другие воины. Их глаза гневно сверкали. Один из них громко пел песню храбрых. Стрелы лежали в луках с натянутой тетивой, длинный ствол старинного ружья смотрел Баку в грудь. Вот она, эта самая непредсказуемая дикость…

– Хорошо, я еду с вами. У меня нет причины бояться своего народа. У тебя есть причина не доверять мне, но вскоре ты узнаешь, что мой язык прям. Я не лгу.

Бак тронул коня, и пёстрый отряд сомкнулся вокруг него. Индеец с чучелом вороны в волосах поднял глаза к небу, послушал и сказал:

– С Мутной Реки идёт буря. Далеко отсюда. – Лицо его, сплошь покрытое слоем красной охры, казалось бесстрастным. Деревянный лик идола мог показаться более человечным, чем это лицо живого существа. Свисающие по обе стороны лица связки чёрных перьев усугубляли неестественность его облика.

– Мои друзья остались на Мутной Реке в большой лодке, – ответил Эллисон. – Они могут погибнуть.

– Мне жаль, – прежним тоном произнёс дикарь.

В лагерь они прискакали после полудня, когда солнце пускало на осенний лес последние лучи перед надвигавшейся грозой. Увидев белого человека в окружении воинов, многие побежали навстречу, выкрикивая ругательные прозвища и смеясь. Не прошло пяти минут, как все смолкли, когда перед лошадью Эллисона остановился улыбающийся Жёлтая Птица.

– Сын мой, – покачал старый индеец седеющей головой, – ты не очень хорошо выглядишь. Жизнь среди белых людей, наверное, тяжела и мучительна, раз ты совсем потерял нормальный вид. Всякий раз, возвращаясь от Бледнолицых, ты теряешь нормальное лицо. Спускайся с лошади, я отведу тебя в мою палатку и накормлю.

КРАСНОЕ ОБЛАКО (1866)

1

Неподвижный январский воздух огласился старческим криком одинокой вороны. Птица взлетела, толкнув ивовые ветви, они вздрогнули и просыпали пушистый снег. Собаки залаяли, засуетились, почуяв приближение людей.

Лагерь Хункпапов во главе с молодым вождём по имени Человек-Который-Ходит-Посередине стоял неподалёку от форта Бертхолд, окружённый живописной ивовой рощей, покрытой снегом. Жёлтая Птица вёл свою маленькую группу Оглалов в стойбище Человека-Который-Ходит-Посередине, чтобы провести с ним зиму. Заметённые палатки встретили приезд группы Жёлтой Птицы радостным оживлением. Казалось, что даже ленивые струйки дыма потянулись в серую небесную глубину энергичнее.

Приехавшие сбросили с лошадей двух подстреленных антилоп, и жирные туши соскользнули вниз, шумно опустившись в снег. Сию же секунду возле них возникли лохматые собаки, виляя хвостами и радостно повизгивая. Молодой вождь вышел приветствовать гостей. У него было широкое приятное лицо, обрамленное длинными, туго стянутыми косами. На широких плечах покоилась тяжёлая бизонья шкура мехом вниз, разрисованная картинами боевых подвигов Человека-Который-Ходит-Посередине. Жёлтая Птица представил сына. Бак спрыгнул с гривастого скакуна, покопался в сумке, достал оттуда завёрнутый в мягкую кожу длинноствольный револьвер и протянул его вождю. Тот, довольно кивая головой, принял ценный подарок и улыбнулся.

– У него на щеках растёт белая трава, – засмеялся вождь, указывая на заиндевевшую бороду Эллисона.

– Когда живёшь среди белых людей, – ответил Бак серьёзным голосом, – волосы начинают расти на лице.

Молодой вождь понимающе кивнул. Как и все индейцы, он умел шутить, но многие вещи воспринимал серьёзно, как бы абсурдны они ни казались белому человеку. Единственным абсурдом для индейца был сам белый человек.

Всё в жизни могло случиться, всё могли сделать Великие Невидимые Силы. Но белый человек был нелеп. Он был неуместен. Всё остальное было нормальным. Любое чудо было возможным. Даже волосы могли начать расти на лице индейца, если он жил среди белых.

– Скоро я опять стану привычным человеком, – продолжал Бак, – и у меня появятся косы, а борода пропадёт. Белые люди сильно болеют, их болезни передаются Лакотам. Но если сердце наполнено духом племени, то эта проходит легко, стоит лишь вернуться к своему народу.

Вождь кивнул.

– Другие болезни Бледнолицых куда страшнее, – сказал Жёлтая Птица. – В деревни Крапчатого Хвоста многие умерли, потому что решили жить, как Большие Ножи. Их убила болезнь, которую белые называют оспой. Я думаю, что мысли светлокожих тоже очень заразны. Все хвори идут от их мыслей. Многие наши люди пьют их скверную огненную воду, многие отдают им наши охотничьи угодья и думают, что могут стать похожими на белых, если перестанут есть мясо оленей, а станут пить их чёрное лекарство и носить на голове шляпы. Глупцы! Они никогда не станут белыми людьми, но умрут от их мыслей, потому что мысли Бледнолицых отравлены. Великий Отец направляет к нам своих гонцов специально, чтобы отравлять нас. Теперь много воинов умерло. Опалённые Бёдра поехали за Крапчатым Хвостом на совет и заболели. Солдаты опять зовут нас к себе на совет. Чёрная Одежда, которого белые называют Де Смет, ездит по деревням Лакотов и заманивает в форт.

Человек-Который-Ходит-Посередине откинул входной полог и жестом пригласил гостей к себе в палатку, потом сделал знак рукой, чтобы к нему созвали других известных воинов.

– Эти жалкие Бледнолицые псы надоели своими пустыми словами. Они говорят, что хотят мира с нами, но посылают в нашу страну солдат и строят крепости. Чёрная Одежда будет отвлекать нас сладкими фразами, а Синие Куртки будут в это время рубить наши леса, – заговорил вождь, – я не хочу воевать с ними, потому что они не умеют вести войну. Они просто убивают, но не воюют.

Он погрузился в глубокомысленное молчание, но не сел на расстеленные шкуры. Он высказался не до конца.

– Весь прошлый год Длинные Ножи охотились за индейцами, вы это помните. Один из них требовал, чтобы его солдаты убивали всякого человека с красной кожей, которому больше двенадцати зим. Разве это война? Три армии топтали нашу землю. Они напали на деревню Полосатых Перьев, которые не поверили нашим гонцам, не поверили нашим предупреждениям. Большие Ножи сожгли стойбище Голубых Облаков. Они пустили по нашему следу Волков-Поуней. Но всё равно не справились, потому что они – псы. Они умеют нападать стаей на одного Лакота… Лакоты подобны свободному сильному бизону, а белые – шакалам. Что могут эти визгливые собаки? Разве можно вспоминать без смеха, как они потеряли дорогу в нашей стране и едва не умерли с голоду? Они загнали своих лошадей, и несчастные животные околели, когда пот и пена на них превратились на морозе в лёд. Мы даже не сражались, а их армия едва не погибла. Что будет, когда мы поднимемся всей нацией? Мы знаем, что Бледнолицые пришельцы хотят нашей смерти. Они зовут нас на переговоры, чтобы мы на время поверили им и отложили оружие, тогда они спокойно въедут в нашу деревню и застрелят нас всех. Они просто не умеют ничего другого, только убивать. Вспомните, как Два Лица и Чёрная Нога повезли в форт белую женщину. Они обменяли её у Шайелов на ружья и отправились в крепость, чтобы вернуть эту женщину белым людям. Они хотели показать, как добры их сердца, но белый вождь затянул на шеях наших братьев верёвку и выдавил из них дух. Лакоты висели на башнях, стервятники клевали их трупы. Могут ли индейцы верить после такого? Нет, но есть такие, которые всё равно идут к нашим врагам. Быстрый Медведь уже приложил руку к бумаге белых, и они говорят теперь, что он отдал им долину Пыльной Реки. Разве может один человек распоряжаться землями целого народа? Крапчатый Хвост тоже собрался ехать к Длинным Ножам. Ему мало того, что его люди поумирали от болезни Бледнолицых. Откуда берётся в Лакотах яд измены?

Человек-Который-Ходит-Посередине умолк. Он был молод, очень высок и крепок. В форте его называли Ссадиной и питали к нему чувство неутолимой жёлчной злобы. Вряд ли кто-нибудь мог объяснить причину такой горячей ненависти. Среди своих Хункпапов молодой вождь слыл самым миролюбивым, но в сделки с Вашингтоном не вступал никогда и был непреклонен в собственном мнении. Видимо, это воспринималось властями Штатов как более тяжкое преступление, чем откровенное вооружённое столкновение.

– Я не желаю разговаривать с Бледнолицыми и слушать их ложь. От неё коробит сердце. Пусть они ждут нас, но мы дети вольной страны, – сказал он и опустился на меховое ложе.

После него поднялся Жёлтая Птица.

– Лакоты, мой сын Далёкий Выстрел провёл пять зим среди Бледнолицых. Он поведал, как крепка их ненависть к нам. Они задумали поделить нашу землю, протянуть через неё заборы и дороги для Железного Коня, чтобы он распугивал оленей и бизонов. Далёкий Выстрел принёс весть, что говорящие бумаги Бледнолицых не скрывают планы Длинных Ножей. Они собираются строить новые крепости, чтобы прятать за их стенами сумасшедших людей, которые ищут жёлтый металл. Синие Куртки подсунут нам бумагу, но мы не знаем языка той бумаги. Они заверят нас, что она сулит мир и радость. Но зачем нам новая радость, когда мы уже имеем все, что нам нужно для счастья? У нас есть свобода, есть бизоны на равнинах, есть лоси и бобры в лесах, есть женщины, которые рожают нам детей. Что ещё могут предложить нам Бледнолицые? Разве нам нужно что-то другое? О чём нам с ними разговаривать? Я знаю, что они не умеют давать, но только забирают. Вот и сегодня, когда мы двигались к вашему лагерю, в форте белых, что за этими холмами, шумели кони и пела труба. Что они задумали?

Вставали и держали речь многие воины. Они злились и горевали. Они пересказывали жизнь своих отцов и дедов. Их слова уносились в прошлое, где никто не знал белых поселенцев, которых с каждым днём становилось теперь всё больше, словно их изрыгало огромное лоно гигантской белой женщины. Многие воины готовы были в тот же момент покинуть палатку вождя и напасть на ближайшее укрепление солдат, чтобы утихомирить разбушевавшиеся в душе страсти.

– Нет, братья, – угрюмо произнёс Человек-Который-Ходит-Посередине, – мы не тронем их. Мы ещё можем терпеть их присутствие на нашей земле. Но главное не это. Нас мало здесь. Наши гости не намного усилили нас. Где Красное Облако? Где Сидящий Бык? Где Хромой Олень и Чёрный Щит? Где Убийца Бритоголовых? Нет, мы подождём…

На ночь деревня затихла. Светились изнутри конусообразные палатки, озарённые внутренними кострами. Слышались кое-где негромкие голоса. Иногда ворчала где-то собака, устраивая себе нору в сугробе.

Рано утром, когда воздух ещё не потерял тёмную окраску, сквозь серую ватную пелену, глотающую стук копыт, проскакали всадники в зимних армейских тулупах. Попарно выстроенная колонна заехала в индейскую деревню и сразу наполнила её храпом многочисленных коней, звоном оружия и английской речью. Многие кавалеристы спрыгнули, чтобы размять окоченевшие ноги. Офицер повернулся к жилистому индейцу-проводнику.

– Ты уверен, что это те самые Хункпапы?

Скаут сверкнул глазами и указал на типи вождя:

– Ссадина здесь. Длинный Мандан не ошибается.

Из некоторых палаток показались индейцы. Они кутались в цветастые одеяла и непонимающе смотрели на солдат, цепью выстроившихся через всю деревню. Из-под тёплых тулупов торчали стволы винтовок. Над нежданными посетителями мутно плавал пар.

– Сержант!

– Да, сэр, – остановил перед командиром коня человек с пышными усами.

– Возьмите пять человек и приведите Ссадину. Длинный Мандан будет с вами.

– Может, не стоит возиться с одним вождём? – Сержант обвёл оживающий лагерь свирепыми глазами. – Пока они сонные, как мухи, мы можем запросто уложить целую кучу…

– Для такого вояки, как вы, сержант, у которого никогда нет чистой смены белья и вечно разит из рта, хватит и одного вождя, – властно оборвал его лейтенант. – У меня есть приказ, и он касается всей нашей колонны.

К солдатам торопливо подошёл Бак Эллисон. За ним следовал Жёлтая Птица с ружьём под покрывалом. Пять-шесть индейцев с топорами и луками в руках спешили позади них. Двое индейцев вышли из жилища лишь в набедренных повязках, не успев одеться и лишь схватив оружие.

– Мистер! – обрадовался офицер. – До чего приятно встретить нормального человека по другую сторону цивилизации. Я лейтенант Бассет из форта Бертхолд, это тут рядом, вы, возможно, знаете… – Он козырнул и утонул в белых клубах пара. – Нам нужен человек по имени Ссадина. Я знаю, что Сю называют его Медведем-Который-Разбрасывает-Свои-Волосы и также Человеком-Который-Ходит-Посередине. Ведь это его лагерь? Или мы, чёрт возьми, ошиблись? Нас вёл Длинный Мандан, он должен разбираться, ведь он тоже Сю.

Бак окинул взглядом нахохлившихся солдат и перевёл слова лейтенанта Жёлтой Птице. В этот момент появился Ссадина. Он остановился у входа в свою палатку и пристально посмотрел на кавалеристов, как бы желая спросить у них, что нужно белым людям в стойбище свободных Лакотов.

– Вот он! – крикнул проводник и поднял коня на дыбы, будто собирая вокруг себя злые силы. Его правая рука взметнулась ввысь и сразу опустилась, подобно воинственному острию копья, указывая на вождя Хункпапов.

– Возьмите его, – коротко распорядился лейтенант Бассет и шагом направил своего мерина к молодому вождю.

Бак и Жёлтая Птица предостерегающе подняли руки и издали гортанные возгласы. Ссадина увидел спешившихся солдат, которые неуклюже бежали по снегу в его сторону. Длинный Мандан пустил коня вскачь и выхватил из-под расстёгнутой армейской куртки револьвер. Вождь не стал больше ждать, сбросил тяжёлую бизонью шкуру, и она соскользнула с его широких плеч в снег. Не успели солдаты добежать до вождя, как он уже скрылся в палатке. Два кавалериста и Длинный Мандан объехали жилище. Один из них извлек из ножен саблю и спрыгнул с коня. Прямо на него из-под заднего полога типи вынырнул вождь. Сабля холодно мелькнула и с чавкающим звуком вошла в мякоть шеи. Ссадина качнулся и вцепился в рану руками, между пальцами брызнула кровь. Солдат присел, и ноги его спрятались под полами тулупа. В таком виде он стал похож на карлика, над которым громадной тенью нависла фигура индейца.

– Ещё! – гаркнул второй кавалерист, и его товарищ поспешно ударил Ссадину ещё три раза. Сабля глубоко вонзилась в грудь. Вождь рухнул в сугроб. Гарцующий кавалерист выстрелил в воздух, чтобы остановить колыхнувшуюся массу индейцев.

– Остановитесь, Лакоты! – крикнул им Длинный Мандан на родном языке. – Солдаты перебьют вас всех! Не делайте глупостей! Сегодня сила не с вами!

Пока Хункпапы выбегали наружу и собирались возле поверженного вождя, эскадрон сорвался с места и помчался в сторону форта Бертхолд. Кавалеристы гикали и стреляли в воздух. Вскоре они исчезли, и лишь клубы пара напоминали о присутствии здесь только что каких-то чужих людей.

– Убили! – воскликнул Жёлтая Птица.

– Надо уходить, – донеслись голоса, – это страшное предательство. Великий Дух отвернулся от нас. Большие Ножи обязательно вернутся, они побоятся нашей мести и вернутся, чтобы расправиться со всеми.

Воины бросились за оружием и лошадьми. Пять-шесть горячих юношей крикнули гневные слова, адресованные солдатам, и поскакали по их следам. Спустя пятнадцать минут они вернулись, вероятно осознав бессмысленность погони.

– Это Длинный Мандан привёл их… предатель. Он умрёт страшной смертью, псина вонючая…

– Убили Человека-Который-Ходит-Посередине, – плакали женщины.

– Сворачивайте палатки. Сейчас не время для слёз, надо немедленно уходить. Здесь дурное место. Здесь правят злые духи!

В считанные минуты паника охватила стойбище. Чувство растерянности и горя переросло в чувство страха. Охваченные возбуждением, лаяли собаки, путались под ногами людей. Быстро сползли шкуры с шестов, исчезли пахнущие костром жилища… Не прошло и часа, а на месте лагеря остались только чёрные пятна кострищ да несколько остовов от типи. И тело вождя осталось лежать в луже раскисшего от крови снега. Перепуганные жестоким и откровенным предательством соплеменника Лакоты испытали суеверный ужас и ни разу не притронулись к трупу. Только снежинки бесстрашно опускались на него и в леденеющую кровавую кашу. В нависшей тишине растворилась жизнь.

– Кто сказал, что его нельзя трогать? – донёсся голос Бака, и на опушку выехал он в сопровождении Жёлтой Птицы. – Я не слышал раньше, чтобы Лакоты боялись забрать с собой погибшего брата. Что случилось, отец? Я не узнаю людей. Неужели народ стал трусливым?

Он спрыгнул с коня возле покойника и попал мокасином в загустевшую кровь.

– Длинный Мандан привёл сюда злых духов, – сказал Жёлтая Птица, и на его стареющем лице появилась обида. Он знал, что не должен оправдываться. Мужчина поступает по зову сердца, и никто не может требовать от него объяснений его поступков. Но он хотел объясниться. – Человеку не справиться с духами, сын. Лакоты никогда не трусили, но духи сильнее и коварнее любого народа.

– Отец, ты знаешь, что во мне не только дух великого племени, – повернул голову Бак и грустно улыбнулся, – но и кровь белых людей. Ты знаешь… Я сын Лакотов. И я сын Бледнолицего. Меня ничто не пугает, потому что мне нечего терять, у меня ничего нет, кроме желания быть кем-то полноценным. Я люблю вас, но я не до конца ваш, отец мой, я никому и ничему не принадлежу, поэтому меня просто нет. А что могут сделать злые духи тому, кого нет?

Бак наклонился над убитым и облизал губы, натыкаясь горячим языком на сосульки, свисающие с усов.

– Вождь, – он присел на корточки и положил руки на плечи Ссадины, – ты говорил, что Синие Куртки никогда не убьют тебя…

Он повернул тело, и Человек-Который-Ходит-Посередине посмотрел Баку в глаза усталым взглядом существа, которому безумно надоело ждать. Он был жив и произнес с трудом:

– Поехали…

Кровь хлынула из ноздрей и рта, раскрылась рана на шее.

Бак переглянулся с Жёлтой Птицей и глазами попросил помочь ему. Удивления он не выразил. В окружении индейцев он переставал удивляться. Он неоднократно видел в бою, как воины получали смертельные раны, но вместо песни смерти затягивали песню храбрых и не выходили из боя. Они были храбрыми и гордились тем, что называли себя так. После сражения они с гордостью рассказывали, как свирепый враг наносил им рану за раной, но Великий Дух не дал им умереть. Иногда Эллисону казалось, что дикари просто не знали, что от определённых вещей человек просто обязан был умереть, и это непонимание оставляло их в рядах живых. Эллисон не был индейцем и не понимал, откуда шла такая необъяснимая живучесть, почти сказочная выносливость. Порой выдержка краснокожих пугала его, не верилось, что люди могут быть таковыми. Но они были.

Бак сел на мустанга и при помощи Жёлтой Птицы усадил перед собой Человека-Который-Ходит-Посередине. Сперва он хотел соорудить волокуши, но вождь отказался, сказав, что желает ехать верхом, как присуще воину. Они медленно поехали сквозь падающий снег. Вождь качался, его рваная заледеневшая рубаха хрустела на морозе.

Когда сгустились сумерки, Бак прикинул, что они покрыли около двенадцати миль. Разумеется, нагнать уехавшую деревню они бы не сумели, поэтому Жёлтая Птица велел Баку высматривать жилище Волосатого Подбородка, который должен был стоять в стороне от всех. Этот воин частенько практиковал колдовство и для этого предпочитал заметно отставать от племени. Жёлтая Птица знал, что после случившегося Волосатый Подбородок обязательно обратится к невидимым силам, и это означало, что его типи повстречается им раньше других.

Через некоторое время Бак различил в сумраке конус палатки. Вокруг спали седые от снега утёсы, величественно поднимались из девственных сугробов мохнатые ели. В этих местах не могли не обитать призраки. Тяжёлый входной полог шумно откинулся, и из жаркого, освещённого углями типи вышел на мороз Волосатый Подбородок, одетый в длинную шаманскую рубаху, украшенную перьями и волосами. Его взгляд блуждал в густой синеве зимнего вечера. Увидев приближавшихся всадников, он встрепенулся, снова откинул полог, и красные блики огня высветили на его лице чёрные глаза.

– Вороний Призрак, – позвал он сына, – приготовь быстро спальное место. Человек-Который-Ходит-Посередине вернулся…

2

Экспедиция полковника Кэррингтона выдвинулась в сторону Ларами в мае. Наличие трёхсот человек в мундирах говорило о том, что вытянувшаяся по равнине колонна была военной, но присутствие женщин в обозе заставляло усомниться в этом, присутствие же оркестра и нескольких негров-слуг наводило на мысль, что по прерии едет настоящий балаган. Впрочем, генерал Шерман лично посоветовал женщинам сопровождать своих мужей в экспедиции и даже взять с собой детей, потому что путешествие, по его мнению, должно было быть очень привлекательным и совершенно мирным.

Колонна полковника Кэррингтона остановилась на привал, не дойдя каких-то четырёх миль до форта Ларами. Знай полковник, что в форте именно в тот момент переговоры правительственной комиссии с Лакотами достигли своего накала, он, вероятно, нашёл бы способ повременить с прибытием к месту назначения. Теперь уже было поздно.

Солнце склонялось к горизонту, и тени людей беспомощно растекались по траве, становясь тоньше и слабее.

– Послушайте, полковник, – к нему подошёл ссутулившийся Джим Бриджер. Это был шестидесятилетний старик с широким лицом, похожим на картофель. Несмотря на свои годы, Бриджер считался в армии лучшим проводником. – Что-то нашёптывает мне, что нелёгкая притащила нас сюда в скверное время. Индейцы, которых я видел, сообщили мне, что переговоры с Лакотами, на нашу беду, зашли в тупик. Краснокожие сильно волнуются, чёрт возьми, и прибытие нашей колонны подольёт масла в огонь. Тут и слепой поймёт, что дело дурно пахнет.

– При чём тут мы? Это дела комиссионеров. И вообще встреча с вождями должна была давно завершиться.

– Жаль, что у меня язык подвешен не так здорово, как у того сочинителя, что наплёл истории про Ирокезов и Делаваров, не то я бы порассказывал вам ужасов, полковник. Лакоты – народ отчаянный. Я повидал на моём веку немало дикарей, но Лакоты особенные. Это вам не какая-то отдельная банда, а целая семья племён. Семь здоровенных воинствующих племён. Они непокорны, как ветер. Я полагаю, что договориться можно разве что с мёртвым Лакотом. Впрочем, я не всегда бываю справедлив в моих суждениях, сэр.

– Для чего ты завёл этот разговор, Джим? Я выполняю порученную мне работу, изменить что-либо не в моей силе. У меня приказ.

– В том-то и беда, что вы, армейцы, делаете все по приказу… А ведь жизнь сложена не по приказу… Мне бы не хотелось присутствовать на ваших похоронах, полковник…

– Сэр! – подбежал румяный ординарец. На его лице сияла довольная улыбка, и он радостно доложил, что прискакал какой-то краснокожий и желает говорить с белым вождём.

Это оказался индеец из клана Опалённых Бёдер. Ноги и бёдра его были закутаны в красное одеяло, коричневый от солнца торс его украшен только нагрудником из гладких костей и серебряной медалью с изображением Джефферсона. Часовые проводили его к полковнику. Джим Бриджер, щурясь и покачивая головой, выкурил с индейцем трубку, затем они помолчали с минуту.

– Я Стоящий Лось, – объявил гость и ткнул пальцем в старого Бриджера. – Некоторые называют тебя Толстой Глоткой за тот случай, когда ты приехал к индейцам с горлом, распухшим из-за какой-то болезни белых людей. Ты водишь Больших Ножей по землям нашего народа. Наши люди хорошо знают тебя. Я помню, как ты привёл племя Змей на переговоры к форту Ларами много зим назад.

– Да.

– Зачем здесь солдаты? В крепости заключается мир с Лакотами. Если вас увидят храбрые, они будут сражаться. Зачем здесь солдаты? – Стоящий Лось быстро жестикулировал, полагая, что белый офицер мог вполне понять его без переводчика, раз он приехал за землю Лакотов.

– Я веду солдат охранять Боузменский тракт и строить крепости, – пояснил Кэррингтон через Бриджера. Он махнул рукой, указывая на запад. – Там будут возводиться большие укрепления для наших солдат.