Текст книги "Рутея (СИ)"
Автор книги: Андрей Скоробогатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Ночной портье услужливо улыбнулся:
– Какой номер желаете?
– Два верхних одноместных люкса. До завтрашнего обеда. Бесплатно.
– Простите, вы?...
– Новенький? Позови Серго.
Георгий, похоже, хотел показать мне, что тоже умеет командовать. Портье после недолгого раздумья отправился куда-то в соседнюю комнатушку и привёл полноватого, лысого владельца заведения. Густые брови и орлиный нос выдавали в нём горца – греосийца или аргостанца.
– О, Георгий, добрый день, – пробасил толстяк и посмотрел на меня. – Простите, мы знакомы? Вы, вероятно, из монастыря?
– Серго Милани, держатель отеля, – Георгий представил нас друг другу. – Стоян Сребров, он же Стоян Сиднеин.
Серго нервно сглотнул. Несколько секунд в воздухе висела немая пауза, затем держатель ночлежки поменял бас на услужливый тенорок:
– Простите. Я не узнал вас, я знал, что… вы изменили внешность, но не думал, что вы нагрянете к нам с визитом по пути в именье, конечно, мы сейчас же освободим номера и предоставим вам всё, что захочется.
Через час я, плотно поужинавший и вымытый, вышел на веранду с кружкой пива, чтобы отзвониться Майку и посмотреть на лес. Майк отреагировал на известие о происшествии в посёлке коротким конзанским ругательством и пообещал разобраться. Сказал избегать встреч с местными членами синдиката и ждать Радика, который уже в пути и прибудет ночью.
В полукилометре от гостиницы текла местная речушка, снабжавшая город, а за ней виднелись холмы, над которыми горело зарево лесного пожара. Языков пламени я не видел, но лесные огни подсвечивали дым, из-за которого и было так душно в городе. Ветер сейчас дул в другую сторону, и запаха гари почти не чувствовалось. Я уже хотел уйти с балкона, как вдруг увидел в лесной чаще в каком-то десятке метров от гостиницы два больших силуэта.
На опушку перед гостиницей из леса вышла самка полосатого мастодонта с детёнышем. Массивные животные неторопливо посмотрели по сторонам, длинные морды с прямыми короткими бивнями отбрасывали причудливые тени на землю. Я впервые видел этих лесных исполинов в природе.
– Видимо, испугались лесных пожаров, – услышал я женский голос за спиной.
Обернулся, инстинктивно хватаясь за несуществующий импульсник на поясе.
Миниатюрная брюнетка лет тридцати, одета в кожаную куртку с символикой городской охраны. Я узнал её – в списке «прошитых» мне знакомых личностей она значилась как Рина, «моя», то есть Стояна, бывшая любовница, а ныне – старший осведомитель синдиката в Краснолесе. Человек указывался как проверенный, но нежелателен разговор о структуре синдиката и прошлых связях. Других деталей наших отношений я не знал и потому приготовился к любому развитию событий.
Моя бывшая знакомая, похоже, тоже не знала, что ожидать от нашей встречи. Она стояла в лёгкой растерянности и часто дышала, изучая моё-Стояна новое лицо. Я нагло и не скрываясь прошёлся взглядом по её телу – подтянутая, с крепкими плечами, небольшой, но эффектной грудью.
В ней было что-то знакомое и даже привычное. Неприятно-привычное. Ну, что ж, Стоян, спасибо за воспоминания.
– Как ты зашла? – сухо спросил я.
– Универсальная карточка, – с немного удивлённым видом ответила Рина. – Во всех учреждениях города замки электронные, а я работаю в горохране.
– Как ты узнала, что я тут?
– Серго отправил кодовое сообщение час назад. Я сказала, что убью его, если он не сделает этого. Ты… вспомнил меня?
– Да, Рина. Но очень смутно. В колонии на мне испытывали препараты, разрушающие память.
Внешность её нельзя было назвать вызывающей и стервозной, но аппетитная фигура и уверенность движений казались привлекательными. После ухода второй жены уже месяца три у меня не было женщин. Да и во время нашей семейной жизни всё было вовсе не так гладко. Разумеется, при виде красивой девушки, проникшей ко мне в номер, возникало забавное забытое желание, но я решил не торопить события. Включилась подозрительность – она работала в городской охране и вполне могла быть «двойным агентом», хоть и числилась в списке лиц синдиката как «проверенная». К тому же, первая жена, моя старая цель и давний бзик… Я старательно отговаривал себя.
Мастодонты повернулись и незаметно растворились в лесной темноте. Рина подошла поближе и крепко, немного грубо обняла меня. Пришлось ответить тем же, хотя я старался быть начеку. Заодно я осмотрел комнату на предмет чего-то подозрительного или странного. Подозрительными показались только сапоги Рины, снятые у входа.
– Да, ты… стал совсем другим, – грустно проговорила она, гладя меня по спине. – Особенно голос. Сильно изменился. Надеюсь, в лучшую сторону.
Я увидел свечение над головой, разомкнул объятия и посмотрел вверх – гигантский, в сотню метров пожарный сферолёт, окутанный голубым сиянием, медленно проплыл над гостиницей в сторону очага пожара. Мне приходилось видеть, как они работают: пилот выбирает нужную точку, набирает высоту в сотню метров, и сферополе исчезает. Включаются реактивные компенсаторы, удерживающие машину в равновесии, и на пламя под давлением из сотни сопел в днище, как из огромного дуршлага, выливаются долгожданные потоки воды.
Рина стояла рядом на балконе и молча расстёгивала куртку. Девушку не смущала ни возможность быть увиденной с улицы, ни вероятность, что я не захочу близости. Куртка упала на пол, под ней оказалась скромная серая блузка с глубоким вырезом, через которую ещё сильнее проступали контуры тела. Нижнего белья заметно не было. Сопротивляться становилось всё труднее.
– Что ты делаешь? – спросил я, осознавая всю глупость вопроса.
– Прости, я сразу со смены, не успела надеть твоё любимое бельё, – тихо сказала Рина. – Только не говори, что тебе не хочется, я не поверю.
Она сняла брюки и повесила их на балконный парапет. Поправила простые чёрные трусики, затем подошла ближе и, прижавшись ко мне, прошептала:
– Дальше ты любил раздевать меня сам.
Я послал всё к чертям, схватил её в охапку и отнёс к кровати.
Рина не обманула. Похоже, она была искренней и действительно ждала Стояна все годы. Я же испытывал угрызения совести – во-первых, потому что обманул Рину, выдав по долгу службы себя за её бывшего любовника, во-вторых, из-за уже привычного чувства вины перед первой супругой, которую я до сих пор мечтал найти. После секса Рина лежала на моей кровати и пыталась расспросить о том, как я-Стоян жил на каторге, о том, помнил ли я наши прошлые встречи, и рассказывала о том, как ей было тяжело эти четыре года. Я отделался парой общих фраз, молчал и чувствовал себя подлецом. На самом деле, я испытывал целую гамму чувство – от морального и физического удовлетворения и сиюминутного комфорта после череды лишений и испытаний, до растерянности и вины. Потом я уснул, а Рина оделась и легла на диван в прихожей, чтобы не тревожить меня.
Наутро меня разбудил бесцеремонный стук в дверь. Я взглянул в видеофон – в камеру смотрела толстая, угрюмая морда Радика. Рина проснулась, соскочила с дивана и принялась собираться, а я неторопливо накинул халат и открыл дверь.
– Зачем стучать? – недовольно проворчал я. – По роже захотел?
Радик немного оторопел от моего наглого тона, потом увидел Рину и молчаливо зашёл в комнату. Фактически, Майк и Радик стали моими начальниками, серыми кардиналами, они отдавали приказы. Но для всех других членов мафии теперь я был полновластным правителем Востока, следующим к своему трону, и это понимали мы оба. И в присутствии третьих лиц деталей нашей иерархии раскрывать не хотелось. Радик посмотрел на проскочившую мимо него Рину и захлопнул дверь. Немного изменился в лице и спросил:
– Уже развлекаешься?
– А что мне, страдать? – снова огрызнулся я.
Здоровяк присел на диван и зачем-то принюхался. Я заметил, что он странно водит носом уже не в первый раз, словно принюхиваясь. Похоже, это было у него что-то вроде вредной привычки или нервного тика.
– Да не, ты всё правильно делаешь. Огрызайся на меня, показывай власть и силу. Входи в роль. Но помни, каким бы не казался авторитетным твой персонаж, он всего лишь пешка в игре Верховного Отца.
В руке Радика появился программатор для моего чипа.
– Снимешь? – оживился я. – Это хорошо.
– Не совсем, – сказал Радик, подходя ближе. – Я так понял, в новой прошивке тебе будет запрещено посещать всю западную часть страны. Только Восточная и Сиянь-градская субдиректории.
Мне вдруг показалось, что это момент выбора. Стоит лишь убить Радика, забрать программатор и сделать себя свободным. Но я не решился. Под рукой не было оружия, а под окнами дежурили телохранители, которые наверняка наблюдали за мной в скрытые камеры.
Я подставил висок. В конце концов, подумалось мне, места для возможного манёвра теперь было куда больше – эти две субдиректории были самыми большими в стране.
– Ну, через десять минут спускайся вниз. Местный народ ждёт тебя в малом зале столовой. Побольше слушай и поменьше рассказывай. Меня никто из них не знает, я буду твоим телохранителем.
В столовой играла скучная музыка углерода – старые «шахтёрские песни», которые любят в подобных заведениях. Все «отраслевые капитаны» Краснолеса, собравшиеся в тесной нише, выглядели образованными и впечатление лесных дикарей не производили. Через пять минут я подозвал официанта и потребовал выключить радио, чем вызвал немое удивление у собравшихся.
Разговор получился коротким – я послушал сбивчивые отчёты о доходах, проблемах и людских потерях. Все эти люди пока подчинялись Христофу, бывшему восточному владыке синдиката. Сейчас этот Христоф, как мне пояснили перед отправлением, шёл «на повышение» и должен был по моему прибытию отправиться в Средополис. Меня немного настораживало, что Майк и Радик так мало о нём говорили, но пока я решил не думать об этом.
А в конце случилось то, чего я опасался.
– У меня провинился один паренёк… – грустно проговорил оружейник. – Он отвечал за один из оружейных арсеналов, пара десятков импульсников, три ствола огнестрела. Его пьяным схватила горохрана, и он сообщил несколько фактов о себе, в частности, что его нанял синдикат, и что я – его начальник. К счастью, Рина вовремя подсуетилась, и лишняя информация наверх не ушла. Сейчас парня выкрали из отделения, он в подвале у Светланы. Что мне сделать с ним?
Я почувствовал комок в горле. Мне уже было понятно, что нужно сказать, и иного решения принять я не мог, ведь перед моими подчинёнными я был Стояном, жестоким и принципиальным. И нужно хорошо играть роль.
– Ты сам знаешь, что велит кодекс, – сухо ответил я.
– То есть – как обычно, отрезать, а потом?..
– Да.
Даже убивать самому оказалось не так тяжело, чем отдавать приказы об убийстве. После этого короткого слова я начал ненавидеть себя гораздо сильнее прежнего, и это чувство не покидало меня многие годы.
* * *
Когда мне становилось особенно паршиво на душе, я мысленно возвращался в места, где мне было комфортно. Мне достаточно совсем небольших кусочков той реальности, ярких кадров, чтобы стало спокойнее. Например, я вспоминаю мягкость колосков ковыля в Уктусском природном парке или шелест листьев в роще, куда мы бегали с ребятами в детстве.
По дороге в Сереброполис мне вспомнился достаточно сложный и не вполне приятный, но тоже очень яркий эпизод из юности.
Когда мне было пятнадцать, мой троюродный брат Стефан, отец Леонида, вернулся со службы в Штормополисе – дальней южной колонии на скалистых берегах Бриззы. Он был старше меня на пятнадцать лет, и то ли от воспоминаний об армейских тяготах, то ли от неустроенности – жил он в старом панельном домике на окраине Средополиса – стал пить. В ту пору крепкое спиртное можно было достать гораздо легче. Леониду было тогда пять лет, я иногда я ходил к ним в гости, чтобы помочь по хозяйству жене Стефана. Когда пьяный родственник заваливался спать, мы с Леонидом шли в гараж и играли там.
Однажды в гараже обнаружился в разобранном виде небольшой лёгкий сфероаппарат. В разобранном – это даже сильно сказано, по сути, его обручи представляли собой скорее обломки, чем детали.
– Папа принёс, – сказал Леонид. Откуда Стефан, служивший ефрейтором снабжения, мог достать обломки летательного средства, оставалось только гадать. Воровство он воспринимал как обычное дело, за что позже и был наказан – через десять лет его отправили на исправительные работы в южные колонии, где он и пропал без вести.
После небольшого сравнения деталей с каталогами в сети, я понял, что это лёгкий двухобручевый сферобайк «Югрось-35». Тогда я только начинал интересоваться механикой, и идея починить аппарат захватила меня. На следующие полторы недели я поселился в гараже. Попросил старого сварочного робота у соседей, купил охлаждающие трубки, залил хладагент и сварил сломанные обручи. Сиденье взял от велосипеда, а разломанный корпус блока управления скрепил липкой лентой.
Затем вытащил из гаража на крохотную взлётную площадку перед домом и влил биотопливо.
Сферобайк взлетел. Я впервые сидел за рулём живого летающего аппарата, у меня не было ни опыта, ни курсов «визика» по вождению, ни, тем более, сданного экзамена. В отличие от лёгких сферолётов, немного превосходящих мой аппарат по размерам, сферобайки никаких средств для смягчения аварийной посадки не имели. Как не имели нормальных систем стабилизации полёта. А я был молодым безумцем, которому не куда было девать свою творческую и прочую энергию.
Первые метров двадцать я летел почти ровно по прямой, очень низко над поверхностью, мимо соседских домиков. Микрорайон этот находился в пойме реки, на дворе была весна, и поднявшиеся грунтовые воды подтопили окрестности. Часть домов были покинуты ещё несколько десятилетий назад, теперь там жили одичавшие собаки и бомжи-ирниатанцы. Помню, как залаяла на меня снизу чёрная собака, стоявшая на жестяной крыше сарая.
То ли из-за лая, то ли из-за резко-накатившего желания подняться повыше я резко дёрнул ручку штурвала вверх. Аппарат послушался меня, меня повернуло на девяносто градусов вдоль поперечной оси и сложило пополам, от чего я стукнулся головой сначала о штурвал, потом об задний обруч. От резкого перепада давления заложило уши. Сферобайк, тем не менее, продолжал полёт вертикально вверх – стабилизация, какая никакая, но всё же работала. Я осторожно выправил штурвал и почти вернулся в горизональное положение, затем машинально отпустил одну руку, чтобы потереть ушибленный затылок.
Это стало моей ошибкой. Рукой я задел шланг хладагента сзади, и он отвалился от обруча. Мысль о том, что после такого надо срочно снижаться, ещё не посетила меня, чувство полёта захватывало и сбивало с толку. Не глядя поправил шланг и продолжал любоваться полётом.
Обручи тем временем начинали раскаляться, охлаждающая жидкость из трубки полилась вниз, через сферополе, шипя и сгорая в нём. Я закашлялся от дыма и пара и понял, что сферолёт надо «продуть», как это делают профессионалы. Взял руль немного на себя и отключил сферополе.
Аппарат пролетел по инерции метра два, после чего по параболе полетел вниз. Я нажал кнопку включения сферодвигателя. Ничего не произошло – то ли аппарат подумал, что полёт закончен, и я его выключил окончательно, то ли ему не позволил это сделать перегретый верхний обруч.
Я безуспешно продолжал давить на гашетку включения двигателя и дёргать штурвал. Почему? Почему не работает? Метров семьдесят. Как быстро приближается поверхность! Что скажет Стефан? Что скажет мама?
Это всё, о чём я успел подумать. Меня прижало к верхнему обручу, горячему, обжигающему. Я падал вперёд ногами на небольшой двухэтажный особняк с плоской крышей и бетонированным подъездом, и вокруг не было ни одного мягкого места – ни кустов, ни стога сена, ни хотя бы лужайки. Я осознать неизбежность смерти и отпустил кнопки и штурвал.
Что произошло в следующие мгновения, я не мог понять многие годы. По всем расчетам я должен был превратиться в лепёшку, а обручи должны были изломать мне позвоночник и конечности. Через пару недель на курсе физики я даже пытался рассчитать, с какой скоростью и силой объект вроде меня врезается в землю с высоты в семьдесят метров.
Но сферополе включилось. Включилось, хотя я уже не нажимал на кнопку. Включилось на доли секунды на сломанном, раскалённом сферобайке, когда до земли осталось метра четыре. И тут же выключилось. Сильного удара о землю не произошло – сферобайк легко стукнулся о поверхность, как при обычной посадке.
Что-то или кто-то затормозил удар о поверхность, погасил всю силу от моего падения.
Я сидел в сферобайке, наверное, минут пять, обдумывая случившееся, пока на пороге особняка не появился пузатый хозяин и не начал кричать на меня и грозить горохраной. За сферобайк этот я больше не садился (как и за все другие летательные аппараты до семнадцати лет), и что с ним стало, мне не известно. Мне удалось сдержать язык за зубами в первые дни, позже я поделился историей с парой друзей, но никто мне не поверил. Потом, намного позже, я поделился историей со своей женой, Иреной. Она была крещённой в одной из единобожеских церквей, хоть и никогда не являлась верной прихожанкой, и потому ответила мне что-то вполне обычное, что говорят в таких случаях:
– Чудеса бывают. Возможно, за нами кто-то следит оттуда, сверху, и помогает нам.
Так вот, иногда я вспоминал – даже не то моё падение, а эту её фразу, спокойную, достаточно наивную и тихую, которая наложилась на воспоминания о падении и сделала их менее драматичными. Следят. Помогают.
Знать бы, кто помог ей покинуть квартиру.
* * *
«Сереброполис – пятый по величине город Рутенийской Директории, крупнейший порт в Северном океане на побережье Серебряного Залива, столица Восточной Субдиректории. Первопоселение с 2073 года, колонизировался преимущественно сферолётами «Владивосток», «Уренгой», «Одесса» и «Маракайбо». Столица порубежного расселения в эпоху Малого Средневековья, центр независимых княжеств во времена раздробленности. Центр машиностроения, авиа– и судостроения, деревообработки, нефтяной, горнодобывающей промышленности, стеллерного и мясного животноводства. Город-герой рутенийско-амирланской войны. Город-побратим Нью-Сиднея (Амирлания), Геалдакарта (Иаскан) и Аргентумаидо (Бризза). Демографический и национальный состав (…). Цитадель города (модернизация 2545г.) вмещает 700 000 человек.
Город получил название от месторождения самородного серебра, обнаруженного первыми колонистами. Позже имя города дало название неоклассическому жанру музыки (см. «музыка серебра») и диалекту креольского языка (язык серебра, платаленгва).
В Сереброполис мы прибыли вечером того же дня, уже затемно. Сферолёт наш влетел в город с юга, и я глядел вперёд, любуясь картиной ночного города. Россыпь огней протуберанцами пригородов впивалась в прибрежные леса, разбегаясь гирляндами вылетающих сферолётов. На побережье было особенно многолюдно, в небо взлетали фейерверки и светили лазеры, и я заинтересовался, что там может быть.
Со мной летели Радик, Георгий и водитель, имя которого я не счёл нужным запоминать. Все устали за день и разговаривали мало, лишь водитель обмолвился, прокомментировав столпотворение на набережной:
– Фестиваль музыки серебра проходит. Первый день, завтра снова будет.
После его слов сначала вспомнились трансляции с фестивальных сцен, которые я видел ещё в детстве. Этот старинный жанр возник именно в этих краях ещё века три назад, его впервые стали играть рыбаки и рабочие фабрик Сереброполиса. Следом вспомнился троюродный брат Леонид, который играл в том числе и музыку серебра.
Мы пролетели над самым центром города, по магистрали, отделяющей исторический центр с малоэтажной «средневековой» застройкой у побережья от центра делового, который десятком пирамидальных небоскрёбов подпирал небо. Затем пролетели мимо десятка спальных кварталов-микрогородов и свернули к побережью.
Я знал, что мы должны встретиться с Христофом, чтобы он передал мне мои полномочия. Главная явочная квартира синдиката располагалась в пригороде, я знал её местоположение и слегка удивился, что водитель повернул с маршрута в сторону побережья.
– Что, не на квартиру? – ворчливо спросил я. – Мне уже жрать и спать хочется.
– Погоди, Стоян, тебе обязательно нужно сюда, – сказал Радик. – Мы покажем тебе кое-кого.
Я решил не спорить. Сферолёт приземлился на окраине коттеджного посёлка, за оградой у какого-то небольшого здания, стоящего на самом побережье. По длинным уходящим в сторону моря мосткам я догадался, что мы на ферме морских коров. Во время инструктажа одна из ферм фигурировала как «контролируемое предприятие».
Мы спрыгнули с подножки сферолёта.
– Проходи вперёд, вон туда, – учтиво, но настойчиво порекомендовал Радик, махнув рукой в сторону моря.
Мрачно кивнув, я зашагал вперёд, и спустя пару секунд мне стало страшно. Место было слишком безлюдным, чтобы проводить какие-то встречи. Чаще всего в такие места привозят, чтобы тихо убить. Запрятав страх поглубже, я решил действовать по ситуации. Мостки были деревянные, шаткие и сырые от морской воды, и свет тусклых фонарей едва позволял различить путь. В метрах двухстах, в самом море, виднелось какое-то небольшое строение на сваях, а по сторонам в огороженных сетями заводях ворочались огромные пятнистые тела. Одна из морских коров, услышав шум шагов, высунула из воды голову в каком-то метре от нас и повела огромной подслеповатой мордой, после чего совсем по-конски фыркнула и опустилась под воду. Я впервые видел капустниц так близко, и в другое время обрадовался бы такому открытию, но только не сейчас.
Мы молча дошли до строения, оказавшегося кормокухней. У входа нас встретил рослый, налысо бритый парень, открывший дверь с сенсорным замком. Внутри пахло травой и какими-то едкими кормами. В тесной комнате стояло ещё двое незнакомых парней в чёрных футболках и пожилой мужчина, в котором я узнал кеолранца. Он держал старинную видеокамеру. Люди расступились, и я увидел человека, ради которого мы и приехали на эту ферму. Человек этот сидел на косом пластиковом стульчике с завязанными за спиной руками. Рядом со связанным стоял тазик с размешанной цементной смесью. На лице виднелись кровоподтёки, он умоляющие поднял взгляд на вошедших, но, увидев меня, побледнел.
В нём я узнал Христофа.
– Что с ним? – спросил я.
– Он провинился, – сказал Радик. – Передавал сведения о нашей работе «Горным Тритонам». Из-за этого мы потеряли деньги и несколько деревень, в которых кормились.
Я промолчал и лишь через пару секунд сказал то, что требовалось:
– Убрать.
Любопытно, но второй аналогичный приказ дался мне несколько легче первого.
Свет на горизонте показался спустя десять дней.
