Текст книги "Сестрички и другие чудовища"
Автор книги: Андрей Жвалевский
Соавторы: Игорь Мытько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Непримиримые
Ворон ворону глаз не выклюет.
Если, конечно, второй ворон не будет щёлкать клювом.
«Вестник популярной орнитологии»
Эти слова переводить – только слова переводить.
Комментарий к переводу фразы «Ujhu cgnüþww nęģøiip»
На обед О. не пошел. Во-первых, ему было плохо. Утренние переживания так встряхнули организм, что тот отказывался принимать ещё какие-либо впечатления, будь то даже гуляш с макаронами. А во-вторых, чтобы попасть на обед, ему пришлось бы пройти через холл первого этажа. Лейтенант вполне резонно решил, что ему лучше не знать, чем там закончилась битва с пингвинами.
И закончилась ли она вообще.
Чтобы как-то развеяться, лейтенант решил провести обеденное время с пользой: посетить выставку в холле второго этажа и ознакомиться с достижениями передовой полицейской мысли в области борьбы с кошмарами.
Передовая полицейская мысль впечатляла и даже где-то пугала.
Капканы двойного назначения для ловли оборотней.
Боевые фейерверки типа: «Земля – воздух – кошмар – а, нет, не кошмар – вот кошмар – опять не то – ага, попался – БАБАХ!»
Скоростная пенобетономешалка, за три с половиной секунды заполняющая любое подкроватное пространство кошмаронепроницаемым пенобетоном.
Портативные щекоталки для вывода жертв из депрессии.
Титановые самозатягивающиеся сети из чистого титана.
Чёрный ящик неизвестного назначения, но очень устрашающего вида.
Муляжи-приманки в виде пластмассовых испуганных детишек всех цветов пластмассы.
Муляжи-отпугиватели в виде весёлых резиновых родителей всех размеров резины.
Невообразимое количество средств захвата и удержания кошмаров, в том числе японская портативная пространственно индифферентная петля и американские автономные программируемые наручники с запасом хода 12 километров.
О. перевёл взгляд с японско-американского великолепия на стенд с флажком его страны.
Большой джутовый мешок.
Если бы лейтенанту не было так плохо, ему бы стало очень стыдно.
– Хороший мешок, – задумчиво произнесли за спиной.
О. вспыхнул и обернулся. Но нет, майор Образцов смотрел на экспозицию без тени насмешки.
– Ты не тушуйся, Петрович, – сказал Леонид. – Никакие ходячие наручники не заменят хорошего мента… или копа. Это они от безрукости своей напридумывали. А вот мешок – это дело. Это я, пожалуй, у себя заведу. Ведь нечисть-то из мешка никуда не денется, правильно? А то мы у себя всё по старинке.
И майор кивнул на стенд с российским триколором.
В центре стенда величаво покоилась большая деревянная дубина.
– И что, – благоговейно прошептал О., – она действует на кошмары?
– Да она на всех действует, – сказал Образцов. – Кто ни сунется…
– Вот что я вам скажу, парни, – раздался сзади донельзя противный голос. – Если бы русские вместо дубин использовали демократию, демократии в мире было бы больше!
Образцов медленно, как в кино, повернулся к здоровенному детине в потрёпанной форме и с бляхой такого размера, что она вполне могла заменить бронежилет. И, судя по характерным вмятинам, неоднократно заменяла.
– А русским лишь бы напиться, – продолжил коп, глядя на О. – И споить какую-нибудь молодую демократию.
– Янки, – задушевно ответил Образцов, – гоу…
В какой-то момент лейтенанту показалось, что сейчас его сосед по номеру скажет что-то по-русски, но Образцов всё-таки преодолел себя и выдохнул:
– …хоум!
– Балалайика, – парировал здоровяк на грязноватом русском, – матрйошка. Вотка. Гулаг.
– Вьетнам! – не уступил ему Образцов. – Пёрл-Харбор. Биг-мак.
Американец поднатужился:
– Солжиенитсин!
– Анжела Дэвис! – мгновенно отреагировал майор. – Луис Корвалан!
– Сталин! Распутин! – полез коп вглубь веков.
– Джордж Буш-старший! – ответил Образцов примером из новейшей истории. – Джордж Буш-младший!
Тут О. с удивлением понял, что хороший русский и противный американец очень похожи друг на друга – одного роста, комплекции и даже лица не слишком различались: злые, красные. Они вполне сошли бы за братьев-близнецов, которых в детстве разлучили международный капитал и хищническая усыновительная политика областного детдома. Будь это индийский фильм, нашедшиеся братья бросились бы друг другу в объятья.
Но поскольку это была реальность, то объятья предполагались только в рамках удушающих приёмов.
– Горбачьёв! Перестроийика! – процедил полисмен с таким видом, как будто наносил майору тяжёлое личное оскорбление.
И, что интересно, нанёс. Глаза Образцова налились кровью, как у быка, которому сообщили о переносе корриды из-за болезни тореадора, а рука непроизвольно – а может и произвольно – потянулась к стенду с дубиной. Рука копа синхронно двинулась к кобуре.
Лейтенант понял, что сейчас как раз тот самый момент, когда политическая воля малых государств может предотвратить глобальный конфликт.
– Лейтенант О.! – крикнул он.
По крайней мере одна из конфликтующих сторон оказалась не готова к такому заявлению. Американец наморщил лоб, пожевал губами и уточнил:
– А это кто?
– Это я! – как можно приветливее улыбнулся О. – Я лейтенант О. А это майор Образцов. А это…
О. сделал паузу, которую копу пришлось заполнить:
– Капитан Джефф!
– Отлично, Джефф! А мы с майором как раз говорили о ваших наручниках. Первый раз такое видим!
– Это Америка, сынок, – полисмен расправил плечи и стал казаться ещё здоровее. – Страна равных возможностей. Один американский парень изобрёл это, а другой американский парень сделал это своими руками!
О. мысленно закрыл глаза. Всё, сейчас Образцов возьмет дубину и…
Но майор был на удивление спокоен:
– А посмотреть можно?
Капитан Америка поколебался секунду, но решил проявить американское благородство, уступив просьбе поверженного в диспуте русского.
– Только не сломай, – сказал он величественно, протягивая майору наручники. – А то я вас, русских, хорошо знаю.
Оказалось, недостаточно хорошо.
– Один американский парень, говоришь? – и Образцов продемонстрировал гравировку на обороте технического чуда: «Made in China».
– Это случайность! – рявкнул полисмен, вырывая наручники у майора. – Затесалось тут…
– И тут затесалось! – радостно воскликнул Образцов, тыча пальцем в тыльную часть магнитооптического капкана. – И вон на той охломундии! И ещё…
После того как беспардонный русский нашел честную, но оскорбительную надпись «Made in China» на каждом экспонате, озверевший Джефф бросился с ответным недружественным визитом на российский стенд. Там он принялся чуть ли не обнюхивать дубину и через секунду заорал:
– Смотрите! Смотрите! У них тоже чьё-то клеймо!
– Дурашка! – ласково пожурил его майор. – Это мой отец самолично вырезал. «ДМБ-65» называется. Он эту штакетину тогда из забора и вывернул. Потом мне передал, на мой дембель…
Образцов вздохнул, вспоминая что-то очень приятное, и погладил дубину.
* * *
Утреннее пленарное заседание Ирэн проспала. Проспала катастрофически, проснувшись через два часа после его начала. Кто ж знал, что если предусмотрительно установить будильник в мобильнике на семь утра на всю неделю, а потом забыть зарядку дома, а ещё потом забыть попросить у кого-нибудь зарядку… А чего вы хотели после дюжины коктейлей? …то никакая злюка-сестра не растормошит вовремя своими нудными «Ирэн, вставай, уже пять минут восьмого, ты опоздаешь, нет, нельзя ещё минуточку, нет, одеяло не верну, всё, 45 секунд – подъем».
Вполголоса ругаясь на коварную Мари, которая даже на расстоянии ухитрилась ей навредить, Ирэн наскоро умылась, оделась, причесалась, брызнула лаком для волос, нанесла дневной крем на лицо, шею и в область декольте, припудрила всё, кроме век, нанесла тени на верхнее веко, подвела нижнее веко карандашом в тон теням, вернулась на верхнее веко и нарисовала более тёмные стрелки, придала форму ресницам с помощью удлиняющей туши, обвела контур губ ярким цветом и закрасила их блеском на тон светлее [6]6
– А брови?! – возмущённо закричали тест-читательницы. – А ногти?!
[Закрыть].
Потом добежала до зала заседаний, приоткрыла дверь и заглянула в щёлочку. В зале царил полумрак, на ярко освещённой сцене что-то мямлил тщедушный очкарик-учёный среднего возраста (а значит, и среднего к нему со стороны Ирэн интереса), а по бокам на пластиковых подставках лежали два больших лиловых шара, издававшие низкое жужжание.
– …Таким образом, всестороннее изучение… э-э-э… аномалии под руководством профессора Джексона позволило создать её искусственный аналог – пространственно-временной… э-э-э… преобразователь…
Ирэн вскользнула в зал и принялась пробираться вдоль стеночки к своей делегации – слева сзади за колонной, как удобно! Вон и свободное место с краю, которое отечественные учёные, как добрые плюшевые мишки, припасли для неё и теперь безмятежно похрапывают. Какая удача! Ещё пять шагов и…
– …приступить к демонстрации опытного… э-э-э… образца. Нам нужен… э-э-э… доброволец. Прошу включить… э-э-э… свет в… э-э-э… зале…
Хлоп! Ирэн вскинула руку, закрываясь от яркого света, и замерла, как ночной зверёк, угодивший под лучи фар автомобиля.
– Э-э-э?.. – удивился докладчик. – Вы?
Все триста учёных, включая проснувшихся отечественных, повернулись к попавшей впросак переводчице.
– А что такого-то? – повела плечиком Ирэн.
И направилась к сцене, сопровождаемая волнами оживления, расходившимися по залу по мере того, как подслеповатые учёные уясняли, какая красота проходит мимо них.
* * *
До вечера высокие рассобачившиеся стороны вели себя параллельно, то есть не пересекались. Правда, пару раз Джефф пытался уволочь с собой О., якобы чтобы угостить лучшей в мире американской кухней, но Образцов был начеку.
– Ещё чего! – заявил он, придерживая для верности лейтенанта за шиворот. – Его кухню ты в любом «Макдоналдсе» сожрёшь… А вот настоящих сибирских пельменей только я тебе накатаю!
Словом, майор так и не выпустил О. из мускулистой зоны российского влияния.
После того как Леонид до икоты накормил лейтенанта сибирскими пельменями, слепленными из купленных в сувенирной лавке равиолли, состоялся второй акт соприкосновения великих держав. В программе вечернего заседания значился доклад американской делегации «Прогресс успеха или успех прогресса: как Америка правильно диктует свою добрую волю миру и что бывает с теми, кто делает ошибки в диктантах. Опыт великолепных достижений Соединённых Штатов Америки в нейтрализации эмоционалонегативов».
– Ну и зачем доклад к такому названию? – ворчал Образцов, когда они рассаживались в зале заседаний. – Наверняка доклад короче, чем заголовок. И что это за «эмоционалонегативы»? С этим эсперанто голову совсем задурили.
– Это не эсперанто, – пояснила Мари, – это политкорректность. Это они так кошмаров называют.
– Всё равно, – возразил майор, – от твоего эсперанто никакого толку.
Мари решила не вступать в бесплодную дискуссию и спросила:
– А почему мы не за колонной прячемся?
Действительно, на сей раз майор выбрал позицию в самом центре зала.
– Надо так, – сурово пояснил Образцов и вдруг встревожился. – Э! А где Петрович?
Лейтенант обнаружился в дальнем углу, где Джефф пытался вкормить бедняге здоровенный тройной чизбургер.
– Это не от меня, – ласково повторял капитан, – это от МВФ!
Лейтенант хотел было объяснить, что он бы с удовольствием, но сыт по горло, однако ему мешали проклятая икота и наполовину засунутый в рот чизбургер.
Заметив, что русский принялся закатывать рукава, Джефф покровительственно сказал:
– Это тебе на утро! А мне сейчас доклад читать!
И отправился читать доклад.
* * *
– Ну что ж, уважаемые коллеги… – ведущий научного симпозиума сверился со списком докладчиков, посмотрел на часы, на умиротворенный президиум, – программа утреннего заседания выполнена полностью и вовремя. Думаю, мы заслужили по порции жаркого из редких галапагосских бакланов…
Видный отечественный учёный из делегации Ирэн решительно поднял руку.
– Вопрос? – удивился ведущий. – Но по регламенту пленарного заседания…
Но учёный уже вскочил.
– Я дико извиняюсь! – воскликнул он голосом, в котором не было и намёка на извинения. – А когда нам вернут нашу переводчицу? Мы уже полчаса ничего не понимаем!
Ведущий озадаченно переглянулся с президиумом:
– Что он сказал?
Президиум синхронно пожал плечами и выразительно постучал по часам.
– Все вопросы после обеденного перерыва, – строго сказал ведущий. – И, пожалуйста, с переводом. Кстати, об обеде. Вчера многие уважаемые коллеги потерялись по дороге на обед. Объясняю ещё раз. Сначала вы идёте к выходу из зала заседаний…
Он протянул руку вперёд, показывая особенно уважаемым коллегам, в какой стороне находится выход…
…и застыл, вытаращив глаза, как будто увидел в дверях нарушение второго закона термодинамики.
Жуткий грохот.
Уже поднявшийся президиум посмотрел на двери и тоже остолбенел.
Первый ряд оглянулся…
Второй ряд оглянулся…
И так – ряд за рядом…
* * *
Доклад Джеффа оказался гораздо тривиальнее, чем его название, и по содержанию мало чем от названия отличался. Капитан Америка хвастался лучшей в мире Америкой и неясно кому-то грозил.
Переводчики безучастно перерабатывали похвалы и угрозы с английского на эсперанто и с эсперанто на английский, испанский, русский и прочие языки делегаций. Текст доклада они получили загодя, поэтому шпарили по писаному, не слишком прислушиваясь к докладчику.
Закончили доклад переводчики минут на пять раньше американца. Только переводчик на японский грозно рычал что-то группе самураев. Самураи негромко, но непрерывно смеялись.
Наконец, добрался до финала и капитан. Лейтенант с удовольствием отметил, что американцу никто не хлопал – не то что ему с Мари!
Ну ладно, не то что Мари с ним!
Председатель генерал Шастель поинтересовался дежурным голосом:
– Вопросы к докладчику есть?
В дежурном голосе читалось «Какие могут быть вопросы к этой ахинее?», но Образцов вскинул руку. Это оказалось так неожиданно, что О. перестал икать. Мари сначала решила, что майор сейчас что-то бросит в американца, и изготовилась в прыжке перехватить орудие междоусобицы, но Образцов всего лишь попросил слова.
– А что, – сказал он, расставив ноги и заложив большие пальцы за ремень, – вы хоть какой мало-мальски большой кошмар поймали?
Вопрос в любой другой обстановке послужил бы сигналом к небольшому (или большому – как повезёт) международному скандалу. Но тут царила совсем другая обстановка.
Точно так же, как Мари собиралась перехватить летящий предмет, тренированные переводчики набросились на фразу русского. Он ещё только добрался до середины, когда в дело вступил русско-эсперантистский переводчик. Ещё через два слова к нему присоединился эсперанто-англичанин. Они вдвоём подняли такой гул, что слова Образцова услышали только О. и Мари.
– А? – уточнил Джефф. – В смысле – чего?
Переводчик повторил свой вариант:
– Каковы ваши наиболее значительные успехи в ловле кошмаров?
– Ха! – гневно произнес Джефф. – Уж…
…и переводчики заработали в обратной последовательности. Шумовая завеса накрыла зал. Это было удачно, потому что Мари прочитала по губам капитана окончание фразы: «Уж кто бы спрашивал!».
Образцов то ли не умел читать по губам, то ли просто брезговал. И в результате услышал от переводчика:
– Я рад, что именно вас заинтересовал этот вопрос.
Джефф и Образцов гневно посмотрели друг на друга, набрали в нехилые лёгкие побольше воздуха… Но полноценный конфликт так и не разразился.
– Да вы нам уже весь мозг выели! – возмущался Леонид, а изумлённый американец узнавал от переводчика, что его русский коллега «восхищён повсеместным успехом американской парапсихологии».
– А у вас медведи по улицам ходят как по лесу! – кричал Джефф, но до майора фраза доходила в виде: «Несомненен приоритет России в сфере использования природы для её охраны».
Образцов попытался сделать коммуникацию более зримой, грубой и весомой, перейдя на английский, но добился противоположного результата. По непостижимой орглогике в процесс включился ещё один переводчик – с английского на русский.
После прохождения по цепочке английский – русский – эсперанто – английский российские претензии стали превращаться не просто в свою противоположность, а в нечто совсем уж ортогональное.
И когда вопрос Образцова «Какого лешего вы все страны поучаете и везде свои порядки наводите?!» преобразовался в сообщение «Моя школьная учительница географии в моей таёжной школе приучила меня к порядку», майор и капитан окончательно выдохлись. Ни одно оскорбление не достигло соперника. Ни капли морального удовлетворения не удалось выжать из дискуссии. Леонид и Джефф замолчали.
Убедившись, что вопросов больше нет и быть не может, генерал Шастель торжественно объявил:
– Я очень рад, что сегодня в этом зале царит полное взаимопонимание.
«А я как рада, – подумала Мари, – что сегодня в этом зале взаимопониманием и не пахнет! Пришлось бы разнимать этих бугаёв».
Переводчики скромно промолчали.
– Ну что ж, – француз приподнялся. – Я думаю, все мы заслужили по бокалу настоящего французского вина, специально доставленного сюда…
По сцене тревожной тенью промелькнул адъютант. Он припал к уху председателя Интеркошмарпола и что-то быстро зашептал.
Генерал Шастель выслушал адъютанта, ещё пару секунд побыл в полупривставшем положении и медленно сел.
– Господа полицейские, – неожиданно звучно произнес он, – ЧП.
«Сейчас он скажет, что ящик с французским вином разбился, и нам придётся пить чилийское», – подумал О.
Но генерал сказал совсем другое:
– Боевая тревога. Общий сбор.
И ударил молоточком по председательскому колокольчику, чего не делал ни разу за весь день.
И сразу стало ясно, почему не делал. Вместо того чтобы издать мелодичный звон, колокольчик взревел мощной сиреной.
Зал каменных учёных
Верите ли вы в коллективный разум?
А) Верю.
Б) Не верю.
В) Мне нужно посоветоваться с коллективом.
Из опросника «Разум и коллектив: есть ли точки соприкосновения?»
Потом мы раскурили трубку мира, выпили рюмку мира… В общем, всё закончилось дракой мира.
Х. Колумб. «А по-моему, Индия»
Трёх минут, в течение которых полицейские до отказа заполнили зал – впервые с начала конференции, русскому майору хватило, чтобы сгонять за дубиной и вернуться.
– Тревога-то боевая, – ответил он на удивлённый взгляд Мари. – И дубина боевая. Они, в общем-то, созданы друг для друга.
Генерал Шастель посмотрел на часы и кашлянул в микрофон, но полицейские продолжили гудеть, на всех языках задавая друг другу сакраментальный вопрос: «А что случилось-то?»
Шастель занёс молоточек над колокольчиком. Гул мгновенно стих.
– Дамы и господа! – объявил Шастель на безупречном языке своего извечного соседа через Ла-Манш. – Ситуация чрезвычайная.
Переводчики-эсперантисты встали в стойку, но не произнесли и нескольких слов на теоретически понятном всем жителям Земли эсперанто, как Образцов встал и крутанул дубиной над головой.
Этот широкий жест оказался даже более интернациональным, чем эсперанто. Переводчики с профессиональной проворностью скрылись в оркестровой яме и больше не подавали признаков жизни или иной деятельности.
Генерал поблагодарил майора коротким кивком, после чего произнёс:
– Кто-то открыл врата ада.
Зал слегка оторопел. «Это не я», – зачем-то подумал О.
– Это, конечно, метафора, – продолжил Шастель. – Ведь ада не существует… предположительно. Но ситуация очень похожа. Двое суток назад произошло нападение неустановленного кошмара на самолёт «Аэрофлота», совершавший посадку в аэропорту Бангкока. И произошло это днём.
Мари подняла руку:
– А что произошло с пассажирами и экипажем?
– Их парализовало.
– Всех?!
– Всех. И снять паралич до сих пор не удалось. Вот такой страшный кошмар.
Полицейские принялись переглядываться, качать головами, охать, цокать языками, пожимать плечами, чесать в затылках и другими традиционными национальными способами выражать свое изумление.
– «Аэрофлот» разбился? – мрачно спросил Образцов.
– К счастью, пока кошмар добрался до пилотов, они успели совершить аварийную посадку.
Русский майор посветлел лицом, проворчав что-то вроде «Умеем же, когда припрёт».
– А вы уверены, что это были кошмары? – подал голос американский капитан. – Это могли быть и террористы с парализующим газом. Эти парни ни перед чем не остановятся, лишь бы досадить Америке!
– Это же был русский самолёт! – возмутился Образцов.
– Это-то и досадно, – сказал Джефф. – Если бы американский, уж мы бы им!
Шастель пожевал губы. То ли подбирал правильное слово для Капитана Америка, то ли ставил на место зубные протезы.
– Никаких следов газа не обнаружено, – наконец сказал он. – Более того, до сих пор не обнаружено таких газов, которые превращали бы людей в камни. Более того… – он сделал профессиональную паузу, заставив зал подобраться, – после пассажиров «Аэрофлота» жертвами стали участники научного симпозиума в Антарктиде.
«Так ведь в Антарктиде мы, – удивился лейтенант О. – И конференция в Антарктиде у нас. Когда мы успели стать жертвами? Или… – он похолодел, – или кошмары – это пингвины?»
Видимо, схожие по идиотизму мысли отразились на лицах многих слушателей, потому что Шастель поморщился и уточнил:
– Симпозиум с другой стороны Антарктиды. И симпозиум – не конференция, чтоб вы знали. Более того…
«Да не тяни уже ты!» – невежливо подумала Мари.
– …практически одновременно с антарктическим инцидентом аналогичные происшествия случились с японскими туристами в Новой Зеландии, научной экспедицией в Исландии и взводом новобранцев в России.
– Учёные и русские, – тихо, так что услышала только Мари, пробормотал Леонид. – Русские и учёные. Вот, значит, против кого… только японцы не укладываются… значит, японцы для отвода глаз… но нам не отведёшь…
– И что у нас есть? – риторически спросил Шастель. – А есть у нас пять, подчёркиваю, пять дневных, подчёркиваю, дневных нападений неустановленных кошмаров на группы, подчёркиваю, группы взрослых, подчёркиваю, взрослых людей.
Каждое важное слово генерал подчёркивал молоточком в воздухе. Полицейские следили за инструментом, как призывники на приёме у невропатолога.
– Итого мы имеем 635 жертв, которых парализовало от страха при встрече с ужасом, о котором мы понятия не имеем, подчёркиваю, – и Шастель направил молоточек на слушателей.
Весь зал застыл в оцепенении. Замер и генерал, похожий на парадный бюст с ногами.
Безмолвие нарушил один из адъютантов, который подскочил к Шастелю и что-то прошептал на ухо. А может быть, плюнул в ухо антипарализатором, потому что генерал мгновенно отмёрз.
– …Самолет подан, господа, – сказал он. – Вылет через десять минут.
Полицейские не шевельнулись.
Шастель посмотрел на зал и гаркнул:
– Au pas de charge, conscrits! [7]7
Бегом, салаги! (фр.)
[Закрыть]
Это сработало на все сто… нет, на все двести делегатов конференции.
* * *
– А америкашки-то, – довольно сказал майор на весь аэробус, – в эконом-классе!
Богатство экспозиции США сыграло над американцами вторую – после «Made in China» – злую шутку за день. После доходчивой вводной французского генерала Образцов схватил дубину, Мари – лейтенанта с мешком, и уже через пять минут они занимали места в первом ряду салона бизнес-класса. Американцы, японцы, немцы и прочие шведы в это время лихорадочно тащили всё своё барахло к самолёту, пытались убедить стюардов, что самолёт резиновый, пытались сообразить, что может скрываться под странной фразой «только самое необходимое», – и в результате ютились в хвосте, придерживая коленками свои пожитки.
– То ли дело мы! – продолжал торжествовать Образцов. – Всё своё носим с собой! Наверняка у нас общие исторические корни… – голос его вдруг поменялся в сторону недоверчивости. – Общие предки. Хм…
Русский слегка отодвинулся от Мари с лейтенантом и принялся внимательно их изучать. Мари попыталась представить общего предка, из которого одновременно произошли Образцов, О. и они с Ирэн. У неё не получилось. У майора, видимо, тоже, потому что он положил руку на дубину и подозрительно спросил:
– Так а чего это вы в НАТО не вступаете?
– А смысл? – удивился О.
– Вот и я говорю! – Образцов поухватистее взял дубину. – Если вы не с ними и не с нами, то какой-то подозрительный смысл получается.
– Мы с вами, – твёрдо сказала Мари. – Но не против них. А смысл – он не бывает подозрительным или неподозрительным. Он или есть, или его нет. Вот смысл жизни – он подозрительный или неподозрительный?
Упоминание смысла жизни неожиданно успокоило русского. Наверное, он где-то прочитал, что такие слова могут знать только славяне и родственные им нации, но никак не члены НАТО.
– Эх, молодёжь, – вздохнул майор, – вот доживёте до кризиса среднего возраста, тогда и поговорим о смысле жизни.
И меланхолично обнял дубину.
От нечего делать Мари подумала: «Кризис среднего возраста? Как это? Потеря цели в жизни? Депрессия? Как интересно! Надо попробовать!»
Но попробовать она ничего не успела, потому что заснула.
* * *
– Так!.. – крикнул американец, врываясь в зал заседаний.
– …Немедленно… – подхватил русский, отставший от американца на полживота.
– …Посторонним… – рявкнул японец.
– …Очистить… – продолжил итальянец, и далее понеслось из уст в уста, причём некоторые фразы полицейские скандировали хором:
– …Помещение… для… проведения… следственных… мероприятий-приятий-ятий-тий-ий-й!
Участники расследования сердито уставились друг на друга.
– Персонал не смог очистить помещение от посторонних, – сообщил от дверей генерал Шастель. – Они, знаете ли, теперь очень тяжёлые, посторонние… точнее, пострадавшие. Не зал заседаний, а ВДНХ какое-то.
Майор Образцов хмуро посмотрел на француза. Видимо, ему не понравилось, что Шастель знает про ВДНХ.
А может, ему не понравилось сравнение с ВДНХ. И действительно, выставку достижений народного хозяйства напоминало разве только оригинальное дизайнерское украшение сцены в виде больших светящихся шаров. Сам же зал заседаний скорее походил на мастерскую очень самокритичного скульптора, который много лет пытался довести до совершенства скульптуру «Сидячий учёный получает внезапное и очень огорчительное известие».
Три сотни вариантов сидячих учёных в разных стадиях приподнимания заполняли все кресла. И все три сотни учёных лиц с выражением разной степени изумления смотрели на председателя Интеркошмарпола в дверях.
Точнее – в трёхметровом стенном проломе на месте бывших дверей.
– Так что действуйте аккуратно, ещё уроните кого, – сказал Шастель. – Работать в команде, без шума, криков, выяснения кто тут главный, в плотных рамках международного сотрудничества. Если что найдёте – сразу докладывайте.
И ушёл в неизвестном направлении. Видимо, большой руководящий опыт подсказал генералу, что в такой толчее найти улику сможет только гений поиска. А если он уж такой гений поиска, то и генерала как-нибудь найдёт, чтобы сообщить ему о находке.
Образцов плюнул, достал из внутреннего кармана прутик и принялся водить им вдоль стен. Остальные последовали его примеру, хотя плевать не стали, а за неимением прутиков пользовались сканерами, датчиками ИК-излучения и прочей не проверенной веками техникой.
Лейтенант О., чтобы хоть как-то международно посотрудничать, попытался принюхаться. Ему тут же начал мерещиться запах жареного пингвиньего жира. Это было тем более ужасно из-за того, что О. никогда раньше не слышал запаха жареного пингвиньего жира. Лейтенант зажал нос и выбежал из зала.
Мари прошла мимо застывших рядов учёных, шикающих друг на друга полицейских, обогнула декоративные лиловые шары и облокотилась на трибуну. Производить следственные действия в толпе из двухсот человек она не любила. Это попахивало уже не коллективным разумом, а коллективным маразмом.
«Вот соберут улики, – подумала Мари, – тогда и подумаем. А пока подумаем… ну, например о кризисе среднего возраста. Чтобы потом, в среднем возрасте, встретить его во всеоружии».
И девушка принялась упражняться в депрессии.
«Итак. Жизнь прошла, а чего я добилась? Получила диплом с отличием, обезвредила несколько особо опасных кошмаров, начальство ценит, вот лейтенанта в подчинение дали. На конференцию, опять же, послали в качестве поощрения…» Мари поняла, что не вгоняет себя в депрессию, а хвастается.
Она решила подойти к тренингу более основательно. Сдвинула брови, сжала губы, сцепила руки на груди, опустила плечи…
К ней тут же подскочил Джефф:
– Появились идеи?
– Нет, – Мари ухитрилась удивиться, не меняя мимики и позы.
– А-а-а, понятно… Просто у тебя был такой вид…
И американский любитель халявы («Как и все американцы», – непременно добавил бы Образцов) вернулся к работе.
«Вот, например, – думала Мари, – работа полицейского. И вообще – жизнь полицейского. В чём смысл? Ловить всякую дрянь? Допустим. Но ведь всю дрянь не переловишь. Одну переловил, другая изо всех щелей лезет».
На краю сознания появилось робкое напоминание о резком падении уровня преступности, за которое Мари отчитывал полковник Мрак. Сержант сначала хотела прогнать её, а потом сообразила, как использовать.
«А если удаётся искоренить, так тебя же ещё и ругают. За снижение показателей. Получается, смысла нет!»
Мари приободрилась. Она была на прямом пути к полномасштабному кризису и оглушительной депрессии.
«Но ведь смысла нет не только в полицейской жизни! Вот, скажем…» Мари пошарила взглядом по залу. На ум сразу пришли две профессии: учёные и скульпторы.
«Вот, скажем, скульптор. Ну старается он, лепит какую-нибудь… Венеру Милосскую. А какой-нибудь дурак – ррраз! – и руки ей отбил. Спрашивается, чего стараться?»
Мари ощутила азарт охотника. Депрессия была где-то рядом, буквально вот-вот!
«А у учёных что, лучше? Всю жизнь изучаешь какую-нибудь Венеру, защищаешь диссертацию на тему “Есть ли жизнь на Венере? Есть, и в своей диссертации я убедительно это докажу”, а потом НАСА отправляет на Венеру робота – и нет никакой жизни! Разве это жизнь?! Всё! Полная бессмыслица существования доказана! Ай да я! Ай да умница!»
Тут Мари поняла, что бодро расхаживает по залу, радостно потирая руки.
«Хм, – подумала она, – какая-то странная у меня депрессия… Надо ещё потренироваться. Но потом. А пока пойду-ка я свидетелей опрошу».
Она прошла по залу, где полицейские, подсаживая друг друга, уже сканировали потолок, и в холле столкнулась с лейтенантом.
– А я свидетелей опросил, – похвастался О.
– Молодец, – сказала Мари.
– Они ничего не видели, – так же гордо продолжил лейтенант.
– Тогда чего они свидетели?
О. на мгновение сбился, но заглянул в блокнот и просветлел:
– Они свидетели того, как учёные входили в зал, как подтягивались опоздавшие, как один вышел раньше времени в ресторан, а потом все свидетели – это персонал отеля – ушли готовить музыкальное поздравление именинникам на обед, а потом грохот, персонал прибежал в зал, а тут уже всё.
– А кто тот свидетель, что вышел раньше?
О. сверился с блокнотом.
– Некий Эдуард. Но он не свидетель, он пострадавший.
