Текст книги "Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

...Перемена тона была разительна. Не иначе, кто-то всесильный заставил нетерпеливое начальство оставить в покое руководителя группы «Вандея».

В субботу перед самым окончанием рабочего дня Пустельгу вызвали в хозяйственное управление, сообщив, что ордер на квартиру он сможет получить в следующий вторник. Новость сразу же подняла настроение. Получить квартиру в его возрасте и звании, да еще, после неполного месяца службы в Столице!

Про квартиру он решил пока никому не говорить, чтобы сразу же пригласить своих сотрудников на новоселье. В общем, к воскресенью Сергей чувствовал себя и вовсе неплохо.

В отличие от мхатовской премьеры, «Аида» не вызвала наплыва зрителей. В основном сюда пришли те, кого случайно занесло в Столицу: командировочные, иногородние студенты, мелкая провинциальная интеллигенция. Вызолоченные, отделанные бархатом ложи были пусты, народ теснился на галерке, где билеты подешевле; первые ряды были также почти свободны. Сергея, впрочем, это не смутило: Большой оставался Большим.

В зале начал медленно гаснуть свет, из оркестровой ямы неслись звуки настраиваемых инструментов, когда Ахилло, уже несколько минут оглядывавший зал в поисках знакомых, внезапно хмыкнул:

– Отец-командир, взгляните! Ложа справа...

Сергей обернулся. Темнота уже окутывала зал, но он успел заметить бледное знакомое лицо, руку, лежавшую на барьере... Человек казался призраком, медленно исчезающим в подступавшей тьме.

– Бертяев! – Пустельга даже привстал. – Не может быть!

– Почему – не может? – удивился Михаил. – Он обожает «Аиду». Ни одной постановки не пропускает... Эге, да он не один!..

Любопытствовать не было времени – оркестр заиграл увертюру, тонко запели скрипки, огромный занавес, украшенный золотыми гербами Союза, медленно пополз вверх...

Пели, вопреки всем опасениям, неплохо. Дотошный Карабаев в очередной раз оказался прав: исполнители были молоды и красивы, ничуть не напоминая тучных старцев и старух, изображающих на сцене пылких влюбленных. Впрочем, сравнивать Пустельге было почти что не с чем. Он лишь однажды слушал «Аиду» в Харькове, где гастролировала какая-то провинциальная труппа. О бывшем селькоре не приходилось и говорить. Прохор слушал серьезно, чуть нахмурясь, словно присутствовал на важном допросе.

Ударил фанфарный марш. Сергей, всегда испытывавший волнение от громкого, надмирного голоса труб, откинулся на спинку кресла и тут его взгляд скользнул вправо, в сторону бертяевской ложи. Он вновь увидел драматурга. Тот сидел, возвышаясь над невысоким креслом, красивое лицо по-прежнему казалось бесстрастным и спокойным... Впрочем, Сергея удивило нечто иное. Ахилло не ошибся: Афанасий Михайлович пришел на спектакль не один...

...Она была все в том же темном платье, и лицо ее казалось таким же невозмутимым и холодным... Пустельга поспешил отвернуться. Наверное, та, которую он встретил на мхатовской премьере, тоже была любительницей «Аиды».

В антракте Ахилло принялся допрашивать Прохора по поводу классовой сущности музыки Верди. Карабаев с самым серьезным видом осудил мелкобуржуазную ограниченность великого драматурга, игнорировавшего пролетарский мелос и передавшего «Аиду» для исполнения в момент открытия Суэцкого канала, очередной затеи мирового империализма. Пустельге внезапно почудилось, что его подчиненные просто подшучивают – и вовсе не друг на другом...

Внезапно в фойе прямо перед ними появилась знакомая высокая фигура. Бертяев медленно шел по проходу, опираясь на массивную трость. А рядом с ним...

– Ага! – удовлетворенно заметил Ахилло. – Желаете познакомиться, товарищи? – и, не дожидаясь ответа, шагнул вперед.

– Микаэль, вы? – на бесстрастном лице Бертяева внезапно появилась улыбка.

– Так и знал, что вас встречу! – Ахилло заговорщицки усмехнулся. – Вы же вроде старосты в клубе поклонников «Аиды»!.. Афанасий Михайлович, это мои коллеги...

Последовало представление. Каждый был удостоен короткой улыбки и крепкого рукопожатия. Затем Бертяев обернулся:

– Товарищи, прошу знакомиться. Артамонова Виктория Николаевна...

Ахилло шаркнул ногой, словно старосветский жуир прошлого века и внезапно, к крайнему смущению Сергея, приложился к ручке. Впрочем, Виктория Николаевна вовсе не была смущена. Снова улыбка, и вот ее рука протянулась к Пустельге.

– С-сергей... – он вновь почувствовал себя не в своей тарелке.

– Лейтенант Карабаев! – Прохор, став по стойке «смирно», щелкнул каблуками. Пустельга мысленно обозвал себя растяпой. Даже представиться как следует не сумел!..

– Сергей Павлович, вы, если не ошибаюсь, командир Микаэля?

Этого вопроса Пустельга не ожидал. Выходит, Бертяев знает о нем, ведь своего имени-отчества Сергей не называл!

– Когда Микаэль узнал, что у него будет новый командир, то собирался проситься обратно в театр...

Виктория Николаевна с улыбкой переводила взгляд с довольного Ахилло на растерянного Пустельгу. Сергей вздохнул: с ним шутили. Надо отвечать.

– Ну, Афанасий Михайлович... Виктория Николаевна... Старший лейтенант Ахилло преувеличивает. Я, конечно, суров, зато – справедлив. Сорок минут физзарядки, чистка сапог непосредственному начальству...

Казарменный непритязательный юмор был воспринят благосклонно. Сергей представил, как выглядит со стороны: провинциальный бурбон, которому по нелепой случайности выпало командовать рафинированным душкой Микаэлем...

– Никогда не любил физзарядку, – покачал головой Бертяев. – Вы, Сергей Павлович, не глумитесь особо над Микаэлем. Он – натура тонкая, ранимая...

«Ранимая натура» Микаэль-Михаил испустил томный вздох.

– Хорошо, – Пустельга мобилизовал все свое чувство юмора. – Но вы же понимаете, товарищи, служба – она порядка требует. Так сказать, хоть безобразно, зато единообразно.

Снова улыбки. Сергей покрылся потом. Он знал, как допрашивать интеллигентов, как вербовать. Но вести легкую беседу...

– Я... Мы с Михаилом были на премьере «Кутаиса». Мне... Нам очень понравилось.

– Вот как? – брови Бертяева взметнулись вверх. – Это очень серьезное признание, Сергей Павлович! Ну, раз вы так глубоко завязли, то приходите как-нибудь ко мне, все втроем... Побеседуем.

– Товарищ Бертяев! Вашей пьесы не видел, виноват. Был в командировке! – внезапно выпалил Прохор. – Мне... можно будет прийти?

– Тяжелый случай! – с самым серьезным видом вздохнул Афанасий Михайлович. – Вам, лейтенант Карабаев, придется выслушать пьесу в авторском исполнении. Сочувствую!..

– Ничего, товарищ Бертяев, – охотно отозвался сибиряк. – Я недавно целый роман прочел! За пять дней!

– Преклоняюсь!

Драматург крепко пожал руку лейтенанту. Тот усмехнулся в ответ, и Пустельга понял, что бывший селькор прекрасно умеет входить в доверие – даже к подобной рафинированной публике.

Сергей попрощался молча. Ему вдруг показалось, что Бертяев и Виктория Николаевна обменялись быстрыми, еле заметными взглядами. Кажется, Ахилло не преминул кое-что рассказать о нем...

– Прохор, как вам Бертяев? – полюбопытствовал Ахилло. Мнением Сергея он почему-то интересоваться не стал.

– Серьезный мужик, – отозвался лейтенант. – Сильный.

– Почему – серьезный? – удивился Пустельга. – Он ведь шутит все время!

– Серьезный, – упрямо повторил Карабаев. – А шутит – это от силы, цену себе знает... Вон с какой гражданкой в театр пошел!

– Тут вы ошибаетесь, – покачал головой Микаэль-Михаил. – Виктория Николаевна – жена его друга. Он ведь старше ее лет на двадцать!

– Так я ведь не о том! – пожал плечами Прохор. – Просто человек себе цену знает – с некрасивой в театр не ходит. И одет... Сильный мужик!

Пустельге внезапно показалось, что весь этот достаточно нелепый разговор ведется исключительно в расчете на слушателя – на него самого. Сергею Бертяев понравился. Конечно, не из-за фрака, который так запомнился Прохору. То, что простая душа Карабаев называл «силой», было скорее чувством собственного достоинства. Такое встречалось редко, особенно среди интеллигентской публики, живо чувствующей свою классовую неполноценность.

...О Виктории Николаевне Сергей старался не думать. Она сразу поняла, с кем имеет дело. До него снизошли – вежливо, как и полагается интеллигентным людям. А он начал плести что-то про физзарядку и сапоги!.. Вот Прохор – молодец: держал паузу, а затем – сразу на контакт!

Пустельга внезапно представил себе, что ему надо войти в доверие к Бертяеву и... к Виктории Николаевне. Не «по жизни», а по долгу службы. Дело привычное: продумать собственный «образ», просчитать возможные варианты беседы. Больше говорить о самом «объекте», особенно в начале знакомства, не смущаться, любую неловкость обращать в шутку. И – улыбка, обязательная улыбка!.. Странно, почему ему не пришло в голову воспользоваться чем-нибудь из многолетнего опыта? Может потому, что «сыграй» Сергей при подобном знакомстве – и ему не изжить чувства, будто он на очередном задании...

Финал «Аиды» почему-то расстроил. Темное подземелье, замурованный вход, могильное молчание за каменной кладкой... Вспомнилась ночь на Донском кладбище, разрытая могила, треснувшая крышка полуистлевшего гроба. Сергея передернуло. Он вдруг представил, как тот, кого похоронили в далеком 21-м, просыпается в тесном гробу, сжимая в руке странный кристалл, покрытый неведомыми надписями. Красная призма начинает светиться, буквы-муравьи наливаются живым огнем, освещая мертвую могильную тьму...

Зал аплодировал долго. Были цветы, актеров вызывали на поклон, и даже Микаэль-Михаил поспешил на сцену с неизвестно откуда взявшимся букетом. Прохор казался по-прежнему очень серьезным, но сквозь эту мину явно проглядывало удовлетворение. С билетами сибиряк не оплошал и не зря рекомендовал старшим товарищам произведение прогрессивного итальянского композитора.

В гардеробе Пустельга то и дело оглядывал толпу, надеясь заметить своих новых знакомых. Но ни Бертяева, ни Виктории Николаевны не было, словно сегодняшняя встреча лишь привиделась Сергею.

До общежития он добрался заполночь. Долгая дорога уже не раздражала. Было время подумать об увиденном, а кроме того, Сергею осталось ночевать здесь не более нескольких дней. Хорошо если новая квартира будет где-нибудь в центре! Впрочем, это уж слишком для старшего лейтенанта из провинции.

...Темную машину Сергей заметил сразу, хотя стояла она без огней в густой тени деревьев. Сработала профессиональная привычка. Мозг автоматически зафиксировал: «паккард», черная или темно-синяя окраска, окна закрыты шторами...

– Товарищ Пустельга? – из темноты шагнул человек в военной форме. Сергей остановился, рука легла на отворот пальто, готовая скользнуть к спрятанному под мышкой оружию.

– Я. В чем дело?

– Пройдите, пожалуйста, к машине.

Пустельга не сдвинулся с места. Последовать приглашению было еще глупее, чем ломиться в заминированную квартиру на Мещанской.

– Сергей Павлович, вас ждет тот, с кем вы познакомились у Донского монастыря...

Рука, уже тянувшаяся к оружию, замерла. Странно, а ведь он только что вспоминал ту жуткую ночь!.. И почему товарищ Иванов так любит темноту?

– ...Садитесь, Сергей Павлович! – знакомый голос был мягок и доброжелателен. Сопровождающий Пустельгу военный исчез в темноте. Сергей забрался на переднее сиденье. Шофера не было, товарищ Иванов сидел на заднем сиденье, его лицо, как и в памятную ночь, было закрыто капюшоном.

– Решил подышать свежим воздухом, а заодно и побеседовать. Становитесь театралом? Это хорошо...

Пустельга чуть было не начал оправдываться, но сдержался. Товарищу Иванову доложили, что руководитель группы «Вандея» сходил на «Аиду». Криминала в этом нет, да и быть не может...

– Сергей Павлович, хотел с вами посоветоваться. Я читал вашу докладную...

Товарищ Иванов на мгновенье умолк, дав Сергею сообразить, о чем идет речь. Имелась в виду, конечно, докладная наркому.

– Как вы думаете, кто-нибудь из тех, кого арестовали, связан с «Вандеей»? Я имею в виду, непосредственно.

Пустельга замер. Значит, не только в Главном Управлении нашлись скептики! Осторожнее, старший лейтенант...

– Достаточных доказательств нет, товарищ Иванов. Но «Вандея» получила взрывчатку по их оплошности...

– Это верно... Но давайте честно: вы считаете, Фриневский – это Кадудаль?

Сергей на мгновенье замешкался. Фриневский мог быть Кадудалем. Но его просили говорить честно...

– Не думаю. По-моему, он просто покрывал других...

– Согласен с вами... Фриневского мы переведем на Дальний Восток. А Кадудаля надо искать дальше. Или вы думаете, что агент «Вандеи» – какой-нибудь скромный швейцар?

Да, товарищ Иванов неплохо информирован об их спорах...

– Теоретически все может быть. Но все-таки кажется, что Кадудаль – кто-то из ответственных работников. «Вандея» работает слишком серьезно. Конечно, у Кадудаля могут быть помощники...

– Выходит, целая сеть... Сергей Павлович, а как вы объясняете такую силу «Вандеи»? Почему мы не можем напасть на их след?

– Может быть только одна причина...

Пустельга собрался с силами и выдохнул:

– «Вандея» имеет серьезное прикрытие на самом верху...

– На уровне ЦК? Политбюро? Совнаркома?

– Да...

Наступило молчание – долгое, тягостное. Наконец, человек, чье лицо было закрыто капюшоном, усмехнулся:

– Сергей Павлович, вы верите в шпионов на уровне Политбюро?

– Но... – Пустельге стало жарко. – Каменев, Зиновьев, Пятаков, Бухарин – разве они не были шпионами?

– С вами не поспоришь, – кажется, товарищ Иванов вновь улыбнулся. – Но знаете, у меня есть такое чувство, что «Вандея» – организация иного рода. Подобных связей у них, скорее всего, нет. Но там руководят необыкновенно умные люди. Вот тут и проблема... Кстати, Сергей Павлович, вы уверены, что беглые враги народа, которые так успешно скрываются, ушли по линии «Вандеи»?

– Но... у нас есть донесения «Лантенака»! – удивился Сергей. – Он называет эту операцию «Ковчег»...

– Да-да, помню. Но все-таки, если будут подробности, постарайтесь узнать все точно. Тут могут быть интересные варианты... Про Корфа не забыли?

– Нарком тоже не забыл, – вздохнул Сергей. – Недавно на коллегии...

– Знаю. Но вы, конечно, понимаете, что если отменить розыск Корфа официально, в Управлении будет слишком много вопросов. Ну, вроде обо всем поговорили. Кстати, если не секрет, Сергей Павлович... Вы, наверное, интересовались, кто такой Иванов, который отдает вам такие странные распоряжения? И что вам на это ответили?

– Что вы – псевдоним товарища Сталина, – брякнул Пустельга, мгновенно пожалев о сказанном. Впрочем, собеседника данная формулировка не смутила.

– Вот даже как! Хорошо, согласен. Считайте меня псевдонимом товарища Сталина...

Последняя фраза была сказана совсем другим тоном – серьезным и властным. Намек был понятен, но от этого становилось еще более жутко.

Рукопожатие – и Пустельга осторожно захлопнул дверцу «паккарда». Короткая беседа вымотала, словно долгий тяжелый допрос. Сергей был теперь почти уверен, что его ночной собеседник – один из помощников Вождя, который курирует армию и органы госбезопасности. Неудивительно, что этот человек не афиширует свою личность. Хотя все это по-прежнему странно, очень странно...

Дежурный в общежитии, успевший уже запомнить Пустельгу, не стал разглядывать пропуск, но не спешил отходить в сторону:

– Извините, товарищ старший лейтенант. Вам тут звонили. По-моему, это срочно. Я записал...

– С работы? – Пустельга представил, что нужно ехать на ночь глядя в Большой Дом, и его передернуло.

– Вроде, нет... – сержант казался немного смущенным. – Какая-то гражданка звонила. Говорит, очень важно. Вот...

На небольшом листке бумаги твердым почерком дежурного были выведены несколько строк:

«Сергей Павлович! Еще раз благодарю Вас за то, что Вы для меня сделали. Нам очень нужно увидеться! Только Вы мне можете помочь. Я попала в очень странную историю. Вера Лапина».

– Что-нибудь случилось, товарищ старший лейтенант? – осторожно поинтересовался дежурный. – Может, милицию? Или нашим ребятам позвонить?..

– Нет, я сам... Спасибо...

Пустельга еще раз прочитал записку, хотя уже помнил ее наизусть. Странная история продолжалась...

Глава 9. Особый район

Шинель, ремень, портупея, кобура темной кожи... Чемодан казался бездонным, но интерес внезапно пропал, сменившись легкой брезгливостью. Что это они еще придумали? Волчья шкура...

– Нравится? – радостно улыбнулся «Костя». – Вы примерьте, Юрий Петрович! Мы же без мерки шили, мало ли что?

– Не хочу...

– Неужели не нравится? – огорчился энкаведист. – Лучшие наши мастера шили! Ну, переодевайтесь, а я пока в канцелярию забегу...

Оставшись один, Юрий нерешительно тронул гимнастерку...

...Форма сидела превосходно. Пришлись впору и сапоги, только с портупеей вышла неувязка. Орловский в никогда не носил военной формы и теперь растерянно вертел в руках длинный ремень.

– Совсем другое дело! – «Костя», как всегда, появился неожиданно, неся в руках знакомый портфель. – Вид у вас, Юрий Петрович, ну, прямо героический. Давайте-ка помогу...

Портупея заняла законное место. Кобура, легкая, пустая, была пристегнута к ремню.

– Вот! Теперь шинель...

Дело довершила фуражка. «Костя», удовлетворительно цокнув языком, достал из портфеля большое круглое зеркало.

– Прошу!

Орловский хотел отказаться, но не удержался – и глянул. Странно, его новый вид отчего-то не вызвал протеста. Казалось, эта волчья шкура изначально предназначалась для врага народа Орловского.

– Оно ведь как бывает, – энкаведист, казалось, читал его мысли. – До беды часто – всего шаг. Но порою и от беды до удачи тоже чуть-чуть, шажок. Вот как форма-то вам идет, Юрий Петрович! Загляденье!

Орловский почти не слушал говорливого чекиста. Все эта неспроста, значит, надо успеть подготовиться, ведь в камеру он мог и не вернуться.

– Я пошел, – «Костя» засунул зеркало в портфель и еще раз окинул Юрия одобрительным взглядом. – Шинельку на вешалку повесьте, чтоб не угреться...

Оставшись один, Орловский быстро оглядел бумаги. Рукопись забрать не дадут, зато копию списка заклинаний вполне можно спрятать...

Первый сюрприз ждал во время прогулки. Юрий решил прогуляться не в привычном бушлате, а в шинели – просто из озорства. Вначале ничего не изменилось. Конвоир все так же деловито топал сзади, но вот из-за угла вынырнули темные силуэты. Сергей ждал привычного хлопка, но конвоир почему-то мешкал. Зато странно повели себя встречные. «Вертухай» замер на месте, растерянно хлопнул и внезапно вытянулся по стойке «смирно», взметнув руку к козырьку. Юрий дернулся и, не соображая, что делает, тоже прикоснулся ладонью к фуражке. Интересно, как бы отреагировал Терапевт, появись Юрий у него в доме в подобном виде? Скорее всего, посмеялся – нервы у него крепкие. А вот кое-кто из гостей наверняка позеленел...

...Вспомнилась первая встреча с Никой. Они познакомились именно у Терапевта. В тот вечер она была в прекрасном настроении, и Юрий лишь подивился, что на свете бывают такие счастливые люди. Впрочем, особого внимания тогда он на нее не обратил. Красивая женщина, конечно... Именно так Орловский ответил Терапевту, когда тот поинтересовался, успел ли он, Юрий, познакомиться с его гостьей. Услыхав подобный ответ, он странно усмехнулся:

– Только красивая? И больше вы ничего не заметили?

– Ну... – растерялся Орловский. – Глаза приметные... Умные.

Он сморозил что-то явно не то. Терапевт же внезапно стал серьезным:

– Вы ошибаетесь. У нее безумные глаза. В этом все дело...

Тогда Юрий ничего не понял. Понять довелось намного позже.

Пришло время скудного тюремного ужина, но «Костя» все не появлялся. Юрий в последний раз перелистал рукопись Родиона Геннадиевича и аккуратно сложил исписанные мелким почерком листы. Наверное, он уже больше не увидит эту книгу. Как и свои собственные: незаконченную, что лежала на столе, и другую, которая, если Терапевт не ошибся, должна была уже выйти где-то за границей...

Энкаведист не вошел, а буквально вбежал в камеру:

– Готовы? Одевайтесь, Юрий Петрович, одевайтесь! Скорее, пожалуйста...

Портупея, шинель, ремень, пустая кобура, фуражка. Страничку с заклинаниями он спрятал заранее...

– Хорошо... – «Костя» быстро обошел вокруг, поправил складки на шинели. – Очень хорошо... Юрий Петрович, вы знаете, как отдают честь? Правая рука к козырьку...

– Костя! – он впервые назвал энкаведиста этим нелепым в подобной обстановке именем. – На кой черт весь этот маскарад?

– Маскарад? – поразился тот. – Почему маскарад, Юрий Петрович? О чем вы? Ах да! Совсем забыл!..

Порывшись в портфеле, он достал небольшую темно-красную книжечку:

– Удостоверение ваше...

За книжечкой последовал револьвер, настоящий, новенький, отблескивающий темным металлом.

– Вот... И патроны. Прячьте...

«Костя» явно спешил. Он сам спрятал оружие, застегнул кобуру и достал небольшой листок бумаги:

– Распишитесь. За удостоверение и личное оружие.

Юрий механически поставил свою подпись, тяжело вздохнул:

– Гражданин полковник!..

– Товарищ полковник, – мягко поправил «Костя». – Вот, читайте...

Еще одна бумажка. Бланк, печать и несколько строчек. «Присвоить звание майора... Орловскому Юрию Петровичу... Подпись... Н.И. Ежов, народный комиссар внутренних дел СССР»...

– Я же говорил вам, товарищ майор, что шажок – он маленьким бывает... Ну, пойдемте, пойдемте!..

Они прошли коридором, спустились по узкой железной лестнице и оказались возле одной из дверей. За ней была небольшая комната с портретом Сталина на стене. Стол, два стула, кушетка... За столом сидел молоденький лейтенант, вскочивший при их появлении.

– Готово? – нетерпеливо бросил полковник «Костя».

– Так точно!

Лейтенант козырнул и сгинул, плотно притворив за собой дверь. Энкаведист взглянул на часы:

– Успели! Товарищ майор, сейчас будет звонок. Возьмете трубку... Вы поняли?

– Понял...

«Костя» кивнул и вышел. Орловский остался один, если не считать телефона. Итак, он уже «товарищ майор»! Юрий достал удостоверение и с удивлением увидел собственную фотографию в военной форме. «Орловский Юрий Петрович. Звание – майор. Место службы – Главное Управление НКВД СССР. Столица»... Внезапно захотелось курить. Наверное, ЗК Орловский не имел права обкуривать подобное помещение, а вот «майор Орловский»... Юрий достал папиросы и с удовольствием пустил кольцо дыма в белый потолок – и тут же впервые подумал о револьвере. Полный барабан патронов, да еще две пачки в запасе!..

Звонок ударил внезапно. Юрий схватил трубку, хотел сказать «Алло!», но передумал и, усмехнувшись, произнес:

– Майор Орловский слушает.

– Добрый вечер, товарищ Орловский.

Голос был незнакомым. Обычный мужской голос, мягкий, спокойный...

– Моя фамилия – Иванов. С этого момента вы будете выполнять только мои приказы...

– Да... Так точно, товарищ Иванов!..

– Сейчас вас отвезут на аэродром в Тушино. Вас ждет самолет. Запомните фамилию пилота: Артамонов. Самолет называется «Сталинский маршрут». Когда прибудете на место, вас на автомашине привезут на объект. Там будет телефон правительственной связи. Как только прибудете – позвоните. Запоминайте номер...

Номер был короткий – три цифры.

– В пути будьте очень осторожны. О деталях командировки – в следующий раз. Желаю удачи, товарищ майор...

– Спасибо... – растерянно проговорил Юрий, но невидимый собеседник с обычной русской фамилией повесил трубку.

– Уже? – «Костя» стоял в дверях. – Пойдемте, машина ждет...

...Никто не требовал у него документов. Тюремная охрана молча козыряла, словно узилище покидает зашедший по служебной надобности майор Главного Управления, а не особо опасный враг советской власти. Во дворе ждала машина с молчаливым шофером. Заурчал мотор, авто тронулось с места...

«Костя» тоже молчал. Появилось время подумать, глядя в темные стекла кабины. «Сталинский маршрут»... Юрию показалось, что он уже слыхал это название. Фамилия Артамонов тоже была знакома, но Артамоновых в России немногим меньше, чем Ивановых...

– Вы со мной летите?

– А? – вскинулся «Костя». – Нет, что вы! Имею задание проводить вас до трапа...

– Но куда меня?..

«Костя» пожал плечами:

– Вы думаете, Юрий Петрович, мне самому объясняли? Скажу одно: в камеру вы не вернетесь. Это точно...

Обещание было двусмысленным. Можно оказаться на свободе, а можно под полутора метрами сырой осенней земли...

Разговор прервался, машина мчала сквозь ночь, и Орловский вдруг подумал, что на аэродроме может быть телефон – обычный городской. Почему бы майору из Главного Управления не позвонить? Интересно, поверит ли Терапевт? И Ника... Просто набрать несколько цифр!

Авто внезапно затормозило. В открытую дверцу заглянул человек в фуражке:

– Документы!

«Костя» достал удостоверение. Юрий секунду помедлил и полез за темно-красной книжечкой.

– Проезжайте...

Орловский выглянул в окно. Впереди было огромное пустое пространство, освещенное несколькими прожекторами. Электрический свет отражался от сверкающего алюминия неподвижно застывших крылатых машин... Тушино...

Машина остановилась. Их встречали. Пришлось вновь предъявить удостоверение.

– Все готово, товарищ майор! Проходите на летное поле...

Конечно, ни о каком звонке думать не приходилось. Впрочем, Орловский понимал, что в любом случае никому звонить нельзя...

Летное поле казалось бескрайним. Провожатый, молодой энкаведист в плащ-палатке, уверенно вел их к стоявшему в отдалении огромному красавцу-самолету, возле которого темнели черные силуэты.

...«Сталинский маршрут»! Юрий, наконец, вспомнил: так назывался личный самолет товарища Сталина...

Их вновь остановила охрана – уже неподалеку от трапа.

– Проходите, товарищ Орловский.

– Ну, все! – «Костя» улыбнулся и протянул руку. – Желаю удачи, Юрий Петрович!

Орловский помедлил секунду, протянул ладонь...

...Вначале почудилось, что рядом разорвалась детская хлопушка. Обычная, из тех, что взрывали под Рождество. Вспышка, хлопок, разноцветное конфетти, разлетающееся во все стороны... Рука «Кости» дернулась, в глазах мелькнуло удивление. Новый хлопок, вспышка...

Один из охранников уже выхватывал оружие, другой бросился навстречу вспышкам, закрывая собой Орловского. «Костя» медленно оседал на сухую осеннюю траву, покрывавшую землю.

– Падай, майор, падай!

Еще один человек в шинели сбил его на землю и упал рядом, держа револьвер в руке. Теперь выстрелы били с двух сторон.

– Майора в самолет!

Юрия взяли за руки и потащили к трапу. Двое прикрывали, без перерыва стреляя в темноту. Орловский оглянулся: «Костя» лежал неподвижно, широко раскинув руки...

У трапа Юрия подхватили и втащили наверх. Вдали уже ревела сирена, слышался гул автомобильных моторов, бешено метались лучи прожекторов... Тяжелый люк захлопнулся. В темноте кто-то произнес: «Ну, дают!», – и тут же зажглось электричество.

Юрий был в салоне, большом, светлом, где стояли удобные кресла и металлическое столики, над которым были укреплены овальные плафоны матового стекла.

– Ну дают, лапа медвежья! Что, майор, жив?

Рядом с ним стоял высокий крепкий мужчина в летном комбинезоне. Широкое сильное лицо улыбалось:

– Не задело?

– Нет... – Юрий наконец-то смог перевести дух.

– Будем знакомы! Артамонов.

– Орловский...

Ладонь летчика оказалась огромной. Хорошо еще, что рукопожатие было вполсилы, иначе кисть бы не выдержала.

– Да, дела! Сколько лет летаю...

– Что, в первый раз такое?

Спокойная уверенность летчика заражала. Артамонову не было страшно, скорее он был безмерно удивлен.

– Ну, не первый, но чтобы в Тушино... Видать, серьезная ты шишка, майор!.. Ладно, имею приказ предъявить свое удостоверение. И твое посмотреть – для полной ясности.

– Да, пожалуйста...

Артамонов с неожиданным вниманием стал разглядывать красную книжицу. Юрий не сдержался и раскрыл документ летчика. Все верно, Артамонов. Звания не было, более того, наверху стояло: «Управление гражданской авиации СССР». Впрочем, Орловского интересовали имя и отчество. Ведь все это могло быть совпадением...

Но совпадения не было. Выходит, он все-таки знал этого человека! И менее всего думалось, что когда-нибудь они встретятся на борту «Сталинского маршрута»...

– Порядок! Извини, майор, приказ. Так что там, на поле?

Стрельба стихла, но сирены по-прежнему ревели. Откуда-то со стороны кабины вынырнул молодой парень в таком же комбинезоне.

– Командир! Нам – взлет!

– Ага! Ну, не скучай, майор. Располагайся! Прокачу, как на такси...

Юрий сел в одно из кресел и начал медленно расстегивать крючки шинели. Он представлял себе этого Артамонова совсем другим. А ведь не втащи он Юрия в кабину, одна из пуль могла бы попасть в цель. Не зря неизвестный ему товарищ Иванов предупреждал об опасности! А вот «Костю», видать, не предупредили...

...Внезапно Орловский пожалел улыбчивого энкаведиста. Впрочем, что жалеть? Для очередного задания в Большом Доме найдут другого – такого же улыбчивого...

Моторы включились как-то внезапно, самолет, не тратя времени на прогрев двигателей, тронулся с места, покатив по взлетной полосе. За иллюминатором мелькнул косой луч прожектора. Легкий толчок – машина оторвалась от земли...

Орловский повесил шинель на спинку кресла и начал осматриваться. Никакой роскоши в салоне он не заметил, все казалось строгим, холодным и стерильно чистым. Неужели это тот самый «Сталинский маршрут»?

– Устроились? – Артамонов снял кожаный шлем и небрежно бросил его в пустое кресло. – Выпить хотите?

Юрий тут же вспомнил о грузинских винах, который, по слухам, полагались пассажирам этой машины. Но летчик, порывшись в маленьком шкафчике, извлек нечто иное – большую початую бутылку коньяка и легкие металлические стопки.

– А вы что, пьете за штурвалом? – удивился Орловский.

– Думаешь, в Америку завезу? – Артамонов вновь перешел на «ты». – Не бойся, майор, не окосею. Ну, за знакомство и за то, что живы остались!..

Закуска здесь, очевидно, не полагалась. Впрочем, коньяк и без того хорош: мягкий, тягучий, обволакивающий голову нежной теплотой...

– Спасибо, – Юрий аккуратно поставил стопку на столик. – И за коньяк, и за то, что в самолет вовремя втащили.

– Да ну! Коньяк пайковый, а насчет прочего – так я же за пассажира головой отвечаю, лапа медвежья! Ну, дела! Знаешь, я наркомов вожу почти каждый день, но ни в кого из них в упор не лупили из трех стволов. Да еще в Тушино!

– Наркомов? – не удержался Юрий. – «Сталинский маршрут»?

– Слыхал? Между прочим, модель моего зяблика знаешь, на чьем столе стоит?

Об этом Орловский тоже знал, и даже, кажется, видел фотографию в газете. Товарищ Сталин восседал в кресле, а посреди кипы бумаг стояла маленькая модель ширококрылой машины...

– Ну чего, еще по одной?.. А сейчас поспи. Одеяло дать?

Одеяло оказалось большим, теплым, не в пример тюремному. Летчик вернулся в кабину, а Юрий вдруг понял, что ужасно хочется спать. Он поудобнее устроился в кресле, накинул одеяло и закрыл глаза, слушая ровное гудение моторов...