Текст книги "Аргентина: Крабат"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

«На рассвете» опять не вышло. Время женщина запомнила до минуты – 22.03, почти сразу же после позднего июньского заката. На рассвете она проснулась уже в Авиньоне. «Мерседес» поручила перегнать прямиком в «Гранд-отель» и заказала билет на ближайший авиарейс до Парижа. О’Хара, не привыкший верить людям, сообщил подчиненным, что на выходные собирается в Шартр, где проживает его очередная пассия. Туда сейчас и шлют телеграммы.

Никому не верил... Странно, что поверил ей. Интересно, где он покупал кольца?

***

– Назовем это просто «Структура», – сказал однажды О’Хара. – Замысел тебе понятен. Чем ближе война, тем охотнее государства и люди тратят деньги. А когда начнется, то можно сразу же подставлять очень большой мешок. Главное, Лиззи, знать, когда начнется – и держать мешок под мышкой.

На столе лежала карта Европы, и женщина ждала, когда в нее ткнут пальцем. Обошлось, О’Хара держал в руке цанговый карандаш.

– Единственное табу, Лиззи, – никакого оружия. Рынок давно поделен, нас немедленно порвут в клочья. На нашу долю остается все остальное, а этого остального, поверь мне, очень и очень много.

– Не порвут? – улыбнулась она.

Босс привычно захохотал, но ответил очень серьезно:

– Не порвут. Мы будем отбивать хлеб у не слишком дружной компании. Каждый из них привык возделывать свою делянку. Сахар, консервы, алюминий, бензин – все отдельно. А где Структура, там и система. Главное, Лиззи, угадать, не пропустить момент, когда бабахнет. Но знать это будут всего несколько человек в мире.

Она подумала и решилась возразить:

– Так было раньше. Посол вручал ноту и лишь потом генерал поднимал солдат «в ружье». Сейчас все наоборот, войну объявляют по ее результату – или вообще не объявляют. Вспомни Китай! Здесь, в Европе, никто не будет знать, чем все кончится – большой войной или очередным «кризисом». Даже тот, кто прикажет войскам пересечь границу.

О’Хара, хмыкнув, порылся в стопке газет и бросил поверх карты номер «Le Matin» с большой фотографией на первой обложке. Цанговый карандаш вонзился прямо в усики a la Чарли Чаплин.

– Этот прикажет. Новый рейхсканцлер! Будем следить за ним – и не ошибемся.

– Грифель сломался, – сказала она.

О’Хара все же ошибся. Вначале, когда ждал войну в марте, во время вторжения в Рейнскую область, затем в мае, когда заполыхало в Судетах и Тешине. И, наконец, в тот день, когда решился купить обручальные кольца – очень красивые, но, к счастью, ничем не похожие на те, другие. Настоящие.

На Площадке признаний женщина, открыв коробочку, обшитую темным бархатом, первым делом подумала именно об этом. Тогда и решилась, уже окончательно, отбросив все сомнения, обручить босса с Костлявой.

Брак с О’Харой – очень выгодная сделка. Но бумажный фонарик с весеннего праздника Чуньцзе стоит куда дороже.

***

Марека Шадова женщина заметила сразу, как только он вошел в зал. Не удивилась: в «Нанкин Гранд Театре» собрался почти весь «европейский» Шанхай. Залетные джазисты с их серенадами оказались неожиданно популярны. Когда же помощник сгинувшего в океанской дали мистера Мото остановился у соседнего кресла, тем более не стала удивляться. Картинка калейдоскопа наконец-то сложилась, мелкие стеклышки с еле слышным хрустом заняли свои законные места. «Майор» уехал, оставив Желтого Сандала на хозяйстве. Говорить с самим О’Харой мальчишке не по чину... Остальное понятно, кроме, пожалуй, главного. Неужели наглец решил, что с ним кто-нибудь захочет иметь дело? Мистер Мото – фигура на шахматной доске, и немалая, его «перчатка» – всего лишь жалкая тень.

С самим мальчишкой она уже разобралась. Наглый сопляк, способный лишь на пьяный кураж. Признаться в любви перед хорошей поножовщиной – свежо, даже ее впечатлило. Но обошлось без драки, а потом парень протрезвел и поджал хвост. Женщине вспомнился старый американский фильм, еще немой, с белыми буквами на черном экране. «Самое глупое и опасное, – вещал некий персонаж, – это отбивать у гангстера его девушку». И – долгий, надрывный проигрыш тапера. Желтый Сандал тоже ходит в кино.

Марек стоял возле кресла – второй ряд, место восьмое. На нее не смотрел, глядел себе под ноги. Женщина ждала, пытаясь сдержать усмешку. Наконец...

– Добрый вечер, госпожа Веспер!

Глаз так и не поднял, зато полез в правый карман пиджака. Она знала, что мальчишка носит там черный каучуковый мячик. У каждого свои причуды. Сейчас достанет – и что?

Достал. Нет, не мячик, небольшой пакет в желтой оберточной бумаге. Значит, она не ошиблась. Важные послания принято пересылать в ларце, одна из традиций славного города Шанхая.

Женщина отвернулась, не желая помогать. Пусть сам крутится, Желтый Сандал. Смотрела на сцену, на тяжелый малиновый занавес. Пора начинать, но знаменитости, как и положено, тянут время.

– Разрешите... Разрешите сделать вам предложение, Ильза.

– Разрешаю, – даже не подумав, отозвалась она. Повернулась.

Сначала увидела его глаза. Удивилась, еще ничего не понимая, встала. Потом поглядела на то, что лежало на его широкой ладони. Не поверила, хотела протянуть руку.

...Колец было два – и в то же время одно, две разъединенные золотые половинки. Гиммель, Кольца-Близнецы, на каждом – протянутая ладонь. Если вставить одну половинку в другую – у алтаря, пред ликом Божьим, – ладони станут единым целым.

– Прошу вас стать моей женой.

Женщина заметила, как дрогнула его ладонь. Все еще не веря, решилась и взяла в руку маленькую, на два спичечных коробка, шкатулку. Надо было немедленно сказать «нет», мальчишка перешел все границы... Но кольца манили, ей вдруг до боли захотелось увидеть, как два маленьких золотых обруча входят друг в друга, как соединяются две ладони...

– Ты хорошо подумал, Марек Шадов?

Укусила себя за язык. Поздно! В его глазах что-то вспыхнуло. Маленький бумажный фонарик с весеннего китайского праздника, невесомый и хрупкий. Дунь – и погаснет.

– Если честно, совсем не думал.

Она умела решать быстро, не теряя ни секунды. Взяла одно из колец, поднесла к безымянному пальцу.

– Учти, Марек! Тебе придется полюбить двух женщин.

Кольца Гиммель превратились в одно, венчальное, в маленьком храме при германском посольстве. Женщина спрятала его в шкатулочку и надевала только перед нечастыми встречами с мужем. Марек Шадов купил себе другое, самое обычное, но тоже носил далеко не всегда.

– Я отбил у гангстера его девушку, – сказал ей Марек после венчания.

Ильза Веспер не стала его разубеждать.

6

Шут бил в колокола, рыцари, алебардщики и медведи деловито, сменяя друг друга, семенили по кругу прямо под золоченным престолом Кроноса, меланхолического бородача со скипетром и песочными часами. Слева на них взирал Петух, справа – Лев. Карнавал Времени башни Цитглогге в самом разгаре.

Марек Шадов не смотрел на заводных средневековых кукол. Наблюдать за Гердой было куда интереснее.

...Моргнула, приоткрыла рот, замерла, покачала головой, закусила губами палец. Все-таки ребенок. Приятно в этом убеждаться, хотя бы иногда.

Берн, Часовая башня, без двух минут полдень. Подойти? Нет, пусть досмотрит до конца. Чуть-чуть осталось.

– Кикерики!.. – подал голос Петух. Лев промолчал, но повернул голову к недвижному Царю-Кроносу. Пора! Тот понял и неторопливо, с достоинством, перевернул песочные часы. Проснулся скучавший чуть в сторонке Рыцарь, взмахнул тяжелым молотом...

– Бом-м-м!

Герда вынула палец изо рта. Нахмурилась, достала платочек и тщательно вытерла.

– Бом-м-м! Бом-м-м!..

Марек попытался незаметно подойти сзади, но не преуспел.

– Ты уже здесь, Кай? Надо будет через час с другой стороны понаблюдать, – девочка дернула подбородком в сторону башни. – Это больше для детишек. А там – астрономические часы, настоящие. Только Земля не вокруг Солнца обращается, а совсем наоборот. Они здесь про Коперника еще не знают.

– Бом-м-м! Бом-м-м!.. Бом-м-м!..

Кончик платка кокетливо выглядывал из кармана платьица. Мужчина сделал серьезное лицо.

– Медведи, что с них возьмешь?

– Бом-м-м!

Вероника появилась с последним ударом часов, как раз перед тем, как Петух выдал свое финальное «Кикерики!», прощаясь с публикой до следующего часа.

– Вот и я! Не опоздала?

Учительница из Тюрингии была при полном параде: шляпа, бабушкина юбка, безразмерная сумка в руке.

– Ой, здесь все так интересно, так красиво! Целый день бы гуляла.

И, без перерыва, понизив голос:

– Отойдем!

Народ уже расходился, поэтому свободное место нашлось сразу – на тротуаре, у высокого старинного фонаря. Девушка поставила сумку на истоптанные серые плиты, быстро оглянулась.

– Марек! Сейчас я исчезну. И вы исчезайте, немедленно. К машине не возвращайтесь, там могут уже ждать.

Поглядела на девочку, покачала головой.

– Предложила бы забрать Гертруду с собой, но – понимаю...

Герда взяла мужчину за руку, крепко сжала пальцы. Марек кивнул:

– И все понимают. Странно, что нас выпустили из Германии.

Соломенная шляпа нетерпеливо качнулась:

– Ничего странного. Там – немецкая полиция. Пришлось бы объясняться, составлять протокол, докладывать по инстанциям, а потом делиться добычей. Здесь они уже не церемонятся. А может, и ваш знакомый из «стапо» поспособствовал, не знаю... Пока ищут только меня, но это ненадолго. Уходим?

Марек Шадов полез свободной рукой в карман пиджака, достал сложенный вдвое бланк телеграммы.

– Жена приедет сюда, в «Des Alpes». Если нас там не будет, ее могут встретить другие.

Ногти Герды до боли впились в кожу.

– Извини... папа.

Отпустила руку, взглянула виновато. Мужчина прикоснулся рукой к светлым волосам.

– Пустяки, я даже не почувствовал... Уходите вы, Вероника. Исчезайте!

Яркие губы дрогнули:

– Придется. У меня приказ. Если можно... Гертруда...

Девочка насупилась, хотела что-то сказать, но промолчала. Отошла подальше, отвернулась.

– Она решила, что мы будем целоваться, – неизвестно зачем сказал Марек Шадов.

Синеглазая девушка попыталась улыбнуться:

– Не будем. Иначе я никуда не исчезну.

Взяла за руки:

– Спасибо за все! На всякий случай... Первая эскадрилья «Врил», пилот-испытатель Вероника Оршич. Я спрашивала про Марию – это моя мама.

Отступила на шаг, провела ладонью по лицу...

***

К ним подошли возле самой машины – трое, одинаковые, словно оловянные солдатики в штатском. Не очень и скрываясь: сначала выбрались из своего автомобиля, такого же черного, как их шляпы и костюмы, громко хлопнули дверцами, а потом без особой спешки направились к «Антилопе». Тихая улица в двух кварталах от Часовой башни больше походила на горное ущелье, здания, хоть и не слишком высокие, стояли плотно, впритык. Въезд-выезд только один, улицу-ущелье запирал огромный дом, горный пик с изысканным флюгером на крыше. Марек поставил «Антилопу Канну» в тупике, к самому тротуару. Черное авто затормозило чуть ближе к въезду, пытаясь перекрыть улицу.

Марек Шадов легко толкнул девочку в плечо:

– Назад! Близко не подходи.

...Он – у передней дверцы, двое одинаковых – в двух шагах, пиджаки расстегнуты, шляпы натянуты на нос. Тот, что слева, жует, тщательно двигая массивной челюстью. Третий чуть дальше, как раз между двумя авто.

Гости переглянулись, тот, который жевал, чуть помедлив, лениво сплюнул на брусчатку.

– Где эта женщина, Шадов? Где Вероника Оршич?

Второй плевать не стал, подбодрил взглядом:

– Говори, говори, Шадов, пока кости целы. И у тебя, и у твоей шмакодявки.

Марек ничуть не удивился. Берн – совсем не Шанхай, но разбираются везде сходно. Парней прислали правильных, при мускулах и реакции. Стоят хоть и расслаблено с виду, но каждое движение ловят. Еще и третий на подхвате, переступает с ноги на ногу.

Убежать не получится, напугать тоже... Что остается?

Он поглядел на жевуна, сначала на носки ботинок, после на пряжку брючного ремня. Лицом побрезговал.

– А перед Козлом ответить не боитесь? Вам что, жетончик давно в ноздрю не совали? Бронзовый, овальный – и на цепочке. Аверс – орел с крылышками, реверс – буковки с циферками...

Именно такой показал ему брат. Номер, правда, прикрыл большим пальцем.

– ...Буквы в два ряда, а цифр ровно четыре. Ну?

Гости не испугались, а если и удивились, то не слишком. Но – покосились друга на друга, на какой-то миг отведя взгляд. Миг – это совсем недолго, однако вполне достаточно, чтобы превратить мир в прозрачный кристалл-многогранник. Иге, ля гё, сэн...

Иге – тыльной стороной ладони в глаз, резко, что есть силы. Левого!

Ля гё – шаг вправо и немного назад. Носком туфли – в колено, не в чашечку, сбоку. Правого!

Сэн... Как получится. Третьего!

Маленький злой шарик в самом центре мира-кристалла еле заметно дрогнул...

Иге! Ля гё!..

Третий сплоховал – купился на самое простое. Когда Марек на бегу сунул руку под пиджак, слева, где положено носить «скрытую» кобуру, оловянный солдатик в черном потерял лишнюю секунду, соображая, и лишь потом повернулся и кинулся наутек. Этого хватило, чтобы, зайдя справа, перехватить руку у плеча и локтя – точь-в-точь как на тренировках у английского боцмана. Дальше – совсем просто, хоть глаза закрывай: шаг правой поближе к чужой ноге, самому присесть на левую, правую – слегка вперед. И – рывком, изо всех сил, потянуть тяжелое, словно бревно, тело влево и вниз...

Бросок! Отскочить назад! Сэн!..

Всё? Всё! Первый стоит, обе руки прижаты к лицу, второй приклеился боком к пыльной брусчатке, пальцы вцепились в колено. Этому еще лежать и лежать. Третий... Встанет, но не сразу. Не слишком удачно приземлился.

– Полиция! Полиция! Убиваю-ю-ют! Помогите!

И маленькие девочки способны громко орать. А если еще и добавить визгу...

– Да помогите же! Папу убива-а-ают!..

Марек одобрительно кивнул. Герда успела спрятаться за коричневый бок «Антилопы». Сзади, в нескольких шагах, открытая дверь подъезда...

– Помогите-е-е-е!..

Берн – совсем не Шанхай. Китайскую полицию звать бесполезно, швейцарская же – вот она. Прибыла секунда в секунду, чтобы увидеть, как черное авто, слегка виляя, покидает улицу-ущелье.

Марек ошибся: второй сумел-таки стать на ноги, а вот третьего пришлось поднимать и вталкивать в открытую дверцу. Наблюдал он за всем этим вместе с Гердой возле подъездных дверей. Третьим в их компании оказался портье, маленький аккуратный старичок в больших роговых очках.

– Что случилось, господа? – служебным голосом вопросил старший наряда.

– Les boches malpropres![67

[Закрыть]] – доложил портье.

7

Эйгер над головами – и он же – резким карандашным силуэтом – на листке из блокнота. Сейчас, ясным днем, Огр-великан не кажется страшным. Просто еще одна вершина, которую обязательно нужно взять.

– Седлмайер и Мехрингер мочалили прямо, самой короткой проблемой, – карандаш Курца впивается в воздух, затем касается бумаги. – Думали, что хоть и насосом, рукоходом, но прогребут.

– Не прогребли, – Хинтерштойсер не смотрит в блокнот, взгляд его прикован к белой вершине. – Только по диагонали, Тони! Проблема на лишние двое суток, но иначе не выйдет. Сначала будем бить крючья каждый метр, потом крючья кончатся...

Военный совет открыли на невысоком холме, чуть в стороне от палаточного лагеря. Дождь перестал с рассветом. Через пару часов, дав траве подсохнуть, разбили палатку, заварили кофе на маленьком костерке...

– Предлагай! – Курц.

– По трещине – к Красному Зеркалу. Потом – Ласточкино Гнездо и Первое Ледовое поле.

Карандаш легко касается бумаги. Огр на рисунке слегка напоминает палатку – острый угол, впивающийся в небо. Настоящий Огр почти такой же, но полог палатки заметно вдавлен внутрь.

– Не выйдет, Андреас. Перед Первым Ледовым – скала, – грифель с силой упирается в бумагу, рисуя неровную трапецию. – Гладкая плита больше тридцати метров. Селдмайер назвал ее Замком Норванда. Не прогребем, только в обход.

Андреас не видит рисунка. Незачем, он уже там, на Стене.

– Прогребем, Тони, не сомневайся!.. За Первым Ледовым полем – Второе. Занудно, однако не критично – хоть и положилово, но хапалы есть, осилим. Потом «Утюг», «Рампа» и «Снежный Паук». Успеваешь?

Хинтерштойсер спокоен, как спокойна выпущенная из лука стрела. Как пуля в полете. Все решено, ничего уже не изменить, не повернуть назад. Андреас знает, что Огр слышит каждое их слово, но это только заводит его, бодрит, наполняя душу радостной, легкой злостью. Слушай, Огр, слушай. И готовься! Ход первый, ход второй, третий...

– После Паука – выходная трещина, ее даже отсюда видно. Оттуда – прямо к вершинному гребню.

...И – в дамки!

– Аллилуйя! – Карандаш Курца ставит жирный крест у треугольного острия горы-палатки.

Собственно, и все. Осталось только пройти. Замочалить. Решить проблему.

***

– А когда-нибудь на Стену станут подниматься за день[68

[Закрыть]]. Представляешь, Андреас? Утром выпили кофе в лагере – а ужин разогрели на примусе где-нибудь у вершинного гребня.

– Скажи еще за час! Если крылья изобретут, станут. Или тоннель еще один прогрызут, прямо к вершине. Но это, Тони, нечестно, хуже, чем политика. Нет, не хуже – то же самое.

С холмика никуда не ушли. Бросили куртки на высохшую до хруста траву, улеглись глазами в небо, достали сигареты. Никто, однако, не закурил, расхотелось. Курц сорвал травинку, закусил зубами. Хинтерштойсер же и без травинки обошелся. И так хорошо, лучше не бывает.

– Новости знаешь?

– Не знаю, Тони. И знать не хочу. Да какие новости? Ополченцы в Судетах освободили еще один город при поддержке заблудившегося в Рудных горах артполка Вермахта... Сегодня утром мне австрийцы газету сунули, так даже в глазах зарябило. Ну их всех!

На горизонте, слева, если от вершины Эйгера смотреть, вновь начали собираться серые тучи, их было много, одна поверх другой, но двое, смотревшие в бездонное летнее небо, еще об этом не знали. Через два часа снова пойдет дождь, синева сменится низким черным пологом, а над склонам Эйгера-Огра беззвучно вспыхнут первые молнии. Потом глухой артиллерийской канонадой докатится громовое эхо, ударит в уши, отзовется болью в затылке. На каменные склоны горы-великана обрушатся потоки воды, делая недоступное еще более недоступным. Старый Огр, радуясь своей безбрежной силе, грозно оскалится каменными челюстями.

Они не знали – неоткуда. День был ясен, воздух свеж, остро и пряно пахла выгоревшая на солнце альпийская трава.

– В отеле весь верхний этаж освободили – для немецкой делегации. Слыхал, Андреас? И еще несколько номеров в Северном корпусе. Сегодня к вечеру начнут подъезжать, там их целая толпа. Гитлера не будет, это точно, но кого-то очень важного ждут. И еще... Вроде бы решено на Стену послать не «двойку», а две «двойки»: эскадрилью «Эйгер» и кого-то из союзников. Итальянцев, австрийцев – не знаю.

– Две «двойки» – чтобы вернуться живыми, это понятно, Тони. Трое одного вытащат, а просто «двойка» обречена. Но и риска тоже вдвое больше. Ты сам говорил: Эйгер – это лотерея. Кто-то из четверки наверняка вытащит билет с черным крестом. У двоих еще есть шанс проскочить.

***

...Молодые ребята, обоим чуть за двадцать, немцы, говорящие на среднебаварском, уроженцы маленького Берхтесгадена, военнослужащие вермахта в самовольной отлучке, сами того нисколько не желая, посмели нарушить целостность мнящего себя единым и единственно возможным Мира. Они создали свой, пусть и маленький, но совершенно особый, отделив себя от всех прочих ледяными склонами Эйгера. В покинутом ими большом Мире было очень неспокойно, миллионы людей ждали всеобщей войны, кто со страхом, а кто с надеждой и плохо скрытой радостью. Горели Судеты и Тешин, города и села переходили из рук в руки, беженцы брели по дорогам, боясь даже оглянуться. Австрия, забывшая давнюю цесарскую славу, готовилась стать одной из провинций Рейха, даже не Остеррайхом – Остмарком,[69

[Закрыть]] чтобы навек исчезло гордое имя. Прошлым ненастным вечером в забитом разгоряченными потными «наци» Спортхалле колченогий доктор Геббельс впервые упомянул литовскую Клапейду – «исконно немецкий Мемель». По стране, в сердце которой молодые люди нашли приют, тоже дули холодные ветры. Над городами взвивались флаги со свастикой, хорошо проплаченные пропагандисты из ведомства все того же Колченогого призывали швейцарских немцев к восстанию против французов и евреев. «Пуалю» в касках-адриановках и красноармейцы в буденовских шлемах густой плотной стеной стояли у границ, ожидая лишь приказа. Газеты сходили с ума, политики срочно возвращались из летних отпусков.

В мире, который посмели выкроить себе Тони Курц и Андреас Хинтерштойсер, ничего этого не существовало – и существовать не могло. Только холм, только палаточный лагерь, только покрытый редким лесом склон – и Норванд, их Северная стена. Мир был мал и хрупок, ледяные склоны Огра в любой момент могли сомкнуться, уничтожая дерзких. Большой Мир, жаждущий войны и крови, не хотел отпускать бесстрашных беглецов.

Они об этом не думали, просто смотрели в небо. Тем и прекрасен был их Мир-Стена...

***

– Безнадежно, Андреас! У Ингрид жених, она собирается к нему в Штаты, уже билет на пароход купила. Там какая-то проблема с наследством, если не выйдет замуж, то ничего и не получит. Как в книжке, ей-богу! А что я? Слесарь – и еще горный гид. Год поработаю – скоплю на колесо от «Испано-сюизы».

– Они все очень маленькие, Тони. Когда ты посмотришь на них с вершины Огра, то поймешь это сразу. Пусть делают что хотят! Наша книга – она совсем другая. «Нас будет ждать драккар на рейде, и янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим...»[70

[Закрыть]] А как туда добраться, мы оба знаем.

8

Первой красный «Родстер» увидела Герда. Оглянулась назад, прищурилась.

– BMW 315/1, Roadster, «альпийский гонщик». Шесть цилиндров, первое место на весенней гонке в Нюрбургринге.

Девочка была занята делом. Как только выехали из Берна, она достала блокнот и принялась фиксировать все, что казалось ей достойным внимания. Такового оказалось не слишком много. Город кончился, горы еще не начались. Обычная трасса, не слишком широкая, немецким автобанам не чета. Вокруг лес – сосны, белый песок. Небо, несколько серых туч у горизонта. Смотреть не на что, только на шоссе. А чему на дороге быть, кроме автомобилей?

Марек, о «гонщике» даже не слыхавший, поглядел в зеркальце заднего вида. Оценил, проникся. Лупоглазая красная, в цвет пожарных машин, торпеда с открытым верхом. И спешит, словно на пожар.

– Альпы скоро, Герда. Вот и гонит. Соскучился!

«Альпийский гонщик» его не слишком беспокоил. Кружа по узким бернским улицам и позже, выезжая на трассу, ведущую от федерального города на юго-восток, Марек то и дело поглядывал назад, опасаясь увидеть знакомое черное авто. Пару раз невольно вздрагивал, но тут же успокаивался. Хоть и черное, но другое. Видать, потеряли след.

Полицейские составляли протокол без малейшего азарта. Ни стрельбы, ни грабежа, обычная драка между туристами, к тому же подданными Рейха, личностями с недавних пор заведомо подозрительными. Бдительный портье успел запомнить номера беглецов – немецкие, как и на «Антилопе». Сам «Lorraine Dietrich 20 CV», а особенно его боевой раскрас, вызвали немало вопросов. На документ из общества «Сила через радость» взглянули кисло, но придираться не стали.

Отпустили, однако взяли адрес отеля «Des Alpes», велев не покидать территорию Конфедерации до конца расследования.

– Это значит, пока я не состарюсь, – резюмировала Герда.

В городе обошлось, на шоссе тоже. Черное авто словно кануло в воду. Теперь же, когда половина дороги осталась позади, Марек Шадов и вовсе успокоился. «Антилопа Канна» шла на приличной скорости, с каждой секундой удаляясь от Берна, крылья же на автомобиле конструкцией не предусмотрены. Даже на черном.

– Ух ты-ы-ы!.. Ну, помчал!..

Мужчина поглядел в зеркальце и внес поправку. Черному авто крылья не положены, а вот красному... Торпеда!

– Ж-ж-ж-жух-х-х! – и только ветер ударил в открытое окно.

«Антилопа Канна» обиженно рыкнула, но осталась ни с чем. «Родстер » обогнал ее играючи – рванул вперед, прямиком к горизонту. Марек ждал, что «альпийский гонщик» вот-вот оторвет колеса от асфальта и взметнется прямо в полуденный зенит, рассекая послушный воздух, но красная машина не стала покидать грешную землю. Даже скорость снизила, оставшись в пределах видимости – маленькое красное пятнышко на серой полосе асфальта.

Герда, спрятав блокнот, раскрыла маленький дорожный атлас.

– И что у нас впереди?

Впереди было Тунское озеро – длинная неровная капля, протянувшаяся вдоль шоссе. На карте оно замыкалось маленьким кружком с точкой посередине. Дерлиген – причал для «Антилопы». Лежавший в кармане документ предписывал оставить авто именно там. Однако инструкцией следовало пренебречь и ехать дальше – до поворота на юг, на узкую грунтовку, ведущую к Эйгеру. Случайно встреченный полицейский патруль, буде проявит любопытство, легко поверит в то, что владелец авто переехал из Дерлигена в близкие альпийские предгорья. Угонять машину некуда, грунтовка упирается прямиком в подножие Юнгфрау-Великанши.

Шоссе, сосновый лес слева и справа, вдали, серой неясной тенью, зубчатая горная цепь. Машин почти что и нет, сзади одна, спереди тоже – и красная капелька у горизонта. Можно не волноваться, никуда не спешить, не жать до упора на газ...

– Где они нас встретят? – спросила Герда. Не «могут», не «встретят ли», просто.

Марек Шадов ответил честно, как думал:

– На шоссе мы от них уйдем, у «Лоррен Дитриха» мотор помощнее. Возле озера, в городе и у отеля много людей – и наверняка полиция. Что у нас остается?

– У них, – поправила девочка, глядя в атлас. – Остается грунтовка, Кай. На ней не разгонишься и не развернешься.

Задумалась, подперла подбородок сжатым кулачком.

– И чего мы с ними сделаем? Перестреляем? Ты зря, Кай, патроны из пистолета вынул. Ничего, я новые зарядила.

– Перестрелять не сможем, – не без сожаления констатировал Марек Шадов. – А вот обмануть попытаемся. Передай-ка мне атлас!.. И почему сразу – перестрелять, Герда? Они ведь тоже люди. Достаточно вышибить коленную чашечку.

Учите детей добру!