Текст книги "Нуар"
Автор книги: Андрей Валентинов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Воды Реки с негромким плеском расступились, освобождая путь. Поток вздыбился, ударил в берега, сомкнулся за спиной.
Оборачиваться я не стал.
Общий план. Эль-Джадира.
Январь 1945 года.
Спрятав пистолет в кобуру, он взял рюмку, плеснул коньяку. Прополоскал рот, выпил, налил еще. Голова оставалось ясной, лишь в ушах зазвонили легкие хрустальные колокольцы. Следовало поспать, хотя бы пару часов, но Ричард Грай, когда-то бывший Родионом Гравицким, не спешил прощаться с уходящей ночью. Он все-таки прорвался. Воды Реки, обернувшиеся бескрайним черным океаном, оказались нежданно милостивыми. Может, на чашку его весов легла пуля из старого «нагана», сдвинувшая-таки Историю с единственно верной дороги.
Год назад Люсик Лисинова была жива и здорова. «Известия» напечатали отрывок из ее воспоминаний об октябрьских боях в Москве. Слог был скучен, сюжет же строго следовал рамкам «Краткого курса». Эпизод на Остоженке тоже нашел свое законное место. Старая большевичка поведала читателям о том, как спасенный ею из-под огня юнкер сперва угрожал оружием, требуя отречения от великих идей Ленина-Сталина, а затем выстрелил в упор. Пулю извлекли, рану залечили, но с тех пор Люсик Артемьевна не расстается с тростью. Все было ожидаемо и правильно, если бы не одна фраза. «Я не сержусь на этого молодого человека, – писала бывший секретарь Замоскворецкого ВРК. – Мне кажется, в ту минуту ему было страшнее, чем мне».
Прочитав статью, Ричард Грай впервые за много лет пожалел, что под рукой нет компьютера с прямым выходом в Сеть. В ноябре 1917-го он, сам того не желая, поставил опыт in anima vili на живом теле Истории. Пуля из «нагана» образовала классическую «склейку» – изменение, затронувшее этот мир, но способное повлиять и на остальные ответвления Мультиверса. В реальности, где он мог включить компьютер, Люсик погибла 1 ноября 1917 года. Этот факт никуда не денется, но еле различимые трещины все равно расколют неизменную твердь бытия. Кто-то упомянет в мемуарах, как навещал раненую в Первой Градской больнице, ее имя промелькнет в случайном документе середины 1930-х, в провинциальном архиве обнаружится тот самый номер «Известий». Дотошные комментаторы отметят ошибки и нелепости, сумев их вполне правдоподобно объяснить. Но может случиться и так, что этот маленький камешек вызовет целую лавину. Трещины разойдутся вглубь и вширь, меняя привычное пространство, начнется «стягивание», коллапс…
Ричард Грай отогнал от себя чужие мысли из чужого мира. Его нынешняя Реальность конкретна и проста. Тихая гостиница, портфель на столе, полупустая рюмка, близкий зимний рассвет…
Он достал из портфеля два небольших свертка, каждый размером с ладонь. Развернул бумагу, пересчитал вприглядку. Франки отдельно, отдельно – американские доллары. Не слишком много, но на несколько месяцев должно хватить. Пройдоха Деметриос наверняка брал свертки в руку, прощупывал, может, даже тыкался носом. Но развернуть так и не решился. В серо-черном мире к деньгам, своим и чужим, относятся слишком серьезно, раскрашенные бумажки с мертвыми президентами вполне заменяют столь редкие здесь высокие идеи. Спорить с этим трудно, да и незачем. Никакие идеи, никакие идеалы не позволят, скажем, купить танк. А без танка идеи не слишком убедительны.
Тонкая картонная папка, короткий карандашный росчерк: «№7.1943 год, июль». Бывший штабс-капитан улыбнулся, развязал тесемки…
Есть! Вчетверо сложенный номер «Красной Звезды». Газета прошла через несколько рук, сверху, над заголовком, чернильная надпись. Английский ли, немецкий – не разберешь.
То, что он искал, было на третьей странице. Две фотографии, нужная – верхняя.
…Сельская улица, несколько усталых женщин, кто-то уже успел принести цветы. Село только что освободили, радость и слезы – впереди. А вот и танк с открытым люком, откуда выглядывает кто-то веселый в шлемофоне. Остальные сидят на броне, тот, который слева, машет рукой фотографу. И белая надпись на башне, буквы неровные, первые выше, остальные словно пригнулись.
«Касабланка».
Ричард Грай, личный представитель генерала Жиро, получил газету перед самым отъездом на Корсику и счел ее доброй приметой. Когда после короткого боя был взят Аяччо, он представил, что «Касабланка» стоит прямо у старого особняка, где родился будущий Император. Веселый танкист в шлемофоне выглядывает из люка, остальные разместились на броне…
Газета вновь исчезла в папке. Подумав немного, бывший штабс-капитан извлек из портфеля все остальное – такие же папки, но только заметно толще. На каждой – номер и дата, тесемки завязаны бантиком. Полный порядок! Уезжая, он безжалостно перешерстил накопившийся за несколько лет архив. Камин горел всю ночь. В папках – небольшой остаток.
Человек протер ладонью глаза, решив, что все прочее можно отложить на завтра. Разве что открыть еще одну папку, самую толстую, помеченную «№1». Но перед этим раздеться, пододвинуть ближе настольную лампу.
…Успокоиться, несколько раз глубоко вздохнуть.
В папке с номером «1» лежали гравюры, черно-белые, на плотном картоне. Поверх каждой – тонкая папиросная бумага. Рука ухватила первую попавшуюся, из самой середины. Легкий шелест… Рисунок…
Об этих гравюрах Ричард Грай вспомнил еще на палубе «Текоры», глядя на черное холодное море. Тогда о них думалось с легким отвращением. Он и так спит, не имея сил проснуться. Сон во сне – это уже чересчур. Но теперь картонные листы внезапно представились маленькими занавешенными окошками, ведущими в недоступный Мультиверс, бесконечную ветвящуюся Вселенную. Конечно, за тонкой папиросной бумагой нет ничего, кроме аккуратных черных линий. Но если посмотреть на них перед сном – внимательно, не отводя взгляд, стараясь дышать как можно тише…
…Руины башни на холме, высокие деревья у подножия. Чуть дальше река, лодки, небольшой мостик. За рекой густая стена леса, подступившая к самой воде.
Облака – легкие, еле различимые.
Песня? Значит, сон уже где-то рядом. Интересно, получится ли?
Крупный план. Эль-Джадира.
Январь 1945 года. Сон.
Подбежать к дереву, подпрыгнуть, ухватиться за нижнюю ветку. Подтянуться.
Есть!
Теперь животом прямо на черную старую кору, приподняться на руках. Куда лицом? Замок налево, направо река… Налево!
Готово. Оседлал!
Достать папиросы… Стоп! Какие папиросы, я же не курю! Курит скучный пожилой дядька, который наконец-то догадался поглядеть на картинку. А когда тебе… Пятнадцать? Шестнадцать? Самое время вспомнить, что курить вредно. И зачем? Воздух и без того вкусный, никакой коньяк не нужен. В обычном сне на воздух внимание не обращаешь, не до того. Там всегда проблемы, а главное, сам себе не хозяин. Сплошное подсознание, никакого удовольствия.
То ли дело здесь. Здорово!
Вот она, башня! Темный старый камень, обломки зубцов на вершине, пустые темные окна. Похожа на… Ни на что не похожа, на все башни-руины сразу и ни на одну конкретно. Придумали – и нарисовали.
Наблюдение номер раз: сработало, причем почти сразу. И даже коньяк не помешал, хотя в дальнейшем следует избегать. Это, стало быть, два. И три… Контроль полный, вполне себя осознаю, в общем, классический «сонный» файл, только не компьютерный jpg, а гравюра на картоне. О таких раньше приходилось только читать, потому как стоили дорого, а продавались лишь в одном интернет-магазине, причем без всякой гарантии доставки.
А что за холмом? Скорее всего, ничего, одна видимость. Пространство в таких файлах невелико, оно и не требуется. Побегать, на травке поваляться, в речку прыгнуть… Хороший сон – хороший день. Именно такой был когда-то слоган, его чуть ли не сам Джимми-Джон придумал…
Выше! Вот и веточка в самый раз. Подтянуться… На грудь, на живот…
Сели!
За холмом село. Или городок, дома во всяком случае кирпичные и чуть ли не в два этажа. Надеюсь, мой дядька не забудет и завтра посмотреть на гравюру, тогда можно и прогуляться, местную архитектуру изучить. Если это просто видимость, задник на сцене, то что-то станет обязательно мешать. Забавные они, «сонные» файлы, простые до невозможности. Поэтому, наверно, и не пошли, так сказать, в народ. Вот «машина снов» размером с плазменный телевизор, это да, внушает. Японцы придумали, фирма вроде бы «Takara». Может, и сейчас выпускают, улучшенного качества, со стереозвуком и генератором запахов. А зачем? А для солидности. Как говорится, «візьмешь в руки, маєшь вещь».
Подъем-переворот… Поглядели вперед, теперь назад посмотрим. Что там с рекой? Скучная она какая-то, серая, зато вода наверняка теплая – для удобства клиента. На одном сайте была статья про файлы Джимми-Джона, самые-самые первые. Чуть ли не самый популярный – «Сон рыболова». В нескольких вариантах: речка в Южной Германии, катер в Карибском море и еще чего-то индийское, в предгорьях Гималаев. Файлики эти тогда бесплатно раздавали, рекламы ради.
Мост… А ничего, солидный, каменный, вон, даже домик на нем пристроился. Если это не просто «задник», то кто-то над гравюрой крепко поработал. Вручную такое ваять – адский труд. Или все проще. У кого-то в этом ретро-мире имеется компьютер со всеми причиндалами, что анахронично, зато очень полезно.
И черт понес моего дядьку в этот замшелый угол! Мне бы сейчас компьютер точно не помешал. Только, конечно, не во сне. Сесть – да основательно поработать, благо есть над чем. Одно дело, случайные «склейки», отзвуки происходившего неизвестно где, совсем другое – сознательные изменения в четко прописанном «ответвлении». Подобного материала еще ни у кого не было, практическая эвереттика таковой пока лишь именуется. Просыпайся, садись и работай!
Эге, как все тускло стало! Нельзя, нельзя думать о работе, когда спишь, «картинка» просто исчезнет, а там и проснуться можно. Только не дома, а невесть где, в городе, которого ни на одной карте не найдешь. Название арабское… Эль-Джадира? Нет никакой Эль-Джадиры! Как это у Набокова? «Александр Иванович, Александр Иванович! Но никакого Александра Ивановича не было».
Ладно, вниз. Положено отдыхать, этим и займемся. Прыгаем!
Ай!
Кстати, если бы не сон, ногу бы точно подвернул. Хоть и травка, и землица мягкая…
– Buon giorno, giovane signore! [17]17
Говорит по-итальянски (здесь и ниже). Оставлено без перевода ради сохранения colore locale.
[Закрыть]
Ага, аборигены. Кому тут положено сниться? Личности в таких файлах-снах простые, на пару фраз каждая.
Та-а-ак…
И вам здравствовать, девушка. Судя по виду и голосу, аборигенше и шестнадцати нет, недаром Набоков вспомнился. Как правильнее ответить? «Здравствуй, милая красотка! Из какого ты села?» А если на языке Данте?
– Ciao, bella ragazza! Da quello che si sedette?
– Oh, giovanotto! Tu sei cosí divertente!
Итак, у нас тут Италия, причем, если судить по этой пастушке, весьма патриархальная. Деревянные туфли, чепец, вместо платья – домотканая роба с деревянными же пуговицами. Зато щечки румяные, глазки веселые… Кстати, а на мне что надето? Рубашка белая, испачканная, на груди нечто кружевное, тоже в грязи. Барство, однако… Штаны короткие, чулки… Чулки?! Это кто же так одевается? А обуви нет, так в чулках и стою. И она стоит, убегать не собирается. А с чего пастушке убегать-то? Встретила «giovane signore» пубертатного возраста, самое время пококетничать.
– Oh, signore. Hai dimenticato. Ho bisogno di voi per mostrarvi… Seguimi!
А это уже полный «нихт ферштейн». Но то, что пальчиком розовым манит, вполне понятно. Интересно, куда? Прямо на местный сеновал? А если появятся папа-пастух под ручку с папой-сеньором? «Две собачки впереди, два лакея позади…»
– Seguimi, signore! Seguimi!..
Уже не улыбается, того и гляди, слезами зальется. Это потому что я, несознательный, программу нарушаю. Если зовут, следует идти. Ладно, где мои ботинки? Ага, здесь, под самым деревом, но не ботинки, а туфли, причем с пряжками и… И ни левой, ни правой, одинаковы.
– Ну, пошли! Venire!..
Вот! Сразу повеселела, за руку взяла. Значит, идти нам налево, где деревья. Ничего там, вроде, и нет – поле и склон до самой реки. Впрочем, туда я особо не глядел, все больше реку с мостом рассматривал.
А в целом примитивненько. В годы давние у меня куда как интереснее картинки получались. Такая, как эта – с башней и пастушками, пишется и рисуется за один вечер. А если посидеть дня три, то можно изваять целый «сонный» мир. Маленький, конечно, не мир – мирок, зато не слишком предсказуемый. Эта «лолитка», скажем, могла бы стать вполне самостоятельной персоной, с целым набором реакций…
– Oh, giovanotto! Perché sei così triste? Che ne pensi?
В чем дело? Опять программу нарушаю? Вероятно, да. Идем рядышком, тропинка пустая, солнышко светит, птички голос подают. А я неизвестно о чем думаю, вместо того, чтобы спутницей искушаться. Я ведь барин, а она пейзанка. Сентиментализм на марше.
Ты сейчас стоишь в лаптишках,
Завтра будешь в башмачках,
Ты сейчас стоишь мужичка,
Завтра станешь госпожа.
– Oh, che cosa siete, giovanotto? Che cosa è questa canzone?
Остановилась, глазенками черными моргает. Не на том языке барин петь изволит. Сбой в программе! Вот если я ее сейчас за щечку румяную ущипну… Нет, воздержусь, иначе мы никуда не попадем. Проснусь – и ничего не узнаю.
– Venire!..
Ага! Недалеко идти пришлось. Что-то серое, с колоннами у входа… Крест! Никак прямо под венец? Смотрим… Церквушка очень древняя, бывшая базилика, перестроенная много раз. А это что? Трещины в камне, след от землетрясения, не иначе. И такое видеть приходилось, скажем, в Херсонесе. Тот, кто сие рисовал, большой молодец. Реалистично! Хотя о чем это я? Церковь такой, с колоннами и трещинами, я сам и увидел. Рисунок лишь основа, все остальное – мое персональное воображение.
А что это с пастушкой? Крест творит? И мы сотворим, пусть и по православному. Удивляйтесь, если хотите.
– È lì, signorino!..
Понял! Мне туда, а ей… А ей не туда, значит, еще не под венец. Дверь приоткрыта, ступенек всего шесть. Вторая… четвертая, пятая…
– Добрый день! Buon giorno!..
День добрый, а отвечать некому, эха – и того нет. Церквушка, считай, пустая, даже алтарь куда-то делся. А что в наличии? Скамья деревянная у входа – раз, книга в красном переплете на помянутой скамье – два, перо и чернильница – три и четыре… Кажется, начинаю понимать.
Книгу открываем. Смотрим… Есть!
«Please answer the following questions» [18]18
Ответьте, пожалуйста, на следующие вопросы (англ.).
[Закрыть]. Вот это другое дело, подходим к самой сути. Что первое? «Language of communication» [19]19
Язык общения (англ.).
[Закрыть]. Украинский, что ли, заказать? Ладно, пусть будет общепонятный. Пишем… Кляксу бы не посадить!.. «Mode: active or gentle» [20]20
Режим: активный или щадящий (англ.).
[Закрыть]. He надо «gentle», не сахарные. «Name and surname of Jimmy-Johns» [21]21
Имя и фамилия Джимми-Джона (англ.).
[Закрыть]Ого, какие вопросы интересные! Ладно, пишем: Джеймс Грант Третий и Джоанна Килмор, не родственники и не однофамильцы. Что на закуску? «What is Crystal Mensky?» [22]22
Что такое Кристалл Менского? (англ.)
[Закрыть]Вот это да!
…Стены в трещинах, осколки витража в левом окне, в том, что справа, и того нет. Мраморная доска над самым полом, полустертые буквы в три ряда, над ними крест… Ничего себе церквушка! Кто же здесь притаился? В славные времена Джеймса Гранта и Джоанны Килмор таких вопросиков не задавали. Ладно, как там статья называлась? «Квантовая механика: новые эксперименты, новые приложения и новые формулировки старых вопросов». А если по-английски?
«Quantum mechanics: new experiments…»
Ставим точку, на чернила дуем. Закрываем!..
– Здравствуйте, коллега! Надеюсь, этот простенький сон вам понравится…
Предупреждать надо! Вот он, мастер вопросов, прямо на скамье. Белая риза, капюшон до самого носа, ни лица, ни рук, один палец из рукава выглядывает… Ну, так не интересно!
– …К сожалению, наш разговор будет несколько односторонним. Я – всего лишь запись. Ваши ответы позволили определить, так сказать, нужный уровень общения. Значит, объяснять вам ничего не требуется, просто отдыхайте. Когда я все это придумывал, то представлял себе итальянскую глушь времен Ринальдо Ринальдини. Кстати, разбойники тут есть, но не очень кровожадные…
Легкий смешок. Кажется, он не слишком молод, этот таинственный монах.
– Обычно на этом месте я прощаюсь. Но вы знаете, кто такой Грант Третий. И вы читали Менского… Значит, коллега, мы оба гости в данном ответвлении Мультиверса. Как вы, вероятно, убедились, мир этот не очень обычен. Принимайте его таким, какой он есть, но все-таки соблюдайте разумную осторожность. Об остальном пока позвольте умолчать. Хотите подробностей – загляните в книгу. Третья страница…
Спросить бы его… Да как спросишь? Палец – и тот полупрозрачный. Вполне себе призрак, пугало для здешних пейзанок.
– И еще. Не спешите, коллега, в этом мире умирать. Сначала найдите меня. Ну, всего наилучшего!..
Порадовал, называется… Порадовал – и сгинул. И что прикажете делать? Какая там страница? Третья? Ага, уже на русском, язык, стало быть, инсталлирован. «Французское Марокко, город Эль-Джадира, улица…» Что-то знакомое! То есть не что-то – очень даже знакомое. Жаль, картинка слишком простая, прямой контакт невозможен. Для такого дела требуется особый файл, связной… Если, конечно, у этого призрака вообще есть желание общаться.
Ну что, пора? А то проснусь – и ничего не увижу. Интересно, девица все еще там? Должна быть, она здесь вроде экскурсовода. Ходячая инструкция в деревянных башмачках.
– Ой, молодой господин! Молодой господин! Вы помолились нашему Святому? Вы должны были обязательно вознести молитву, мне голос свыше был…
Да, с языком уже все в порядке. С пастушкой тоже – улыбается, глазками моргает. Луна-парк начинает программу. Для самых нетерпеливых первый номер уже на сцене. А если чуть глубже копнуть?
– Помолился. С большим успехом… Слушай, а чего ты ко мне пристала? Сидел на дереве, не трогал никого. У тебя дел других нет?
Сейчас плакать начнет… Уже плачет. Может, зря я так? Пастушка все-таки не компьютерный персонаж, а творение живое. Существует, чувствует, мыслит… Слезы льет.
– Я чем-то обидела молодого господина? Думала… Думала, молодой господин будет мне рад. Мы обычно встречаемся с молодым господином под деревом, я отпросилась у отца, пришла…
А имен-то и нет! Вероятно, можно выбрать любое, по вкусу. Вредный я человек, вместо того, чтобы кататься на карусели, начинаю разбирать механизм. Но если я не просто любитель поспать, а «коллега»…
– Ну-ка пойдем…
Церковь лучше оставить за деревьями, до реки далеко… А вот сюда можно. Холмик, кусты, лужок, какие-то серые камни… И никого. Как там пейзанка, не отстала? Не отстала, рядом бежит.
– Ой, молодой господин, вы идете так быстро…
– Уже пришел. Сядем! Да, прямо на траву.
Штаны я точно испачкаю, но это издержки производства, как и ее платье. Ничего, к следующему моему визиту отстирает. А вот тянуться ко мне не надо. Дистанция!
– Я спрашиваю, ты отвечаешь. Это будет как игра. Согласна?
– Да, молодой…
Горят глазенки!.. Если бы я работал над этой гравюрой, сценарий был бы прост. Юная пара, охи-вздохи, суровые родители, побег, само собой, разбойники.
– Разбойников в деревне давно видели?
Самое время испугаться и перейти на шепот. «Ой, не говорите о них!»
– Ой, не говорите о них, молодой господин! К нам не заходили, но в соседней деревне были, как раз три дня назад. Пограбили как есть всё! Тем, у кого дом побогаче, пятки огнем жгли, золота требовали. А девушек, каких поймали… Молодой господин, мне страшно, можно я ближе сяду? Если молодой господин меня обнимет, я сразу стану храбрее.
Ладно, пусть становится храбрее, пусть даже в ухо сопит.
– А танцевать ты умеешь?
Ого, прыгучая какая! Уже в полной боевой – руки вверх, подбородочек вздернут. Хороша пейзаночка, прямо как с картины! Стоп… А откуда же она еще?
– Что господин желает? Павану, которую знатные господа предпочитают? Или сальтареллу? Ее на карнавалах любят, она быстрая, пляшешь – себя забываешь. Я могу и тарантеллу, но ее сразу не станцуешь, трудная, все силы вытягивает.
Неплохая намечается культурная программа! На будущее надо учесть.
– Молодец! Я подумаю и скажу. А теперь – сказку. Страшную. Очень страшную! Можешь стоя, можешь сидя.
– Сказку… Зачем молодому господину страшная сказка? Солнце светит, мир Божий радуется, не нужен нам страх!
Красивые у нее глаза! Девчонка совсем, а смотрит по-взрослому, словно догадывается о чем-то. Или… Или что-то знает. Творение – всегда отсвет Творца.
– Во-первых, садись. Вот так, можно и ближе. Теперь я обниму тебя для храбрости…
«Во-вторых» ей, кажется, и не требуется. Снова сопит. Ничего, сейчас подбодрим.
– Страх надо страхом вышибать, вроде как клин клином. Ты разбойников боишься…
– Ой…
Ого, видать, и вправду боится, даже щеки цвет потеряли! Пуганые они тут. Странно, разбойники, вроде, не шибко кровожадные.
– А ты страшную сказку вспомни. Вот одно другим и перешибем.
Задумалась, брови свела… Интересно, что я надеюсь услышать? Во сне обычно общаешься сам с собой, симпатичные пейзаночки – просто спарринг-партнерши.
– Ну… Есть сказка про волка, который перекидываться умел. В человека, в смысле. И однажды пошел он на ярмарку…
Вот тебе и «сам с собой». Даже не слышал про такое. Но, может, читал когда-то и просто забыл?
– Очень страшно. Давай еще.
– Еще? Еще про девушку, которая любила белок. А злой лесной колдун решил заманить ее в самую чащу и сам белкой притворился… Но я еще страшнее знаю. Про человека, которому нельзя было умирать, но он умер… Ай!..
Главное, чтобы не убежала. За плечи держим, в глаза смотрим. И мягко, мягко, мягенько…
– Шею сдавил? Извини, это мне очень страшно стало. По-моему, подходящая сказка. Рассказывай!
– А… А молодой господин меня не выдаст? Это взрослая сказка, ее детям знать нельзя. А я еще маленькая!..
Ничего себе «маленькая»! Губами так и тянется… Э-э, нет, сладкое на потом. Все верно, во сне общаешься прежде всего с самим собой. Но это не обычный сон, здесь не только я хозяин. А может, не столько.
– Ну-у-у… Ладно, расскажу. Только пусть молодой господин меня крепче обнимет, а то сказка очень уж жуткая. Бабушка рассказывала, но не мне, а соседке, которая со священником не ладит. Тот человек тоже… Ой, лучше с самого начала. У одного крестьянина была плохая земля. Камни, песок, не росло ничего, прямо хоть пропадай. Что делать? Пошел он к сельскому колдуну, тот и посоветовал. Отправляйся, мол, если смелый, за горы, реку большую переплыви. Дальше, за холмами, стоит замок старого герцога. Герцог этот и добрый, и злой. Добрый потому, что землю дает и очень малый оброк требует. А земля там очень хорошая, быстро разбогатеть можно. Но за это старый герцог полную власть над человеком забирает. Не только над жизнью, но и над смертью. Захочет – ни в рай, ни в ад не пустит, а отправит в свою темницу – на остров, который между Жизнью и Смертью. К тому острову только один корабль ходит…
Кажется, зря я это затеял. Небо потемнело, ветер невесть откуда задул. И девушка куда-то пропала. Голос еще слышу, а под рукой что-то холодное. Не плоть живая – мертвое железо. Мокрый металл на пустой палубе.
– Того корабля все страшатся. Когда он в порт заходит, люди прячутся, лишний раз боятся увидеть. А что в темнице у герцога, никто не ведает. Говорят, хуже, чем в аду. Потому как человек сам себя пытает, пока в тень не превратится…
Вот и голоса нет. Ветер… Задувает прямо в лицо, не дает дышать, холодом сводит губы. Очень знакомый ветер – харматан, сахарский северо-восточник. Над песками он горячий, даже знойный, несмотря на зиму, но здесь, над океаном, быстро теряет тепло, превращаясь в ледяной атлантический норд-ост…
