Текст книги "Куклы вуду (СИ)"
Автор книги: Андрей Уткин
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Вторая глава
1Матери Марины позвонила няня и сказала, что видела ее дочь. Но, только, она в темноте ее видела. Ночью. Потому не смогла точно разглядеть лицо. Определить, ее это или не ее ребенок. Но по внешнему виду очень похожа.
– А где вы ее видели?! – заволновалась мать, поскольку с тех пор, как девочка пропала, прошло уже больше полугода, – что она делала?!
– Она перед вашим домом стояла, – сказала няня, – и дергала за дверную ручку.
– Ничего не поняла! Перед квартирой?
– Нет, перед подъездом. За ручку подъезда.
2– Ты чья такая? – спрашивала женщина у девочки. Она спросила у нее издалека. Пока еще не успела подойти слишком близко. – Ты знаешь, что дверь закрыта на автоматический замок? И нужно набрать номер квартиры… Давай, я тебе помогу! И вообще, почему ты одна? Где твои взрослые?
Девочка не сразу оглянулась, словно ее не слышала. Но потом, когда она заметила, что на подъездную стену падает тень от приближающейся человеческой фигуры, то только тогда она оглянулась. Она произвела очень резкое, какое-то нервное движение. И, как только увидела, что к ней приближается женщина, сразу попыталась скрыться. Там, между ступенями, были щели, и она принялась карабкаться под подъезд. Это было единственным местом, в котором реально можно было залезть под лестницу в подъезде, чтоб забиться в угол, потому что справой и с левой стороны подъездной будки были вмонтированы бетонные блоки.
– Милая! – умоляющим тоном позвала няня девочку, – не бойся меня! Ну, почему ты такая дикая?
Обычно, мысли к няне приходят с запозданием. Ей только сейчас пришло в голову, что одежда у девочки точно такая, какой была у Мариночки, в тот день, когда та сбежала. Вернее говоря, когда няня выскочила в коридор, голая ниже пояса, и увидела Марину, как та исчезала за соседним лестничным маршем.
– Послушай, ты не Мариночка?! – неожиданно осенило женщину. – Пожалуйста, покажи свое лицо! Это я – твоя нянечка! Ты что, за полгода совсем меня позабыла?! Хорошая моя!
– Брось мне ключ от домофона, – в ответ рыкнула девочка, – тогда покажу.
– На ключ! – протягивала его та, даже толком не обратив внимание на особенности голоса (я уже говорил, что мысли к бабоньке приходят с некоторым запозданием, поэтому, если она о чем и подумала, то только о том, что сейчас зима, сильный мороз; скорее всего, девочка сильно простудилась, поэтому такой хриплый голос), и, одновременно, бренчала связкой ключей, чтоб девочка не подумала, что та протягивает ей какой-то камешек, чтоб схватить ее за руку, сразу, как девочка потянется за ключами. Ну, и, соответственно, отрубить девочкину ручку. Ведь зомби всё время этого боятся: какой-то гад отфигачит топором ручонки ходячему мертвецу – как же он потом будет нападать на прохожих?
Девочка подползла, выхватила у женщины ключи и отползла назад. Это позволило женщине разглядеть девочкино лицо. Хотя, никакого лица там не было. Там была одна сплошная морда. Обмороженная образина. По ней очень трудно определить, она это или не она.
– Извини, милая, – опять заговорила эта женщина с обмороженной образиной, – я ключи перепутала. Я дала тебе не тот ключ. Он не от этого подъезда. Ты не могла бы мне его вернуть?
– Давай второй! – рявкнула девочка в ответ.
– Но уж нет! – принялась та набирать на домофоне номер квартиры ее мамы. Дело в том, что ключей у нее больше не было.
Наверное, девочкина мать забыла повесить трубку на домофон. Из-за этого нельзя было ее вызвать. Но она решила позвонить ей на телефон.
Так она и позвонила Марининой маме.
3– А сейчас она что делает? – спрашивала она у няни.
– Только вы не пугайтесь, – пыталась предупредить ее няня перед тем, как отвечать. – Нет, вы не подумайте! Я ее сразу узнала, ведь она была точно в том платьице, в котором из дома убегала!
– В платьице?! Вы с ума сошли? На улице минус двадцать!
– Нет, я просто…
– Что вы там мямлите? Вы скажите четко! Что она сейчас делает.
– Я хотела сказать, чтоб вы не пугались… Ну, в общем, она забилась под подъезд, под лестницу… Ее оттуда не вытащить, потому что между ступеньками очень узкая щель…
«Стерва! – не могла Маринина мама озвучить такое через телефон, – это у тебя очень узкая щель – до сих пор никого не было, ни мужика, ни бабы».
– Не может быть! – прокричала она вместо того, что чуть с языка не сорвалось.
Девочкина мама едва удержалась на ногах. Еще немного и она потеряла бы сознание. Дело в том, что она не ожидала, что няня ответит ей именно такое. Она думала, что эта пустоголовая когда-то давно (тыщу лет назад) видела ее девочку. Да точно и не запомнила, ее лицом была та обмороженная образина или просто маской.
– Но я не хотел вам просто говорить! – прокричала нянечка.
«Ну да, – должна была подумать мать, – мне просто повезло, что ты вообще со мною поделилась! Что не наплевала на меня! Спасибо ваше величество, на хрен!» Но, когда она такое (ТАКОЕ) услышала, то забыла про весь сарказм (она с тех пор, как у нее не стало единственного дитя, горе глушила водочкой, поэтому сарказму в ней наросло, как снежинок на ком), тут же понеслась, в чем была, к выходу из подъезда.
И выскочила буквально в одной пижаме.
– Где она?! – провыла мать.
– Да вон, – тычет нянечка под лестницу подъезда. – Ключи мои забрала!
– Доченька! Мариночка!! – запричитала она.
– Я говорю, – продолжила няня начатое по телефону, – что не хотела вам этого говорить.
– Чего? Того, что дочку мою испугали?! И она под лестницу забилась.
– Нет. Про ее лицо.
– А что – лицо?
– У нее лицо чудовища.
– Что-о?! – показалось матери, что она ни черта не расслышала.
– Ну, такое… Как в фильмах ужасов показывают.
– А вы уверены вообще, что она там? – как-то недоверчиво заговорила девочкина мать. Ей показалось, что тетка под чем-то. Хрень несет.
– В смысле, не там?!
– Ну, может, показалось, приснилось.
Ей не хотелось использовать более точное определение: «вы упоротая».
– Милочка! – появился и в голосе няни гонор, – я вам говорю не про то, что мне приснилось или я под грибочками – увидела что-то не то. А про то, что у вашей доченьки лицо, как у людоеда! Вы что, тупая и не понимаете?!
– Мама! Это ты?! – донеслось из-под лестницы.
– Мариночка! – отвлеклась ее мама от тетки. Еще немного и эти особы начали бы портреты друг у дружки разукрашивать.
– Ну, вот, видишь? Курица тупая!
В то время, пока спесивая и несдержанная няня выражалась, девочка показала свое лицо. Это же увидела и няня. Лицо совершенно нормальной девочки. Не так, как выразилась «старуха» – лицо людоедки (наверно, нянечка видела, что у девочки весь подбородок кровью измазан, или так, что с него капает).
– Ну, и что я?! – не отставала нянечка от женщины. – Я под грибочками, да? Мне приснилось?!
– Я не говорила, что ты под грибочками. Это твои сугубо личные инсинуации.
– То есть, ты хочешь сказать, что ты совсем ничего не говорила!
– Это ты говорила!
– И про что это я говорила?
– Про то, что у нее с подбородка капает кровь.
– Я?! Кровь?!
– Ну, ты сказала, что у нее лицо, как у людоедки!
– И что?! А кровь-то тут при чем?
– А при чем здесь то, что я сказала, что ты под грибочками?
– Ну, ладно. В этом я была не права. Я сознаюсь, что я оплошала. Но, а всё-таки, при чем здесь кровь?
– А как еще по-другому определить, что человек похож на людоеда.
– Ну, в принципе, да, вы правы, – перешла няня опять с нею на «вы». Обменялись любезностями и поутихли.
Только няня сказать хотела совсем не это. Не то, что с подбородка капает кровь. Она хотела сказать, что у девочки было лицо, как у ходячего мертвеца. Черные круги вокруг глаз, всё такое… Но сейчас девочка выглядела так, как будто она не пропадала больше полугода назад. Или, если пропадала, то ее кормили всё это время.
4Марина, конечно же, вернула няне ключи. Но из-под подъезда она не с пустыми руками вылезла. При ней был целлофановый пакет черного цвета. Мама на это внимание не обратила, поскольку няня тут же прикопалась с ключами.
– Мариночка, ты брала ключи у этой тетеньки?
– Нет, не брала, – ответила девочка. – Может, ей показалось. Ну, там, приснилось.
– Вы что, сговорились? – выпалила «тетенька» на счет «приснилось». Мол, сначала мама обвиняет, что у той галлюники. Теперь – ее дочурка.
– Я хотела сказать, что, может быть, они у нее. Ну, ключи.
И няня пошарилась-пошарилась, да выудила связку ключей.
– О, господи! – полностью переключилась мать с этой тупоголовой на ребенка, – тут же ледяной ветер! А ты в легком летнем платьице…
Она хотела сказать, что сама, в своей пижамке, замерзла как цуцик.
И они оставили ее одну. Мать так заболталась, что даже и не вспомнила, что, если б няня не увидела эту девочку, то та «замерзла» бы еще сильнее. То есть, хоть бы спасибо сказала. Но куда там: гордыня стирает столь «мелочные» воспоминания. Умеет, так сказать, отделять зерна от плевел.
5– Мама! – неожиданно вспомнила дочурка, когда они отгородились от «этой склочной бабы» подъездной дверью, – смотри, что я нашла! Это под подъездом лежало!
– А что в этой сумке?
– Денежки, мам!
– Денежки?!
– Ну, да! – потрясла она, в следствии чего послышался звон монет. Должно быть, какой-то нищий прятал под подъездом все свои сбережения. Мама хотела уже было открыть рот, но дочка оборвала ее:
– Мама, ты не поверишь, но я могу его удвоить!
– Это как это?! – тут же загорелись у мамы глаза от сильного предвкушения. Потому что быстро заработала голова…
– Я могу укусить этот пакет и его станет двое!
– Укусить?!
– Ну, мы так часто делаем: кого-то кусаем и их становилось двое. Потом, если еще укусить, то трое уже будут. Это же классно, мамочка?! Как тройняшки!
– А ну-ка, проверь, – не верила мамаша после ерунды, которую дочурка ей тут наплела. – Сделай так, чтоб было два мешка с мелочью.
– А, я поняла, – ехидно захихикала девочка, – ты мне не веришь!
И она поднесла к своему лицу этот мешок…
– Фу! Выбрось! – машинально вскрикнула мамаша, – он же с помойки! Этот вонючий оборванец лапал его своими немытыми руками…
– Мама! Деньги же не пахнут! Забыла?
– Я говорю…
– А ты говоришь: вонючий мешок…
И она вцепилась зубами в этот целлофановый пакет. Мать все равно паниковала – пыталась вырвать его из рук непослушной дочери. И вырвала уже, ведь, но у дочери в руках все равно остался данный черный пакет. То есть, и у матери пакет с мелочью в руках, и у дочери.
– Ну что, теперь поверила?! Теперь их уже два! Считай…
– Ой… – изумилась маманя.
– Вот, то-то же! – победно проговорила дочь.
– Ой, – провякала мама, – у меня нет сейчас вообще никаких денег. Но, может, занять у соседей… Может, ты их размножишь тоже так же вот, доченька? И мамочка сможет здоровье поправить…
– Но ты же не верила в меня!
И после этих слов дочка начала подниматься по лестнице. В сторону лифта. Если так подумать, то нетрудно предположить, что второй мешок девочка прятала у себя под платьем. И, когда мать подняла шум, то девочка выудила его оттуда. Так, под шумок.
Но, может, и на самом деле волшебство. Кто его знает?
6Пока мать пыталась сравнивать схожесть обоих мешков, дочь поднималась на лифте и входила в квартиру. Благо дверь была не заперта, поскольку мамочка примерно так же, как и больше полугода назад приходящая няня, заблокировала дверь от закрытия сквозняком. Что интересно, заблокировала тем же ботинком, что и няня. Так, словно ботинок был меченым. На нем наверно была «невидимая» надпись, которую могли прочитать только одаренные ясновиденьем. Мол, этим «обувком» дверцу заглушивают, дабы оную не захлопывало сквознячком, а то ведь в дверце встроен замок-защелка, который захлопывает оную при слабом нажатии… – И далее по тексту; там еще пространная инструкция к сему «расписному ботинку».
Мать вошла чуть-чуть попозже. Она наклонилась, чтоб убрать ботинок, а в квартире было всё так же темно. То есть, либо Марина вошла в темноту (свет включать не стала), либо доченька маме просто-напросто «приснилась», как совершенно правильно заметила няня по этому поводу. Потому что в квартире темнота и тишина…
Но маман ее парилась по этому поводу. Она, как ни в чем не бывало, включала свет, проходила… Ну, и начинала свое канюченье: «А почему ты все-таки не хочешь удвоить бумажные денежки, а, доченька?! Тебе, может, просто не нравится, что они бумажные?.. Ой, доченька… А где ты?..»
Она туда-сюда походила по комнатам – Мариночки нигде нет. Она уже остановилась, так, словно ничего не поняла, как… Марина спряталась за ее спиной…
– Ой, маленькая! В пряточки с мамой решила поиграть…
– Нет, – ответила Марина. – Я хотела спросить… Мне как-то неловко…
– Ну, давай – спрашивай…
– Можно, я тебя поцелую?
Теперь матери стало неловко. Мол, что же это такое: дочь не пойми где пропадала, она могла бы вообще – с концами… дематериализоваться… а мать, вместо того, чтоб ее расцеловать, да разобнимать (прижать к сердцу, как самое дорогое сокровище), набросилась на нее с какими-то идиотскими деньгами. Главное, прикопалась: не могла бы та бумажные денежки – трам-парарам, а не только одни копеечные. И как, мол, ты объяснишь, почему не могла…
Но дело в том, что дочка спросила так странно, не хочет ли маман, чтоб та ее поцеловала, что матери стало неловко скорее от тона, чем ото всей этой до идиотщины смехотворной ситуации.
– Так можно или нельзя? – напомнила девочка. – С другой стороны, это логично. Мы больше полугода не виделись, а ты меня про деньги спрашиваешь.
– Ну, я не знаю, – промямлила окончательно растерянная мамочка. – Может быть, можно.
Дочь спрашивала разрешения наверно потому, что не могла подпрыгнуть так высоко, чтоб чмокнуть маму в щечку. Потому маме пришлось специально для этого наклоняться. Для дочериного поцелуйчика.
7Поскольку у мамы губы были обветренными, то дочь знала, что, стоит только хоть чуть-чуть прикусить, как губа сразу же начнет кровоточить. А девочке вполне хватало даже самой маленькой капельки крови.
То есть, чтоб обветренная губа треснула, то ее даже надкусывать не надо. Достаточно просто надавить… То есть, девочка может прижать эту губу своим лицом к зубам мамы, надавить, и кровь сразу же появится. – Так Марина и сделала.
И, пока лицо было плотно придвинуто к материному лицу, то та не заметила, что происходит. Мать смогла разглядеть это только тогда, когда дочь закончила с целованием.
Дело в том, что Марина была как две капли воды похожей на папу. Ее лицо на маму было совершенно непохожим. Но сейчас, после того, как она маму поцеловала… То есть, она не совсем поцеловала, а слизнула несколько кровинок с ее губы…
Мама посмотрела и удивилась. У дочери было такое лицо, как будто мать смотрится в зеркало. То есть, рост остался пятилетней девочки, платьице, волосы… Всё остальное… Но вот лицо – идеальная копия маминого.
– Мне что, спьяну показалось? – недоумевает мамаша. Мол, зря она поцапалась с няней. Втирала, что та под грибочками, а не маман. Ведь сейчас выясняется, что под оными некто другой…
– Это всего лишь легонький укол, – объясняет ей дочурка. – Но, если ты позволишь укусить себя нормально, то я могу полностью в тебя превратиться. Понимаешь, ты?
– Что-что я должна позволить? – показалось матери, что она не расслышала. Либо она сделала такой вид.
– Отхватить от тебя кусок пожирнее… Нет, если ты не понимаешь, то имей виду, что у меня есть, чем тебе угрожать. Теперь ты меня понимаешь, девица?
– Какая ж я девица?!
– Но и я не дочь тоже. Или что я, похожа? По лицу же, ведь, не определишь.
Мама даже не нашлась, что возразить на это.
– Но ты смотри, – продолжала ей говорить Марина, – я могу и просто так в тебя превратиться. Но для этого ты должна согласиться на то, что я потом тебя укушу. Когда-нибудь ПОТОМ. Но, так как? То есть, это я к тому, что, если ты не веришь в то, что я твоя идеальная копия, то я могу измениться. Но только раз. Имей в виду, что это дорога только в одну сторону. Пути назад больше уже нет. Но, так как?
– Я не понимаю, что ты говоришь.
– Тогда, значит, не возникай… Девица!
– Я говорю, какая я тебе девица?! Ты, шмакодявка!
– А я говорю: какая я твоя дочь? Ты не фига не попутала? Может, я не твоя дочь, а мать! Давай, я тебе докажу? Я превращусь в тебя. Но потом ты не должна будешь сопротивляться, потому что я тебя покусаю.
– То есть, права была няня – ты людоедка?
– А хрена ты говоришь всё это с вопросительными интонациями?!
– А как ты с матерью разговариваешь?!
Мать Марины уже сошлась на том, что она (мать), скорее всего, под грибочками, как няня ей несколько минут назад совершенно правильно намекнула. То есть, ей просто кажется, что девочкино лицо идеально похоже на материно.
– Значит, слушай сюда! – заговорила дочь. – Если ты будешь возникать, то я от тебя мокрого места не оставлю! Я тебя завалю, тупую стерву, вот из этого «ствола».
Маленькая девочка резко сунула руку себе под платье и вытащила оттуда пистолет.
У матери тут же заработала соображалка: если в руках у девочки настоящее летальное оружие, то, перед тем, как открыть огонь, она должна снять его с предохранителя. Однако, поскольку девочка никак не сняла, то можно пойти на риск и попытаться выхватить из рук пятилетней Марины этот «ствол». И – так она и сделала. Резко кинулась на девочку. Так, чтоб, если девочка одержимая дьяволом, а не мамочка под грибочками, то, чтоб не успела с молниеносной скоростью снять «волыну» с предохранителя и спустить курок. Тут ведь нужно еще решиться: нападение – это вам не хухры-мухры. По логике вещей намного быстрее работает тот, кто использует функции самозащиты. Все в курсе, что нападать – это очень сложно, так как можешь погибнуть, если нарвешься на профи.
8На какое-то мгновение Марине показалось, что у нее отключилось зрение. То есть то, что в отключке находится не она сама, а всего лишь зрение. Казалось бы, такая чепуха.
Ее мать, сначала кинулась на вцепившуюся мертвой хваткой в «ствол» дочечку, но, поскольку у дочечки за секунду до этого «отключилось зрение» и она ничего не видела, то мать неожиданно замерла. То есть, какие-то силы ее остановили и приказали данной дамочке не особенно так усердствовать.
То есть, мать вполне спокойным шагом подошла к девочке… Даже подкралась на цыпочках, а не просто «шагом». Думается, что поселившееся в девочке существо могло бы расслышать ее шаги, либо шум, производимый броском, когда маман решила взять дочурку приступом, и, по инерции, отскочить в сторону. То есть, заставить отпрыгнуть пятилетнего ребенка. Так, как будто бы он (ребенок) скачет через веревочку с себе подобными детьми.
В тот момент, когда мать вытащила из пальцев дочери пистоль и принялась проверять наличие в оном магазина с патронами, к дочери вернулось зрение и она продолжила себе дальше молоть языком:
– Я сейчас не поняла. Как эта «пушка» оказалась у тебя в руках? Она у меня вроде была!
– Сейчас уже неважно, – прощебетала (этак неразборчиво, под нос) мать.
– Может, объяснишь? – продолжала произносить свою незаконченную фразу девочка. Но мать уже всё сказала – говорить не о чем больше. Тем более, что, как показало «вскрытие», пистолет был не игрушечным.
– Ну, хорошо, – отреагировала девочка на молчание. – Значит, будем считать, что я не стану превращаться в твоего идеально двойника. Так? Потому что у меня нет оружия и мне нечем тебе угрожать. То есть, делать так, чтоб ты не сопротивлялась.
Мать опять ничего на это не сказала.
– А ты сможешь убить меня? – продолжала пятилетняя кроха разглагольствовать.
– Ты ведь не будешь в меня стрелять, – озвучила она одну и ту же мысль, поскольку мамочка молчала. – Ведь, ты прикинь! Если ты нацелишь на меня ствол, то я успею превратиться в твоего двойника намного раньше, чем ты успеешь спустить курок… Над этим лучше подумай, а не над… А что начнется, как ты думаешь?
– Не знаю, милая моя, – произнесла мама каким-то отрешенным голосом, – не знаю.
– Я имею в виду: что начнется, если я в тебя превращусь?
Мать не ответила, всё изучая подлинность «ствола». Чтоб проверить, фейковый он или настоящий, не прибегая к стрельбе.
– Ну, давай, что же ты? Повтори еще раз «не знаю, милая моя, не знаю»!
Но мать, как будто дала обет молчания.
– В том-то всё и дело, что ты ни шиша не знаешь! Ты ведь не знаешь, успеешь ли ты разглядеть, как тело твое переносится в другой кокон, или не успеешь!
Мать посмотрела на нее несколько недоуменно.
– Что, не понимаешь, о каком коконе идет речь? О коконе твоей души. Ведь ты можешь иметь поддельную душу и, если ты в меня сейчас выстрелишь, то ты вскоре сгинешь. Ты точно так же не будешь знать, что происходит, как не знаешь про подлинность «пушки», которую ты сейчас изучаешь. Представь себе, что это не пушка, а твоя душа? Ты вечно будешь проверять, настоящая она или ненастоящая, до тех пор, пока тебе не захочется открыть огонь. Вот тогда-то ты сгинешь. Кокон взорвется, а ты навсегда потеряешь свое проклятое сознание.
Мать опять ничего не промямлила.
– Просто ты не понимаешь ничего. Сейчас дьявол управляет миром. Ты помнишь историю про Адама и Еву? То время было сказочно богатым и в мире существовало бессчетное количество вариантов объективной реальности. То есть, дело ограничивалось не только на Адаме с Евой. Были еще другие варианты о происхождении человеческой расы. А сейчас всё обнищало. Сейчас остался только один вариант. Объективная реальность, явь в единичном формате. Поэтому дьявол напустил своих фальшивых коконов! Как ты думаешь, в каком коконе яви ты сейчас находишься? В поддельном или, может быть, ты считаешь, что он настоящий, ведь ты в нем родилась! А что, если в тебя еще до рождения слизи напустили? Этой, которая мешает рассмотреть особенности фейка, как можно тщательней!
Поскольку мать всё это время ничего не говорила, то дочь повысила голос:
– Но ты, немой! Ты так и будешь молчать?!
– Да, ты права, я действительно не твой… Не твой маман. Ты не моя дочь…
– Чё ты там остришь?! Ладно, давай начнем этот разговор сначала!
– Давай, – как-то безразлично кивнула в ответ головою мамаша.
– Я тебя спрашивала, не можешь ли ты объяснить мне, как пушка сначала у меня была в руках, а теперь вдруг к тебе попала! Ты что, чертов фокусник?! Но ты не отвечаешь, а молчишь! Может, разговаривать просто не хочешь?.. Ну, о-кей. Я сделаю так, что тебе придется поставить себя на мое место… Итак, ты готова?.. Не слышу!.. Да впрочем неважно…
И, после этого, мать выглядит так глупо, как будто ковыряет пальцами что-то невидимое. А пистолет опять в руках у дочери.
– Ну что, теперь твоя очередь! – продолжала та паясничать. – Теперь ты спрашивай, как это так получилось, что… И далее по тексту.
– Ну? – продолжала девочка. – Опять будешь молчать?
