Текст книги "Все явное становиться тайным"

Автор книги: Андрей Трушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава XI
ЯНАТАХА

Следующий день у нас был достаточно напряженным. Во-первых, хватало всяких мыслей о том, кто же конкретно из ребят, которые учились в нашей школе, доложил банде роллеров о том, что Ямаха пойдет на рынок. Не учатся ли эти самые загадочные роллеры у нас в школе? Такие размышления, конечно, настроения не прибавляли. Пойди теперь пойми, почему, например, Атлантика не пришла сегодня в школу. То ли у нее настали веселые денечки, то ли она принадлежит к банде роллеров, которую спугнули Леня Запорожец и Ирка. А почему сам Леня Запорожец вдруг слинял после третьего урока? Или он так делал всегда? А почему Алка Карагодина сегодня была такая молчаливая и задумчивая? А не следит ли за нами исподтишка на переменах кто-нибудь из младшеклассников?

Теперь, когда точно выяснилось, что кто-то из школы имеет отношение к преступникам, ухо нужно было держать востро. И еще – не попадаться на глаза Анке-пулеметчице, у которой я по-прежнему была в опале.

Все перемены мы развлекались тем, что выспрашивали у окружающих время. Я прекрасно помнила Ямахины часы – на тоненьком коричневом кожаном ремешке с деревянным ободком, золочеными стрелками и римскими цифрами по кругу.

Боже мой, каких только часов не насмотрелись мы в этот день! Тут были и огромные наручные будильники, на которых неизвестный дизайнер раскидал цифры как попало с тем, чтобы покупатель этого чуда мог сам ломать голову – который же сейчас час – без пятнадцати три или четверть девятого. Попадались и старинные, по нынешним меркам, советские часы с заводом, глубоководные командирские, противоударные «Слава», а то и какой-нибудь «Полет» второго поколения. У двух школьниц даже обнаружился такой анахронизм, как часы, вделанные в кулон, который они носили на золотой цепочке. У некоторых девчонок, которых в школе называли ботаниками, были наручные часы-браслет с финифтью. Некоторые парни по инерции продолжали носить электронные японские часы с калькулятором, хотя комфортно пользоваться такой вещью с микроскопическими кнопочками мог бы разве что лилипут с тонюсенькими пальцами. В общем, в школе трудно было найти пару одинаковых часов и так же трудно – часы Ямахи.

– Думаю, все это бесполезно, – увещевала я Ямаху на очередной перемене. – Ну какой идиот наденет на следующий день в ту же самую школу, где мы учимся, твои часы.

– Все правильно, – пожимала плечами Яма-ха, – но на всякий случай проверить все же стоит.

Ямаха даже набралась наглости и спрашивала время у учителей. Один раз она забылась и спросила «Который час?» у учителя географии в третий раз. Тот хмыкнул, странно посмотрел на нее, но все же ответил.

Во время последней перемены мы пошли в буфет, чтобы, следуя заветам великого Винни-Пуха, немножко подкрепиться. Пока стояли в очереди среди школьной мелкоты, говорить было нельзя. Мы затарились теплым прозрачноватым чаем с таким количеством сахара, будто его сыпали для диабетиков, булочками модели «Челюсти-4» и сели за отдельный столик.

Вгрызаясь в каменное нутро булки, мы придумывали изощренные способы расправы с бандой роллеров на их базе в подвале. Вдруг Ямаха остановилась на полуслове, поперхнулась булкой и, закашлявшись, выскочила из буфета. Я вышла за ней, участливо наклонилась и ласково осведомилась:

– Стукнуть?

– Не-е, – прохрипела Ямаха, на всякий случай отодвигая меня рукой. – Знаю я, как ты стукнешь. Желудок вместе с булкой вылетит.

Прокашлявшись как следует, Ямаха вытерла выступившие слезы и заглянула в буфет.

– Ну пошли, что ли, чай допьем, – предложила я.

– Погоди, давай постоим две минуты.

Мы прислонились к двери и застыли в немом молчании, словно кариатиды. Я ничего не спрашивала у подруги, по опыту зная, что это ни к чему не приведет.

В дверь то и дело входили и выходили школьники и учителя. Ближе к концу перемены поток входящих в буфет иссяк, зато из него то и дело пулей вылетали младшеклассники, которые боялись своей классной руководительницы пуще ремня. Одной из последних из буфета выскочила девчушка, учившаяся, вероятно, в пятом классе. Как только Ямаха увидела ее, она довольно бесцеремонно схватила девчонку за косички и поволокла в сторону. Там, у школьного буфета, был небольшой закуток, куда обычно складывали старые плакаты и доски из-под школьного расписания.

Оказавшись в укромном уголке, Ямаха задрала у девчонки левый рукав платья, повернула ее в мою сторону:

– Вот, полюбуйся!

– Вы чего, чего? – лепетала изрядно напуганная девчонка.

– Того, – неопределенно пояснила Ямаха, – ну-ка снимай часы.

– Я отдам, отдам, только не бейте, – испугалась пятиклассница.

– Да никто тебя бить и не собирается, – с презрением процедила Ямаха. – Давай часы сюда.

– И де-деньги тоже давать? – заикалась девчушка.

Я взяла ее за плечо:

– Да мы не грабим тебя, успокойся. Просто у моей подружки пропали часы, и, как я вижу, они в точности похожи на те, которые носишь ты.

– Ничего себе похожи, – процедила Ямаха, вертя во все стороны часы. – Это мои часы!

– Да вы что! – испугалась пятиклассница. – Вы… вы думаете, что я их… я их украла?

– Мы ничего не думаем! – сделала я страшные глаза в сторону Ямахи, чтобы та не пугала девчонку. – Просто мы увидели у тебя на руке часы, и ты, наверное, сможешь объяснить, откуда они у тебя.

– Дома взяла, – захлопала глазами девчонка. – Я вчера свои на тренировке по гимнастике разбила и эти взяла. Они там, в тумбочке лежали. Откуда я знала, что это ваши.

Я наклонилась и прошептала Ямахе на ухо:

– Слушай, а откуда ты знаешь, что это твои часы?

– Да точно тебе говорю! – взвилась она. – Смотри, вот тут остался кусочек от маркировки – я недавно их в мастерскую носила, там на них номерок пришлепнули, ну под которым регистрировали и квитанцию выдавали. Эту штуку я оторвала, а кусочек, видишь, остался.

– Слушай, дело серьезное, – обернулась я к девчонке. – Давай-ка для начала скажи, как тебя зовут?

– Лена. Только… только отпустите меня. Мне на урок пора.

– Всем на урок пора, – решительно и сурово прервала ее Ямаха. – А теперь давай рассказывай – где ты взяла эти часы?

– Я же говорю – в ту-умбочке, – разревелась девчонка.

– В тумбочке! А как они попали туда – в эту тумбочку?

– Не зна-аю.

– Ну неделю назад они там были?

– Не-е было! – сказала девчонка.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, потому что смотрела.

– Так, – прервала я Ямаху, – ты ребенка не пугай. Давай по порядку рассказывай – где эта тумбочка стоит? У вас в квартире? В прихожей?

– Не-ет, – зарыдала девочка пуще прежнего, – у брата.

– А зачем же ты в тумбочке у брата рылась?

– Да, он мои вещи забирает и не отдает. Когда его нет, я смотрю, если он чего забрал, я обра-атно себе забираю. Вот на прошлой неделе взял флома-астеры украл. И потом ручка у меня была япо-онская – тоже свистнул. А я у него взяла часы. Вре-еменно, конечно. Откуда я знала, что они ва-аши.

– Так, интересная картина получается, – нахмурилась Ямаха. – Ну а твой брат работает или учится?

– Да здесь он, в нашей школе, учится в десятом «Б».

– Угу. Стало быть ты Лена, а фамилия твоя как? – наклонилась над девчонкой Янатаха.

– Не скажу, – вдруг заупрямилась девчонка и, видимо, пришедши в себя, перешла в контратаку. – А вы какое право имеете у меня часы отбирать и фамилию узнавать – вы что, милиция?

– Я вот сейчас как дам тебе по шее, – рассвирепела Ямаха. – Милиция! Если бы мы были милицией, твоего брата бы уже забрали за воровство, поняла? Не хочешь говорить свою фамилию – так ее мы сейчас живо выясним. Поведем тебя на урок и у учительницы спросим.

– Ладно, – нехотя сдалась девочка. – Щеглова моя фамилия.

– Ну смотри, – показала свой кулак Ямаха девчонке. – Ежели своему брату проболтаешься насчет часов, тебе несдобровать! Мы все выясним – может, он ни в чем не виноват вовсе. Ясно тебе?

– Ясно, – замялась девочка.

– Ну вот давай, шуруй на урок, Лена Щеглова. Значит, говоришь, в десятом «Б»?

– Да, в десятом «Б», – подтвердила девчонка. – Олег Щеглов.

Как только пятиклассница, облегченно вздохнув, умчалась, мы от изумления присели, чтобы перевести дух, на старые колченогие стулья.

– Это какой же Щеглов? Какой же Олег Щеглов? – хмурилась Ямаха. – Не помню я такого.

– Да наверняка в лицо знаем. Нужно будет на перемене к кому-нибудь из наших девчонок подкатить, кто на дискотеки часто ходит. Ладно, это мы решим. Сейчас пошли на урок, а то и нам не поздоровится.

Конечно, урок у нас не задался. Потому что мысли наши витали слишком далеко от темы. Когда учительница литературы подняла с места Ямаху, ей пришлось врубаться в тему урока прямо с ходу.

– Ну так что же, Маша, ты можешь сказать по поводу картины Брюллова «Незнакомка» и о передвижниках вообще?

Ямаха быстро взглянула на картину, на которой была изображена некая девица, восседающая в кабриолете на фоне московского морозного утра, в голубые дали которого врезались, как ей показалось, фабричные трубы, из которых шел дым.

– На картине Брюллова, – уверенным голосом стала излагать Ямаха, – мы видим прекрасную незнакомку. Она замечательно оттеняет основную идею художника об обличении ненавистной ему капиталистической действительности. Вся тональность и колоратура этого произведения говорит о том, что художнику не были чужды проблемы людей своего века.

Я смотрела на подружку со всевозрастающим удивлением – никак не могла понять, откуда у Ямахи берется такая складная речь, если ее неожиданно поднять с места и спросить наобум о чем угодно – от закона какого-нибудь Лавуазье до структуры дизоксирибонуклеидов. Но я не видела, что с еще большим изумлением на Ямаху смотрит учительница литературы по прозвищу Ластик.

Ластик таращилась то на Ямаху, бодро рассуждающую о художниках-передвижниках и окружающей их капиталистической действительности, то на картину и, наконец, после Ямахиной фразы: «Ну а вообще художники-передвижники были люди хорошие, можно сказать даже, передовые», она ее прервала:

– Позвольте-позвольте, Маша, никто не будет спорить, наверное, что художники-передвижники были людьми хорошими, правда, слово «передвижник» не означает, что они были «передовые». Оно означает лишь то, что живописцы, которые входили в это объединение, устраивали передвижные выставки. Ну хорошо, эту вашу ошибку я могу понять. Но где вы увидели в картине Брюллова обличение капиталистической действительности?

– Ну как же? – лениво стала пояснять Ямаха. – Она, понимаешь, тут, утром расселась, едет куда-то, вон морда какая наетая, а сзади нее трубы дымят – там, наверное, рабочие работают за мизерное жалованье.

Ластик не выдержала и засмеялась. Вместе с ней загоготал, заржал, прыснул и захихикал весь класс. Смущенная Ямаха опустилась на место, всем своим видом выражая недоумение по поводу такой неадекватной реакции. Я прекрасно понимала подружку. Очень трудно, знаете ли, учиться в школе, когда распутываешь преступление. Небось ни Шерлок Холмс, ни Эркюль Пуаро, ни даже мисс Марпл не бегали в какую-нибудь цер-ковно-приходскую школу в промежутках между испытаниями в полевых условиях дедуктивных и иных методов розыска бандитов. Люди занимались своим делом, а мы занимаемся черт знает чем.

Литература, как правило, заканчивалась раньше, чем звенел звонок, – Ластик отпускала нас потому, что ее урок был последним. Единственное, о чем она умоляла, и что всегда не выполняли получившие волю ученики, это просьбу вести себя тихо и не топотать, как слоны в коридоре. Но в Отличие от своих одноклассников мы не ринулись на школьный двор, а спустились на первый этаж, где на доске висело расписание занятий, нашли в строчке десятого «Б» шестой урок и, выяснив, что это алгебра, помчались на третий этаж.

Школьный звонок догнал нас на втором этаже, но, к счастью, преподавательница алгебры Беспредельщица была не чета Ластику, она не отпускала учеников до тех пор, пока не заканчивала объяснения материала. Она была из породы тех железных учителей, которые могли держать учеников в классе десять минут после звонка, и никто даже не смел пикнуть.

Пока алгебраичка измывалась над десятым «Б», мы задержали на третьем этаже Каракатицу – девчонку из десятого класса, которая была известна как одна из самых первых сплетниц. Завязать с ней разговор ничего не стоило – у Каракатицы можно было всего лишь спросить время и через две минуты получить полный ворох слухов, которые проходили через ее уши и которые она выдумала только что.

Пока шел треп общего уровня, Беспределыцица наконец смилостивилась над замученным десятым «Б», и старшеклассники потянулись из класса, как жертвы пыток из застенков инквизиции.

Тут Ямаха как будто невпопад ляпнула о том, будто она слышала, что Олега Щеглова собираются исключать из школы.

– Да ну?! – поразилась Каракатица. – За что?

– Да понятия не имею. Может, он сам уходит. Что-то в этом роде… Или в другой район переезжает.

– Это какой же Щеглов? – повернулась я в сторону Ямахи. – Это такой маленький брюнетик, у него еще такие усики жидкие?

– Да нет! – рассмеялась Каракатица. – Вон он, Щеглов, телепается, – показала она на высокого блондина, зевающего во весь рот и потягивающегося до хруста в костях. – Куда ж его выгонят? Он чемпион города по гребле на байдарках. Да за него физрук любого на своем гимнастическом коне переедет!

С трудом отделавшись от Каракатицы, мы спустились вслед за Щегловым на первый этаж, проследили, как он одевается и выходит из школы, а потом поспешили за ним.

– Давай так, – предложила Ямаха, – следить будем не вместе, а поочередно, а то заметит. Ты наблюдай за мной внимательно – как только

я подниму вверх правую руку, значит, готовься меня сменить, я от этого Щеглова отстану, а ты за ним смотри в оба. Так будем меняться время от времени. Старый прием, известный – им все разведчики пользуются.

– Ну давай, – согласилась я.

Итак, мы пропустили вперед Щеглова, вслед за ним отправилась Ямаха, далее через минуты две из школьного двора вышла и я. Никаких сюрпризов Щеглов нам не преподнес. Он быстрым спортивным шагом дошел до станции метро, потом доехал до Крылатского, там выскочил наверх, сел на автобус, проехал три остановки, вышел и скрылся в воротах спортивного яхт-клуба.

– Вот те на, – разочарованно процедила Ямаха. – Это он на тренировку пошел.

– Слушай, а как ты думаешь, не тот ли это парень, который у тебя сумку свистнул?

– Не знаю, – задумалась Ямаха и, чтобы лучше вспомнить все приметы неизвестного вора, прикрыла глаза. – Нет, не похож. Тот вроде был не такой плечистый.

– Да, может быть, это и вовсе ложный след, – расстроилась я. – Ну ладно, повили домой, не слоняться же теперь тут у ворот. Может, он отсюда только в десять часов вечера выйдет. Спортсмены, они, знаешь, какие…

Однако, как выяснилось позже, мы не зря проделали такой длинный путь. Когда наш автобус отъезжал от спортивной базы к метро, мы увидели в окно, как на противоположной стороне улицы таким же спортивным шагом, как Олег Щеглов, к яхт-клубу шел Леня Запорожец!

Пока до конца дня оставалось время, мы решили посоветоваться с Мамочкой. Мы искали его довольно долго, потому что роллеры придумали какую-то новую игру в догонялки, а ареалом действия этой игры был весь лужниковский парк.

Изрядно набегавшись за роллерами, которые мелькали там и сям, мы решили, что логичнее всего будет встать где-нибудь в центре парка, и тогда рано или поздно Мамочка сам на нас наткнется. Новая тактика принесла успех довольно быстро. В конце одной из аллей мы увидели Мамочку, замахали ему руками, но он нас не заметил. Тогда я сложила ладошки рупором, мигнула Ямахе и сказала:

– Вместе давай! Три, четыре! Мамочка!!! Мамочка!!!

При этом диком крике несколько женщин, выгуливающих своих детей в парке, испуганно стали озираться. Но и сам Мамочка услышал нас, что-то сказал своим напарникам и на полной скорости заспешил в нашу сторону.

Мы рассказали ему о последних новостях. Мамочка нахмурился:

– Да, девчонки, ваша операция «Рыболов» вступает в опасную фазу. Боюсь, что теперь без крепкой мужской руки вам придется туго.

Мы не стали уточнять, чья крепкая мужская рука имеется в виду, но втайне надеялись, что эта рука будет принадлежать Мамочке. Ведь единственным парнем, которому мы могли доверять, был Ямахин старший брат Костик. Но он неожиданно уехал по своим компьютерным делам в Штаты…

– Вот что, надо эту ситуацию разобрать более подробно, – сказал Мамочка. – Нужно найти какое-нибудь место. Поехали, что ли, опять в «Русское бистро».

Нам было ужасно стыдно разорять Мамочку в очередной раз, поэтому мы дружно замотали головами, и я предложила:

– У меня сейчас дома никого нет, спокойно можем поговорить.

– А это удобно?

– Все нормально! Мы тебя чаем угостим с нашими фирменными бутербродами.

Дома мы захлопотали вокруг Мамочки, которому, конечно, такое внимание ужасно льстило, хотя он уже был достаточно взрослым, чтобы этого не показывать.

Наша поварская бригада быстро нарезала хлеб, сыр и на сковородке, в кипящем масле, соорудила прекрасные хрустящие гренки. Наливши по большой чашке чая, мы уселись за стол и дружно посмотрели на Мамочку.

– Так, – процедил Мамочка, отхлебывая чай, – что ж выходит – командовать парадом буду я? Но, впрочем, не парадом… Скорее, вести собрание. Из того, что вы мне рассказали, больше всего меня заинтересовали фигуры вашего Лени Запорожца и этого… как его… Канарейкина?

– Щеглова, – поправила его Ямаха.

– Вот-вот, и этого Щеглова. Давайте сначала разберемся с Запорожцем. Итак, чтобы мы не надумали лишнего, разделим наши роли. Ты, Янатаха, будешь прокурором, обвиняющим, а ты, Ямаха, – адвокатом, защитником Запорожца.

– Вот еще! – фыркнула Ямаха.

– Ну уж десять минут потерпи, – вгрызся Мамочка в гренку. – О-о-о, хорошо, что я в «Бистро» не пошел. Там бы такого не подали.

Мы от смущения и радости чуть покраснели.

– Ну а я ж буду, – сквозь набитый рот выталкивал слова Мамочка, – а я буду присяжным и заседателем в одном лице. Прошу вас, господин прокурор!

Я набрала в грудь побольше воздуха и затараторила:

– Все факты говорят против Запорожца. Первое – он учится в нашей школе, следовательно, мог знать, что родители Ирки уезжают. Откуда ему стало известно про десять тысяч долларов, ума не приложу, но думаю, что мы выясним и это. Второе – он учится в нашей школе и поэтому опять же мог знать, что Ямаха идет на оптуху с деньгами. Третье – он наверняка знаком с Щегловым, у которого обнаружились украденные часы. По крайней мере, эти двое ходят в один спортклуб, а поэтому не могут не быть знакомы. Четвертое – когда Запорожец по просьбе Ирки обследовал подвалы, вылез он оттуда вылизанный, как из химчистки. Я думаю, он только делал вид, что искал то место, где собираются роллеры. На самом деле оно ему прекрасно знакомо.

– Понятно, – прервал ее Мамочка. – А теперь вы, господин защитник!

Ямаха задумчиво посмотрела в окно.

– У меня только одно «но», – наконец процедила она. – Всем известно, что Запорожец у нас из семьи небедной. Я могу допустить, что ему понадобились зачем-то десять тысяч долларов. Но воровать сумки у старушек ему явно незачем.

– Это ему! – живо возразила я. – Но он же, насколько я понимаю, в банде не один. Не у всех же родители богатенькие буратины.

– Стойте! – вдруг прервал нас Мамочка. – Ну-ка еще раз напомните фамилию этого… спортсмена.

– Щеглов.

– Не может быть, – привстал с места Мамочка. – В нашей тусовке год назад был один парень по прозвищу Щегол. Он классно катался, и, по-моему, он спортсмен. Неужели это тот самый? Мне нужно на него посмотреть издалека.

– Ну что ж, – сказала Ямаха. – В принципе можно выяснить, где он живет. Либо завтра с утра у школы его отловить.

– Погодите-погодите, – вдруг. вспомнила я одну вещь. – По-моему, есть способ гораздо проще!

Я бросилась в свою комнату, вытащила оттуда альбом с фотографиями.

– Сейчас… сейчас, – листала я его. – Вот, снимки с первого сентября. Смотрите, это мой папа снимал. Видите, это наш класс, а рядом с нами – десятый «Б». Вот он, Щеглов!

– Подожди, не показывай, – сказал Мамочка. – Дай-ка мне.

Он взял фотографию, минуты три внимательно ее рассматривал и указал на Олега Щеглова.

– Вот он, Щегол! Выходит, все сходится. Значит, эту банду роллеров пора брать. Как? Об этом нужно как следует подумать. Ребята, видать, они не простые.

Глава XII
ЯМАХА

Операция «Рыболов» начала вступать в свою завершающую фазу, как только наш компаньон по расследованию Ирка подкинула нам для размышления одну немаловажную деталь. Наши с Натахой слова о том, что Леня Запорожец не так чист, как хочет казаться, заставили ее задуматься, и вечером, еще раз перебирая в уме все события прошедшего дня, она вдруг вспомнила об одной вещи, которая ранее вылетела у нее из головы. Это был окурок. Обыкновенный дымящийся окурок сигареты, который лежал под лавкой в той самой подвальной комнате, где, по словам Лени, прятались роллеры. Он мог означать только одно – люди, там обитающие, сидели здесь совсем недавно и ушли прямо перед их с Леней приходом.

Ирка вспомнила еще кое-что. Когда они с Леней входили в подъезд, из которого вела дверь в подвал, она услышала над собой шум шагов и приглушенные голоса. Тогда она на это не обратила внимание, а теперь поняла, что это вполне могли быть те, что еще минуту назад сидели на лавочке и курили. Выходит, Леня Запорожец их прекрасно знал. Так что же ему от нее было нужно? Ирка, как она потом сама рассказывала, долго кружила по комнате, снова и снова мысленно возвращалась к событиям того дня, сомневалась, не в силах поверить в такое предательство. Она поняла, что сразу все сообразить ей не дала смазливая морда Запорожца. В тот момент, когда нужно было думать о спасении брата, в голове у нее были совсем другие мысли. И вот результат. Ее в очередной раз надули.

Как только Ирка, путаясь в словах и всхлипывая от обиды и возмущения, изложила все это, я поняла, что нужно срочно созывать весь наш антикриминальный квартет на совещание. Я, как могла, успокоила Ирку, и только она положила трубку на рычаг, я принялась выстукивать на телефоне Наташкин номер.

Наташка некоторое время не могла понять, что я говорю, – мысли ее были заняты чем-то другим.

– Опять романов начиталась? Ну тех, где на обложках мускулистые ребята?

– Ага, те самые, быки.

Но, впрочем, почему о них ты говоришь во множественном роде?

– Они близнецы.

– Вот новость – никогда не замечала.

– А ты возьми штук десять этих книжек и положи их рядом. И тогда поймешь: девицы все на самом деле – одна и та же личность, но в разных париках. А мужики все – братья.

– Сейчас попробую. Один, два, три – ну точно, какое поразительное сходство! И сходство, увы, не только в этом.

Они и ходят, и говорят все одинаково.

– Ну что же ты хотела – ведь это сериал. Немножко разрядившись таким образом, мы с Янатахой расхохотались и несколько пришли в себя. Мы часто любили с ней издеваться над любовными романами. Когда в кармане случались лишние деньги и совершенно нечего было делать, мы покупали эти книжки из серии «Соблазны», «Шарм», глотали их за ужином, а потом менялись томами и впечатлениями, зачитывая друг другу особо интересные места. Надо сказать, в этих книжках попадались настоящие перлы, такие как:

«Его мускулистые ноги сами собой понесли его к стене крепости…»

«Он скинул рубашку, и она повисла где-то у него за спиной…»

А некоторые цитаты я, честно говоря, и повторить-то не могу. Уж больно там так все описано… Но, впрочем, сейчас нам было не до любовных романов. То, что происходило последнюю неделю с нами, романтической историей никак назвать было нельзя, а разве что детективом. Довольно, между прочим, печальным.

Когда я рассказала Янатахе о незатушенном окурке, она аж вскипела:

– Ну точно, никогда мне этот Запорожец не нравился. Такой мальчик – просто мусики-пусики, а как копнешь поглубже, так, оказывается, сволочь изрядная.

– Это так всегда бывает, – поддержала ее я, глубоко вздохнув.

В прошлом году меня угораздило втрескаться в такого вот мусика-пусика, а потом выяснилось, что он согласился ходить со мной только лишь для того, чтобы показать ребятам из нашего двора, какой он крутой. С тех пор я этих мусиков брала бы за пусики да об угол. Садизм, конечно, но, видимо, во мне все же есть итальянская кровь, потому что слово «вендетта» мне совсем не чуждо.

Примерно то же самое ощущала в тот момент Янатаха. И попадись нам тогда под горячую руку Леня Запорожец, он бы быстро изменил мнение о женском поле, который считается слабым и совсем не в состоянии дать в ухо зарвавшемуся мусику-пусику.

В общем, высказав все, что мы думали по поводу Запорожца и прочих Мерседесов, мы стали держать военный совет. И, недолго думая, постановили, что пора этих киднепперов прижать к стенке, да так, чтобы оттуда они не смогли бы сбежать ни на своих двух ногах, ни на своих роликах. Без помощи Мамочки мы бы, естественно, не обошлись. Поэтому, невзирая на довольно позднее время, я ему позвонила. Конечно, я понимала, что и Наташка тоже бы с удовольствием поговорила с ним, но раз уж сенсационная новость пошла через мои руки, то я имела полное право получить приоритет в общении с Мамочкой.

Стараясь говорить как можно спокойнее, я попросила к трубке Мамочку и через секунд двадцать услышала в трубке его голос, такой же веселый и жизнерадостный, будто говорил он ранним утром воскресного дня посреди отпускного периода, а не вечером после работы и забегов по лужниковским аллеям.

Мамочка слушал внимательно, не перебивая меня, так что в конце моего длиннющего монолога у меня закралось подозрение, а не уснул ли он или не оставил ли трубку лежать на столике, а сам пошел попить чайку, пока я не выговорюсь до конца. Но, как выяснилось, Мамочка слушал меня внимательно и, когда я закончила, стал задавать мне вопросы. Он подробно выспрашивал у меня о подвале, об Ирке, о Запорожце, об их роликовых коньках, о Щеглове, и я, естественно, выложила ему что могла.

– Значит, – подвел итог разговора Мамочка, – вы предлагаете новую операцию.

– Под кодовым названием «Крышка роллерам», – добавила я.

– Ну, это, знаешь ли, – возмутился Мамочка, – круто сказано. Я знаю и хороших роллеров, и, смею тебя заверить, их гораздо больше.

– Больше, больше, – открестилась я от неожиданной шутки, – но нам надо поймать тех, что меньше.

– Опять, что ли, придется ловить на живца? – в голосе Мамочки я не услышала энтузиазма.

– Ну не на дохлую мышь же, – сыронизировала я. – Тем более что последняя операция для них оказалась «удачной». Интересно, что они подумали, когда развернули в своем подвале нашу «куклу» и вместо денег увидели нарезанную газету.

– Ничего хорошего они не подумали, – пробормотал Мамочка, – и еще неизвестно, удачно ли закончилась эта операция или нет. Наверное, они ж должны были сшурупить, что тут что-то нечисто.

– Это вряд ли, – поспешила успокоить я его. – Наверное, они подумали, что либо мне деньги подменили на рынке, либо я просто ходила и перед девчонками выпендривалась. Так или иначе, но кража эта у них прошла чисто, я думаю, вряд ли они остановятся теперь. Более того, они наверняка пребывают в бешенстве от того, что не смогли грабануть тогда нас с Яната-хой. Думаю, они бы с удовольствием отыгрались. Даже не за-ради денег, а за-ради своего престижа.

– Что ж, возможно, в этом что-то и есть, – согласился Мамочка. – Но теперь нужно готовиться серьезнее, чем раньше. Сначала неплохо было бы осмотреть поле битвы. Давайте сделаем вот что: я сейчас позвоню, возьму на работе отгул. Ну а вам, наверное, придется прогулять школу. Без вас мне там будет трудно понять – что к чему.

– Есть – прогулять школу! – обрадовалась я. Лучшего предложения от Мамочки и ожидать

было нельзя.

– Да-а, – задумчиво протянул Мамочка, – вот узнают ваши родители, на что я вас подбиваю…

– Ладно, успокойся, это ж не ты нас подбиваешь, а мы тебя.

– Ой, про милицию я вообще молчу. Заметут нас с этим делом и впаяют и за недоносительство, и за самодеятельность.

Я немножко помолчала и посопела в трубку. Не понять Мамочку, конечно, было нельзя. Нам-то по. крупному счету грозила лишь выволочка, ну, может быть, постановка на учет в детской комнате милиции или что там у них сейчас. А вот Мамочка, как человек взрослый, должен был уже отвечать перед законом по полненькой.