Текст книги "Все явное становиться тайным"

Автор книги: Андрей Трушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Все явное становится тайным

Глава I
ИРА

Ира перевернулась с правого бока на спину и блаженно застонала. Наконец-то, в кои-то веки она выспалась! Не гремела на кухне сковородками маманя, по коридору не ходил отец, и даже младший брат Игорек не носился по комнате как оглашенный, и не орал как резаный.

Утро воскресенья выдалось просто замечательным! Впервые за долгое время можно было спокойно полежать с закрытыми глазами и помечтать.

Например, о том, что она может сделать, пока маманя с папаней будут загорать в солнечной Испании.

Сходить на вечерний сеанс в кино, и, может быть, не одной…

Побывать в каком-нибудь ночном клубе…

Устроить дома вечеринку или хотя бы девичник…

Походить в свое удовольствие по магазинам…

Да-а, жизнь без родительского надзора сулила блестящие перспективы.

Ира вытянулась на кровати и зажмурилась. Было так хорошо, что хотелось немного помурлыкать. Ира так и сделала. И – удивительное дело – никто не ввалился к ней в комнату и не стал стыдить, что здоровая девица, почти уже старшеклассница, ведет себя как ребенок!

Bay, вот это был кайф!

Однако когда Ира села на кровати и стала приглаживать всклокоченные волосы, то вспомнила об одной немаловажной детали. Родители-то уехали, а вот Игорька на ее шею оставили!

Погуляешь тут по ночным клубам, как же!

«Впрочем, – думала Ира, шлепая в ванную, – Игорек тоже человек. С ним, наверное, договориться будет нетрудно. Купить ему комиксов, телевизор разрешить смотреть… Пусть ребенок тоже пока развлечется! А я тем временем займусь своими делами».

Ира пустила в ванну воду и глянула в зеркало.

Нет, вообще-то она ничего… Густые белокурые волосы растеклись по плечам живописными волнами. Серо-голубые глаза, даже чуть припухлые со сна, смотрятся даже оч-чень ничего. Брови она удачно выщипала и обесцветила. Красные губки бантиком и ямочка на левой щеке. Как всегда, на высоте. Нет, с ней пока все в порядке.

Закончив разглядывать себя в зеркале, Ира достала мамину косметичку. Помада… Нет, этот номер ей точно не подходит. А жаль, цвет приятный. Тушь для ресниц. О-о, слишком старая, у нее поновей да и получше. Карандаш для подводки глаз. Надо же, «Елена Рубинштейн» и почти еще не пользованный. Крем для рук. Ничего, и запах приятный. А это что такое симпатичненькое? Bay, пудреница! А форма какая приятная – прямо речная галька да и только!..

Ира положила на полочку пудреницу и принялась исследовать косметичку дальше.

Вообще-то мама, зная о порядках в ее школе, строго-настрого запретила Ире пользоваться косметикой, тем более дорогой. Ведь все равно завуч, поймав в коридоре накрашенных девчонок, заставляла их все с себя смывать. Поэтому Ира опасливо покосилась в сторону двери – не проснулся ли Игорек и не ворвется ли он в самую неподходящую минуту? Но, решив, что брат все еще дрыхнет без задних ног, продолжила археологические раскопки…

Прохладный душ освежил ее, и настроение стало еще лучше.

Холодильник являл собой картину, в просторечии называемую «Белое безмолвие». Родители в последние дни утрясали срочные вопросы с визами, проплатой каких-то счетов и оформлением страховок, так что им было не до закупок.

Однако Ире от этого было не легче: теперь хозяйством придется заниматься ей. Вот если бы она осталась одна, тогда проблем бы не было. Кусок хлеба с маслом, баночка джема и чай – это все, что ей нужно на завтрак. Но Игорька придется кормить по полненькой, он ведь капризный, чуть что пригорит, сразу – не буду есть! Ох, и разбаловали его родители! Ну, ничего, сегодня он будет лопать то, что есть, а не то, что хочется!

Ира брякнула на плиту чайник и достала с антресолей банку с вареньем. Вообще-то домашнее варенье использовалось только «на прорыв», но, по мнению Иры, именно сейчас такой прорыв и настал.

Ира вовсю, прямо как мама! – отметила она про себя, – гремела посудой, пытаясь отыскать сковородку, но брат на это никак не реагировал.

«Пора его будить! – нахмурилась Ира. – А то пока он зубы почистит, да еще с одеждой протеле-пается, все гренки остынут».

– Игорек! Вставай! – крикнула она в коридор.

Нет ответа, как писал Марк Твен.

– Игорешка-поварешка, невоспитанная ложка, сейчас все гренки без тебя съем!

Нет ответа.

– Вот паршивец! – возмутилась Ира и, вытирая на ходу руки, пошла к детской. – Вставай, кому говорю!

Ира отворила дверь, но Игорька в постели не увидела.

– Нет, вы только посмотрите! – всплеснула она руками. – Он прятаться вздумал! У меня гренки на кухне горят, а он в мальчика с пальчик играет!

Ира решительно отдернула занавески с окна, но Игорька за ними не было. Больше в комнате спрятаться было некуда, и потому Ира решила, что брат оккупировал туалет.

Но свет в туалете не горел, а поскольку Игорек боялся темноты, быть его там не могло. В ванной также было пусто.

Ира в растерянности остановилась посреди коридора. Что же, выходит – он как-то ухитряется переползать из комнаты в комнату за ее спиной? Или…

Додумать новую мысль Ира не успела.

– Ах, черт, гренки! – ринулась она на кухню.

Так и есть – вместо аппетитно поджаренных кусочков хлеба на сковородке тлели съежившиеся угольки.

Ира бросилась к плите, а потом – к форточке.

Как ни странно, та оказалась прикрытой. А ведь вчера она специально отворяла ее!

– Стоп-стоп-стоп, – заморгала Ира ресницами, – что-то у меня во сне было связано с форточкой.

Нет! Это, выходит, было не во сне! Тогда ей показалось, что хлопнула входная дверь, а вслед за ней, из-за сквозняка, форточка! Но она не придала этому значения – уж больно сладко спалось. А вдруг это был не сон?

Ира ринулась в прихожую.

Так и есть! Ни ботинок Игорька, ни его курточки на месте не оказалось!

Так вот оно в чем дело! Он, выходит, с утра пораньше встал и, зная, что родителей дома не будет, потихоньку смылся! Ну дал Бог братца! Наверняка к коммерческому киоску побежал, за сникерсами. Недаром он вчера их так клянчил…

– Нет, я его убью! – полетело в сторону кухонное полотенце.

Ира натянула джинсы, свитер, кроссовки и выбежала прочь из квартиры.

Сейчас она найдет его и изничтожит!

Задаст такую трепку!

Чертям в аду тошно станет!

На всю жизнь запомнит!

Он думает, что ему все позволено!

Всю неделю без телевизора будет сидеть!

Свежий воздух немного остудил Иру. Она умерила свой «солдатский», как выражалась ее мама, шаг и осмотрела двор.

Несмотря на выходной день, вокруг кипела активная жизнь: на лавочке, наклонясь друг к другу, судачили старушки; автомобилисты копались во чреве своих «бегемотов» – мини-гаражей с откидывающимся верхом; с визгом, закладывающим уши, носились вокруг маленькие сорванцы; брезгливо откидывая в сторону тряпки, рылся в помойке бомж; двугорбыми верблюдами тащили домой сумки, набитые продуктами, домохозяйки…

Игорька нигде не было видно.

Ира хмыкнула и направилась к коммерческому киоску. Но там, кроме двух парней, скребущих по карманам в поисках денег на пиво, наблюдалось полное безлюдье.

Ира в недоумении остановилась. Игорек, конечно, был мальчишка балованный, но вряд ли бы он ушел далеко от своего двора. Не потому, что ему запрещали, а в первую очередь потому, что он сам боялся переходить улицу, а тем более бродить по чужим районам…

Нехорошее чувство застряло неприятным комом в горле. А вдруг с ним что-нибудь случилось? А вдруг его машина задавила?

– Чушь! – пыталась она успокоить себя. – Сидит небось сейчас в гостях у кого-нибудь из своих друзей, смотрит мультики и знать не знает, какая ему трепка предстоит! Нужно вернуться домой – он туда придет, больше ему деваться некуда!

Ира решительно направилась к своему подъезду, когда, лихо вывернув из-за ее плеча, дорогу ей преградил какой-то роллер.

– Что, пацана потеряла? – криво ухмыльнулся он.

Ире сразу не понравилась его лоснящаяся от угревой сыпи морда и какие-то дохлые пучки волос на том месте, где у мужчин бывают усы. Но тем не менее она спросила с надеждой:

– А что, вы его видели?

– А то как же, – плюнул на тротуар роллер и вдруг ни с того ни с сего спросил: – Телефон у тебя есть?

– У меня целая куча телефонов, – холодно ответила Ира, – вон они, в кустах, в мешке лежат…

– Дура, – ощерился парень, – не клеюсь я к тебе. Позвонят тебе по поводу твоего мальчишки.

– В каком смысле позвонят? – испугалась Ира. – Где он?!

– Телефон давай, живо, – беспокойно завертелся на месте парень, – а то я уезжаю!

Ира сказала свой номер.

– Жди звонка! – предупредил ее роллер, развернулся эффектным пируэтом и через две секунды исчез за углом.

Совершенно обалдевшая от этого разговора Ира заторопилась домой.

Неужели с ней могло произойти такое? Неужели такое вообще возможно? Неужели ее брата украли?!

Глава II
ЯМАХА

С Натахой мы, считай, дружим с детского сада. Обитаем мы в одном районе, в соседних домах. И, хотя многие девчонки, которые были со мной в детсаду, живут тут же, ходим мы почему-то с Натахой.

Насчет «ходим» прошу понять меня правильно – мы не из тех «кисонек» и «заинек», что через каждые две секунды чмокают друг дружку и держатся за руки. Мы эти вещи ненавидим побольше, чем ребята. Просто за долгие годы мы, что называется, притерлись – мне легко с Натахой, а ей, наверное, со мной.

Хотя справедливости ради нужно признать, что более разных людей, чем мы с Натахой, еще поискать. Начать хотя бы с того, что она – шатенка с великолепными, от природы вьющимися волосами. Мои же жалкие водоросли начинают выглядеть на четверочку только в том случае, если их мыть по два раза в день и накручивать на термобигуди или терзать щипцами.

Господи – господи-и, и за что нам, девчонкам, такое наказание? Смотрю я на своего старшего брата, Костика, и удивляюсь. Он утром вскочил, щетину свою бритвой поскреб, джинсы свитер кроссовки натянул и – готов, хоть в институт, хоть на дискотеку. Мне же – встань, обруч покрути (иначе фигура уплывет и – не догонишь!), вечерний крем удали, гигиенической помадой губы накрась, брови подровняй, прическу уложи, блузку погладь, туфли почисть… И это все помимо обязательных процедур типа чистки зубов и низкокалорийного завтрака…

Ой, куда это я уехала? Я же про Натаху рассказывала… Ну вот, в общем, Натаха – шатенка, а я – русая. У нее фигура чуть ли не «девяносто-шестьдесят-девяносто», а я, если буду лопать эклеры и каши, – первый кандидат в разряд «пухленьких». У Натахи глаза карие, «каурые», как любит издеваться Костик, а у меня – серенькие, правда иногда, при должном освещении, кажутся зеленоватыми. Я – чуть ниже среднего роста, но Натаха рядом со мной – просто Эйфелева башня, такая же стройная, высокая и красивая. У нее нос прямой, лицо миндалевидной формы. У меня «морда лица», как язвит Костик, почти круглая, а нос… так себе нос – ничего выдающегося.

Естественно, что половина ребят из старших классов влюблены в Натаху. Но, за что я ее уважаю, она никогда, ни-ког-да ни с кем не заигрывала, ни по кому не сохла и ни на какую вечеринку не ходила, если туда не приглашали и меня.

Натаха – внешне человек рассудительный, а я – взбалмошный (хотя на самом деле – все наоборот, это она так маскируется). Поэтому, когда я отпрашиваюсь на дискотеку или на концерт, мама первым делом интересуется: «А Наташа пойдет?» Это она, значит, уверена, что если Натаха со мной, то я ни в какую историю не попаду. Это, конечно, правильно, хотя слышать такие вещи иногда, честно говоря, бывает обидно.

Потом Натаха – четверочница, а я – троечница. Даже не знаю – переведут ли меня через год в десятый класс. Или в хабзайку («пэтэуху» по-нашему) сошлют…

Вот такие мы, ежики, разные звери.

Костик говорит, что мы, кроме всего прочего, редкий феномен, поскольку, по. его мнению, дружбы между девчонками не бывает и «быть не может по определению». Не знаю, какое определение он имеет в виду, но я Натаху считаю другом и, думаю, она меня – тоже.

Чуть не забыла рассказать, как я стала Ямахой, а Наташка – Янатахой.

Один раз к нам на дискотеку пришли ребята из соседней школы. Подошли познакомиться. Вообще-то меня Машей зовут, но меня вдруг потянуло пошутить. Ну я и брякнула:

– Я – Маха, а это – Натаха.

Но те ребята почему-то поняли, что это – кличка моя, по одной знаменитой японской фирме. Так я с тех пор и стала Ямахой, а Наташка – Янатахой…

Глава III
ЯНATAXA

В тот день мы вышли с Ямахой на улицу без определенных целей, просто так пошляться. Двигались мы вдоль нашего дома: она – по бордюру на тротуаре, а я рядом по лужам шлепала. Делать нам было нечего, мы с тоской посматривали по сторонам на серые тучи, которые нависли над городом и чуть не цепляли ржавые крыши и покосившиеся, будто пьяные, телевизионные антенны; на серые панели домов с застекленными стиля «кто во что горазд» балконами; на чумазых ребятишек, которые гоняли друг за другом по грязи, как футболисты на картофельном поле. И – молчали. Вдруг из-за угла выскочила девчонка, которую мы обе хорошо знали. Ирка была красная, прическа на ней растрепалась, а куртка сбилась набок. Меня это, честно говоря, сразу удивило. Потому что Ирка проходит у нас под кодовой кличкой Манекенщица – всегда-то на ней все приглажено, макияж такой как надо, одежда с иголочки, ну а про прическу и говорить нечего, такое всегда было ощущение, что она каждое утро укладывается часа по три. Ну вот, идет Ирка к нам, а сама чуть не плачет. Я остановилась перед ней и спросила:

– Ир, ты чего, билет на Дэвида Копперфильда потеряла?

Она остановилась как вкопанная, смотрит на нас и будто не видит. А потом лицо ее стало сжиматься, губы поползли вниз, и она вдруг, прямо перед нами, разревелась:

– Девочки, ой, девочки, ой, что случилось! Мы с Ямахой подошли к ней ближе и стали

расспрашивать. Сначала думали, что пацаны ее побили или, может, куртку у нее сняли или кроссовки, но смотрим – вроде все на месте.

– Да что с тобой? – говорим. – Деньги, что ли, потеряла?

Она отвечает:

– Вы… Вы… моего брата Игорька не видели?

– Нет, – переглянулись мы с Ямахой. Потом мы посмотрели назад во двор и сказали: – Нет, твоего там не видать. У него ведь такая ярко-оранжевая куртка?

– Да, – всхлипнула Ирка, – куртка-то ярко-оранжевая, а где ж теперь его искать вместе с этой курткой?

– Да что ты, подумаешь, без спросу ушел гулять! Вернется, куда он денется, – небось, на стройку с пацанами умотал.

– Какая стройка, – размазала слезы Ирка по щекам. – Тут ко мне какой-то гад подошел и сказал, что они Игорька… они Игорька… В общем, сказали, что они позвонят мне и скажут, где он.

– Чушь какая-то, – удивились мы с Ямахой. – Что здесь, Чикаго, что ли, чтобы киднеппингом заниматься? Ну, пойдем к тебе домой – посмотрим, кто там позвонит.

Мы решительно зашагали к Иркиному подъезду, она набрала номер на кодовом замке, мы поднялись на четвертый этаж и вошли в квартиру.

Не успели мы разуться и снять куртки, как застрекотал телефон. Ирка побледнела, схватилась руками за голову и посмотрела на нас.

– Ну чего ты, – кивнула я. – Бери трубку, говори и постарайся поспокойнее.

Ирка подняла трубку:

– Алло!

Я наклонилась поближе к ней, чтобы слышать, о чем идет разговор.

– Ну, что делать будем? – послышалось с того конца провода. – Малец твой у нас. Застрял здесь надолго.

– Кто это? Кто это говорит? – закричала Ирка.

– Неважно, кто говорит! – сказал голос. – Важно, чтобы ты нас слушалась, и тогда все будет в порядке. Усекла?

– П-поняла, – сразу перешла Ирка с крика на шепот. – А где он? Что с ним?

– С ним все в порядке. А теперь слушай внимательно, только не делай никаких записей и не вздумай обращаться в милицию. А то твоему мальцу, в общем…

И в этой нависшей паузе я почувствовала что-то очень злое.

– В общем, не будет больше твоего мальца. Усекла? Теперь слушай. Твой отец, когда последний раз ездил в командировку, привез с собой десять тысяч долларов. Налом. Спрятал, видать, где-то в квартире. Срок у тебя – трое суток. Найди эти баксы. По истечении трех суток мы позвоним и скажем, где ты сможешь обменять деньги на своего братишку. Все ясно тебе? Ирка растерянно молчала.

– Попробуй поговорить с ним еще, – шепнула я ей на ухо. – Может быть, он выдаст свое местоположение, или хотя бы голос попытайся запомнить.

Но человек с той стороны трубки будто услышал мои советы.

– Я тебя серьезно предупреждаю: не вздумай в детективов играть – телефон там мой засечь или голос. Все равно ничего не получится. А тебе только хуже будет. Ну давай ищи деньги и жди звонка.

После этого неизвестный положил трубку, а Ирка осталась стоять столбом посреди кухни.

– Во дела-а-а! – опустилась на край стула Ямаха. – Что ж теперь делать-то?

– Чего тут думать, – тряхнула я головой. – В милицию надо звонить – вот чего!

Ирка посмотрела на меня дикими глазами:

– Нет, только не в милицию!

– Ну тогда пусть родители решают! – решительно отрубила я. – Раз на себя не можешь взять ответственность, они этим делом займутся. В конце концов, это их сын.

– Н-нет родителей, – пролепетала Ирка. – Уехали они вчера, в Испанию.

– Вот те раз, – села я на стул. – Слушай, а действительно твой отец недавно за границей был?

– Был, – кивнула Ирка. – В Нидерландах. У них там какой-то научный то ли симпозиум, то ли семинар проходил, не знаю я точно. Но откуда он десять тысяч долларов мог взять, это ж не сотня какая-нибудь, которую он, может, там в супермаркете не потратил.

– Да-а, – облокотилась я о спинку стула и посмотрела во двор. – Десять тысяч баксов – штука серьезная. А самое главное – откуда они обо всем этом узнали?

– Девочки, ой, девочки, – снова начала всхлипывать Ирка. – Что же делать-то? Делать-то чего?

– Чего-чего? – пробубнила я. – Если не хочешь в милицию звонить, так деньги искать надо.

– Верно, правильно! – оживилась Ирка и смахнула челку со лба. – Надо эти доллары проклятые найти, им отдать, Игорька забрать, а потом уже в милицию заявлять.

– Да, это разумно, – согласилась Ямаха, глядя на Ирку с сочувствием.

Конечно, я тоже жалела Ирку. Как бы мы ни завидовали ее туалетам, и ее отличному макияжу, и цвету лица, но все-таки когда у тебя пропадает брат – тут поневоле посочувствуешь.

– Где же он мог деньги эти спрятать? – стала размышлять вслух Ирка. – Интересно, а десять тысяч долларов – это какая должна быть пачка? Или может – чемодан?

– Смотря какими купюрами, – пожала я плечами. – Если однодолларовыми, то считай – десять тысяч бумажек. Вот возьми тетрадку, представь, что в ней на каждой странице по три доллара – вот такая вот стопка примерно и получится.

– Да-а, – процедила Ямаха. – Вряд ли он вез через границу все это в однодолларовых купюрах. Скорее всего это какой-то небольшой сверток с крупными банкнотами.

– Подождите-подождите, – потерла лоб Ирка. – От отца после поездки оставались какие-то бумаги, если он не забрал их с собой.

Тут она коршуном, спасающим своих детенышей, ринулась в другую комнату, где стоял большой сервант. Она открыла ящичек, выгребла оттуда на стол документы и стала в них разбираться.

– Так, это книжка расчетная, это дипломы старые, мое свидетельство о рождении… Смотрите, нашла – вот он ездил в Нидерланды, вот он декларировал, что провез… Пятьдесят шесть долларов, – с удивлением посмотрела на нас Ирка.

– А чего тут поразительного? – насупилась я. – Кто же в декларацию такие деньги будет включать? Там небось какой-нибудь налог нужно платить, или на учет возьмут еще в налоговой инспекции. Наверное, он их так, в кармане, провез.

– Вряд ли, – усомнилась Ирка. – Что-то на моего папу не похоже.

– Да, каждый из нас за десять тысяч долларов может, наверное, что-нибудь такое сделать, что на него похоже не будет, – вздохнула Ямаха. – Впрочем, я никогда таких денег-то и не видела.

– Хорошо, но где же он мог их тогда спрятать? – огляделась Ирка кругом. – Девчонки, ну пожалуйста, помогите мне! Может быть, вы найдете?

…Битых два часа рылись мы в Иркиной квартире. Осмотрели, казалось, все. Искали и в кухонных шкафах, и в мусорном ведре, и под ванной, и в туалетном столике, и даже в бачок унитаза Ямаха умудрилась заглянуть. Ну, конечно, письменные столы, комоды мы просмотрели сразу, однако ничего похожего на доллары не нашли. Потом перевернули все вверх дном в комнате Игорька. Там и до этого-то бардак был страшный, ну а после нас просто Мамаево побоище на свалке Куликовой. Однако и там никаких долларов мы не обнаружили.

Усталые, мы вернулись на кухню. Ирка поставила чай, зябко закуталась в шаль:

– Может быть, он не в квартире их спрятал?

– Не падай духом, мы еще не все тут осмотрели, – скептически огляделась я кругом. – А вдруг он их в люстру спрятал? Или, скажем, взял заднюю крышку у телевизора снял и туда этот пакет положил – там он спокойненько и лежит. Или еще, допустим, мог в библиотеке просто рассовать купюры между страницами книг. Или, скажем,…

– Ладно, – вздохнула Ирка. – Сейчас чаю попьем и снова искать будем.

Чаепитие наше было невеселым. Все-таки каждый осознавал, что дело серьезное, и никому из нас, конечно, не хотелось иметь к нему какое-либо отношение. Особенно нам с Ямахой. И угораздило же выйти гулять в такое время суток – тронулись бы в обход микрорайона чуть раньше или чуть позже и не влипли бы в эту историю. А теперь… Но не могли же мы бросить Ирку в самом деле! Это было бы уж совсем как-то не по-человечески.

После того как мы дважды выцедили чайник, поиски были возобновлены. Мы осмотрели все места, на которые указала я, перетряхнули всю библиотеку – книжку за книжкой, страничку за страничкой, умудрились даже посмотреть те места, где плинтуса отходили от стен, но опять-таки никакого намека на доллары не нашли.

– Может быть, он их спрятал в гараже? – сникла Ирка.

– А ключи у тебя есть? – оживилась Ямаха.

– Есть, как не быть, только там сигнализация какая-то мудреная, – пробормотала Ирка. – Я толком-то и не знаю.

– Ну, делать нечего – надо идти смотреть, – переглянулись мы.

– Ладно, – согласилась Ирка. – Сейчас, я только оденусь.

– Слушай, – вдруг осенило меня. – А откуда ты вообще узнала, что Игорька украли?

– Во дворе какой-то парень на роликах подъехал… Эх, – рассердилась Ирка и стукнула себя кулаком по коленке. – Если бы я сообразила за куртку его ухватить и прямо об асфальт шмякнуть. Небось, далеко потом не уехал бы на своих колесах. Кто-нибудь из взрослых, может быть, помог бы… Но так неожиданно все произошло, растерялась я.

– Подожди-подожди, как он выглядел?

Ирка нахмурилась, потерла рукой лоб и довольно подробно описала того парня: брюнет, лицо противное, наверное, еще не бреется, глаза колючие и какие-то испуганные, одет был в бейсболку козырьком назад, грязные голубые джинсы и кислотную куртку цвета «Последняя радость рейвера».

– Раньше ты его видела или нет? – спросила я.

– Нет, не припомню. Вроде бы что-то знакомое, с одной стороны, а вроде бы и нет. Но то, что он не из нашей школы, – это точно.

– Жалко, – натянула я куртку. – Приметы ты дала довольно точные, может, по ним кого и разыщем. А пока давай сходим в гараж, а потом мы с Ямахой еще по микрорайону прошвырнемся – может, засечем кого-нибудь похожего.

Мы вышли из Иркиной квартиры и направились во дворы, туда, где рядом с мощными, в два этажа, кооперативными гигантами притулились старые гаражи, сбитые из досок, крытые листовым железом, и новая генерация – небольшие гаражики – «бегемоты», или, как иначе их называли, «ракушки». Мы обошли островок грязно-серых «бегемотов», и Ирка стала возиться с большим ржавым амбарным замком, который висел на двери их гаража.

– Машина-то у вас какая? – поинтересовалась я.

– «Жигуленок», а какой модели, не знаю, – не разбираюсь я в этом, – шуровала в замке Ирка. – Сейчас вот замок откроем этот и еще другой, внутренний, и потом какая-то сирена включится – ну и шуму же будет!

– А как отец ее выключает?

– Не знаю, – прикусила губу Ирка. – Он входит и, по-моему, что-то слева отключает. Ну да, кажется, слева.

Двери гаража распахнулись, и не успели мы сделать и двух шагов, как, действительно, из гаража раздался жуткий рев Минотавра, заблудившегося в собственном лабиринте.

Мы быстро начали щупать руками стенку гаража с левой стороны, но ничего, кроме заноз в пальцы, не получили, потому что никакого выключателя там не было! А сирена орала пуще прежнего и, казалось, все громче и громче. Мы в панике бросились к правой стороне, но и там тоже ничего, кроме полочки, где валялись промасленные тряпки и какие-то гаечные ключи, не обнаружили.

Краем глаза я увидела, что прохожие, которые шли по другой стороне улицы, как-то подозрительно посматривают в нашу сторону. Но, слава богу, никто из них пока не подошел.

Вдруг из-за поворота вырулила «канарейка» с проблесковым маячком наверху. Двигалась она неторопливо, с чувством собственного достоинства, как хозяин рынка вдоль торговых рядов. Это был наш микрорайонный патруль. Услышав сирену, машина, будто задумавшись, притормозила, а потом решительно повернула в нашу сторону.

– Ирка, – сделала я страшные глаза. – Ну-ка быстро вспоминай, чего еще твой отец делал, когда в гараж входил, а то худо нам сейчас всем будет!

Ирка в панике стала теребить свой локон и бормотать:

– Ну как… Ну, он входил… входил, потом слева рукой что-то шарил, потом проходил прямо…

– Ну вот и иди, – говорю я ей. – Пошарь слева и иди прямо, может, наткнешься на чего.

Ирка так и сделала, прошла в глубь полутемного гаража и вскрикнула:

– Есть! Есть! Выключатель какой-то!

– Ну давай, – скомандовала я.

Она щелкнула выключателем. Тут зажегся свет, но сирена тем не менее не умолкла.

– Смотри внимательнее, – рыкнула я. – Я пойду попробую милиционерам зубы заговорить, а ты постарайся побыстрее заткнуть эту оралку.

Ирка двинулась еще дальше в глубь гаража и тут увидела небольшую красную кнопку, которая была вмонтирована внизу одной из полок. Она щелкнула этой кнопкой, и сирена тут же устало и простуженно закашляла и замолкла. Но милиционеры, скорее, видимо, от скуки, чем из любопытства, все-таки подъехали к гаражу. Один из них вышел наружу и, постукивая резиновым гуманизатором по своей здоровой, как теннисная ракетка, ладони, осведомился:

– Ну-с, барышни, по гаражам бомбим?

– Что вы, дяденьки, – залебезили мы. – Это просто подружку нашу, Ирку вон, отец послал сигареты из машины забрать.

– Ты чего? – шепнула еле слышно Ирка. – Мой отец не курит же вовсе.

Тем не менее я захлопала глазами и честным взором юной пионерки посмотрела в глаза милиционеру. Он подозрительно зыркнул на нас, заглянул в гараж и еще раз осведомился:

– А вы тут случаем бензином не кумаритесь?

– «Не кума…» чего? – поползли вверх брови Ямахи.

– Ну, – засмущался милиционер. – Бензин тут случайно не нюхаете?

– Что мы, дурочки, что ли, – хихикнула Ямаха, – бензин нюхать! Да и потом, мы здесь долго и не собираемся быть: потом этим самым бензином разить будет за версту – за день не отмоешься.

– Ну смотрите, – еще раз обернулся к нам милиционер. – Если что – обращайтесь.

Он сел в машину, хлопнул дверью, что-то сказал напарнику, тот загоготал, «канарейка», скрипнув тормозами, развернулась и неторопливо поехала прочь.

Ну и извазюкались же мы в этом гараже! Никогда бы не подумала раньше, что в таком маленьком пространстве можно держать столько всяких промасленных тряпок, канистр, инструментов, пружин, колес со стертым покрытием и прочих причиндалов, назначения которых, наверное, ни одна девчонка бы не поняла, включая и нас.

Мы самым тщательным образом обшарили весь салон машины. Ирка даже не поленилась заглянуть вниз – под днище. Но никаких пакетов, приклеенных скотчем или прикрученных веревками, там не обнаружилось. Совершенно упавшие духом, мы объединенными силами закрыли гараж и поплелись по дороге.

– Не нашли, не нашли, – в отчаянии сжимала кулаки Ирка.

– Да погоди ты переживать! – дотронулась до ее плеча Ямаха. – Поищи еще дома как следует. Наверняка они в каком-нибудь простом месте лежат, может быть, прямо на самом виду, а мы и не догадывались. Мы тебе завтра после школы позвоним сразу.

– Точно, позвоним, – кивнула я. – А ты пока подумай, не мог ли твой отец деньги еще куда-нибудь спрятать или, может быть, кому-нибудь отдать.

Всю ночь я не могла заснуть как следует: то какие-то кошмары снились, то вдруг казалось, что вот-вот – и я смогу догадаться, где Иркин отец спрятал пачку в десять тысяч долларов. Иногда приходили в голову самые дикие мысли, от которых нужно было то ли смеяться, то ли просто покрутить пальцем у виска и забыть. Уже перед самым подъемом мне приснилось, что Иркин отец запаял деньги в консервную банку, которая преспокойненько стоит сейчас в кладовке вместе с вареньями и всякими другими разносолами.

Так что проснулась я утром с головой, гудящей, как Курский вокзал во время летнего прилива пассажиров. Все было бы ничего, но у нас в этот день должна была случиться контрольная по алгебре. А тут черепушка раскалывается, да еще и к самой контрольной я, скажем так, была «не совсем готова».

Путаясь в вещах, я огрызалась на маманины реплики о том, что я, как всегда, встаю слишком поздно и поэтому не могу позавтракать как следует, а из-за этого не учусь так, как учатся другие дети… От этих «так как», «потому что», от бесконечных причинно-следственных связей у меня голова разболелась еще больше. Теперь понятно, почему утром, когда у мамани не слишком хорошее настроение, я собираюсь в школу со скоростью Гагарина, пролетающего по орбите, с тем, чтобы как можно скорее съесть какой-нибудь бутерброд и выскочить из квартиры…

Естественно, о сменке из-за такой спешки я вспомнила только около школы. Да-да, как это ни смешно, в нашей школе до сих пор и от малышей, и от старшеклассников требовали сменку. Сама завуч школы – сухая, похожая на упрямую козу с острыми рогами и злым глазом, – курировала этот вопрос. Каждое утро, как броневик Ильича, стояла она у порога школы на страже интересов родного учебного заведения и его чистоты.

Чтобы хоть как-то отвадить ее лазить по чужим сумкам, я еще вчера положила в свой рюкзак подушечку с иголками. Завуч наша имела обыкновение запускать руку в портфели и самолично шарить там на предмет сменки, а также вещей, строжайше запрещенных в нашей школе, к которым относились пистолеты и газовые баллончики всех систем, сигареты и косметика.

Заранее жалея свои измученные нервы, я осторожно открыла рюкзак и положила подушечку с иголками на самый верх. Не подумайте, что я такая садистка, но просто завучиха наша могла достать кого угодно – и меня она достала!

У ворот школы я пристроилась к очереди, которая гуськом продвигалась ко входу. Было такое ощущение, что все мы хотим попасть на концерт каких-нибудь «Иванушек Интернешнл» и потому занимали здесь очередь с утра. Но делать было нечего, я покорно плелась вслед за затылком какого-то мелкого младшеклассника и наконец оказалась нос к носу с нашей завучихой.