Текст книги "Гонки на выживание (Солдаты удачи - 2)"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

– Возможно, – неопределенно протянул вице-премьер.

И тут негромко заверещал внутренний телефон. Клоков не спеша снял трубку.

– Герман Григорьевич, возьмите, пожалуйста, шестую трубочку, -раздался по внутренней связи голос секретаря-референта Лапичева.

Клоков положил трубку и поднял другую. Несколько секунд он слушал молча, и вдруг лицо его исказилось.

– Да как?! Когда? Как это могло случиться? Боже мой! Какая страшная весть! Хоть какие-то подробности известны? Да... да... да...

Он положил трубку и несколько секунд сидел молча, уперев взгляд в бумаги и папки докладов, лежащие на столе.

Наконец Клоков поднял глаза.

– Полчаса назад на Можайском шоссе в автомобильной катастрофе погибли академик Черемисин и его дочь... Они куда-то очень спешили.

Глаза их встретились.

– Постхристианская эпоха, – очень тихо выговорил Стенин.

– Постхристианская... – подтвердил Клоков.

* * *

Как и Боцману, за свою офицерскую жизнь Пастуху не раз приходилось бывать на аэродроме в Чкаловской, и потому он отлично знал все подходы к нему, помнил расположение всех КПП, строений штаба, штурманских и технических служб, подъездных путей и стоянок самолетов у ремонтной авиабазы и на линейке вдоль взлетной полосы. Знал он и другое: большой военный аэродром, центральный узел военно-транспортной авиации, всегда, а особенно с афганских времен, охранялся по нулевому номеру строгости. Усиленные караульные наряды, двойной бетонный забор за колючей проволокой, стальные нити с сигнализацией на кронштейнах, прожектора и вышки... Внаглую попасть на поле нечего было и думать. Тут требовалось особая смекалка, на крайний случай – дикая везуха. Только рассчитывать на нее едва ли приходилось.

Весь этот день, куда бы ни заходили, они едва ли не поминутно проверялись – нет ли наружки. Однако заметить погоню или слежку не смогли.

– Что ж, – сказал Пастух, когда они присели в рощице на пригорке, откуда, с расстояния примерно километр, открывалось летное поле, – когда-то здесь нас два месяца днем и ночью и в любую погоду натаскивали брать живьем разную нечисть на борту воздушных судов. Придется на время изменить профиль.

– Все замечательно, – скептически прищурил глаз Боцман. – Все ты складно поешь, командир. Только у меня есть пара вопросов. Как нам забраться туда, за этот хилый штакетник? Это раз. Вопрос второй – с этой высотки я вижу на стоянке аж два "Руслана". Какой из них наш?

Пастух не отозвался, задумчиво почесывая слегка обросшую щеку. Оба эти вопроса мучили и его самого.

– Послушай, – сказал Боцман, – наш дядя Костя, конечно, мужик что надо, однако у меня чувство: нас в очередной раз подставили. А возможно, и его заодно с нами.

Пастух молчал. И Боцман продолжил:

– Ни пропусков, ни документов, прикрытия-обеспечения – ноль-ноль сотых... Как работать-то? Чего молчишь? Скажешь, я не прав?

Сощурив глаза, Пастух, не мигая, смотрел на два гигантских белых самолета на самой дальней стоянке у противоположного края аэродрома.

Их пузатые, почти семидесятиметровые фюзеляжи, казалось, возлежали брюхами прямо на траве.

– Видишь ли, дорогой мой лейтенант Хохлов, если бы дядя Костя мог сделать все, о чем ты абсолютно справедливо тут говоришь, он нашел бы, наверное, сотню других ребят кроме нас. Однако он почему-то их не нашел. Значит, не так все просто. Значит, не мог иначе. А нам – хотим мы того или нет – надо подтверждать класс и оправдывать репутацию. В общем, думать надо, Боцман. Смотреть и думать. Как говорил мой ротный, "шевелить шариками".

* * *

Обшарпанная черная "Волга" Голубкова притормозила у Тушинского аэродрома. От того некогда знаменитого московского летного поля, где столько десятилетий устраивались авиационные праздники и каждый год восемнадцатого августа все звенело и содрогалось от оркестров, игравших "Все выше и выше, и вы-ыше!..", теперь не осталось почти ничего. Чуть ли не все поле было заставлено торговыми рядами: ларьками, киосками, магазинчиками, здесь шла ныне своя жизнь, такая далекая и чуждая всему, что было прежде. Тут царило и правило, утверждая себя, сугубо земное, а небесному был презрительно оставлен лишь убогий маленький уголок, где сиротливо ютились ветхие спортивные самолетики да несколько вертолетов с эмблемами прославленного когда-то Центрального аэроклуба и армейскими звездами.

Голубкову смотреть на это было больно, но Артист и Муха, дети нового поколения, ничего странного или грустного во всем этом не видели. Им уже не дано было "почувствовать разницу", и полковник с грустью отметил это.

Их "Волга" въехала в неприметные ворота со стороны Волоколамки и подкатила к низкому дощатому строеньицу – то ли сторожке, то ли бытовке строителей. Но, завидев эту "Волгу", оттуда немедленно, как чертик из табакерки, навстречу выскочил удалой малый в цветастой рубашке и таких же ярких шортах. Вид у него был крайне легкомысленный, однако обратился он к Голубкову строго по уставу:

– Здравия желаю, товарищ полковник! Машина заправлена, к полету готова!

– Эти товарищи со мной, – коротко бросил Голубков, и они поднялись втроем на борт защитно-зеленого армейского Ми-8.

В салоне вертолета был всего один человек, и Голубков сказал ему:

– Передаю вам этих молодцев, как говорится, с рук на руки. Все инструкции вами получены. Из кабины выглянул командир вертолета.

– Куда, товарищ полковник?

– В Чкаловскую.

Двигатели загрохотали, засвистели винты, вокруг машины поднялся вихрь. Вертолет, дрожа и покачиваясь, завис в воздухе, затем земля быстро ушла вниз и словно куда-то откатили и ухнули все земные проблемы, осталось только закатное небо позади машины и город внизу в огненно-медных лучах садящегося солнца.

Они летели невысоко, не выше двухсот – трехсот метров, и открывающаяся картина была прекрасна и волнующа.

Прильнув к иллюминаторам. Артист и Муха молча смотрели на свой город.

Вон там, на Крылатских холмах, всего четыре дня назад они сидели на стадионе после гонок на выживание... Вон оттуда, из больницы в Сокольниках, похищали Трубача... Вон там, на Юго-Западе, скрывались и ждали развития событий в квартире Семена... И всего несколько часов назад, раз за разом вперед и назад проходя тем же фарватером, плыли в салоне теплохода "Москва-17"... А вон там, на Якиманке, в едва различимой крохотной церкви Иоанна Воина сейчас служил, наверное, вечерню отец Андрей.

Артист и Муха на мгновение оторвались от иллюминаторов, переглянулись и опять прижались к ним лицами.

Игрушечно маленький Кремль, поставленные на попа искрящиеся в солнце серебряные кирпичики Нового Арбата, улицы, улицы, разноцветные букашки автомобильчиков, ажурные перемычки мостов... – все было как на архитектурном макете, подсвеченном низко висящим ярко-оранжевым фонарем. Как огромен город, понять можно было только отсюда, с высоты. Он уходил и скрывался за горизонтом с левого и с правого борта, и сзади, и по курсу.

Солнце садилось, и облака в густой вечерней синеве полыхали огненным светом, они были близко, куда ближе, чем с земли, и, покачиваясь, приближались к звонко грохочущему маленькому вертолету.

А с земли улетающий маленький вертолетик видели в этот час многие, провожали глазами, задрав головы. Люди жили в этом городе или были его гостями, но никто из них не догадывался, как связан с их жизнью и судьбами этот вечерний полет громко жужжащей стальной стрекозы...

От одной окраины столицы до другой личный вертолет Нифонтова пролетел всего за десять минут и, тарахтя, понесся над пригородными лесами и поселками к пункту назначения.

Вскоре среди холмов в огромной ложбине открылось поле аэродрома. Пилот связался с командным пунктом, получил добро на посадку и, снижаясь, направил вертолет куда-то в сторону от ангаров, штабных зданий и контрольной вышки руководителя полетов.

– Ух, мать моя! – вдруг, глядя вниз, воскликнул Муха. – Семка, смотри!

Внизу по взлетной полосе полз только что, видимо, приземлившийся гигантский белый самолет – настолько больше всех остальных, что эта разница казалась неправдоподобной.

Где-то там, внизу, в этой расплывчатой вечерней синеве уже, наверное, были Пастух и Боцман.

Артист показал глазами Голубкову на "Руслан", ползущий по бетону и так же без слов, одними глазами, задал вопрос и получил такой же безмолвный ответ.

А тот человек лет тридцати, который был назначен их сопровождающим, за весь полет не проронил ни слова и ни разу не глянул в иллюминатор.

Вертолет приземлился, но двигатели не глушил, содрогаясь под вращающимися винтами.

Сопровождающий отстегнул и снял с полки перетянутый ремнями зеленый армейский баул и передал его Голубкову. Константин Дмитриевич открыл его, достал летнюю полевую форму подполковника ВВС и толстую кожаную офицерскую папку-планшетку. Быстро переоделся.

– Ну вот и все, – сказал он. – Мне сюда, а вам дальше, под Тверь. Все остальное для вас сделают наши люди. Доверять им можно полностью. Ну а это от меня на память, вроде талисманов. – И он протянул им две черные плоские "зажигалки". – Тут все: радиостанция с дальностью больше пяти километров, система вызова, микродиктофон. Как все умещается, сам не знаю, однако работает. Такие есть только у нас в управлении и у ребят в ФСБ. Не помешают. Ну летите!

И шагнул к провожатому, с которым тоже расставался:

– Все запомнил?

– Так точно!

– Ну... давайте!

* * *

Пастух и Боцман по-прежнему неприметно сидели в кустиках, откуда могли обозревать едва ли не все самолеты на аэродроме.

Воздушного движения почти не было. Редко-редко на полосу выползали зеленые транспорты АН-12 и серебристые Ил-76. Они, грохоча движками, долго рулили вдоль полосы, выкатывались на старт, давали форсаж, разбегались и уходили ввысь. Один раз зашли парой на посадку и чертовски красиво, картинно приземлились остроносые истребители МиГ-29. Пробежав положенную дистанцию и выпустив белые тормозные парашюты, они уползли с полосы и спрятались в капониры. По аэродрому бегали, мигая оранжевыми маячками, машинки сопровождения, перемещались крохотные военные "газики", тянулись в разные стороны оранжевые многометровые цистерны топливозаправщиков.

– Эх, – сказал Боцман, – сюда бы бинокль Артиста!

– А такой тебе не подойдет? – Пастух вытащил из кармана и показал маленький черный цилиндрик – половинку театрального бинокля.

– Откуда? – изумился Боцман.

– В киоске одном попался. Четырехкратный, но нам хватит, – ответил Пастух, вынимая вторую половинку.

Сергей и Боцман поднесли к глазам и навели на летное поле черные цилиндрики.

Жизнь там была, судя по всему, довольно сонная, хотя людей на траве и на бетонных дорожках в круглое поле зрительной трубочки попадало немало. Практически все были в таких же формах, что и у них, с этим они не ошиблись.

– И долго нам тут торчать? – спросил Боцман.

– От нас зависит, – ответил Пастух. – Соображай!

В поле зрения был и ближний КПП, и ворота, к которым подходила шоссейная дорога, скрывавшаяся в лесном массиве. Из будочки контрольно-пропускного пункта время от времени выходили и вновь возвращались солдаты, офицеры, контрактники-вольнонаемные. Ворота изредка расходились. Из них выезжали, а через какое-то время возвращались и вновь подкатывали длинные, как кашалоты, цистерны ТЗ – "КрАЗы"-топливозаправщики.

– Слушай... – сказал Боцман.

Пастух встретился с ним глазами и кивнул.

– Рискнем. Но попозже, когда малость стемнеет. Меня сейчас другое волнует... Гляди-ка, Митрий, у "Русланов" рыла и хвосты в чехлах, на двигателях заглушки, рули застопорены струбцинами. Они как минимум недели две не поднимались. И уж сегодня точно не полетят.

– И как тогда все это понимать?

– Ждать надо, – сказал Пастух. – Посмотрим... Очередной заправщик неспешно подъехал к воротам аэродрома.

Пока они отворялись, Пастух внимательно наблюдал процедуру проверки и досмотра, а также тщательно рассмотрел машину – цистерну, раму, под рамой – бак с соляркой.

– А что? – проговорил он. – Может, и получится...

Начинало смеркаться. Но они все не трогались с места, ждали. Когда там еще выдастся время поесть – не знал никто. И они, не спеша, как следует, подзаправились перед дальней дорожкой. Вдруг Боцман тряхнул Пастуха за плечо и ткнул пальцем куда-то вдаль.

И точно – было на что посмотреть. Словно рождаясь из темно-синего неба, почти бесшумно скользя по снижающейся глиссаде, к посадочной полосе приближался гигантский самолет. Даже издали, с расстояния несколько километров, было заметно, как он громаден – сверкающий разноцветными огнями, с мерно вспыхивающим и гаснущим алым маяком над хвостом, с тремя яркими глазами посадочных фар. Сомнений не было...

– Вот он! – воскликнул Пастух. – Это он, Митька, точно! Для него эти тэзэшники и керосин таскают. Лететь, видно, далеко...

– Как думаешь, – спросил Боцман, – груз уже на борту?

– Не знаю. Коли так, скорее всего – отрулят и поставят на техстоянку к заправочной централи, а после – снова на полосу. Тогда нашей миссии хана. Если еще пустой, отгонят куда-нибудь вон туда, к тем большим ангарам. Загрузка у них всегда там. Туда ветка железнодорожная подходит.

– Сколько времени ему нужно на заправку? – спросил Боцман.

– А хрен его знает, – пожал плечами Пастух. – Сам прикинь -четыреста тонн на взлете. Чистый груз сто двадцать тонн. А сколько у него там сейчас в баках...

В это мгновение самолет коснулся бетона. Из-под десятков колес взметнулись дым и пыль. Казалось, он плывет на брюхе, откинув назад высоко расположенные стреловидные крылья. Зрелище было грандиозное и устрашающее. "Руслан" замедлил бег, свернул на рулежную дорожку и пополз в сторону огромного ангара. Царственно подплыл к его титаническим воротам, плавно развернулся на месте, поворотившись к ангару хвостом, огласил окрестности громом четырех колоссальных турбин и смолк.

Несколько длинных топливозаправщиков тотчас двинулись туда гуськом через летное поле. И почти одновременно где-то на отшибе аэродрома, тарахтя роторами, приземлился воинский вертолет.

Пастух взглянул на часы.

– Ну, либо грудь в крестах, либо голова в кустах! Поднажмем!

После короткого кросса они уже были на пустынном темном шоссе и, чтобы никому не попасться на глаза, схоронились в придорожных кустах.

Ждать пришлось довольно долго. Наконец вдали показался очередной заправщик, двигавшийся в сторону ворот аэродрома. Таща свои двенадцать тонн керосина, рыча дизелем, он медленно двигался по бетонке, окруженный вонючим облаком выхлопных газов. На повороте водитель еще сбавил ход. Не сговариваясь, Пастух и Боцман на бегу ухватились за массивные выступы позади сдвоенных ведущих колес, подлезли прямо под цистерну, уцепившись руками и ногами за грязные пыльные балки несущей рамы, за какие-то шланги.

Они висели, едва не касаясь спинами бегущего под ними бетона, ежесекундно рискуя сорваться. Тягач приволок свою емкость к воротам и остановился. Сквозь рокот мотора до них доносились голоса охраны.

Но вот дизель снова взревел, Пастух и Боцман инстинктивно ухватились покрепче и пересекли заветную линию: они были уже на летном поле.

Казалось, мускулы не выдержат напряжения, разорвутся. А заправщик все полз и полз и, наконец, остановился, на их счастье, немного в стороне от освещенной прожекторами площадки, где сгрудились остальные бензовозы. Они расслабили руки и рухнули как кули в черную тень под цистерной. Несколько минут лежали, приходя в себя. А вокруг двигались люди, слышались разговоры, время от времени их перекрывали шумы двигателей. Пастух и Боцман подползли друг к другу.

– Ну а дальше чего? – горячим шепотом прошелестел Боцман в ухо Сергею.

– Посмотрим пока, – таким же шепотом отозвался Пастух. – Не трусь, Митька! Бог не выдаст – свинья не съест.

Они лежали между колесами, прижавшись к скатам. Приземлившийся "Руслан" был совсем близко, не дальше чем в сотне метров. Мимо топали ноги в сапогах, в ботинках на шнуровке, все было свое, знакомое...

– Ковалев! – гаркнул кто-то совсем рядом.

– Я, товарищ капитан! – из кабины ТЗ выскочил солдат-водитель.

– Заливка в этот "Руслан"!

– Знаю, товарищ капитан.

– И чтоб не волынил, как в тот раз!

– А чего он с центральной не заправляется?

– А хрен его знает. Не доложили. Рейс внеплановый, уходит через три часа.

– Ясно, товарищ капитан.

– Гляди-ка, – ткнул Боцман Пастухова, – во прорва! Живоглот!

Пастух и сам смотрел во все глаза – видеть такое раньше не приходилось. Вся носовая часть "Руслана" медленно задиралась вверх, открывая просторное и широкое, как тоннель метро, чрево фюзеляжа. Одновременно к земле опускались широкие пандусы-аппарели – мощные стальные настилы, по которым внутрь грузового отсека могли бы въехать несколько железнодорожных вагонов, несколько средних танков или еще какой-нибудь негабаритный груз. Но сейчас туда подтягивались тягачи с открытыми платформами, на которых громоздились обшитые досками огромные ящики и контейнеры. Такая же груда ящиков высилась и у открытого заднего хвостового люка.

– Зашиби-ись! – восхищенно прошипел Боцман. – Неужто все запихнут?

– Запихнут, не оставят, – чуть слышно ответил Пастух.

– Неужто за три часа утрамбуют?

– А ну давай считай ящики! – прервал его восторги Пастух.

– Тридцать четыре, – несколько раз сбившись при счете, доложил наконец Боцман. – И контейнеров три. Пятитонные! Тут же полк солдат надо!

Полк не полк, а вокруг тягачей и груза народу сбежалась тьма-тьмущая. С разных сторон слышались команды и распоряжения.

– Эх, мать-Россия! – сказал Боцман. – Хоть бы "Дубинушку", что ли, вспомнили! Тут без эй-ухнем хрен погрузишь!

Впрочем, в самолете обнаружились мощные, под стать летающему левиафану, подъемно-погрузочные механизмы. Но там, как водится, то ли что-то забарахлило, то ли тянуло не на вою железку – Боцман как в воду глядел: на дело бросили дармовую солдатскую силу.

– Ну вперед, Боцман! – Глаза Пастуха блеснули в темноте. – Поможем салагам, а?

* * *

После расставания с друзьями положение в Москве дуэта Док – Трубач было самым рискованным: объявленный в розыск сердобольными психиатрами Николай при его габаритах, даже без бороды, мог стать легкой добычей для любого мало-мальски бдительного милицейского патруля.

– Эхе-хе, – бормотал Док, – нам бы сейчас наш "патрольчик"!

Николай, по обыкновению, хмыкал и отмалчивался.

От греха подальше, чтоб, чего доброго, не нарваться на проверку документов – паспорт Ухова, как положено, забрали при поступлении в приемном покое больницы. Они сговорились за сто тысяч с каким-то дедом на стареньком "Москвиче", и он довез их до Раменского, где пришлось погулять мирно по-над озером до наступления вечера. К месту встречи добрались электричкой, двигаясь по направлению к Москве.

Они подъезжали к платформе Быково минут за сорок до назначенного срока.

Трубач сказал:

– Скорее всего, они ждут нас из Москвы. Так что будет время оглядеться.

– Это точно. "Стрелка" – дело серьезное, – наставительно подтвердил многомудрый Иван, будто всю жизнь только и сводил на толковища воровские кодлы.

Смеркалось. Как и следовало ожидать, никого из тех, кто походил бы на возможных "компаньонов", вокруг не наблюдалось. Они ушли с платформы, пересекли пути и немного пошатались по шоссе, зорко присматриваясь к тому, что делалось на станции и наблюдая вялую жизнь Быковского аэропорта, который через час по чайной ложке принимал и отправлял в небо маленькие самолеты Як-40.

Электрички приходили, выпускали народ и с воем уносились. Никого не было...

– Что ж, – минут за пять до условленных двадцати сорока промолвил Док, – обозначим наше присутствие. Давай, Коля, вставляй в часы наши путеводные маяки.

Лейтенант Ухов выполнил приказ старшего по званию. Еще минуты через три заветные пленки уже должны были начать подавать сигналы. Однако по-прежнему никто не появлялся. Шатались по платформам пьяные, какие-то местные братки табунились и гоготали на всю станцию, их опасливо обходили интеллигентные дачники.

– Знаешь, в чем дело? – сказал Док. – Они ведь ждут большую компанию. Скорее всего, не показываются, пока не подъедут остальные. Этак вся наша свиданка пойдет коту под хвост.

– Ничего, – успокоил его Ухов. – Если мы им действительно нужны, слопают и сладкую парочку. Они вернулись на платформу и свободно расположились на лавке в крытом станционном павильоне. Две молодых дачницы в легких куртках поверх спортивных костюмов несколько раз прошлись из конца в конец по платформе, видимо встречая кого-то, а потом вошли в тот же павильон и сели напротив, оживленно обсуждая какие-то свои дамские дела. Достали сигареты, но зажигалки, видно, забыли, и одна из них поднялась и легкой, пританцовывающей походкой приблизилась к Доку и Пастуху.

– У молодых людей случайно огонечка не найдется?

– У молодых, – сказал Док, – может быть, и найдется. Только где вы видите молодых? – и с улыбкой протянул ей зажигалку. – Наше время прошло, да и вы, видно, других встречаете.

–Да, встречаем, – сказала она и очень внимательно посмотрела на Ивана, потом на Николая. – Встречаем шестерых друзей, а приехало почему-то двое...

– А-а-а, – сказал Док. – Понятно.

– Ну а где же остальные?

– А вы разве командный состав, – прищурился Док, – чтобы я раскрывал вам служебные тайны?

– А все-таки? Мне приказано доставить шестерых.

– Двоих сегодня" почти наверняка не будет. Где они, я сообщу не вам. Где еще двое, я бы и сам хотел знать. Давайте ждать...

– У нас нет времени, – сказала она.

– А это уж ваши трудности, – сказал Трубач. – Связывайтесь со своими основными, принимайте решение.

– Хорошо, – недобро кивнула она и вышла из павильона, в то время как ее подружка спокойно покуривала, глядя на них. На коленях ее лежал пакет, в котором явно угадывалось что-то специфически-увесистое.

– Мадам, – сказал Док, – уберите подальше ваш ридикюль. Бежать нам некуда.

Она вспыхнула и, отвернувшись, глубоко затянулась. Вернулась та, что уходила, и, несмотря на необычность ситуации, друзья невольно залюбовались ее грацией циркачки.

– Приказано не ждать, – сказала она. – Пошли.

– Вы просто девочка на шаре, – сказал Иван. – Может быть, познакомимся?

– – С удовольствием, – насмешливо улыбнулась она. – Меня зовут Марина, мою соседку по даче – Лариса. Ну а вы себя можете не называть, мы и так знаем и даже видели недавно интереснейший фильм с вашим участием.

– Ого! – не выдержал Док. – Наша популярность растет!

"Ого, ого"! – передразнила она, в то время как вторая шла сзади, храня суровое молчание.

Они спустились с платформы и вскоре оказались в салоне красной "восьмерки".

– Теперь, вероятно, наши милые спутницы нам завяжут глаза? – спросил Трубач.

– Что вы, что вы! – засмеялась Марина. – Прямо какое-то средневековье.

Дверцы захлопнулись. Черный "джип" подлетел откуда-то сзади, притормозил, обогнал и покатил впереди. Темнело. Машины въехали в дачный поселок и принялись плутать по узким улицам между заборами, за которыми кое-где виднелись силуэты темных дач под высокими черными соснами. Кружили довольно долго, не менее получаса, пока окончательно не стемнело. Ухов и Перегудов полностью потеряли ориентировку, чего, вероятно, и добивались их спутницы. Вдруг обе машины выключили фары, некоторое время медленно двигались в темноте и, неожиданно круто съехав куда-то вниз, остановились.

– Выходите, – резко сказала Марина. Они выбрались из машины, и тотчас вспыхнул свет. Они были в подземном гараже, и перед ними в луче резкого света стоял человек. Несмотря на черную маску, они без труда узнали того, с кем беседовали ночью, в той богато радиофицированной гостиной с камином и японским телевизором.

– Вот и снова встретились, – сказал он. – Садитесь, – и указал Доку на ободранный железный стул. – А его уведите, – он ткнул пальцем в широкую грудь Трубача.

И когда увели Николая, продолжил:

– Сегодня все разговоры буду вести я.

– Вам что, – зло улыбнулся Док, – добавили звездочку?

– Оставьте ваши шутки, Иван Георгиевич, – угрожающе ответил тот. -Положение куда серьезнее, чем вы можете вообразить. Итак, давайте по порядку. Где Пастухов, Мухин, Злотников и Хохлов? Почему на явку вышли только вы двое?

– А разве вы не знаете? – вопросом на вопрос ответил Перегудов. – Мы думали, вы и правда не спускаете с нас глаз.

– Попрошу по существу, – непреклонно произнес человек в маске.

– После того как мы расстались, получив у вас пейджеры для связи, мы прождали почти полтора дня на квартире у Злотникова. Ну а дальнейшее вы сами знаете...

– Что я должен знать?! – вспылил собеседник. – Излагайте четко, вы же не баба! Вы хирург и офицер.

– В ночь на вторник нам позвонили, вызвали на встречу. Поехали мы с Пастуховым. Встречу назначили на "Рижской", в вагоне, там, где отстойник составов, недалеко от метро. Нас встретил и проводил ваш человек.

– Какой человек?

– Водитель микроавтобуса, на котором нас отвезли в Москву...

– Та-а-ак... – сказал собеседник в маске. – Продолжайте.

– Мы разговаривали в темном вагоне, в закрытом купе с каким-то человеком. Лица мы не видели. Но, как нам показалось, это был человек военный, причем в больших погонах.

– Почему вы так решили?

– Потому что мы офицеры, а не шпаки! Родной запах казармы!

– О чем был разговор? Конкретно и точно!

Иван задумался на минуту.

Похоже, здесь и правда не знали о той встрече. Значит, конкретность и точность надо было исключить, припустить туману, а там будет видно. Но за одно он был уже благодарен Богу. Предвидя подобный допрос, идиллически гуляя у озера в Раменском в ожидании этой встречи, они с Николаем детально оговорили, вплоть до мельчайших подробностей, что и как нужно будет рассказать, если последуют вопросы. Так что на сей счет Иван был спокоен -разночтений и расхождений ожидать не приходилось.

– Нам было сказано, – ответил Иван, – что нас решено задействовать в какой-то секретной операции, имеющей важное значение для России. Он вообще особенно давил на наши патриотические чувства. Сказал, что речь идет о переправке какого-то важного груза, что мы имеем право тактические задачи решать по своему усмотрению, то есть действовать любыми силами и в любом составе.

– Так, дальше... – с заметным волнением поторопил его человек.

– Мы и на минуту не усомнились, что это ваш человек. Поэтому и говорили с ним, исходя из того, что ему известно все предшествующее. А дальше началась какая-то чертовщина. – Иван решил идти ва-банк. – Мы вернулись к Злотникову. И в это время нам всем на пейджеры поступил ваш приказ:

сегодня в двадцать сорок прибыть в Быково. А под утро, на рассвете, кто-то позвонил и приказал немедленно уходить. И у нас снова не возникло сомнений, что звонят от вас.

– Продолжайте, продолжайте, – нетерпеливо требовал собеседник.

– Пастухов отдал приказ остальным уходить. Мы назначили встречу в городе...

– Где именно?

– В церкви Иоанна-Воина, на Якиманке. Ребята ушли, а мы с Пастуховым решили задержаться.

– Для чего? – спросил он.

– Чтобы проверить сообщение.

– Результат проверки?

– Черт возьми! – взорвался Иван. – Зачем вы ломаете комедию? Вы же наверняка висели на телефоне, имеете записи прослушки. Так что проверку на вшивость устраивать нам нечего!

Собеседник помолчал и сказал уже спокойнее:

– Наше любопытство вовсе не праздное. И дело не в проверках. Поэтому извольте излагать факты. И пожалуйста, без эмоций.

– Ну что ж... – сказал Иван. – Примерно через час в квартиру проникли люди в форме спецназа, с новейшими автоматами бесшумного боя. У нас вопросов не было – пришли убивать. Мы ушли просто чудом.

– Сколько их было?

– В квартиру вошли двое, прикрывали пятеро, возможно, и больше.

– Как вам удалось уйти?

Похоже, он действительно ничего не знал.

– Они рассчитывали, что мы спим. Сергею пришлось выключить обоих. Ушли через крышу. С их оружием и средствами связи.

– Лихо...

– Да, вот еще что... Держа на стволе, Пастухов коротко допросил одного. Это была какая-то группа СОН.

– Это точно?

– Так было сказано... Мы не могли понять, что происходит – кто, откуда, почему... Хотя проще всего было бы подумать на вас.

– Почему не подумали? – быстро спросил человек в маске.

–Другой стиль. Другие приемы. Вы могли бы гробануть нас и раньше. И потом, нас ведь кто-то предупредил... Скорее всего, тот, кому мы действительно были нужны. А нужны мы были, как мы считали, только вам.

– Вы понимаете, насколько все это важно? – спросил собеседник.

– Догадываюсь. Ведь только благодаря этому звонку мы не проспали свою смерть. И тогда мы поняли, что в это дело, возможно, вмешался кто-то второй. Что, может быть, нас снова продали и перепродали. Проще говоря, разыграли. После этого ходить вшестером уже было опасно. Мы понимали, что приказ убрать нас остается в силе. Мы нашли убежище на несколько часов.

– Какое?

– Прогулочный теплоход.

– Браво! – воскликнул собеседник.

– Там мы обсудили положение и решили разойтись, чтобы встретиться уже здесь, в Быкове.

– Почему не встретились?

– При сходе на пристань попали в облаву – шерстили всех подряд. Ухов был без документов, и к тому же он в розыске. Семен решил нас прикрыть, и его с Мухиным упекли в отделение. Остальным пришлось разбегаться. Нам с Николаем удалось уйти. С тех пор мы не видели никого. То, что они не вышли на встречу, для нас не меньший сюрприз, чем для вас с вашей Мариной. Мы просили их подождать, но они привезли нас сюда. Это все.

– Значит, так... – Человек в маске прошелся по гаражу. – Наш разговор, как вы догадываетесь, записан на пленку. Точно так же записана и беседа с Уховым. Мы сличим их. Проверим все, каждый шаг, каждое слово. Если что-то не совпадет – не обессудьте... Не буду скрывать – у нас тоже случилось ЧП. Тот человек, как вы назвали его, водитель микроавтобуса, -наше особо доверенное лицо. Он не мог тогда быть там, где вы говорите.

– Если только у него, – усмехнулся Док, – нет брата-двойника, который тоже почему-то узнал нас.

– Этот человек исчез, и мы не знаем, где он.

– Поздравляю, – усмехнулся Иван. – Чисто работаете. При таком раскладе, будь я вашим начальником, остановил бы все дело и переждал. Только вряд ли вы нуждаетесь в моих советах...

– Совершенно верно, не нуждаемся. Тем более на кону пока что не наши, а ваши жизни.

– Смотрите, – сказал Иван. – Дело серьезное, как бы не промахнуться.

– Мы не промахиваемся никогда, – спокойно сказал человек в маске. -Не промахнемся и на этот раз. Мы будем слать на пейджеры вашим друзьям подтверждение предыдущего приказа. Ждем ровно сутки. Если они не обнаружатся, я имею приказ вас расстрелять.

– Меньше народу – больше кислороду? – спросил Иван.

– Именно так, – подтвердил человек в маске.

– Черт возьми! – вскричал Перегудов. – Конечно, было бы смешно взывать к здравому смыслу. Но допустите – а вдруг их все-таки сцапали те, что приходили убивать. Может быть, их нет уже – ведь может быть такое, если это, конечно, не ваши заячьи петли?