Текст книги "Тень кондотьера"

Автор книги: Андрей Стерхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 8

Поначалу я планировал сдать Шабетая Шамали под надёжную охрану Вуангу. Это был и простой вариант и верный. Да и напрашивался сам собой. Но потом, хорошенько поразмыслив, решил я поступить похитрее, решил схоронить несчастного воришку там, где точно никто искать не будет, – в загородном доме у находящегося в очередном отпуске полковника Белова. Ну, право слово, прикидывал я, разве кто-нибудь сходу догадается искать беглого трикстера в доме главного опера молотобойцев? Да если даже кто-то шибко грамотный вдруг и сообразит, едва ли, находясь в здравом уме и светлой памяти, сунуться посмеет. В общем, что и говорить, это был отличный вариант. Оставалось только самого Архипыча уговорить.

Что удивительно – если уж масть пошла, то она пошла – дозвонился сразу.

– Здорово, Егор, – поприветствовал меня старый вояка.

Говорил он бодрым, вовсе не сонным голосом, однако ради приличия я всё же сказал:

– Извини, что разбудил.

– Успокойся, – живо откликнулся он. – Ни в одном глазу. Сижу во дворе, пялюсь на звёзды. Небо нынче на редкость чистое.

По идее после этих дежурных фраз мне нужно было бы сразу перейти к деликатным причинам столь позднего звонка. Однако с бухты-барахты объявлять свой интерес я не решился, пошёл накручивать дипломатические турусы:

– Занятное у тебя хобби, Серёга. Завидую.

– Купи телескоп, – тут же посоветовал молотобоец, – и не будешь завидовать. Не такие уж это, Егор, и великие деньги.

– Нет, подобное веселье не про меня. Не люблю полуночничать. Да и опасно это, часами звёзды разглядывать. Душевными расстройствами чревато.

– Считаешь?

– Чревато-чревато. Было же сказано: если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в тебя. Так что ты там, Серёга, поаккуратней давай. Отрывайся время от времени от трубы.

Несколько секунд Архипыч соображал, глумлюсь или нет. Ошибочно решил, что говорю всерьёз, и заметил с фатализмом, присущим видавшим виды людям:

– Плевать, пусть себе вглядывается. Ничего кроме самой себя не увидит.

– Смотри, Серёга, – сказал я. – Ох, смотри. Один раз предупредил, больше не буду.

После чего не выдержал и хохотнул.

Вопреки ожиданиям Архипыч не рассердился.

– Так ты для этого мне посреди ночи позвонил? – спросил незлобиво. – Чтоб поиздеваться? Да? Слушай, а ты там случайно не наклюкался?

– Нет, представь себе, стёкл как трезвышко, – взяв себя в руки, ответил я. – Извини, Серёга. И не обижайся. Помощь мне твоя нужна, вот и звоню. А выделываюсь, оттого что не знаю, как подступиться.

– А ты не стесняйся. Говори-докладывай. Что там у тебя стряслось?

– Человечку одному крыша нужна, причём срочно.

– В каком смысле крыша? Крыша в смысле "крыша над головой" или крыша в смысле…

– Во всех смыслах, Серёга. Во всех. Так уж случилось. И приютить нужно и защитить. А ещё отмыть, накормить, от простуды пилюлю дать и спать уложить.

– Кто такой?

– Это не по телефону.

– Ну, хорошо, подъезжай, потолкуем.

– Спасибо, Серёга, уже едем.

– "Едем"? – Архипыч хмыкнул. – А я и вправду подумал, что скромничаешь.

Сказал и в ту же секунду отключился.

Сложив трубку, я покосился на Шабетая. Моего разговора с Архипычем он не слышал, не мог слышать, спал, откинув кресло до упора. Впервые за последние дни почувствовал себя в относительной безопасности, вот сразу и уснул, как только отъехали от детсада. Впрочем, и во сне приходилось ему, судя по всему, не слишком сладко. Он то и дело вздрагивал, постанывал, а один раз так жутко завыл, что мне пришлось потрясти его легонько за плечо и пропеть волшебные "чи-чи-чи". Видимо и там, в реальности, сотканной из расплывчатых образов, бесконечных подмен и немотивированных поступков, он тоже был вынужден скрываться. И, как мне кажется, выходило у него это не слишком удачно. Что, впрочем, и не удивительно. Во сне в принципе невозможно скрыться. Ведь на самом-то деле там приходится прятаться не от какого-то услужливо подогнанного подсознанием фантасмагорического бабайки, а от самого себя. От самого себя не спрячешься, себя самого только найти можно.

Путь от центра до загородного посёлка с диковинным названием Патроны, занял у нас чуть больше получаса. Расстояние всего в двадцать один километр, свободное ночное шоссе, превосходное дорожное полотно – стыдно было бы добираться дольше. Однако когда мы, съехав с трассы, подкатили по укатанной лесной гравийке к двухэтажной домине Архипыча, я к своему удивлению обнаружил, что кое-кто нас всё-таки опередил. Недалеко от ворот, у границы освещенного пространства стоял красный спортивный автомобиль с откидной крышей. Эта тачка с государственным номером К 030 ЧК у нас одна такая на целый город. Гоняет на ней весьма юная (дитя практически по нашим колдовским меркам), однако уже состоящая в должности Резидента местного бюро Ордена усмирителей Ирма Ахатова. Я сначала глазам своим не поверил, даже подумал, что путаю что-то по старости лет. Но нет. В тот момент, когда, разбудив Шабетая и строго-настрого наказав ему никуда не отлучаться, выполз из машины, молодая да ранняя как раз выпорхнула собственной персоной из калитки.

Похожая внешне на актрису Оливию Паскаль, она и на этот раз она была одета в своём излюбленном мрачноватом стиле. Гардеробчик ещё тот. Черный кожаный плащ, чёрные сапоги на высоченных платформах, аккуратненькие прямоугольные очёчки из чёрного стекла. На руках чёрные перчатки. В косы, собранные в подобье козьих рожек, вплетены чёрные ленты. Когда-то рыжие волосы и те выкрашены в чёрно-чёрный цвет. А в качестве контраста со всем этим неизбывным трауром по боевой подруге Варваре – ярко-вишнёвые по-детски припухлые губы на бледном лице.

Вообще-то, Ирма она хотя и ведьма, конечно, но славная девчонка. И очень толковая. А ещё – неравнодушная. Не люблю равнодушных чинуш, а вот она дела своей конторы ведёт мало того, что хватко, но ещё и с жизнерадостным остервенением. Будто каждое дело это её личное дело. Признаться, не хотел бы я когда-нибудь стать её персональным врагом, и очень, очень постараюсь, чтобы никогда таковым не стать. Впрочем, особо не зарекаюсь, вполне возможно когда-нибудь и придётся дорогу ей перейти. Жизнь есть жизнь, сложна и путана она, глупо зарекаться наперёд. Но до сих пор мы с этой молодой, но высокопоставленной Тёмной были в хороших отношениях. Даже в приятельских.

Да и как могло быть иначе? В прошлом сентябре – было дело – она Ашгарра от вампиров-киллеров спасла. Мало того, спустя каких-то пару дней меня самого в неслабой заварушке вместе с молотобойцами от удам-тугеннов, от воинственных и злобных демонов-гоплитов отбила. Так-то вот. К сожалению, до сих пор я ей этот долг не вернул. Не потому что скотина неблагодарная, просто случай удобный пока не представился. Правда, на Новый год в знак признательности перстень с лазуритом ей подарил. Непростой, конечно же, перстень, колдовской, из тех, что отводят от хозяина чары Пожирателя теней. Это очень редкий и полезный в хозяйстве артефакт. Да и просто красивый. Тёмно-синий камешек его украшающий не абы что, приличного качества. Хотя и здесь у нас, на берегах Озера найден, ничуть не уступает тем, что добывают в копях Бадахшана. Плотный такой, без мусорных вкраплений, однородно окрашенный, чудо, а не камень. К тому же огранён весьма искусно. Кстати говоря, слово "лазурь" происходит от арабского слова "азул", обозначающего чистое небо, а в Древнем Египте его так и называли "камень неба". Видимо, поэтому и является он символом искренности. Да-да, я прекрасно осознавал, какими именно смыслами нагруженную вещь преподношу. Ирма, надо отдать ей должное, мой намёк преотлично поняла и, принимая подарок, много всяких хороших слов наговорила, даже поцеловала на радостях. И всякий раз теперь, как только где увидит меня, реагирует так, будто я ей кровная родня.

Вот и в этот раз вскрикнула радостно, подбежала и, обхватив руками, ткнулась мне куда-то в подмышку. Я её тоже мягко обхватил лапищами, а потом, испытывая некоторое смущение от столь бурного проявления чувств, понюхал прядь у неё за ушком и произнёс:

– Вкусно пахнешь. – После чего, прикрыв глаза, попытался разложить по полочкам зазывную ароматическую композицию: – Чую цитрусовые ноты во фруктовой вуали, а помимо того лотос в обрамлении страстоцвета и чего-то древесного. А ещё чуть-чуть мускуса с золотой амброй. Всё на своих местах и ничего лишнего. "Живанши"?

– Круче, – не поднимая головы, ответила Ирма. – Водичка от тётушки Ставиской.

– В самом деле круче, – не мог ни согласиться я. – Альбину пока ещё ни один модный дом не сумел обставить.

– И не обставит никогда, – убеждённо заявила Ирма. В следующую секунду отстранилась, разгладила лацканы моего пиджака и спросила: – Как поживаешь, дракон?

– Хорошо, – ответил я. – А с учётом того, что до сих пор не могу поверить в серьёзность всего от рождения со мной происходящего, даже очень хорошо. – После этих многозначительных, но мало чего на самом деле значащих слов повёл подбородком в сторону ворот и сказал: – Слушай, а я и не знал, что у вас с Беловым…

И осёкся, не зная, какими словами закончить фразу.

– Что у нас Беловым? – вскинулась Ирма. А когда я молча пожал плечами, потребовала: – Давай-давай, дракон, договаривай. Что у нас с ним?

– Ну, как что… – Сконфузившись, я поправил очки – Шуры-муры и прочие амуры.

– Да ну тебя, – легонько ткнула меня в грудь Ирма. – Придумал тоже. Да разве ж мы с ним можем быть вместе? Ну уж нет! Да же в страшном сне подобного представить не могу.

– А чего тут такого? Дядька видный. А что Светлый, так это только в детских сказках Тёмные со Светлыми… А в жизни – сколько угодно.

– Да не в этом, дракон, дело, что Светлый он. А в том, что бука. Он бука, а я… Блин, чуть рифма не сорвалась. Короче, сам знаешь, кто я.

– Знаю. Козочка.

– Правильно, козочка. Я б от скуки с ним сдохла, с правильным таким.

– Тогда не понимаю, на кой ляд ты к нему среди ночи прикатила? На халяву в телескоп позырить? Или музыкой здешних сверчков насладиться?

– Просто дело одно нужно было обсудить с глазу на глаз безотлагательное, вот и прикатила, – будто оправдываясь быстро пояснила она. И то ли опасаясь, что начну о подробностях расспрашивать, то ли на самом деле куда-то спеша, сразу стала прощаться: – Извини, дракон, но пора мне. Рада, что свиделись. Правда, рада. – Отошла к своей машине, взялась за ручку и оглянулась: – Может, перехлестнёмся как-нибудь где-нибудь? Уйдём в отрыв? В такой отрыв, чтоб никто не догнал? Как тебе такое предложение, дракон?

– Предложение заманчивое, – ответил я. – Но – извини.

– А почему так?

– Потому что у тебя, девочка моя милая, впереди суббота, а у меня впереди зима. Вот и прикинь.

– Ха! Не наговаривай на себя зазря. Ты ещё чили перец. Вечно молодой, вечно пьяный.

– Твоими бы устами…

– Ты даже не представляешь, дракон, что я умею этими устами. Так что подумай. Обязательно подумай и если что, звони.

Через секунду дверца хлопнула, затем машина взревела, сорвалась с места и помчалась к перекрёстку. Того, как она скрылась за поворотом, я не видел – уже шагал к калитке. Шагал и мучительно пытался понять: неужели на самом деле интересен этой молоденькой ведьме как возможный партнёр по романтическим улётам? Да нет, конечно. Не может этого быть. Просто-напросто не может. Дурачится она. Играет. Кокетство оттачивает. И ко мне её влечёт простое любопытство юного натуралиста. Я же не такой как все, я же чудовище. Так, наверное.

С мыслью, что сколь бы не тщился корчить из себя знатока женщин, ничего на самом деле в их повадках не понимаю, открыл калитку, вошёл внутрь, дёрнул несколько раз висящую на мачте у ворот рынду (это чтоб предупредить хозяина о своём приходе) и потопал вглубь просторного двора. Сначала лабиринтом из постриженного под линейку курильского чая дошёл до "Ромео и Джульетты" – кедра и сосны, поймавших в сеть перевитых ветвей изрядный шмат луны, а там по горбатому мостку через ручей и мимо берёзовой рощицы до лужайки возле дома. Посреди этого заросшего одуванчиками пятачка и стояло глубокое псевдо-викторианское кресло, в котором, только что проводив одного гостя и ожидая следующего, восседал в глубоком раздумье полковник Серей Архипович Белов, высокий кряжистый дядька с суровыми чертами на обветренном и бородатом лице.

Вырядившись по какой-то неведомой причине в шикарный монгольский халат и гутулы – сапоги с загнутыми носами, он здорово смахивал на степного хана. На средневекового Даян-хана какого-нибудь или на кого-то, типа главного монгольского друга Советского Союза маршала Чойбалсана, вышедшего на пенсию. Правда, со столь колоритным образом как-то не очень вязался мощный, современного вида телескоп, что, задрав морду к небу, раскорячился на трёх лапах-стойках прямо перед ним. Справа же от молотобойца, не в плотную, а на расстоянии вытянутой руки, стоял раскладной туристский столик с трёхлитровым термосом, чашками, плошками с печевом, а также раскрытым примерно посередине репринтом атласа звёздного неба. К столику хозяин предусмотрительно приставил кресло-шезлонг, собранный из деревянных реек, в него после рукопожатия и предложил мне присесть.

Расспрашивать с какой такой радости или по какому такому поводу он нацепил на себя столь экзотичный костюмчик, я не стал, хотя, признаться, и подмывало. Еле-еле удержался. Устроился поудобнее, взял со стола атлас и, убедившись, что это "Общий каталог" Льюиса Босса, заметил:

– Смотрю, тропа к тебе, Серёга, не зарастает. – Затем пролистнул атлас, аккуратно положил его на место и, по-свойски пододвигая к себе кружку со следами вишнёвой помады, добавил: – Думал, только я тебя от созерцания звёзд отрываю. Ан нет.

– Это ты об Ирме? – спросил Архипыч и посмотрел на меня таким долгим изучающим взглядом, будто услышал в моих словах некий подвох.

– А о ком же ещё, – ответил я, ничуть не смутившись. – О ней красавице. И давно вы с ней по ночам дружите?

– Не дружим, а контачим. По работе. На паритетных началах информацию друг другу время от времени сливаем.

– Тоже неплохо.

На это проходное замечание Архипыч ничего не сказал, лишь посверлил мудрым взором пространство над моим плечом. Но даже в этом его молчании чувствовалось некоторое напряжение. Полчаса назад, когда мы разговаривали с ним по телефону, ничего подобного и в помине не было. Не было этой погруженности в себя. Тогда он пребывал в добродушно-расслабленном состоянии человека, хотя и обремененного некоторыми жизненными заботами, не без этого, но всё-таки со вкусом и аппетитом отгуливающего законный отпуск. Теперь всё изменилось. Видимо, решил я, разговор у них с Ирмой шёл о чём-то действительно важном и непростом. О чём-то таком, что обрушилось, словно снег на голову, и никак не могло потерпеть до утра.

Впрочем, Архипыч тут же продемонстрировал, что обладает способностями истинного стратега и способен воевать одновременно на нескольких фронтах. Выйдя из оцепенения, пододвинул как ни в чём не бывало плошку с печеньем поближе ко мне – дескать, давай не стесняйся. Сам же приложился правым глазом к телескопу, подкрутил какое-то мудрёное колесико и, не отрываясь от окуляра, спросил:

– Так что там с твоим парнем, Егор? Выкладывай.

Собираясь с мыслями, я сперва отхлебнул остывшего чайку, оценил на вкус, сделал ещё один глоток, поставил кружку на стол и только тогда начал рассказывать. Поскольку старался излагать лишь самую суть, уложился – вот воистину быстро сказка сказывается – в каких-то три минуты. Когда закончил, Архипыч, никак не выражая своего отношения к только что услышанному, ещё какое-то время глядел с каменным выражением лица на усыпанное сверкающими точками небо, потом оторвался от трубы, повернулся ко мне и совершенно спокойным голосом уточнил:

– Подставить меня решил, дракон?

– С чего ты взял? – удивился я. – Ни в коем разе,

– Тогда зачем такое предлагаешь? Ты в курсе, что этого твоего Пастуха не только кинутый им заказчик ищет? Что ориентировки с приметами уже по всем Постам разосланы? В курсе?

– Представь себе. Был сегодня у вас в конторе по делам, услышал случайно. Вот потому и хочу спрятать у тебя. Суда никто не сунется.

Архипыч хмыкнул и недовольно мотнул головой:

– Ты, кажется, Егор, не совсем понимаешь, насколько всё серьёзно. Тёмные как никогда раньше напряглись. Причём, на всех уровнях. Такую волну насчёт пропажи из Рижского Хранилища погнали, что просто караул. И знаешь почему?

– А ну-ка просвети.

– Всё дело в том, что парень твой похитил правую лапу того самого беркута.

– Подожди, не части. Какого ещё беркута?

– А того беркута, – пояснил Архипыч, – с которым Хриплый охотился на людские души.

Не поверив своим ушам, я уточнил:

– Ты имеешь в виду Ваала безжалостного и коварного?

– Его самого, Егор. Его самого. Верного слугу Люцифуга, Первого из Трёх, Кавалера Ордена Мухи, седьмого архидемона, главнокомандующего шестьюдесятью шестью адскими легионами, куратора трёхсторонней комиссии, архитектора нового мирового порядка, духа вероломства, сына тьмы, брата кровной мести, отца…

– Во имя Адонаи, через Гавриила, изыди Ваал! – прерывая бесконечный ряд, дурашливо проорал я.

– Чего ёрничаешь? – нахмурился Архипыч.

– Ёрничаю? Где ерничаю? Ну да ёрничаю. А потому ёрничаю, что не понимаю, с чего панические настроения такие. И к чему клонишь, тоже не понимаю. Подумаешь, Ваал. Подумаешь, лапа какая-то. Все волны гаснут, погаснет и эта. Не я сказал, Экклезиаст. Удивляешь ты меня, Серёга, нынче. Просто очень сильно удивляешь. Вот уж никогда не думал, что в махровые алармисты запишешься.

– Да, япона ж мать, мордулет бразильский, – выругался Архипыч. -Действительно ничего не понимаешь. Ну ничего, я тебе сейчас всё в лучшем виде растолкую. В миг прочувствуешь. И может даже, пропотеешь.

– Не пугай, Серёга, – поморщился я, – пуганные мы. Рассказывай давай.

– Так я ж и рассказываю. Тебе известно, что пропавший жезл тёмной власти венчает другая лапа того самого беркута? Левая.

– Вот теперь известно.

– А известно ли тебе, что на поиск этого чёртова жезла кинуты все силы Тёмных? Ищут официальные, полуофициальные и неофициальные организации, эмиссары разных кланов, родов и семей, предприимчивые одиночки и просто городские сумасшедшие. Кто только не ищет. Слышал об этом?

– Слышал, конечно. Все только об этом и говорят. Ищут пожарные, ищет милиция, ищут правители и оппозиция. Ищут давно, но не могут найти. А ведь без жезла-то, насколько мы знаем, объявивший себя Претёмным вовсе не Претёмный никакой. Без жезла Претёмный – чёрт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин. Просто возьми, да и вышвырни в окошко. Так что нужен им жезл. Позарез нужен для обозначения легитимности. Но не могут найти. Не могут, хоть ты тресни.

– Вот-вот, – не обращая никакого внимания на мой откровенно глумливый тон, подтвердил Архипыч, – не могут. Но хотят. Очень сильно хотят. Вот, Егор, и прикинь. Сложи в умишке своём все эти факты. Сложи два и два. Только без этих твоих шуток с подоплёкой. А то четыре не выйдет.

– А чего здесь складывать? Здесь, пожалуй… – И тут до меня стало потихоньку доходить. – Подожди-подожди, ты хочешь сказать… Ритуал поиска подобного подобным? Обряд магического притягивания? "Брат, ступай ищи брата"? Ты, Серёга, про эти чернокнижные дела?

– А про что же ещё? С помощью правой лапы без особого труда можно отыскать левую. А раз она есть неотъемлемая часть жезла, то и…

– Сам жезл.

– О чём и толкую.

– Ой, мать моя змея, роди меня обратно! – воскликнул я, мысленно взглянув на ситуацию с высоты птичьего полёта.

– И теперь, Егор, – криво ухмыльнулся Архипыч, – назови хотя бы одну причину, по которой я должен забыть про служебный долг, взять на постой преступника и тем самым ввязаться во всё это дерьмо.

– Ну если моей просьбы тебе мало…

– Представь себе, мало. Одно дело, если бы ты сам в беду попал, другое… Ну ты понимаешь.

Я недовольно покачал головой:

– Вот, значит, оно как. Долгие годы шли в одной упряжке, а теперь общая телега стала слишком для тебя тяжела? Ну, хорошо. Бывает. Тогда так. – В поисках убойного довода я стал быстро-быстро соображать и нашёлся практически сразу. – Слушай расклад. Пока этот парень будет у тебя на глазах, всё будет под твоим контролем. Ты, Серёга, сможешь полностью отслеживать ситуацию. Подумай, он же приманка. Рано или поздно, кинутый им клиент дорожку сюда отыщет, будет кружить где-то рядом, тут ты его и зачехлишь. И дёрнешь клубок за веревочку. Потом сдашь вражину своим, отрапортуешь про тайную супер-пупер спецоперацию, и на белом коне во всём белом… Только прикинь, какая красота.

Поклясться могу, что моему коварному словоблудию в ту минут позавидовал бы сам Змей Искуситель.

– А что с этим твоим Шабатаем в таком случае будет? – помолчав какое-то время, спросил Архипыч. – Его ведь тоже тогда придётся сдать.

– Придётся, – согласился я.

– Высокий суд, конечно, учтёт факт сотрудничества со следствием, скостит лет пять или даже семь, но не более того.

– Ну и прекрасно.

– Но ты же, как я понял, пообещал его вытащить.

– Я взялся жизнь ему спасти, всё остальное – бонусы. Получится отмазать или побег устроить, хорошо. Нет – нет.

– Так вот, значит?

– Угу.

После этого какое-то время мы молчали. Я, глядя на то, как в кружева берёзовых ветвей вплетаются пряди лунного света, тупо ждал решения, а молотобоец напряжённо просчитывал варианты. А может, даже уже вчерне план первоочередных мероприятий разрабатывал. Причём, комплексный, разумеется, план. Ну, то есть такой план, по ходу выполнения которого будет решаться не одна задача, а целый ряд задач, абсолютного ничем друг с другом не связанных, помимо того, что их можно решить попутно. А ещё такой план, конечно же, всегда учитывает расстановку сил Тёмных и Светлых. А ещё – текущую оперативную обстановку. А ещё – наличие у разных подразделений Поста тех самых собственных интересов, из-за которых начинается внутрикорпоративная конкуренция. А ещё… Короче, много чего толковый комплексный план ещё должен учитывать, всего не вспомнишь. Да мне это и не надо.

Прошло минут семь-восемь, наверное, прежде чем молотобоец тряхнул головой, утвердившись в какой-то своей мысли, и объявил:

– Ладно, чёрт с тобой, Егор, веди своего парня. Беру я его на постой.

– Вот это верно, – сказал я, вставая. – Если не мы, то кто мы? Да, Серёга?

Потом всё пошло живо и без проволочек. Я сходил на улицу, привёл в силу обстоятельств и позднего времени пребывающего в заторможенном состоянии Шабетая и представил его молотобойцу. А молотобойца соответственно – Шабетаю. Чтоб приступа сердечного чего доброго у последнего не случилось, о том, кем является на самом деле хозяин, я, конечно же, деликатно умолчал. Просто сказал: это мой давнишний приятель, прошу любить и жаловать.

Покончив с официальными церемониями, я напомнил караиму, что нужно каким-то образом вывести заведующую детским садом из морока. Ибо не фиг всякий магический мусор в чужих душах и мозгах оставлять. Возражать Шабетай не стал, предложению снять заклятие посредством телефонного звонка обрадовался и сходу проговорил на диктофон моего сотового нужные слова. А потом шепнул мне на ушко, что оставил пакет с деньгами под водительским сиденьем. Я в ответ шепнул, что деньги беру, но только на ответственное хранение. Сразу после этого стали прощаться. Архипыч, правда, зазывал остаться до утра, но я отказался. Настаивать молотобоец не стал и пошёл провожать меня до ворот. По дороге выразил озабоченность здоровьем Шабетая:

– Что-то, Егор, хилый он у тебя какой-то. Дохает постоянно. Похоже, основательно простыл.

– Немудрено, – сказал я. – Посиди-ка три дня в холоде да сырости. Любой сломался бы. Хочешь, свой бальзам фирменный оставлю, есть с собой немного. Намажешь чудика, подлечишь.

– Уж как-нибудь своими средствами обойдусь. Народными. А не помогут, тогда сам знаешь какими.

– Ну как хочешь, моё дело предложить.

Дальше до самых ворот мы шли молча, а там я не выдержал и всё-таки поинтересовался, почему он так пышно нынче прикинут. Архипыч попытался отшутиться, но я настоял, и он всё же ответил. Однако ответ его потонул в надсадном рёве идущего на посадку самолёта, и я ничего не услышал. Переспрашивать не стал (знать не судьба), махнул прощально рукой, потом приложил её ладошкой к уху – созвонимся, и поспешил к машине.

Едва отъехал, подумал, что с каждым разом становится всё труднее и труднее подбивать Архипыча на героические авантюры. С каждым разом он всё строже, всё инертнее, всё неповоротливее. Как само добро. Добро оно ведь что-то вроде огромной каменной глыбы: трудно, порой невозможно переместить эту глыбу целиком в границы нашей реальности. Зло же напротив – оно, словно вода, само легко просачивается через всевозможные трещины, дырочки и щели. Не успеешь глазом моргнуть, а оно уже здесь. Это, конечно, не означает, что у добра нет никаких шансов, вовсе нет. Есть у него шансы. Пусть глыба, пусть каменная, но ведь её можно расколоть, можно протащить в реальность кусками. Или даже, если хорошенько постараться, – в песок искрошить. Вот ровно этим-то мы, ответственные воины света, и должны день и ночь заниматься. Должны, даже обязаны, не жалея времени и сил, дробить, дробить и дробить субстанцию добра. А для этого сами обязаны быть гибкими и уж точно не считать добро чем-то таким, чего ни в коем случае руками трогать нельзя. Архипыч же, протокольная душа, похоже, это перестал понимать. Формалистом стал. Буквоедом. Обидно однако.

Вот так вот рассуждая о всяком таком, катил я, катил и катил по ночному шоссе, по этому вечному источнику необъяснимой тоски и тревоги, и где-то на четырнадцатом километре вдруг заметил, что мысли стали путаться, петлять и завязываться в замысловатые морские узлы, а вскоре меня и вовсе потянуло в сон. Да так сильно потянуло, что я, дабы не улететь со всего маху в кювет, сбавил скорость, прижал тачку к обочине и вышел размяться.

А вокруг – красотища. Справа от трассы, что словно жизнь земная выползает из темноты и вновь уползает в темноту, тянется глухая стена леса. Слева распласталось кочковатое поле, заросшее у кювета молодыми деревцами. У самого горизонта, на краю повеянного ветром простора виднеется несколько тусклых огоньков. Похоже, деревенька там небольшая. Чуть ближе к трассе, однако дальше по курсу – причудливо изогнутая лиственница на вершине живописного холма. Не лиственница -иероглиф. Будто мастер на бледном холсте, не отрывая кисти, ра-а-аз. Словом, во истину красотища. Мрачноватая, суровая, но красотища.

Хорошо-то как, подумал я моментально прояснившимся умом. Раскинул руки, будто крылья, и вдохнул-выдохнул: у-ух, ху-у. И ещё раз полной грудью: у-ух, ху-у. Токи вольного весеннего воздуха перетекали запахами мокрой земли, свежей хвои и щекочущей в горле истомой прелой прошлогодней листвы. Чтоб чего доброго не расплакаться от сопутствующей этим пронзительным запахам сладостной печали, я запрокинул голову – ах, хорошо. Звёзды, холодные и прекрасные, глядели на меня сверху вниз с обычным равнодушием, если не с презрением. Сразу вспомнилось чьё-то: "Звёзды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле". Саму-то фразу я вспомнил, а вот кому принадлежит, вспомнить не смог. Однако ничуть этим не смутился и вступил в мысленную полемику с автором: ох, не прав же ты, хороший мой человек, ох, как же ты не прав. Даже по факту не прав – многие звёзды, чей свет всё ещё летит к нам, уже давным-давно сгинули во вселенском небытии. А уж по сути… Я вас умоляю. Подобная уничижительная патетика здесь крайне неуместна. Ну кому все эти звёзды будут нужны, когда нас с вами не станет? Да никому они не будут нужны. А кто про них песни споёт и расскажет стихи? Никто не споёт, никто не расскажет. А кто любоваться будет их холодной красотой? А кто, в конце концов, их звёздами-то будет называть? Никто не будет. Некому будет. Перестанут они быть звёздами, станут просто огромными шарами горящего гелия, водорода и прочего безобразия. Да и про это – вот она наша главная месть – никто не будет знать. Ну и чему тут, скажите, завидовать? Подумаешь, "останутся". Ха-ха. Смешно.

Добравшись до города, домой не поехал, поскольку решил не будить Вуанга. Спит он по-военному чутко, как ни старайся проскользнуть в свою комнату по-тихому, всё равно проснётся, а потом будет реагировать на каждый мой шорох. Мне это надо? Нет, мне этого не надо. Короче, пожалел я воина, проехал мимо платины и порулил через Центральный рынок прямиком в офис. По приезде собрался было устроиться на ночлег в приёмной на диванчике, но прошёл в кабинет, чтоб спрятать деньги Шабетая в сейф и опрокинуть полстаканчика "от нервов", да прям там и уснул в кресле. Вытянул ноги между тумб стола, закрыл глаза на секундочку и всё, готово. Спал как убитый, без сладких снов, зато и без кошмаров, а проснулся только тогда, когда на службу в урочный час прискакала Лера.

Услышав, как она возится в приёмной, я с трудом открыл глаза, глянул на "Командирские" (было уже девять ноль семь), и приказал лежащей на столе шпаге:

– Упади.

Шпага с превеликим удовольствием ожила, послушно покатилась к краю и с грохотом упала на пол. В тот же миг я услышал, как Лера испуганно воскликнула:

– Ой!

После чего затаилась на несколько секунд, а затем решительным шагом приблизилась к двери, постучала, как мне показалось, ногой и громко спросила:

– Шеф, это вы?!

– Заваливай, – крикнул я.

Вышло у меня спросонья не очень, сипло как-то, поэтому прокашлялся и повторил, уже гораздо чётче:

– Заваливай, говорю.

Дверь тут же приоткрылась, и моя храбрая помощница появилась в проёме, держа клавиатурную доску в готовности напасть или защититься.

– Расслабься, – сказал я. – Свои.

– Фу-у-у, – выдохнула девушка, опуская своё импровизированное оружие. – Ну вы, шеф меня и перепугали. Чуть сердце не лопнуло. Вы это чего в такую рань заявились?

– Я не в рань, я тут с ночи.

– Это из-за дела Вероники?

– Из-за него тоже. А, вообще-то, звёзды всю ночь рассматривал.

– Звёзды? С чего это вдруг?

Я пожал плечами:

– Да так, просто. Выпала возможность, вот и… Кстати, понимаю теперь, что Земля вовсе не стоит на трёх китах. И киты не покоятся на черепахе. И черепаха не плавает в океане. Враки всё это.

– Да неужели? – одними губами улыбнулась Лера.

– Точно говорю, – пропуская её сарказм мимо ушей, кивнул я. – Наглейшие враки. На самом деле Земля имеет форму перевёрнутой чашки, и сама плавает по океану вверх дном. А над Землёй висит колпак небесного свода. По своду движется солнце, Луна и планеты. Звёзды же неподвижны, они намертво прикреплены к своду и вращаются вместе с ним. Вот оно как всё устроено на самом деле, подруга.