Текст книги "Рыцарь"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Мы сшиблись. Лошади поднялись на дыбы. Я успешно закрылся щитом, Родриго – тоже.

На что это было похоже? Как будто по моему щиту (и соответственно, по левой руке) со всей дури вмазали двухсоткилограммовым молотом. Вот на что это было похоже.

Я сумел удержаться в седле. Вернее, удержался сьер Андрэ. Леонид Маляров несомненно сверзился бы на песок.

Мы разъехались. Остановились. Развернули лошадей. Отсалютовали друг другу копьями.

Милое развлеченьице, ничего не скажешь. Тебя тут или проткнут, или сам себе позвоночник сломаешь.

Мы тронули лошадей с места.

Быстрее... Еще быстрее... Удар!!!

Вас никогда не вышибали из седла? Нет? О, это преудивительнейшее ощущение! Обязательно попробуйте. Не пожалеете.

Скрежет, страшнейший удар в левую руку. Несколько секунд свободного парения, когда ты еще не знаешь: тебе не больно потому, что все в порядке, или ты уже умер. Мошонка сжимается и норовит втянуться внутрь. Мочевой пузырь интересуется: эй, приятель, как насчет опорожниться? Не выбивали?.. Ну, вам повезло.

А под занавес – оглушающий удар о землю.

Я вырубился, видимо, секунд на пять. Только чуток оклемался, приподнял голову – и увидел прямо перед своим носом острие меча. Сам дон Родриго, стоявший надо мной, тяжело дышал. Волосы у него на лбу слиплись от пота.

– Дон, вы проиграли.

Выделывать те финты, которые успешно прошли с Гийомом, я не стал. Продолжать поединок я сейчас был не в состоянии. Я и говорить-то мог с большим трудом. Поэтому я просто закрыл и снова открыл глаза.

– Дон... Или как вас там... Сьер северянин, – настойчиво продолжал гнуть свое рыцарь Родриго, – признаете ли вы себя побежденным?

Я понял, что он не отцепится, и пробормотал:

– Ну, допустим... Дальше что?

– Отлично! – обрадовался Родриго. – Признаете ли вы, что виконтесса Антуанетта де Косэ – самая прекраснейшая, восхитительнейшая и наицеломудреннейшая женщина в Лангедоке, Аквитании, Арагоне, Франции, Италии и всех прочих странах?

– О'кей, – сказал я. – Виконтесса Антуанетта – самая прекрасная женщина во всем мире. Супермодель.

Лицо рыцаря Родриго озарила новая улыбка. Зубы у него были крупные, белые. Хоть в рекламе «Колгейта» показывай.

Счастливый Родриго де Эро вложил, не глядя, меч в ножны.

А затем протянул мне руку и помог встать на ноги. Весело хлопнул по плечу:

– Вы отлично управляетесь со щитом! Я-то полагал, что своим фамильным ударом вышибу вас еще с первого раза, однако вы как-то ловко повернули щит.

...Ну а когда не удалось победить ловкостью, пришлось использовать силу... А мой-то конь всяко посвежее вашего будет! – Тут Родриго добродушно рассмеялся. – Поздравляю!.. Вы доставили мне поистине огромное удовольствие этим поединком! Не хотите ли теперь заглянуть ко мне? Разопьем бочонок вина, побеседуем... А?..

И указал на тот самый замок, который возвышался на другой стороне реки.

Не зная, как правильно ответить, я судорожно стал вспоминать исторические фильмы.

– Эээ... Почту за честь.

Рыцарь Родриго рассмеялся и опять хлопнул меня по левому (ушибленному!) плечу.

* * *

Родриго де Эро был франком только наполовину. Мать у него была из Каталонии. Испанка.

Молодость дона Родриго также прошла в Испании. Это чувствовалось – в разговоре Родриго периодически вставлял экспрессивные испанские словечки, смысл которых оставался для меня загадочен. Восемь лет назад родриговский папаша, сьер Бернард, отправился, как и положено всякому уважающему себя рыцарю, воевать за Гроб Господень. А сына оставил управлять поместьем. Из Крестового похода Бернард не вернулся. Впрочем, Родриго по этому поводу не особенно сокрушался. Напротив, он даже завидовал своему отцу. И собирался лет через десять пойти по его стопам. То есть – уплыть в Палестину. Но перед этим обязательно обзавестись женушкой и двумя-тремя наследниками.

– А Антуанетта де Косэ... это ваша невеста? – осторожно поинтересовался я.

– О нет, ну что вы! – ухмыльнулся Родриго. – Избави Боже! Донна Антуанетта – это жена моего соседа Рауля де Косэ. Между нами говоря, порядочная стерва. Но весьма недурна собой. Но, видите ли, никакой другой более-менее подходящей дамы сердца у меня сейчас нет. Однако нельзя же начинать поединок просто так, не имея в запасе даже дамы сердца, ради славы которой должен происходить всякий поединок! А назвать госпожу виконтессу своей дамой сердца – это прекрасный способ позлить Рауля. Виконт чрезвычайно ревнив.

– А он не придет к вам разбираться?

– Так приходил уже! Тогда, помню, мы с ним славно сразились... Человек по тридцать с обеих сторон полегло.

– И кто победил?

– Формально я, но, если судить по чести, у нас с ним случилась ничья. Понимаете ли, дон Андрэ, прослышав о нашей войне, на замок Рауля напали разбойники под предводительством Луи из Каора. Не слыхали о таком? Нет?.. Заявляет о себе, что, мол, благородной крови, а по сути – человек без чести и совести. Настоящий бандит, рутьер. Прослышав об этом коварном нападении, эн Рауль попросил меня отложить нашу с ним войну на некоторое время. Я, само собой, согласился и даже любезно предложил эн Раулю свою посильную помощь. Он, как добрый сосед, не мог отказать мне в таком удовольствии. Вдвоем с ним мы быстро разогнали этих рутьеров. Попировали в раулевском замке и на том разошлись. Только с тех пор уже почти год прошел, а я смотрю – что-то не торопится эн Рауль возобновлять наш отложенный спор. Поэтому я и подумал, что надо бы как-нибудь напомнить ему о его давешнем обещании.

Какой, однако, воинственный испанец мне попался...

– А вам обязательно с ним воевать?

Дон Родриго удивленно уставился на меня:

– А что же еще делать?

– Ну, не знаю... Можно мирно ездить друг к другу в гости...

– Так мы уже почти целый год мирно живем! Целый год!!! Знаете, как за это время мне все эти трубадурские празднества надоели?! Знаете?! Не поверите – видеть уже этих рифмоплетов не могу, хотя и сам, прости Господи, время от времени стихами балуюсь. Ну разве это жизнь? А ведь душе хочется чего-то большого, настоящего, светлого, такого, чтоб кровь в жилах кипела! А войны все нет...

– Кстати, сьер Родриго, я ведь в этих землях недавно. Не расскажете, что здесь интересного случилось в последнее время?

Родриго охотно напичкал меня новостями. Такой-то барон пошел войной на такого-то барона. Такой-то дворянин женился на такой-то дворянке, которая оказалась не дворянкой, а купеческой дочкой, и по этому поводу дворянин с ней развелся. Виконт Безьерский помирился с графом Тулузским. Граф Тулузский готовится отмечать годовщину свадьбы со своей четвертой женой Иоанной.

Я слушал его и поглядывал по сторонам. Перейдя через брод, наши кони неторопливо рысили к замку. Лес расступился, стали видны луга и холмы с разбросанными там и сям домиками и деревушками.

Замок стоял на самом высоком холме. Был он сложен из светло-серого камня, имел большую центральную башню и сбоку оной – высокую прямоугольную пристройку, являвшуюся, по сути, обыкновенным четырехэтажным домом с соломенной крышей. Пристройку и центральную башню окружали мощные стены, заканчивавшиеся сверху покатыми деревянными навесами. По углам стен располагались еще четыре башни, поменьше. Были эти башни толстыми, гладкими, незыблемыми и прямо-таки лучились чувством своей значимости.

Вокруг холма наличествовал ров, с обеих сторон окруженный высоким деревянным забором. Через ров был перекинут сложенный из бревен мосточек, который, впрочем, в случае нужды можно было бы легко скинуть вниз. За мостом располагались ворота, распахнувшиеся при нашем приближении. Не сами собой, естественно. На воротах дежурили двое. Не слишком воинственного вида.

Дон Родриго кивнул своим людям, придержал коня, спросил одного из мужичков:

– Как дочка?

– Получше уже, – ответил мужик, почесав затылок, – оправляется потихоньку, ваша милость. Иногда даже и не бормочет уже, а говорит почти как прежде.

Родриго кивнул:

– Это хорошо. Ну, с Богом, Пьер.

– Да благословит вас Господь, сеньор Родриго!

Мы миновали ворота и поехали к замку.

– У этого Пьера дочка в лесу заблудилась, – объяснил мне Родриго. – Искали ее, искали – нету. Думали уж было, что какой-нибудь бродяга снасильничал ее и убил и в землю закопал, чтоб не нашли. Взяли тут даже двоих по подозрению. А потом нашлась эта девочка. На третий день уже, в самой чащобе. Забралась на дерево от волков и сидит там, плачет. А когда сняли ее с ветки, оказалось, что говорить она разучилась. Мычит что-то, а говорить не может. Один... один добрый христианин сказал, что это с ней от страха такое случилось и что со временем пройдет. Так вот и вышло. Все по словам его, как всегда.

– Почему «как всегда»? – спросил я.

– Потому что он святой, – просто ответил Родриго.

* * *

За замковыми воротами было сумрачно. С внутренней стороны к стенам примыкали различные пристройки – все точно так же, как в Эжльском монастыре.

По внутреннему двору сновали женщины, слуги и собаки. Слева, под навесом, мирно жевали сено лошади. Наличествовало также несколько солдат, одетых так же, как угрюмый светловолосый здоровяк, сопровождавший Родриго. Вооружены солдатики были серьезно. Алебардами.

При нашем появлении люди, находившиеся во дворе, оживились. Мы соскочили на землю. Конюхи приняли у нас лошадей. Тибо отправился с ними, а дон Родриго повел меня в центральную башню. Откуда-то всплыло название: донжон.

Через небольшую, обитую железом дубовую дверь мы проникли внутрь. На первом этаже окон не было. Вообще. На втором они были, но в очень небольшом количестве и больше походили на щели, чем на окна. На третьем этаже располагался обеденный зал – просторное полутемное помещение с двумя монументальными столами.

Дон Родриго приказал подать обед.

В потрясающе короткое время перед нами возникли два кувшина вина и два кувшина эля, связка колбас, большой каравай пшеничного хлеба в окружении нескольких булочек с румяной поджаристой корочкой, лук, петрушка и чеснок, кубышка с соленой капустой, кубышка с грибами, на которую я сразу же положил глаз, сыр, по виду больше напоминавший творог, жирное свежее масло в небольшой деревянной миске и большая вяленая рыба. Чуть попозже появилось блюдо с изюмом, оливки, кубышка с медом, по краю которой ползала оса, большой круглый пряник с повидлом и непонятные бесформенные штуки, к которым я поначалу отнесся с большой опаской. На вкус же это оказались самые обычные пирожные.

И это была только закуска. Настоящий обед ждал нас впереди. Когда испекутся поросята. К поросятине обещали пирог со сливками и вишнями.

Следует упомянуть, что, прежде чем приступить к трапезе, дон Родриго сложил руки перед грудью и вдохновенно помолился. Не желая выглядеть белой вороной, я принял такую же позу и постарался запомнить слова. Пригодится.

Отдав должное и красному и белому вину, мы с доном Родриго отправились на экскурсию по замку. Дону Родриго было что показать. Начали с гобеленов, вышитых еще его матушкой. Побывали в оружейной. Опробовали все, начиная от кривой дамасской сабли и кончая старым копьем, с коим была связана какая-то легендарная история, уходившая еще ко временам Карла Великого. Потом мы отправились на псарню, где дон Родриго долго возился с щенками, показывал мне то одного, то другого. «Посмотрите на этого, Андрэ... посмотрите на этого... а этот-то каков!..»

Когда же наступил вечер, слуги принесли еще свечей, а мы со сьером... да какой он «сьер»!.. дон, натуральный испанский дон!.. с доном Родриго решили продолжить застолье. Теперь уже не вдвоем: к нам присоединилась целая прорва народу.

Здоровый усатый дядька уселся слева от хозяина замка («рек-к-комендую вам, Андрэ: Рожер. З-заведует моими орлами... Р-рожер, эт-то дон Андрэ. Ис-стинный рыцарь...»), светловолосый великан, так и оставшийся безымянным, разместился рядом со мной. Подальше – еще с полдюжины мужчин «благородного» звания. Во время войны – десятники и полусотники родриговского воинства. Затем – две симпатичные особы женского пола и, наконец, замковый управляющий, месье Гумберт.

Повеселились изрядно. Даже песни попели. Одна из дам бойко бренчала на мандолине.

Сначала всякую лирику, потом дон Родриго попросил даму спеть что-нибудь испанское. Дама просьбе вняла, а дон Родриго пришел в сильнейшее возбуждение, постукивал ногой по полу, топорщил усы, вращал глазами и воинственно сжимал в руке нож. Слушая эти романсы, я вдруг обнаружил, что более-менее понимаю, о чем речь. Ага, значит, мой «предшественник» немного знал испанский язык.

Когда песни закончились, мы некоторое время посидели все вместе. Потом все потихоньку начали расползаться кто куда – время-то было уже позднее. Мы с Родриго опять остались вдвоем. Распили еще один кувшинчик золотистого. И разговорились за жизнь. Я поведал дону Родриго, что был в Палестине. Дон Родриго оживился: а не встречали ли вы там эн Бернарда, моего родителя? Тогда я поведал хозяину и о своей «беде»: мол, ничего я не помню. Потому как зловредный Гийом де Бош два дня назад огрел меня по голове палицей и вышиб все славные воспоминания. Разочарованию дона Родриго не было предела. «Неужели вы совсем ничего не помните?»

«Нет, ну кое-что я, конечно, помню. Но вот с именами, датами и событиями – полная беда...» Для выяснения всех обстоятельств решили позвать моего слугу. Тибо меж тем уже спал и видел десятый сон. Его растолкали и доставили к нам, а уж мы учинили толстяку допрос с пристрастием: а не пересекался ли я, случаем, семь лет назад в Палестине с бароном Бернардом де Эро? Тибо отчаянно зевал и честно пытался вспомнить. «Кажись, нет...» – пробормотал наконец мой оруженосец, и ему позволили уйти.

Да и мы тоже пошли спать. Денек выдался... утомительный.

Глава пятая

Я проснулся от того, что кто-то осторожно тронул меня за плечо. Тибо.

– Доброе утро, господин Андрэ. Там барон за стол садиться собирается. Вас зовет.

Я зевнул и с большим неудовольствием начал натягивать сапоги:

– Где тут умыться можно?

Но Тибо уже свалил куда-то.

Я походил по комнате. Сделал гимнастику. Отжавшись сто раз, встал. Отдышки не было. Вот это бык! И никакого похмелья.

Я улыбнулся. Пусть вокруг чужой мир и чужое время, но с таким организмом можно решиться на многое... Потом я заметил на стене бронзовый круг, начищенный до зеркального блеска. Зеркало.

М-да. А на что я, собственно, рассчитывал? Увидеть славянский фас Лени Малярова?

Тем не менее я опечалился. Нет, сьер Андрэ был далеко не урод. И лицо у него вполне приличное. Мужественное. И уже отчасти знакомое, поскольку я уже любовался на него в трактире. Но тогда я не знал, что это чужое лицо.

Пришел Тибо, принес ведро с холодной водой и кувшинчик с горячей. Я умылся, потом, как всякий культурный человек, почистил зубы. Содой. Тибо тем временем извлек из сумки устрашающего вида бритву.

– Не желаете побриться, ваша милость?

* * *

Завтракали мы с Родриго куда скромнее, чем ужинали.

– А вот скажите, дон Андрэ, – обратился ко мне Родриго, отодвигая в сторону пустую миску и наливая себе в кружку кваса. – Какова цель вашего вояжа?

Сказать ему про буллу и благочестивое рвение, которое подвигло сьера Андрэ к поездке в графство Тулузское?.. Нет, не стоит. Я не такой пробитый Дон Кихот, каким был мой «предшественник». В Тулузу я не поеду и вызывать Тулузского графа на поединок уж точно не буду. А раз так – то и говорить об этом нечего.

– Да так... Странствую.

– Вы ведь с востока едете?

– Ага. Из Марселя.

– А в Арле были?

Я кивнул:

– На турнире. Не слишком удачно. Копья лишился, и щит повредил.

– У меня в замке есть кузня. Щит можно починить... Расскажите мне о турнире.

– Турнир как турнир, – я пожал плечами. – Наверное. Сам-то я ничего не помню.

– Ах да. – Родриго вздохнул. – Забыл. Кстати, неподалеку от моего замка живет один святой. Чудотворец и целитель. Хотите – к нему поедем?

Хочется, конечно, посмотреть на святого. Занятно. Но боязно. Если этот святой чудотворец просечет, кто я есть? И скажет Родриго. Или начнет в срочном порядке изгонять из сьера Андрэ беса?

Вчера я выяснил у Родриго, что нынче двенадцатый век от Рождества Христова. Следовательно, политический климат для «бесноватых» не очень подходящий.

Поэтому я покачал головой:

– Думаю, со временем это пройдет само собой. Кое-какие воспоминания уже вернулись.

– Ну, как знаете...

Мы еще немного потрепались о том о сем, после чего Родриго занялся хозяйственными делами, а я отправился бродить по замку. Обнаружил какого-то прохвоста, который вытащил пробку и сосал, что называется, «из горла» бочки. Увидев меня, поганец страшно перепугался и едва не захлебнулся.

– Бочку закрой.

– Чево, ваша милость?.. Кхе-кхе-кхе...

– Бочку заткни, дубина!

– Ага, ваша милость... Сейчас мы это... Кхе-кхе...

Во дворе я нашел бездельничающего Тибо.

– Бери-ка щит и живо в кузницу! – приказал я ему, а сам поднялся на замковую стену. В надвратной башне солдаты увлеченно играли в кости.

А местность вокруг замка живописная, как на картинке. Тепло. Клевером пахнет. В покинутом мною Петербурге была как раз середина февраля...

* * *

Я благодушествовал на стене минут пятнадцать, когда заметил трех всадников, скачущих со стороны реки. Добравшись до первых ворот (которые никто перед ними открывать, естественно, не стал), всадники о чем-то начали базарить с привратниками. Хотя все трое были вооружены, никакой угрозы в их жестах не ощущалось. Ощущалось другое: ребята явно торопятся. Кто это? Люди Родриго, спешащие доложить об успешном выполнении какого-то задания? Местные почтальоны? Непонятно...

Между тем один из мужиков, стоявших у нижних ворот, сорвался и побежал в замок – доложиться. Я выглянул во внутренний двор, поискал глазами дона Родриго... Ага, вот и он!

Я спустился со стены – интересно, что случилось?

Привратник, тот самый, у которого дочка потерялась в лесу, бросился к своему господину.

– Сеньор!.. – выдохнул он. – Там Рауль де Косэ!

– Рауль? – недоверчиво переспросил дон Родриго.

Пьер сглотнул, переводя дух, потом согласно кивнул:

– Рауль.

Я напряг память: тот самый сосед, чью жену испанец выбрал в качестве дамы сердца. Соперник-союзник.

Недоверчивое выражение покинуло физиономию дона, а на смену ему явилось всегдашнее энергичное оживление.

– Наконец-то!.. Много с ним людей?!.. Отвечай, дурак! Чего молчишь?! Ну?!

– Двое.

На лице Родриго отразилось сильнейшее разочарование.

– Двое?! Всего двое?

– Да, господин. Сказали – говорить с вами хотят.

Родриго вздохнул. Помолчал. Подумал:

– Беги к Раулю. Откройте нижние ворота...

Когда Пьер убежал, Родриго пробормотал себе под нос:

– Посмотрим... Может, – тут в голосе испанца проскользнула слабенькая надежда, – он о месте для сражения приехал уговориться?

Через минуту во двор въехали те трое, которых я видел со стены. Дон Родриго помахал рукой, привлекая к себе внимание.

Виконт Рауль де Косэ оказался приземистым, широким в кости мужчиной лет сорока пяти. Одет в кольчугу, а поверх оной – красивый черный жилет со вшитыми в него металлическими кольцами. Кольчужный капюшон закрывал голову Рауля, оставляя открытым только лицо. Из-под капюшона выбилась наружу прядь светлых волос. Шлем и щит приторочены к седлу.

– Здравствуйте, Рауль! – жизнерадостно приветствовал его испанец. – Как здоровье госпожи Антуанетты? Здоровы ли дети?

– С ними все в порядке, – буркнул виконт.

– Вы знаете, что я всегда рад видеть вас, виконт. Однако чему я обязан чести лицезреть вас именно сегодня?

– Родриго, – оборвал Рауль этот возвышенный тон, – ты слышал про новую папскую буллу?

Испанец кивнул:

– Да, о чем-то таком болтали мы тут на днях с одним проезжим...

– Роберт де Вигуэ тоже про нее слышал.

– Ну и что?

– Он осадил Эгиллем.

– Что – снова?!!

Рауль кивнул. От избытка чувств Родриго скрипнул зубами и с силой хлопнул кулаком по открытой ладони.

– Вот подлец! И это после того, как они с Бернардом на Евангелии поклялись друг другу в вечном мире!

– Какое теперь это имеет значение? – спросил Рауль. – В булле что сказано? «Католики освобождаются от всех обязательств перед аженойцами и прочими еретиками». А то, как Бернард относится к патаренам, всем известно. В его замке они живут как у себя дома.

– А Роберт что – решил изобразить из себя истинного католика?

– Похоже, что так.

– Мерзавец! Да Иуда Искариот больший католик, чем он!.. И это после того, как он дал слово чести!

– Родриго, я тебе повторяю – в булле черным по белому написано: «освобождаются от всех обязательств». От всех, понимаешь?

– От слова чести дворянина может освободить только Господь Бог. Ни один человек – ни сеньор, ни священник, ни король – этого сделать не может.

– Ты это Папе Римскому скажи. И Роберту.

Эти слова слегка остудили вспыльчивого Родриго и перевели его мысли из сфер рыцарской этики в область сугубо практическую.

– У Роберта много людей?

– Тридцать всадников и полторы сотни пехоты – это его собственные. Копий двадцать наемников из Пуатье. И еще не знаю, сколько всякого сброда.

– Ты что же, собираешься отправиться на помощь Бернарду? – с некоторым недоверием произнес Родриго.

– Да, мы с ним никогда не ладили, – признался Рауль. – Но я ненавижу наемников. Еще с тех пор ненавижу, как англичане сюда брабантцев притащили. И к тому же, говорят, наш с тобой общий знакомый Луи тоже около Роберта сейчас ошивается. Дерьмо к дерьму липнет... Я решил: надо помочь Бернарду.

Родриго кивнул, признавая весомость Раулевых аргументов.

– Поедешь со мной?

– Конечно!

– Вот и я так подумал. Ты когда будешь готов?

– Завтра утром. Пока я пошлю к Ангулему. Пока он соберет людей. И придет сюда...

– Знаю я эти утренние выступления, – проворчал Рауль. – Собираешься выезжать с петухами, да пока соберешься – уже и полдень. Может, вечером выступишь?

Родриго вскинул подбородок, прищурился:

– Дон Рауль де Косэ, вы, кажется, хотите дать МНЕ совет, как и когда МНЕ вести на войну МОИХ людей?

Рауль вздохнул.

– Когда Бернард отправил ко мне своего человека с посланием, головорезы Роберта уже подходили к городу. Это было вчера. Сейчас они наверняка захватили город и осадили Эгиллемский замок. Если мы отправимся завтра, то под Эгиллемом будем только еще через полтора суток. Ты уверен, что Бернард продержится все это время? Я – нет.

– Да, я понимаю, – кивнул Родриго. – Но мы ничем не сможем помочь Бернарду, если прибудем в Эгиллем усталые, на взмыленных лошадях, много мы не навоюем. Завтра утром. Где мы соединимся?

– Дорога на Эгиллем проходит мимо моего замка. Когда будешь рядом – пошли ко мне человека.

– Договорились. Буду в четыре пополудни.

– Идет. Если в пять тебя не будет, я пойду один.

– Не смеши меня! – воскликнул Родриго. – У тебя людей в три раза меньше, чем у Роберта. Это чистое самоубийство.

– Так пусть это будет вам упреком, барон Родриго.

– Раздери тебя дьявол, Рауль!!!

Рауль развернул лошадь:

– Счастливо оставаться, сосед! Завтра в четыре часа!.. Смотри, не опоздай!

Сопровождаемый своими людьми, виконт выехал из замка. Несколько секунд Родриго свирепо глядел ему вслед, потом скомандовал:

– ...Франц, бери коня и езжай к Ангулему. Скажи, чтобы до заката он был здесь со всеми своими людьми... Жан, сгоняй в Марионэ... Да, я знаю, что ты там не был. Узнаешь у старосты, где кто квартирует... Так, теперь насчет жратвы и обозов... Черт побери, где Гумберт? Когда он мне нужен, никогда его поблизости нету!

– Он вроде б наверху, сеньор, – сказал Жан. – Я видел, как он в дверь входил.

Пробормотав ругательство, Родриго развернулся, собираясь направиться в дом, и едва не столкнулся со мной. Остановился.

– Вы слышали, что говорил Рауль, не так ли?

Я кивнул:

– Слышал.

– Просить вас поехать со мной я не могу – мы с вами друг другу ничем не обязаны. Это наши местные свары. Но с другой стороны, я буду рад, если вы к нам присоединитесь.

– Ммм... Я с удовольствием поеду с вами.

– Отлично! Я так и знал, что вас обрадует эта новость. Готовьтесь! Мы выедем завтра утром, с рассветом.

Сообщив мне эту «радостную» новость, Родриго направился к донжону.

Естественно, никакого удовольствия я не испытывал. Встревать в чужую войну мне совершенно не улыбалось. Но отказаться я тоже не мог. По здешним понятиям, в лучшем случае сочтут просто невеждой. А то и трусом.

Но какие бы чувства я ни испытывал к предстоящему нам «славному делу», следовало позаботиться о собственном вооружении. Поэтому я решил проконтролировать, как продвигается починка щита.

Починка щита продвигалась. Тибо за этим присматривал. Собственно, она уже подходила к концу. Ремень заменили, щит покрыли новой кожей. Кузнец как раз крепил ее заклепками.

– Готово, – наконец сообщил он нам. Мы вышли из кузницы.

– Раскрасить бы надо, – сообщил мне Тибо. – Только это в городе. Здесь мастеров нет.

– Добудь где-нибудь краску, и я сам его раскрашу.

– Как скажете, господин Андрэ... А чего они тут все суетятся, не знаете?

– Так ведь война намечается.

– Война?

– Ага. Ну, не совсем здесь, а в каком-то Эгиллеме. И мы с тобой на нее поедем.

– Господи Боже!.. Что, опять на войну?!..

– Хватит ныть! Да, опять на войну. Пойди краску поищи.

Тибо краску нашел. Где-то в подсобке замка.

Красок было целых две: черная и белая. Черная немногим по виду и по качеству отличалась от смолы. Белая была больше всего похожа на известь.

Может, это и была известь.

Я соорудил из палочки, толстой нитки и тряпичных лоскутков две кисточки и резво взялся за раскрашивание щита. Благо образец у меня был – остатки старого изрубленного слоя.

Тибо повертелся рядом, посмотрел на мои старания.

– А ловко у вас выходит, господин Андрэ. Я и не знал раньше, что вы к рисованию способны.

– Четыре года ДХШ.

– Чего четыре года?..

– В далеком детстве, говорю, меня учили рисованию. Впрочем, это было так... мимолетно... Ты, наверное, и не помнишь.

– Не помню, – честно признался Тибо.

Уродливая зверюга со змеиным хвостом получилась что надо. Я даже пожалел, что нет ярко-красной краски – для глаз.

– Здорово, – одобрил Тибо, когда я поставил щит у стены и отошел на несколько шагов, чтобы полюбоваться на свое творение.

– А ты думал... Пока его не трогай. Пусть высохнет.

– Угу. Дайте-ка мне свой меч, ваша милость, подточить надо.

Этим вечером мы не пьянствовали и не обжирались. Та девица, которая играла вчера на мандолине, взяла этот инструмент и сегодня. В преддверии военной кампании она порадовала нас несколькими героическими песнями. Одна была особенно длинной и занудной – про какого-то Роланда, который долго дудел в свой боевой рог, а когда это ему не помогло, разрубил рог на две части и умер.

Зато народу за ужином было значительно больше, чем вчера. Прибыл Ангулем со своими ребятами. Как я понял, он был вассалом барона и держал от него какие-то земли на юге.

Спать легли пораньше – побудка планировалась еще до петухов.

Не знаю, что там вешал Рауль насчет медленных сборов, но выехали мы из замка с рассветом, как и собирались.

Исторические фильмы про рыцарей, которые стройными рядами едут на войну, – полная лажа. Предполагаю, что строем рыцари скачут только в двух случаях: на параде и собственно во время конной атаки. Во всех остальных случаях они ездят так, как хотят.

Нет, какой-то порядок в нашем воинстве имелся. Именно – какой-то. Состоял он в том, что впереди ехали всадники, за ними брела пехота, а за пехотой грохотали обозы. За обозами никто не шел – от них поднималась такая пылища, что издалека, наверное, должно было казаться – на дороге что-то горит.

До полудня мы успели миновать три деревушки и один придорожный трактир, рядом с которым Родриго остановил своего коня и лично проследил за тем, чтобы никто из солдат не забежал в дом пропустить пару кружечек на посошок.

Вскоре после полудня Родриго отправил вперед одного из своих людей – предупредить Рауля о нашем приближении. Кажется, на место сбора мы прибыли несколько раньше оговоренного срока. Во всяком случае, на развилке, где была дорога к замку Рауля, мы прождали виконта около получаса, не дождались и потихоньку двинулись дальше. Только тронулись с места – а вот и Рауль де Косэ собственной персоной выезжает из облака пыли, мигом образовавшегося за нашими обозами. Кашляет, матерится.

– Небось у женушки подзадержался, – хмыкнул один из родриговских рыцарей, стоявших рядом со мной.

– У такой женушки подзадержаться под бочком – святое дело, – отозвался другой.

Впрочем, шутки тотчас смолкли, когда Рауль подъехал ближе.

– Опаздываете, виконт, – поддел Родриго соседа.

Порядок следования утрясали минут двадцать. В итоге рыцари Родриго поехали рядом с нами, его пехотинцы встали позади наших, а обозы перемешались. Обе походные кухни, например, были поставлены впереди, а фургон с походной кузней – то бишь фургон с мехами, инструментами и разными железными запчастями – помещен в самый конец.

Местность становилась все более холмистой. Я бы даже сказал – все более гористой. Правда, горы тут были вполне пригодные для езды – старые, сплошь покрытые лесом.

На ночь мы остановились в безымянной горной деревушке. Деревушка принадлежала здешнему местечковому барону, и обитатели ее были нам не слишком рады. Почему Родриго и Рауль не остановились в замке этого барона, почему не позвали его поучаствовать в «славном деле»? Не знаю.

С утра потащились дальше. Ближе к середине дня Родриго и Рауль принялись отлавливать встречных путников и выяснять у них, что сейчас происходит в Эгиллеме? Первые два оказались простыми крестьянами и вообще не знали о том, что там идет война. Толковый ответ получили не сразу. И от человека довольно странного. Он явно не был благородным, с другой стороны, он слишком прямо держал спину – слишком прямо для крестьянина. Разговаривал он с Родриго и Раулем спокойно, даже равнодушно, и в глаза им смотреть не боялся.

– Город они взяли, – порадовал он наших предводителей. – Когда я уходил, как раз собирались его жечь. Но не знаю – может, пока не сожгли. Роберт вроде бы хотел сначала замок расковырять.

– А ты-то сам кто такой будешь? – спросил его виконт.

Последовал негромкий ответ. Лицо Рауля перекосила гримаса. Виконт сжал кулак, как будто хотел ударить парня, но удержался. Прорычал, наезжая конем:

– Все из-за вас, сволочей, – а как запахло паленым, так в кусты?

Путник спокойно отступил на шаг, освобождая дорогу, но взгляда так и не опустил. Похоже, ему было просто наплевать на то, что с ним может сделать толпа вооруженных людей. Или же он был твердо уверен в том, что ничего ему эта толпа сделать не сможет.

Виконт опустил руку и дал шпоры коню. А путник пошел дальше.

– Не знаешь, кто это? – спросил я у Тибо. Тот оглянулся. Долго смотрел вслед уходящему.

– По всему видать, добрый человек. Может, из этих, из «чистых». А может, еще из каких. Много ведь их тут, всяких.