355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Шляхов » Ошибка доктора Данилова » Текст книги (страница 2)
Ошибка доктора Данилова
  • Текст добавлен: 25 октября 2021, 18:02

Текст книги "Ошибка доктора Данилова"


Автор книги: Андрей Шляхов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава вторая. В начале славных дел

Кафедра судебной медицины располагалась в угловом двухэтажном здании из красного кирпича, построенном в конце позапрошлого века. Внутренняя отделка гармонировала с внешним обликом – лепнина на потолке, деревянные перила, притворяющиеся медными латунные таблички у массивных дверей, стилизованные под старину дверные ручки… Не хватало только ковровой дорожки в коридоре. Ну и сидящего у входа охранника следовало в ливрею одеть, чтобы не выпадал из антуража.

Профессор Ямрушков занимал лучший кабинет – угловой на втором этаже. Единственным старинным аксессуаром здесь было пресс-папье на профессорском столе, при близком рассмотрении оказавшееся замаскированной пепельницей. Все прочее укладывалось в рамки современного начальственно-профессорского стиля – массивная деревянная мебель, кресло размером с трон, шеренги дипломов на стенах… За спиной у хозяина кабинета висела большая цветная фотография, на которой президент вручал Ямрушкову какую-то награду.

Перед знакомством Данилов навел кое-какие справки. Общее мнение о Ямрушкове сводилось к тому, что с ним лучше дружить. На кафедре Ямрушков играл роль кардинала Ришелье, реального правителя при номинальном – заведующем кафедрой профессоре Шапарове, получившем эту должность по наследству от своего отца, одного из светил отечественной патологоанатомии, ученика самого Абрикосова.[4]4
  Патологическая анатомияи судебная медицина – близкородственные специальности. Академик Алексей Иванович Абрикосов (1875–1955) – основоположник отечественной патологической анатомии.


[Закрыть]
Как это часто бывает, матушка-природа отдохнула на сыне гения, причем отдохнула конкретно, не дав ему ни острого ума, ни твердого характера, ни умения разбираться в людях и ладить с нимим. Шапаров держался в заведующих только благодаря тому, что Ямрушков предпочитал править из тени, так ему было удобнее. Шапарову так тоже было удобнее. Он мог спокойно предаваться своему хобби – коллекционированию картин русских пейзажистов XIX века – и знать при этом, что дела на вверенной ему кафедре идут надлежащим образом.

Ямрушков явно косплеил Чехова – зачесанные назад волосы, небольшая бородка, очки в тонкой оправе, похожие на пенсне, старомодная бабочка вместо обычного галстука… Только вот комплекция у него была совершенно не чеховской, да и лицо раза в два шире, чем у Антона Павловича, отчего бородка и невесомые очки смотрелись на нем как чужеродные элементы. «С такой комплекцией лучше под Крылова косить», подумал Данилов, разглядывая бабочку, которая особенно его умилила. Впрочем, с Крыловым тоже возникли бы несостыковки – для точного попадания в образ великого баснописца, Ямрушкову нужно было бы прибавить в весе как минимум два пуда.

Профессор встретил Данилова приветливо-дружелюбно, но шпильку в адрес шефа все-же подпустил.

– Ямрушков предполагает, а Замятин располагает, – сказал он, сопроводив эти слова ироничной улыбкой. – Знаете восточную пословицу: «Я – халиф, владыка этих мест, и лишь в Багдаде другой такой есть»?

– Если вас не устраивает моя кандидатура, то скажите сразу, так будет проще, – ответил Данилов, усаживаясь на предложенный ему стул, но пословицу запомнил, понравилась; надо Елене передать, она как раз про ее непосредственного начальника, главного врача московской «скорой».

– Я уверен, что Владислав Петрович остановил свой выбор на достойном человеке, – церемонно ответил Ямрушков. – О репутации кафедры он заботится так же бережно, как и о своей…

Не стоило и сомневаться в том, что Савельев передал Ямрушкову разговор с шефом во всех подробностях.

– У меня лично нет никаких оснований для того, чтобы настаивать на кандидатуре Родиона Николаевича, – желая подчеркнуть искренность сказанного, Ямрушков положил правую ладонь на грудь. – Я, собственно, обратился к нему только потому, что расценивал наше давнее знакомство как… хм… как залог того, что он мне не откажет. Знаете, как трудно набирается народ в комиссии? Никто не горит желанием тратить время впустую. Разумеется, это оплачивается, но овчинка явно не стоит выделки. Про гражданский долг в наше время лучше вообще не вспоминать, это ни на кого не действует. К тому же, заключение экспертов приводит к принятию определенного судебного решения, а кому охота ссориться с коллегами? Вот и приходится упрашивать, обещать какие-то плюшки, манипулировать хорошими отношениями… А что прикажете делать? Третьего члена нашей комиссии, профессора Мароцкевича из Бакулевки, я уговаривал неделю. Да какое там уговаривал! Умолял! Случай такой, что без авторитетного специалиста в области сердечно-сосудистой хирургии обойтись нельзя, а Мароцкевич работает на кафедре у Кунчулия и считается его преемником…

«А Раевский, который оперировал умершего пациента – один из учеников Кунчулия, – мысленно отметил Данилов и тут же одернул себя: – Не ищи шерсть в курином яйце, Вова! Все мало-мальски известные сосудистые хирурги в нашей стране в той или иной степени являются учениками Левана Кунчулия, основоположника и корифея».

– Он согласился только ради того, чтобы я от него отстал, – Ямрушков закатил глаза и покачал головой, словно сетуя на людскую несознательность. – Так и сказал: проще один раз уступить тебе, чем каждый день отказывать. А вы как настроены, Владимир Александрович? По глазам вижу, что желанием не горите, но надеюсь, что долго уговаривать вас не придется, у нас сроки.

– Уговаривать меня не нужно, – ответил Данилов, – только сразу хочу уточнить, что я не столько анестезиолог, сколько реаниматолог. Начинал на «скорой», потом много где работал, но анестезиология никогда не была моим «коньком»…

– Вот и хорошо! – оживился Ямрушков. – Значит у вас нет той корпоративной предубежденности против хирургов, которая формируется у всех анестезиологов на первом же году работы. Наш мир стоит на противоречиях между взаимосвязанными противоположностями – между мужчинами и женщинами, между молодежью и стариками, между хирургами и анестезиологами… И никуда от этого не деться. Но эксперт должен быть выше всего этого. Вы с аппаратурой знакомы? «Вентилятор» от «насоса»[5]5
  «Насос» – жаргонное название аппарата искусственного кровообращения.


[Закрыть]
отличаете? Конструктивные особенности знаете?

Данилов кивнул и сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил шутку. Впрочем, у человека, знакомого с доцентом Савельевым, такие вопросы могли возникнуть и всерьез.

– Вот и хорошо! – повторил Ямрушков. – Я вам честно скажу, Владимир Александрович, что эксперт не обязательно должен быть семи пядей во лбу и обладать всеми мыслимыми и немыслимыми регалиями. Нужен сведущий опытный человек, дотошный и объективный. У вас с этими качествами все в порядке?

– Надеюсь, что да, – скромно ответил Данилов, которого жена часто называла «всезнайкой» и «занудой».

– С фигурантами дела вы лично не знакомы? Это профессор Раевский, его ассистенты доцент Синявин и врач кардиохирургического отделения Шихранов, а также анестезиолог Сапрошин.

– Нет, ни с кем не знаком. О Раевском, правда, слышал.

– Да кто же о нем не слышал! – всплеснул пухлыми руками Ямрушков. – Светило! Знаменитость! Второй Кунчулия! И умен, как никто. В свое время все удивлялись тому, что он по собственному желанию ушел в сто восьмую больницу, руководить крошечным филиалом кафедры, несмотря на то что мог остаться в Бакулевке. Но Раевский рассудил правильно. Известно же, что лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе. В Бакулевке он был бы одним из многих, между нами говоря – далеко не первым среди равных, а в сто восьмой он – царь и бог! Не место красит человека, а правильный выбор места!

Произнеся последнюю фразу, Ямрушков обвел взглядом стены своего кабинета и хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. Намек был более, чем ясным – не смотрите, уважаемый, что я здесь только профессор, зрите в корень, я тоже царь и первый после Бога!

– Вы со мной согласны, Владимир Александрович?

Данилов снова кивнул, хотя на самом деле он считал более правильным канонический вариант пословицы, согласно которому человек красит место.

– В принципе-то дело простое… – Ямрушков дважды прикоснулся кончиками пальцев правой руки к губам. – Молчу! Молчу! Сначала нужно чтобы вашу кандидатуру утвердила Лариса Вениаминовна, которая рассматривает дело в суде, а затем мы соберемся втроем, сядем рядком, да поговорим ладком, то есть все изучим и обсудим. Никаких подвигов от вас не потребуется. Просто изучите материалы и сообщите свое мнение. Вопросов немного, дело не такое уж и пухлое, так что смею надеяться на то, что мы ограничимся двумя заседаниями. На первом вы получите материалы, а на втором мы выработаем заключение. Собираться станем после работы, чтобы не огорчать нашего уважаемого Владислава Петровича…

«Сильно, однако, тебя задело, – констатировал Данилов. – За пять минут – уже вторая шпилька в адрес шефа. И явно с расчетом на то, что я ему обе шпильки передам… Перебьешься, я тебе не почтальон».

К своему шефу Данилов относился без восторгов и пиетета, но с уважением. Нормальный, в целом, начальник, попадались и хуже, гораздо хуже.

– Да и у меня, признаюсь, дел выше крыши, так что спокойно поговорить можно только после шести часов вечера, – продолжал Ямрушков. – Надеюсь, что у вас после работы нет каких-либо неотложных дел?

– Абсолютно никаких, – заверил Данилов.

– Тогда я, как председатель экспертной комиссии, должен официально спросить согласны ли вы принять участие в ее работе? – Ямрушковиспытующе прищурился. – Только учтите, что коней на переправе не меняют. Если уж согласились, то согласились и работаете. Возможно, вам придется выступить на судебном заседании. Обычно это делаю я, но разные бывают ситуации. Тут уж, как говорится, все дела пускаются побоку, потому что из-за вашей занятости никто заседание переносить не станет. Возможно, у суда возникнут новые вопросы и дело затянется. Но тут уж, как говорится – коль взялся за гуж, не говори, что не дюж…

Данилов кивком подтвердил свою готовность сражаться до победного конца.

– И вот еще что, Владимир Александрович… – голос Ямрушкова заметно построжал. – В нашем с вами случае вопрос звучит так: «Кто виноват?». Ваше мнение кого-то оправдывает, а кого-то обвиняет, нейтралитет в данном случае соблюсти невозможно. Имейте, пожалуйста, это в виду, чтобы потом я не выслушивал рефлексий на тему: «ну как же я могу обвинить коллегу?». Можете! И должны, если уж взялись разбираться в ситуации! Или вообще не беритесь. Могу дать совет – относитесь к делу как к логической задаче, абстрагируясь от конкретных личностей. Так проще.

Данилов подумал, что вряд ли уместно решать судьбу человека, абстрагируясь от его личности, но с Ямрушковым своими сомнениями делиться не стал.

– Я все понимаю, Валентин Семенович, и готов участвовать, – сказал он.

– Вот и хорошо! – видимо, это выражение явно было у Ямрушкова одним из любимых. – Полдела сделано, осталось произвести хорошее впечатление на Ларису Вениаминовну. Но я уверен, что у вас это получится!

– Вообще-то я не мастер производить впечатление, – признался Данилов. – Да и зачем? Я же не свататься собираюсь.

– К словам станете придираться, когда будете читать материалы! – хохотнул собеседник. – Хорошо, скажу иначе – станете придираться, если Лариса Вениаминовнасочтет вашу кандидатуру подходящей. Приготовьтесь к тому, что она станет интересоваться вашей биографией, начиная с детского сада. Это я, варящийся в одном котле с вами, ради экономии времени заранее собрал о вас сведения и потому лишних вопросов не задавал. А Лариса Вениаминовна начнет с чистого листа. Кстати говоря, она считает себя знатоком психологии, так что не удивляйтесь, если некоторые вопросы покажутся вам странными…

Судья Тимирязевского районного суда Лариса Вениаминовна Подолячко старалась выглядеть лет на двадцать моложе своих законных, что было хорошо, поскольку возрасту поддаваться не следует, но при этом сильно перегибала палку, что было не очень хорошо, потому что все хорошо в меру. В первый момент Данилов подумал, что застал за столом в кабинете судьи какую-нибудь стажершу или курьершу, уж больно эта платиновая розовощекая куколка не соответствовала облику судьи. Но куколка властным хозяйским жестом пригласила его войти, а вблизи оказалось, что ей не меньше сорока пяти лет (это Данилов определил по рукам и сети морщин вокруг глаз).

Первый вопрос слегка озадачил Данилова.

– Семья у вас есть? – спросила Лариса Вениаминовна, пристально глядя прямо в глаза Данилову.

Ее низкий хрипловатый голос заядлой курильщицы совершенно не сочетался с кукольным обликом, впрочем, как и холодный испытующий взгляд.

– Есть, – кивнул Данилов. – Жена, взрослый сын, дочь-школьница.

– Это хорошо, – одобрила Лариса Вениаминовна. – Наличие семьи – показатель серьезности человека. А эксперт, от заключения которого зависит судьба человека, должен быть серьезным.

Кукольный облик дамы среднего возраста нельзя расценивать как признак недалекости. Мало ли, как человек видит себя? У каждого из нас есть свои представления о прекрасном. А вот склонность к изречению прописных истин признаком ума никогда не считалась, и совершенно справедливо не считалась. Хотя, может это у нее стиль такой – сначала косит под недалекую дуру, а потом как схватит собеседника за жабры… Впрочем, зачем ей притворяться? Она же не следователь, а судья, ей за жабры хватать незачем.

Далее Лариса Вениаминовна поинтересовалась только анкетными данными Данилова, его стажем и продолжительностью работы на кафедре, а затем начала интересоваться знакомствами с причастными к рассматриваемому делу и с администрацией больницы имени Филомафитского. Смотрела она при этом так холодно, что Данилов чувствовал себя партизаном, попавшим на допрос в гестапо.

– Медицинский мир тесен, – сказал Данилов как бы между прочим. – Можно сказать, что мне повезло с отсутствием знакомых в больнице.

– Факт личного знакомства, в отличие от родства, препятствием не является, – ответила судья. – Но может служить основанием для обвинения в необъективности. Адвокаты хватаются за любую соломинку.

Закончив со знакомствами, Лариса Вениаминовна перешла к психологии.

– Скажите, а как вы относитесь к тому, что врачей привлекают к суду за их профессиональные ошибки? – спросила она. – Все люди ошибаются, но ведь не всех судят?

– Ошибка ошибке рознь и цены у ошибок разные, – ответил Данилов. – Водителя автобуса или, скажем, строителя, тоже могут судить, если в результате их ошибок кто-то погиб или получил увечье.

– Водители – дело другое, – возразила собеседница. – Их ошибки являются следствием нарушения правил дорожного движения и должностных инструкций. А у врачей работа сложная и в ней всегда присутствует элемент риска. Вот у вас лично умирали пациенты?

– Было дело.

Почему-то из всех смертей Данилов первой вспомнил Ольгу, врача-травматолога из Склифа, с которой он когда-то очень близко дружил. Воспоминание оказалось настолько болезненным, что отразилось на лице.

– Я просто интересуюсь, – поспешно сказала Лариса Вениаминовна. – Человек, переживший несчастье, лучше понимает другого человека, оказавшегося в таком же положении. Я назначила повторную комиссионную экспертизу не ради развлечения, а для того, чтобы разобраться и понять, по чьей вине умер пациент. Все указывает на анестезиолога, но он категорически не признает свою вину. Подобную упертость обычно можно наблюдать у отъявленных рецидивистов и криминальных авторитетов, которые никогда ни в чем не признаются, пока их не припрут к стенке. Но подобное поведение врача, человека без криминального прошлого, меня, честно говоря, удивляет. Впрочем, забудьте то, что я сейчас сказала, потому что я не должна была делиться с вами своими соображениями! Сама не знаю, что на меня нашло.

«Находит на юных восторженных дев, а не на опытных чиновниц, да к тому же и судей, – подумал Данилов. – Темнишь, подруга, комедию ломаешь! Стремишься произвести впечатление человека в поисках истины… Зачем? Для того, чтобы я написал об этом в своем бложике?».

Дальше было скучно. Лариса Вениаминовна быстро заполнила постановление о признании Данилова экспертом, разъяснила ему права и обязанности, а затем торжественным голосом зачитала триста седьмую статью Уголовного кодекса, согласно которой за заведомо ложное заключение Данилову грозили разные кары, начиная со штрафа и заканчивая двумя годами исправительных работ. Финальным аккордом стало заключение договора о возмездном оказании услуг с Тимирязевским районным судом.

В общей сложности Данилов провел в суде три с половиной часа и невероятно устал от всего этого бюрократического занудства. Но занудство совершалось в рабочее время, к тому же шеф отпустил Данилова на весь день, так что роптать не было повода.

Выйдя из здания суда, Данилов позвонил Ямрушкову и сообщил, что он «выдержал экзамен». Профессор откликнулся своим обычным «вот и хорошо!» и назначил первое заседание экспертной комиссии на завтрашний день.

«Девятнадцатого августа в девятнадцать часов», машинально отметил в уме Данилов, никогда не увлекавшийся магией чисел.

Часы показывали половину четвертого. Домой в такую рань не тянуло, да и день выдался приятный, не слишком жаркий, так что Данилов решил прогуляться по ВДНХ, благо находился неподалеку от этого благословенного и памятного ему места. Когда-то давно, целую вечность назад, у фонтана «Золотой колос», не работавшего в ту пору, Данилов впервые поцеловал любимую девушку, которая впоследствии вышла замуж за другого мужчину, но жизнь эту ошибку исправила, столкнув влюбленных лбами на шестьдесят второй подстанции скорой помощи…

«Золотой колос», обрамленный маленькой радугой, сиял под солнцем так, что на него нельзя было смотреть. Патлатый юноша, похожий на молодого Джона Леннона, рассказывал группе слушателей историю фонтана. Прислушавшись, Данилов узнал, что нынешний железобетонный фонтан представляет собой обновленную версию первозданного, медного, построенного к открытию выставки и демонтированного в 1949 году. «Совсем как у нас с Еленой, – подумал Данилов. – Было – закончилось – возродилось…».

Откуда-то сбоку доносился дразнящий аромат жареного на углях мяса, но Данилов был москвичом, а у москвичей посещение Выставки неразрывно связано с пончиками, которыми их в детстве угощали здесь родители или дедушки с бабушками. Разумеется, Данилов не мог нарушить эту славную традицию. Решительно проигнорировав соблазнительные мясные запахи, он направился за пончиками, а для того чтобы впечатление было исчерпывающе полным, подкрепился по дороге эскимошкой (несмотря ни на что, москвичи знают, верят и помнят, что самое вкусное мороженое в стране продается на ВДНХ).

Пончики оказались теми самыми, со вкусом детства и волшебной способностью исчезать в мгновение ока. Данилов купил большой пакет, чтобы порадовать не только себя, но и домашних, но по дороге к метро незаметно для себя самого слопал все подчистую, до последнего пончика, пытавшегося спрятаться от его безжалостной руки в углу пакета. Добрая мысля о том, что надо было брать больше, причем в двух пакетах, пришла слишком поздно. Возвращаться не хотелось, да и вообще Данилов не любил возвращаться, и потому он поспешил успокоить себя тем, что Елена, вечно сидящая на похудательных диетах, все равно не стала бы есть пончики, а Мария Владимировна больше обрадуется тортику, вроде «Птичьего молока» или «Праги»…

За ужином Данилов сообщил жене и дочери новость.

– Вау, как интересно! – восхитилась дочь. – А с тобой на суд сходить можно? Я тихонечко в уголке посижу…

– Посторонним там делать нечего, – строгим тоном ответил Данилов, – да и я не уверен, что стану выступать на суде. Пока что речь идет о даче заключения, в письменной форме.

– А почему тебе не дали охрану? – Мария Владимировна озадаченно нахмурилась. – Или тебя охраняют незаметно?

– Экспертам конвой не положен, только подсудимым, – отшутился Данилов.

– Ну как же не положен? – растерялась дочь. – А вдруг мафия захочет похитить нас с мамой, чтобы вынудить тебя дать неверное заключение?

– Мария, что за каша у тебя в голове?! – возмутилась Елена. – Какая мафия?! Папа будет оценивать случай в больнице, чтобы установить, кто из врачей совершил ошибку…

– А медицинская мафия – самая страшная! – парировала дочь. – И не спорь, пожалуйста! Ты сама об этом говорила!

– Яблочко от яблони… – проворчала себе под нос Елена, но развивать тему сходства дочери с отцом не стала.

– Живи спокойно, – сказал дочери Данилов. – Никто тебя не похитит, ну разве что только какой-нибудь влюбленный юноша…

– …посадит на белого коня и увезет во дворец! – подхватила дочь. – Романтика-фигантика! Папа, извини, конечно, но ты ужасно старомодный, совсем как музейный экспонат!

– Ты что, Маша?! – упрекнула Елена. – Во-первых, сравнивать родителей с музейными экспонатами невежливо. А, во-вторых, твой папа юн душой и сердцем молод. Это он тебе советует жить спокойно, а самого так и тянет на приключения, как мальчишку!

– Сравнивать взрослого мужчину, тем более – доцента, с мальчишкой невежливо! – заметила Мария Владимировна, в точности копируя назидательный тон матери.

– Яблочко от яблони, – сказал Данилов, переводя взгляд с дочери на жену.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю