Текст книги "Ювелирная работа"
Автор книги: Андрей Шляхов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Глава третья. Не сразу все устроилось, Москва не сразу строилась
За отцовский бизнес, включая коттедж на берегу Байкала, который был оформлен не в личную собственность, а как турбаза, принадлежащая ЗАО «Савва плюс», Алексу заплатили смехотворно мало. Да что там – смехотворно! Унизительно мало – миллион двести пятьдесят тысяч рублей. Но это если посмотреть с формальной стороны. А, с другой стороны, Алекс получил невероятно много, ведь в качестве бонуса к деньгам прилагалась его бесценная и единственная жизнь, так что жалеть было не о чем. Алекс и не жалел, его волновало другое – перспективы доктора Бушмакина.
Сидя без работы, Алекс, как и положено организованному человеку, времени даром не терял. Почитывал умные медицинские книги и запоем смотрел медицинские сериалы, как наши, так и зарубежные, только не ситкомы какие-нибудь, а те, что посерьезнее. Сериалы, большей частью безграмотные с медицинской точки зрения (это даже Алексу нередко было ясно), давали полезные сведения об устройстве медицинской жизни – как проходят консилиумы, как нужно общаться с родственниками пациентов, как ведется диагностический поиск и так далее. За доктором Хаусом Алекс даже кое-что записывал в тетрадку. Попутно научился с грехом пополам читать кардиограммы. Во втором терапевтическом отделении его неспособность распознавать острые инфаркты миокарда вызывала недоумение – и это врач, прошедший ординатуру по кардиологии? Сначала Алекс попробовал было вникнуть в эту мудреную премудрость, но сразу же запутался в потенциалах и векторах и понял, что начинать нужно со школьного курса физики, которую он начисто забыл. Тогда решил сделать ставку на зрительную память. Перечертил самое основное на листочки, и развесил эти листочки в туалете. Через неделю спокойно отличал острый инфаркт нижней стенки левого желудочка от блокады правой ножки пучка Гиса (а что там за пучок такой знать не обязательно, тем более, что это заболевание лечению не подлежит).
Саньковская субара и Светланина тойота оказались «кредитными», причем оба кредита были погашены лишь частично, процентов на пятнадцать-двадцать, так что тачки забрал банк, выплатив Алексу какие-то невеликие суммы. Алекс удивился тому, что богатый отец покупал машины в кредит, но еще больше его удивило отсутствие крупных сумм на личных банковских счетах отца. На момент принятия наследства там, в общей сумме, лежало меньше миллиона. У Светланы денег тоже было не густо – каких-то триста тысяч (к слову будь сказано, что никакая ее родня к моменту вступления Алекса в права наследования не объявилась, так что делиться ни с кем не пришлось). Таким образом, самым богатым «спонсором» Алекса оказался Санек. Алекс заподозрил, что настоящие средства Савелия спрятаны на каких-то потаенных счетах или, может, вложены в драгоценности, хранящиеся в банковских ячейках. Прекрасно понимая, что самостоятельно он этот вопрос прояснить не сможет, Алекс обратился к Гелию Назаровичу, который после отстранения его от управления отцовским бизнесом открыл консалтинговую контору на улице Рябикова.
– Я знаю, что у отца где-то спрятаны крупные суммы, – сказал он, пристально глядя в бесцветные рыбьи глаза Гелия Назаровича (все было отрепетировано заранее – и что говорить, и как говорить, и как при этом смотреть на собеседника). – И я их найду, обязательно. Я понимаю, что никто не осведомлен об отцовских делах лучше вас и потому предлагаю вам сорок процентов от того, что я получу. Чистых сорок процентов – налом в руки.
Вообще-то Алекс был готов разделить отцовские деньги пополам, но нужно было оставить «люфт» для торга.
– Я понимаю, что вы можете захотеть забрать себе все, – продолжал Алекс. – Но это рано или поздно выяснится, потому что я настроен очень серьезно. И тогда у вас будут проблемы. Мне кажется, что сорок процентов без проблем лучше, чем сто с проблемами.
– Ну просто вылитый Савелий! – усмехнулся Гелий Назарович. – Тот, царствие ему небесное, тоже умел на пушку брать. Только вот в чем загвоздка – делить нам нечего. Отец ваш, Александр Николаевич, перед своей трагической гибелью все свои карманы вывернул, да еще и на стороне назанимал, потому что его проект, будь он трижды неладен, требовал огромных вложений, причем большей частью «черных». Была надежда на то, что все расходы удастся быстро отбить и заткнуть дыры до того, как из них потечет. А если вы меня в чем-то подозреваете, то сначала поглядите вокруг, – Гелий Назаровичобвел рукой свой кабинетик, – и скажите, стал бы я, имея крупные средства, сидеть в этой задрипанной конторе и учить разных кретинов тонкостям бизнеса? Я ведь и сам от этой затеи пострадал нешуточно. Поверил боссу и крупно вложился в его проект. Савелий умел убеждать. Говорил: «я буду императором тайги, а ты – ее премьер-министром».
Алекс так и не понял – соврал ему Гелий Назарович или нет, но предпочел сделать вид, что поверил. А то, чего доброго, старикан забеспокоится и решит подстраховаться от неприятностей. Помирать Алексу не хотелось…
Первого июля 2011 года Александр Николаевич Бушмакин стал москвичом, зарегистрированным по адресу Зеленый проспект, дом 78, квартира 20. До метро десять минут неспешным шагом, окна выходят в зеленый двор, дом новый, этаж пятый – «золотая середина», в квартире – свежий ремонт. И все это за вполне вменяемую цену, к которой бонусом прилагалась пикантная история. Квартиру в подарок молодоженам купили и отремонтировали родители невесты. После свадьбы молодожены провели здесь ночь, а затем отправились в романтическое свадебное путешествие по Италии, где молодая жена застукала своего драгоценного муженька с горничной. Скандал, развод, девичья фамилия. Жить в подаренной родителями квартире дочь наотрез отказалась, поскольку посчитала ее «про̀клятой» – переспали молодожены там разок и вся семейная жизнь пошла под откос. А тут на горизонте нарисовался провинциал с «живыми» деньгами, которому была нужна именно такая квартира. Разумеется, Алексу больше хотелось поселиться где-нибудь в центре, например – на Арбате или на Тверской, но приходилось выбирать одежку по своей мерке, то есть квартирку по своим средствам. Новогиреево оказалось оптимальным вариантом – и не очень-то далеко от центра, на метро за четверть часа можно доехать до Таганки, и район ничего, и цены на жилплощадь не особо кусачие, и заводов дымящих под боком нет.
Новоселье Алекс праздновал в одиночестве, в своем новом жилище. Прежние владельцы оставили Алексу «про̀клятую» кровать, на которой молодожены провели первую брачную ночь, и кухонную мебель, которая была сделана по индивидуальному заказу именно для этого пространства, а при демонтаже превратилась бы в никому не нужный ворох дров. Алекс купил в магазине по соседству уютное кресло и решил, что на первое время с него мебели хватит, работать можно и на кухне, благо стол там огромный.
Меню праздничного ужина было скромным – пицца, эклеры, красное сухое вино. Для пущей романтики Алекс зажег ароматическую свечу… Скучно не было, потому что он привык к одиночеству давно, еще после смерти матери. Было страшно. Один, в незнакомом городе, да еще в каком… Это же Москва, которая бьет с носка и не верит слезам. Однако же, имелись в его нынешнем положении и преимущества. В Москве никто не знал ни Александра Николаевича Бушмакина, ни обстоятельств его жизни. Можно было писать жизнь с чистого листа, чем, собственно, Алекс и занимался с сентября прошлого года, и не опасаться неожиданных встреч со старыми знакомыми. В Братске эти встречи конкретно задолбали. То приходилось «узнавать» незнакомых, то одергивать себя, чтобы не узнавать знакомых. От всей этой «дипломатии» голова шла кругом.
За время, прошедшее после увольнения из больницы, у Алекса составился четкий план действий. Со стационарами пока надо завязать. Там ты у всех на виду и каждый твой промах сразу же становится общеизвестным, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пока будешь набираться ума-разума, испортишь репутацию. К тому же работа сложная, пациента никуда не сплавишь, пока он не пойдет на поправку. Плавали – знаем.
Вначале Алекс склонялся к работе на участке. Не сахар работенка у участкового терапевта, конечно – бегать по вызовам на своих двоих в любую погоду. Но зато на дому тебя никто из коллег и сестер не видит, а на приеме видит только одна медсестра и больше никто. К тому же, в амбулаторных картах содержится подробнейшая информация о пациентах. Читай – и действуй. А как опыта наберешься и окончательно «породнишься» с медициной, то можно и в стационар вернуться. В какой-нибудь хороший, на хлебное место.
Но однажды, во время своего блуждания по сетевым просторам, Алекс зацепился глазами за форум работников скорой помощи и открылась ему истина, во всей ее красе. Он раньше думал, что работа на «скорой» – самая трудная в умственном смысле. Нужны знания из различных отраслей медицины, причем – твердые, такие, чтобы их можно было бы применять незамедлительно, не пытаясь что-то вспомнить или сообразить. А на самом деле все оказалось гораздо проще, настолько проще, что на «скорой» в будущем собираются оставить одних лишь фельдшеров. Но то – в будущем, а пока там и врачи работают. Есть утвержденные наверху алгоритмы, называемые «клиническими протоколами оказания скорой медицинской помощи». Согласно им проводится все лечение в экстренных случаях. О существовании клинических протоколов Алекс знал – в первой больнице ему рассказали, что это такое. Но он как-то не думал, что все разнообразие скоропомощной работы тоже укладывается в узкие рамки протоколов. Ему казалось, что на «скорой» все по-другому. Ан нет – то же самое, причем в небольшом объеме. В таком-то случае делаешь то, в таком-то – это, при таких показаниях нужно госпитализировать… Алекс скачал протоколы и за две недели вызубрил их наизусть. Время от времени устраивал себе проверки – тыкал пальцем наугад в перечень неотложных состояний и с ходу, не задумываясь, рассказывал, что нужно делать. Опять же, «скорая» долго пациентами не занимается. Сделают пару-тройку уколов и везут в больницу. Лечение скоропомощные бригады не назначают, этим занимаются врачи поликлиник и стационаров. Единственная задача «скорой» – стабилизация состояния пациента. А это, если вдуматься, не такое уж и сложное дело. Для пущего спокойствия можно будет попросить, чтобы сначала, как новичку, раньше на «скорой» не работавшему, дали бы опытного фельдшера. А еще Алекс узнал о том, что по скоропомощным правилам новички к самостоятельной работе сразу не допускаются, проходят двух или трехнедельную стажировку. Это замечательно – за две-три недели можно научиться пользоваться всей аппаратурой и освоить установку подключичного катетера, а также другие манипуляции. «Да я вообще со станции во время стажировки вылезать не буду, – думал Алекс. – Что мне дома делать?».
Финансовая сторона вопроса тоже привлекала. На «скорой» платили больше всего. Сама зарплата повыше, плюс надбавки за ночную работу и еще за что-то. И график удобный, полторы ставки – это сутки через двое. Десять дней в месяц работаешь, двадцать – отдыхаешь. Красота! Хватит времени на то, чтобы как следует познакомиться с Москвой и завести здесь знакомства. Нельзя же всю жизнь жить бирюком, к тому же врачу отшельнический образ жизни противопоказан. Врач должен иметь много знакомых, которые будут его «рекламным фондом». Чем больше контактов, тем больше потенциальных клиентов. Через годик-другой, когда в Братске окончательно забудут о Савелии и его сыновьях, можно будет и в соцсетях засветиться, впрочем, посмотрим по обстоятельствам.
В трудовой книжке Александра Бушмакина был полугодовой пробел, на который при трудоустройстве сразу же должны были обратить внимание. После увольнения из первой городской больницы Алекс больше нигде не работал. Длительные пробелы сразу же наводят на мысли о запоях или еще о чем-то нехорошем, но Алекс придумал объяснение, которое казалось ему убедительным. Пережив тяжелую психотравму, он понял, что не может жить дальше в Братске, где каждый дом, каждое дерево, напоминают ему об отце, матери и брате, которых он горячо любил и по которым безмерно скучает. Решил уехать как можно дальше и остановил свой выбор на Москве. Но организация переезда с продажей и покупкой квартир требовала много времени, поэтому с работы пришлось уволиться.
В качестве ответа на вопрос: «а почему вы вдруг решили работать на скорой помощи?» у Алекса был приготовлен замечательный ответ: «Я хочу делать настоящее дело, а не бумажками заниматься с утра до вечера! Хочу реально помогать людям и видеть результат!». Пуд решительности, фунт серьезности, две унции пафоса – и ни один скоропомощной начальник не устоит.
Читая форумы, Алекс выяснил, что устройство на «скорую» начинается с подстанции. Нужно получить согласие заведующей, а затем ехать в центральный офис, для оформления. На форумах московские «скорики» (Алекс уже начал овладевать профессиональным жаргоном) ругали на чем свет стоит некоего Сестричкина, главного по кадрам. И вредный он, и въедливый, и самодур, и вообще скотина. Любит задавать каверзные вопросы и может дать от ворот поворот, несмотря на согласие завподстанцией и хроническую нехватку кадров. Бывалые люди советовали приходить к Сестричкину в идеально чистой и идеально отглаженной одежде, с аккуратной прической, «выбритой до хруста» физиономией и чистыми руками, поскольку если этот гад что-то и ценит в людях, так это аккуратность и педантичность. Боже упаси подать ему документы ворохом! Документы должны лежать в папочке, каждая бумажка или «корочка» в отдельном пластиковом «гнездышке». На стуле не разваливаться, ногу на ногу не закидывать, на вопросы отвечать кратко и по существу, Сестричкина называть «Валентином Валериановичем». Если случайно вылетит «Валериан Валентинович», то на этом аудиенцию можно считать провалившейся. Подобные оговорки Сестричкин воспринимает как насмешку. Алекс принял все к сведению и даже потренировался произносить «Валентин Валерианович», чтобы случайно не оплошать.
– Я, в принципе, не против, врачи нам нужны, но на Центре вас вряд ли оформят, – сказала Алексу заведующая подстанцией после недолгих расспросов и беглого изучения документов.
– Почему? – удивился Алекс.
– Там не любят таких анамнезов, – смущенно улыбнулась заведующая. – После ординатуры по кардиологии и вдруг на «скорую».
– Я же вам всем объяснил. Мне в отделении работать скучно. Настоящего дела нет, одна писанина. А мне хочется приносить пользу…
– Лично я не против, – заведующая размашисто написала на заявлении Алекса «Согласна». – Но у них там свои тараканы. Желаю вам удачи!
В приемной главного кадровика Алексу пришлось просидеть около часа пока подошла его очередь. Ритм у Сестричкина был непонятный. Некоторые из оформляющихся выходили через две-три минуты, а некоторые задерживались минут на двадцать. Алекс попытался было завести знакомство с симпатичной секретаршей, но та смотрела таежным волком и на контакт не шла.
Сестричкин оказался совсем не таким, каким представлял его Алекс. Никакого начальственного величия и сановной суровости – суетливый лысый сморчок с жидкой бороденкой и подергивающейся щекой. На приветствие не ответил, присесть не предложил, документы смотрел с таким отвращением, будто ему использованную туалетную бумагу подсунули. Когда все просмотрел, не протянул папку Алексу, а просто швырнул перед собой на стол и спросил неприятным скрипучим голосом:
– Почему в стаже такой перерыв?
Алекс объяснил. Вопреки его опасениям, Сестричкин не стал углубляться в эту тему, видимо ответ его полностью устроил. Беда пришла оттуда, откуда Алекс ее не ждал. После того, как он сказал о своем желании приносить пользу людям и заниматься настоящим делом, Сестричкин поморщился и сказал:
– Не надо вешать мне лапшу на уши! Вы же прекрасно понимаете или вам уже объяснили, если вы не понимали, что с вашей подготовкой вам в московских больницах делать нечего. Поэтому вы решили пойти на «скорую», верно?
– А чем плоха моя подготовка? – удивился Алекс. – Закончил университет, прошел ординатуру…
– Какой университет?! – перебил Сестричкин. – Иркутский? И вы считаете, что этого достаточно для работы в Москве?
Алексу стало обидно за учебное заведение, в котором он никогда не учился.
– У нас хороший университет… – начал он, но Сестричкин снова его перебил.
– Был бы хороший, вы бы сейчас в Кардиоцентр бы устраивались, а не на «скорую»! Неужели вы думаете, что только вы один умный, а все вокруг дураки? Наберитесь мужества и скажите прямо, что вы хотите устроиться на «скорую», потому что никуда больше вас не берут!
«Проницательный гад, ничего не скажешь, – подумал Алекс. – Вот как с ним разговаривать – стоять на своем или признать, что мне действительно больше некуда деваться? Стоять на своем бесполезно – раз сразу не поверил, то и не поверит, только разозлится. Эх, была не была!».
– Да, вы правы, Валентин Валерианович, меня вряд ли возьмут на работу в московский стационар, и я это сознаю! – сказал Алекс, изображая лицом смущение.
– Я вас тоже не возьму! – отрезал Сестричкин. – На «скорой» и без вас хватает портачей. Можете быть свободны и пригласите следующего!
Алекс крепко стиснул зубы, стараясь удержать нехорошие слова, которые так и норовили сорваться с языка. Среди ювелиров города Братска слово «портач» считалось тяжелым оскорблением, которое обязательно нужно было обосновать, то есть сказать, где и как человек что-то напортачил, например – плохо закрепил камень или «сжег» изделие. А тут его обзывают «портачом» на третьей минуте знакомства, можно сказать ни за что, ни про что.
Молча выйдя из приемной Сестричкина, Алекс дал волю языку в коридоре. Стало немного легче и появилось желание выпить холодного пива, чтобы загасить пылавшее внутри пламя ярости. Желательно – под какую-нибудь рыбную закусь. Как человек, выросший на Ангаре, Алекс предпочитал рыбу всем прочим закускам. Но сперва нужно было сообщить заведующей подстанцией, что ей не стоит на него рассчитывать. Заодно можно и совета спросить. Вдруг получится устроиться на «скорую» в обход зловредного Сестричкина?
– Теоретически это возможно, – сказала заведующая. – Когда Валентин Валерианович будет в отпуске. Но в отпуск он уйдет не раньше второй половины сентября и не факт, что в то время у меня будут незакрытые врачебные ставки. К тому же, если ваше имя прозвучит на Центре из-за какой-нибудь жалобы, он сразу же вас вспомнит и отыграется по полной программе за то, что вы его обошли. Память у Сестричкина феноменальная, он помнит все и всех, а подобные действия расценивает как личное оскорбление.
– Иными словами, никаких шансов устроиться на «скорую» у меня нет? – полувопросительно констатировал Алекс.
– Ну почему же? – улыбнулась заведующая. – Шансы всегда есть. Вы можете устроиться на «скорую» в Подмосковье. Не возьмут в одно место, попробуйте в другое. Областная «скорая» централизована чисто формально, все кадровые вопросы решаются на местах. Платят там, конечно, меньше, и машины не такие, как у нас, но зато работа спокойнее, районы небольшие, гораздо меньше уличных вызовов и нет такого гнетущего контроля за каждым шагом, как в Москве. Короче говоря, везде есть свои минусы и свои плюсы. Если надумаете, то начните с Ретуева, это близко, сразу за Кольцом. Через год-полтора можете снова к нам попробовать устроиться, если захотите. При наличии скоропомощного стажа сделать это будет легче…
«Через год-полтора я найду себе работу получше», подумал Алекс. Он не собирался всю жизнь ездить по вызовам. И работать всю жизнь в отделении тоже не собирался. Раз уж судьба подарила шанс стать врачом, то его нужно использовать по полной программе – закрепиться в медицине и сделать карьеру, научную или руководящую. Впрочем, в медицине эти два пути тесно связаны. Кого из начальства не возьми – профессор или, хотя бы, кандидат наук. Опять же, руководить легче, чем «тянуть лямку».
– А может вы согласились бы работать в приемном отделении? В нашей больнице есть свободные ставки.
– Нет! – твердо ответил Алекс. – Спасибо за предложение, но в «приемник» я не пойду. Это не мое.
Что такое быть врачом приемного отделения он понял еще в первой больнице города Братска. Не работа, а какая-то карусель. Все дежурство тебя дергают со всех сторон, нужно быть всегда начеку и молниеносно вникать в суть дела, поскольку скоропомощные и поликлинические диагнозы далеко не всегда совпадают с реальными. Распределение пациентов по отделениям часто приводит к скандалам и приходится доказывать свою правоту, обосновывать свое решение. Для всего этого нужны знания и опыт, которых у Алекса не было. Пока еще не было.
Ретуевская подстанция скорой помощи тоже находилась на территории городской больницы. На форумах не раз упоминалось о том, что лучше работать на обособленной, отдельно стоящей подстанции, чем на той, которая располагается при больнице – меньше начальственного контроля, больше спокойствия. Но если заморачиваться такими тонкостями, то будешь искать работу до морковкина заговенья.
Перед тем, как войти в скоропомощной корпус, Алекс посмотрелся в тонированное стекло припаркованной рядом хонды и остался доволен своим внешним видом. Красавѐц-молодѐц, которого даже сломанный нос не портит. Наоборот – небольшая горбинка делает лицо интереснее. Прямых носов много, а вот такой – только у него. Однотонная серая рубашка с коротким рукавом и аккуратный кожаный портфель дают понять, что Александр Бушмакин – человек серьезный, а приветливый взгляд и легкая улыбка свидетельствуют о том, что он не какой-нибудь «сухарь», а дружелюбный, компанейский парень. Хорошо, если и здешний начальник окажется таким же – дружелюбным и компанейским.
Подумал – и будто наколдовал. В кабинете заведующего подстанцией сидел за столом и что-то писал плотный бородатый мужик лет тридцати – тридцати пяти. Алекс сначала подумал, что это кто-то из сотрудников уединился в начальственном кабинете для написания какой-нибудь важной бумаги, но Борода (так прозвал его Алекс) оказался заведующим. Узнав, что Алекс пришел по поводу трудоустройства, заведующий отодвинул бумаги в сторону, встал, протянул руку и представился:
– Юрий Владимирович, для своих просто Юрий.
Начитанный Алекс знал, что на «скорой» отчества практически не употребляются, все называют друг друга по именам, но от начальства, да еще и при знакомстве, такой простоты не ожидал. Пришлось на ходу менять схему поведения – по глазам «просто Юрия» было ясно, что заливать ему про «хочу делать настоящее дело» не стоит. Лучше сказать правду, немного ее отлакировав.
– Вообще-то я хотел работать в кардиологии, по специальности, но в первой городской больнице Братска кардиологического отделения не было, пришлось устроиться в терапевтическое. Там я быстро понял, что постепенно превращаюсь в терапевта, теряю свою узкую специализацию, не могу закрепить на практике те знания, которые получил в ординатуре…
Здесь Алекс сделал паузу, давая возможность Юрию вставить слово, которое прояснило бы его отношение к услышанному.
– И в Москве пытались пробиться в кардиологические отделения, но у вас ничего не вышло! – подхватил заведующий. – В Кардиоцентре не были?
– Да куда уж мне! – скромно ответил Алекс. – Я так, по обычным больницам ходил. Начал с семидесятой, потом был в пятнадцатой и шестьдесят восьмой… Ну, в общем, провинциала без связей и опыта работы никуда не берут. Предлагали только приемное отделение, а туда я не хочу.
– Да, – кивнул заведующий. – Приемный покой – это филиал ада. А в Москве на «скорую» устроиться не пытались?
– Пытался, – Алекс сокрушенно вздохнул. – Мне на шестнадцатой подстанции было бы очень удобно работать, она в пешем доступе от моего дома, минут пятнадцать-двадцать быстрым шагом. Заведующая была согласна, но на Центре есть некто Сестричкин…
– Знаем-знаем, – усмехнулся заведующий. – Тот еще фрукт, гнилой насквозь и с придурью. Он меня в свое время вышиб с сорок второй подстанции по совершенно необоснованной жалобе. И что? Я пришел сюда, – последовал хлопок ладонью по столу, – и вот уже третий год как заведую. А в Москве все бы на линии работал. Как говорится, нет худа без добра. К счастью, у нас окончательное решение принимаю я, там, – заведующий ткнул указательным пальцем вверх, – в эти дела не вмешиваются. Грехи есть какие-нибудь? Только честно. На «скорой» все тайное сразу же становится явным.
– В смысле это? – Алекс щелкнул себя по кадыку пальцем.
– И это, и это, – заведующий изобразил, будто делает себе внутривенный укол в левую руку, – и все остальное.
– Пью я умеренно, а всем прочим совсем не увлекаюсь, – ответил Алекс, глядя собеседнику прямо в глаза. – А еще я не беру чужое без спроса и не занимаюсь вымогательством. Но один недостаток у меня есть – хромаю не только по части опыта, но и по части знаний. В универе же как? Выучил, сдал, забыл. В голове без привязки к практике ничего не задерживается. А в ординатуре нас ничему не учили, только грузили писаниной и дежурствами…
Заведующий понимающе кивнул. «Катит!» – обрадовался Алекс, цитировавший прочитанное на форуме.
– Короче говоря, мне непременно нужна стажировка и хотелось бы работать с опытным фельдшером. Если это возможно.
– Все будет! – ответил заведующий. – Без стажировки никак и новички у нас всегда работают с опытными фельдшерами.
«Дело сделано!», обрадовался Алекс, приготовившийся к длительному хождению по подстанциям.
– Только уговор! – заведующий слегка нахмурился. – Чтобы никакого врачебного чванства. Если знающий фельдшер говорит, что нужно делать, незнающий врач делает это без пререканий. А то некоторые сразу же в позу встают – нечего меня поучать, я в бригаде главный! С такими у меня разговор короткий, трудовую в зубы и скатертью дорога!
– Я так делать не буду, – пообещал Алекс. – Честное слово. Я понимаю, что я – зеленый новичок, которому предстоит учиться, учиться и учиться.
– Молодец! – похвалил заведующий. – Ты мне сразу понравился, видно, что нормальный мужик, а не клоун какой-нибудь. И то, что ты честно сказал о своих знаниях мне тоже понравилось. Некоторые здесь, в моем кабинете, из себя академиков строят, а сами не знают, каким концом трубку в трахею нужно вставлять. Держи перечень документов для трудоустройства…
Переход на «ты» означал, что Алекса уже считают своим.
«Не сразу все устроилось, Москва не сразу строилась», вспомнил он слова известной песни.
Ничего, что не сразу, а только со второй попытки.
Главное, что устроилось.
