Текст книги "Жандарм"
Автор книги: Андрей Саликов
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Есть.
– Дроздов, обыскать убитых. Собрать оружие и документы.
– Есть.
Приступим. Револьверы «гассер» армейские, сделанные в Австро-Венгрии. Две штуки. Их происхождение ни о чем не говорит. Откладываем их в сторону. Что у нас в карманах? Патроны в количестве двадцати семи штук. Денег ассигнациями тринадцать рублей. Паспорта… Так, у убитого, словившего своей башкой пулю, что делает невозможным его опознание, обнаруживаю два паспорта. А вот это интересно: один из паспортов австрийский.
– Вашбродь, – окликаю я проходящего мимо штабс-капитана. – Посмотрите…
– Мм-ать. Вот это вляпались.
– Вашбродь, гляньте на револьверы.
– Так. Давай этого покойничка повнимательнее осмотрим.
Вспомнив Таманцева в аналогичной ситуации, начинаю стягивать с убитого сапоги. Сапоги как сапоги, вроде ничего особенного. Тщательно ощупываю каждый сантиметр. Ничего. Проверим каблуки. Удача улыбнулась при осмотре левого сапога. Кончики пальцев нащупали маленькую впадинку.
– Похоже, что-то есть. Отрывать каблук, вашбродь?
– Давай.
– Похоже, забивали его в мастерской.
– Или сам забил.
– Есть. Смотрите, вашбродь, коробочка какая-то.
– Дай-ка сюда. Похоже на опий.
– Бритты?
– Разговорчив ты, я смотрю.
– Вашбродь, вы не подумайте, просто мне один моряк знакомый рассказывал, что англичане опий выращивают и продают.
– Выращивают и продают, – передразнил меня штабс. – Много ты знаешь!
«Эх, штабс, знаю я много, только ты мне не поверишь. Скажешь, брехня. Не видел ты нариков, которые не то что опий, ацетон с соломкой варили. Их глаза, лица. Они уже не были людьми. Так, вампиры, за дозу убьют и не поморщатся».
– А может тех…
– А не может тех. Нет у них ничего.
– Понял, вашбродь.
– Ну а если понял, продолжай дальше.
Со вторым справился быстрее. Похоже, что это был обыкновенный стрелок.
Мы случайно зацепили весьма разношерстную компанию. И головная боль у офицеров охранного отделения обеспечена на ближайшую неделю.
– Этих срочно в участок.
Во дворе уже ждали три подводы.
– Мертвяков складывай в последнюю телегу, поручика в первую, она получше, и сена туда побольше положи.
– Дроздов, давай езжай с поручиком, и быстрее.
Это мне. Ну, удружил.
Задержанных у нас забрали сразу по приезде в участок. Меня это только обрадовало, услышанное оптимизма не добавляло. Если вкратце, то получается, что снова зашевелились революционеры: двое из пятерых точно политические, остальные какие-то мутные. Ну а что, занимались уголовщиной, так это только настораживало. Черт, ну не помню я, когда образовались народовольцы. «Землю и волю», как я помню, разогнали в 1864-м, сейчас 1876-й, и скоро начнется война 77-го, и где-то рядом, примерно в эти года, раскручивается маховик террора. Хотя он уже начался, и, по-моему, немного раньше, чем в моей реальности. И ниточки ведут за границу. Деньги, похоже, оттуда идут, слишком дорогое удовольствие – заниматься террором.
Опиум. Вот это очень серьезно. И за опиумом стоят бритты, причем без вариантов. И это очень плохо, слишком много как англофилов, так и настоящих британских агентов. И палки в колеса совать будут, и попробуют авторитетом надавить. Но скорее всего, очень скоро коробочка с опием исчезнет, и расследование в этом направлении заглохнет. И через тридцать лет наркотики будут распространены на Дальнем Востоке. Надо будет запомнить всех, кто заинтересуется данным делом. Меня в расчет брать не будут, я для них «серая скотинка». Что прекрасно, постараюсь устроить им хороший сюрприз.
Вернувшись в казарму, начинаем сразу по свежим следам писать отчет. Причем коллегиальность была запрещена. Каждый пишет сам, что видел, слышал, делал. Конечно, эта возня с бумагами никого не радовала, но все понимали ее важность. Потратив час на написание своего отчета и сдав его в секретную часть, отправляюсь спать.
Утро добрым не бывает, как правильно заметил ослик Иа. После пробежки в три версты мне надо было идти к моему инструктору по минному делу штабс-капитану Ершову. Личность в узких кругах знаменитая. Начинал, как и все, в Польше, командиром саперной роты. И почти за год войны потерял всего семерых убитыми и пятнадцать ранеными. Если бы не дурная паненка, всадившая ему пулю в спину, то его карьера, без сомнений, пошла бы в гору. Фактически он создал прообраз штурмовых групп.
В нем соединились две страсти. Охота и увлечение взрывными работами. Прибыв к месту службы, он, естественно, отправился на охоту. И благополучно унес с нее ноги. Трудности, как известно, укрепляют характер и волю. Поэтому молодой еще тогда Ершов решил взять с собой солдат. На свое счастье, он решил проверить, как они стреляют. Некоторые попали в мишень. Глядя на эту картину, он понял, что, пока солдаты не научатся стрелять, охота для него закрыта. К несчастью для него, выяснялось, что солдаты вдобавок не умеют вести взрывные работы. Этого он перенести не смог.
Два месяца он как проклятый натаскивал свою роту. Каких нервов и труда это ему стоило, осталось тайной. Но когда полыхнуло, его рота уцелела только благодаря этим тренировкам. Ксёндз, тварь, чтоб ему черти сковороду погорячее калили, повел крестьян резать схизматиков, только не учел характера молодого ротного, вместо рефлексий тот скомандовал «залп». Остатки воинства побежали, но золотого моста им давать не собирались. Ринувшиеся за ними саперы перестреляли всех до единого человека. А сволочного ксёндза Ершов приказал вздернуть. Вырезав своих мятежников, поручик сразу направился в ближайший монастырь, где его уже считали покойником. Обидевшись за такое к себе отношение, Ершов взял его штурмом, а братию по уже складывающейся традиции вздернул. Воплей было до небес, но, что удивительно, нападение на части почти прекратились, и подстрекать народ духовенство боялось. Кстати, та дура, вообразившая себя героиней, плохо кончила. Саперы, выжившие благодаря молодому поручику, подняли ее на штыки.
Глава 3
Картинки из прошлого
Человек семь мужиков успели сбежать, девятнадцать были убиты, двадцать девять ранены, четырнадцать сдались. Итог неплохой. А на десерт оказалось, что один раненый из шайки Кистеня.
– Господин пристав? – И, получив взмах рукой в качестве знака согласия, приказал волочь подранка за собой.
– Ну что, мил-человек, рассказывай, где вас ждут.
– Ты что творишь… – Но матерная тирада резко оборвалась.
Недолго думая я долбанул наглецу по раненой ноге и, не давая завалиться, отвесил пару оплеух.
– Понял все, мил-человек, – как ни в чем не бывало продолжил Семеныч. – Ты говори, облегчи душу-то. Помочь?
– Не надо, ваша взяла.
– Вот и ладно. Где подельники тебя ждут? Ну, не зли меня. – И Семеныч зыркнул на татя так, что всем стало не по себе.
Бандит сломался, ранение и допрос подорвали его силы. А сидевший перед ним унтер… Смерть перед ним сидела. Спустя пять минут он рассказал все, что знал.
– Вот, а ты упрямился. Его отдельно городовым передай, – приказал дядька и направился к приставу и стоящему рядом с ним губернскому секретарю.
Спустя минут десять он вернулся с пожилым городовым. Мы ждали его немного в стороне, наблюдая, как споро сортируют пленных.
– Все, хватит по сторонам смотреть. – Семеныч был озабочен, но старался это скрыть. – Веди.
И наш проводник нас повел. Старый – не значит слабый, этот постулат я понял через километр. Этот старик пер по лесу, как лось, но шуму почти не производил.
– Отдохните, а я пока пошукаю. – И городовой тихо растворился в лесу.
Спустя полчаса, когда мы уже начали волноваться, он появился:
– Здесь они, не ушли никуда.
– Это хорошо. Главаря видел? – задал животрепещущий вопрос дядька. Похоже, главарь нужен живым. – Давай веди.
– Вот что, давай я покажу твоим места, где стоять надо, чтобы аспидов этих побить. А ты сам смотри уже кому где стоять, – неожиданно уперся старик.
– Лады, показывай, – не стал чиниться Семеныч.
Дальше все оказалось просто, городовой указал четыре места, ну прям номера, где на одном оказался я. Спустя десять минут раздалась стрельба, и через пару минут на нас выбежало трое бандитов. Но стрелять мне не довелось. Я был «контрольным» стрелком и стрелять должен был, только если кто-то промахнется. С расстояния в двадцать метров грохнуло три выстрела, и вся троица упала на землю. Отсюда было видно, что они уже у апостола Петра.
– Эй, сынки, – услышали мы голос Семеныча. – Вы как, живы?
– Живы.
Спустя минуту он показался и сам.
– Ну, что смотрите, обыскать. – Он указал на убитых. – Как закончите, ко мне подходите.
Настоящее
– Докладывай.
– Во время задержания подозреваемый укрылся в пристройку. Для его нейтрализации была применена граната «Заря». Поражающее воздействие хорошее. К недостаткам следует отнести запал, поскольку он требует отсутствия влаги. При дожде применение «зари» было бы проблематичным, – четко отбарабанил я заранее подготовленный доклад.
– Какое поражающее воздействие у «зари»?
– После ее применения задержанный получил легкую контузию и не смог сразу оказать сопротивление.
– Вот теперь доклад стал полным. Учись сразу ясно и четко излагать информацию.
«Блин, давно меня так носом не тыкали. Причем за дело», – пронеслось у меня в голове.
– Учись думать, думать нестандартно, ставь себя на место противника.
Вот тут на моем лице отразилось удивление. Так натаскивают командный состав.
– Ладно, свободен.
Мои догадки подтвердились через три дня. Построив нас на плацу, командование приступило к раздаче слонов. Поручик Михайлов получил чин штабс-капитана, Семеныч стал фельдфебелем, а мы – унтер-офицерами. Вдобавок наша группа развертывалась в отряд численностью тридцать пять человек. Если вы думаете, что я этому рад, то глубоко ошибаетесь: наша группа была хорошо подготовлена и имела пусть небольшой, но реальный боевой опыт. А сейчас все придется начинать сначала.
Структуру отряда довел до нас Михайлов, командир. Замом стал Семеныч, и образовалось три отделения по десять человек: Овцын и Юрьев командуют стрелками, а я саперами. Кстати, штабс-капитан приказал нам подготовить одежду и амуницию для своих отделений.
Честно говоря, я решил, что уж теперь развернусь. Прогрессор, блин. Но жестокая правда жизни вмиг привела меня в чувство. Сначала я подготовил штурмовой комплект: брезентовые штаны и китель со вставками из трех слоев кожи на локтях и коленях. Верхняя одежда состояла из куртки с капюшоном и теплой подкладки, которую можно снять. Вот только эта форма будет бросаться в глаза. Михайлов, посмотрев и примерив, сказал, чтобы я заказывал ее для себя и своих подчиненных. А также порекомендовал подумать, как можно доработать старую. Особо не напрягаясь, просто пришил кожаные вставки на нашу повседневную форму. Этот вариант тоже одобрили.
Больше всего проблем доставили вооружение и средства защиты. В последнее входили шлем и бронежилет. Их форму я слизал с современных образцов, но повторить материал, естественно, не мог. На их изготовление пошли толстая кожа, конский волос и двухмиллиметровые пластины металла. Конечно, такой материал не обеспечит прочности исходных образцов, пришлось ограничить функции защиты. От пули они не спасут, разве что она пройдет по касательной, но от банального удара палкой должны помочь. Все лучше, чем ничего.
К оружию я подошел очень вдумчиво. От того, как правильно я его выберу, зависит наша жизнь. Ножи – это обязательно, «вессон» каждому. А вот с магазинными винтовками вышел облом: приобрести-то их приобретут, только как быть с патронами? Их много закупать не будут. Пришлось наступить на горло своей песне и остаться с привычными драгунками. Вот оружие для ближнего боя попило мою кровушку. Со скорострелками я разобрался быстро: пять комплектов ружей на базе «вессона» – и проблема решена. С дробовиками такой кавалерийский налет не прошел: нужных мне образцов еще просто не изобрели, пришлось делать их самому. Естественно, винчестер изобретать я не стал, это в книгах все умные и могут легко повторить будущие технологии и изделия. Просто я взял шестиствольный револьвер за основу, увеличил длину стволов, ввел ребро жесткости, к нему прикрепил рукоятку, сделал съемный приклад. Вот и все. Согласен, что неказисто, зато пять образцов сделали за неделю. Плюс ручная сборка, так что работали они как часы.
Мины и гранаты. С ними определились сразу. Вместе со штабс-капитаном Ершовым разработали и внедрили три вида гранат. Это «заря» – обыкновенный взрывпакет, но помощнее. Предназначена она для захвата пленных. «Эфка» и «колотушка» – из названий все ясно, какая форма и какие задачи они выполняют. Мину мы изготавливаем типа МОНки, до настоящей ей далеко, но на безрыбье и рак рыба. Электродетонаторы и подрывные машинки закупаем, их производят для взрывных работ геологам и горнякам.
Вот только интересно, чем вызвано увеличение численности: нашими успехами или надвигающейся войной. Уже разгромлена Сербия, и теперь мы пытаемся вытащить ее из дерьма. Похоже, снова все повторится. Я вспоминаю картины Верещагина и старый советский фильм «Герои Шипки». Только теперь через это придется пройти мне.
К войнам готовятся всегда, но объявляют, когда это выгодно. По-моему, эта война нам не выгодна: буквально вся Европа дает согласие на это «предприятие». Англия и Австрия дают нам понять, что не против того, чтобы мы вломили туркам. И наш канцлер как баран лезет в эту ловушку. Интересная получается ситуация. Естественно, пропаганда кричит: «Спасем братушек». Вот только через сорок лет они в нас стрелять будут.
Мы сопровождаем груз в Кишинев. Гоняем любопытных, а заодно строим охрану, чтобы шевелились и не расслаблялись. И в этой командировке с нами приключилась неприятная история. Охрану мы несли совместно с внутренней стражей, и под это дело нам сплавили всех раздолбаев в количестве пяти человек. Глядя на эти хари, очень хотелось пристрелить пару-тройку, чтобы остальные поняли, что мы не на прогулке. Плюнули и мудро решили, что уж с охраной одного вагона с кабелем они справятся. Унтер, командовавший этой шоблой, по закону подлости оказался именно в моем эшелоне. Три вагона всего, кажется, что сложного? Только на первой же станции я увидел пьяных в дым охранничков. Разговор на повышенных тонах ни к чему не привел, и следующие две станции пьянка продолжилась. Не став поднимать лишнего шума, мы просто отметелели это воинство, а потянувшегося за оружием унтера я пристрелил. Труп скинули на первой же остановке, где горе-вояки его и закопали. Шум внутряки, к моему удивлению, поднимать не стали, а фельдфебель, принявший обратно присмиревшую команду, даже поблагодарил. Но все равно было неприятно.
А груз интересный: мины Герца. Заказчик – флот. Вас это не заинтересовало? Мне все понятно: минами перегородим Дунай – и привет, турецкие корабли можно списать. А для особенно настырных сюрприз – отмороженные экипажи русских минных катеров. Почему рассчитываем на них? Да потому, что наши адмиралы за пять лет не смогли построить хотя бы фрегаты. И катера – это импровизация. Кроме них, у нас ничего нет: пара недоразумений, названных военными кораблями, не в счет.
Задается вопрос: а как это немцы нам новейшие мины поставили? Может, для кого-то это шоком будет, но здесь мы с ними в хороших отношениях. Правда, когда принимали груз, немецкий коллега высказал Михайлову все, что думает по поводу нашей политики. По-русски и без мата. Думали, сквозь землю провалимся. Князь Горчаков в своем непонятном франкофильстве уже пошатнул отношения с Германией. Хотя надо по возможности поднять его послужной список. Создается впечатление, а не вербанули его в молодости? Его германофобская позиция наводит на неприятные размышления. Интересно, ведь в Крымскую Пруссия была нашим единственным союзником. А сейчас в верхах все влюблены в прекрасную Францию: как же, Париж, Монмартр. А на резонный вопрос, что они нам гадят, слышим: «Вы грубияны и лапотники, ничего не понимаете». Ответ, естественно, на французском языке. Вот так и начинаем жить. Император, правда, сохраняет дружбу с немцами, но он один. А эта гнусь, канцлер, ратует за дружбу с Францией, а ведь мы с ней уже дважды воевали. Я, грешным делом, от такого чуть не рехнулся: начало перестройки и нового мышления. На мой осторожный вопрос: «Как же так?» – был послан. Михайлов, читая газеты, мрачнеет все больше, задавать вопросы больше не решаюсь, но газеты потихоньку после него читаю. Ничего хорошего, в Англии осуждают османов. В Европе осуждают. Значит, подождут, пока мы не вломим туркам, потом поставят нас на место и возьмут себе что-нибудь вкусное. А австрийцы, похоже, получили для себя что хотели. Потому как молчат и делают вид, что проблемы турок их не касаются.
– Подъем! – Крик дежурного обрывает мой сон.
Одеться и бегом на плац. Так мои все здесь.
– Становись, становись, становись!
Я, Овцын и Юрьев командуем своим подчиненным.
– Равняйсь! Смирно! – Семеныч завершает построение отряда.
– Вашбродь, отряд построен.
– Здорово, орлы.
– Здравие желаем, вашбродь.
– Вольно.
– Вольно.
– Нам предстоит важная задача. Мы в числе других будем охранять государя. Это наш первый серьезный экзамен. От того, как мы себя покажем, зависит наша судьба. Разойдись.
Но что-либо показывать и доказывать нам не пришлось. Отряд в полном составе просидел в Кремле безвылазно день. А ближе к вечеру нам объявили о частичной мобилизации, под которую мы попали.
Военные грузы мы больше не сопровождаем. Согласно приказу по корпусу готовимся к убытию в действующую армию. Отметили 1877-й. Кручусь, как белка, пытаясь все предусмотреть и ничего не забыть. Ершову намекнул, что пора делать заготовки гранат, пока не поздно. Инициатива наказуема, и я, высунув язык, обежал всех кустарей. Признаюсь, что пришлось нагло использовать служебное положение, но все заготовки и материал для них я приволок. Дома меня ждал сюрприз: согласно приказу нас передали в третий жандармский эскадрон, вот только мы – пеший отряд, поэтому недолго думая нас отправили охранять обоз, по прямому профилю, так сказать. Плевать, главное, что наши повозки с имуществом пристроили в него. Подшучивали над нами, причем некоторые шутки были таковы, что пришлось набить кое-кому морду. Вот только я помнил из мемуаров Брусилова, как досаждали тылам башибузуки, настроение, и без того нерадостное, окончательно испортилось.
Война объявлена. Согласно планам наш эскадрон идет во втором эшелоне. Проходим Румынию, судя по всему, их части не собираются воевать. Господи, ну почему у нас всегда такие союзники, что не знаешь, с кого начать: с них или с противника?
– Вашбродь, разрешите обратиться?
– Обращайтесь.
– Надо трофейные турецкие винтовки собирать.
– Зачем? У нас свои винтовки есть не хуже. – Михайлов с интересом смотрит на меня.
– Есть, только патронов мало, лишь что с собой взяли. А у турок английские винтовки, получше, чем у нас, да и патроны проще достать.
– Дроздов, мысли у тебя интересные, только где винтовки хранить будем? А то их мигом армейцы отберут.
– Так унтер Смирнов много о севастопольской осаде рассказывал. Если они попробуют их отобрать, то пусть платят за них деньги и сразу. И никаких рассрочек. Мигом успокоятся.
– Ладно, уникум, только осторожно и чтоб никто не подкопался. А то посчитают мародером. – И одарил меня задумчивым взглядом.
– Так точно, понял, вашбродь.
– Дроздов, ко мне. – Это уже Семеныч. – Вот что, сейчас берешь свое отделение в «штурмовой» экипировке и вперед, в головной дозор.
– Господин унтер, зачем? Мы ведь пока в Румынии, – пытаюсь я отказаться от этого задания.
– Затем, чтобы и ты, и другие привыкли. Мы в дозор всегда идем, как в бой. Запомни, если хочешь жить. Нет здесь мира. Понял?
– Понял. Спасибо за науку. Но бронежилеты и каски может лучше не надевать?
– Ладно, можешь не надевать, иди.
Подхожу к повозке, где лежит наше имущество, и забираю из ящика гранаты, запалы и сумку для них. Беру по две «эфки» и «колотушки». К ним добавляю полсотни патронов, доведя БК до сотни. Вес давит, но ничего, у меня с таким запасом больше шансов остаться в живых. Выстраиваю отделение и тщательно проверяю каждого бойца. На войне мелочей нет.
Семеныч, как обычно, оказался прав. Сначала обозные похихикивали над нами, но чем ближе становился Дунай, тем уважительнее становилось отношение. Видимо, до многих доходило, что мы – их единственная защита. Все хорошее когда-нибудь кончается, закончилась и наша мирная жизнь.
Перейдя Дунай, мы двинулись за западным отрядом, куда входил наш эскадрон, входящий во 2-ю Донскую казачью дивизию. Не торопясь подъезжаем к Никополю, там узнаем последние новости о неудаче под Плевной. Несмотря на это, многие верили, что это временно и скоро мы снова будем наступать. Глядя на них, я угрюмо молчал, зная о втором штурме, где мы опять умоемся кровью, что командование западным отрядом снова бросит в лоб части без малейшего маневра. Кто кричал в моем времени о том, как воевали при Сталине, должно быть, удивились бы, что так воевали и при царе. Только если за такое «кровавая гэбня» стреляла «великих полководцев», то мы молчали, в отличие от потомков.
Штабс-капитан ушел представляться начальству, а мы начали расспрашивать старожилов об обстановке.
– Дык турка ночью налетает, чуть зазеваешься, и все, башку отрежет, – несколько покровительственно говорил унтер из местного гарнизона.
– А вы что же, не можете его побить? – закидываю удочку я.
– Молод ты еще, он ведь не воюет, так, наскочит. А прижимать начнешь, так бежит.
– А много турка? – Это уже Юрьев.
– Да кто его знает, не посчитать супостата.
– А скольких убили? – пытаюсь узнать что-то конкретное я.
– Да десятка два, это которых нашли, – ответил унтер.
Я потихоньку отошел в сторону.
«Двадцать – это найденных, еще накинем пятнадцать трупов, что с собой уволокли, плюс раненые, хм, семьдесят – восемьдесят человек турки потеряли. Очень неплохо, только сколько осталось? И действуют грамотно, вроде и земля под ногами не горит, а напряжение постоянное».
– Дроздов, ко мне, – кричит Семеныч.
– Архип, бежим, – окликаю Юрьева.
В сторонке уже стоят Овцын и Семеныч, подбегая, вижу, как к нам возвращается Михайлов.
– За мной, – коротко бросает он, подходя.